За номером 600

      На аэродроме в Боровичах младший лейтенант Носов времени зря не терял. Он сравнительно легко овладел техникой пилотирования. Несколько труднее давалась ему тактика воздушного боя. Дело в том, что в обобщенном виде ее не было. Все задумки конструктора и летчиков-испытателей предстояло еще проверить в боях.
      Носов сразу обратил внимание на то, что в кабине за спиной летчика находилась бронеплита. Передняя часть фонаря кабины выполнена из прозрачной брони. Сверху и с боков фонарь закрывался бронелистами. Броня защищала и "брюхо" машины. Такая мощная бронезащита позволяла низко летящему самолету быть почти неуязвимым для ружейно-пулеметного огня противника с земли.
      Достойно оценил Носов и вооружение самолета: две пушки 23-миллиметрового калибра с 240 снарядами и два пулемета в крыльях с 1500 патронами. В арсенале летчика находились еще бомбы общим весом до 600 килограммов и восемь реактивных снарядов 132-миллиметрового калибра.
      На Ил-2 стоял мощный отечественный двигатель конструкции А. А. Микулина. Он обеспечивал штурмовику скорость у земли более 420 километров в час, потолок 7500 метров и дальность полета более 630 километров.
      И вот на таком "летающем танке" младшему лейтенанту А. А. Носову предстояло лететь уже не в учебный, а в боевой полет. Маршрут пролегал над территорией, полностью занятой фашистами. В воздухе на один наш самолет приходилось по четыре-пять вражеских. На подходе к цели можно было ожидать обстрела из всех видов оружия. Жизни летчика угрожала ежеминутная опасность. Такую ситуацию на фронте Носов называл тревогой без отбоя.
      На бомбардировщике СБ Носову, как говорится, не пофартило. И вот теперь, после значительного перерыва, он снова отправляется на боевое задание с фронтового аэродрома - ведомым командира эскадрильи. Но лететь предстояло не на бомбардировщике, на котором он уже побывал в боевой обстановке, а на штурмовике. Значит, с ним рядом не будет ни штурмана, ни стрелка-радиста. В кабине - один пилот. Он и летчик, и штурман, и стрелок, и радист. На все руки мастер. За все в ответе...
      - О чем задумался, младший лейтенант? - с улыбкой спросил капитан.
      Носов посмотрел на командира эскадрильи, но ответить не успел. Они подошли к стоянке самолета, и Васильев, словно забыв о своем вопросе, озабоченно сказал:
      - Принимай машину. Через пятнадцать минут вылетаем.
      Техник-лейтенант Василий Черяпкин доложил летчику о готовности машины к полету. Слушая техника, Носов одновременно слушал и удары собственного сердца. Машинально глянул на часы. Без двух минут семь. Пора. Попросил Черяпкина помочь ему надеть парашют. Поступила команда: "По самолетам!" Носов забрался в кабину. Включил мотор. Задвинул фонарь. Кивнул технику головой: "Можно убирать из-под колес тормозные колодки".
      Техник приветливо помахал рукой: "До встречи на стоянке!" Носов вырулил на старт. Минута, другая, и, получив разрешение стартера, он начал разбег. Привычно в нужный момент плавно оторвал машину от земли и устремился за впереди летящим командиром.
      Штурмовики набрали заданную высоту. Взяли курс на аэродром Крестцы. Здесь была намечена встреча "илов" с группой прикрытия - истребителями 402-го авиационного полка.
      Носов следовал за ведущим. С большой точностью выдерживал заданную высоту, скорость, курс...
      Капитан Васильев считался одним из лучших навигаторов авиаполка. Безукоризненно владел пилотированием. Был расчетлив, выдержан и смел. Никогда не уклонялся от встречи с противником. Терпеливо учил молодежь летному искусству, водил в первый бой. На него можно было положиться в любом самом сложном переплете. Жизнерадостный, общительный, он с первого же знакомства пришелся Носову по душе. И то, что такой командир взял его ведомым в первый боевой вылет на штурмовике, радовало. Настраивало на удачу. Хотелось оправдать доверие командира в бою.
      Над Крестцами истребителей сопровождения почему-то не оказалось. Штурмовики сделали над аэродромом два круга. Капитан Васильев передал младшему лейтенанту: "Следуй за мной". Он принял решение выполнять боевое задание без сопровождения истребителей. Тем более что воздушная обстановка позволяла. Над Крестцами и дальше на запад, покуда хватал глаз, простирались слоистые облака. Толщина их не превышала 100 - 150 метров. В случае опасности можно было легко нырнуть в дымчатую пелену и продолжать полет по приборам. Облачность давала возможность осуществить скрытый маневр на подходе к Старой Руссе на малой высоте. Давала шансы благополучно преодолеть зоны заградительного огня зенитчиков и позволяла нанести внезапный удар по вражескому аэродрому.
      Боевая обстановка на Северо-Западном фронте в конце августа и начале сентября 1941 года оставалась весьма напряженной. Противник превосходил советские войска в дивизиях в 1,7 раза, а танках - в 1,3 раза, в орудиях и минометах - в 2 раза. Враг наступал крупными группировками. Инициатива находилась в его руках. Наступательные действия фашистов мощно поддерживала авиация. Чтобы сбить ее активность, штурмовики наносили свои удары прежде всего по аэродромам врага.
      Носов про себя одобрил решение командира лететь на штурмовку вражеского аэродрома без прикрытия истребителей. Он понимал, что Васильев рисковал. Брал на себя всю ответственность за выполнение боевого задания. Но капитан действовал в соответствии с конкретно сложившейся обстановкой, разумно и осмысленно. Без суеты и поспешности.
      Риск. Рискованное дело. Эти понятия воспринимались на фронте по-разному. Порой среди летчиков нет-нет да еще и говорилось, что рисковать - это значит действовать на авось. Без расчета, по слепому наитию. Между тем на войне рискованное дело всегда было уделом отважных и волевых, целеустремленных и творческих людей. Они определяли степень риска целью и тем результатом, к которому стремились в бою, - победой над коварным и сильным врагом.
      - Риск сам по себе выступал на фронте как одно из качеств профессионального военного летчика, - заметил Александр Андреевич. Вообще-то, любой полет на фронте был рискованным.
      Позади остались Крестцы, ложный аэродром, ничем не примечательная речка Холова. Мелькали под крыльями самолетов леса и холмы, озера и болота, какие-то деревеньки и хутора, не обозначенные даже на полетной карте. Показалась южная часть Ильмень-озера: водная гладь - не охватишь глазом.
      Носов бросил взгляд на компас. Курс - 180. Повернул голову влево и увидел вдали окраины Старой Руссы. Районный центр Ленинградской области (до 1944г.) Старая Русса имела пристань на реке Полнеть, железнодорожный узел и аэродром, нашпигованный "юнкерсами", "мессершмиттами", и "хейнкелями". К ним-то и пробивались Васильев с Носовым. Гитлеровцы, конечно, их не ждали. Иначе давно бы открыли заградительный огонь или подняли навстречу истребители.
      Они шли, маскируясь облаками. Носов сгорал от нетерпения. Хотелось немедленно бросить штурмовик в атаку. "Пора, пора, товарищ капитан", мысленно подгонял он командира эскадрильи. Ему казалось, что Васильев затянул время полета в облаках и они проскочили аэродром. И только успел об этом подумать, как ведущий вывалился из облаков в "окно" и бросил штурмовик в пике. Он стал бить по стоянкам вражеских самолетов реактивными снарядами, а Носов сбросил бомбы на зенитную батарею.
      На аэродроме один за другим загремели взрывы. Гитлеровцы спохватились и запоздало открыли по штурмовикам огонь, не причинивший им вреда. Они утюжили фашистскую боевую технику на малых высотах. Одна из бомб, сброшенных Носовым, угодила в середину стоянки бензозаправщиков. Взметнувшиеся языки пламени, подхваченные ветром, перекинулись на стоянки самолетов и заплясали по фюзеляжам, кабинам и крыльям. Загорелись штабные здания, офицерские дома и солдатские казармы...
      Забегали, заметались гитлеровцы. Спасали то, что еще можно было спасать. Несколько "хейнкелей" попытались взлететь. Васильев и Носов почти в упор с бреющего полета расстреляли их на рулежной дорожке.
      Горящие машины застревали на взлетной полосе и не давали взлететь с аэродрома тем, кто уцелел. И все же двум или трем "хейнкелям" удалось подняться в воздух. Васильев и Носов не стали дальше испытывать судьбу. Боевыми разворотами ушли в облака. Вдогонку им остервенело били осипшие от натуги вражеские эрликоны.
      На обратном маршруте Васильев и Носов дерзко атаковали гитлеровскую автоколонну, которая, видимо, спешила в Старую Руссу. Носов первым застопорил движение транспорта на дороге: расстрелял и поджег впереди идущие машины с грузами. Васильев замкнул колонну: расстрелял и поджег замыкающие машины.
      На бреющем полете штурмовики прочесали весь гитлеровский обоз. Затем повторили маневр. Среди фашистов началась паника: вперед двигаться нельзя, пятиться назад - тоже. Съедешь вправо - провалишься в болотную топь. Съедешь влево - ухнешь в глубокий овраг. Горели и переворачивались бензовозы. Замертво падали у машин гитлеровские солдаты. Носов ликовал: всего два штурмовика, а под ними - море дыма и гари.
      Почти у самой линии фронта штурмовики наткнулись на огневую засаду. Едва выбрались из опасной зоны. Носову все время казалось, что зенитные снаряды и пулеметные очереди летят только в него, а не в самолет капитана Васильева. Они проносились то над кабиной, то сбоку, то впереди мотора.
      Пересекли линию фронта. В шлемофоне послышался чуть глуховатый голос командира эскадрильи:
      - Как настроение?
      - В норме, - бодро ответил Носов.
      Полет подходил к концу. Но летчики не ослабляли бдительности. Внимательно следили за горизонтом. Предстояла сложная посадка. Надвигался туман, а в тумане все на земле кажется приблизительным. Чуть запоздаешь убрать сектор газа - и пролетишь мимо посадочных знаков. Укатишься, как говорили техники, к черту на кулички. Чуть оплошаешь с рулежкой на пробеге и самолет развернет боковым ветром поперек старта, поволокет на капониры.
      Ведущий пошел на посадку первым. За ним начал планировать ведомый. Важно было не осрамиться на глазах у всего личного состава полка. Ничего не забыть. Сделать все, как бывало в учебно-тренировочном полете. Ни секундой раньше, ни секундой позже сбросить газ. Выбрать на себя руль глубины. Не упустить мгновения, когда колеса шасси коснутся земли.
      На штурмовик стремительно набегала зеленовато-серая полоса. Носов услышал, как щелкнули замки. Стойки шасси выпали из своих гнезд. Самолет вздрогнул и сделал едва ощутимый клевок вниз. Вышли щитки. Все, как надо. Ил-2 легко приник к земле и побежал мимо стартера, приветливо махавшего Носову белым флажком.
      Заруливая машину на стоянку, Носов перебирал в памяти события минувшего полета... В голове летчика независимо от его воли как бы стрекотал аппарат кинокамеры. Лента бежала, в глазах мелькали пестрые картины валдайского ландшафта. И вдруг появлялся, ощетинившись жерлами злобных зениток, вражеский аэродром. И казалось, что он завис над ним и все огненные трассы эрликонов впились в дюралевую обшивку штурмовика... Носов нервно заерзал на сиденье, обнаружив, что машинально прибавил газу и проскочил свою самолетную стоянку...
      - Может быть, - вспоминал Александр Андреевич, - у других летчиков в первом боевом вылете все было иначе. У меня - только так, как сохранилось в памяти. Не случайно говорится, что по старой памяти, как по новой грамоте.
      Капитан Васильев остался доволен своим ведомым. Новичок в полете держался молодцом. С характером оказался человек. Со своим летным почерком. На всех этапах маршрута действовал как бывалый воздушный боец. Первое боевое крещение на штурмовике, а почти ни в чем нельзя упрекнуть.
      В бою действовал расчетливо и грамотно. Экономно расходовал боеприпасы. Повторял тактические приемы ведущего. Так это же в первом боевом вылете не минус, а плюс! "Летали-то парой! - с удовольствием констатировал Васильев. Били в одну точку. Пикировали на одни и те же цели. Уходили от одних и тех же вражеских зенитных снарядов и пулеметно-пушечных очередей. Прикрывали друг друга. Вместе пробивались сквозь огневые засады". Видимо, боевые вылеты на бомбардировщике не прошли для летчика даром...
      Носов конечно же сравнивал в полете бомбардировщик и штурмовик. СБ легко управлялся, но для применения на поле боя, для штурмовки аэродромов и уничтожения танковых колонн противника не годился. Другое дело - Ил-2. По признанию бывалых фронтовиков, мог один выполнить задачу целой стрелковой роты. Носова горячо поздравили с первым боевым вылетом Михаил Павленко, Петр Марютин, Григорий Фролов, Михаил Маляев и Александр Никитин.
      - Качай его, хлопцы! - задорно кричал Михаил Павленко. - Шесть заходов сделал, и ни один не пропал даром.
      В штаб 288-го авиаполка уже поступило подтверждение: капитан Васильев и младший лейтенант Носов уничтожили на аэродроме Старая Русса до 20 самолетов типа Ю-88, Хе-113 и Хе-111. Подавили до двух зенитных батарей. Застопорили на дороге движение вражеской автоколонны. Разгромили и сожгли 3 танкетки, 10 автомашин, 12 повозок и уничтожили до взвода гитлеровских солдат и офицеров.
      Высоко оценил боевую работу летчиков-штурмовиков командир 57-й смешанной авиадивизии полковник К. А. Катичев. Он объявил капитану Васильеву и младшему лейтенанту Носову благодарность в приказе. Специально прилетел в Боровичи. Поздравил летчиков с победой. Попросил подробно описать тактику полета на маршруте, на подходе к цели, при действии над ней и при уходе от нее. Под конец разговора не выдержал официального тона, улыбнулся, широко раскинул могучие руки, сгреб в охапку Васильева и Носова, взволнованно сказал:
      - Ваш успех - это же отличная оценка новому самолету. Какой помощник пехоты на поле боя, истребитель танков, штурмовик аэродромов, воздушный разведчик!..
      Командир авиадивизии обещал детально разобраться с истребителями сопровождения. Выяснить, почему они запоздали с вылетом и пришли к цели, когда штурмовики уже разбомбили ее и ушли. Катичев отметил, что штурмовики рисковали, но боевое задание выполнили. Результаты превзошли все ожидания.
      Командир полка майор И. В. Дельнов, поздравляя младшего лейтенанта А. А. Носова с первым боевым вылетом на штурмовике, с гордостью и скрытым удивлением говорил:
      - Выше всяких похвал! На одного воздушного бойца в нашем полку стало больше.
      Взволновала Дельнова удача Васильева и Носова. Заканчивая разговор с Васильевым, напомнил:
      - Соберите летчиков. Подробно проанализируйте полет. Теперь нам часто придется летать по вражеским тылам парой. Предоставьте слово Носову. Времени на его рассказ не жалейте. Побольше живых картинок полета. Какую скорость держал на маршруте и на подходе к цели? На какой высоте входил в первую атаку? Под каким углом визировал бензосклад? Как уходил из-под огня зенитных батарей? Как действовал при уходе от вражеского аэродрома? Какие при этом допустил тактические ошибки? Мы должны обрастать фронтовым опытом не по дням, а по часам...
      Капитан Васильев разыскал младшего лейтенанта. Передал просьбу командира полка подготовиться к рассказу "с картинками".
      И вот Носов сидел за столом, склонившись над чистым листом бумаги. Батальонный комиссар И. Т. Калугин посоветовал ему набросать тезисы своего выступления. Прошло уже более двадцати минут, а он не написал ни одной строчки. Закрыл глаза. Попытался представить себе лица однополчан. Как они его будут слушать? Ничего геройского в своем полете он не видел. Всего-навсего слетал ведомым командира эскадрильи. Действовал на маршруте и над целью сообразно конкретно сложившейся обстановке. Маневрировал в зависимости от направления огня зенитных батарей. Две первые атаки сделал вместе с капитаном Васильевым, но затем понял, что для них это может плохо кончиться. Прижимаясь к командиру, он тем самым облегчал гитлеровцам вести огонь одновременно по двум атакующим штурмовикам. Отошел от ведущего на 800 - 1000 метров. Дал ему возможность первым ударить по взлетно-посадочной полосе аэродрома. На нее уже выползали, словно колорадские жуки, "Хейнкели-113".
      Тем временем Носов маневрировал по кругу. Высматривал замаскированные гнезда зениток. Отвлекал их огонь на себя. Намечал очередную цель для удара. Вдвоем с Васильевым они обрушили на врага 12 фугасных бомб, до 400 пушечных снарядов, более 1700 пулеметных патронов и 16 "эрэсов" 132-миллиметрового калибра.
      "С чего начать?" - думал он и почти машинально написал: "3 сентября 1941 года. Вылетели с капитаном Васильевым с аэродрома Боровичи в 7 часов 30 минут утра. Маршрут к Старой Руссе пролегал через Крестцы..."
      Каждое слово, каждая строчка давались Носову с большим трудом. Над целью ему было в тысячу раз легче. Он не забыл отметить, что штурмовики вышли из облаков над аэродромом врага с углом планирования в 10 - 15 градусов на высоте 450 - 500 метров от земли. Затем они увеличили угол планирования до 30 градусов и ударили по стоянкам самолетов "эрэсами".
      Второй заход уже не был внезапным для врага. Зенитные снаряды рвались так близко от самолетов, что пришлось резко маневрировать по высоте и направлению. С боевого курса все же не сходили. И намеченные цели поразили точно.
      Страничка за страничкой заполнялись текстом. Носов увлекся. Когда они взлетали с аэродрома Боровичи, дул боковой ветер. Записал, что видел на маршруте, на подходе к Старой Руссе. Как взаимодействовал с ведущим, как визировал цель, как на нее пикировал, как нырял в облака от зенитчиков, как вел огонь, как бомбил.
      Часа через полтора заглянул батальонный комиссар. Поинтересовался, как идут дела.
      - Пять страничек написал, - смущенно ответил летчик.
      - Посидишь, попотеешь - еще столько же наберешь, - улыбнулся. Калугин. - Глядишь, и летописцем полка станешь.
      С легкой руки батальонного комиссара младший лейтенант Носов основательно подготовился и толково выступил перед личным составом. Выступал прямо на стоянке самолетов. Под рукой у него находилась машина. Каждый прибор в ее кабине был хорошим и надежным помощником рассказчика. Зримо напоминал ему о всех сложных перипетиях боевого вылета. Бензиномер - о расходе горючего. Магнитный компас - о маршруте и ориентировке. Авиагоризонт - о полете в облаках. Рация - об умении пользоваться связью.
      У штурмовика младший лейтенант Александр Носов чувствовал себя не случайным гостем, а настоящим воздушным бойцом.
      Самолетная стоянка
      Самолетная стоянка на фронтовом аэродроме была для Александра Носова не только местом обслуживания и ремонта боевой машины. Она являлась родным гнездом, из которого он улетал и куда возвращался после боя.
      Самолетная стоянка. Здесь Александра Носова не однажды вытаскивали полуживым из кабины. Отогревали, отпаивали горячим чаем из термоса. Бинтовали раны. Приводили, как говорили механики, в чувство. Смеялись сквозь слезы от радости, когда летчик наконец подавал признаки жизни.
      На самолетной стоянке техник-лейтенант Василий Черяпкин учил Александра Носова грамотно эксплуатировать мотор штурмовика. Сел в кабину - все проверь. Как открывается и закрывается шторка водомаслорадиатора? Если она туго открывается или закрывается, то в полете может сорваться стопор. Мотор переохладится и начнет барахлить. Чтобы мотор не давал перебоев, нужно было как следует прогреть его и прожечь свечи, при рулежке от стоянки до взлетной полосы успеть полностью подготовить для работы в воздухе.
      Носов никогда при взлете не давал резко газа, иначе получалась раскрутка винта. В полете внимательно следил за температурой воды и масла. Не допускал, чтобы они имели температуру ниже положенной. При подходе к цели обязательно закрывал шторку водомаслорадиатора. Это делалось для того, чтобы при пикировании не переостудить мотор.
      На самолетной стоянке техники и механики латали штурмовику многочисленные пробоины от вражеских пуль и осколков снарядов. Заправляли горючим. Пополняли боеприпасами. Проверяли каждую гайку и каждый шплинт.
      Техники и механики верили в удачу Носова. Терпеливо ждали его возвращения из полетов. И он не помнит случая, когда бы не нашел у них дружеской поддержки. До сих пор сохранил в памяти их имена: механиков Шумкова, Половинкина, Спицына, Устинова, Михно, Четвертова, Толстогузова, техников по вооружению Соломина и Чекушкина.
      Авиаспециалисты были надежными помощниками и верными друзьями летчиков. С ними Александр Носов встречал фронтовые рассветы. Раскуривал последнюю пачку папирос. Пополам делил каждую галету или сухарь, переживал горечь утрат и радовался одержанным победам.
      - Всякое случалось на войне, - задумчиво говорил Александр Андреевич. Зарулишь, бывало, машину на стоянку, закроешь глаза и ждешь, появятся ли самолеты товарищей. И когда на стоянку не возвращались те, с кем только что вместе, крылом к крылу, дрался с врагом, стонала душа, болело сердце.
      Он коснулся рукой левой стороны груди. Виновато улыбнулся:
      - Барахлит "мотор". С перебоями стал работать... - Голос его дрогнул: Сколько геройских ребят не вернулось! Их продолжали ждать. Тоскливо смотрели в небо. Озабоченно и тревожно обшаривали глазами горизонт. Бегали техники и на старт. Тормошили дежурного по аэродрому: нет ли обнадеживающих сообщений из наземных войск?..
      Случалось, что пропавшие без вести летчики вновь появлялись в полку. Но большей частью не возвращались. Стоянки самолетов некоторое время пустовали. Потом снова оглашались призывным рокотом боевых машин. И снова - проводы и встречи. Тревоги и радости. Воздушные бои. Штурмовки вражеских аэродромов и танковых колонн. К этому взывали гибель товарищей и воинский долг.
      Однажды с боевых заданий не вернулись лучшие из лучших, храбрые из храбрейших: Владимир Васильчиков, Василий Романенко, Александр Молев, Михаил Мшвениерадзе, Александр Быстров, Яков Головко, Николай Кузнецов и другие. Они не колеблясь, не пасуя перед врагом, смертью своей приближали победу.
      Вспоминается подвиг младшего лейтенанта Лунина, - продолжал Александр Андреевич. - Его самолет подожгли над целью. Гибель неизбежна. Но коммунист Лунин не просто погиб. Он направил горящий штурмовик на вражескую зенитную батарею, которая его подбила, и взорвал ее.
      Такими были боевые друзья и товарищи, с которыми он воевал на Северо-Западном фронте. Среди них хотелось бы назвать и Николая Ивановича Белавина. 159 раз поднимал он в воздух свой штурмовик и всегда возвращался с победой. Родина высоко оценила ратные подвиги летчика. Кроме Золотой Звезды Героя, он был награжден двумя орденами Ленина, четырьмя - Красного Знамени, орденами Александра Невского и Отечественной войны I степени, двумя орденами Красной Звезды и десятью медалями.
      Интересно сложилась послевоенная судьба Н. И. Белавина. Он успешно окончил Военно-воздушную академию. Стал генералом. Командовал крупными авиационными соединениями. Испытывал новые реактивные самолеты. Работал, как говорят, на полную катушку. И умер от разрыва сердца. На ходу. Вернее сказать, не умер, а погиб, как на фронте погибали в бою его друзья и товарищи. Служил Родине верой и правдой до последнего вздоха.
      Не вернулся из боя на самолетную стоянку один из самых близких друзей Александра Андреевича Носова - гвардии капитан Василий Сергеевич Романенко. Воспитатель молодых летчиков, он совершил десятки успешных боевых вылетов во вражеский тыл. Наносил бомбовые удары по железнодорожным эшелонам и станциям, по складам и переправам. Штурмовал механизированные колонны. Помогал советской пехоте в обороне и в наступлении подавлять огневые точки. Совершал глубокие рейды на воздушную разведку и свободную охоту.
      23 июля 1942 года гвардии капитан Романенко повел группу Ил-2 на штурмовку вражеского аэродрома в Глебовщине, что находилась недалеко от Демянска. При одной из яростных атак летчик получил тяжелое ранение, но никому из ведомых об этом не сообщил. Не хотел тревожить товарищей, отвлекать их от выполнения боевого задания. Знал, что в воздухе каждая секунда на учете. Каждый маневр - удача или промах. Каждое слово - радость или горе. Каждое решение - жизнь или смерть. И он решил сражаться до конца, до последней капли крови. У него хватило еще сил и мужества выйти из боя, отлететь от вражеского аэродрома, отыскать площадку и посадить машину с убранными шасси. Подняться из кабины штурмовика он уже не смог. Ранение оказалось смертельным.
      Вечером в авиаполк пришли газеты. В них был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР от 21 июля 1942 года о присвоении звания Героя Советского Союза начальствующему составу Красной Армии. В списке тринадцатым по счету значилась фамилия Василия Сергеевича Романенко. Он так и не узнал, что еще при жизни, за два дня до гибели, Родина назвала его своим героем.
      Александр Андреевич рассказывает больше о товарищах, чем о себе. Вспоминает все новые и новые имена, просит не забыть никого.
      Память о войне - живые кусочки фронтовой жизни. Как заросшие воронки от снарядов и бомб. Как незаживающие раны ветеранов. Они говорят сами за себя: о мастерстве и отваге, о стойкости и доблести наших отцов и дедов. Об их беззаветной преданности Родине.
      Память о войне - живая память. У Носова она неразрывно связана с именами боевых друзей и товарищей. Многие из них погибли. Потому, очевидно, Александр Андреевич так мало и неохотно рассказывает о себе - живом и так щедро о тех, кто не дошел до Берлина, не дожил до Великой Победы.
      Не раз и не два Александр Носов и сам встречался со смертью. Лицом в лицо. Но всегда оставался верен себе: возвращался на аэродром с минимальными потерями, а то и вовсе без них. Этому способствовали высокое летное мастерство, глубокий анализ воздушной и наземной обстановки, точный расчет и отвага. Сопутствовала летчику и удача. Порою он пробивался к таким целям, через такие завесы зенитного огня, что сослуживцы только удивленно разводили руками:
      - Просто повезло...
      Повезло. Может повезти раз. Может повезти два... Но не каждый полет. Везло на фронте, как правило, тому, кто не щадил себя, кто думал о других, кто мастерски владел боевым оружием. Ну а в летном деле - виртуозным пилотированием самолета, умением максимально использовать в бою его тактико-технические данные.
      Об этом убедительно свидетельствует и фронтовой дневник Александра Носова. Правда, вел он его от случая к случаю. Урывками. Очевидно, поэтому дневниковые заметки летчика - почти телеграфного стиля. Но весьма и весьма любопытны. Одни из них Александр Андреевич прокомментировал сам, другие однополчане. Третьи прояснили архивы. И записки летчика, сделанные им на Северо-Западном фронте в 1941 - 1943 годах, заговорили.
      Герой Советского Союза гвардии подполковник в отставке А. А. Носов: 10 сентября 1941 года мы штурмовали мотоколонну противника на дороге Лычково Лужно - Карасея. Возглавлял группу "илов" капитан Васильев. Его ведомым был старший лейтенант Григорий Фролов. Я летел в паре с Петром Марютиным. Над целью были атакованы четырьмя Ме-110. Они преследовали нашу четверку до Валдая.
      Капитан Васильев умело использовал в бою тактический прием "змейка". Ведь на "илах" еще не было второй кабины с воздушным стрелком. Заднюю полусферу штурмовика прикрывать было некому. "Змейка" позволяла летчику быть начеку, видеть противника, упреждать его удары. Когда "мессершмитты" оказывались особенно настырными в атаках, мы занимали глухую оборону становились в круг.
      В четверке "илов" строй замыкал младший лейтенант Петр Марютин. Ему доставалось больше всех. Мне тоже изрядно перепадало. Когда я сделал посадку на аэродроме в Макарове без выпуска шасси, на фюзеляж, техник насчитал в моем самолете 360 пробоин. Ил-2 уже не мог больше подниматься в воздух, и его сдали в капитальный ремонт.
      Герой Советского Союза гвардии полковник в отставке П. М. Марютин: Помню, 10 сентября я участвовал в налете на вражескую мотоколонну. Ракетно-пушечные и бомбовые удары были удачными: на дорогах горели десятки танков и автомашин. При возвращении на аэродром два "мессершмитта" внезапно атаковали меня, фактически безоружного: в пулеметных лентах оставалось по нескольку патронов. Они начали за мной охоту. Я едва успевал маневрировать и подставлял под их удары защищенные броней части Ил-2. Почти до самого аэродрома не отставали фашисты, но мне удалось посадить машину.
      Герой Советского Союза гвардии подполковник в отставке А. А. Носов: В машине Петра Марютина насчитали более 500 пробоин. Были разбиты стабилизатор, рули глубины и поворота. Продырявлены крылья, фюзеляж. Выведена из строя пневмосистема подъема и выпуска шасси. Короче говоря, на штурмовике не было живого места. И вот на такой машине Петр Марютин дрался в воздухе с "мессершмиттами". Дотянул до родного аэродрома и сумел произвести посадку, правда без выпущенных шасси, на фюзеляж, поперек старта.
      Друг Александра Андреевича летчик Петр Матвеевич Марютин ныне живет и работает в Москве. Его телефонные звонки время от времени раздаются в квартире Носовых, Друзья остаются верны фронтовой дружбе. Их каждый раз можно видеть вместе на встрече ветеранов 6-й воздушной армии. И тогда они не могут наговориться. Вспоминают далекие и памятные каждому военные годы. Героям есть о чем вспомнить...
      Все послевоенные годы, знакомя Александра Андреевича Носова с кем-либо из своих новых друзей, Петр Матвеевич Марютин неизменно с гордостью говорил:
      - Носов - лучший воздушный охотник штурмовой авиации Северо-Западного фронта.
      Воздушный охотник. Были такие не только в истребительной, но и в штурмовой авиации. Они вылетали в назначенный район и по собственному выбору атаковали наиболее важные цели. В буквальном смысле охотились за ними. Высматривали, подкарауливали, выжидали и наносили внезапные и неотразимые удары. На свободную охоту Александр Носов стал вылетать одним из первых в 6-й воздушной армии. Об охотнике-штурмовике создавались легенды. Он выходил победителем из самых сложных положений. Командование знало: если на боевое задание вылетает Носов, оно будет выполнено. Наблюдательность, быстрая реакция, умение мгновенно принять правильное решение помогали летчику быть неуязвимым для врага.
      Воздушный охотник - один в небе. Один - в кабине самолета. Не отрывая рук от рычагов управления, он работает одновременно за штурмана и воздушного стрелка. Обязан следить за десятком приборов; видеть весь горизонт, но целиться в одну точку; определить расстояние до цели на глаз и по прицелу; вовремя отвернуть от смертоносного веера пуль врага, в свою очередь, сманеврировать так, чтобы, оставшись невредимым, нанести разящий удар и мгновенно занять исходное положение для нового тактического приема.