Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Изменник

ModernLib.Net / Политические детективы / Константинов Андрей Дмитриевич, Новиков Александр / Изменник - Чтение (стр. 11)
Авторы: Константинов Андрей Дмитриевич,
Новиков Александр
Жанр: Политические детективы

 

 


Широков говорил, быстро прикидывая, зачем явился Джинн и как себя вести… В принципе, он знал, зачем пришел Джинн. И даже предполагал, что он придет. И все равно оказался к этому не готов.

Широков поставил на стол бутылку «Джони Уокера», пластмассовые стаканчики, разлил.

— Ну, Олег, за что пьем? — спросил весело.

— В посольстве, говоришь, презентовали? — сказал Джин, разглядывая бутылку.

— Ага… Так за что пьем?

— А гранаты?

— Гранаты?… Не понял, о чем ты.

— Гранаты тебе, полковник, тоже в посольстве презентовали?

— Не понял. Ты что хочешь сказать?

— Да ладно тебе, полковник… А пьем за то, что первым в дом вошел Гойко. Если бы первым вошел Мукусеев — я бы тебя убил, полковник.

***

Связь с Белградом была ужасной, и Мукусеев почти кричал:

— ЧП! Повторяю: ЧП у нас!

— Да что случилось? — донесся сквозь шумы голос Сергея Сергеевича.

Напротив Мукусеева сидели с каменными лицами мэр и Анискин. Сидя на подоконнике, курил прокурор из Глины.

— Широков убит, — сказал Мукусеев. — Джинн… то есть Фролов исчез.

— Что-о? Повторите. Повторите, я вас не понял. — Мукусеев с отчаяньем посмотрел на Зимина. Зимин помотал головой. Мукусеев матюгнулся и закричал в трубку:

— Повторяю: Игорь Георгиевич Широков убит. Олег Иванович Фролов исчез… вероятно, похищен.

В трубке несколько секунд было тихо, потом секретарь посольства сказал:

— Вы в безопасности?

— Мы-то в безопасности… Широков убит… Джинн пропал.

— Вы поставили в известность местные власти?

— Да. Прокуратура уже здесь.

— Поступим так… Я сейчас доложу послу, а вы, Владимир Викторович, перезвоните мне через пятнадцать минут. Вы слышите меня? Алло! Вы меня слышите?

— Да, я вас слышу.

— Через пятнадцать минут, — повторил Сергей Сергеевич, — я жду вашего звонка… А прямо сейчас, немедленно, я направляю к вам машину с двумя сотрудниками посольства. Вы поняли?

— Да, я вас понял, — ответил Мукусеев. Он положил трубку и посмотрел на Зимина. Прокурор из Глины слез с подоконника, стряхнул пепел в бумажный кулечек и сказал:

— Вы считаете, что ваш…э-э… Фролов Олег похищен?

— Что? — спросил Мукусеев.

— Я спрашиваю: вы считаете, что ваш Фролов…

— А вы, — перебил Мукусеев, — считаете по-другому? — Прокурор посмотрел на Зимина, затянулся и только после этого ответил:

— Видите ли, Владимир… Давайте посмотрим на ситуацию здраво. А ситуация такова: в комнате сидели и выпивали два человека. Это не вызывает сомнений — на посуде сохранились отпечатки. Заключения экспертизы еще, конечно, нет… Но даже невооруженным глазом видно, что они соответствуют отпечаткам покойного и Фролова. Образцы отпечатков пальцев Фролова мы взяли в его комнате. Так вот — двое сидели и выпивали. Потом один из них оказался убит. Той самой, кстати, бутылкой, из которой они пили… А второй исчез. Какие выводы можно сделать, друже Владимир?

Мукусеев, глядевший до этого в стол, вскинул глаза:

— Вы что же — хотите сказать, что… — не договорил, запнулся, посмотрел на Зимина. Зимин пожал плечами и сказал:

— Все ясно, как божий день, Володя.

— А если? А если это недоразумение? Если… инсценировка?

Прокурор засмеялся и произнес:

— Не надо. Вот даже коллега, — кивок-поклон в сторону Зимина, -…даже коллега согласен. Это убийство вам на сербов свалить не удастся.

Мукусеев посмотрел на прокурора с ненавистью. Тот в ответ ухмыльнулся.

— Пойдем, Илья Дмитрич, — сказал Мукусеев Зимину, — покурим.

— Я, — сказал им в спину прокурор, — попрошу вас не покидать Костайницу, не уведомив меня.

Мукусеев ничего не ответил. Зимин буркнул: уведомим, коллега. Прокурор сказал:

— Благодарю… Да, кстати, у вас в России переворот. Ельцин распустил Скупщину.

***

Дальнейшие события того дня Мукусеев помнил плохо. Все смешалось в кучу: заплаканное лицо Сабины и испуганное — Марии. Санитарный фургон, в который погрузили тело Широкова… толпа любопытствующих жителей Костайницы возле пансионата. Нудный допрос. Ухмылка прокурора… «Это убийство вам на сербов свалить не удастся»… Классический, знакомый по фильмам, силуэт мелом на полу… Внезапная гроза. Теплая ракия, которую он пил с Зиминым. Приезд из Белграда посольской машины с двумя подтянутыми, уверенными мужчинами. Он был в какой-то прострации. С этими двумя из посольства общался Зимин. Владимир слышал его слова, но не воспринимал их.

— Ситуация такова, — рассказывал посольским важняк Генпрокуратуры. — Примерно в десять утра у нас завтрак. Ни Широков, ни Фролов к завтраку не вышли. Минут в десять одиннадцатого Сабина, дочь хозяйки, пошла их позвать. Фролова в комнате не оказалось, а вот в комнате полковника… Ну, сами все поняли — труп. Сейчас его отвезли в Глину, в морг. В комнате явные следы борьбы: опрокинутый стул, разлитое виски. Виски разлито так, что можно предположить — бутылку метнули в голову Широкова. Фролов находился у стола, Широков — у шкафа. Расстояние — около трех метров… Фролов метнул бутылку и — наповал. На полу, возле тела полковника Широкова, обнаружена граната. Вот, собственно, и все… Да, их эксперт считает, что смерть наступила около пяти часов утра.

— Наверное, — сказал один, — вам нужно будет написать объяснения.

— Нужно будет — напишем, — ответил Зимин. — Выпить хотите?

— Спасибо, нет… Вам, Владимир Викторович, записка от посла.

Мукусеев механически взял конверт, распечатал. На очень хорошей бумаге твердым, четким почерком было написано:

"Уважаемый Владимир Викторович!

Должен поставить Вас в известность, что в связи с Указом президента Российской Федерации № 1400, Ваши полномочия в качестве депутата ВС утратили свою силу.

Во избежание недоразумений, могущих возникнуть в связи с изменением Вашего нынешнего статуса, настоятельно рекомендую Вам не предпринимать более никаких действий по проведению расследования и покинуть Костайницу, как только это станет возможно.

Поверьте, я очень сожалею. С уважением, посол РФ"

— Какого черта?! — сказал Мукусеев. — Теперь, когда мы знаем место захоронения?…

Он протянул бумагу Зимину. Тот прочитал:

— Посол прав. Если мы сейчас начнем копать, могут быть инциденты. Мы же теперь с тобой частные, блядь, лица, Владимир… Придется сматывать удочки. Хотя, конечно, обидно.

На другой день они покинули Костайницу. Прокурора, разумеется, уведомили… Мария с Сабиной пустили слезу. Да Мукусеев и сам чуть не заплакал.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Москва, начало октября 1993 года.

У Белого дома горели костры, вокруг них сидели вперемежку трезвые и пьяные… Какие-то люди бесплатно раздавали водку. Кого-то били. Может быть, «патриоты» «демократа». А может — наоборот. В стороне стояли омоновские автобусы с густой сеткой на окнах. Омоновцы ни во что не вмешивались.

Часть окон Белого дома была освещена, но освещена очень слабо. Очевидно, свечами. «Мятежников» уже отрезали от электричества, воды, отопления. Мимо Мукусеева стремительно прошли несколько человек в бронежилетах, касках, с автоматами. За ними поспевала журналистка из Би-би-си и оператор с камерой на плече. «Москва, — говорила в микрофон тощая, с лошадиным лицом журналистка по-английски, — напоминает в эти дни прифронтовой город…» А Мукусееву показалось вдруг, что он в Югославии, что он и не уезжал из нее, что сейчас раздадутся выстрелы и кто-то закричит: «Пуцают! Пуцают!»

Никто еще не стрелял, но уже было очевидно, что сентябрьский указ № 1400 обязательно обернется стрельбой. Указ о роспуске Верховного Совета был подготовлен еще весной, когда проходил внеочередной съезд народных депутатов и решался вопрос об импичменте. Уже тогда «президент всех россиян» готов был разогнать парламент и угостить парламентариев хлорпикрином — канистры с отравой уже стояли на балконах Белого дома.

Никто не кричал «пуцают», и еще не стреляли, но Москва была накалена до предела. Из конца в конец города перемещались толпы борцов за демократию и за коммунизм. Ждали своего часа толпы мародеров и уголовников. Кто-то жаждал битвы за идеалы, кто-то — погромов. «Москва — прифронтовой город». «Москва — третий Рим!…» Еще не «пуцали» в Москве, но уже были на подходе танки, а в Лефортове готовили камеры. Скоро они пригодятся.

Бывшему депутату ВС Владимиру Мукусееву показалось, что он все еще в Югославии. Мимо, глубоко засунув руки в карманы куртки, прошел человек с крестьянским лицом генерала Коржакова… Владимир сплюнул и пошел прочь.

***

Прошла уже неделя, как Мукусеев вернулся в Москву. Он вернулся и… пошел по кабинетам. О, эти кабинеты на Старой площади! О, эти кремлевские кабинеты!

В этих скромных кабинетах сидят люди, занятые служением Отечеству. Они умны, дальновидны, проницательны. Их аналитического склада ум постоянно нагружен многотрудными думами. Они никогда не отдыхают… Некогда им отдыхать! Работать надо. Работать! Работать! Работать!… В каждом кабинете висит портрет ЕБН. В каждом кабинете стоит коробка из-под ксерокса… Р-р-рабо-тать! «И юный Гайдар впереди!»

В общем, все понятно — чиновники сидят. Племя сволочное. Можно сколько угодно над ними издеваться, но обойти их нельзя. Мукусеев добился приема у начальника… не важно чего. Просто — у Начальника.

Начальник принял Мукусеева оперативно, поинтересовался доброжелательно:

— Какая проблема вас привела?

Мукусеев объяснил: так и так, Иван Иванович. Нашли. Нашли фактически место захоронения наших ребят. Дело за малым. Мне всего лишь нужен официальный статус для того, чтобы произвести эксгумацию тел…

— Ну и чего вы хотите? — спросил Начальник.

— Да как же, Иван Иваныч?! Мне нужен статус. Официальная бумага о том, что я — такой-сякой — являюсь председателем государственной комиссии по расследованию исчезновения Виктора Ножкина и Геннадия Курнева. Тогда я смогу совершенно официально произвести вскрытие захоронения.

— Ну и чего вы хотите? — спросил Начальник… Мукусеев онемел. Он онемел, но справился с собой и еще раз объяснил:

— Иван Иваныч, все дело в том, что заинтересованные лица в Сербии могут уничтожить останки наших людей. Перезахоронить, например… Поэтому действовать нужно быстро. Но для этого мне необходим официальный статус. Необходимо создание комиссии либо при Президенте, либо при правительстве… Вы меня понимаете?

— Ну и чего вы хотите? — доброжелательно спросил Начальник. Он вообще был очень доброжелательный человек. Нисколько не бюрократ. Широких взглядов человек. Аналитик. Шашлыки очень хорошие у него получались…

Но Мукусеев был настырным. Он добился аудиенции у Большого Начальника.

Большой Начальник принял Мукусеева оперативно, очень доброжелательно поинтересовался:

— Какая у вас, Владимир Викторович, проблема?

Мукусеев начал рассказывать, а Большой Начальник сидел с просветленным лицом и внимательно его слушал… И кивал головой. Он кивал, кивал… и задремал.

Ты, читатель, не веришь?… Зря! Мы нисколько не утрируем. Именно так все и было. Те персонажи, которых мы обозначили как Начальник и Большой Начальник, реально существуют. Ты довольно часто видишь их на экране телевизора. Они и сейчас, спустя девять лет, прошедших с 93-го года, во власти. И все также неустанно трудятся для Отечества. Только в кабинетах их висит нынче не ЕБН, а ВВП… А шашлыки Начальник делает прелесть какие!

А вообще— то смешного ничего нет.

Мукусеев не сдавался. Он продолжал ходить из кабинета в кабинет, от одного начальника к другому. И нашел-таки человека, который проникся проблемой и в пять минут набросал проект «Распоряжения Президента Российской Федерации», который мы здесь и приводим:

"РАСПОРЯЖЕНИЕ

Президента Российской Федерации

В целях скорейшего выяснения всех обстоятельств дела и полного расследования факта бесследной пропажи на территории бывшей Югославии в сентябре 1991 года двух российских журналистов Виктора Ножкина и Геннадия Куренева.

1. Образовать при Президенте Российской Федерации Комиссию по расследованию факта бесследной пропажи на территории бывшей Югославии в сентябре 1991 года двух российских журналистов телерадиокомпании Останкино — Виктора Ножкина и Геннадия Куренева.

2. Председателем вышеназванной Комиссии назначить В. В. Мукусеева с наделением его соответствующими полномочиями по руководству расследования факта бесследной пропажи на территории бывшей Югославии в сентябре 1991 года двух российских журналистов телерадиокомпании Останкино — Виктора Ножкина и Геннадия Куренева.

3. Поручить В. В. Мукусееву в двухнедельный срок внести предложения по составу Комиссии.

4. Генеральной прокуратуре Российской Федерации, МБ России, МИД России, МВД России, министерствам и ведомствам Российской Федерации, имеющим отношение к расследованию обстоятельств по данному делу, выделить для работы в Комиссии своих полномочных представителей и предоставить в ее распоряжение все имеющиеся по делу материалы.

5. По окончании деятельности Комиссии, доложить о ее результатах Президенту Российской Федерации.

6. Распоряжение вступает в силу с момента подписания.

Президент Российской Федерации Б. Елъцын Москва, Кремль"

Однако… До таких ли пустяков было президенту всех россиян? Президент готовился к расстрелу парламента.

***

Джинн вернулся в Москву пятого октября. В Россию он возвращался сложным путем — через Германию, Польшу, Эстонию. На два дня застрял в Питере — билетов в Москву не продавали, опасались, что к «мятежникам» может подтянуться подкрепление. Два дня он пытался достать билеты, потом поехал на попутках.

К столице подъезжали утром, когда оглушенной танковой стрельбой накануне, город еще спал. Над Ленинградкой висел легкий туман, сквозь него Джинн рассмотрел БТРы на обочине. По привычке пересчитал их — раз, два, три… шесть. Шесть боевых машин на окраине Москвы! Мать честная! Что же это такое?!. Возле БТРов не было никакого охранения! Ни одной живой души. «Раздолбаи, — раздраженно подумал Джинн, — любой пацан с кошелкой „гостинцев от Молотова“ сожжет вас всех на хер…»

Спустя несколько минут он выпрыгнул из кабины КамАЗа. Первое, что увидел — надпись кривыми черными буквами на бетонном заборе: «Ельцина — на кол!»

Джинн, ежась от сырости, поднял воротник куртки, повесил на плечо сумку, закурил и стал ловить тачку. Минут через пять поймал. Цены у московских таксистов — суровые. Торговаться он не стал, заплатил сразу. Только сказал таксисту-татарину:

— Суровые у вас цены, брат.

— Так ведь и жизнь суровая, брат, — ухмыльнулся тот.

— Воюете?

— А ты не знаешь?

— Да я проездом… с Севера.

— Ага!… Вчера танки по Белому дому били. В центре все машины пищали. Как с танка е…анут — сигнализация срабатывает. Сильное доложу я тебе, ощущение.

— Ну и как — спасли демократию-то?

— Спасли, — ухмыльнулся таксист. — Могут дальше воровать.

Джинн вышел за два квартала до дома, дальше пошел пешком. Он не был дома полгода и, направляясь сейчас к себе, не знал, что его может ждать… Опыт, анализ реальной ситуации и интуиция подсказывали, что все должно быть нормально, что сейчас никому в Москве нет до него дела. И все же он рисковал.

Джинн шел по Автозаводской, на которой родился и вырос, и на которой бывал последние годы очень редко. Он автоматически, не очень тщательно, проверялся, автоматически «простреливал» взглядом улицу. Она выглядела обыденно-мирной. Джинн прекрасно знал цену этой мирной обыденности. Он вошел под арку собственного дома, остановился, прислушиваясь… Вошел во двор. Кажется, здесь все было так же, как тридцать лет назад — качели, детская горка, скамейки под полуоблетевшим кленом. Это был двор его детства, в нем Джинн знал каждую деталь. На качелях его, маленького, качал отец. А в теремочке он первый раз целовался с Томкой из восьмого "б"… Возможно, в другой ситуации он бы умилился… возможно. Сейчас он рассматривал двор острым, волчьим взглядом, пытаясь определить опасность. Он отлично знал, что если засада есть, обнаружить ее нельзя. Ее можно только ПОЧУВСТВОВАТЬ.

На подъезде за время его отсутствия появился кодовый замок. Джинн осмотрел кнопки, нашел те, к которым касались чаще других. Он вошел в просторный, гулкий подъезд двенадцатиэтажного сталинского дома. Когда-то в доме жили ответственные работники министерства тяжелого машиностроения, в холле первого этажа сидела вахтерша, лестницы и лифт сияли чистотой… Теперь вахтерши не было, не было чистоты, а в лифте кто-то умело нарисовал семейство поганок.

Джинн поднялся на восьмой этаж, вышел из лифта, громко, с лязгом, закрыл стальную дверь. И стремительно, бесшумно, переместился к двери своей квартиры. Если внутри кто-то есть, то он — этот кто-то — обязательно подойдет взглянуть в глазок… Никто не подошел. Выждав несколько секунд, Джинн вставил узкий, очень сложный сейфовый ключ в прорезь замка.

***

По возвращении в Москву, Владимир начал обзванивать своих коллег по ВС. Пытался выяснить, что происходит. Многие усмехались, удивлялись его наивности. Ему говорили: ну, Володя, отстал ты от нашей жизни-то. Сколько ты в своей Югославии торчал? Месяц? Ну, брат, месяц — это целая эпоха. Может, лучше бы тебе и вовсе не возвращаться. У нас, брат, ПЕРЕВОРОТ.

Умом он все понимал, но верить в то, что происходит, не хотелось. Переворот? А как же принципы демократии? Железные и незыблемые? То, ради чего ложились под танки в 91-м? Он не был наивным, уже прошел довольно жестокую и циничную журналистскую и депутатскую школу… и все же было очень противно… Москва, говоришь, Третий Рим?

Он пытался дозвониться до Руцкого, до Хасбулатова. Это оказалось невозможно. Он пытался дозвониться до директора СВР Евгения Прямикова. Это тоже оказалось невозможно.

Он позвонил вдове Виктора Галине и даже встретился с ней, но не решился сказать правду. Потом долго корил себя за это.

На телевидении кипели страсти и он со своей «югославской темой» оказался вовсе не нужен… Ты что, Володя, — сказали ему, — охренел в атаке? Кому, на хер, это сейчас интересно? Ты, бля, давай-ка лучше включайся в реальную работу — коммуняк нужно добивать. Слабо, депутат народный?

На второй день своего возвращения он побродил по Москве… У «Краснопресненской» были толпы, на Смоленской площади были толпы… и на Тверской… и у Белого дома. Линии АТС-1 и АТС-2 были перегружены. И дело шло к крови. Лезли в голову строки Галича:

Опять над страною пожары,

И рыжее солнце в крови.

Но это уже не татары.

Похуже Мамая — свои.

В тот вечер, вернувшись домой, он основательно выпил. Лег и мгновенно уснул. Спал беспокойно, ворочался. А жена тихонько сидела рядом, гладила по щеке и догадывалась обо всем, чего он не рассказал.

Мукусееву снились югославские виноградники и старики с коричневыми лицами и натруженными руками. И облака. И зеленая кромка гор. И солнце, всходящее над горами. А на другой день в Москву вошли танки.

***

Джинн трижды повернул ключ в замке по часовой стрелке, потом сделал один оборот обратно. Умный швейцарский замок щелкнул, и Джинн вошел в квартиру.

К себе домой.

Он вошел и сразу понял, что никакой опасности нет, что с тех пор, как полгода назад он вышел из квартиры, сюда никто не входил. На полу и мебели лежал слой пыли, стоял устойчивый запах нежилого помещения.

Джинн возвращался из командировок много раз. Каждый раз он удивлялся, откуда берется пыль в помещении с закрытыми наглухо окнами. Каждый раз, входя в квартиру, он первым делом распахивал окно или форточку. Сегодня это было невозможно.

Он поставил сумку на пол, не разуваясь, прошел в кухню, опустился на стул. Мгновенно, остро, ощутил чудовищную усталость. За последнюю неделю он пересек с чужими документами четыре государственные границы. Петлял, путал следы. Летел самолетом, ехал поездом, автобусом, автостопом, плыл паромом. Он спал урывками. Ночевал в мотелях, на вокзалах. Одну ночь провел у проститутки в Варшаве, двое суток болтался в Питере, ночь дремал в кабине КамАЗа… И вот он дома. Он любил возвращаться из командировок. Длительных и не очень. Раньше его встречала Вера… Кого, интересно, она встречает теперь?

Раньше, возвращаясь, он ощущал себя в безопасности… Джинн заглянул в нутро открытого, обесточенного холодильника. Ни хрена там не было, кроме бутылки виски. Эту бутылку «балантайна» он купил год назад в «дьюти фри» брюссельского аэропорта Завентем. Он подкинул бутылку на руке, свернул пробку и налил виски в кофейную чашку.

С возвращением, майор! С возвращением, убийца! Виски сразу ударило по голове, он «поплыл». Он прошел в комнату, завел будильник на час, потом подумал и перевел стрелку на полдень. Из-за батареи вытащил «заставу» модели «70». Передернул затвор, выключил предохранитель.

Он рухнул на диван не раздеваясь. Мгновенно провалился в темноту… На полу рядом с диваном тикал будильник и подремывала взведенная, готовая к стрельбе «застава».

***

Джинн сильно ошибался, думая, что в Москве никому нет до него дела.

В 11:34 в кабинете генерала ГРУ Сухоткина раздался телефонный звонок.

— Слушаю, — снял трубку генерал. Генерала мучила печень, и настроение у него было соответствующим. На этот фон на кладывалась кутерьма последних событий и «головная боль», связанная с исчезновением в Сербии майора Фролова. С момента исчезновения Фролова прошло почти полторы недели, а никакой информации о нем не было… Генерал-майору Сухоткину ситуация с Джинном могла стоить карьеры. И хотя уход Фролова на Запад представлялся крайне маловероятным, стопроцентно исключить этого было нельзя. Пока не будет доказано обратное, Фролов теоретически является потенциальным предателем. Генерал Сухоткин в предательство Джинна не верил… Но даже при таком раскладе на Джинне повисло практически доказанное убийство. И не просто убийство, а убийство полковника СВР. На эту тему Сухоткин уже имел очень неприятный разговор с заместителем директора СВР и со своим начальством… Снимая трубку телефона, генерал не знал, что сейчас он услышит новости про Джинна.

— Слушаю, — сказал он.

— Здравия желаю, Борис Ефимович… полковник Филиппов.

— Да, Евгений Иваныч… Слушаю тебя.

— Есть информация по Фролову, Борис Ефимович.

— Давай, — быстро ответил генерал.

— От погранцов пришла бумага: второго числа Фролов прибыл в Санкт-Петербург паромом из Эстонии.

— Та-ак… По своим документам?

— Нет. По документам прикрытия.

— Та-ак… А что же эти долбачи сообщают только сегодня? — строго спросил генерал. Вопрос был явно не к Филиппову, а к «долбачам». Но они — стороннее ведомство, с них не спросишь. ФСПВ была своевременно проинформирована о необходимости срочно сообщить о пересечении границы России гражданином РФ Фроловым Олегом Ивановичем или гражданином Сербии Павеличем Непалом… Вот они и проинформировали — спустя трое суток. Срочно.

Филиппов промолчал. Генерал поморщился, потер рукой печень и спросил:

— Ну и где он теперь?

— Не знаю, — ответил полковник. И генералу, и полковнику было очевидно, что если Джинн не захочет объявиться сам, найти его будет очень трудно… — Не знаю, Борис Ефимович. Сейчас я дам запрос в питерское территориальное управление: не покупал ли он билетов на самолет, но думаю, что это маловероятно.

— Я тоже так думаю, Евгений Иваныч… Запрос, конечно, ты отправь — чудеса случаются. А заодно направь долбачам-погранцам «сторожевик» на Фролова. Черт его знает, что у него на уме — вдруг захочет опять за бугор сдернуть.

— Понял, сделаем.

— И заодно проверьте его домашний адрес.

— Борис Ефимыч, — начал было полковник, но генерал перебил:

— Да все я понимаю, Женя… Но проверьте. А вдруг?…

— Так точно… Сейчас же направлю группу.

После разговора с Филипповым генерал-майор принял таблетку «эссенсиале», морщась выкурил сигарету и пошел докладывать начальству, что Фролов находится на территории РФ… Хоть какой, а результат.

***

Джинн проснулся на минуту раньше, чем зазвенел будильник. Сел, опустил ноги на пол. Потом снял «заставу» с боевого взвода. Югославский пистолет был сконструирован на базе ТТ и самовзвода, как и дедушка ТТ, не имел. А вот по мощности даже девятимиллиметровый вариант «заставы» уступал ТТ более чем в полтора раза. У Джинна был вариант калибром «7, 65». Даже легкий бронежилет первого класса мог остановить выстрел из этой пукалки… А уж второго — наверняка.

«О чем ты думаешь? — спросил себя Джинн. — При чем здесь пистолет?… На тебе висит убийство офицера СВР, а такие вопросы с помощью пистолетов не решаются. Разве что ты захочешь застрелиться. Для этой цели „застава“ вполне подойдет… Но это никогда не поздно. А пока отсюда нужно сваливать — долго оставаться здесь нельзя».

Джинн встал, прошел в ванну и побрился. Потом быстро сунул в дорожную сумку пару рубашек, белье, в карман пиджака — паспорт на фамилию Нургилова Олега Гафаровича, прописанного в Туле. На самое дно сумки он уложил профессиональную видеокассету «Sony». Он посмотрел на себя в зеркало: смуглое с азиатчинкой лицо, хороший плащ, из-под кашне видна белая сорочка и галстук… Таких милиция обычно не останавливает. Он снова взвел пистолет и сунул его в карман плаща.

Несколько секунд он разглядывал лестничную площадку в глазок. Потом вышел из квартиры и закрыл дверь… Ему повезло — ни на лестнице, ни в лифте он никого не встретил. Но внизу, у подъезда, стояли две тетки. Он не знал ни одной. Впрочем, бывал дома редко, он вообще плохо знал соседей.

***

С группой оперативников ГРУ, направленных Филипповым в адрес. Джинн разошелся на четыре минуты. Когда автомобиль ГРУ остановился неподалеку от его дома, Джинн быстро шел по Автозаводской в сторону Москвы-реки, к Большой Тульской. Он рассчитывал навестить своего старинного, со школьной скамьи, товарища. Он не знал, что товарищ был тяжело ранен сутки назад и сейчас лежит в реанимации в Склифе… И еще он не знал, что идет навстречу наряду омоновцев.

***

Старший группы оперативников капитан Кавказов не обнаружил на двери квартиры Джинна «контрольки». Он лично ставил ее неделю назад и точно знал, что отвалиться сама собой тоненькая полоска скотча не могла. Кавказов внимательно, дотошно осмотрел дверь (знал, что коричневый скотч очень четко сливается с обивкой двери) и обнаружил почти невидимую ленточку на полу.

Он спустился в машину, позвонил полковнику Филиппову и доложил: есть! Объект в адресе… Или, по крайней мере, посещал его… Филиппов скомандовал: ставь засаду, Коля.

Так стало известно, что Джинн в Москве.

***

Джинн шел по знакомой с детства Автозаводской. Правда, в его детстве на улицах Москвы не было плакатов с Майклом Джексоном в Лужниках, листовок РНЕ и продавцов гербалайфа. И милиции с автоматами тоже не было.

…Старший наряда ткнул дубинкой в грудь Джинну и процедил:

— Документы.

Омоновцев было трое. С автоматами, с дубинками, в бронежилетах… Это «воинство» Джинн не очень сильно уважал, если сказать предельно мягко. В другой ситуации он просто не стал бы с ними разговаривать — показал ксиву и пошел дальше. Но сейчас «светить» удостоверение ему не хотелось. В кармане пиджака лежали два паспорта — сербский и российский. Исходя из реальной ситуации, Джинн решил, что лучше показать российский. В Москве едва ли не военное положение и лучше быть «своим».

Джинн вытащил из кармана паспорт на имя Нургизова… Старшина из Иванова прочитал фамилию… отчество… и, скривив губы, сказал:

— А какого х… ты, чурка, здесь шляешься? — Джинн, сдерживая себя, ответил:

— По делам иду.

— По делам? — изумился старшина. — Какие у тебя, пидор, могут быть здесь дела? Твое дело — коз в горах е…ать.

— Хамите, старшина, — ответил Джинн. — Со старшим по званию разговариваете… Я хоть и в запасе, а офицер.

— Ax, вы офицер, — с издевкой произнес старшина и опустил паспорт в карман. — Ну, пойдем тогда.

— Куда? — спросил Джинн.

— В участок.

— Зачем?

— Проверим, что ты за конь, — с ухмылкой ответил второй омоновец.

Идти в «участок» было нельзя. Проверка паспорта показала бы, что его владелец исчез два года назад… А кроме того в кармане лежал второй паспорт. В сумке — третий, в кармане плаща «левый» ствол. Да еще кассета… Нет, в участок идти было нельзя ни под каким видом.

На Джинна смотрели три пары глаз. Старший поигрывал дубинкой.

— Ну пошли, — сказал Джинн. — Участок-то ваш где?

— В пи…де. Как войдешь — налево.

И они пошли. Джинн чуть впереди, три «блюстителя порядка» — следом. В принципе, он мог бы их перестрелять… Но это означало убийство «своих». Своими три хама были чисто условно. Джинн никогда не пошел бы ни с одним из них на дело. Но и убивать их он не имел никакого права… Джинн шел, выбирая подходящее место, а его все не было.

— Ты, чурка е…аная! — сказал старшина сзади. — Ты быстрее копытами шевелить можешь?

— У меня травма позвоночника, — ответил Джинн. Он придал голосу нотки просительности.

— Ща у тебя будет еще одна.

…А вот здесь, подумал Джинн, можно попробовать — людей немного и дворы справа… Эти дворы он знал с детства… Он не торопясь сунул руку в карман и вытащил носовой платок. Громко высморкался и снова сунул руку в карман. Обратно рука выскочила уже с пистолетом.

— Ложись, блядь! — заорал Джинн, оборачиваясь. — Перестреляю!

Изумленно смотрели на него Bри пары глаз. Этот, новый «чурка», совсем не был похож на хлюпика, который минуту назад скулил про свой позвоночник. Глаза у него горели нехорошо, и третий омоновец — самый спокойный и толковый — первым сообразил, что это не шутки и «чурка» может открыть огонь… И вот-вот откроет.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18