Тигриные глаза

— Вы, наверное, единственная, кто способен помочь мне в этом деле, — проговорила Плам.

Хотя в комнате было тепло, Клара Стивене поплотнее запахнула халат, словно защищаясь от ветра, и посмотрела на Плам.

— Для этого человека скорее всего характерны навязчивые состояния и злые намерения… Внешне он представляется дружелюбным, но внутри у него явно сидит ущербность. — Поколебавшись, она продолжила:

— И думаю… он может оказаться… неспособным отличить, где зло, а где добро.

— Что вы имеете в виду? — тихо спросила Плам. Вместе с сожалением в голосе миссис Стивене ясно прозвучало предостережение:

— Он может быть психопатом.

— Мне не хватало только психопата! — Черный «Порше» Плам с визгом огибал Слоан-сквер.

— Сбавь скорость, не то мы свернем себе шею, — посоветовала Дженни.

— Мне лучше обратиться в полицию.

— Конечно, тем, кто на виду, часто грозят смертью всякие глупые идиоты.

— Пусть решает полиция.

В полицейском участке на Олбани-стрит, дежурное помещение которого было отделано темным кедром, а одну из стен украшала огромная серебряная эмблема муниципальной полиции, Плам рассказала дружелюбно настроенному дежурному констеблю гораздо больше, чем собиралась. В конечном итоге она выложила всю свою историю, включая даже свои сомнения по поводу поведения Ричарда Степмана в Париже.

— Похоже, это дело для нашего специального подразделения, — заключил констебль. — Сейчас бесполезно звонить им, они все разошлись по домам, их время вышло. Утром мы поставим их в известность, и кто-то скорее всего навестит вас. А этот конверт пока останется у меня.

Дом вдруг показался ей слишком большим, мрачным и зловеще тихим. С улицы не доносилось ни звука. Плам отказалась от предложения Дженни остаться с ней на ночь, но, закрыв на цепочку входную дверь, тут же пожалела об этом. Она то и дело порывалась позвонить Бризу. Но что это даст? Ее новость только расстроит его. И если он, бросив дела, понапрасну вернется в Англию, то как она будет чувствовать себя? А если не вернется, то как она отнесется к этому?

Плам проверила сигнализацию на кухне, затем каждую решетку на каждом окне на всех этажах. Все они были заперты. Сандра проделывала это ежедневно в шесть часов вечера.

Плам решила пойти в студию, где всегда чувствовала себя уютно и в безопасности. Там ее вниманием мгновенно завладела картина, над которой она работала. Ее взгляд медленно прошелся по периметру полотна, затем она осмотрела его с разных сторон. Ей нравилось подступаться к сути, двигаясь взглядом от краев и останавливаясь в углах.

Она взяла кисть и после некоторых колебаний кинула фиолетового по бледно-голубому небу. Отброшенной в раздражении кисти из банки с краской, покрытой корочкой, полетели ярко-розовые брызги, сначала на бирюзовую землю, затем на оранжевое поле. На малиновом фоне выступили желтые пятна, резкие, как солнечные зайчики.

Картина теперь выглядела так, словно подцепила какую-то доселе невиданную корь! Черт! Она явно была не в себе. Это надо же сообразить — браться за работу при искусственном освещении. Она ведь знала, что всякий раз после этого картину приходилось утром переделывать.

Плам прошла в спальню, и ее беспокойство лишь возросло. «Но ведь для этого нет причин», — говорила она себе. Если не считать того, что она в доме одна. Но она уже не раз оставалась в нем одна, и это не тревожило ее.

Раздевшись, она почувствовала себя так, словно за ней наблюдает Пипин Том[4], и отделаться от этого ощущения не могла. К страху стала примешиваться злость.

Неожиданно показалось, что в спальне кто-то прячется. Она кожей чувствовала чье-то невидимое присутствие и почти слышала чье-то дыхание.

Минут пять она стояла в середине комнаты и дрожала, но ничего не происходило. Тогда она легла на ковер у кровати и неуверенно взялась за край спускавшегося с нее покрывала. А что, если, подняв его, она увидит уставившиеся на нее глаза психопата.

Сказав себе, что нельзя всю ночь лежать голой на полу, она осторожно приподняла край покрывала и заглянула под кровать.

Там, естественно, никого и ничего не было, кроме пыли, свалявшейся в комочки.

Она улеглась на холодные льняные простыни с вышивкой, но заснуть не могла. Страхи не отступали. Кто эта неизвестная личность, угрожающая ей? Возможно ли такое, чтобы кто-то хотел убить ее? Шантажист это или убийца? Все кажется несерьезным… пока не откроешь газету. В них полно историй о насилии, творимом психопатами.

Где она могла бы чувствовать себя в безопасности? Где ей спрятаться? Жить в таком страхе невозможно, с этим ощущением канарейки в клетке, когда над ней навис жестокий великан и не спускает с нее глаз, а дверца вот-вот откроется, и тогда…

Плам чувствовала себя в ловушке. Невидимая паутина все плотнее опутывала ее, не оставляя надежды на спасение.

В два часа ночи, разгоряченная и окончательно лишившаяся сна, она открыла шторы и распахнула окно спальни, чтобы впустить прохладный ночной воздух.

Вновь закрыв окно на запор, она повернулась к нему спиной и со страхом подумала: «А если у психопата есть пистолет и он взобрался на дерево за окном?» Правда, парк закрывают с наступлением темноты. Но он мог спрятаться в кустах, а потом взобраться на дерево…

Но откуда ему знать, что она откроет шторы? Плам попыталась вернуть себя к реальности. Ну получила она два письма с угрозами. Полиция же утром займется этим. А до той поры никто не сможет влезть в дом. Так что ей остается только забраться в постель и зарыться с головой под одеяло.

Но сон все равно не шел. Она попыталась читать, но не смогла сосредоточиться на последнем романе Айрис Мердок и начала читать триллер Дика Фрэнсиса, взяв его с тумбочки Бриза. В голову опять полезли убийцы, творящие свои кровавые дела.

В конце концов она сказала себе, что такие вещи происходят только в книгах, а не в реальной жизни. До прихода полиции ей просто придется посидеть дома, велев Сандре никого не впускать и держать дверь на цепочке.

Глава 20

Понедельник, 30 марта 1992 года

В залитой утренним солнцем гостиной Плам сидела на краешке софы и во все глаза смотрела на своего посетителя с таким чувством, словно ее принимали на работу. Она понимала, что история с картинами в ее изложении для полицейского вышла путаной и туманной. Хотя детектив — инспектор Кригг из специального подразделения полиции по борьбе с махинациями в области искусства — терпеливо выслушал ее до конца, подчеркнуто бесстрастное выражение его лица говорило, что он не склонен излишне драматизировать ситуацию.

Она удивилась, увидев его. Он выглядел не больше чем на тридцать лет и напоминал представителя той категории публики, которую всегда видишь на модных лондонских вечеринках. Высокий и стройный, с вьющимися рыжими волосами, бледным веснушчатым лицом, он смотрел на мир глазами такой яркой синевы, что их можно было принять за дорогие контактные линзы. Вежливо, быстро и точно он обобщил ее рассказ хорошо поставленным голосом, уточнил фамилии фигурировавших в нем лиц и сказал:

— Я не вижу пока необходимости проверять изложенные вами факты. К настоящему моменту мы не располагаем официальными жалобами владельцев по поводу этих подделок и не можем ничего предпринять, хотя нам было бы интересно знать окончательные результаты вашего расследования.

— Этому человеку хорошо известно, что я сейчас отслеживаю не одну картину, — поежившись, сказала Плам, — значит, он относится к моему близкому окружению.

— Есть ли у вас близкие друзья среди американцев? Плам отрицательно покачала головой.

— Масса знакомых в Нью-Йорке, но ни одного, живущего в Великобритании.

Детектив закрыл свою записную книжку и произнес, тщательно подбирая слова:

— Вполне возможно, что за этим нет ничего зловещего.

Письма могут быть просто дурацкой шуткой или делом рук кого-то, кто просто не любит вас и хочет выбить вас из колеи, напугать, но отнюдь не собирается убивать. Иногда люди пишут подобные письма по той же причине, по какой вонзают иголки в восковые фигуры в надежде, что бог или дьявол вмешаются и сделают так, как им хочется. — Детектив чуть подался вперед. — Не хочу вызывать у вас излишних опасений, но все же скажу, что полиция всегда воспринимает подобные угрозы со всей серьезностью. Мы просто не можем позволить себе относиться к ним иначе. Так что, пожалуйста, будьте осторожны и сразу же звоните мне, если что-то произойдет. Вне службы меня можно найти вот по этому телефону. — Он протянул ей визитную карточку. — Из-за этих неприятных писем вы, возможно, начнете связывать вещи, которые в другой ситуации показались бы вам несовместимыми, и видеть совпадения там, где их на самом деле нет. К примеру, вы встретили мистера Степмана с картиной в Париже; слышали, что Чарльза Боумана видели на пароме; обнаружили, что Лео Манн иногда перевозит предметы искусства на континент. Эти факты не обязательно связаны с преступной деятельностью.

Плам, вначале обрадовавшаяся, что ее воспринимают всерьез, почувствовала разочарование. Ей стало казаться, что он заносит ее в раздел картотеки, отведенный для великовозрастных леди, которым мерещится, что за ними подглядывает Пипин Том.

Когда детектив ушел, Плам бросилась наверх переодеваться к ленчу. Только она натянула черные колготки и влезла в короткие огненно-рыжие брюки и ботинки, как позвонил Макс и спросил, не хочет ли она пригласить его на ленч.

— Извини, дорогой, но сегодня я занята. А что случилось?

Оказывается, поразмыслив. Макс пришел к выводу, что гончарное ремесло не для него, и твердо решил стать театральным дизайнером. Теперь он хотел закончить курсы осветителей сцены и просил у нее совета. Поговорив с сыном, Плам накинула черную кружевную жилетку, солнечно-желтый твидовый жакет под стать брюкам и отправилась в помпезный «Реформ-клаб», где устраивался ленч в честь Валентины Терешковой, которая хоть и не могла сравниться по известности с Иваной Трамп, но достигла в своей жизни больше, чем какая бы то ни было женщина, став первой в мире женщиной-космонавтом, ученым и членом нового советского парламента.

Валентина, обыкновенная веселая женщина, обходила гостей с очаровательной улыбкой и в приподнятом настроении, хотя Плам показалось, что она чувствовала бы себя более уютно в летной экипировке, чем в своем роскошном черно-белом одеянии. Когда они заговорили, Плам, поддавшись влиянию момента, спросила, счастлива ли она. Валентина удивленно посмотрела на нее и рассмеялась.

— Да. Но не так, как рассчитывала и загадывала. Я разведена.

— Разве можно рассчитывать счастье?

— Нет, конечно. Но можно управлять своей жизнью так, чтобы увеличить свои шансы стать счастливой.

— Каким образом?

— К примеру, выбрав себе работу по душе. Это не менее важно, чем иметь работу, хорошо оплачиваемую. — Валентина повела рукой в сторону гостей. — Это известно каждой из присутствующих здесь женщин. — Другую руку Валентина по просьбе фотографа положила на плечо Плам. — Для самоуважения важно, чтобы вашу работу ценили другие. Особенно если вы сами ведете хозяйство своей семьи, — добавила Валентина.

— Но ваша работа была такой опасной, — заметила Плам. — Вам не было страшно, когда стартовал ваш корабль?

— Конечно, было. Всем когда-нибудь бывает страшно.

— А как вы преодолеваете страх? — Из головы у Плам никак не выходило второе письмо с угрозой.

— Привыкаешь к нему и делаешь свое дело. Иначе ничего не получится.

Среда, 1 апреля 1992 года

Бриз вернулся как раз к завтраку.

— Но в следующий понедельник мне надо опять быть в Нью-Йорке, — предупредил он Плам, когда та терла ему спину в ванне. — Не могла бы ты потереть мне ниже, дорогая… и посильней… еще ниже. Вот так, хорошо… Не понимаю, почему ночной полет выматывает так же, как и дневной. Я чувствую себя выжатым лимоном.

— Надеюсь, что ты не станешь вечным трансатлантическим скитальцем. — Плам выжала губку над его головой и потянулась за шампунем.

Бриз вздыхал с облегчением, когда она массировала ему кожу головы.

— Не исключено, что у меня будет возможность слетать в Рио… Хочешь прокатиться со мной? У Виктора Марша в Бразилии есть друг — горнорудный магнат, которому хочется составить свою коллекцию картин и предстать филантропом. Он намекает, что в конечном итоге собирается передать картины своему государству. Поэтому ему нужен европейский агент. — Он повернул голову и усмехнулся сквозь мыльную пену, струившуюся по щекам. — Сказочная работенка, не так ли? Он прилетает из Рио-де-Жанейро по каким-то другим делам и сможет встретиться со мной в Нью-Йорке седьмого апреля. Черт, мыло попало в глаз.

Плам окатила его из душа. Бриз опять повернулся и посмотрел на нее.

— Кстати, Виктор просил передать, что был бы рад забыть о пари по поводу голландского натюрморта с цветами. Я воспринял это с большим облегчением.

Плам села на корточки.

— Ты просил его об этом, правда? Из-за бьеннале?

— Не только из-за этого, дорогая. — Бриз выбрался из ванны. — Бедному Виктору сейчас не до этого. Его беспокоит дочь. Сюзанна, как всегда, довела ситуацию до абсурда, продолжая раздувать ее в средствах массовой информации. — Он завернулся в банное полотенце. — Она организует новую горячую линию для подростков, склонных к самоубийству, а это значит, что у нее почти не остается времени для Фелисити.

— Бедный ребенок. Конечно, я не стану отвлекать Виктора. Это очень великодушно с его стороны предложить забыть пари. — На секунду Плам испытала искушение принять предложение. Ей надо только согласиться, и она сможет сбросить с себя непосильный груз поисков тех, кто плодит подделки. Бриз быстро все уладит. Она больше не будет получать писем с угрозами. Сможет мирно спать по ночам. И жить своей жизнью.

Она медленно проговорила:

— Это было бы самое лучшее. — И рассказала Бризу о втором анонимном письме, а также 6 том, что думает о нем графолог.

Бриз, обернутый полотенцем вокруг тонкой талии, мгновенно напрягся.

— Слава богу, ты наконец поняла, что откусила больше, чем можешь прожевать! Я сам поговорю с этим полицейским детективом. И скажу, чтобы в будущем он имел дело со мной. Мне надо, чтобы ты попросту забыла об этом и сосредоточилась…

— ..на бьеннале, — мрачно закончила Плам. — Кстати, детектив хочет видеть первое письмо. Куда ты положил его? Бриз потянулся за халатом.

— Я выбросил его, когда вернулся из Нью-Йорка и разбирал бумаги. — Он открыл дверь в свою туалетную комнату. — Теперь мне ясно, что не следовало делать этого. Но я действительно считал, что это чья-то неумная шутка, а не настоящая угроза, да я и до сих пор так считаю.

Плам была возмущена. Бриз не имеет представления, что это значит, когда кто-то грозится тебя убить.

…К, вечеру детектив инспектор Кригг и Бриз за кофе в гостиной обнаружили, что их школы были давними соперниками по крикету. Они немедленно нашли общий язык, подружились и стали союзниками. Плам почувствовала себя лишней.

Инспектор объяснил, что полицейским экспертам мало что дает анализ конверта и бумаги с посланием, поскольку и то и другое можно найти в любом канцелярском магазине. Жаль, что Бриз выбросил первое письмо, теперь у них нет возможности сравнить.

Отпечатки пальцев, обнаруженные на втором письме, принадлежат только Плам, Лулу, Дженни и графологу, а многочисленные отпечатки на конверте слишком нечеткие, они ничего не могут дать. В полиции согласны с графологом в том, что конверт мог быть надписан интеллигентным мужчиной, но это еще не значит, что он же является автором послания. Графологические догадки Клары Стивене в отношении психической неуравновешенности автора полиция не принимала в расчет, полагая, что они излишне драматизируют ситуацию.

— Значит, этого психопата скорее всего не существует? — спросил Бриз.

— Графолог сказала, что это всего лишь догадка.

Бриз с улыбкой повернулся к Плам.

— Теперь ты видишь, дорогая. Тебе не стоило беспокоиться по поводу страшных убийц, поджидающих тебя на деревьях.

Плам, хотя и неуверенно, все же настаивала на своем:

— В обоих письма есть какая-то загадка. Кто-то хочет, чтобы я прекратила поиски изготовителя подделок. Правильно ? Но откуда ему известно, что я занимаюсь этими поисками? — Она прикусила нижнюю губу. — У меня такое впечатление, что он наблюдает за каждым моим шагом. Вот что больше всего пугает меня.

Бриз снисходительно посмотрел на нее.

— Если кто-то наблюдает за тобой, то он видит только то, что ты торчишь наверху в своей студии и пишешь, а не бегаешь по Лондону или Парижу с лупой.

— Но два письма с угрозами все же были направлены вашей жене, — заметил детектив, — и ни она, ни вы не знаете, кто бы мог иметь на нее зуб. Так, может быть, это дело рук ваших врагов, мистер Рассел? У вас они есть?

Бриз мрачно усмехнулся.

— Могу назвать с десяток конкурентов. И если говорить серьезно, то у любого бизнесмена в моем возрасте найдутся враги. Но я, как ни странно, не могу даже представить себе кого-нибудь конкретного.

Плам заметила настороженность в глазах Бриза и поняла, что он лжет.

Детектив наводил справки. Чарльза Боумана на месте не оказалось, он вместе с отцом находился в круизе по Карибскому морю. Леди Степман подтвердила, что просила сына продать от своего имени рисунок работы Аугустуса Джона, выполненный пером и чернилами. Он был подарен ее матери самим художником. Теперь в том месте в гостиной, где он когда-то висел, можно видеть кусок невыцветших обоев. Леди Степман сама определила, где продавать рисунок, и дала ясно понять, что сделать это надо было, не привлекая внимания, ей не хотелось, чтобы стало известно о ее трудном материальном положении. Она выбрала галерею «Леви-Фонтэн», и чек оттуда был выписан на ее имя.

Детектив добавил, что, будь вдова генерал-майора сэра Стефана Степмана закоренелой преступницей, стоявшей во главе банды, промышляющей предметами искусства, она бы не жила в скромном домике на Глосестер-роуд вот уже семнадцать лет, а занимала бы роскошные апартаменты.

После того как детектив ушел, Плам спросила:

— Кто имеет зуб на тебя? О ком ты подумал? В конце концов Бриз признался, что на секунду ему пришло в голову, что этим человеком может быть Джейми Лоример. Он вполне мог быть в Нью-Йорке на Рождество и находился в Лондоне в момент отправки второго письма.

— Я никогда не понимала, почему ты так презираешь Джейми, — сказала Плам. — Причины тут явно более глубокие, чем профессиональное соперничество.

— Ты права, как всегда, — мрачно согласился Бриз. — Этот негодяй разболтал прессе о моей первой жене. Ему рассказал эту историю какой-то приятель с острова Ивиса, куда отправилась Джеральдина Анна со своей любовницей. Можешь представить, что я чувствовал, когда читал об этом в газете, но настоящим ударом это стало для матери Джеральдины Анны, которая до этого не знала, что ее дочь лесбиянка.

— Я не могу поверить, что эти письма посылал Джейми!

— Ради бога, давай забудем о них, — раздраженно оборвал ее Бриз. — Раз ты согласилась бросить свои поиски, подобных писем больше не будет.

— Я еще не решила.

— О господи! — воскликнул Бриз и выскочил из комнаты. Плам сказала себе, что не следовало бы забывать, что воспоминание о первой жене всегда раздражает Бриза, как, впрочем, и ее тоже, в какой-то степени. Каждая вторая жена в той или иной мере страдает синдромом Ребекки и ревниво раздумывает о том, сильно ли муж любил ее предшественницу. Так думала Плам, когда зазвонил телефон.

— Лео! Чему обязана? — В трубке стоял гул голосов, и Плам решила, что Лео звонит из какого-то паба.

— Плам., ты слышишь меня?.. Да, я в «Грозди винограда»… Послушай, мне кажется, я обнаружил кое-что интересное для тебя… Думаю, я знаю, кто сбывает эти поддельные картины. Мне следовало бы догадаться об этом раньше, потому что я дважды видел его на пароме и оба раза он был один. Помнишь, я говорил, что паром самое подходящее средство для контрабандной переправки? Нет, не по телефону… Нет, я не могу говорить громче… Вокруг полно людей, а я не хочу, чтобы это кто-нибудь услышал. Что? Не могу разобрать ни слова… О господи, здесь как в зоопарке…

Послушай, почему бы мне не приехать к тебе?

— Это невозможно, Лео. Через полчаса мы встречаемся в «Савойе» с какими-то клиентами из Швейцарии. Но к девяти мы освободимся. Может, поужинаешь с нами? Нет? Тогда давай договоримся на завтра… Хорошо, у тебя, около четырех. Не терпится услышать твою новость.

Интригующий звонок Лео привел Плам в возбужденное состояние, и, одеваясь, она принялась насвистывать.

— Что это с тобой? — удивился Бриз, завязывая галстук. — Только что ты была как в воду опущенная.

Взволнованная, она поглядела на него просительным взглядом:

— Дорогой, мне нужен еще один только день, чтобы разобраться с этими подделками.

— Оставь это! — оскалился Бриз. — Один день ничего не может решить.

— Может! И ты знаешь, как мучает незавершенное дело! — Всовывая ноги в туфли на серебристой платформе, она рассказала Бризу о своем телефонном разговоре с Лео.

Четверг, 2 апреля 1992 года

День был таким же хмурым, как и большинство других в Англии весной. «Неудивительно, что нарциссы с такой неохотой кивают своими золотыми головками», — думала Плам, на большой скорости проезжая через Риджентс-парк на своем черном «Порше».

Лео жил в южном конце Мэддокс-сквер, в небольшом мрачном доме, который вот-вот должны были снести. Здесь доживали свой век несколько офисов и жилых квартир. Все дышало запустением и заброшенностью. Похоже, многие годы на содержание дома не тратилось ни пенни.

Обнаружив с удивлением, что входная дверь распахнута, Плам нажала кнопку звонка Лео, но ответа не последовало. «Наверное, звонок не работает, поэтому Лео и оставил дверь открытой», — подумала Плам и быстро поднялась по узкой крутой лестнице на второй этаж. Дверь в квартиру Лео тоже была приоткрыта, и, толкнув ее, Плам вошла. В большой белой комнате одиноко стояли два потертых кожаных кресла и такой же диван перед камином. Большой рабочий стол возле окна был завален газетами и журналами.

На кремовом ковре ручной работы между черным диваном и камином лежал Лео, уставившись в потолок широко раскрытыми глазами. Его редеющие светлые волосы были всклокочены, лицо искажено гримасой ужаса, руки широко раскинуты. Голое тело было в темных пятнах запекшейся крови. Лео не подавал никаких признаков жизни.

От страха Плам закричала. Тут же пришла мысль, что ей не следовало делать этого! Убийца мог все еще прятаться в доме! Если это так, то он слышал ее и знает, что она здесь!

Она не могла двинуться с места. Кровь стучала в висках, сердце учащенно колотилось, как после тяжелого бега. «Я должна выбраться отсюда!"

Но ноги не подчинялись ей. Она вслушивалась в тишину дома, пытаясь уловить малейший звук.

"Если кто-то сейчас появится из спальни или из ванной, ему не составит труда убить меня, потому что я даже под страхом смерти не смогу пошевелиться».

Неожиданно резко зазвонил телефон.

Его пронзительные и настойчивые звонки вывели Плам из оцепенения. Она подскочила к столу, нащупала телефон и трясущимися руками прижала трубку к уху.

— Лео? — кричал женский голос. — Бенни хочет видеть тебя в своем офисе.

— Лео убит, — выпалила Плам. — Он лежит здесь мертвый… тут кругом кровь… Вызовите полицию, быстро… Кто?.. Плам Рассел, его знакомая. — Она бросила трубку и, сорвавшись с места, кинулась в открытую дверь.

В одно мгновение сбежав по шаткой узкой лестнице, она вылетела на улицу, добежала до своего аккуратного маленького «Порше», рванула дверцу, забралась внутрь и закрылась на защелку. Она дрожала от страха и не могла пошевелиться, пока не услышала стук в боковое стекло.

Из-под форменной фуражки глядело круглое как луна лицо.

— Мне придется выписать вам штраф, мадам, если вы не отъедете.

Через два часа «Порше» с прилепленной к ветровому стеклу квитанцией о штрафе все еще стоял на Мэддокс-сквер, а Плам, продолжая дрожать от страха, махала подъезжавшему такси, чтобы добраться до дома.

На кухне Бриз поил ее чаем.

— Послушай, дорогая, все закончилось. Ты держалась молодцом с полицией. Сейчас ты выпьешь это и отправишься в постель. — Он подлил виски в чашку. — Не спорь, дорогая, пей!

— Наверное, кто-то подслушал, как Лео говорил со мной по телефону из «Грозди винограда», — твердила она, — когда мы договаривались с ним о встрече. Наверняка его убил кто-то из тех, чьи голоса доносились в трубке.

Бриз налил себе виски не разбавляя.

— Ты уже говорила об этом полиции, дорогая. Нет никаких причин считать, что смерть Лео связана с твоим делом, хотя полиция, как мне кажется, учтет такую возможность. Но тот, кто подделывает картины, не обязательно бывает убийцей. И я не вижу никакой связи между этими двумя преступлениями. — Он примостился на краю кухонного стола и, покачивая ногой, ободряюще улыбался ей. — В полиции сказали, что ему дважды выстрелили в живот и один раз в грудь с близкого расстояния. Пистолет не найден. Убийство, предположительно, было совершено между часом и двумя часами ночи. На ужин Лео ел карри. Это все, что удалось им узнать. — Бриз приложился к стакану. — Ты говоришь, Лео клялся, что не имеет к подделкам никакого отношения, так почему бы не поверить в это?

— Но Лео знал, кто занимается подделками, — возразила Плам. — Именно это он сказал мне. По крайней мере, мне так кажется… Я не могу вспомнить в точности, что он говорил. Мне надо было записать это…

— Совершенно не важно, что сказал Лео! Его смерть не имеет никакого отношения к подделкам! И тебе нечего больше соваться в это опасное дело!

— Почему ты так уверен, что здесь нет связи?

— Потому что нет никаких оснований считать, что она есть! Это превращается у тебя в навязчивую идею! — Бриз посмотрел на нее с беспокойством. — Мне лучше взять тебя с собой в Нью-Йорк. Я не могу оставить тебя в таком состоянии.

— Нет, Бриз, со мной все будет в порядке.

Плам решила, что в Лондоне, где все знакомо, ей будет спокойнее, чем в Нью-Йорке. А если кто-то и охотится за ней, то почему бы ему не слетать в Нью-Йорк? Именно там она получила первое угрожающее письмо.

— Может быть, Дженни побудет со мной это время, — сказала она, — да и тебя не будет всего несколько дней.

Она послушно легла в постель и, уставившись в беззаботную розовато-желтую картину Эмили, вновь задумалась над таинственной историей.

Понедельник, 6 апреля 1992 года

Как только Бриз уехал в аэропорт, Плам тут же вызвала такси и отправилась в Ковент-Гарден. Через пятнадцать минут она сидела в редакционном офисе журнала «Новая перспектива» перед боссом Лео, которого звали Бенни Смит. Его помощь была необходима Плам, и ей пришлось поведать ему свою историю.

Бенни сочувственно кивал.

— Могу представить, каково вам пришлось, Плам. Полиция уже дважды брала меня в оборот.

Глядя в розовощекое лицо Бенни с мелкими заостренными чертами, Плам раздумывала, следует ли ей доверять ему.

Из-за толстых линз на нее был устремлен такой же изучающий взгляд Бенни.

— Думаю, что вначале они заподозрили меня, но у меня оказалось железное алиби. Мы живем далеко отсюда, в Патни. В тот вечер, когда был убит Лео, мы с Кэрол ужинали у друзей и, вернувшись к себе, обнаружили, что у нас побывали варвары. Из числа тех, которые мстят всему миру за то, что с ними происходит. Кругом было нагажено так, словно они специально напились касторки, прежде чем отправиться на дело. Они мочились в ящики с одеждой Кэрол и творили все, что им хотелось. Так что с полуночи у нас работала полиция. Хорошо еще, что те молодчики не застали Кэрол одну в доме, — добавил он.

— Да уж. — Плам поежилась. — Я не думаю, что полиция подозревает меня, для них я безобидная дурочка. Но мне непонятно, почему они думают, что смерть Лео никак не связана с тем, что он хотел рассказать мне.

— Потому что у них есть очень удобная версия его смерти, — сказал Бенни и повернулся к стоящему сзади столу. Открыв сигарную коробку, он достал из нее большую фотографию и протянул Плам. Лео на фото был в угаре какой-то вечеринки или в ночном клубе. Он стоял в середине шеренги высоких и очаровательно улыбавшихся девиц в вычурных вечерних платьях.

— Это все «голубые», — пояснил Бенни. — Лео скрывал это, не хотел, чтобы знали родители. Его отец — почтенный водитель автобуса из Пиннера — считает, что СПИД — это чума, ниспосланная свыше, чтобы избавить мир от нечисти.

— Значит, полиция считает это преступлением на сексуальной почве?

— Могу побиться об заклад. Лично я думаю, что Лео могли убить из-за наркотиков, хотя у меня нет достаточных оснований, чтобы говорить об этом вслух. Лео был у нас внештатным работником — мы не можем позволить себе другого, так что у него не было постоянного заработка. Тем не менее он все время торчал в злачных местах.

— Он торговал наркотиками?

— Что-то в этом роде. Эти его поездки на континент на грузовике были вызваны не только страстью к приключениям… — Бенни спрятал фото в ящик. — В общем, вам не следует винить себя в том, что вы вовлекли его в ваши поиски.

— Спасибо, Бенни, — сказала Плам. — Только я не уверена в этом.

Выйдя из офиса Бенни, Плам брела по булыжной мостовой мимо бывших складских помещений, превращенных ныне в модные лавки, и пыталась собраться с мыслями.

Предположим, что эти два письма написаны шутником и не имеют отношения к подделкам. Допустим, что смерть Лео тоже не имеет к подделкам никакого отношения. Но тогда почему бы ей не продолжить поиски их изготовителя? Ведь она уже подобралась к ним вплотную.

Через несколько дней картина Синтии будет доставлена в Британский институт изобразительных искусств. Если Синтия получит у них доказательства, что это подделка, она сможет официально обратиться в полицию. После этого они обратятся с тем, что обнаружила Плам, в одну из солидных газет, способных раскрутить это дело на обоих континентах. У Виктора появятся основания прижать Малтби. Плам не видела в таком развитии событий ничего опасного для себя.