Поиски Грааля (№3) - Еретик

В склепе царила кромешная тьма, и они не знали, наступило ли утро. Всю ночь сверху не доносилось ни звука. Ни шагов, ни криков, ни молитв: их окружала лишь могильная тишина. И тем не менее они ждали сами не зная чего, пока наконец терпение Томаса не лопнуло. Извиваясь и раздвигая кости, он выбрался из укрытия, спустился на пол и по разбросанным костям направился к лестнице. Женевьева осталась на месте. Он поднялся наверх, некоторое время настороженно прислушивался и, так ничего и не услышав, открыл сломанную дверь.

Церковь была пуста. Небо светлело на востоке, и он понял, что уже утро, но сказать, насколько высоко поднялось солнце, было трудно. Свет был мутный, рассеянный, и Томас догадался, что на дворе должен быть туман.

Он спустился обратно в склеп, запнулся в сумраке о что-то деревянное, наклонился и подобрал пустой ларец, в котором хранился Грааль. На какой-то миг у него возникло искушение положить находку обратно в монастырский сундук, но потом он решил оставить ее себе, благо, ларец прекрасно помещался в мешке.

— Женевьева! — тихонько позвал он. — Пойдем.

Она перекинула ему через кости мешки, его лук и стрелы, кольчугу и оба плаща, а потом, морщась от боли в плече, перелезла сама. Томас помог ей облачиться в кольчугу и нечаянно сделал ей больно, приподнимая раненую руку. Затем лучник натянул собственную кольчугу, повесил за спину лук, прицепил к поясу меч и туда же, к поясу, прикрепил мешок, в который положил ларец. Подхватив связки стрел, он повернулся в сторону лестницы и тут в падавшем сверху через приоткрытую дверь смутном свете увидел, что в нише, служившей монастырской ризницей, что-то белеет. Англичанин жестом велел Женевьеве оставаться на месте, а сам, распугивая крыс, направился к невысокой арке, под которой лежал аббат Планшар. Он был мертв.

— Что там? — спросила Женевьева.

— Этот мерзавец убил его, — сказал пораженный Томас.

— Кого?

— Аббата!

Лучник говорил шепотом и, хотя был отлучен, все равно осенил себя крестным знамением.

— Он убил его!

Томас слышал весь разговор между Вексием и Планшаром и был озадачен, когда аббат вдруг умолк, а с лестницы донеслись удалявшиеся шаги лишь одного человека, но ужасного значения всего этого он не мог себе даже вообразить.

Ему это просто в голову не приходило.

— Он был хорошим человеком, — сказал Томас.

— Если он мертв, — сказала Женевьева, — они свалят вину на нас. Так что пойдем! Пойдем!

Томасу очень не хотелось оставлять окровавленный труп в подвале, но он понимал, что выбора у него нет. Женевьева права, вину свалят на них. Планшар был убит потому, что его дед отрекся от ереси, но кто поверит такому рассказу, если есть двое уже осужденных еретиков, которых можно обвинить в любых преступлениях! Томас повел ее вверх по лестнице. Церковь была все еще пуста, но за открытой западной дверью Томасу послышались голоса. На дворе был туман, отдельные клочья, просочившись в неф, тихо расползались над каменным полом. У него мелькнула мысль, не вернуться ли лучше в склеп и снова спрятаться, но он передумал, опасаясь, как бы его кузен не вернулся, чтобы еще раз тщательно обыскать монастырь, и решил, что нужно уходить.

— Сюда.

Он взял Женевьеву за руку и повел к южной стене церкви, где была дверь, выходившая на внутренний двор монастыря. Этой дверью монахи пользовались, когда приходили из келий на молитву, но сегодня им, очевидно, пришлось пропустить утреннюю службу.

Томас толкнул дверь, вздрогнув, когда заскрипели петли, и осторожно взглянул в щель. Поначалу ему показалось, что монастырский двор так же пуст, как и церковь, но потом он приметил в дальнем конце группу людей в черных плащах. Они стояли у одной из дверей, слушая кого-то, кто говорил с ними, не выходя из дома; никто не обернулся, когда Томас и Женевьева проскользнули под затененной аркадой и нырнули наугад в первую попавшуюся дверь. Они очутились в коридоре, который привел их на монастырскую кухню, где два монаха помешивали что-то в большом кипящем котле. Один из них при виде Женевьевы открыл было рот, чтобы высказать свое возмущение, как посмела женщина войти в мужскую обитель, но Томас сделал знак, чтобы он молчал.

— Где остальные монахи? — спросил лучник.

— В своих кельях, — ответил перепуганный повар и только растерянно смотрел, как они, промчавшись через кухню, мимо стола с большими ножами, ложками и мисками, под крюками, с которых свисали две козлиные туши, выскочили в другую дверь, выходившую к оливковой роще.

Там Томас недавно оставил лошадей. Но лошади исчезли.

Ворота в лепрозорий были открыты. Скользнув по ним взглядом, Томас повернул было на запад, но тут Женевьева схватила его за плащ и молча указала сквозь туман на вырисовывающиеся за деревьями очертания всадника в черном плаще. Был ли этот человек одним из караульных? Расставил ли Вексий людей вокруг всего монастыря? Это казалось вполне вероятным, а еще с большей вероятностью всадник мог обернуться и увидеть их или монастырские повара могли поднять тревогу. Но Женевьева вновь потянула его за плащ, заставив повернуть и через рощу направиться прямо в лепрозорий.

Там было пусто. Все люди боятся прокаженных, и Томас подумал, что Вексий, должно быть, выгнал их, чтобы дать возможность своим людям обыскать лачуги.

— Здесь нам не спрятаться, — прошептал он Женевьеве. — Вряд ли они обойдутся только одним обыском.

— А мы не будем прятаться, — сказала она и, зайдя в самую большую хижину, вышла оттуда с двумя просторными серыми балахонами.

Только сейчас до Томаса дошло, в чем состоит ее мысль. Он помог девушке натянуть балахон поверх кольчуги, набросил капюшон на ее золотистые волосы, облачился в одеяние прокаженного сам и взял из остававшейся на столе кучки две деревянные колотушки. Тем временем Женевьева положила связку стрел и лук Томаса на санки, которые прокаженные использовали для того, чтобы возить хворост, и Томас, накидав поверх оружия валежника, впрягся в сани.

— А теперь пошли, — сказала Женевьева.

Томас потащил легко скользившие по отсыревшей земле салазки. Шедшая впереди Женевьева повернула за воротами на северо-запад, подальше от всадника. Туман был их союзником, с его серой пеленой сливались их серые плащи. От западного кряжа тянулась узкая полоса леса, и девушка двинулась к нему, не стуча колотушкой, но присматриваясь и прислушиваясь. Потом она шикнула, и Томас замер. Послышался перестук конских копыт, к счастью, удалявшийся. Они двинулись дальше, и, оглянувшись через некоторое время, Томас увидел, что монастырь скрылся из виду, растворившись в тумане. Впереди темнели расплывчатые очертания деревьев. Они шли той самой тропой, которой прокаженные обычно хаживали в лес по грибы. Деревья подступили ближе, но тут снова послышался глухой стук копыт, и Женевьева в ответ предостерегающе застучала своей колотушкой.

Но всадник не испугался. Он догнал их, и Томас, тоже застучав колотушкой, обернулся к нему, склонив голову и пряча лицо под низко надвинутым капюшоном. Он видел ноги лошади, но не видел всадника. Стоя перед ним, Томас затянул:

— Подайте милостыню, добрый господин! Подайте милостыню!

Женевьева протянула руки за подаянием, открыв взгляду обезобразившие ее кожу страшные шрамы, оставленные отцом Рубером. Томас последовал ее примеру, благо белые, бугристые рубцы на его руках выглядели не менее устрашающе.

Невидимый всадник уставился на них, и они опустились на колени. Дыхание лошади вырывалось клубами пара, растворявшегося в туманном воздухе.

— Сжалься над нами, — заговорила Женевьева на местном языке нарочито сиплым голосом. — Ради бога, подай на пропитание.

Всадник молча стоял, а Томас не смел поднять глаза, испытывая унизительный страх беззащитного человека перед облаченным в кольчугу воином. Однако он понимал, что воин растерян и не знает, на что решиться. Он, несомненно, получил приказ искать двоих бежавших из монастыря людей и наткнулся именно на такую пару, но они оказались прокаженными, и сейчас чувство долга боролось в нем со страхом перед страшной заразой. Потом неожиданно зазвучали другие колотушки, и Томас, бросив украдкой взгляд через плечо, увидел показавшиеся из леса серые фигуры. Они тоже стучали в свои деревяшки и взывали о милосердии. Увидев, что к двум убогим собирается присоединиться еще целая уйма прокаженных, всадник не выдержал. Он плюнул, натянул поводья и повернул коня. Томас и Женевьева ждали, не поднимаясь с колен, пока ратника наполовину не скрыл туман, и лишь после этого поспешили к лесу, бросили там свои колотушки, скинули вонючие серые балахоны и достали из-под хвороста луки да связки стрел. Настоящие прокаженные, изгнанные из своего обиталища, взирали на них в молчании. Томас взял горсть монет из тех, что дал ему сэр Гийом, и положил на траву.

— Вы нас не видели, — сказал он недужным, и Женевьева повторила эти слова на местном языке.

Они двинулись дальше на запад и, выбравшись из тумана, продолжали держаться деревьев, пока лес не кончился, уступив место голому каменистому склону. Беглецы начали карабкаться вверх, прячась за валунами или в расщелинах. В долине туман уже рассеялся. Сначала показалась крыша аббатской церкви, потом остальные крыши, а спустя немного времени открылся весь монастырь. Но к тому времени Томас и Женевьева уже добрались до вершины и повернули на юг. Если идти на запад, дорога привела бы их в долину реки Жер, где деревушки располагались одна за другой, к югу же расстилалась почти безлюдная пустошь.

В полдень беглецы остановились передохнуть.

— У нас нет еды, — заметил Томас.

— Значит, мы пойдем голодными, — отозвалась Женевьева и улыбнулась. — Это не страшно. А куда мы пойдем?:

— В Кастийон-д'Арбизон, — ответил Томас.

— Вернуться туда? — удивилась девушка. — Они же нас прогнали. С чего бы им принимать нас обратно?

— С того, что мы им нужны, — сказал Томас.

Разумеется, полной уверенности в этом у него не было, но из того, что говорил Планшару Вексий, он узнал, что часть гарнизона перешла на сторону графа Бера, и догадывался, что эту группу наверняка возглавлял Робби. Он не мог представить себе, чтобы сэр Гийом нарушил свою клятву верности графу Нортгемптону, а Робби, с тех пор как покинул Шотландию, не связывал себя никакими обязательствами. Томас решил, что в Кастийон-д'Арбизоне остались люди, которых он привел с собой из Кале. Англичане. Поэтому Томас решил пойти в Кастийон-д'Арбизон. Если замок пал, а гарнизон перебит или взят в плен, они продолжат путь на запад, пока не доберутся до английских владений.

Но сейчас следовало держать путь на юг, где росли покрывающие предгорья леса. Когда Томас снова поднял свою поклажу, из мешка вывалилась найденная в монастыре шкатулка, засунутая поверх запасных наконечников, точильного камня и тетивы. Он снова сел и поднял ларец.

— Что это? — спросила Женевьева.

— Планшар думал, что в этой шкатулке хранился Грааль, — сказал он ей, — но, может быть, она служила для отвода глаз, чтобы люди думали, будто в ней хранился Грааль.

Он стал разглядывать выцветшую надпись. При солнечном свете ярче проступили буквы, и стало видно, что надпись была сделана красным, а там, где она стерлась, на дереве все равно остались ее следы. Внутри шкатулки сохранился еще один отпечаток: кружок пыли, въевшейся в дерево, как будто там долго что-то лежало. Две железные петли стали хрупкими от ржавчины, а дерево настолько иссохло, что казалось невесомым.

— Она настоящая? — спросила Женевьева.

— Настоящая, — сказал Томас, — но хранился ли там Грааль, я не знаю.

При этом он невольно подумал, как часто уже произносил эти слова, когда речь заходила о Граале.

Впрочем, теперь он знал немного больше. Он знал, что в прошлом столетии, когда французское войско, предприняв Крестовый поход, вторглось на юг искоренять ересь огнем и мечом, семеро темных паладинов бежали из Астарака. Но их словам, они спасали некое сокровище и поклялись его хранить, но теперь, после стольких лет еретическую веру сохранил лишь Ги Вексий. Действительно ли отец Томаса обладал Граалем, так и осталось невыясненным, но теперь стало понятно, почему Ги Вексий поехал в Хуктон и убил отца Ральфа. Точно так же, как потом он убил Планшара. Арлекин истреблял потомков темных паладинов за то, что они изменили заветам предков, и Томас точно знал, что случится с ним, если он попадет в руки своего кузена.

— Странная форма для Грааля, — заметила Женевьева.

Ларец был низеньким, квадратным, а не высоким, как для кубка.

— А кто знает, как выглядит Грааль? — откликнулся Томас, снова убирая шкатулку в мешок.

Они продолжили путь на юг. Томас постоянно оглядывался назад и по сторонам и около полудня увидел людей в темных плащах, взбиравшихся со стороны монастыря вверх по склону. Их было человек десять, и он догадался, что они хотят с вершины обозреть местность. Должно быть, Ги Вексий снова обыскал монастырь и, ничего не найдя, решил раскинуть свою сеть шире.

Томас и Женевьева прибавили шагу. Ближе к вечеру впереди показалась та каменная россыпь, где была ранена Женевьева. До леса было уже недалеко, но Томас продолжал оглядываться, опасаясь, что дюжина дозорных может появиться в любой момент.

Вместо этого с востока показался новый отряд. Еще двенадцать всадников, колонной по трое, поднимались по тропе, ведущей через хребет. Перебежав открытую лужайку, Томас с Женевьевой нырнули в гущу деревьев за несколько мгновений до того, как эта колонна поднялась на гребень.

Беглецы, переводя дух, залегли в подлеске. В то время как дюжина конных ратников, не скрываясь, ждала на вершине, другие через некоторое время появились на безлесной части склона, выполняя роль загонщиков. Они явно надеялись выгнать Томаса и Женевьеву из какой-нибудь расщелины, и лучник понял, что его кузен разгадал его планы, сообразив, что он будет пробираться в Кастийон-д'Арбизон или направится на запад к ближайшей крепости, удерживаемой англичанами. Теперь его люди прочесывали всю местность к западу от Астарака. Пока Томас следил за всадниками, на вершине к ним присоединился его кузен собственной персоной во главе двадцати новых ратников. Теперь наверху собралось более сорока вооруженных длинными мечами всадников в кольчугах и черных плащах.

— Что будем делать? — еле слышно спросила Женевьева.

— Прятаться, — коротко ответил Томас.

Стараясь не шуметь, они отползли назад, в заросли, и Томас повел ее на восток. Он решил повернуть назад, к Астараку, рассчитывая, что Ги этого не ожидает. Но, дойдя до склона и увидев расстилавшуюся внизу долину, повернул на север посмотреть, что делают преследователи.

Половина из них двинулись дальше на запад, чтобы перекрыть тропы, пересекающие соседнюю долину, а остальные во главе с Вексием скакали к лесу, чтобы как загонщики выгнать добычу из зарослей навстречу другим ратникам, которые были уже близко. Томас увидел, что некоторые из них были вооружены арбалетами.

— Пока мы в безопасности, — сказал Томас, вернувшись в расщелину, где Женевьева укрывалась.

По его расчетам, они находились в середине прочесывающей местность цепи, причем чем шире растягивались ловцы, тем реже становилась их цепь и тем легче было ускользнуть через открывшиеся бреши. Но для этого нужно переждать до утра, потому что солнце уже садилось, опускаясь в розовеющие облака.

Томас прислушивался к лесным звукам, но не слышал ничего тревожного, только царапанье звериных когтей о кору, шум вспорхнувшего голубя и вздохи ветра. Всадники в черных плащах направились на запад, но и с востока в долине были видны следы их деятельности. Там еще оставались солдаты, они подожгли приют для прокаженных и то, что осталось от многострадальной деревни, чтобы пламя выгнало из хижин всех, кто в них мог укрыться. Все небо над монастырем заволокло черным дымом. Другие солдаты копошились среди развалин замка. Томас не мог понять, что они там делают, он был слишком далеко, чтобы это разглядеть.

— Мы должны поесть, — сказал он Женевьеве.

— У нас ничего нет, — сказала она.

— Тогда поищем грибов, — предложил Томас, — и орехов. А еще нам нужна вода.

Немного дальше к югу они нашли маленький ручеек и утолили жажду, прижавшись лицами к скале, по которой тонкой струйкой стекала вода. В овраге, рядом с этим источником, Томас устроил ложе из папоротника и, убедившись, что это убежище надежно укрыто, оставил там свою спутницу, а сам отправился на поиски пищи. Он захватил лук и полдюжины стрел, причем не только для защиты, но и в надежде встретить оленя или дикую свинью. В опавшей прелой листве кое-где попадались грибы, они были маленькие, черные и сморщенные, и Томас не знал, съедобны они или ядовиты. Он продолжил путь в поисках каштанов или дичи, передвигаясь по большей части ползком и все время прислушиваясь и посматривая на вершину кряжа. Шорох листвы заставил его обернуться. Ему показалось, что среди деревьев промелькнул олень, но на землю уже ложилась тень, и он не успел хорошенько разглядеть, что это было. Наложив стрелу на тетиву, Томас прокрался к тому месту, где приметил мимолетное движение. Скорее всего, ему посчастливилось выйти на молодого оленя, ибо сейчас, в период гона, возбужденные самцы должны были бродить по лесам, вызывая соперников на бой. Он знал, что не сможет развести костер, чтобы зажарить мясо, но ему уже доводилось есть сырую печень, и сегодня вечером он счел бы такой ужин пиршеством. И тут показались оленьи рога; низко пригнувшись, лучник подвинулся, чтобы отыскать в листве цель... и в этот миг рядом в ствол дерева ударила арбалетная стрела. Олень огромными прыжками умчался прочь, Томас же, развернувшись и натянув тетиву, увидел перед собой людей с обнаженными мечами.

Он угодил в ловушку.

Часть третья

Тьма

* * *

Поиски в монастыре не дали ничего, нашли лишь мертвое тело аббата Планшара. Ги Вексий, услышав о смерти старика, громогласно обвинил в убийстве своего кузена-еретика. Потом он приказал еще раз обыскать все постройки, а потом, желая быть уверенным, что там уж точно никто не спрятался, повелел поджечь и деревню, и лепрозорий. Окончательно убедившись, к своему огорчению, что беглецы ускользнули, он дал указание прочесать окрестные леса. Найденные в лесу к западу от обители брошенные балахоны и колотушки подсказали ему, как было дело, и Вексий допросил всадников, патрулировавших подступы к монастырю со стороны леса. Оба караульных клялись и божились, что никого не видели. Вексий понял, что добиваться от них правды бесполезно: следовало действовать, и безотлагательно. Он приказал своим всадникам перекрыть все тропы, ведущие в сторону английских владений в Гаскони, однако, когда попытался послать на поиски и людей Шарля Бессьера, тот отказался. Он заявил, что его лошади охромели, а люди устали.

— И вообще, — отрезал Бессьер, — я не подчиняюсь твоим приказам. Меня направил сюда мой брат.

— Твой брат хочет найти англичанина, — настойчиво повторил Вексий.

— Ну так и найди его, монсеньор, — отозвался Бессьер, заставив последнее слово прозвучать как оскорбление.

Вексий со своими людьми направился на запад, понимая, что Бессьер отказался ехать, чтобы разграбить деревню и монастырь. Именно этим брат кардинала и занялся, хотя особой поживы для него и его своры не нашлось. Шестерых головорезов он отправил в деревню. Перевернув вверх дном все те жалкие пожитки, которые селяне ухитрились уберечь от прошлых грабежей и пожаров, мародеры ничего не нашли, кроме кухонной утвари — красная цена ей была несколько жалких су. Охотились же они за припрятанными в земле кладами, которые, как они думали, крестьяне зарыли в земле при виде вооруженных всадников. Поэтому люди Бессьера стали пытать несчастных крестьян, чтобы те выдали им свои захоронки, и попутно узнали кое-что очень интересное.

Один из людей Шарля, знавший говор южной Франции, взялся отпиливать крестьянину пальцы, и тот закричал, что старый граф затеял раскопки в развалинах крепости и откопал под бывшей часовней древнюю стену, но умер, так и не успев завершить дело. Бессьер заинтересовался: несчастный виллан рассказал, что граф, заглянув за стену, увидел что-то такое, что даже лишился чувств, а когда это случилось, старый аббат (упокой Господи с миром его душу) велел забросать стену землей и оставить все как было. Неудивительно, что, едва Вексий с ратниками уехал на запад, Шарль Бессьер повел своих людей наверх, к старой крепости.

Им потребовалось менее часа, чтобы вывернуть каменные плиты и вскрыть склеп, а еще через час Бессьер извлек старые гробы и увидел, что они уже ограблены. Из деревни привели виллана, от которого узнали про раскопки, тот показал, где копал граф, и Бессьер приказал своим людям пробить стену. Он велел им работать быстро, желая покончить с этим делом до возвращения Ги Вексия, который мог бы обвинить его в осквернении семейных могил. Стена, однако, была сработана на совесть, кладку скреплял прочный раствор, и добиться успеха солдатам удалось лишь после того, как кто-то приволок из разоренной деревни молот. Молот с грохотом обрушивался на камни, откалывая кусочки и выворачивая фрагменты кладки. Потом они вбили железный штырь между нижними блоками, и стена обрушилась.

Внутри, на каменном пьедестале, стоял ларец.

Ларец был деревянный и мог вместить предмет размером с человеческую голову. При виде его даже Шарль Бессьер испытал прилив волнения.

«Грааль! — подумал он. — Черт побери, там Грааль!»

Представив себе, как он скачет на север с драгоценной добычей, которая обеспечит его брату папскую тиару, Бессьер оттолкнул в сторону потянувшегося было за находкой солдата.

— Прочь с дороги! — рявкнул он и, наклонившись сам, бережно снял ларец с постамента.

Ларец оказался с секретом. Непонятно было, где у него крышка. С одной стороны — Бессьер решил, что это должен быть верх, — на нем была инкрустация в виде серебряного, потускневшего от времени креста, но нигде не нашлось никаких надписей, никакого намека на возможное содержимое. Бессьер потряс находку, услышал, как внутри что-то задребезжало, и задумался: возможно, он держит в руках настоящий Грааль, но если окажется, что в ларце находится что-то иное, то сейчас самое время достать поддельный Грааль из колчана на поясе и сделать вид, будто это и есть находка, извлеченная из-под разрушенного алтаря Астарака.

— Открой его, — попросил один из солдат.

— Заткнись, — бросил Бессьер, оттягивая время, чтобы пораскинуть мозгами.

Англичанин пока оставался на свободе, но его должны были сцапать. А что, если при нем обнаружится настоящий Грааль? Этак недолго оказаться разоблаченным со своей подделкой и остаться в дураках.

Перед Бессьером встала та же дилемма, которая озадачила его в склепе, когда ему представился случай убить Вексия. Пожалуй, если вылезти с Граалем раньше времени, мечта о сладкой жизни в папском дворце может пойдет прахом. Лучше уж дождаться поимки англичанина и удостовериться, что есть лишь один Грааль, который и будет доставлен в Париж.

А вдруг сокровище лежит в этом ларце?

Он поднес его к дневному свету, вытащил нож и попытался протиснуть лезвие между прекрасно подогнанными планками ларца. Один из его людей предложил разбить шкатулку кузнечным молотом, но Бессьер обозвал его дураком.

— Ты что, дубина, хочешь разбить заодно то, что лежит внутри?

Отпихнув солдата в сторону, Шарль продолжал орудовать ножом до тех пор, пока ему не удалось-таки отщепить боковую дощечку. Содержимое было обернуто в белую шерстяную ткань. Бессьер бережно извлек сверток, втайне надеясь, что будет вознагражден желанной, драгоценной добычей. Его люди столпились вокруг в нетерпеливом ожидании.

Он развернул старую, потертую ткань.

И увидел кости.

Череп, несколько костей ступни, лопатка и три ребра. Бессьер уставился на них, потом выругался. Его люди загоготали, и Бессьер в ярости пнул череп так, что он полетел в склеп, откатился на несколько шагов и остановился.

Он затупил хороший нож ради того, чтобы обнаружить несколько костей прославленного целителя ангелов, святого Севера.

А Грааль так и остался сокрытым.

* * *

События вокруг Астарака не могли не привлечь внимания коредоров. После вооруженного нападения из разграбленных городов и деревень на дорогах всегда появлялись беженцы, становившиеся легкой добычей отчаянных, алчных до поживы разбойников. Естественно, что Дестрал, возглавлявший почти сотню коредоров, наблюдая за разорением Астарака, брал на заметку всех бежавших от солдат людей и следил, куда они держат путь.

Большинство из коредоров сами были беглецами, хотя и не все. Некоторым просто не повезло в жизни, кого-то разорила война, а кому-то надоело мириться с бесправным положением серва, находящегося полностью во власти своего господина. Летом эти изгои совершали набеги на пасшиеся на высокогорных лугах стада, устраивали на перевалах засады, подстерегая беспечных путников, а на зиму спускались в долины в поисках добычи и крова. Состав шайки менялся, люди приходили и уходили, приводя и уводя своих женщин. Некоторые погибали от болезней, иные возвращались с награбленным богатством к честной жизни, кто-то погибал в драках из-за женщин или азартной игры. Потери от боевых стычек были невелики.

* * *

Поскольку ему лично шайка Дестрала особого ущерба не наносила, старый граф Бера терпел ее существование. Прикинув, что нанимать ратников для того, чтобы прочесывать поросшие лесами, изобилующие пещерами и ущельями склоны, будет слишком накладно, он, вместо того чтобы тратить деньги попусту, предпочел разместить там, где коредорам было чем поживиться, свои гарнизоны. Сборщиков податей, доставлявших в Бера деньги с подвластных графу городов и селений, он обеспечивал надежной охраной. Купцы, путешествовавшие в стороне от основных дорог, оберегали свои обозы с помощью наемной стражи, ну а рискнувшие путешествовать без охраны становились добычей коредоров, за которую, правда, им приходилось вступать в схватки с посягавшими на их территорию рутьерами.

По правде сказать, рутьеры и коредоры различались не так уж сильно, хотя первые были лучше вооружены и организованы. Это были оставшиеся без службы солдаты, опытные вояки, и их бродячие отряды порой захватывали даже небольшие города. Захватывали и удерживали до тех пор, пока не выжимали из горожан последние соки, после этого они оставляли город. Многие сеньоры предпочитали отсиживаться в замках и не связываться с этими вояками, составлявшими маленькие армии и дравшимися не только со знанием дела, но и с отчаянной отвагой людей, которым нечего терять. Как только начиналась война и у знатных сеньоров появлялся спрос на наемников, все эти шайки нанимались на службу и сражались под знаменами какого-нибудь магната. Но едва объявлялось перемирие, эти люди, знавшие только военное ремесло, разбредались кто куда, приискивая плохо защищенный город.

Дестрал ненавидел рутьеров. Он ненавидел всех солдат как исконных врагов коредоров, и хотя, как правило, избегал с ними сталкиваться, но при большом численном превосходстве позволял своим людям на них нападать. В отличие от крестьян, у солдат можно было разжиться столь ценной добычей, как оружие, доспехи и кони. Поэтому, когда небо над Астараком почернело от копоти, поднявшейся над подожженной деревней и приютом для прокаженных, он разрешил одному из своих подручных напасть на полдюжины ратников в черных плащах, которые, отбившись от своих, углубились в лес. Это нападение было ошибкой. Неподалеку в лесу оказались другие всадники, и сумеречный лес неожиданно наполнился стуком копыт и лязгом извлекаемых из ножен мечей.

О том, что происходило на опушке леса, Дестрал не знал. Он находился в глубине зарослей, где среди дубов вздымался известняковый утес, с которого сбегал горный ручей. Две вместительные пещеры могли послужить укрытием, и Дестрал присмотрел это место для зимовки. Оно было очень удобным: достаточно высоко в горах, чтобы чувствовать себя в относительной безопасности, но достаточно близко к долинам, чтобы его люди могли производить оттуда набеги на деревни и хутора. Сюда-то и привели двух беглецов из Астарака.

Захваченную в лесу парочку привели на прогалину перед пещерами, где Дестрал уже приготовил костры, хотя не разрешал разводить огонь, пока не уйдут солдаты. Приглядевшись в вечернем сумраке к пленным, разбойничий главарь сразу понял, что добыча ему досталась отменная. Такая, на какую он и не надеялся. Его молодцы сцапали английского лучника и женщину! Коредорам всегда не хватало женщин, так что бабе, ясное дело, применение найдется быстро, но англичанин представлял собой более ценную добычу, ибо его можно было продать. Мало того, при нем нашлись мешочек с деньгами, меч и кольчуга. Торжество Дестрала было тем слаще, что его пленником оказался тот лучник, стрелы которого уменьшили численность его шайки на полдюжины человек. Обыскав торбу Томаса, коредоры забрали кремень и стальное огниво, дополнительные тетивы и несколько припрятанных лучником монет, тогда как запасные наконечники для стрел и пустую шкатулку они выбросили, сочтя предметами, не имеющими никакой ценности. Они отобрали у него стрелы, а лук отдали Дестралу, тот попытался его натянуть и взъярился, когда при всей своей силе не смог оттянуть тетиву назад более чем на несколько дюймов.

— Оттяпать ему пальцы, и все дела, — рявкнул он, отшвырнув лук. — А девку разденьте догола.

Мужчина и женщина схватили Женевьеву и, не обращая внимания на крики боли, принялись через голову стягивать с нее кольчугу. Томас пытался вырваться из хватки двоих разбойников, державших его за руки, но тут послышался громкий крик Филена:

— Постойте! Остановитесь!

— Остановиться? — Дестрал повернулся к Филену, несказанно удивленный, что тот посмел вмешаться. — Какого черта, ты что, святошей заделался? Может, хочешь, чтобы мы их отпустили?

— Я звал его к нам, потому что он оставил в живых моего сына, — нервно пояснил Филен.

Разговор велся на местном наречии, и Томас не понимал ни слова, однако было очевидно, что Филен просит пощадить пленника, Дестрал же, обязанный своим прозвищем висевшему у него за спиной тяжелому топору, вовсе не был склонен уступить.