Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Наследники Великой Королевы

ModernLib.Net / Исторические приключения / Костейн Томас / Наследники Великой Королевы - Чтение (стр. 34)
Автор: Костейн Томас
Жанр: Исторические приключения

 

 


— В этом древнем городе процветает торговля и вряд ли вы найдете там применение для шпаги, которую я вижу на вашем поясе. Судя по тому, что я слышал, вы отменно владеете этой служанкой смерти. Но держите ее в ножнах, мой молодой друг. Пусть ни разу вам не придется обнажить ее там. Это отнюдь не означает, — добавил он, — что я не одобряю того, как вы до сих пор пользовались ею. — Он поднялся из-за стола и пожал всем нам руки. — А сейчас я должен вернуться к своим обязанностям. Погода сегодня довольно свежая и к ночи качка может усилиться. Но не волнуйтесь: все мы в руках Божьих, а Исайя Томсон постарается быть достойным вашего доверия. Доброй ночи, мои молодые друзья. Я уверен, у вас найдется о чем поговорить. И разговор этот будет для вас много приятней, чем болтовня старого капитана.

И в этом он оказался совершенно прав.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

45

Мы вернулись в Англию ровно через три с половиной года в теплый сентябрьский денек, когда мушмула стояла отягченная плодами, а жатва в полях была в полном разгаре. Вернулись мы снова втроем, но тети Гадилды с нами уже не было. Она прожила с нами в Дамаске в нашем уютном обнесенном белыми стенами доме больше двух лет. Однако путешествие в Иерусалим, включая и поездку вокруг Мертвого моря и по реке Иордан надорвало ее силы и она мирно скончалась у нас на руках. Уверен, что тяжелее всего ей было расстаться с моим маленьким сыном Джоном. Мне до сих пор не верилось, что Кэти стала матерью — она ни капельки не изменилась и тем не менее у нас рос сын. Я совершил открытие: ничто в жизни не может сравниться с чувством, которое охватывает тебя, когда глядишь на любимую женщину с твоим первенцем на руках.

Растить его было делом не простым. Подавляющее большинство младенцев умирало, не дожив и до трех лет. Кэти не могла кормить сына грудью до двух лет, а брать темнокожую кормилицу мы, естественно, не хотели. Кормить ребенка козьим молоком мы не могли, ибо сильно сомневались в его качестве, да и тетя Гадилда почему-то питала предубеждение против козьего молока. Поэтому приходилось кормить ребенка жидкой овсяной кашей с супами, а немного позже овощами и кусочками мяса. Эта пища явно шла ему впрок, особенно после того, как я настоял на том, чтобы большую часть дня его освобождали от пеленок, которые не давали ему шевельнуть ногой. Тетя Гадилда возражала, уверяя, что это против всяких правил, но мне удалось перетянуть на свою сторону Кэти, и с тех пор мой сын мог сколько душе угодно брыкаться и сучить ножками, а это благотворно сказывалось на его развитии.

Король даровал нам прощение и мы возвращались домой с неплохим состоянием, которое мне удалось сколотить за годы изгнания. Я последовал советам сэра Сигизмунда и капитана Старкла и занимался обменом денег, а также приобретал великолепные восточные ковры и изящные безделушки из слоновой кости, а затем продавал их и имел от этого недурной барыш. Мы, разумеется, получали письма от наших друзей и были осведомлены обо всех главных событиях, которые происходили на Родине. До нас дошли вести о том, что графине Эссекской удалось добиться развода, а затем она вышла замуж за мастера Карра, носившего теперь титул графа Сомерсетского. В Англии поговаривали также о том, что звезда фаворита клонится к закату, а внимание короля все больше привлекает жизнерадостный молодой красавец по имени Джордж Виллерс. Мы узнали также о смерти принца Гепри. Это был тяжелый удар по надеждам всей нации. В то же время младший сын короля принц Карл к счастью оправился от хромоты, от которой он страдал с детства в результате недосмотра своих нянек, и теперь мог принимать участие в танцевальных вечерах, которые так любила устраивать королева Анна. Приятной новостью стал для нас брак принцессы Элизабет (красивой и своенравной как и ее бабка Мария Стюарт) с курфюрстом германского пфальцграфства, протестантским монархом, который был гораздо более приемлемой партией, нежели испанский инфант — прежний выбор короля Иакова. Тем не менее король продолжал свой прежний курс, созывая парламент лишь на очень непродолжительные периоды, правя самолично с помощью декретов. Он продолжал разглагольствовать о божественном праве монарха, не замечая растущего недовольства народа. Все большее число пуритан тайком уезжало в Голландию, некоторые открыто поговаривали об отъезде в Америку, где люди могут молиться Богу как они привыкли это делать.

Был уже поздний вечер, когда мы бросили якорь, поэтому мы решили не торопиться и сойти на берег на следующее утро. Кэти устала, поэтому они с Джоном тут же легли спать, я же предпочел сну беседу с Таттлом-Процентщиком, который как обычно явился в порт, чтобы встретить корабль, прибывший из дальних краев. Таттл-Процентщик был членом гильдии мануфактурщиков, производящих войлок и фетр. Будучи человеком неглупым, он уже много лет назад понял, что гораздо выгоднее вкладывать скромные суммы в большое количество судов, нежели крупные деньги в небольшое число. Таким способом он обеспечил себе довольно приличный и стабильный доход, что и дало основание прозвать его Процентщиком. В городе его не уважали, ибо он был человеком со странностями: вместо того, чтобы заставит подмастерьев работать в своем доме, он приобрел в трущобах несколько развалюх, отремонтировал их и превратил в цех, где его подмастерья в огромных количествах изготовляли шляпы и шапки. По его словам, он предпочитал продавать тысячи недорогих головных уборов простому люду, нежели небольшое количество дорогих изделий для двора. Возможно он был прав, так как сумел скопить изрядное состояние. Таттл-Процентщик отличался неописуемой жадностью. Как только какое-нибудь судно входило в порт, он спешил туда дабы самому оценить ценность груза.

Он как обычно первым поднялся на борт корабля и в течение часа осматривал содержимое трюма. Теперь он снова появился на палубе. На лице его расплывалась довольная улыбка.

— Прекрасный груз, сэр, можно даже сказать великолепный, — с трудом переводя дух проговорил он. — Изумительные шелка, добротные материи и кожи! А какие восхитительные специи! И должно быть куплено все это по весьма умеренной цене. — Он вопросительно уставился на меня, словно ожидая подтверждения этого немаловажного предположения. — Вы проявили замечательные деловые качества и хватку, сэр. Полагаю, прибыль будет недурна, совсем недурна!

— Не выпьете ли со мной стакан вина? — предложил я.

Он с большой охотой принял мое предложение. Мы устроились в капитанской каюте, так как ее хозяин уже съехал на берег и остановился в трактире «Кардинальская шляпа». Мой собеседник отхлебнул первый глоток вина.

— Это вино для команды? — с подозрением спросил он. Я уверил его, что вино из моих личных запасов. Успокоившись, он стал жадными глотками отпивать янтарный напиток. Теперь мне было вовсе нетрудно разговорить его о событиях, происшедших за время моего отсутствия в Англии.

— Торговля, — осторожно заметил он, — идет неплохо, даже очень неплохо, но король, — тут он недовольно покачал головой, — требует у купцов и мануфактурщиков крупных займов, которые он, разумеется, никогда не возвратит. Его самого заставили предоставить такую ссуду, но ему неприятно даже вспомнить об этом. Да, испанцы оставили английские торговые суда в покое, спасибо за это моему приятелю (тут он ухмыльнулся и тряхнул головой) Джону Уорду. К сожалению, ему ничего не известно о теперешнем местонахождении капитана.

— На днях слышал, — усмехнувшись сообщил мне мой собеседник, — что наш посол в Венеции сэр Генри Уоттон пригрозил дожу спустить на венецианцев целую дюжину таких молодцов, как Джон Уорд, если они не поведут себя благоразумнее. И это помогло.

— Он крепко преувеличил, — заметил я. — На свете всего лишь один Джон Уорд.

— К сожалению, — ответил Таттл-Процентщик, — ведь Уорд всегда был другом честным купцам.

Он пустился в дальнейшие рассуждения относительно королевской политики и следует отметить, говорил он довольно смело.

— За то, что я вам скажу, королевский палач может снять голову, но я свободный англичанин и имею право высказывать свое мнение. Слышали вы самые последние новости? Люди уже больше не могут одеваться так как хотят. Король подписал указ, согласно которому одежда подмастерьев строго регламентируется. Клянусь вам, это правда. Отделка или кант на шляпе не должен быть шире трех дюймов. Никаких кружев. Нельзя шить штаны из тонкого сукна. Нельзя носить обувь из испанской кожи. Что же это такое? Уж скоро ни один честный англичанин не сможет носить одежду по своему вкусу. Увидите, дело дойдет до того, что запретят носить перья на шляпах. Что же тогда прикажете делать Джошуа Таттлу? Закрывать свое дело? Скоро нам уже будут диктовать, что можно есть и пить и о чем разговаривать с собственной женой! — Он помолчал, а потом хрипло рассмеялся. — Пришлось Арчи сказать королю, что люди обо всем этом думают. Он прямо в лицо заявил Его Величеству, что лучше бы тот позаботился о нравственности своих придворных, а не забивал себе голову мыслями о длине плащей подмастерьев.

— Арчи самый отважный человек в Англии.

Мой собеседник энергично кивнул головой, соглашаясь со мной.

Было уже поздно, поэтому мой гость лишь мельком коснулся грандиозного скандала, который произошел совсем недавно.

— Сомерсет в тюрьме, — объявил он, смачно облизывая губы. — Он зашел чересчур уж далеко, так что даже король Иаков не мог оставить безнаказанным подобное злодейство. Надеюсь, его повесят. И его жену тоже.

— Заговор?

— Можно сказать и так. Однако, мой друг, мне пора вас покинуть. Я вынужден вставать очень рано. Мои бездельники — подмастерья будут бить баклуши, если их все время не понукать. Пожелаю вам доброй ночи.

Рано утром Кэти вынесла на палубу нашего сынишку. Оба они были очень возбуждены. Щеки моей жены горели румянцем, глаза радостно блестели.

— О, как славно оказаться снова дома! — воскликнула она. — Англия так прекрасна! Воздух здесь пьянит меня как вино. Я должна сразу же отправиться к королеве и поблагодарить ее за то, что она для нас сделала. И Роджер, нам следует как можно скорее окрестить нашего малыша. Я собираюсь попросить сэра Сигизмунда стать его крестным отцом.

— Да, — согласился я, — необходимо окрестить его немедленно. И думаю, мы должны сейчас же отослать назад его туземную няню.

— Что ж, у нас будет время подумать об этом, — ответила жена. — И тут же мечтательно добавила. — Что бы я не отдала сейчас за яблоко. Большое красное яблоко. Ты купишь мне его в первой же фруктовой лавке?

Несмотря на ранний час, улицы были полны народу. Все казалось пребывали в веселом и приподнятом расположении духа. Мальчишки разносчики снеди бойко торговали своим товаром. Таверны были переполнены. Карет нигде не было видно, поэтому нам пришлось идти пешком. Мастер Джон устроился у меня на плече и что-то радостно лопотал в восторге от шума и суеты вокруг нас.

— Обожаю Лондон! — воскликнула Кэти. — Думаю, сегодня открывается ярмарка. Все в таком отличном настроении.

— Вполне возможно, — ответил я, — хотя и не исключено, что они просто ждут чьей-то казни. Оба эти события в равной степени способны поднять настроение лондонцев.

— Боюсь, мой господин и повелитель, что годы, проведенные на Востоке, сделали тебя не в меру подозрительным.

Сэр Сигизмунд встретил нас с восторгом и был поражен ростом нашего мальчугана.

— Какой славный малыш! — восклицал он, — мы сделаем из него настоящего моряка.

Он предложил нам великолепный истинно английский завтрак, состоявший из жареной ветчины с яблочным соусом и жареной рыбы. На лице сэра Сигизмунда появилось выражение удивления, когда Кэти попросила принести тарелку овсяной каши для Джона. Аппетит, с которым мой сын принялся уничтожать принесенную еду, привел его в восторг, и он не задавал нам никаких вопросов до тех пор, пока малыш не покончил со своей трапезой.

— Ну, а теперь расскажите мне о своей жизни в Дамаске, — попросил он затем. — Из ваших писем я понял, что вам там пришлось по вкусу.

— Во многих отношениях там было замечательно, — ответила Кэти. — Мы жили в доме на склоне холма. Дом утопал в густом тенистом саду. Там был и фонтан. Всю работу выполняли слуги. Я разленилась до того, что утром спала до шести часов. Боюсь, мне нелегко будет привыкнуть к здешнему ритму жизни. Мне нравилось любоваться цветами и плодовыми деревьями круглый год. Да, нам там было хорошо, но вы не поверите, сэр Сигизмунд, какую радость принесла мне весть о том, что королева сумела убедить Его Величество даровать Роджеру прощение. С тех пор я буквально считала часы до нашего отплытия.

— Королеве пришлось потратить на это немало сил, — заметил Хилл с улыбкой, — она ни на минуту не забывала свою маленькую мисс Кэти и не давала королю ни отдыху, ни сроку.

— Королева просто чудо! — воскликнула моя жена. — Я обожаю ее. Думаю, я охотно отдала бы за нее жизнь.

— Быть может, следовало бы спросить мое мнение на этот счет? — поспешно проговорил я.

— Его Величество сдался крайне неохотно, — продолжал наш хозяин. — И лишь потому что нуждался в ответной услуге. Думаю, это имело отношение к свадьбе принцессы. А может быть к делу мастера Карра. Но мне не хотелось бы касаться этого сейчас.

— Я ведь уже не девочка, а замужняя дама, — напомнила ему Кэти.

— И все-таки, — с улыбкой возразил сэр Сигизмунд. — Разумеется, я хранил молчание о вашем местонахождении до тех пор, пока не были подписаны бумаги, так как не очень-то доверял порядочности нашего пузатого монарха. Я думал, мне самому понадобится заступник, когда он узнал, что вы, Роджер, все это время работали на нашу компанию. Он до сих пор злится по этому поводу. — Сэр Сигизмунд с глубоким сочувствием взглянул на Кэти. — Я надеялся, что вы сумеете вовремя вернуться домой, ведь я знал, что ваш отец болен. К сожалению, он скончался меньше чем через неделю после того, как король подписал указ о вашем прощении.

Кэти молча кивнула. Смерть сэра Бартлеми была, пожалуй, единственным печальным событием, которое омрачило наше возвращение. Сэр Бартлеми немало трудился для того, чтобы его имение начало приносить доход, но усилия его особым успехом не увенчались. Скорее всего именно это обстоятельство и сыграло роковую роль в его безвременной и неожиданной кончине. Леди Лэдланд уехала жить к своей замужней сестре, живущей на севере Англии. Желая изменить тему разговора, я попросил сэра Сигизмунда подробнее рассказать о скандале в котором оказался замешан Карр.

— Мне не хотелось бы портить первые часы вашего пребывания на родной земле рассказом об этой грязной и неприглядной истории. Вам известно, наверное, о разводе и последующей женитьбе Карра (он носит теперь титул графа Сомерсета) на Фэнни Ховард? Его ближайший друг Овербери, как говорят, был против этого брака. Графиня знала об этом и сумела устроить так, что за какой-то незначительный проступок его заключили в Тауэр. Ну, а затем сыграли свадьбу. Церемония была просто ослепительной, а невеста, как передают очевидцы, была обворожительной. Сама свежесть и невинность. Некоторое время все шло замечательно. Сомерсет руководил Тайным Советом без помощи своего друга. Разумеется, его поддерживал клан Ховардов. Само собой они захватили самые выгодные должности и сосредоточили в своих руках большую власть.

Тут наше внимание привлек мой сын. Подкрепившись, он решил показать нам, как умеет самостоятельно ходить. Сэр Сигизмунд, присев на корточки, протянул ему навстречу руки. На лице его сияла радостная улыбка.

— Иди ко мне, малыш! — воскликнул он. — Иди к своему дяде Мунди. Прекрасный у вас мальчуган, Роджер. Вы только посмотрите, какал у него походка. Он идет вразвалку как матрос по палубе в качку. Прирожденный моряк!

— Если это так, то он явно пошел не в своего отца! — заявил я.

Кэти заключила сына в объятия и с негодованием произнесла.

— Мой малыш вовсе не будет моряком! Он не пойдет в море и он останется дома со своей мамой, будет кататься на лошадке и станет настоящим маленьким джентльменом.

— Беру назад свое предложение, — произнес наш хозяин, поднимаясь с пола. — Думаю, вы правы, дорогая. Моряк — не самая лучшая профессия. Об одном только прошу вас: не посылайте моего крестника ко двору.

— Вы рассказывали нам о графе Сомерсете, — напомнил я.

— Да, и я был рад, что меня прервали. Не очень-то приятно говорить о таких делах. — Он не торопясь зажег свою трубку. — Так вот в Тауэре бедняге Овербери как-то дали поесть, и еда эта не пошла ему впрок. Одним словом, он умер. Вскоре после свадьбы Сомерсета обнаружилось, что его отравили. Кстати, все это всплыло наружу благодаря одному вашему доброму приятелю.

— Моему приятелю?

— Ну да, Нику Билу. К своему великому разочарованию, он не сумел добиться взаимности у одной хорошенькой женщины, некоей Энн Тернер, — при этих словах сэра Сигизмунда у меня упало сердце, — и воспользовавшись некоторыми ее неосторожными признаниями сообщил кое-какие факты людям, враждебно настроенным по отношению к партии Ховардов. Малый не промах, этот ваш Ник Бил. Тем не менее в этом деле он допустил явную промашку. Как оказалось, лучше бы ему все это не начинать.

Я видел, что Кэти тоже встревожена.

— Что же случилось? — спросил я.

— После того, как заварилась вся эта каша, властям было не так уж сложно докопаться до истины. Участники этого дела вынуждены были сознаться в содеянном и почти все они были посажены под замок. Сам Сомерсет, его красавица-жена и их сообщники. Справедливый хозяин тоже не миновал узилища, — Сэр Сигизмунд помолчал и мрачно усмехнулся.

— Я тоже приложил к этому руку. Постарался довести до сведения Совета некоторые факты, касавшиеся обстоятельств убийства его предшественника. Ему пришлось выложить все, что он знает о деле Сомерсета, а потом ему предъявили обвинение в убийстве прежнего Справедливого Хозяина.

— Его уже судили?

— Нашего честного Ники уже судили, нашли виновным и приговорили к казни. А тем временем вся страна взбудоражена этим громким делом. Фаворита всегда недолюбливали, а эта история вообще распалила всех. Все требуют примерно наказать чету Сомерсетов. Двоих нанятых ими людей уже повесили. Вы заметили столпотворение на улицах? Это потому что сегодня состоится казнь этой женщины.

— Графини Сомерсетской? — в ужасе воскликнула Кэти.

Он покачал головой.

— Главных действующих лиц этой драмы пока еще не судили. Сегодня утром должна умереть эта самая Тернер.

Мне показалось, что земля закачалась у меня под ногами. Кэти и я посмотрели друг на друга. Должно быть я был так же бледен как и она.

Я ожидал этих слов с того самого момента, как наш хозяин упомянул имя Энн. Я вспомнил как боялась она быть вовлеченной в интриги, которые плела решительная Фэнни Ховард, какой необъяснимый страх испытывала перед будущим. Предчувствовала ли она свою судьбу? Я вспоминал как внимательно она рассматривала мою ладонь и как радовалась, не найдя на ней страшного знака, но о себе ничего не сказала. Неужели она уже тогда знала роковую отметину на своей ладони и знала какая судьба ее ожидает?

— Это ужасно! — воскликнула Кэти. — Можно же что-то предпринять, чтобы спасти ее?

Хилл медленно покачал головой.

— Боюсь, что с самого начала для нее ничего нельзя было сделать. А теперь это дело совсем уже безнадежное. Слишком громки крики, требующие крови. Да честно говоря, никто из преступников и не заслуживает снисхождения. Вина их вполне доказана.

— Я уверен, что Энн Тернер не замешана в отравлении. Могу поклясться в этом, сэр Сигизмунд.

— Я отправляюсь в Денмарк Хаус и поговорю с королевой, — объявила Кэти. — Быть может, мне удастся убедить ее вмешаться.

— Двор сейчас не в Лондоне, — покачал головой сэр Сигизмунд, — и вам не следует вмешиваться в это дело, дорогая. Вина этой женщины доказана. Она водила графиню к Саймону Формену, который и дал им яд. Она признала это во время допроса. К счастью для нее Форман скончался еще до начала процесса. Нет-нет, ваша Энн Тернер безусловно виновна и помочь ей уже ничем нельзя. Если кого-нибудь из обвиняемых сейчас отпустят, дело может дойти до бунта. Король не желает, чтобы Сомерсета казнили, и поэтому постарается умиротворить возбужденный народ казнью кого-нибудь другого. Такова ситуация.

— Не могу поверить в это, — Кэти заплакала.

Я поднялся.

— Я обязан увидеть ее. Она не должна оставаться сегодня одна. Если я не смогу ничем помочь ей, то по крайней мере проведу с ней эти последние часы.

Кэти тоже поднялись.

— Я пойду с тобой.

— Этот благородный порыв делает вам обоим честь, — заявил сэр Сигизмунд, — но так поступать не следует. Бедной женщине вы не поможете, а себе можете крепко навредить. Подумайте, Роджер, ведь король лишь скрепя сердце позволил вам возвратиться в Англию. Разумно ли снова привлекать его внимание? Говорю вам об этом со всей серьезностью. Думаю, с вашей стороны это будет большая ошибка.

— Я должен идти, — возразил я. — В какой она тюрьме?

— Она находится в доме шерифа. Не думаю, чтобы вам удалось проникнуть туда. Только поэтому я и не пытаюсь остановить вас.

Я уговорил Кэти остаться дома, а сам с тяжелым чувством покинул гостеприимный кров сэра Сигизмунда.

46

Теперь улицы были полны народу, который спешил в одном направлении. Ведь предстояла казнь молодой и красивой женщины. Подобное зрелище никто не собирался пропускать. Я знал, что люди считают Энн ведьмой и отравительницей, что их желание видеть ее на виселице частично объяснялось их ненавистью к бесчестным фаворитам, которые узурпировали власть, и тем не менее я испытывал к ним острую неприязнь.

Я услышал, как кто-то спросил.

— А что на ведьме будет ее желтая рюш, когда ее сегодня повесят?

— Сегодня на ней будет черная рюш, такая же как ее черная душа! — взвизгнула какая-то старуха, расталкивая остальных прохожих, чтобы не опоздать к началу церемонии.

Если бы мне не нужно было торопиться, я остановился бы и закричал, что Энн невиновна, что она всего лишь несчастная жертва трагически сложившихся обстоятельств. Разумеется, никакой пользы от этого бы не было. Распаленная толпа скорее всего побила бы меня. И я почти бежал по узким и грязным улицам, грубо расталкивая зазевавшихся прохожих, хотя бы таким способом вымещая на них свою горечь и гнев.

Дом шерифа, в котором после суда содержалась, Энн, представлял из себя на редкость уродливое здание. К главному строению примыкало нечто вроде башни, которая футов на двенадцать возвышалась над остальным зданием. Единственное узенькое оконце находилось на приличной высоте от земли. Крыша башни была косо срезана и придавала ей какой-то нелепый вид. Я содрогнулся при мысли о том, что своей формой башня сильно напоминает гроб.

Я с трудом протолкался через густую толпу к двери, выходившей в боковой переулок и постучал. Глаза толпы были устремлены на меня. Несомненно все думали, что я прибыл по какому-то официальному делу.

Дверь мне открыл какой-то краснорожий тип и довольно непочтительно осведомился, что мне нужно в столь неподходящий для визитов час.

— Я хочу видеть миссис Тернер, — ответил я.

Он рассмеялся.

— Так вы хотите видеть миссис Тернер, так? Ну что же, скоро вы сумеете ее увидеть. Только вам придется пройтись для этого к Тайберну. И советую поторопиться, иначе вы и близко туда не протолкнетесь.

Я вложил ему в ладонь монету.

— Мне нужно увидеть ее прямо сейчас. Быть может я смогу оказать ей небольшую услугу.

— Вы ее знакомый?

— Да, — ответил я, хотя и понимал всю опасность такого признания. — Вот я даю вам еще одну монету. Пропустите меня к ней, любезный.

Он быстро сжал пальцы и беспокойно оглянулся.

— Мне не нужны неприятности. Приказано никого к ней не пускать. Что вы задумали?

— Не знаю, — в отчаянии ответил я. — Она здесь томится в одиночестве. Мы из одного города и вместе выросли. Я хочу чтобы перед смертью она увидела хотя бы одно знакомое лицо.

— Это все? — Он сунул деньги в карман своего кафтана, знаком предложил мне войти и закрыл за мной дверь.

Мы стояли в узком коридоре, пропахшем обмылками. Несколько ступенек вели ко внутренней двери.

— А теперь послушайте меня, молодой человек, — сказал он, — с женщиной этой увидеться вам нельзя. Я получил приказ и нарушить его не могу. Я не пропустил бы вас к ней, будь вы даже член Тайного Совета или епископ Кентерберийский. Да и пользы от этого не было бы никакой — девчонка так перепугана, что на нее жалко смотреть, и госпоже Криппс с трудом удалось привести ее в себя с помощью бренди и нюхательных солей. Но вот что я могу сделать для вас: я могу попросить Деррика выйти к вам. Быть может таким способом вы и сумеете хоть как-то помочь бедной девчонке. Коли дадите мне еще одну монету, я вам его позову.

Деррик было имя палача. Он уже столько подвизался на своем ужасном поприще, что люди стали называть его именем любые приспособления для поднятия тяжестей. Мне отнюдь не улыбалась мысль беседовать с этим суровым служителем закона, но так как больше ничего для Энн я сделать не мог, я стал ждать.

Господин Деррик оказался угрюмым субъектом с редеющей рыжей шевелюрой и странной манерой говорить. Говорил он очень медленно, безо всякой интонации, ровным голосом.

— Что привело вас сюда? — спросил он. Впечатление было такое, будто ученик читает упражнения из учебника иностранного языка.

— Я пришел сюда для того, чтобы узнать, не могу ли я что-нибудь сделать для… для узницы. Мне не разрешили увидеться с нею, но я подумал, что быть может, есть способ… как-то облегчить ее участь.

— Кое-что для нее можно сделать, — сказал он, окидывая меня холодным взглядом. — Да, кое-что сделать можно. У вас есть деньги?

Я вложил ему в руку три соверена. Больше золота у меня с собой не было. На лице палача впервые появилось выражение какого-то интереса.

— Теперь послушайте меня, молодой человек. Я знаю свое ремесло. Если я сделаю так, что узел петли окажется точно под ее левым ухом и определенным образом установлю стойки виселицы, то одним рывком смогу сломать ей шейные позвонки. В этом случае смерть наступит мгновенно и будет почти безболезненной. Но если этого не сделать, смерть будет далеко не такой легкой, мой господин, далеко не такой легкой.

— Тогда во имя всего святого сделайте все, что в ваших силах! — воскликнул я. — Если все будет так как вы сказали, вы получите еще столько же. Но учтите, за вами будут наблюдать. Вы не получите золота, если допустите промашку.

— Никакой промашки не будет, — заверил он меня своим внушающим ужас монотонным голосом. — Если что-нибудь случится… хотя ничего случиться не может… меня подстрахует Грегори. Это мой помощник. Он повиснет у нее на ногах, и его вес в любом случае сломает ей позвонки. Это уж как пить дать.

Я понял, что если останусь в обществе палача еще хоть минуту, то мне станет дурно.

— В этом случае вы получите обещанные деньги, — с трудом пробормотал я и поспешил наружу.

Думаю, толпа заметила мою бледность и, должно быть, приписали это моему впечатлению, которое произвело на меня зрелище узницы, готовой принять смерть. Во всяком случае пока я протискивался сквозь толпу, все смотрели на меня с явным интересом.

— Плохо себя чувствуете? — спросил меня кабатчик в первой же таверне, которая попалась на моем пути.

— Бренди! — приказал я.

Он поставил передо мной стакан со спиртным.

— Отличное предстоит зрелище, — словоохотливо начал он, — будет на что посмотреть, верно? Мне-то самому не везет. Уже который год не могу выбраться и поглядеть на это своими глазами. В ярмарочные дни у нас самая выгодная торговля, вот я и не могу выйти из-за стойки. А как бы хотелось! Я бы отдал шиллинг или даже два лишь бы полюбоваться как эта желтоволосая маленькая ведьма будет болтаться в петле…

Я успел сделать лишь один глоток. Все остальное спиртное я выплеснул прямо в его ухмылявшееся лицо. Он еще выплевывал последние ругательства, когда я хлопнул дверью.

Я решил не идти в Тайберн. Сама мысль стать свидетелем казни Энн приводила меня в ужас. В то же время мне казалось, что я предам ее, если покину сейчас. Сам того не желая, я брел по дороге, по которой должна была проехать мрачная процессия. Окна всех домов были открыты, все крыши усеяны зеваками. В конце концов я направился к Сноу Хилл и там сумел вклиниться в густую толпу, собравшуюся у обочины. Ждать пришлось больше часа. Я старался не прислушиваться к разговорам, которые велись вокруг. Прямо передо мной стояли двое мрачных горожан. По эмблеме, вышитой на их рукавах, я понял, что это виноторговцы. Они довольно уныло обсуждали будущие виды на торговлю и с таким же пессимизмом толковали о предмете, который несомненно, волновал умы и прочих собравшихся: будут ли также наказаны злонамеренная графиня и ее супруг, или дело ограничится лишь казнью второстепенных участников этого преступления. Судя по их тону, они были весьма разочарованы тем, как действует английское правосудие.

Наконец кто-то закричал.

— Едут! — и толпа подалась вперед, все старались протиснуться поближе к дороге. Сначала появилась карета, в которой восседал шериф, довольно толстый мужчина, гордо сжимавший в руках жезл — символ своей власти. Шериф довольно редко сопровождал приговоренных к месту казни, и его сегодняшнее присутствие подчеркивало важность последнего акта трагедии Энн Тернер. Его карета была буквально засыпана цветами, но это, насколько я знал, не имело ни малейшего отношения к настоящей церемонии — просто шериф боялся чумы и считал, что цветы отгоняют заразу. Карету сопровождало несколько конных стражников. Следом дребезжала скрипучая разболтанная телега тоже в сопровождении стражи. Цветов на ней не было.

Энн сидела спиной к лошадям на покрытой плесенью вязанке соломы. Руки ее были связаны за спиной. Согласно жестокому обычаю веревка, на которой ее должны были повесить, была обмотана вокруг ее шеи, а конец ее свисал с телеги. По всему пути следования процессии улюлюкающие зеваки выскакивали на дорогу и тщетно пытались дернуть за конец веревки.

Энн была бледна и страшно худа. Она смотрела в небо и к счастью находилась в каком-то забытьи, не замечая неистовства толпы.

— Бедняжка! — произнесла какая-то женщина около меня.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36