Свидание вслепую

За время пятичасового путешествия Левантер и Оскар (мальчик, который спас его вещи) подружились. Оскар был на год старше Левантера и сантиметров на десять выше его. Если бы Левантер мог волшебным образом изменить свою внешность, он хотел бы выглядеть как Оскар. Ему очень хотелось, чтобы у него были такие же песочные волосы, бледно-голубые глаза, тонкие черты лица. Он был счастлив, что оказался в той же палате на двадцать коек, куда попал его новый друг.

Комсомольский лагерь был одним из крупнейших в стране: там размещались больше двух тысяч ребят. Рядом находился девичий лагерь на несколько сот девочек. Речной пляж у обоих лагерей был общий, и они часто проводили совместные мероприятия.

Как-то Левантер с Оскаром увидели перед собой высокую, стройную девочку. Ее светлые волосы были заплетены в косу. Глядя на нее со спины, Оскар заметил, что девчонка идеально подходит для «свидания вслепую» и что, если бы ему случилось встретиться с ней ночью в городе, он непременно бы «подбил ей глаз». Так он называл изнасилование. Встретив удивленный взгляд Левантера, Оскар добавил, что занимается этим уже четыре года и изнасиловал за это время несколько десятков девушек и женщин. Дважды в последний год он попадал в руки милиции по подозрению в изнасиловании, но оба раза его отпускали, так как потерпевшие не могли его опознать. Он рассказал, что выработал безотказный метод «подбить глаз» и приписывал себе изобретение такого способа захвата, который полностью подчиняет ему жертву. Он называл его «скручиванием». Благодаря «скручиванию» жертва не видела его лица: вот почему он называл свои приключения «свиданием вслепую».

Помимо этих терминов, Оскар разработал целый словарь. Голову женщины он называл «дыней», рот — «замком», руки — «хваталками», спину — «верандой», груди — «чашками», соски — «кнопками», живот — «тарелкой». Ноги были «палками», лоно — «щелью», ягодицы — «подушками», разделенными «проливом».

Сначала он хватал ее сзади за волосы так, чтобы она не могла обернуться, и делал ей подножку. Потом теребил и крутил ее кнопки и нажимал на них; когда видел, что боль становится непереносимой, отпускал кнопки, но при этом входил в щель. С этого момента жертва обычно смирялась и сопротивления больше не оказывала.

Была у Оскара и своя философия. Он говорил, что секс — это «пружина», которую природа держит в постоянно сжатом виде, и мужчина обязан (перед самим собой) «спускать» свою пружину как можно чаще. Изнасилование — самый быстрый способ «спустить пружину». Кроме того, это спорт, требующий постоянных тренировок. А поскольку половой акт требует, чтобы физически возбужден был парень, а не девушка, значит, сама природа велит ему «подбить ей глаз».

Однажды, когда они остались в корпусе наедине, Левантер попросил Оскара показать ему свои приемы. Оскар велел ему пройтись по комнате. Левантер встал с кровати и двинулся вперед. Внезапно сильная рука схватила его за волосы, так что он не мог пошевелить головой, а в спину уперлось колено. Через мгновение его сбили с ног, и он упал лицом вниз на пол. Еще через мгновение Оскар протиснулся Левантеру между ног. Тот превратился в совершенно беспомощную распластанную лягушку.

— Это и есть «скручивание», — объявил Оскар с гордостью.

Оскар показал Левантеру дневник, в котором отмечал свои последние «свидания вслепую». Он записывал характерные особенности жертвы, место, где впервые ее увидел, место, где совершил нападение, была ли она девственницей и где он ее бросил. Был там и список намеченных «свиданий вслепую», имена двух-трех кандидаток, вероятное местонахождение которых он уже выяснил. Он был большим специалистом по местности: знал удобные места, где схватить самку, куда ее оттащить, где с ней забавляться и как после этого уйти незамеченным. Он говорил об изнасиловании примерно так же, как парикмахер говорит о хорошей стрижке.

Оскар рассказывал, что нередко можно определить, как девушка будет вести себя во время «свидания» по тому, как она ведет себя на улице. Он мог предсказать, будет ли она робкой и напуганной, истеричной и непокорной, упрямой или податливой, и действовал всякий раз соответственно.

Например, объяснял он, если нужно было заглушить вопли, он зажимал ей замок, пока она не начинала задыхаться; если нужно было заставить ее не дергаться, входил не в щель, а в пролив и как бы прикалывал ее к земле; если ему нужно было побольше времени, чтобы возбудиться и кончить или девушка казалась слишком сильной и способной к долгому сопротивлению, — связывал ей палки и хваталки за спиной и затыкал замок носовым платком.

Оскар соглашался с тем, что в его методе есть один недостаток: приходилось брать всех своих «слепых подруг» сзади. Он боялся, что его узнают, и потому никогда не целовал в замок и любовался их лицами лишь тогда, когда выслеживал их издали. Оскар даже говорил, что, если ему удавалось завязать девушке глаза, он все равно остерегался целовать ее в замок, из опасения, что она укусит его в губу или щеку и по оставленному ее зубами следу его опознают в милиции. Но он признался в одной навязчивой фантазии: он целует свою «слепую» жертву взасос, его язык глубоко входит в ее замок, и вдруг она с силой стискивает зубы и, словно в припадке эпилепсии, откусывает ему язык и выплевывает губчатый кусок мяса прямо ему в лицо. Кровь хлещет из его рта, и он видит, как откушенный язык падает ему на грудь. Он сказал, что благодаря этой фантазии сумел довести «скручивание» до совершенства.

Наметить жертву для «свидания вслепую», идти за ней незамеченным, фантазировать о том, что он с нею сделает, дразнить свое желание, словно пса, который только и ждет, когда его спустят с поводка, а потом, в один прекрасный момент, наконец «подбить» своей жертве глаз — в этом для Оскара и заключался весь смысл «свидания вслепую». Такие «свидания», как и другие рискованные предприятия — вроде ныряния под поезд за несколько секунд до его отправления, — представляли для Оскара единственный интерес в жизни.

Во время нередких совместных мероприятий Оскар выбирал себе какую-нибудь, на его взгляд, привлекательную девушку. Девушка обычно отвечала на его внимание улыбкой, и он тоже улыбался в ответ, как бы стесняясь подойти. При этом он негромко говорил Левантеру, какой, скорее всего, будет реакция этой девушки, когда, поймав ее в лесу или на улице, у скамейки в парке или в подвале, он заставит ее подчиниться. Он с подробностями сообщал, что именно будет делать, сорвав с нее одежду и насилуя ее снова и снова, пока наконец совсем не выдохнется.

Поначалу Левантер слушал Оскара со смешанным чувством страха и любопытства, стараясь как можно больше узнать о приключениях своего друга. Но немного спустя, когда Оскар стал вдаваться в эротические подробности, Левантер почувствовал, что он возбуждается и при этом непременно думает о девочке с длинной светлой косой.

Поскольку Левантера и Оскара часто видели вместе, один из вожатых, который знал Левантера еще в городе и симпатизировал ему, предупредил его насчет Оскара. Оскару уже дважды отказали в приеме в комсомол из-за плохого поведения, сказал вожатый; к тому же он не в ладах с законом и морально неустойчив. Левантер все это внимательно выслушал и пообещал держаться от своего приятеля подальше, но как только разговор закончился, выбросил его из головы и тут же вернулся к Оскару и их общим фантазиям о «свиданиях вслепую».

Оскар сказал Левантеру, что обнаружил в лесу короткий путь от лагеря мальчиков к лагерю девочек. Он сказал, что эта тропинка — идеальное место для «свидания». Лес там густой, темный, листва над головой такая, что заглушит все крики, а мох под ногами может стать удобной подстилкой. Если начать охоту за жертвой еще до сумерек, то можно успеть подбить ей глаз и к ужину незамеченным вернуться в лагерь.

Однажды мальчики отправились по этой тропинке на велосипедах. Где-то посредине пути Оскар остановился. Они оттащили велосипеды подальше от дорожки, спрятали в подлеске и стали наблюдать из густых зарослей за случайными прохожими. Когда показывалась какая-нибудь девочка, Оскар описывал, как схватит ее за волосы, как потащит в лес, как заставит опуститься на колени. Он представлял, как разорвет ее одежды, как сожмет ее подушки, как навалится на нее всей тяжестью тела, а она начнет извиваться под ним, и тогда он чуть-чуть отпустит ее, а потом наконец пронзит изо всех сил, одной рукой зажимая ей замок, чтобы она не кричала, а другой придерживая ее за веранду, пока она будет дергаться, обезумев от боли и страха.

Левантер слушал как завороженный. Все, что описывал друг, было для него приключением, волнующей игрой в прятки. Девочка, конечно, пострадает, но Левантер готов был согласиться с Оскаром, что синяки и царапины от насильственного вторжения — единственный источник ее боли. Он считал, что, впервые занимаясь любовью, даже добровольно, девственница непременно испытывает боль. Дефлорация есть акт насилия, мало чем отличающаяся от изнасилования. Он убеждал себя, что, если, как девственница в момент дефлорации, жертва его «свидания вслепую» не получит видимых ран и увечий, она сумеет даже получить некоторое удовольствие.

Расстояние между разговорами об изнасиловании и реальным изнасилованием все еще представлялось Левантеру огромным. Он старался убедить Оскара, что в лагере, в отличие от города, трудно остаться неопознанным. Но Оскар отмел его рассуждения как наивные. Страх везде одинаков, сказал он, любая ослепнет от паники, если наброситься на нее сзади, и совсем неважно, где и когда это произойдет.

Оскар перестал брать Левантера с собой на ту тропинку. Левантер решил, что Оскара раздражает его излишняя осведомленность, и он не хочет больше с ним делиться.

Как-то утром, слоняясь по спортивному магазину, обслуживавшему оба лагеря, Левантер увидел светловолосую девочку с длинной косой. Он постеснялся подойти к ней, потому что не знал, как завязать разговор. Он прокручивал в голове какие-то фразы, но все они казались ему бесполезными. Левантер осторожно протиснулся к прилавку. Он услышал, что продавец попросил ее прийти в пять часов, чтобы забрать сетку для настольного тенниса, которую она приносила в починку. Потом девочка вышла из магазина. Левантер незаметно следовал за ней, пока она не свернула в лес на ту самую тропинку. Он уже знал, что собирается сделать.

После обеда Левантер притворился, будто у него болит голова, и ему позволили остаться в койке. Он лежал, стиснув глаза, под одеялом и ждал, пока все переоденутся и уйдут на пляж. Потом выскользнул через задний ход и взял велосипед, оставленный вожатым, который, как знал Левантер, уехал в город и обещал вернуться только завтра. Левантер помчался из лагеря и вскоре оказался в лесу.

Там он свернул с тропинки в кусты и остановился. Он спрятал велосипед возле того места, которое Оскар назвал идеальным для «свидания вслепую», и замер за большим кустом в ожидании. Он посмотрел на часы: полпятого.

В лесу было тихо. Солнце только начинало клониться к закату и еще освещало привлекавшие птиц верхушки высоких деревьев, но внизу уже сгущались сумерки.

На дорожке показался одетый в форму лагерный сторож на велосипеде. Он пыхтел и задыхался, переезжая через корни, выступающие среди песка и мха. Наконец скрылся из виду. Левантер поймал себя на мысли, что совсем не хочет, чтобы она не появилась.

И тут увидел ее. Она шла быстрым, четким шагом, словно тренируясь перед парадом. Ее длинная коса раскачивалась из стороны в сторону.

Левантер ничего не почувствовал — ни возбуждения, ни страха. Он надеялся, что, когда придет время, его тело будет действовать само по себе, но сейчас не мог об этом и думать. Его взгляд и мысли были устремлены только на ее косу. Девочка была в нескольких шагах от него. Она перешла черту, которую он наметил для нападения.

Когда он готов уже был метнуться к ней, он вспомнил еще одно правило Оскара: когда начинаешь догонять «слепую», беги изо всех сил; чем быстрее ты ее схватишь, тем меньше шанс, что она успеет услышать твои шаги и обернуться. А так как, с точки зрения милиции, схватив ее за волосы, ты уже совершаешь нападение, то можешь спокойно продолжать делать с ней все, что тебе заблагорассудится.

Он поднялся на ноги и бросился вперед. Через мгновение он уже схватил ее за косу и держал изо всех сил, не давая повернуть голову. Она закричала, но, когда он другой рукой ухватил ее за шею и сильно сжал, словно угрожая, что может задушить, ее голос стих. Ухватив ее за косу и запрокинув голову к небу, а колено пропихивая между ее бедер, Левантер увел девочку с тропинки в кусты. И только там, когда они отошли на довольно безопасное расстояние от тропинки, перевел дыхание. Девочка умоляла отпустить ее. Левантер испугался, что она почувствует его слабость, и сильно дернул ее за волосы. Девочка перестала молить о пощаде и тихонько заплакала. Левантер посмотрел на ее тонкую шею, потом перевел взгляд ниже — на спину, на то место, где платье промокло от пота.

Он медленно убрал руку с ее подбородка, но при этом еще сильнее потянул за косу. Девочка даже не пикнула. Но когда он свободной рукой разорвал ей платье и стал стягивать трусы, она застонала и заскулила. Следуя наставлениям Оскара, Левантер сделал ей подножку. Она потеряла равновесие и упала на землю, а Левантер, отбросив ногой ее трусы в сторону, упал на нее. Теперь она неподвижно лежала, уткнувшись лицом в листья и мох, и только прерывисто дышала. Одной рукой Левантер спустил штаны и разместился между ее ног. Почувствовав, что его плоть коснулась ее плоти, он скользнул рукой под разорванное платье, нащупал ее грудь и принялся нажимать на сосок. Он слизывал капельки пота, покрывавшего ее шею.

Левантер начал возбуждаться. Он убеждал себя, что, оставаясь в таком положении, она не сможет его узнать, и чувствовал себя уверенным. Сумерки продолжали сгущаться. В лощине, среди густого кустарника он был в безопасности, как те маленькие ящерицы, которые разбежались у него из-под ног, когда он толкал девчонку сквозь заросли.

Левантер стал думать о ней. Он вспомнил, как она стояла в магазине, как улыбалась, как разговаривала. Как оглядывалась по сторонам, не догадываясь о том, что это для него значит. Он вспомнил, что видел ее однажды на берегу реки: она стояла рядом с высоким красивым мальчиком, чемпионом по плаванию. Всякий раз, когда мальчик наклонял к ней голову, ее лицо светилось таким восхищением и радостью, что Левантер, задыхаясь от переполнявшей его зависти, отводил взгляд. Если она вещь, подумал он, когда-нибудь я завладею ей.

Он подумал о ее теле, как думал о нем все это время; он даже вспомнил, как на ее золотистых волосах играли солнечные лучи. Образы эти были невероятно далекими, хотя девочка лежала сейчас под ним. Он готовился войти в нее с той силой, с которой раскручивается пружина природы.

Теперь Левантер был возбужден. Он нежно целовал ее шею. Слушая ее рыдания, он опустил руку ниже, погладил ее и снял прилипшие к ней мох и листья. Тело девочки немного расслабилось, и, почувствовав это, он гладким движением ввел в нее свой член, помогая себе рукой, пока не вошел туда до конца, глубоко и решительно, прорвавшись через тонкую внутреннюю перегородку, показавшуюся ему не толще листа дерева. Она закричала, а он подумал, что, не сказав ей ни слова, стал ее первым любовником. При этой мысли его движения ускорились. Ее тело было напряжено, она лежала и выла. Левантеру не хотелось торопиться. Он помнил о том, что, пока находится сзади и внутри нее, припечатывая к земле своим телом, она его не увидит, и поэтому он может делать с нею все, что захочет и сколько захочет. Но, как кора, содранная с дерева, его мысль отделилась от тела. Он оцепенел, с трудом сдерживая крик, и его рука, почти помимо его воли, все сильнее тащила ее за волосы. Наконец его тело, словно получив команду «вольно», освободилось от внутреннего напряжения. Он кончил, но телесное удовольствие не удовлетворило его желания. Он вспомнил о времени и посмотрел на часы: прошло всего несколько минут. Девочка стонала под ним. Он почувствовал нежность к ней, поцеловал мягкую кожу в том месте, где шея переходит в затылок, вдохнул запах пушистых волос, попробовал на вкус солоноватый пот, легонько погладил пальцами виски. Он отдыхал.

А потом нахлынула новая волна возбуждения. На этот раз Левантер уже не был так сильно подчинен плоти и мог управлять собой. Казалось, она почувствовала, что насильник не считает свое дело законченным, и принялась умолять, чтобы он отпустил ее. Он сильнее прижал ее к земле, и, когда она стала задыхаться и закашлялась, снова вошел в нее, более мощно, чем первый раз, чувствуя ее сопротивление и упорно его преодолевая. В какой-то момент она напряглась, его член выскользнул наружу, и она начала метаться. Левантер потерял терпение, рассердился и распластал ее. Она издала пронзительный крик и стала изо всех сил вырываться. Тогда, вспомнив еще один урок Оскара, он медленно поднял свои ноги, сначала одну, потом другую, пока обе не оказались на ее плечах. Он придавил ее всей тяжестью своего тела и, прижимая ступнями ее лицо к земле, вошел в нее снова, но не туда, куда в первый раз; ее стоны перешли в пронзительный вопль. В этом вопле было что-то противоестественное, как будто внутри у нее лопнула какая-то пружина. Он подумал, что надо бы выйти, но желание оказалось сильнее, все его тело напряглось, и он со всей мощью вдавился в нее, не в силах остановиться. Левантер почувствовал, как напряглась его спина, как его пальцы непроизвольно царапают ее кожу. Вскоре все было кончено; он был исчерпан.

Девочка стонала, а ее тело лежало под ним, как нелепая марионетка с болтающимися конечностями; теперь ему хотелось только одного: увидеть ее лицо. Тело не могло ответить на мучивший его вопрос, только по ее лицу он мог бы понять, что она почувствовала.

Опустошенными были и его тело, и сознание. Он медленно вытащил из нее свой член, помня о том, что его «свидание вслепую» еще не окончено. Удерживая ее одной рукой, другой он подхватил ее разорванное платье и вытер себе от крови пах, бедра и руки. Потом заткнул ей рот трусами, а платье разорвал на полосы и покрепче связал ей руки и ноги. Чтобы освободиться, ей понадобилось бы время. Не забыл завязать и глаза, чтобы она не увидела его, когда он будет уходить.

Вот теперь Левантер закончил и собирался уйти. Стемнело, он не боялся. Он оделся медленно, словно убеждая себя в том, что опасности нет, а потом вскочил на велосипед и поехал назад в лагерь, готовый в любую секунду свернуть в кусты, если впереди кто-нибудь покажется. Он поставил велосипед на место и быстро вошел в корпус через заднюю дверь. В комнате никого не было. Он шмыгнул в койку и притворился спящим. Рука еще пахла ею. Память лихорадочно прокручивала все, что случилось в лесу; он был поражен тем, что может вспомнить даже мельчайшие детали, хотя и не собирался их запоминать.

Вскоре вернулись другие мальчики. Он открыл глаза и сказал, что голова уже почти прошла. Он принял душ, но и после того, как вытерся, запах ее плоти с его тела не исчез.

Пришел и Оскар. Сначала Левантер хотел рассказать другу о своем «свидании вслепую», но почувствовал, что девочка должна принадлежать только ему и что он не хочет делиться подробностями своей встречи с ней. Поэтому он лишь пожаловался на головную боль и без толку пропавший день.

Среди ночи корпус был поднят по тревоге. Ярко вспыхнул свет, и Левантер, как и все остальные мальчики, увидел, что в помещение вошли два милиционера в сопровождении начальника лагеря и двух воспитателей. Они приказали Оскару собрать вещи и увели его с собой. Свет выключили, но Левантер не мог заснуть.

Еще до подъема весь лагерь знал об аресте Оскара. Так как Левантера знали как ближайшего друга Оскара, его забросали вопросами. Левантер только пожимал плечами и говорил, что не понимает, за что арестовали Оскара.

Сначала утро шло по обычному лагерному распорядку. Но потом всех построили, и начальник, который выглядел невероятно сердитым, обратился к двум тысячам мальчиков с речью. Он объявил суровым голосом, что вчера во второй половине дня было совершено зверское нападение на девочку из соседнего лагеря и что милиция уже арестовала насильника. Им оказался мальчик, признавшийся в совершении подобных преступлений в прошлом: Оскар.

Левантера охватил такой ужас, какого он прежде никогда не испытывал. Он впервые осознал, насколько необратим процесс, в который оказались впутаны девочка и Оскар. Его охватила паника. Он знал только один способ, как с этим покончить.

Начальник закончил свою речь и уже собирался закрывать линейку, когда Левантер вышел из строя:

— Можно?

Он почувствовал, как подгибаются его колени, и собрал все силы, чтобы держаться прямо перед всем лагерем. В прошлом ему уже приходилось однажды выходить перед всеми, но тогда это было для получения похвалы. Теперь же он вышел для того, чтобы сдаться.

Левантера охватило оцепенение — как за секунду до того, как он набросился на девушку. Но он не мог сделать шаг назад и вернуться в строй, как тогда не мог отказаться от насилия. Он ждал.

Начальник тотчас узнал его.

— Это Левантер, наш золотой медалист, — объявил он повеселевшим голосом. — В чем дело, дружок?

В горле у Левантера пересохло. Потом его язык зашевелился, и он заговорил.

— Это я изнасиловал девочку, а не Оскар, — услышал он свой голос. — И сделал это один.

Воцарилось жуткое молчание. Левантер слышал, как полощется на ветру флаг.

Начальник посмотрел на него с недоумением.

— Мы понимаем, что движет тобой, Левантер. Мы знаем, что Оскар был твоим другом, — сказал он решительно. — Но мы знаем и то, что в этом виноват Оскар, он один.

И повернулся, собираясь закрыть линейку.

— Поскольку я делаю это заявление официально, — прервал его Левантер, и его голос на этот раз звучал ясно и четко, — я настаиваю на том, чтобы мое признание было занесено в протокол следствия.

— Оно будет в протоколе, если тебе так хочется, — небрежно сказал начальник. — Зайди через час в мой кабинет.

После линейки мальчики окружили Левантера.

— Ты не мог ее изнасиловать. Ты был болен и проспал всю вторую половину дня. Я тебя видел! — воскликнул один из соседей Левантера по палате.

— Мы все видели тебя в постели, — прибавил другой, и еще двое или трое согласно закивали, подтверждая его слова.

— Наверное, ты просто мечтал о том, чтобы кого-нибудь изнасиловать! — сказал третий, и все засмеялись.

— Помочь теперь Оскару невозможно, — усмехаясь сказал четвертый.

Левантер не знал, что им ответить.

— А что, если вы все ошибаетесь, — выдавил он наконец. — Что если это и в самом деле сделал я?

— Но я прекрасно помню, что ты спал, — выкрикнул еще один мальчишка.

— А я видел, как ты пошел в душ после того, как проснулся! Это было перед ужином! — закричал другой.

В кабинете начальника Левантера представили молодому лейтенанту милиции, который похлопал его по плечу и указал на стул.

— То, что ты пытаешься сделать, Левантер, не имеет смысла, — сказал он. — Сегодня ночью, когда местный милицейский пост поднял нас по тревоге, у нас уже были подозрения. Рано утром, перед лицом очевидного факта, Оскар признался в том, что он действительно изнасиловал уже многих девочек, но по какой-то причине отрицает, что изнасиловал именно эту.

Он помолчал и мрачно взглянул на Левантера:

— Не мог ли он заранее попросить тебя взять на себя вину?

Левантер ничего не ответил. Лейтенант продолжал ровным голосом:

— Более того, мы обнаружили его дневник, в котором он собственноручно описывает десятки изнасилований, совершенных им в прошлом. Все эти преступления зарегистрированы в милиции как нераскрытые. Что еще требуется для того, чтобы уличить его?

Начальник протянул лейтенанту листок бумаги с заявлением Левантера. Лейтенант едва глянул на него и, чтобы показать, что отказывается принять его, положил на стол и легонько пододвинул к Левантеру.

— Возможно, всех прочих девочек изнасиловал Оскар, — сказал Левантер, — но эту изнасиловал я. Я могу опознать ее и указать точное место, где это случилось.

Лейтенант глубокомысленно кивнул:

— Конечно, и опознать, и указать. Оскар вполне мог предупредить тебя заранее. И даже показать место.

— Я могу в мельчайших подробностях показать, как это сделал, — настаивал Левантер. — И точно показать, что я с ней делал…

— Конечно можешь, — прервал его лейтенант. — Но не должен. Видишь ли…— Он сделал паузу. — Нам все уже известно. Несчастную девочку, на которую напали вчера, наверняка изнасиловал тот самый тип, за которым числятся уже десятки изнасилований в городе. Всякий раз он использовал одни и те же приемы: хватал жертву сзади за волосы и насиловал ее самыми извращенными способами.

Лейтенант говорил ровным, спокойным голосом.

Левантер наклонился к своей руке и вдохнул запах девочки, все еще исходивший у него из-под ногтей.

— Но я могу дать вам абсолютно точное описание того, что произошло в лесу! — продолжал настаивать он. — Минута за минутой. Где я ее остановил, как повалил, чего и как касался. Я расскажу вам все, и она подтвердит мой рассказ.

Лейтенант еще раз глубокомысленно посмотрел на него:

— Оставим девочку в покое, Левантер. Она и без того уже настрадалась. Сейчас она в больнице, и поскольку ты — друг человека, который ее изнасиловал, она вряд ли захочет тебя слушать.

Он взглянул на начальника и тихо добавил:

— Говорят, ей понадобится хирургическая операция.

Начальник утвердительно кивнул:

— Я уверен, что Левантер понимает, что его заявление, какими бы благородными мотивами оно ни было продиктовано, является попыткой помешать справедливому возмездию. — И, не позволив Левантеру сказать что-нибудь еще, встал.

Лейтенант и Левантер тоже поднялись. Начальник коснулся руки Левантера и бережно проводил до двери, а на пороге даже обнял.

— Ты хороший человек, Левантер. Комсомол наградил тебя золотой медалью. Но у всякой дружбы есть предел. Я рад, что какое-то время ты не сможешь видеться с Оскаром. За это преступление он получит по меньшей мере три года.

Следующей весной Левантер присутствовал в своей школе на общегородской танцевальной вечеринке. Всякий раз, когда оркестр замолкал, Левантер с приятелями собирались в кружок. Потом к ним присоединилась компания учащихся из другой школы, и завязались знакомства. Когда Левантер повернулся к одной смазливой девчонке и назвал свое имя, высокая блондинка с короткой стрижкой, смотревшая до этого в сторону, обернулась как ужаленная. Левантер посмотрел на нее. На какое-то мгновение ему показалось, что он уже видел ее раньше, но не мог припомнить где именно.

Когда остальные отправились танцевать, блондинка обратилась к нему:

— Значит, вы и есть Георгий Левантер? — спросила она, с любопытством его осматривая.

— Не хочу вас разочаровывать, — пошутил Левантер, — он самый.

Они отошли от танцевальной площадки и направлялись к двери физкультурного зала. Он слышал как стучат по полированному полу ее тонкие каблучки.

— Мне сказали, что вы — приятель одного парня, с которым я когда-то встречалась, — сказала она.

— Парня, с которым вы встречались?

— Парня, с которым я встретилась всего один раз, — уточнила она.

— Кто он такой?

Они вышли из физкультурного зала и медленно побрели по коридору. Там было пусто, только несколько тусклых лампочек освещали его.

— Один мальчик, — сказала она бесстрастно.

— И вы говорите, что он был моим приятелем?

— Я сказала, что вы были его приятелем, а не наоборот.

Левантер смутился.

— А как его звали?

Они дошли до конца коридора и остановились возле большого окна, выходящего на школьный двор. Одинокий фонарь освещал баскетбольную площадку. Баскетбольная корзина раскачивалась под порывами ветра.

— Обещаешь никому не рассказывать то, что я хочу тебе сказать? — спросила она. Она обернулась и облокотилась на подоконник, повернув лицо к Левантеру.

— Обещаю, — сказал Левантер. Он с трудом различал черты ее лица.

— Этого мальчика звали Оскар. Прошлым летом он меня изнасиловал, — бесстрастно выговорила она.

Левантер почувствовал, как кровь приливает к его лицу. Он моментально покрылся потом. Он отступил, не зная, что делать или сказать. Теперь-то он узнал ее, даже без косы. Она стала еще более привлекательной, более женственной. Ему хотелось заглянуть ей в глаза, но они были скрыты в тени.

— В милиции мне сказали, что у Оскара есть друг по фамилии Левантер, и этот Левантер заявил, что это он меня изнасиловал, — сказала она. — Я не могу понять, зачем ты взял на себя его вину.

Он никак на это не отреагировал.

А она продолжала:

— Мальчишки видели тебя днем спящим в палате, и значит, ты знал, что никто тебе не поверит. Тебе было нечего терять.

Левантер ничего не сказал.

— И все же, скажи мне, почему некоторым людям хочется казаться насильниками? — Она снова попыталась заставить его дать ответ.

— Неужели тебе так важно знать, кто именно причинил тебе боль — Оскар или кто-то другой? — спросил он.

Она вздрогнула.

— У меня никогда не было сомнений, что это был Оскар. Ты ведь знаешь, что он и раньше насиловал девочек. Правда, они никогда не видели его лица, но он делал с ними то же самое, что и со мной. Ты был его другом, возможно, он тебе об этом рассказывал.

Левантер уловил в ее голосе гнев.

— Ты и в самом деле хочешь об этом говорить? — спросил он.

— Не об этом, а о нем.

— Хорошо, — сказал Левантер. — Я встретил Оскара случайно по дороге в лагерь. Когда мы подружились, он рассказал мне, что еще до того, как мы встретились, насиловал девочек. Но я никогда не видел, как он это делает, и поэтому не был до конца уверен, что он говорит правду. — Левантер почувствовал тепло, исходящее от ее тела.

— Как ни странно, тебя в лагере я помню, а Оскара нет, — сказала она.

— Ты действительно помнишь, что видела меня? — спросил Левантер, чуть расслабившись.

— Да, два или три раза. Последний раз — возле спортивного магазина, это был мой последний день в лагере, тогда-то все и случилось. — Ее голос стал грустным. — Ты выбирал солнечные очки, почтовые открытки или что-то в этом роде. Я не сводила с тебя глаз: ты казался таким потерянным.