Сердце на палитре - Художник Зураб Церетели

      Тогда мало кому в голову приходила мысль, что власть КПСС приходит к концу и никому не понадобится вскоре система политического просвещения, как сеть, наброшенная на головы миллионов людей одной шестой земного шара...
      Размер абстрактной мозаики достигает 500 квадратных метров. Есть у нее отличие от всех подобных творений. Она, мозаика, рельефная, высота граней достигает от 30 до 80 сантиметров, почти метра!
      Это последняя мозаика в Тбилиси. Больше ничего подобного правящая партия позволить себе не могла. Наступила "перестройка", время, когда все разрушалось, время разбрасывать камни.
      * * *
      В Москве Святослав Федоров, известный хирург и директор клиники микрохирургии глаза попросил друга украсить новое здание на Бескудниковском бульваре. Многоэтажное сооружение, видимое издалека, выросло на землях бывшей захудалой деревни Бескудниково. О ней быстро забыли. Из многих городов и стран мира страждущие устремились в новую клинику. Войдя в нее, они видят витраж и эмали на тему "Медицина". И эта работа не попала на страницы альбомов "Зураб Церетели". Она выполнена в 1983 году.
      В тот год Зураб снова отправился в Кремль за наградой, получать золотую медаль лауреата Государственной премии СССР. На этот раз за горельеф в гостинице "Измайлово".
      После смерти премьера Косыгина, лишенный всех высоких должностей Михаил Посохин достраивал здания, заказанные ему Министерством обороны СССР. Одно из них распростерлось на просторах Юго-Запада и напоминало конфигурацией американский Пентагон. Другое, в форме квадрата, село на Арбатскую площадь, рядом с историческим зданием, где некогда в бывшем юнкерском училище обосновался Реввоенсовет. На этом месте Посохин начинал карьеру практикующего архитектора, на нем ее заканчивал. Там вблизи Кремля над домиками старой Москвы взгромоздилось здание Генерального штаба, облицованное белым мрамором. Такими огромными домами бывший главный архитектор Москвы намеревался застроить весь центр, сломав сохранившиеся здания ХVIII-ХIХ веков. Все замышлялось ради того, чтобы вместо "Москвы купеческой" сотворить на удивление миру "Москву - образцовый коммунистический город". То была такая же утопия, как утопия коммунизма в отдельно взятой стране. Во имя идеи сломали массу замечательных памятников архитектуры. Что удалось построить в Москве на закате "коммунизма", так это административные комплексы силовых структур - госбезопасности на Лубянке, МВД на Калужской площади. И Генштаба, спроектированного группой архитекторов во главе с Михаилом Посохиным.
      Должности главного архитектора города, как я сказал, он лишился. Но остался автором проекта. Никто не мог помешать ему в одном - выборе художника. Этим правом он воспользовался и пригласил Церетели украсить парадный зал Генштаба.
      Ничего подобного из того, в чем в прошлом Зураб отличился - здесь нет. Он предложил в парадном зале установить картины из эмали в бронзовых роскошных рамах. Одну - посвященную Куликовской битве 1380 года. Другую картину - посвященную Отечественной войнt 1812 года. Обе объединяет триумф Победы. Ни на той, ни на другой нет батальных сцен, яростной схватки и стрельбы. Дмитрий Донской, опершись рукой на меч, попирает вражеский щит и указывает воинству на поверженных врагов, не попавших в картину. Композиция напоминает финальную сцену спектакля, когда под занавес выходят на аплодисменты все герои, до конца исполнив предназначенную роль. Вместе с воинами вышла на передний план белая лошадь, как символ победы. Свита князя облачена в яркие одежды и сапоги, воины в шлемах и доспехах, со щитами и копьями. С такими людьми - не до шуток. Но и здесь добрый художник остался верен себе, трагедия битвы завершается без убитых и раненых.
      Подобная театральная сцена и на другой картине. С той разницей, что в ее центре Кутузов с генералами и офицерами, ополченцами и партизанами. Под ногами у триумфаторов валяются вражеские знамена, сумка с вензелем французского императора.
      Краски эмалей сочетаются с бронзой рам и миниатюрными фигурками воинов, пеших и конных. Здесь нет никаких символов, никаких обобщений. Оружие, доспехи, облачение времен Дмитрия Донского и Михаила Кутузова выполнены с документальной точностью и отлиты мастерски. Рамы играют роль подмостков, на которых разыгрываются финальные сцены триумфов русского оружия.
      * * *
      В 1984 году Зураб побывал в Париже вместе с Андреем Вознесенским и его женой писательницей Зоей Богуславской. Тогда последний раз встретился с Марком Шагалом, которому оставалось жить считанные месяцы.
      - Я часто бывал у Шагала, почти каждый год, и он в Союзе приходил ко мне в мастерскую на Тверской бульвар. Шагал видел не только репродукции, но и мои картины, написанные в Москве. Меня всю жизнь грели его слова. Он ценил во мне художника, что для меня дороже всего.
      Меня в одну из первых встреч потрясло, что он помнит какие-то мои работы. Советский консул присутствовал на той встрече, сделал магнитофонную запись нашей беседы. Иначе бы я сам не поверил и сомневался, что великий Шагал сказал именно так: у тебя хорошая живопись. И на моем каталоге он тоже хорошие слова написал.
      Художники вообще не показывают свою мастерскую, свою кухню/ Шагал это особенно не любил. В Париже у него были две мастерские - в одной он работал. В другой мастерской принимал гостей. Он никого не принимал, где работал. Но меня однажды принял. Я сразу же побежал смотреть его палитру. Но он это дело тут же вроде бы шутливо, но твердо пресек. Ведь на палитре сердце художника. Это личное дело очень.
      Дважды встречался с Пикассо. Он мне рассказывал, что любил ходить в Париже в грузинский ресторан. Там кухня напоминала ему испанскую кухню. Хозяйка заведения показала ему репродукции картин Пиросмани. Когда я познакомился с Пикассо, то для него олицетворял Грузию, которую он полюбил заочно, благодаря Пиросмани. Пикассо и в моих картинах увидел воздействие Пиросмани.
      Дома написал портрет Пикассо таким, каким видел и запомнил. Написал портрет Шагала, портрет Дали с короной над головой, и портрет Сикейроса, всех великих, с которыми встречался.
      В Париж однажды Зураб привез небольшой портрет, подписанный "М. Шагал", датированный 1908 годом. С него началось коллекционирование живописи, о чем рассказывалось в начале книги. На нем изображена девушка, при виде которой почти столетний художник обрадовался. В такой же степени огорчилась жена. Пришлось везти подарок обратно. Теперь он хранится в музее современного искусства на Петровке.
      * * *
      С Парижем в годы "перестройки" связаны две истории, потребовавшие невероятных усилий для того, чтобы они закончились успешно. Одна связана с именем Евфимия Такайшвили и его жены Полторацкой. Ей, по словам Церетели, принадлежала до революции в Тбилиси земля, там где построили фуникулер. Когда Зураб учился в Академии художеств, столица Грузии с почестями похоронила академика Такайшвили. Его "Советская историческая энциклопедия" представляет грузинским историком, филологом и археологом, педагогом и общественным деятелем, академиком Академии наук Грузии, одним из основателей и первых профессоров Тбилисского университета. Когда власть в республике захватили большевики, профессор с женой эмигрировал и вывез во Францию "грузинские ценности мирового значения". С невероятными трудностями их удалось спасти от гитлеровцев в годы оккупации Парижа. После войны и победы над Германией профессор обратился с письмом к Сталину, напомнив ему о реликвиях. Он просил разрешить ему вернуться на родину вместе со спасенными сокровищами. Полторацкая не дожила до возвращения, ее похоронили вдали от родины.
      - Они в Париже голодали, жили в подвале, когда Гитлер начал обыски, они спрятали все в мусорном ящике. Он пишет письмо Сталину. Возвращается. Перевозит все. Его сажают под домашний арест.
      Когда я работал в Институте истории и этнографии, то видел его письмо. Он просил, ничего не хочу на свете, только похороните меня рядом со своей супругой. Я это запомнил. И когда был в Париже, взялся выполнить последнюю волю Такайшвили.
      Шаляпина как раз тогда перевезли из Парижа в Москву. Занималось перезахоронением все посольство, государство. Я послу сказал, Ежову, дайте мне письмо правительству Франции, я хочу перезахоронить Полторацкую. Посол засмеялся: "Я дам письмо, но мы занимались этим восемь месяцев, а как ты сможешь все сделать за три дня?" Я ответил, что да, времени у меня мало.
      Он до сих пор смеется, когда вспоминает эту историю. За три дня перезахоронил. Мечту выполнил. Мне помогала моя супруга и внук Василий.
      Другая история связана с музеем Человека на площади Трокадеро во дворце Шайо.
      Говорил я тебе о музее Человека? Я нахожусь в Париже, хожу по музеям, все изучаю досконально. И попал на Трокадеро в интересный музей антропологии и этнографии.
      Этнография меня очень интересовала. Вижу, стенд, где показывается Грузия, в ужасном состоянии. Там какие-то кинжалы не грузинские, одежда, все нарушено. Мадам Делави руководила отделом. Встретился с ней, поговорил, она просила что-то сделать. Я вернулся домой, для меня это была понятная тема. Этнография! Абхазию, Грузию: Хевсурети, Кахети, Сванети, Татушети, все прошел. Собрал все материалы, как лоза, как виноград делается, получилось больше пятисот элементов. Я снял все это на фото, понес в Москву, в министерство культуры, показал Демичеву. Экспертизу прошел, все утвердили. Постановили, что это этнографические материалы, это не опасно, можно вывозить. Я все упаковал. Отправил целый контейнер пароходом.
      И вдруг вмешался заместитель Демичева по фамилии Иванов. Запретил. Дал телеграмму, и французы арестовали груз на таможне. Зашел я еще раз к Демичеву. Показываю, объясняю - вот разрешение. Он вызывает Иванова. Что происходит? Тот объясняет, там есть кинжал! Демичев смеется, говорит, что был в Сухуми несколько раз, там всегда ему дарили кинжалы и сванские шапки. Что за проблема?
      Тогда посол СССР во Франции смеялся: "Да, министерство культуры мешает всегда нам, дипломатам. Зураб, ты не волнуйся, вот гостиница, гуляй, смотри Париж. Они сами будут тебя просить".
      Так и произошло. Иванов звонит и требует - пусть они принимают! Потому что штрафы. Деньги надо платить таможне за хранение груза. Он это не знал, когда телеграмму отправлял таможне. Так я своего добился.
      * * *
      Как все советские люди Зураб радовался, что к власти пришел молодой (по сравнению с покойными Генеральными секретарями) Михаил Горбачев. Казалось, начинается жизнь, свободная и достойная. Новый лидер партии звал народ к "перестройке" и "ускорению". Его ближайшим соратником в роли министра иностранных дел СССР стал Эдуард Шеварднадзе.
      Ветер перемен задул по Москве. С Урала руководить столицей перевели секретаря обкома партии Бориса Ельцина, опытного строителя.
      В центре на Арбате Грузия получила несколько старинных особняков, переданных под культурный центр "Мзиури", что по-русски значит "Мечта". Выполнить интерьеры центра естественно пригласили Зураба.
      Поблизости от "Мзиури" в одном из переулков к старинному особняку сделали пристройку для постоянного представительства Грузинской ССР. И этот комплекс поручили художнику, украсившему интерьер витражами.
      "Это тема солнца и развевающихся красных знамен", - описывает витраж искусствовед. На мой взгляд, желтый диск с зигзагами золотых лучей сияет посреди радуги цветов. Другой витраж, в гостинице постпредства, посвящался древним грузинским храмах, осененным крестами. И здесь нет символов советской власти, доживавшей последние годы, чего тогда никто не ведал, даже "прорабы перестройки" во главе с Горбачевым и Шеварднадзе.
      "Мзиури" и постпредство были работами интересными, но по сравнению с дворцами и курортами, небольшими, "семечками".
      * * *
      Государственный заказ в годы "перестройки" Зураб выполнял без внимания прессы вдали от столиц, на берегу Черного моря, в Абхазии.
      - Там была огромная государственная дача в Мюсере, есть такая речка, раньше на этой даче Сталин жил, внизу у берега. Я там все решал, начиная от фасада, кончая интерьером. Там высота - три этажа. На всю высоту сделал 20-метровую люстру. Сзади круглый витраж из хрусталя. И висит тонкая графическая люстра. На свету работал хрусталь блестяще. Хрусталь богатый, светлый, начиная от белого, перламутрового.
      Сделал на трех этажах разные камины. Первый в приемной, там светлая мебель, был из фарфора. Это не была плоская облицовка, камин состоял из сюжетов, из фигур. Второй этаж - там я сделал камин из мрамора. А третий этаж - там я сделал камин из бронзы. Потому что на третьем этаже была библиотека, все из дерева. И бронза подходила.
      Внизу бассейн, на стене был шамот, обожженная глина, на тему "Колхида". Потом еще эмаль. Из кутаисского уникального карьера, который открыли - фиолетовые балясины, розовые. Сюжеты - на эмалях, их много.
      Большие формы, маленькие формы - до ручки, полотенца, все было продумано. Мюсера - чудное место, сделал благоустройство территории, кентавра из металла, много чего было.
      Да, много внимания уделял Михаил Сергеевич Горбачев дачам. Одна курортная резиденция, как выясняется, сооружалась для него полным ходом в Мюсере, другая, как давно известно, бурно развивалась в Форосе, Крыму, где "перестройка" с позором завершилась. И большая страна затрещала по швам и обрушилась, как старый обветшавший дом на подмытом фундаменте.
      Из вышеприведенного пассажа мы узнаем, что, оказывается, творил Зураб Константинович не только бронзе, камне, но и в в шамоте, и в фарфоре.
      - У меня в мастерской висит из фарфора скрипка. Фарфор я впервые применил, когда строился в Боржоми, наверху, Дом композиторов. Я там уйму работ из фарфора выполнил. Скрипка у меня осталась. Как эталон.
      Когда делаешь комплекс - требуется разнообразие. Нужен фарфор - делаю фарфор. Нужен гобелен - делаю гобелен. У нас есть Тушетия, уникальное место в горах. Мы создавали эскизы, шаблоны. И месяцами крестьяне топтали там валяную шерсть.
      Красочные яркие гобелены, напоминающие толстые ковры, висят на стенах музея современного искусства и в галерее искусств Зураба Церетели.
      * * *
      Еще одно большое дело началось негласно от прессы в годы "перестройки" в Тбилиси. До переезда на работу в Москву Шеварднадзе пригласил в резиденцию на проспекте Руставели старого друга. И предложил ему придумать монумент в честь предков. Такой, чтобы нравился и молодым, и стариков не обидел. Тогда на стол первого секретаря ЦК лег проект, аналогов которому не существовало.
      - Прекрасно, - сказал Шеварднадзе, - но нас могут там не понять, кивнул он в сторону Москвы. Понравился эскиз и в горкоме партии, но и там засомневались в его реальности. Кому из грузин не пришлись бы по душе образы царицы Тамар, Шота Руставели и других великих предков, царей и полководцев, чьи имена все знали со школьных лет?!
      Каждая бронзовая фигура замышлялась высотой в 25 метров. Всего насчитывалось 64 статуи. Они играли двойную роль - монументов и колонн громадного дома-храма. Такое мог придумать только Церетели. То есть скульптура играла роль архитектуры.
      Шеварднадзе уехал. И пока служил в Москве, его друг отливал грузинских царей и полководцев, поэтов и художников. Делал это вдали от грузинского ЦК и тбилисского горкома партии в Минске. Там никого не волновало, что бородатые цари не похожи на Карла Маркса и Ленина.
      Возвратившийся домой в роли лидера суверенной Грузии Шеварднадзе побывал в мастерской на горе. И увидел, по словам Зураба, что "цари спят" на земле. Не нашлось тогда в Тбилиси силы, чтобы их поднять. Одну фигуру украли и пытались вывезти за рубеж в качестве лома цветных металлов. На границе горельеф задержали и вернули на строительную площадку.
      На горе у Тбилисского моря, где собирались поднять до небес монумент Сталину, заложили храм-музей в честь Грузии. Сюда по старой проложенной для подъема сталинского изваяния дороге доставили фигуры царей и полководцев. И начали монтаж невиданного в мире сооружения. Оно возвышается над горой как Акрополь в Афинах.
      - Хочу пробудить Грузию, хочу видеть ее в радости, - сказал Зураб. И перевел на счет "Тбилтоннельстроя" 220 тысяч долларов.
      Летом 1995 года я видел на вершине горы большую стройку, которая напомнила мне стройку Храма Христа Спасителя в Москве. Над горой поднимали циклопических размеров монолитные квадратные столпы высотой в десять метров каждый, площадью 25 квадратных метров. Это - пьедесталы и опоры одновременно. На них водружали бронзовые изваяния. Каждую фигуру дополняли надписи, цитаты из летописей, сочинений писателей и поэтов... Мне эти изваяния напомнили колоссов древнего Египта. Из них сооружали квадратный в плане храм-музей. Тогда монтажники работали в две смены. Сделано очень много. Но начатое так давно сооружение не закончено, когда пишутся эти строчки. Дороги к Храму все еще нет.
      - Мы ему не помогаем, - признался президент Грузии президенту Румынии, когда они в начале июля 2002 года побывали в мастерской автора "Истории Грузии". И поручил помочь строителям, поставить охрану. Сможет ли кровоточащая от ран маленькая страна достроить монумент своего самого знаменитого соотечественника? Хотелось бы в это верить.
      * * *
      Воздух свободы опьянил многих художников и архитекторов, когда они услышали то, о чем открыто заговорили политики и публицисты. "Жить не по лжи", - призывал народ Солженицын. "Суть перестройки в правде", - вторил ему Ельцин, первый секретарь Московского горкома партии. Он впервые публично признал, что при советской власти уничтожено в одной Москве 2200 памятников истории и архитектуры. Он же утверждал, на радость москвичам, что проблема возрождения старой Москвы - задача политическая. Эти слова по тем временам значили - первостепенная, государственная. Новый хозяин Москвы задумал соорудить новое здание Московского горкома на Трубной площади, чтобы отдалиться от аппарата ЦК партии на Старой площади. Разрабатывался по его заданию проект Народного дома. Это развлекательно-просветительное сооружение должно было прийти на смену скучным дворцам культуры профсоюзов. Ельцина обуревали проекты и планы. Но дальше слов у него дело не шло. Все силы отнимала разгоревшаяся борьба за власть.
      Церетели не считал, что ему пришла пора перестраиваться, включать некое ускорение. Он делал все, как прежде. Писал натюрморты, портреты знакомых и друзей. Отливал модели статуй и монументов, заполняя ими просторный двор в Багеби, превратившийся в музей скульптуры под открытым небом. Фигуры реальные и фантастические, шарманщики и воины, лошадки и ослики, герои сказочные и литературные, - все это и многое другое отливалось в бронзе. Попадая сюда впервые, каждый испытывал при встрече с множеством изваяний и картин потрясение. С каждым годом Зураб утверждался все больше в роли ваятеля. Но и картины множились беспрерывно. Среди безымянных персонажей во дворе в Багеби поднялась на крестообразном пьедестале святая Нино с крестом, сплетенном из лозы. Таким она крестила язычников-грузин.
      Выше всех статуй возвышалась фигура юноши, вздымающего руки в победном порыве. Фигуру эту Зураб назвал "Свобода". Навеяна она была событиями, происходившими в Москве и Тбилиси. Люди все чаще стали выходить на улицы со знаменами и лозунгами, невиданными на прежних майских и ноябрьских демонстрациях. Хотелось установить "Свободу" на городской площади.
      Такую фигуру, еще более высокую, увидел я на московском дворе, над оградой дома на Пресне, когда искал дом художника...
      * * *
      У Зураба хватало средств, чтобы заполнять двор мастерской новыми изваяниями. Он мог бы на свои деньги устанавливать их на улицах и площадях. Но для этого кроме личного желания автора требуется политическая воля. Ее не хватило ни тбилисским, ни московским "прорабам перестройки".
      Политическая воля оказалась у Маргарет Тэтчер, премьер-министра Англии. Она во время визита в Советский Союз прилетала в 1986 году в Тбилиси и побывала в загородной мастерской Зураба. Есть фотография, на которой радостный хозяин мастерской на фоне картин и гостей целует руку "железной леди", посетившую его в Багеби. Зураб быстро сделал тогда рисунок с натуры. И за ночь перевел образ с бумаги в эмаль. На следующий день премьер Англии получила перед отлетом портрет в красивой раме. "Свобода" ей понравилась. Она предложила установить ее в Лондоне.
      Портрет работы Церетели Тэтчер увезла в Лондон. О своем решении не забыла. По официальным каналам пришло приглашение на поездку в Англию, начались переговоры с министерством культуры Великобритании, властями, архитектором города, начали искать "Свободе" подходящее место.
      В эти самые дни Европа переживала бурные события. В бывшей столице Германии, разделенной победителями на два государства, пала ненавистная немцами "Берлинская стена", политая кровью тех, кто пытался бежать из социалистической реальности в капиталистическую реальность через этот железобетонный барьер. Стена разделяла не только на две части город, но и два мира - социализма и капитализма. Стена казалась вечной. И вдруг она рухнула под напором народной стихии, умело управляемой политологами Запада.
      Тогда Зураба осенила идея - поставить фигуру "Свободы" в проеме, символизирующем разрушенную "Берлинскую стену". В таком сочетании возникал образ человека, ломающего преграду. Идея понравиалась министру по делам искусств Ричарду Льюису, премьеру Маргарет Тэтчер. Статуе нашли престижное место в деловом центре Лондона. "Человека, который проходит сквозь стену" установили перед фасадом большого банка. По выражению одного из очевидцев, он "как бы взрывает мир Сити". Лондон стал первой городом Запада, где Церетели прописал свой монумент, посвященной мировому политическому событию...
      На открытии автора представили супруге наследника престола - принцессе Уэльской. В светской беседе зашла речь о предстоящем аукционе в пользу Красного Креста. Зураб, ничего не говоря, послал на аукцион написанные в Лондоне натюрморты. Их продали после удара молотка за тысячи фунтов. Деньги автор передал Красному Кресту, которому покровительствовала леди Диана. После гибели принцессы Зураба не покидала мысль создать ее статую. Отлитая в бронзе, как живая, Диана в пышном платье эпохи королевы Виктории появилась во дворе на Пресне накануне 40-летия со дня ее рождения. Единственный символ, разорванный пополам свиток на пьедестале с именем "Diana", напоминает о трагедии, оплаканной миллионами.
      - Такой я ее увидел на благотворительном вечере. Короткого общения мне было достаточно, чтобы воссоздать пластику Дианы, ее королевскую осанку. Над скульптурой я работал год с перерывами, работал для души.
      (Не знаю, найдет ли себе место бронзовая Диана на родине. Но в Москве она его нашла на Петровке, во дворе музея современного искусства. Рядом с маршем лестницы Эйфелевой башни города Парижа, где оборвалась жизнь несчастной принцессы.)
      * * *
      Новая власть во главе с Горбачевым осыпала Церетели наградами, орденами, почетными званиями, втянула в бурную общественно-политическую жизнь. Зураба избрали депутатом Верховного Совета Грузии, заместителем председателя Советского комитета защиты мира. Это позволяло устанавливать связи с первыми лицами разных государств, ездить в дальние страны, проводить международные акции. По одной из них американцы проехали на теплоходе по Волге. Во время другой акции- советские люди совершили путешествие по Миссисипи. Руководили круизами Церетели и космонавт Гречко.
      На родине Зураб основал Союз дизайнеров, что долгое время не удавалось сделать, поскольку дизайн находился в СССР в приниженном положении среди других ветвей изобразительного искусства. Были теоретики, считавшие эту сферу деятельности ремеслом, а не искусством. В ту пору впервые в жизни за подписью "З. Церетели" появились статьи: одна в "Правде" под названием "Что по силам дизайну?". Другая публикация вышла в популярном тогда "Огоньке" на ту же тему: "Дизайн - высокое искусство". По названиям виден полемический пыл, желание утвердить в обществе выстраданный всей жизнью взгляд на дизайн.
      По списку Союза дизайнеров Церетели избрали народным депутатом. Он занял место парламентария в высшем законодательном органе СССР - Съезде Советов, воссозданном Горбачевым, решившим следовать курсом Ленина. В первые годы революции такой орган высшей власти заседал в Москве, пока не была принята сталинская Конституция. На глазах художника прошли драматические заседания в Кремле, где пришлось днями сидеть в кресле. На глазах всех рушилась страна, для которой Церетели столько сделал.
      Никогда в своем доме не принимал Зураб столько знаменитостей, как в годы "перестройки". В Москву, чтобы посмотреть своими глазами перемены, устремились звезды мировой политики и культуры. Джеймс Бейкер, Перес де Куэльяр, Адриано Челлентано, Роберт де Ниро, Марчелло Мастрояни, Роберт Раушенберг - эти и другие подобные фигуры побывали на Тверском бульваре, 9.
      - Никогда я специально не входил с кем-нибудь в контакт, все само собой получалось. Был в Бразилии - встретился с Пеле. В Америке общался с Робертом де Ниро и Лайзой Миннели, отцом Доналда Трампа. Он меня предупреждал, чтобы я не имел дело с его сыном, который строил небоскребы.
      Мастерскую в Багеби, мастерскую на Тверском бульваре посетил Ельцин, взявшийся рьяно за проект "парка чудес", давнюю мечту Зураба и московских архитекторов.
      Встречи, награды, командировки, звания профессора и действительного члена Российской академии художеств - все внешние признаки успеха были налицо. Зураб удостоился званий народного художника Грузии и Народного художника СССР. Все было, кроме одного, самого главного - новых государственных заказов. Дальше эскизов, бумажной скульптуры работа не шла.
      * * *
      Последний памятник открывала советская власть на Октябрьской площади, которой вскоре вернули историческое название - Калужской. Крупную фигуру вождя изваял маститый Лев Кербель, не раз выполнявший заказы на эту тему. Сколько правила страной партия, столько лет пытались соорудить громадный памятник Ленину. Под него начали возводить башню Дворца Советов на месте взорванного Храма Христа Спасителя. Башня замышлялась пьедесталом памятника.
      Из этой затеи ничего не вышло: помешала война. При Хрущеве нашли другое самое высокое место в Москве, на Ленинских - Воробьевых горах. Проект требовал крупных затрат, деньги пожирала "холодная война". В год столетия со дня рождения Ленина в Кремле на месте разрушенного памятника Александру II появилась бронзовая фигура сидящего Ильича. К тому времени весь город покрылся статуями и бюстами, мемориальными досками в честь главы "рабоче-крестьянского правительства", приказавшего сломать памятники "царям и их слугам".
      В Москве традиция устанавливать светские памятники, как уже сказано выше, возникла после пожара 1812 года. По примеру Парижа воздвигли Триумфальную арку. На Красной площади Минин и Пожарский предстали перед потомками в римских доспехах. Никто тогда по этому поводу не возмущался ни в прессе, ни в Английском клубе, где в общении аристократов формировалось общественное мнение второй столицы. (В таких же доспехах поднялся над Москвой-рекой Петр Первый, что вызвало громкие протесты многих несведущих людей.)
      Спустя полвека после Минина и Пожарского торжественно открыли памятник Пушкину, созданный академиком Опекушиным. Статуя с первого взгляда полюбилась москвичам. То был случай, единственный в истории города: все другие памятники подвергались пересудам в обществе, резкой критике в печати. Император заказал тому же Опекушину монументы Александра II и Александра III для Москвы. Их установили в Кремле и перед храмом Христа. И по этому поводу никто публично в газетах не возмущался, не высказывал протест в связи с тем, что один скульптор построил три самых известных памятника.
      Всего до 1917 года кроме названных - появилось несколько памятников Гоголю, первопечатнику Ивану Федорову, генералу Скобелеву, врачу Пирогову. Ленин приказал сломать памятники императорам и генералу. Он же распорядился составить "план монументальной пропаганды", включив в него имена революционеров, ученых и писателей, по оценкам большевиков, считавшихся прогрессивными, народными.
      Советская власть устанавливала главным образом монументы "пламенным революционерам". Последним в этом ряду и был памятник Ленину, который открывал Горбачев. Монумент чуть было не повалила толпа в августе 1991 года. Ее пыл погасил Лужков. Но три монумента - Дзержинскому, Свердлову и Калинину - отстоять не удалось от гнева масс. Их отвезли в парк у Крымской набережной... Пьедестал памятника Калинину попал в руки Церетели. Этот большой камень был заложен на месте будущего "парка чудес" в Нижних Мневниках.
      Как видим, наш герой начинал деятельность скульптора в городе, испытывавшем потребность в памятниках. На центральных улицах и площадях, за редким исключением - их не существовало. Утолить "монументальный голод" выпало на долю Лужкова и Церетели. Первый выступал в роли заказчика. Второй в роли исполнителя.
      * * *
      Триумф в Лондоне произошел в 1989 году. В том самом году Грузия приковала к себе внимание мира другим страшным событием. У здания ЦК, где бил фонтан под золотыми шарами, 9 апреля камни проспекта Руставели залила кровь. На улицы вышли толпы демонстрантов. Среди многих лозунгов был и такой: "Пусть мать Тереза посетит Грузию". На власть в Кремле веры не осталось. Пришлось Зурабу заняться поездкой матери Терезы и сестер ордена милосердия. Визит состоялся. Мать Тереза побывала в мастерской. Зураб написал ее портрет. Он хорошо запомнил жесты, улыбку легендарной монахини и изваял ее статую в реалистической манере.
      - Никогда не забуду, как она поднялась по трапу, сказала речь, взмахнула рукой, повернулась и улетела. Я в Тбилиси сделал дом для ее сестер. Там сейчас живут монашки. Помогают бездомным. Больным. Это мой скромный вклад. Я ведь посол доброй воли...
      (Модель памятника стоит в московском дворе. Бронзовая фигура матери Терезы подарена первому московскому хоспису.)
      Церетели, прежде не интересовавшийся политикой, став народным депутатом, оказался в центре исторических событий. И тех, что происходили в Кремле, и тех, что будоражили мир.