Тигриные глаза (Том 1)

      ***
      Два года -Пулу кочевала с работы на работу и из клиники в клинику. А в 1986 году на рождественской вечеринке она встретила Бена. Худощавый и темноволосый, он был неотразим. Они влюбились друг в друга с первого взгляда.
      - Он необыкновенный любовник, - сообщила Лулу подругам. - Мне даже не пришлось тренировать его.
      Бену каким-то образом удалось отучить ее от наркотиков. Плам с Дженни заподозрили, что у него самого были когда-то подобные проблемы, уж больно сведущим он казался в этих вопросах. Он уговорил Лулу бросить работу машинистки на рыбоконсервном заводе и вновь взяться за живопись. Бен работал инженером звукозаписи на студии поп-музыки и, получая неплохие деньги, был готов помогать ей. Ему просто хотелось, чтобы Лулу была счастлива.
      Через год, как раз накануне ее дня рождения, они поженились. Родители Лулу плакали от счастья, кота провожали их в свадебное путешествие на Ямайку. Еврей по национальности, Бен был на десять лет старше Лулу и имел хорошую работу. Через пять месяцев у них родился сын, которого назвали Вольфом.
      А в следующем году стало похоже, что свадебные колокольчики вот-вот зазвонят в честь Дженни, - у нее был страстный роман с Чарли Боуманом, который необходимо было скрывать от его отца. Все удивлялись, почему это не случилось раньше, ведь они так подходили друг другу. Чарли просто не мог оторваться от грандиозных пропорций Дженни, обладание которыми доставляло ему истинное удовольствие, ибо возвышало его в собственных глазах. Они уверенно держали курс на законный брак, пока летом 1988 года отец Чарли не нашел в кармане его плаща одно из писем Дженни. После того как отец пригрозил ему всеми возможными карами и обвинил во всех смертных грехах, Чарли сообщил Дженни, что не может больше встречаться с ней. Дело было вовсе не в том, что отец не одобрил выбор Чарли, а в том, что он заставил Чарли пообещать ему, что тот не женится раньше, чем отец умрет.
      - Заставил? Ты хотел сказать "подкупил", - горько проговорила Дженни.
      Оскорбленная и разочарованная, она два года пребывала в подавленном настроении и скрывалась от друзей. Плам с Лулу безуспешно пытались вывести ее из этого состояния. Но их счастливая семейная жизнь заставляла Дженни еще острее воспринимать свое одиночество. И она опять закружилась в хороводе нерадостных и недолговечных романов.
      В 1990 году у Дженни умерла бабушка, которая, как оказалось, оставила ей достаточно денег, чтобы купить на них солнечную квартиру в старом доме времен короля Эдуарда с видом на парк. Обосновавшись там, Дженни повеселела. Теперь у нее был свой дом, хотя его не с кем было делить.
      ***
      Возвращаясь пешком в отель, Плам решила, что если не сможет дозвониться до Лулу, то свяжется с Дженни, чтобы выяснить, в чем дело.
      В "Риджентс" Плам ждал еще один конверт. Она вскрыла его, ожидая увидеть сообщение от Лулу. Но, оказывается, был звонок от ее матери.
      К лифту она неслась что есть мочи. Почему мать звонила и такую рань - было пять часов утра по британскому времени? Это могло означать только одно: что-то случилось с Тоби или Максом.
      Нетерпеливо ожидая лифт, Плам перебирала в памяти прошлые происшествия: как Тоби упал с подъемника в горах и сломал ключицу, как Макс чуть не утонул в бассейне шведского колледжа, как Тоби выпросил сахарной глазури и устроил взрыв на кухне, как Макс выпал из окна второго этажа. Чем старше они становились, тем в более серьезные переделки попадали. Мать говорила, что так бывает со всеми детьми. Ты беспокоишься, а им хоть бы что. Та самая пуповина навечно связывает мать с детьми.
      Добежав до двери номера, Плам трясущимися руками достала ключ, уронила его, подняла, но не так вставила в замок, и ключ не проворачивался. С трудом открыв дверь, она ворвалась в комнату, все еще трясущимися руками набрала номер телефона матери и стала считать гудки. Может быть, мать звонила откуда-то еще? Из какой-нибудь больницы!
      Она уже собиралась положить трубку и перезвонить в портсмутскую полицию, когда мать ответила ей:
      - Ты застала меня в туалете, дорогая, что случилось?.. Ох, и я тоже... Нет, с ребятами все в порядке... У меня было несварение желудка, и я не могла заснуть, поэтому дала оператору номер твоей карточки, как ты и говорила мне. Хотела преподнести тебе маленький сюрприз... Нет, не только из-за этого... Хотела сообщить тебе, что у жены Джима вчера утром родилась еще одна дочь сестренка Мелодии и Гармонии. Весит шесть фунтов, мать и дочь отлично себя чувствуют. Разве это не здорово?
      Миссис Филлипс старалась поддерживать связь с Джимом - отцом ее внуков. Это вообще считалось хорошим тоном. Лорд Сноудон и принцесса Маргарет были разведены, но королева всегда приглашала его на семейные мероприятия. Принцессе Маргарет оставалось лишь криво усмехаться и молча сносить его присутствие. Миссис Филлипс, следуя примеру ее высочества, регулярно болтала с Джимом по телефону, не подозревая, что тот раздраженно жалуется Плам, что ее чертова мамаша достала его своими звонками.
      - И какое же имя Джим придумал на сей раз? - ядовито спросила Плам. Рапсодия? Попурри?
      - Норма. Было бы прекрасно, если бы мальчики прислали цветы своей маленькой сводной сестричке. Джим оценит эту идею.
      Плам послушно записала адрес больницы. Она закажет кричащий букет: оранжево-розовые гладиолусы с малиновыми розами и желтыми лилиями. Джим оценит эту идею.
      Затем в голову пришла более конструктивная мысль.
      - Мам, тетя Гарриет все еще в Париже?.. У тебя есть номер ее телефона?
      Глава 14
      Суббота, 18 января 1992 года
      В Париже подмораживало. Да так, что у Плам прихватило пальцы, когда она в аэропорту взялась за ручку дверцы такси. В такси пахло потом и парфюмерией. Она дрожала от холода, а Бриз отвез чемодан с ее зимними вещами назад в Англию. Надо было немедленно купить теплую одежду.
      Закутанные в темные одеяния прохожие спешили по заснеженным улицам Парижа. Плам решила, что Париж на ее картине будет в серых тонах: от сизых и до угольно-темных. Ну и еще бледная синева здешнего неба. И, может быть, с примесью бледно-лиловых, розовато-сиреневых и пурпурных оттенков Эль Греко.
      У магазина модной одежды она попросила таксиста подождать и бросилась внутрь. Быстро купила черную пастушью накидку до пят, две пары леггинсов и два свитера в тон им - кипарисово-зеленый и аметистовый. Тут же натянула на себя аметистовую пару, вернулась в такси и попросила ехать на Левый берег.
      Тетя Гарриет жила в обшарпанном доме на Университетской улице, где у нее были две комнаты на верхнем этаже. К ним вела полуразвалившаяся лестница.
      Прежде чем Плам успела вскарабкаться по ней, с верхней площадки свесилась крупная женщина с темными подстриженными под горшок волосами и прокричала:
      - Привет, Плам! Ты единственная из моих родственничков, кто не воротит от меня свой носик. - Тетя Гарриет поддернула свою длинную лиловую юбку и зашлепала навстречу ей вниз по ступенькам. Вскоре ее ловкие руки подхватили самый большой чемодан. - Как понимать твой визит? Ты тоже сбежала? Поднимаясь первой, она то и дело оборачивалась назад, устремляя на Плам смешливый взгляд своих карих глаз. - Надеюсь, ты не будешь против того, что придется поспать на раскладушке в кухне?
      В ее небольшой квартирке было не продохнуть от жары и многочисленных книг.
      - Боюсь, что радиаторы вот-вот взорвутся, и консьерж ничего не может поделать с ними, - сказала тетя Гарриет. - Ты не была у меня с тех пор, как я переехала сюда, не так ли?.. Я не могла готовить в столовой, поэтому приспособила гостиную под кухню. Теперь, когда я не обязана заниматься этим как заведенная по три раза на день, я стряпаю с большим удовольствием. Вот только что приготовила мясное ассорти с бобами - идеальное блюдо для такого холодного времени... Тебе лучше засунуть чемоданы под кровать - больше нет места... Спальня такая маленькая, что мне пришлось оклеить ее полосатыми обоями, так она хоть кажется выше... Это настоящая походная кровать времен Наполеона, с Блошиного рынка.
      - Односпальная?
      - Да. Чтобы ни у кого не было никаких иллюзий на Сей счет. Да и вряд ли найдется такой француз, которому захочется заняться любовью на односпальной кровати. Они такие испорченные.
      Уставшая после длительного перелета, Плам съела три порции ассорти и стала клевать носом прямо за столом. Видя это, тетя уложила ее на свою наполеоновскую кровать.
      Воскресенье, 19 января 1992 года
      Проснувшись и обнаружив, что тети нет дома, Плам выпила чашку чая и стала смотреть, как над крышами Парижа сгущаются сумерки.
      Тетя Гарриет вернулась с пакетом жареных каштанов.
      - Помнится, ты любила их, когда была маленькая. Кто бы мог подумать, что из того маленького создания получится знаменитая художница... Ты помнишь ту противную шотландскую собачку, которую вырезала из мыла? А ту коробку красок, что я подарила тебе надень рождения? Сколько тебе тогда исполнилось? Десять?
      Подарки тети Гарриет всегда были подстрекательскими: она преподносила ей то арбалет, то фривольный лифчик, то еще что-нибудь, считавшееся неподходящим для девочки. Среди родственников они с тетей Гарриет слыли не от мира сего. С тетей ей было так же спокойно, как с матерью, только гораздо интересней.
      Тетя налила два больших стакана красного вина, подала один Плам и с удивлением уставилась на руку, протянувшуюся за ним.
      - Этот камень, Плам, он настоящий?
      - Разве по мне не скажешь, что я могу иметь кольцо с настоящим бриллиантом, тетя?
      - Только не такое скучное. Я подозреваю, что его кто-то подарил тебе. Тетя закурила ароматную сигарету и с удовольствием затянулась. - Бриллианты это лучшие друзья мужчин, а не женщин. Они помогают им выйти сухими из воды и заткнуть рот женщинам. - Тетя оперлась локтями на деревянную столешницу. - Вот чего по тебе не скажешь, дорогая, так это, что ты очень счастливая. Несмотря на все твои успехи. Может, ты расскажешь, что привело тебя ко мне?
      Плам рассказала ей, в какую историю она попала с этими фальшивыми картинами. Тетя Гарриет выпустила к потолку струйку дыма.
      - Но почему ты остановилась здесь, а не в "Ланкастере"?
      Разве не там ты останавливаешься обычно?
      - Да, Бризу там нравится. - Отель "Ланкастер" был уменьшенной копией лондонской гостиницы высшего класса "Коннот". Художники не чувствовали здесь себя такими скованными, как в роскошном "Ритце" или величаво-пышном "Георге V".
      - Как поживает Бриз? - осторожно поинтересовалась тетя.
      - Я очень занята, и он очень занят, - рассмеялась Плам. - Если я дома, то он мечется по всему миру - Нью-Йорк, Кельн, Цюрих, Мадрид, - хотя и старается не пересекать больше двух часовых поясов в неделю. Работа - это вся его жизнь, и наоборот. Он все время гонится за кем-то или за чем-то. Все время что-то планирует, планирует и планирует или продает, продает и продает.
      - Но это сумасшествие, а не жизнь.
      - Бриз находит ее увлекательной. Тетя Гарриет покачала головой.
      - Но не то, чего тебе хочется. Разве ты не говоришь с ним об этом?
      - Мы говорим, но не слышим друг друга. Как раз об этом я хотела поговорить с вами.
      Тетя молча сдирала кожуру с каштана.
      - Я вижу, ты ищешь не только фальшивые картины?
      - Я пытаюсь разобраться в том, что же в моей жизни не так.
      - Вблизи ничего не увидишь. Отойди подальше и посмотри на нее издали.
      - Как?
      - Просто реши, что тебе нравится делать, а что - нет, и почему. Определись, во что обойдется тебе в деньгах и как отразится на отношениях с окружающими, если ты будешь делать только то, что нравится. И тогда решай, стоит ли овчинка выделки. Если тебя не устраивает твоя жизнь, всегда можно изменить ее - хотя всем кажется, что это невозможно, особенно женщинам моего поколения, которые привыкли ждать, пока их заставят что-то изменить. Теперь иначе. Молодежь открыла для себя то, что у человека всегда есть выбор и что он не связан по рукам и ногам.
      - Я помню строчку из какой-то пьесы: "Весь мир был открыт нам - но мы выбрали руины". Мне всегда было интересно, почему вы выбрали Париж?
      Родственники не считали бы себя столь скомпрометированными неожиданным разводом и отъездом тети, если бы она удалилась в добропорядочный Борнемут.
      Тетя откинулась на спинку стула и сцепила руки за головой.
      - Я только и начала жить в Париже, когда отбросила все те идеи, которыми меня пичкали в молодости, забыла о том, какой хотели меня видеть другие, и наплевала на все их обвинения в эгоизме.
      - Я часто спрашиваю себя, эгоистична ли я, - неуверенно проговорила Плам.
      - Это легко проверить. Если кто-то обвиняет тебя в эгоизме и ты при этом чувствуешь себя виноватой, значит, ты не эгоистка. Эгоисты никогда не считают себя виноватыми. - Тетя налила себе еще стакан вина. - Мне было пятьдесят четыре, я была замужем за дантистом, имела четверых детей и двоих внуков, но ни разу не испытала оргазма. То, что вызывало оргазм у Лена, не вызывало у меня. Но самое интересное, что он не хотел замечать этого. И однажды ночью я поняла, что так происходит и во всей остальной нашей с ним жизни... Ты заметила, как любят мужчины все держать в своих руках? Лен держал меня на коротком поводке с помощью денег. Знаешь, некоторые мужчины могут оплачивать какие угодно покупки, сделанные женщиной, и покупать ей какие угодно подарки, но никогда не дают ей наличные'. Потому что деньги - это сила. А для чего им сила? Чтобы подчинять себе. Вот почему они цепляются за свои деньги.
      Тетя закурила сигарету и уставилась на сине-фиолетовое небо за окном, которое словно было подсвечено изнутри, как в театре.
      - Поэтому я решила оставить Лена, подучить французский в Сорбонне и стать переводчицей. Я также решила выяснить, что может сделать меня счастливой.
      - И что же?
      - Давно известные вещи. Играть всю ночь напролет Сибелиуса. Есть в постели в два часа ночи шоколадное пирожное. Посещать джаз-клубы когда заблагорассудится. Валяться в постели по утрам сколько захочется. И уйма всего другого, что можно делать и не думать при этом, что подумают другие. Как ни странно, я очень быстро почувствовала себя свободной. И тогда я постепенно выяснила, кто я такая на самом деле. - Тетя потянулась назад и приподняла крышку чугунка, стоявшего на допотопной плите. - Луковый суп почти готов. Она сняла терку с крючка на голубой кафельной стене и попросила подать ей сыр.
      Плам подтолкнула ей кусок швейцарского сыра.
      - И вы счастливы без постоянного спутника жизни? И не чувствуете себя одинокой?
      - Ничуть. Одинокой я была замужем. Особенно одинокой себя чувствуешь, когда лежишь рядом с мужчиной, которому не должна быть безразличной, но почему-то оказываешься таковой. - Она принялась быстро тереть сыр. - Прежде чем уехать, я вычистила зубной щеткой Лена туалет и поставила ее на место. Правда, он еще не знает об этом.
      Они рассмеялись и еще долго сидели и судачили о счастье.
      ***
      В понедельник, как обычно во Франции, магазины были закрыты, но это не помешало тете Гарриет отправиться с Плам поглазеть на витрины.
      - Левый берег - это район, который я знаю лучше всего. Парижане не любят уходить слишком далеко от дома, а здесь продается лучший в Париже шоколад. Она показала на витрину магазина "Дебо э Галла". - Каждый месяц, когда я получаю деньги, покупаю здесь пакетик трюфелей с ромом.
      На бульваре Сен-Жермен тетя Гарриет остановилась перед галантерейным магазином и с тоской заглянула в его переполненное нутро.
      - А в этом магазинчике продаются лучшие в мире зонтики. Видишь тот изумрудный с ручкой в виде головы попугая? А тот сине-полосатый с головой кошки? За них надо отдать больше, чем выкуп за короля.
      Но не все магазины оказались закрытыми. В бакалейном магазине Гедьярда тетя оценивающе повела носом.
      - Запахи здесь как в бакалее, а вот супермаркеты не пахнут ничем.
      Плам накупила всего, что посоветовала тетя, включая килограмм зерен какао для специального приготовления шоколада в домашних условиях.
      - Плам, как ты все это повезешь, да еще в самолете?.. О-о, это мне?.. Детка, ты такая щедрая.
      ***
      В десять часов утра во вторник Плам, закутанная в новую черную накидку, которая все равно ее не согревала, стояла перед входом в галерею "Форрестер" на авеню Матиньон. За стеклянной дверью молодой рыжеволосый сотрудник сражался с замками. Он пожал плечами с видом веселого отчаяния, но тут ему удалось справиться с запором.
      Скульптурные работы и картины, выставленные в галерее, были в основном девятнадцатого века. Жемчужиной коллекции, несомненно, являлся автопортрет Берты Моризо: под широкополой соломенной шляпой, обрамленной фиалками, милое лицо молодой женщины было одновременно задумчивым и дерзким. Плам восхитилась мастерством, с каким был выписан стоячий кружевной воротник.
      Пока она рассматривала картину, рядом с ней возник стройный смуглый мужчина в хорошо сшитом костюме цвета морской волны. Тонкими и резкими чертами лица, серебристо-серым цветом волос и черными, как маслины, глазами он напоминал левантийца или грека.
      - Да? - надменно произнес он по-английски. Плам, знавшая несколько фраз по-французски, тут же почувствовала необъяснимое раздражение. На ней разве написано, что она англичанка? Более того, она еще не успела раскрыть рта, а он уже, похоже, знал, что она не собирается ничего покупать.
      - Мне нужна информация, - волнуясь, проговорила она. - Меня прислала сюда.., моя австралийская знакомая, леди Бингер.
      - Мы знаем леди Бингер. Так чем я могу помочь вам?
      - Вы помните натюрморт Амбросиуса Босхарта-младшего, который вы продали ей в 1988 году?
      - Отлично помню. Этим занимался мой коллега мсье Морис.
      Нервы у Плам вдруг сдали, и она раскрыла свои карты.
      - Мне бы хотелось знать, где вы приобрели его, - проговорила она с нервной улыбкой. - Леди Бингер дала мне копию свидетельства. Вот, взгляните, она со мной. Но в ней нет этих сведений.
      Ей вдруг показалось, что в галерее стало холоднее, чем на улице.
      - В наших правилах - ограждать интересы наших клиентов, как покупателей, так и продавцов, - ледяным тоном произнес мужчина. - Поэтому мы предпочитаем не разглашать эти сведения.
      - Вы привыкли ограждать прежде всего свои собственные интересы, - заметила Плам. Ей было известно, что в случае каких-либо неприятностей с картинами галереи могли не давать сведений, ссылаясь на необходимость защиты интересов клиента. И чаще всего не давали. Галереи приобретали старые картины друг у друга, у частных агентов или на аукционах. Но иногда картины попадали к ним из частных коллекций, владельцы которых избегали огласки и последующего внимания к себе со стороны налоговых инспекций и других государственных органов. Пометка "из личного собрания" или "частный владелец" затрудняла выявление недавней принадлежности картины, хотя ее более отдаленное прошлое могло приводиться в паспорте во всех подробностях.
      - И зачем вам эти сведения? - Мужчина устремил на нее холодный взгляд пронзительно черных глаз.
      - Мне надо проверить происхождение картины.
      - Мадам, в "Форрестере" мы неделями, а иногда месяцами проверяем картину, прежде чем купить ее. - Его враждебность росла с каждой секундой.
      Плам кивнула. Она знала, что солидные агенты очень часто просили продавцов оставить им картину для проверки. Если у них возникали сомнения в ее подлинности, они обращались в музеи или отправляли ее цветные диапозитивы признанным авторитетам.
      Две сотни лет назад не было музеев, не было и агентов. Люди приобретали картины непосредственно у художников или у владельцев и часто указывали свои новые приобретения в каталоге или в обычной описи домашнего имущества, где перечисляли свою утварь и предметы мебели. Поэтому такие описания картин были отрывочными и неточными, хотя и являлись порой единственными старинными упоминаниями о них.
      Но поиски старых записей занимали месяцы, поэтому агенты шли на риск, когда сделка не терпела отлагательств и картина могла попасть к конкуренту.
      - Зачем вам понадобилось перепроверять наши выводы, мадам?
      - Затем, что я думаю, что с этой картиной могла быть допущена ошибка. Она прикинулась овечкой. В глазах-маслинах засверкал гнев.
      - Мы в "Форрестере" не допускаем ошибок. Генри, проводи эту леди к, выходу, пожалуйста!
      Рыжеволосый юноша опять принялся сражаться с замком стеклянной двери.
      - Извините, мадам, - сказал он после нескольких безуспешных попыток открыть его.
      - Трудно войти, но еще труднее выйти, - усмехнулась Плам.
      Когда замок наконец поддался, юноша повернулся спиной к галерее и одними губами произнес:
      - Попытайте счастья у Монфьюма на улице Жакоб.
      ***
      Порывистый ветер хлестал в лицо. Снег мгновенно проник под накидку, и холод пробрал Плам до костей, как только она завернула за угол на улицу Фобур Сент-Оноре. Торопливо пробегая мимо притягивавших своим теплом магазинов одежды и закутанных в меха покупателей, источавших ароматы дорогих духов, она недоумевала, неужели все таксисты покинули эту страну. И вдруг остановилась как вкопанная.
      Перед самым ее носом из "Гермеса" вышла белокурая женщина в малиновом пальто, таких же сапогах и отороченных соболем перчатках. Впереди нее шел комиссионер в форме, а сзади тащились двое посыльных, нагруженные тщательно упакованными покупками, которые шофер принялся быстро укладывать в поджидавший лимузин.
      Плам торопливо прикрыла воротником накидки нижнюю часть лица и отвернулась, сделав вид, что рассматривает витрину с неимоверно дорогими курительными принадлежностями. Меньше всего ей хотелось встретить в Париже Сюзанну Марш.
      ***
      На улице Жакоб было полно шикарных антикварных магазинов, таких, как "Монфьюма". Старомодный колокольчик на его дверях возвестил о появлении Плам. Внутри пахло воском. Из глубины зала к ней поспешил молодой продавец с бычьей шеей тяжелоатлета, одетый в дорогой двубортный костюм цвета морской волны. "Должно быть, у них считается, что этот цвет благотворно влияет на покупателей", - подумала Плам, не сдержав улыбки.
      - Надеюсь, что вы хоть немного говорите по-английски... Хорошо... Я торговый агент. Вот моя карточка. - Она протянула ему карточку галереи Рассела. - Мне понравился кувшин в вашей витрине - тот, с сидящим мужчиной. Сколько он стоит?
      - Это произведение времен революции. Сидящий мужчина - революционер. Видите его трехцветный головной убор? Большая редкость. Две тысячи франков. И торговая скидка - десять процентов. - Он откинул со лба мягкую прядь светлых волос. У него было очень добродушное лицо, и Плам представила, как его мать советует ему танцевать на вечеринке с девушками, оставшимися без кавалеров.
      - Я привыкла к скидке в двадцать пять процентов.
      - Тогда, скажем, пятнадцать.
      Плам кивнула. Пока молодой человек доставал кувшин с витрины и упаковывал его, они дружелюбно беседовали, обмениваясь веселыми улыбками, невзирая на языковые проблемы.
      Наладив с ним добрые отношения, Плам уверенно солгала:
      - У меня к вам есть еще одно дело. Моя подруга в Англии - профессор Инид Соумз, специалист по истории живописи - просила меня показать вам этот диапозитив и убедиться, что эту картину "Форрестеру" продали вы. Она сейчас в Австралии. Ваше имя упомянуто в свидетельстве, но написано с ошибкой.
      Молодой человек рассмотрел диапозитив при свете настольной лампы и неуверенно проговорил:
      - Возможно. Сам мсье Монфьюма в данный момент катается на лыжах... Если вы вернетесь сюда завтра после ленча, то сможете расспросить Симона, который занимается картинами.
      - Завтра после ленча я уезжаю из Парижа. Поэтому была бы признательна, если бы вы заглянули в свои записи прямо сейчас. - Плам достала также диапозитив Артура Шнайдера. - А это еще одна картина, в отношении которой профессор тоже хотела убедиться, что она поступила от вас.
      - Вам известны даты покупки? Возможно, я помогу вам. Только через час, когда время подходило к полудню, молодой человек смог найти то, что интересовало Плам. Он появился из задней каморки с двумя каталожными карточками в руках.
      - Это здесь, - сказал он, протягивая их ей. - Вот видите, Босхарт был продан "Форрестеру" в марте 1988 года. Вы понимаете, что нам нельзя разглашать цену... Ван Хальсдонк был выставлен на аукционе "Леви-Фонтэна" в феврале 1990 года. Цену я также не могу назвать, хотя она не является секретом и у "Леви-Фонтэна" вам скажут ее.
      - А где вы приобрели эти картины?
      - А вот это я уж никак не должен разглашать. Сведения о продавце всегда являются конфиденциальными, как вы понимаете.
      - Не важно. Профессор Соумз не просила таких подробностей.
      Плам выскочила на улицу весьма довольная собой. По-прежнему шел снег. Настроение у нее заметно улучшилось.
      ***
      Наскоро подкрепившись творожной запеканкой в "Пам-Пам", Плам отправилась в багажное отделение колумбийской авиакомпании "Коломб", которое находилось на другом конце Парижа, далеко за Монпарнасом. Водитель такси не знал туда дороги и дважды останавливался, чтобы расспросить прохожих.
      В конце концов они добрались до фирмы, занимающейся хранением и перевозками художественных ценностей. Она располагалась в огромном складском помещении. На погрузочной площадке стояло несколько забрызганных грязью грузовиков. За рядом транспортеров-погрузчиков, виднелась будка приемщика, установленная прямо посреди склада. Еще дальше Плам увидела большие деревянные ящики, стоящие друг на друге и образующие целые улицы, которые тянулись насколько хватало глаз.
      Подошел толстый француз, работнике клада.
      - Чем могу помочь? - Грязная майка туго обтягивала его огромный живот, свисавший над сильно затасканными джинсами, кроссовки были такие же грязные и заношенные. Из-под красной бейсбольной шапочки во все стороны торчали длинные темные волосы. Рот обрамляли пышные усы. Маленькие темные глазки смотрели на Плам с нетерпением.
      Она еще раз достала визитную карточку Бриза.
      - Обычно мы пользуемся услугами "Момарт", но в этот раз муж попросил меня заехать и узнать ваши условия.
      Толстяк развел руками в жесте, который у французов мог означать что угодно.
      - Что вы хотите знать? - спросил он на отличном английском с акцентом южного Лондона и, видя удивление Плам, объяснил с довольной и несколько смущенной улыбкой:
      - У меня жена из Ламбета.
      - Мне бы хотелось выяснить цены на перевозки и хранение.
      - Это зависит от груза. На перевозку у нас нет установленных цен, хотя за хранение и страхование мы взимаем по таксе. Я могу дать вам наш прейскурант.
      - Если к вам поступает груз, который идет, скажем, в Австралию, где он хранится?
      - Здесь. Конечно, если это не "Подсолнухи" Ван Гога. Ценный груз владелец обычно хранит на стороне, нанимая для этого специальную охрану.
      - Мне бы хотелось взглянуть на ваше хранилище. Плам услышала завывание циркулярной пилы задолго до того, как они оказались в хранилище, где пахло свежераспиленным деревом. Под монотонное уханье кувалды она спросила:
      - А когда ценная картина попадает сюда, как она хранится?
      - У нас строгий порядок охраны. По понятным причинам я не могу посвящать вас в его детали. Скажу только, что всякая ценная картина находится у нас под постоянным наблюдением с момента поступления и до момента отправки. Такая картина никогда не остается без присмотра - при ней постоянно находится ее охранник, и, в какое бы подразделение она ни поступала, он получает квитанцию о ее приеме. Прежде чем охранник покидает хранилище, его квитанции тщательно сверяются.
      - А по ночам?
      - По ночам у нас несут службу профессиональные охранники с собаками. Осуществляется контроль по телефону, есть прямая связь с полицией, сигнализация о задымлении и затоплении.
      - А нет ли возможности.., подменить одну картину другой?
      - Никакой. В качестве советников по безопасности босс использует бывших специалистов из полиции. А это отнюдь не любители.
      Именно это и хотела услышать Плам. Минут двадцать она еще продолжала разыгрывать из себя потенциального клиента, затем поблагодарила своего сопровождающего и собралась уходить.
      - Кстати, мне нравятся ваши работы, - сказал он в ответ. - Видел некоторые в вашей лондонской галерее. Желаю удачи на бьеннале в Италии.
      Плам с улыбкой ступила за дверь и вышла на улицу. Пока ее глаза привыкали к более яркому свету, мимо промелькнуло знакомое лицо. Она тут же узнала эти пухлые щечки и белокурые волосы, начавшие редеть на макушке. Вспомнила эти темно-серые глаза за стеклами без оправы и веселое выражение лица, готового в любой момент озариться улыбкой.
      Плам обернулась и окликнула:
      - Лео!
      Как и на Лео, на мужчине тоже были куртка цвета морской волны, джинсы и мокасины. Один его носок был ядовито-зеленого цвета, другой ярко-розового. Он, не останавливаясь, направлялся в зону приема. Плам постояла, не спуская с него глаз, затем поспешила вслед в полной уверенности, что не ошиблась. Видимо, Лео задумался и не слышал ее оклика.
      Мужчина юркнул за грязный красный грузовик с английскими номерами, и она услышала, как тут же взревел мотор.
      Неожиданно заподозрив что-то, Плам резко остановилась и сунула руку в сумку, чтобы достать ручку с блокнотом. Сумка соскользнула с плеча и упала на землю.
      "Подарок Бризу!" - первое, что пришло ей в голову. Она уже не надеялась, что он уцелел при падении, однако, хорошо упакованный, он, похоже, не пострадал. Она подняла голову и со злостью увидела, что красный грузовик находится уже слишком далеко, чтобы можно было разглядеть номера Подбежав к будке приема, она увидела, что ее почитатель уже ушел.
      Медленно подбирая французские слова, Плам обратилась к двум клеркам в конторе:
      - Кто водитель того красного грузовика? Англичанин?
      - Не знаю, - пробормотал один из них. - Мы видим его впервые.
      Недовольная собой, Плам остановила такси и отправилась на улицу дю Бак, где купила желтый китайский зонтик с ручкой в виде ящерицы для тети Гарриет Почему Лео скрылся от нее? Откуда у него ключи от этого красного тарантаса? И почему английский журналист так загадочно вел себя на парижском складе транспортной фирмы?