Вампир - граф Дракула

Бросив тоскливый взгляд на бледное лицо Луси, Артур ушел. Я сел у изголовья ее постели и огляделся. Фон Гельсинг уже развесил здесь цветы; на шее Луси поверх шелкового платка красовался венок из них. Она дышала неровно, лицо было искажено гримасой, открытый рот обнажал бледные десны и острые зубы. Особенно меня поразили клыки: они стали длиннее остальных, как у собаки!

Около полуночи Луси слабо шевельнулась. И тут же раздался тихий стук в окно. Приблизившись, я поднял штору. Сад был освещен серебристым сиянием луны. Перед самым окном летала огромная летучая мышь. Это она задевала крыльями за стекло. Мне почему-то вспомнился Ренфильд, и сердце сжалось от неясного страха.

Вернувшись на прежнее место, я заметил, что венок на шее Луси сдвинулся от ее неловкого движения. Я осторожно поправил его.

Через некоторое время Луси проснулась. Я дал ей поесть, как предписал фон Гельсинг. Она безропотно проглотила пищу. Видно было, что организм уже не борется со смертью, как раньше. Луси покорно отдалась овладевавшей ею слабости. Мне показалось странным, что, проснувшись, Луси прижала к себе венок, будто ища в нем защиты, в то время как во сне она отталкивала его. Понаблюдав за ней, я убедился в этом. Больная то засыпала, то просыпалась, каждый раз повторяя одни и те же движения.

В шесть часов утра фон Гельсинг пришел сменить меня. Артур только что заснул, и профессор не посчитал нужным будить его. Увидев Луси, фон Гельсинг вскрикнул.

— Скорее поднимите штору, мне нужен свет! — приказал он.

Наклонившись к Луси, профессор осмотрел ее, отодвинул венок, снял шелковый платок… Я приблизился к постели. Ранки на шее Луси исчезли, не оставив никаких следов!

Фон Гельсинг долго смотрел на бедную девушку. Наконец он обернулся ко мне и тихо сказал:

— Она умирает… Но мы не знаем, придет ли она в сознание. Разбудите Артура, я обещал позвать его в случае надобности.

Я пошел в гостиную. Увидев солнце, пробивавшееся через открытые ставни, Артур ужаснулся, что так долго спал, и спросил про Луси. Я ответил, что она еще спит, но профессор считает, что конец близок. Артур закрыл лицо руками. Плечи его вздрагивали.

Я взял его за руку и заставил встать.

— Пойдем, милый друг, — сказал я, — мужайся! Когда мы вошли в комнату больной, я заметил, что фон Гельсинг расчесал волосы Луси, обрамлявшие ее исхудавшее лицо золотистыми волнами. Она открыла глаза и, увидев Артура, прошептала:

— Артур, дорогой, я так рада, что ты пришел!

Голмвуд нагнулся, чтобы поцеловать ее, но профессор помешал ему.

— Подождите, — сказал он, — подержите ее за руку, ей это будет приятно.

Артур опустился на колени у кровати и взял руку Луси. Лицо ее источало ангельскую доброту и кроткость. Через минуту глаза больной медленно закрылись, и она опять заснула.

Внезапно с Луси произошла та же перемена, которую я заметил ночью. Дыхание стало неровным, рот открылся, обнажив длинные острые зубы. Она открыла глаза, в которых горела злоба, и мягким, сладостным голосом прошептала:

— Артур, возлюбленный мой, поцелуй меня!

Артур стремительно нагнулся, но фон Гельсинг пораженный, как и я, ее странным голосом, бросился к Голмвуду и оттолкнул с такой силой, что тот отлетел на середину комнаты.

— Ни за что! — закричал профессор. — Не смейте целовать ее, если вы хоть немного дорожите спасением ваших душ!

Артур был так поражен, что совершенно растерялся. На лице Луси появилось выражение бессильной злобы, острые зубы стиснулись. Она закрыла глаза, с трудом переводя дыхание.

Мы внимательно наблюдали за ней. Через некоторое время Луси снова открыла глаза, но теперь в них светилась прежняя доброта и бесконечная грусть. Она протянула бледную худую руку и, взяв руку профессора, нежно поцеловала ее.

— Мой верный друг… — сказала Луси чуть слышно, — наш верный друг, — прибавила она, глядя на Артура, — берегите моего жениха, умоляю вас! О, дайте мне покой!

— Клянусь вам в этом! — торжественно воскликнул фон Гельсинг и обернулся к Артуру: — Поцелуйте свою невесту в лоб…

Артур подошел, они простились. Луси закрыла глаза и спустя несколько минут скончалась.

Я увел Артура вниз. Он рыдал как ребенок. С трудом удерживая слезы, я уложил его на диван, укрыл пледом и вернулся. Фон Гельсинг стоял на прежнем месте и смотрел на Луси. Смерть вернула ей прежнюю красоту, щеки как будто пополнели, губы слегка порозовели. Она была удивительно хороша.

— Бедная девушка, — прошептал я. — Наконец-то она обрела покой. Смерть — конец всему.

Профессор обернулся ко мне и грустно заметил:

— К несчастью, вы не правы, мой друг, это только начало!

Когда я спросил его, что он хочет этим сказать, фон Гельсинг покачал головой.

— Мы пока ничего не можем сделать. Подождите, и увидите сами.

21 сентября. Похороны Луси и ее матери состоятся через день. Родных у них нет, Артур уехал на похороны отца. Ввиду этих обстоятельств мы с фон Гельсингом решили заняться бумагами миссис Вестенра. Профессор настоял на том, чтобы самому просмотреть бумаги, принадлежавшие Луси.

— Не беспокойтесь, — сказал он в ответ на мой недоуменный взгляд, — я просто не хочу, чтобы письма, вроде последней записки мисс Луси, попали в руки полиции. Итак, вы занимаетесь бумагами миссис Вестенра, а я отправляюсь в комнату Луси. Может быть, что-нибудь и отыщу. Кстати, если вам попадется адрес поверенного миссис Вестенра, напишите ему.

Все документы миссис Вестенра были в порядке. Она даже указала, где и как ее похоронить. Адрес ее поверенного тоже был здесь.

Я не успел запечатать письма, когда фон Гельсинг вернулся.

— Что-нибудь нашли? — спросил я его.

— Ничего особенного, если не считать нескольких писем и недавно начатого дневника. Я оставлю бумаги при себе, а потом, с разрешения бедного Артура, извлеку из них некоторую пользу. Теперь пойдем спать, друг мой. Мы оба нуждаемся в отдыхе. Завтра предстоит немало хлопот.

Раньше чем лечь, мы зашли посмотреть на Луси. Она лежала, окруженная чудными белыми цветами. Профессор приоткрыл покрывало и отшатнулся. Я подошел ближе. Луси лежала в гробу, как живая. Никаких признаков смерти! Яркий румянец играл на ее щеках, алые губы улыбались. Я с трудом верил, что передо мной не спящая красавица, а безжизненный труп.

Профессор угрюмо смотрел на нее.

— Подождите, пока я вернусь, — шепнул он после продолжительного молчания и вышел.

Вернувшись с цветами, которыми в изобилии снабжал Луси, фон Гельсинг разложил их вокруг лица умершей. Потом, сняв с себя маленькое распятие, прикрыл им ей рот. Я был изумлен, но ничего не сказал. Мы молча вышли из комнаты.

Я уже раздевался, когда профессор постучался ко мне.

— Пожалуйста, привезите мне завтра операционные ножи, — попросил он.

— Зачем? Вы хотите ее вскрывать?

— И да и нет, — ответил фон Гельсинг. — Я скажу вам, в чем дело, только, пожалуйста, никому ни слова! Я хочу вынуть ее сердце… Вы будете мне ассистировать. Можно было бы сделать это сегодня, но Артур завтра пожелает увидеть ее. Когда он простится с Луси и все разойдутся, мы вернемся, отвинтим крышку гроба и сделаем то, что следует, и никто об этом и знать не будет!

— Но разве это необходимо? Луси умерла! Зачем кромсать ее тело? Вы сами говорите, что вскрывать ее нет необходимости, так зачем же, зачем?…

Положив руку мне на плечо, профессор сказал:

— Джон, я знаю, вы любили мисс Луси. Если бы я мог, то избавил бы вас от этого испытания. Но есть вещи, о которых вы не знаете. Когда я расскажу вам обо всем, вы будете благодарны мне, хотя ваша душа содрогнется от ужаса. Вы знаете меня давно, но… Неужели вы сомневаетесь в благонамеренности моих действий? Вы были поражены, неприятно поражены, когда я не позволил Артуру поцеловать невесту и оттолкнул его от постели. Но заметили ли вы, какой благодарностью светились ее глаза, как она поцеловала мне руку? Слышали ли вы, как я поклялся, что дам ей покой? Верьте, все, что я делаю, я делаю с определенными намерениями… Я все вам расскажу, но не торопите меня.

Помолчав немного, фон Гельсинг продолжал:

— Мой друг, нам предстоит пережить еще много страшных минут. Но я убежден, что наши усилия увенчаются успехом. Скажите, могу ли я рассчитывать на ваше доверие и помощь?

Я пожал руку профессору и обещал во всем ему повиноваться. Он грустно улыбнулся, пожелал мне спокойной ночи и вышел. Закрывая за ним дверь, я заметил служанку, направлявшуюся в комнату Луси. Сам не знаю, почему это растрогало меня.

Я спал крепко и долго. Солнце уже ярко светило, когда меня разбудил фон Гельсинг.

— Не беспокойтесь насчет ножей, — хмуро бросил он. — Они не понадобятся.

— Почему? — удивился я.

— Потому что теперь слишком поздно или слишком рано! Посмотрите, — профессор показал маленькое распятие, — оно было украдено вчера ночью.

— Как украдено? Оно же у вас в руках!

— Я забрал его у подлой женщины, решившейся обокрасть покойницу. Полиции я сообщать не стану, она будет наказана без меня, хотя пока и не подозревает об ужасных последствиях своего гнусного поступка.

Профессор ушел, породив в моей душе тягостные предчувствия.

В двенадцать часов приехал поверенный. За завтраком он подтвердил, что бумаги миссис Вестенра в совершенном порядке. Она завещала свое состояние Артуру Голмвуду. Несмотря на все доводы поверенного о непрактичности такого шага, старушка была так уверена в своем будущем зяте, что пожелала оставить все на его имя. Поверенный оставался с нами недолго, сказав, что вернется с мистером Голмвудом пятичасовым поездом…

Несчастный Артур! Я встретил его на вокзале. Он страшно переживает. Смерть отца и невесты потрясли его до глубины души. Хотя он был ласков со мной и изысканно вежлив с фон Гельсингом, я чувствовал, что он чего-то недоговаривает.

Мы поднялись в комнату Луси. Я хотел остаться за дверью, но Артур, взяв меня за руку, заставил войти.

— Ты любил ее, мой друг, — сказал он хриплым от волнения голосом, — она мне говорила. Ты был ее другом. Не знаю, как благодарить тебя за все, что ты сделал…

Положив голову мне на плечо, Артур зарыдал.

— Джон, Джон, — всхлипывал он. — Что я буду делать? Вся моя жизнь рухнула. Все, что было мне дорого, исчезло, я совсем один!

Когда Артур немного успокоился, я подвел его к гробу и откинул покрывало с лица Луси. Бог мой, как она была хороша!

Артур, взглянув на нее, затрясся как в лихорадке.

— Ты уверен, что она умерла? — чуть слышным шепотом обратился он ко мне.

— Да, конечно, — ответил я и, желая убедить его, прибавил: — После смерти лица часто меняются самым неожиданным образом.

Артур успокоился и, став на колени перед гробом, оставался довольно долго без движения. Я тронул его за плечо.

— Простись с ней, мой друг.

Он встал, приложился к ее холодной руке и бледному лбу и со слезами на глазах вышел из комнаты.

Я встретил фон Гельсинга в коридоре и повторил ему вопрос Артура.

— Я нисколько не удивляюсь этому, — ответил он. — Я сам время от времени сомневаюсь в действительности ее смерти.

За обедом Артур с трудом скрывал волнение. Фон Гельсинг ел молча, погруженный в свои мысли. Наконец после кофе он обратился к Артуру:

— Мистер Голмвуд…

— Ради Бога, не называйте меня так! — перебил его Артур. — Я смею считать вас своим другом. Вы так много сделали для моей несчастной невесты! Я знаю, что она ценила вашу доброту даже больше, чем я, и если я оскорбил вас, высказав удивление, когда вы оттолкнули меня от постели Луси, то прошу прощения!

Профессор кивнул.

— Я знаю, что вы не могли не удивиться моей резкости, не догадываясь о ее причинах. Да и теперь вам еще трудно доверять мне, так как то, что происходит вокруг, вам непонятно. Но придет время, когда вы все узнаете и будете благодарить меня за себя и за нашу дорогую покойницу, которой я поклялся дать покой.

— Уверяю вас, милый профессор, что доверяю вам вполне, — поспешил сказать Артур. — Я знаю, у вас честное сердце, вы друг Джона и были другом Луси. Действуйте, как считаете нужным.

Фон Гельсинг немного помолчал.

— Вы знаете, что миссис Вестенра оставила вам все свое состояние?

— Нет! — удивленно воскликнул Артур.

— Теперь, поскольку вы это знаете, я прошу у вас разрешения прочитать все письма и бумаги, принадлежавшие мисс Луси. Поверьте, я действую не из простого любопытства. У меня есть идея, которую она бы одобрила, я в этом убежден. Бумаги все при мне. Я взял их, когда мы с Джоном еще не знали, что все переходит к вам, не желая, чтобы они попали в чужие руки. Если вы позволите, я сохраню их и никому, даже вам, не покажу. Будьте уверены, они останутся в сохранности и со временем я верну их. Вам, пожалуй, трудно дать мне такое разрешение, но вы это сделаете для блага Луси, не правда ли?

— Профессор, действуйте, как считаете нужным, — повторил Артур. — Я убежден, что Луси сама дала бы вам полную свободу. Когда придет время, вы расскажете мне все.

Фон Гельсинг встал.

— Благодарю вас, Артур, — сказал он серьезно. — Но впереди еще много страданий. Надо вооружиться терпением и мужеством.

Я провел ночь на диване в одной комнате с Артуром. Фон Гельсинг не ложился. Он бродил по дому, беспрестанно возвращаясь к гробу Луси.

ДНЕВНИК МИННЫ ГАРКЕР

22 сентября, в вагоне. Андрей спит. Кажется, так мало времени прошло с тех пор, что я писала в дневнике, а как много всего произошло! И моя свадьба, и возвращение в Англию, и смерть мистера Гаукинса… Он оставил Андрею все свое состояние… Похороны были скромные, по желанию старика, народу мало. Стоя у его могилы, мы, мой муж и я, чувствовали, что потеряли лучшего друга, и возвращались с кладбища в крайне удрученном состоянии духа.

Проезжая мимо парка, Андрей решил, что мне будет приятно побыть на свежем воздухе. Мы остановились, вылезли из коляски и побрели по безлюдным аллеям. Почти у самых ворот перед магазином я обратила внимание на молодую девушку поразительной красоты в большой модной шляпе. Я загляделась на нее и вдруг почувствовала острую боль в руке. Это Андрей так сильно стиснул мне руку. Я удивленно подняла на него глаза.

— Боже мой! — прошептал он испуганно.

Я всегда беспокоюсь за Андрея, его нервы еще очень расшатаны.

— В чем дело? — спросила я.

Он был страшно бледен. Растерянными, почти обезумевшими глазами Андрей смотрел на высокого худого мужчину с черными усами и острой бородкой, который тоже наблюдал за красивой девушкой. У него было странное лицо — жестокое и сладострастное одновременно, большие белые зубы, острые, как у хищника, полные ярко-красные губы.

Андрей не спускал с него глаз. Я спросила, почему он так волнуется. Мой муж ответил, как бы предполагая, что я знаю столько же, сколько и он:

— Разве ты не видишь, кто это?

— Нет, я не знаю его. Кто это?

Ответ Андрея поразил меня:

— Это он!

Андрей казался чем-то очень напуганным, он был близок к обмороку. Я не знала, что делать. Но в этот момент из магазина вышел рассыльный и передал девушке пакет. Она, сев в коляску, тут же уехала. Незнакомец кликнул извозчика и отправился следом за ней.

Андрей прошептал:

— Я убежден, что это граф, но как он помолодел! Бог мой, если это он… Это ужасно, ужасно!

Он был так расстроен, что я не решалась ни о чем расспрашивать. Взяв мужа под руку, я подвела его к скамейке и усадила. Он положил голову мне на плечо и сразу заснул. Я была очень рада этому: сон действует на него лучше всякого лекарства.

Минут через двадцать Андрей проснулся и удивленно на меня посмотрел.

— Неужели я спал, Минна? — спросил он. — Пожалуйста, прости меня! Не знаю, как это случилось! Пойдем, выпьем где-нибудь чаю.

Мой муж, очевидно, забыл про встречу с незнакомцем. Мне очень не нравится эта забывчивость, она свидетельствует о том, что болезнь еще не отступила. Однако расспрашивать его я не стану. Но время пришло, надо открыть запечатанную тетрадку и ознакомиться с ее содержанием. Я знаю, дорогой Андрей, что ты не будешь сердиться. Я это делаю для тебя!

Позже. Грустное возвращение домой, грустное во всех отношениях. Андрей нездоров, я боюсь обострения его болезни. Кроме того, я получила ужаснейшую телеграмму от профессора фон Гельсинга:

«Объявляю вам скорбное известие о кончине миссис Вестенра и Луси. Похороны состоялись сегодня».

Что за ужасные непредвиденные несчастья! Бедная, бедная Луси! Артур, как он перенес эту тяжкую потерю? Да помоги нам Бог!

ДНЕВНИК ДОКТОРА СИВАРДА

22 сентября. Все кончено. Артур вернулся к себе и увез Мориса. Что за чудный тип этот Морис! Я убежден, что в душе он столько же горевал о Луси, как и мы. Но он сдержан до крайности и не показывает своих чувств.

Фон Гельсинг уезжает сегодня, но завтра обещал вернуться. Он сказал мне, что едет в Амстердам, чтобы сделать некоторые распоряжения, так как ему придется пробыть в Лондоне довольно долго. Профессор будет жить у меня. Бедный! Я думаю, что события последней недели повлияли даже на его железный организм.

Я проводил его на вокзал и усадил в вагон. Опять остаюсь в одиночестве. Луси покоится в фамильном склепе на кладбище, далеко от угрюмого дымного Лондона…

ВЫДЕРЖКА ИЗ ГАЗЕТЫ «КУРЬЕР» ЗА 26 СЕНТЯБРЯ

«Таинственные происшествия в Гиллингаме.

Жители Гиллингама взволнованы странными происшествиями последних дней. Уже не первый раз то один, то другой ребенок не возвращается домой после игр на горе. Их находят лишь на следующее утро спящими под кустом. Все дети маленькие, и потому не могут объяснить, что случилось с ними. Однако их показания хотя неясные, но тождественные. Каждый из них уверяет, что встретил очень красивую даму, которая взяла его за руку и увела с собой. Это все, что малютки помнят.

Настораживает, что у всех пропадавших детей имеются на шее маленькие ранки. По мнению медиков, они напоминают следы укусов крысы или маленькой собаки. Странно только, что это животное действует удивительно осторожно.

Полицейские осмотрели окрестности, но пока ничего не обнаружили. Дети находятся под строгим надзором врачей».

СПЕЦИАЛЬНЫЙ ВЫПУСК «КУРЬЕРА»

«Ребенок-мученик.

Мы только что получили известие, что прошлой ночью еще один ребенок пропал. Его нашли утром в молодняке. На шее у малютки ранка со следами чьих-то зубов… Ребенок очень слаб, почти умирает. Когда его стали расспрашивать, он рассказал то же, что и другие: его увела красивая дама».

Глава XIV

ДНЕВНИК МИННЫ ГАРКЕР

23 сентября. Андрей здоров, хотя провел ночь довольно плохо. Я рада, что у него так много работы, это мешает ему вспоминать прошлое. Сегодня он вернется домой поздно. Я воспользуюсь этим, чтобы прочитать его дневник. Возможно, я найду в нем объяснение вчерашней странной встречи.

24 сентября. У меня храбрости не хватило писать вчера вечером. Ужасный рассказ Андрея очень взволновал меня. Несчастный! Как он много выстрадал, даже если это все лишь воображение больного мозга! До истины я никогда, наверное, не доберусь; я боюсь расспрашивать мужа! Этот худой мужчина, которого мы видели вчера… Андрей был совершенно уверен, что это граф… Положим, похороны дорогого мистера Гаукинса сильно расстроили его, и это вызвало рецидив. Я совершенно теряюсь в догадках.

Помню, как в день нашей свадьбы Андрей сказал: «Я расскажу, что было со мной, только если почувствую, что это мой священный долг».

Должно быть, во всем этом есть доля правды… Этот отвратительный граф собирался приехать в Лондон. Если он исполнил свое намерение, то и нам, и многим другим грозит страшная опасность. Придется действовать!

ПИСЬМО ФОН ГЕЛЬСИНГА МИННЕ ГАРКЕР

24 сентября.

Миссис Гаркер!

Простите, что пишу, не имея счастья быть знакомым с вами. Я известил вас о смерти бедной мисс Луси.

С разрешения мистера Голмвуда я прочитал ее коротенький дневник и письма. Между прочим, в бумагах мисс Луси было несколько ваших писем, которые свидетельствуют о том, что вы были верным другом покойной мисс Луси и искренне любили ее. Ради этой любви умоляю, не откажите мне в поддержке! Обращаюсь к вам ради блага других — мы можем искоренить много зла и, Бог даст, предотвратить много несчастий.

Я очень желал бы повидаться с вами. Вы можете доверять мне. Я друг Джона Сиварда и Артура Голмвуда, жениха мисс Луси. Если позволите, я приеду в Эксетер в день и час, которые вам наиболее удобны.

Я прочитал ваши письма к мисс Луси и знаю, что ваш супруг был опасно болен, а потому лучше не говорить ему про мое посещение. Жду с нетерпением ответа и еще раз прошу извинить меня.

Преданный вам фон Гельсинг.

ТЕЛЕГРАММА МИННЫ ГАРКЕР ФОН ГЕЛЬСИНГУ

25 сентября.

Приезжайте сегодня десятичасовым поездом. Буду рада вас видеть.

Минна Гаркер.

ДНЕВНИК МИННЫ ГАРКЕР

25 сентября. Ужасно волнуюсь в ожидании мистера фон Гельсинга. Мне почему-то кажется, что его визит имеет отношение к тому, что я прочитала в дневнике мужа. Но как это глупо! Что может быть общего между приключениями Андрея и смертью Луси?

Позже. Профессор только что уехал. Постараюсь описать все по порядку.

В два часа я услышала звонок у входной двери. Сердце у меня сильно забилось, но я заставила себя остаться на месте. Через несколько минут дверь в гостиную отворилась и служанка доложила о приходе профессора фон Гельсинга. Он немолод, у него хорошее открытое лицо и умные темно-синие глаза.

Профессор вопросительно произнес:

— Миссис Гаркер?

Я утвердительно кивнула.

— Я обращаюсь к вам как к другу бедной Луси. Я приехал ради нее.

— Профессор, — сказала я, — я к вашим услугам. Что вам угодно знать?

— Я прочитал ваши письма к мисс Луси, и знаю, что вы были с ней в Витби. В своем дневнике мисс Луси намекала на какую-то ночную прогулку, совершенную ею во сне, на то, что вы спасли ее. Будьте добры, расскажите, как было дело?

— Я могу подробно все передать, — ответила я.

— У вас, верно, хорошая память?

— Нет, просто я тоже веду дневник.

И, достав тетрадь из ящика, я подала ему.

Профессор благодарно улыбнулся.

— Вы позволите мне заняться чтением сейчас?

— Конечно, — сказала я, — а я пока распоряжусь принести нам кофе.

Вернувшись, я застала фон Гельсинга очень взволнованным. Он подошел ко мне и взял за руки.

— Миссис Гаркер, — воскликнул он, — не могу выразить, как я вам благодарен! С этой минуты я ваш верный друг! Если когда-нибудь вы будете нуждаться в помощи, вспомните фон Гельсинга, я буду счастлив услужить вам.

— Но, профессор, — возразила я, — ведь вы так мало знаете меня…

— Мало знаю? — повторил он. — Я знаю вас прекрасно, мне достаточно было прочитать ваш дневник и письма, чтобы оценить ваше благородство и ум. Однако расскажите мне о своем муже. Как его здоровье? Он совершенно излечился?

Я была рада случаю посоветоваться с профессором насчет Андрея и сказала:

— Мой муж почти было поправился, но внезапная смерть нашего друга, мистера Гаукинса, очень расстроила его. В прошлый четверг, когда мы были в городе, он сильно разволновался без всякой причины. Я приписываю это нашему горю…

— А что случилось? — спросил фон Гельсинг. — После воспаления мозга всякое волнение вредно.

— Андрею показалось, что он увидел кого-то… Одним словом, он вспомнил что-то ужасное…

При этих словах я не выдержала и расплакалась — сказалось нервное напряжение последних дней. Я упала на колени перед профессором и, горько рыдая, стала умолять его спасти моего мужа. Фон Гельсинг взял меня за руки и усадил рядом с собой.

— Милое дитя, — ласково произнес он, — всю жизнь я много работал и не успел приобрести друзей, да и вообще мало верил в дружбу. Но с тех пор, как Джон Сивард вызвал меня в Англию, мне встретилось так много хороших людей! Верьте, я с великой радостью сделаю для вас все, что смогу. Расскажите мне как можно подробней про вашего мужа.

— Профессор, — ответила я, — все, что я могу рассказать, так странно и дико, что вы не поверите. Со вчерашнего дня я как в лихорадке, ничего не понимаю и не знаю, чему верить и чему нет…

— Не беспокойтесь! Если бы вы знали, каким странным делом я занят, вы бы крайне удивились. Итак, я слушаю.

— Лучше будет, если вы прочитаете дневник Андрея. Я как раз закончила его перепечатывать. Только прошу вас не скрывать от меня ваших впечатлений.

— Конечно, я приду к вам завтра утром и надеюсь застать вашего мужа.

На этом мы расстались. Фон Гельсинг ушел, а я продолжаю думать, думать…

ПИСЬМО ФОН ГЕЛЬСИНГА МИННЕ ГАРКЕР

25 сентября.

Милая миссис Минна!

Я прочитал дневник вашего мужа. Как бы его рассказ ни был ужасен, он, увы, правдив. В этом будьте совершенно уверены.

Не могу не сказать вам, что преклоняюсь перед храбростью мистера Гаркера. Не бойтесь за него. Тот, кто решился спуститься по той ужасной стене и проникнуть в комнату изверга, да еще дважды, не сойдет с ума.

Итак, успокойтесь! Завтра я переговорю с вашим мужем о многом, а пока благодарю вас за позволение прочитать дневник мистера Гаркера. Я нашел в нем подтверждение многих своих догадок.

Преданный вам фон Гельсинг.

ДНЕВНИК АНДРЕЯ ГАРКЕРА

26 сентября. Я думал больше никогда не писать своего дневника, но обстоятельства изменились… Вчера после ужина Минна рассказала мне про посещение профессора фон Гельсинга и про его желание узнать подробности о болезни Луси, про то, как Минна поделилась с ним своим беспокойством насчет моего здоровья и дала прочитать мой дневник. Минна также показала письмо профессора, которое ободрило меня. Сомнения в действительности пережитого не давали мне покоя. Но теперь я убедился, что это был не бред, и никого не боюсь, даже графа. По-видимому, ему удалось приехать в Лондон, и тот человек у магазина — сам Дракула, только помолодевший. Но каким образом?

Позже. Фон Гельсинг был у нас. Кажется, его удивил мой вид. Когда я вошел в комнату и представился, он повернул меня лицом к свету и после довольно продолжительного молчания сказал:

— Миссис Минна говорила, что вы больны, но выглядите вы совершенно здоровым!

Я улыбнулся.

— Это вы вылечили меня!

— Каким образом?

— Своим письмом к моей жене. Меня мучили не столько воспоминания, сколько сомнения в своей психической полноценности. Вы и представить себе не можете, профессор, в каком я был состоянии! Но благодаря вам я совершенно успокоился.

Фон Гельсинг пожал мне руку.

— Я очень рад, — сказал он, — и счастлив познакомиться с вами, тем более что ваша милая жена совершенно очаровала меня. Миссис Гаркер обладает редким умом и добрым сердцем. Поздравляю вас от всей души с такой женой!

Мы сели завтракать. Времени оставалось немного, фон Гельсинг боялся опоздать на поезд.

— Я рассчитываю на вашу помощь, — продолжал он. — Прежде всего мне надо собрать как можно больше фактов… Не можете ли вы сказать, что произошло до вашей поездки в Трансильванию?

— Вы торопитесь на поезд, профессор, поэтому я передам вам все документы, касающиеся этого дела. Вы успеете их просмотреть дорогой.

Прощаясь, фон Гельсинг сказал:

— Если понадобится, я вызову вас телеграммой. Вы приедете, не правда ли?

— Мы приедем когда угодно, -поспешил я заверить его.

На вокзале профессор купил местные и лондонские газеты. Устроившись в купе, он принялся просматривать их. Я заметил, что какая-то заметка в «Курьере» поразила его. Фон Гельсинг побледнел и воскликнул:

— Ах, Боже мой, так скоро, так страшно скоро!

Казалось, он забыл о моем присутствии. В эту минуту раздался свисток. Профессор оторвался от газет, пожал мне руку и сказал:

— Я скоро напишу.

Глава XV

ДНЕВНИК ДОКТОРА СИВАРДА

26 сентября. Вчера получил письмо от Артура. Слава Богу, он немного оправился. Морис все еще у него. Я очень рад этому, так как наш славный американец обладает веселым нравом. Он тоже черкнул мне несколько строк.

Что касается меня, то я рьяно принялся за работу в клинике в надежде, что это отвлечет меня от тягостных воспоминаний. Но Бог один знает, когда наши мытарства придут к концу!

Вчера фон Гельсинг поехал в Эксетер и провел там ночь. Сегодня в пять часов пополудни он влетел ко мне и, размахивая номером «Курьера», закричал:

— Что вы про это думаете?

Я просмотрел газету, но не понял, что так заинтересовало профессора. Тогда он указал мне на статью, озаглавленную: «Таинственные происшествия в Гиллингаме». Я ничего не понял, пока не дошел до места, где говорилось о ранках, обнаруженных на шеях заблудившихся детей.

— Те же приметы, как у бедной Луси!

— Какой вывод вы делаете из этого?

— Видимо, причина тождественна. Что-то, повредившее Луси, вредит этим детям.

Ответ фон Гельсинга поразил меня:

— Вы правы, но не совсем.

— Что вы хотите сказать, профессор?

Лицо его было так серьезно, что я невольно напрягся, предчувствуя новую беду.

— Объясните, в чем дело, — прибавил я.

— Неужели, Джон, вы до сих пор не поняли причину смерти бедной Луси?

— Она умерла от анемии, вызванной большой потерей крови.

— Чем же вы объясняете потерю крови?

Я пожал плечами.

Профессор сел рядом со мной.

— Вы умный человек, Джон, — сказал он. — Но почему вы не даете себе труда задуматься, правильно ли ваше объяснение или нет? Неужели вы не можете допустить, что есть масса вещей, которых вы не понимаете, что есть люди, видящие то, чего вы не видите? Это и есть главный недостаток науки: не признавать ничего без доказательств.