Галлия - Последний час надежды

Остаток пути я молчал. Ещё ведь тащить это всё обратно.

Брюс, канцелярия, 6 июля 2009 года, 12:30

Она вернулась из дверей в канцелярию минут через пятнадцать. Странно. Там вряд ли очередь, что такого могло случиться?

На лице её было выражение «всё пропало, всему конец».

– Что случилось? – я стоял в фойе с её сумкой и чувствовал себя, признаться, довольно глупо.

– Мсье… – она опустила взгляд. – Я там ничего не могу понять. Какие бумаги им нужны.

Я смотрел а её лицо и видел – сейчас расплачется.

– Идёмте, – быть мне сегодня нянькой.

Дама за столом скользнула по нам взглядом и отвернулась. Второй стол пустовал – её сослуживица ушла на обед. Стенды с бланками, объявлениями, всё такое.

– Что у вас есть?

Она показала. Рекомендация от департамента образования, Милан. Ого! Хотя нет, живёт она не в Милане. Почерк неразборчивый, но зовут её София, это ясно.

Я пожал плечами и подошёл к стойке. Мадам клерк взглянула в мою сторону.

– Не подскажете ли, что именно нужно заполнить? – я протянул ей бумаги Софии.

Мадам клерк быстро перебрала их, нахмурилась (я спиной ощутил, как вздрогнула София), посветлела лицом.

– Форму номер двенадцать и пять, оплатить по квитанции девять, и – вернуться сюда. Поторопитесь, через полчаса я ухожу на обед.

В общем, бумаги заполнял практически тоже я сам.

Откуда берутся такие? Не бестолковая, нет – но совершенно неспособная сама всё решать?

Я дождался, пока София вернётся из кассы и молча указал ей в сторону канцелярии. На её лице было странное выражение – не то радость, не то недоверие. Ну и ладно. Я уже второй час тут и не скажу, что меня это всё очень развлекает.

Минут через пять она вышла из дверей канцелярии.

– Мне теперь к ректору, – сообщила она так, как другой сказал бы «теперь меня казнят».

Ректор, к счастью, в этом же здании, всего тремя этажами выше. Лифтов в средние века не строили, так что размялся я на совесть. София не сразу решилась войти, раза два оглядывалась на меня. Я кивнул и, не скоро, вздохнул с облегчением, когда она скрылась за дверью.

Минут через пятнадцать она появилась.

– Меня зачислили, – сообщила она, на этот раз улыбаясь. Правда, улыбка была смущённой. – Простите, мсье… я вас так задержала.

– Можно просто Брюс, – я машинально протянул руку.

Она отпрянула, посмотрела на протянутую руку так, словно я протягивал ей скорпиона. Точно, провинциалка, да ещё старого воспитания.

Она осторожно пожала мне руку («не положено, но куда денешься?»).

– Я София Лоренцо, – она кивнула. – Большое спасибо, Брюс. Мне теперь…

– Я провожу вас, – я вновь поднял сумку на плечо. Бедное плечо. Бедные плечи.

* * *

Мадам Цербер оказалась неожиданно приветливой, едва София появилась в дверях. Уже через пятнадцать минут София получила ключ от комнаты и я затащил её сумку в лифт. Хороший лифт, просторный.

София молча нажала кнопку пятого этажа. Мой – третий. Я протянул руку к кнопке третьего, оглянулся на Софию.

– Сама справлюсь, – отозвалась она тут же, не поднимая взгляда. – Простите, Брюс. Я ужасно устала от поездки. Я сама донесу свои вещи.

Похоже, с логикой у кого-то из нас не в порядке. Я пожал плечами, нажал кнопку третьего этажа. Лифт мягко тронулся. Очень уж медленно ползёт – до третьего этажа тащится чуть не минуту.

– Спасибо, Брюс, – я оглянулся, улыбнулся ей и кивнул. Как она сумела прожить так долго? Если спросить самой в канцелярии для неё – непосильная задача, что будет с ней дальше?

А тебя это волнует, Брюс?

Я обнаружил, что стою у входной двери и пытаюсь понять – мне почудился этот голос, или я сам себя спросил?

Ответа не было. Я вставил ключ в гнездо и вошёл.

Брюс, общежитие, 6 июля 2009 года, 18:00

Когда всё вокруг становилось особенно плохо, я брался за книги. И необязательно за развлекательные. Глаза себе чуть не испортил совсем. Хожу без очков, хотя все окулисты всегда ворчат – нельзя без очков, нельзя без очков. Можно.

Сейчас это тоже помогло. Я сел за стол и… Доминик, София и все странности вчерашнего вечера напрочь покинули меня. Учебники не бывают увлекательными? Ещё как бывают. Когда глаза потребовали отдыха, я обнаружил, что давно пора ужинать – а я ещё не обедал.

В холодильнике есть разве что лёд. Значит – вставать, и топать в магазин. В супермаркет. Или зайти в кафе. Пожалуй, вторая идея мне нравится больше.

Я поднялся и ощутил, как всё затекло. И заметил бумажку на полу.

Чек!

Я поднял его с пола, и вновь сунул в карман – машинально. Выкинуть его, подумал я. Что мешало мне выкинуть его немедленно? Вроде бы ничто.

* * *

Все пути ведут в «Иероглиф». Точнее, через «Иероглиф». Ближе к вечеру в парке почти никого не осталось. Я шёл себе, и глазам было на чём остановиться – за парком ухаживали, сразу видно. Я не понимаю ни единого иероглифа из тех, что в изобилии вокруг – таблички, рисунки на бетоне, кусты и целые лужайки, выстриженные так, чтобы изобразить нечитаемую мудрость.

Чтобы попасть в «Старую лампу», нужно повернуть направо примерно на одной трети пути. Сам не понимаю, отчего именно «Старая лампа», это не самое дешёвое из здешних кафе. Если посмотреть на план кампуса, то супермаркеты и всё такое находится за его пределами. Однако оград, охраны и собак нет – прогулялся по тропинкам, вышел в ворота, которые никогда не закрываются – и вот он внешний мир, городок рядом с Университетом – в котором всё то, о чем не думали два с половиной века тому назад.

Деревья окружили меня с обеих сторон, стоило мне свернуть на тропинку, и вокруг сразу же стемнело. Показалось, что стало холодно. Я не боюсь темноты, но спине стало холодно. Тропинка поворачивала и поворачивала, идти оставалось всего минуты три, как вдруг я понял, что вот-вот накатит то, что уже было вчера.

Платок!

Я полез в карман, но там оказался только чек.

Я развернул его, глядя на длинный перечень заказанного (мы съели это вдвоём? ничего себе!), но не успел ничего сделать. Накатило.

Я уронил чек, не до него было, и осталась одна только мысль – найти платок, не то случится что-то ужасное.

Он оказался в том же кармане, куда я сложил чек. Странно, почему он не попался под руку?

Платок сразу же «вылечил» меня, вернул реальность в порядок. Нет, всё-таки нужно пойти к врачу, если такое случится ещё хотя бы раз.

Сидеть на земле не очень-то удобно. Как минимум, холодно. Я поднялся на ноги и наклонился, чтобы поднять чек.

Чека не было. Я минуты три потратил, всматриваясь в траву и гравий под ногами, но ничего не увидел. Сделал шаг, и услышал звук – кто-то бежит по тропинке, прямо ко мне.

Резко оглянулся. Никого. Звук нарастал, я давно уже должен был увидеть человека – но никого и ничего не было.

Мне показалось, что невидимка пробежал рядом со мной. Что ветер взъерошил мне волосы, а звук стал удаляться, ослаблять. Но я по-прежнему никого не видел. И теперь я знал совершенно чётко – ни в какую «Старую лампу» я не ходил. Я даже добыл из сумки бумажник и пересчитал деньги. Ничто не пропало. На чеке было моё имя – это я помню – а недостачи в финансах нет.

Ну что же, вон она, «Старая лампа». Сейчас я туда зайду и не останется сомнений, бывал ли я там, или же нет.

* * *

– Мсье Деверо! – бармен, лет пятидесяти, из тех. Что вечно выглядят кукольными, приветливо улыбнулся. – Рад, что вы зашли. Что вам налить?

Я знаю правила кампуса. Продавать спиртное на его территории разрешено только от двенадцати дня до пяти вечера, не крепче десяти градусов. Получается, пиво и разные там коктейли. Проносить пиво в общежитие мне не советовали: мадам Цербер хоть и не обыскивает, но чутьё у неё, во всех смыслах, на высоте. И не то что бы это запрещено – но смотреть будут с неодобрением. Мама мне постоянно твердит: главное, чтобы на тебя косо не смотрели.

Пятьдесят шагов за территорию кампуса – и надирайся хоть до розовых слонов. Наверное, я чего-то не понимаю.

Я не сразу понял, что от меня таки ждут ответа.

– Мы знакомы? – первое, что сорвалось с моих губ.

Бармен улыбнулся шире, а когда я подошёл к стойке, дружески хлопнул по плечу.

– Вы были вчера здесь, мсье Деверо. Сидели вон за тем столиком, с мадемуазель да Сант-Альбан. Мне показалось, что вы самую малость перебрали.

Он подмигнул, но отчего-то я не рассердился. Заломило виски, я непроизвольно схватился за них, и выронил платок.

Я моментально наклонился и поднял его. Бармен сделал вид, что не заметил.

– Перебрал? – переспросил я. Он непонимающе приподнял брови.

– Простите?

– Я был вчера здесь с мадемуазель де Сант-Альбан. Я не перебрал, случайно?

– О, нет, – он посерьёзнел и покачал головой. – Ни в коем случае. Рюмка коньяка, и много сока. Рад, что вы зашли вновь. Коньяк?

Ничего не понимаю. Я смотрел ему в глаза. Или я не разбираюсь в людях, или он отличный актёр, или всё-таки не врёт. Тогда что же – мне почудилось то, что он сказал недавно?

– Простите, я… – он улыбнулся.

– За счёт заведения, мсье.

Вот как!

Я выпил, стараясь не морщиться, рюмку коньяка за счёт заведения и минут через пять уже шёл обратно. Сжимая платок в руке. Что за наваждение, почему этот платок так странно действует на всех?

Впрочем, когда я дошёл до общежития, мысли о «Старой лампе» уже не беспокоили меня. Ничуть. Уже понятно, что Доминик умеет рассказывать всё, что угодно так, что сразу поверишь. Нужно просто помнить об этом, и всё. Мама постоянно твердит, что у богатых свои причуды. Так и есть.

На этот раз мне не удалось отвертеться от разговора с ней. Странно, но она не устроила мне выговора за вчерашнее «радиомолчание».

Брюс, общежитие, 7 июля 2009 года, 8:30

Она действительно появилась в парке – и вечером, и утром. Угнаться за ней непросто – я не стайер, и вообще предпочитаю ходить. Но она не давала спуску – только если пробежать за ней и не отстать, можно было потом поговорить. А мне хотелось поговорить. Но всякий раз забывал про платок, как назло. Попробовал, по старой памяти, записать на ладони подсказку – так даже не посмотрел на ладонь.

– Ну что, Брюс, решили? – поинтересовалась она утром. Столько бежала – и почти не запыхалась! Мне стало завидно.

– Я занимался баскетболом, – признался я. – Кроме шахмат. Шахматами всё равно буду заниматься.

«Хочется вам или нет», хотелось добавить.

– А фехтование? У вас отличная реакция. Хотите попробовать?

– Почему бы и нет?

Она нахмурилась.

– Брюс, при мне, пожалуйста, так не говорите. Не делайте мне одолжение!

– Хорошо, – я протянул ей руку. – Извините.

– Принимается, – она легонько пожала руку. – Вы мало двигаетесь, я же вижу.

– Вы заботитесь о моём здоровье?

Она вынула из кармана платок. Тот самый или в точности такой же. Улыбнулась, подошла вплотную.

– Брюс, я же вижу, что нравлюсь вам, это правда?

– Да, – признаться было нелегко.

– И вы мне нравитесь. А мои избранники не будут лентяями, которые к середине жизни заплывут жиром по самые уши, – она вытерла платком пот у меня со лба и вложила платок мне в ладонь. – Будете фехтовать? Отвечайте честно.

– Посмотрим, что у меня получится, – она вновь метнула в меня колючий взгляд и я ответил коротко. – Да.

– Вот и хорошо. Всё, отдых закончен, побежали дальше!

Глава 3. Фаворит

Брюс, парк «Иероглиф», 10 сентября 2009 года, 10:00

Соседи по блоку появились тридцать первого августа. Та ещё компания – один был длинным, светловолосым и мрачным на вид – представился Полем, и второй – жизнерадостный, коренастый, рыжеволосый и круглолицый, с выдающимся носом – римлянин, похоже. Его звали Жан. Жан Леттье.

– О, да тут уже есть хозяин! – он энергично пожал мне руку. – Скажите, сеньор, на каком коврике мне позволено будет спать?

– Достал, Жан, – Поль ткнул его локтем в бок. – Идиотские шутки.

– Ты ж сам сказал, что я идиот. Какие ещё шутки я должен говорить?

Поль рассмеялся и сразу стал другим человеком.

– Брюс Деверо, – представился я. – Рад знакомству.

Поль оказался Полем Вернье, его отец работал в министерстве внутренних дел. Жан сказал только, что его родители настолько знамениты, что даже намекать будет дурным тоном. Когда они узнали, что в предках у меня были ювелиры, то стали относиться с заведомо большим уважением.

Меня предупреждали, что здесь о человеке судят по предкам. Так оно и есть.

* * *

– О чём думаете, Брюс? – поинтересовалась Доминик. Бегать я уже научился, не задыхаясь, а позавчера я побывал и на секции фехтования, и на баскетбольной. Прыгаю я хорошо, пусть даже ростом не вышел. Оба тренера остались довольны.

– О предках, Ники. – Она категорично требовала, чтобы к ней так обращались, а мня всё ещё было неловко. Никогда в жизни не видел настоящего аристократа с древней родословной.

Она указала рукой – за мной. Дошли до фонтанчика, Доминик напилась, набрала в ладони воды, плеснула в лицо. Я подошёл ближе и неожиданно она плеснула и мне в лицо. Я успел уклониться почти от всего душа. Доминик рассмеялась, хлопнула в ладоши.

– Отличная реакция, я же говорила. Вами все будут довольны. Все станут завидовать, – она понизила голос, взяла меня за руку. – Хотите?

Она смотрела мне в глаза, ладонь её была ледяной от воды, но я ощутил жар. И не сразу осознал, насколько многозначен вопрос.

– Хочу, – казалось, что она читает мысли.

Она придвинулась вплотную. Мысли начали смешиваться. Я чуть не отшатнулся, настолько неожиданно возникло и дало о себе знать желание.

– Вы искренний человек, – она погладила меня по щеке. – Брюс, со мной лучше быть честной. Во всём. Вот вам награда, – она привлекла меня к себе и поцеловала. В щёку.

Я не успел ещё полностью прийти в себя, как она хлопнула меня по ладони и указала.

– Вперёд, вперёд! Ещё два километра!

Брюс, парк «Иероглиф», 10 сентября 2009 года, 14:00

– Там нет помады, – услышал я, когда вышел, как и все, в коридор – десятиминутный перерыв, лектор вышел первым. Я оглянулся – София. Одета неброско, но смотрел бы и смотрел. Она одна не пользовалась косметикой, похоже. То есть, только они с Доминик.

– Что, простите?

Она подошла, улыбнулась.

– Вы постоянно прикасаетесь к щеке, словно боитесь, что другие там увидят. Там ничего нет.

– Откуда вы… – я прикусил язык. София рассмеялась. Я заметил, что а её шее висит украшение – ящерка из агата, на серебряной цепочке. Что из агата, я определил сразу.

– Я всё вижу и всё слышу, – она взяла меня за локоть. – Брюс, я тоже записалась на шахматный. Мне немного неловко, я одна там девушка. Можно попросить вас – составить мне компанию?

– С удовольствием, – я изобразил средневековый поклон. София вновь рассмеялась.

– А Доминик не будет против?

– Мы с ней даже не помолвлены, – сказал я примерно с теми интонациями, с которыми говорил Жан. Похоже, это заразно.

София фыркнула, прижала ладони к лицу. Досмеялась до слёз.

– Тогда я попробую украсть вас у неё, можно?

– Неужели я настолько хорош?

Она придвинулась, оглянулась – словно собиралась сообщить страшную тайну.

– Мне никто тут не хотел помогать, – она прошептала едва слышно. – Кроме вас. И никто не замечает. Кроме вас.

– Дразнят? – я слышал пару раз, как о её нарядах отзывались другие студентки.

– Я привыкла, – она махнула рукой, – это с детства. Первое занятие – сегодня в шесть, придёте?

– Приду, – согласился я. – Где встречаемся?

– У входа? – предложила она. – У входа в спорткомплекс?

– Я могу зайти к вам, – предложил я, – чтобы не потеряться.

Она перестала улыбаться.

– Брюс, я никого к себе не пускаю. Извините. – Видимо, ей показалось что-то в выражении моего лица. – Я не могу так сразу! – сказала она почти умоляюще.

– Всё в порядке, – я протянул ей руку, она осторожно взялась за неё. – У входа. Скажите, а эта ящерка – откуда она?

– Мы когда-то жили в Риме, – она улыбнулась. – Это оттуда. Папа подарил.

Вроде одета небогато, а ящерка стоила бы триста евро, не меньше. Видимо, любят её родители.

– О-о-о – услышали мы восхищённый громкий шёпот. – Мадемуазель! Как вы прекрасны!

Я вздохнул. Жан. В своём репертуаре.

* * *

София посмотрела на него исподлобья.

– Мы знакомы, мсье?

Жан величественно опустился на колено и протянул Софии воображаемый цветок. Я ощущал, что все вокруг смотрят на нас.

– Примите, о прекрасная сеньорита, этот чудесный цветок! Извините, что он невидимый, но в это время суток других не найти!

София рассмеялась, сделала вид, что принимает что-то и втыкает себе в причёску.

– Вы спасли мне жизнь, – произнёс Жан с чувством. На его лице было написан совершенно честный восторг. Во даёт! – Позвольте, – он взял ладонь Софии и поднёс к губам. Поднялся на ноги.

– Это Жан Леттье, – представил я его. – София Лоренцо.

София метнула в меня взгляд. Он не очень мне понравился.

– Я так и знал, что вы из Рима, – Жан коротко поклонился. – Могу ли я идти, сеньорита? Лектор грозился застрелить меня на месте, если я опоздаю!

– Можете, – София не выдержала, рассмеялась. – Он всегда такой? – поинтересовалась она у меня. – Ой! Я сейчас опоздаю! Вечером! – крикнула она уже на бегу. – Я жду вас!

Две девушки стояли рядом с нами, обе проводили её презрительным взглядом. Хороша парочка – одна красавица, с иссиня-чёрными волосами, небрежно связанными в пучок, другая – коренастая, низкорослая и рыжая, вся в веснушках. Издалека запросто мог принять её за парня.

– Дерзайте, мсье, – голос той, что выше, оказался низким, певучим. – Золушка ждёт вас.

И они обе рассмеялись. Я рассмеялся в ответ и вторая, что пониже, смутилась.

Брюс, спортивный корпус, 10 сентября 2009 года, 17:55

София пришла вовремя. Появилась у дверей шахматного клуба без минуты шесть. Улыбнулась мне – я видел, что она нервничает – и первой вошла.

Шахматы в Университете считаются почти исключительно мужским видом спорта. Мсье Лабурдоннэ, потомок известного мастера, гроссмейстер и знаток шахматной композиции встретил Софию вежливой улыбкой и пригласил её присоединиться ко всем, не моргнув и глазом.

София держалась с олимпийским спокойствием, хотя я сам слышал пару шуточек в её адрес. Она иногда брала меня за руку – мы сидели рядом – но не обращала ни на кого внимания. Лабурдоннэ выслушал всех – каждый рассказал, когда и где начал заниматься шахматами, и чего добился – пресекал смешки и неуважительное отношение остальных – единственным исключением была София. Её он вовсе не пригласил выступать.

Возможно, подумал, что я попросту пригласил подружку, чтобы скучно не было.

И вскоре мы перешли ко второй части ритуала. Лабурдоннэ давал сеанс одновременной игры. Я впервые играл с гроссмейстером, и, вероятно, уже настроился на поражение. На двадцать пятом ходу я сдался. Не первым, и на том спасибо. Лабурдоннэ пожал мне руку, как и другим и жестом велел остаться и ждать.

Через двадцать минут оставалось только пять игроков, кто ещё играл. Не все остальные проиграли, некоторым Лабурдоннэ предложил ничью.

Через полчаса остался один игрок – София. Все собрались вокруг, насмешек и прочего я не видел ни на одном лице. София сидела со всё тем же спокойным выражением на лице. Лабурдоннэ посматривал на её лицо, сам же не мог скрыть восхищения.

Через сорок минут он предложил ничью. София вежливо отказалась. Ещё через десять минут гроссмейстер сдался.

– Поздравляю, мадемуазель, – Лабурдоннэ коротко поклонился. – Приношу вам извинения. Почему я не слышал о вас раньше? Вы участвуете в турнирах? Кто ваш наставник?

– Мама не разрешала, – улыбнулась София. – Я играла по переписке. Училась сама, по книжке.

– Мне пора прочесть эту книжку. Жду вас всех завтра, – Лабурдоннэ обвёл взглядом публику. – Мадемуазель, если вас не затруднит – пройдёмте в мой кабинет.

Все проводили её взглядом – София шла не торопясь и было видно – Золушка только что стала принцессой.

* * *

– Здорово! – я и не пытался скрыть своё восхищение. – Где вы так научились играть? По книжке?

Она смутилась, улыбнулась.

– Можно на «ты», Брюс? Если не возражаете…

– Можно, – я протянул ей руку и она пожала её, уже почти без опаски.

– По книжке, – согласилась она, взяла меня за руку. – Спасибо, Брюс! Я там чуть от страха не умерла.

– Мне казалось, что вы… что ты спокойнее остальных.

– Я ужасно боялась, – призналась она. – Правда-правда! Брюс, если можно, я хотела бы ходить туда со тобой.

– Мне там нечего делать, – вздохнул я. – Он меня разделал в пять минут.

Она остановилась сама, и вынудила остановиться и меня. Строго посмотрела мне в глаза.

– Брюс, я ужасно такого не люблю! Вы хорошо играете, я же видела! Просто торопитесь. И сразу настроились на поражение. Я угадала?

Нелегко признаваться в таком. Но мне удалось.

– Вы сильный человек, – она привстала на цыпочки и поцеловала меня в щёку. Тут же покраснела. – Ой, прости. Хочешь, будем вместе заниматься?

– Я правда хорошо играю? – не выдержал я.

– Правда, – подтвердила она. – Брюс! Ну неужели я должна намекать?

Я не сразу понял, о чём она. А когда понял, сам чуть не покраснел.

– Ты прекрасно играешь, София.

– «Софи». Мне так привычнее, Брюс. Спасибо! – и она медленно, с достоинством кивнула. И рассмеялась.

– Мадемуазель!

Я мысленно вздохнул. Опять Жан. Но на этот раз он не дурачился. Подошёл, церемонно встал на колено и протянул Софии букет роз. Три белых и две чёрных. Ого, ничего себе, где он их взял?

– Позвольте выразить восхищение принцессе шахмат!

Я почувствовал себя настолько лишним, что тут же решил уйти. Но София поймала меня за руку – так, чтобы Жан не заметил. Она величественно приняла букет и протянула ладонь – для поцелуя. Жан встал, ещё один средневековый поклон – и он удалился.

– Брюс, – София оглянулась, чтобы убедиться, что нас никто не слышит. – Не бросайте меня! Я не умею просить остаться и не хочу учиться!

– Мы же на «ты»?

– Ой… – она снова покраснела. И снова привстала на цыпочки и снова поцеловала в щёку. – Прости!

– Значит, до завтра? – мы подошли ко входу в общежитие. – Проводить?

– До завтра, – она улыбнулась. – Нет, не нужно.

* * *

– Жаль, что её встретил ты, а не я, – вздохнул Жан, когда я рассказал ему, вечером, как познакомился с Софией. – Я чемпион по ношению сумок.

Поль, редко улыбающийся, в этот раз не выдержал.

– Трепло, – он присоединился к нашему с Жаном застолью. – Брюс, я слышал, ты записался на фехтование?

Я подтвердил.

– Забавно, я тоже. И на баскетбол?

И вновь я подтвердил.

Жан присвистнул. Перевёл взгляд с меня на Поля. Во мне сто семьдесят, в Поле два двадцать или больше.

– До колечка-то допрыгнешь?

Я молча встал из-за стола и прыгнул с места. И достал до потолка – два с половиной метра – с первой же попытки.

Жан присвистнул ещё раз.

– Беру свои слова назад, дружище.

Поль уже совсем по-дружески улыбнулся и протянул руку.

– Играем вместе! Я рад.

Брюс, парк «Иероглиф», 20 сентября 2009 года, 8:30

– Значит, всех обыграла? – Ники расспрашивала меня обо всём, а мне было приятно ей рассказывать. Она часто появлялась во время перерывов, когда мы с однокурсниками выходили подышать воздухом в коридор – и заводиал разговор о чём-нибудь. Обычно о том, в чём я хорошо разбирался. Я всем телом ощущал завистливые и восхищённые взгляды остальных – особенно, когда Ники брала меня за руку.

– Всех, – подтвердил я, вытирая пот со лба.

– Всё, больше о ней ни слова, Брюс. Договорились?

– Но ты же сама попросила?

Я не заметил, как мы перешли на «ты». Как-то перешли, совершенно естественно.

– А что, непонятно, почему? – она тут же нахмурилась. – Брюс, если я с тобой, то восхищаться нужно… кем?

Я коротко поклонился. Делать это так же изящно, как Жан, я не мог. Ему легко – родители – известные актёры.

– Ну нет, так легко ты не отделаешься, – Ники улыбнулась вновь. – Я придумаю тебе испытание, и будь добр его пройти!

Поклониться во второй раз у меня получилось намного лучше.

– Всё, я уже не сержусь, – она обняла меня и, как и София, поцеловала в щёку. В другую. От поцелуя у меня сразу же случился беспорядок в голове.

Забавно. Я познакомился уже со многими девушками – при том, что совершенно не умел, до этой осени, да и мама не позволяла – но только Софи и Ники ни разу не приглашали к себе в комнату. Вообще-то по уставу университета и не положено – и мадам Цербер многих ловила на таком нарушении – но…

– Я всё ещё не уверена, – Ники понизила голос, взяла меня за руку. Легонько сжала её. Я поднял голову, встретился с ней взглядом. – Ты хочешь?

Страх как трудно было отвечать утвердительно. Представляю, какую сцену устроила бы мне мама, если бы узнала.

– Я тоже, – Ники не отводила взгляда. – Но пусть настоится, как следует. Всё, хватит отдыхать, бежим!

Брюс, спортзал, 20 сентября 2009 года, 17:30

– Брюс, замечательно, – Морис Шарон, сам в прошлом участник баскетбольной сборной Галлии, похлопал меня по плечу. – С такими парнями, как ты, мы сделаем римлян в два счёта.

Я ощущал, что мной восхищается не он один. На моём счету было двадцать очень сложных очков в этой игре – и три последних попадания. Математикам снова от нас досталось. Мне пожали руку все, и не потому, что это сделал Шарон.

– Классно играешь, – Жан был среди зрителей. – Признайся, тебе вшили в ноги пружины. Человек не может так прыгать.

Если расскажу, где, – на меня смотрели все остальные, – все туда побегут.

– Я не побегу, – Жан обвёл надменным взглядом команду. – Баскетбол – для слабаков. Бег на месте, вот спорт настоящих мужчин.

* * *

Мы сидели в «Лампе» – стало доброй традицией любые достижения отмечать там, за бутылкой вина.

– Не отказался ещё от турнира? – поинтересовался Жан.

Странно. Вроде бы я никому не говорил, что сомневаюсь, стоит ли участвовать в шахматном турнире. Ники выходила из себя всякий раз, когда я проявлял нерешительность и повторяла: это – признак слабости. Я же ощущал это иначе. У меня в голове постоянно вертелись несколько мыслей – фантазий, я уж не знаю, как их назвать – о том, каким будет моё решение и что последует. Что и София, и Ники будут разочарованы, я знал. Но по правде говоря, я не думал, что смогу выйти даже в четверть финала – а относиться к проигрышу спокойно или тем более с воодушевлением, как учил Лабурдоннэ, а до того – учитель из моей школы в Санту-Туаре, я не мог.

– Брюс, – мэтр со всеми разговаривал в своём кабинете – со всеми, кого решил оставить в клубе. – Вам нужно уметь извлекать из всего уроки. Я следил, как вы играете. У вас хорошая фантазия, вы быстро оцениваете ситуацию, но когда дела идут совсем не так, как хотелось, вы опускаете руки.

Признаваться в своих слабостях очень неприятно.

– Да, мэтр, – я выдержал его взгляд.

Он улыбнулся, встал из-за стола и подошёл ко мне. Он почти всегда ходил с указкой – иногда казалось, что он использует её как воображаемую трость.

– Брюс, я оставил в клубе только тех, кто сможет чего-то добиться. Не все станут чемпионами. Но не все к этому и стремятся. Вы сами себе мешаете добиваться успеха. Вы не передумали участвовать в турнире?

– Нет, – тут же ответил я, не раздумывая.

– Очень хорошо, – он вернулся в кресло. – Любой проигрыш – это проигранная битва, но не война. Я знаю, вы дружны с мадемуазель Лоренцо. Вам следует посмотреть на то, как она относится к неудачам.

Будто я сам не знал, как относится. Стискивает зубы, расстраивается, иногда сильно и по-детски, но всегда упорно идёт дальше.

Брюс, «Старая лампа», 5 октября 2009 года, 16:00

Итак, я сумел занять третье место на турнире по фехтованию – на шпагах. Занять, несмотря на то, что впервые взял шпагу в руки в начале сентября. Наверное, именно это третье место позволило мне окончательно поверить в себя.

Поль в итоге занял четвёртое. Бой с ним был не из простых – реакция и скорость его превосходили мои, но – как и в случае баскетбола – мне всегда везло. По мелочам – то соперник не успевал оказаться в нужном месте в нужное время, то отчего-то медлил с действием. А я не медлил.

– Поздравляю, – Поль крепко пожал мне руку. Похоже, только сегодня он всерьёз начал уважать меня. – Но я тебе этого так не оставлю! За мной – реванш!

Я кивком подтвердил, что принимаю вызов.

– Завтра полуфинал, – Жан всё время следил за успехами Софии – и моими, заодно. Мне не нравилось, что он особенно старался быть самой любезностью перед Софией в моём присутствии. Софии не нравилось, что я сам не могу оказывать знаков внимания без подсказки или намёка. А мне оставалось или винить во всём матушку, или признаться, что сам бы мог изменить в себе что-нибудь. – Кто поставит против Софии?

– Кстати, почему она звонит тебе каждый день? – поинтересовался Жан.

Он не язвил на эту тему. То есть, съязвил только один раз. После чего я твёрдо попросил его не делать это предметом для шуток.

– Хочет показать, что всегда во всём разбирается лучше, – пожал я плечами. – После того, как отца не стало, мне приходится расхлёбывать одному.

– Хорошо, что мы здесь, – Жан поднял бокал. – За независимость!

Кто с улыбкой, кто всерьёз поддержали этот его тост.

Брюс, парк «Иероглиф», 20 октября 2009 года, 7:30

Отчего-то и я, и она выбрались в то утро в парк пораньше. Осенняя свежесть бодрила меня сильнее, чем летняя.