Книга теней

— А Бог — есть?

— Несомненно, — рассмеялся Станислав Леопольдович. — Но Бог — это явление уже другого, гораздо более высокого уровня.

Тут уж Аид совсем растерялся: для него Бога не было в этих построениях.

— Магистр, а я ведь спокойнее реагировала на Ваши слова, чем Аид Александрович! — улыбнулась Эмма Ивановна.

Станислав Леопольдович подмигнул ей, потом с тревогой взглянул на Аида.

— Вы постарайтесь, Аид Александрович, отнестись ко всему этому просто. Иначе… иначе с ума можно сойти, чего, собственно, и боятся в Элизиуме, даже на Атлантиде. Потому-то меня и преследуют как тень-нон-грата. Я слишком много напозволял себе.

— Вас могут схватить?

— Меня — не могут. Тень мою могут. Когда я сплю. Но я сплю теперь при полном свете и таким образом постоянно держу мою тень возле себя.

— А если отключат свет?

— Dum vivimus, vivamus![10] — провозгласил Станислав Леопольдович. — Кроме того, даже днем на минутку может случиться недостаток света… Будем надеяться, что они за этим не уследят.

— Но предположим, они схватят Вашу тень — и что тогда?

— Я просто не проснусь больше, — спокойно прозвучало в ответ. — Но теперь это уже не страшно: сведения в надежных руках. И будут дальше распространяться — через надежные руки. Через Ваши, например.

— Да уж, — мрачно откликнулся Аид. — Более надежных рук нет. Особенно при моей теперешней репутации. Я ведь тоже, видите ли, в некотором смысле нон-грата… психиатр-нон-грата.

— Вы об этой передаче?

— Да нет, тут до передачи хватало. Пришлось на минуточку с ума сойти — и… понравилось, представьте себе. На палочке верхом по Садовому скакал — от погони уходил, королевских почестей требовал… в качестве Фридриха II, Великого!

— Почему именно Фридриха II? Случайно?

— А что?

— Да нет, ничего. Просто я жил в те времена. И Эмма Ивановна вот… жила. Тогда, правда, никому из нас — ни ей, ни мне — не приходилось бывать при дворе, но короля все очень любили. Сына его не любили — потом, после смерти Фридриха Великого.

— А меня так один мой знакомый назвал… странное существо. Впрочем, это уже глупая история.

Отчего-то замолчавшая незадолго до окончания разговора Эмма Ивановна вдруг вскрикнула.

— Что с тобой?

— Магистр, — совсем беззвучно сказала она, — у твоих ног две тени!

— Молчи, — ответил он ей глазами, — я вижу.

Глава ШЕСТНАДЦАТАЯ

Как ИЗБАВИТЬСЯ ОТ ТЕНИ

Автор представляет себе, что должен испытать читатель, пробегая последнюю строчку предшествующей главы, и поэтому смело вводит в роман еще одного героя, о котором можно было бы сообщить и раньше, поскольку появился он не сию секунду. Но роман — однолинейная последовательность знаков: тянуть две параллельные линии одновременно затруднительно… да и просто невозможно по причинам чисто техническим. Новые линии выплывают на свет по мере надобности. Которая как раз и обнаружилась.

Этот герой именуется Тенью Тайного Осведомителя. Его биографию приводить не стоит: слишком уж она длинна и неприглядна. Достаточно будет сообщить, что во всех своих витальных циклах носитель данной тени выполнял те самые обязанности, которые имя упомянутой тени и предполагает. А в том, что обязанности эти кому-нибудь всегда приходится выполнять, читатель, по-видимому, не сомневается. Правда, время от времени нас пытаются убедить, что все, дескать, необходимость в подобного рода услугах отпала, но мы-то понимаем, не маленькие… А стало быть, наверное, и не удивляемся появлению этого самого героя, без которого, конечно же, не может обойтись ни один порядочный роман.

Так вот, в свое время (более точных временных характеристик в нашем случае не полагается) Тень Тайного Осведомителя получила от САТ (Совета Атлантических Теней, в последний раз напоминаю) так называемое спецзадание. Теперь о нем можно уже и объявить, потому что и так все понятно: следить за орденоносной и к тому же легендарной тенью — Тенью Ученого. Тени Тайного Осведомителя это льстило. Условия работы, конечно, были крайне неблагоприятными: Тень Ученого имела обыкновение материализовываться где попало и когда попало, вовлекая при этом в водоворот все новых и новых людей, — получалось, что за людьми, «соблазненными» ею, тоже приходилось следить и даже постоянно держать их, фигурально выражаясь, на крючке — иначе не было возможности вычислять траекторию движения основной фигуры. Вот Тень Тайного Осведомителя и следила за всеми, немножко себе полагая, что сама находится вне пределов досягаемости и даже периодически эдак поигрывая фигурами… фигурками.

Надо сказать, что Тени Тайного Осведомителя за довольно, в общем, короткое время пришлось обучиться нескольким весьма сложным и непривычным вещам, о которых до этого она вообще никакого представления не имела. В том числе и контактной метаморфозе — данный прием, кстати, отнюдь не был самым сложным из того, что пришлось освоить. Но об этом своим чередом.

Дни летели за днями, Станислав Леопольдович носился по городу Москве, все расширяя и расширяя круг знакомых и даже теперь уже друзей… Задание пришлось значительно усложнить: состав преступления Тени Ученого вырисовывался достаточно отчетливо. Настала-пора-брать. Нет, не так. Настала-пора-убрать. Что, вообще говоря, было и само по себе сложно, а тут еще возникли некоторые дополнительные и, как водится, непредвиденные обстоятельства.

Дело в том, что Тени Ученого удалось странным образом полностью изменить статус тени. Члены САТ ломали головы над тем, как это могло произойти. И получалось по всем законам, что этого никак произойти не могло. А происходило. Тень Ученого разгуливала по улицам в-и-д-и-м-а-я в-с-е-м… ладно, пусть так, это еще полбеды, поскольку никто вроде бы о теневой сущности ее не догадывался. Но она п-и-л-а! Е-л-а! Н-а-с-л-а-ж-д-а-л-а-с-ь ж-и-з-н-ь-ю!!! И даже… м-да. Она л-ю-б-и-л-а и б-ы-л-а л-ю-б-и-м-о-й…Ее называли «магистр» — и магистр этот проводил ночи в объятиях женщины, красивой женщины его возраста.

Иными словами, Тень Ученого взяла да и разрешила себе внеочередной витальный цикл, чего законодательством Атлантиды даже не было предусмотрено, поскольку вообще никогда не предполагалось. Ибо, повторяем, это не-воз-мож-но.

Донесениям Тени Тайного Осведомителя поначалу на Атлантиде просто не поверили. И смеялись над ними. Но нашли способ проверить (ибо на каждого тайного осведомителя всегда найдется свой тайный осведомитель). И проверили. И ужаснулись. Дело обстояло точно так, как докладывала Тень Тайного Осведомителя. Тогда члены САТ схватились за тени-голов и немедленно приняли поправку к законодательству (не к какому-то отдельному закону, а к законодательству в целом!). В соответствии с этой поправкой тень, противоправным путем осуществляющая витальный цикл (как внеочередной — так и очередной — это уж на всякий случай), должна была подвергнуться немедленному публичному рассредоточению.

Для Атлантиды данная поправка имела более чем серьезное значение: не хватало еще, чтобы на Земле появились атланты… это в двадцатом-то веке, да к тому же в конце его! Высоченные люди под четыре метра, производящие впечатление… ну, скажем, инопланетян!.. Способные лишь испугать благополучно деградировавших жителей Земли!.. Ни за что. Ни-ког-да.

Стало быть, в ближайшем будущем атлантическим теням — тем из них, которые любили острые-ощущения, — предстояло весьма и весьма поучительное зрелище: первое в истории острова публичное рассредоточение тени.

Правда, пока кандидат гулял по Москве. И Тень Тайного Осведомителя умоталась следить за ним. Взять же тень обреченного не было никакой возможности: он берег ее пуще глаза… пуще двух глаз, пуще тысячи глаз. И не только он, сумасшедшая его возлюбленная — тоже. Может быть, даже она-то в первую очередь. Об этом сам кандидат и не догадывался, но Тень Тайного Осведомителя знала все. В частности то, что Эмма Ивановна Франк вообще не спала с некоторых пор. Человек не может не спать вообще. Опыты доказывают: длительная депривация сна неосуществима. Даже рекордсмен мира Ренди Гарднер — и тот не сумел провести без сна более одиннадцати суток, его рекорд — 264 часа 12 минут… «Это победа духа над материей», — сказал он на последней пресс-конференции, проводившейся к исходу одиннадцати суток. Вот как.

Эмма Ивановна Франк не спала пока девять суток. Ждать оставалось недолго — максимум двое суток… с учетом, разумеется, того, что она не Ренди Гарднер, которому тогда было семнадцать, извините, лет, а очень уже старая женщина. Победить такую материю может только недюжинный дух. Но победа в любом случае не будет окончательной… Вам есть чего дожидаться, Тень Тайного Осведомителя. Ждите — и Вы дождетесь.

Читатель, конечно, догадался уже, что Тени Тайного Осведомителя известно об изложенных ранее событиях ровно столько же, сколько и ему. Читатель, конечно, понял и то, что именно Тень Тайного Осведомителя была второй тенью, которую бедная Эмма Ивановна Франк заметила в кабинете Аида у ног магистра. Она и не подозревала, что бессонными своими ночами защищает сонного своего Станислава Леопольдовича не от какой-то абстрактной, а от вполне конкретной опасности. Милая, милая Эмма Ивановна Франк! Станислав Леопольдович знал имя этой опасности уже более двух месяцев… он щадил Вас, Эмма Ивановна Франк.

— Что это за тень? — спросили Вы у него, выходя от Аида Александровича.

— Заблудшая какая-нибудь, так часто бывает, — беспечно отвечал он.

И Вы успокоились на несколько минут. И Вы даже оставили его одного в булочной: до вечера-то было еще далеко…

А потом — самоубийство Петра, едва не стоившее Вам жизни, приезд и отъезд Эвридики; и вот опять обступили вас прежние страхи — за него, которого не было уже рядом, но который, может быть, еще все-таки был! И пахло в квартире фиалкой и больницей, и Вы, почти сойдя с ума, рассматривали тени в ярко освещенной комнате, сопоставляли их с предметами, чуть ли не линейкой вымеряя величину тех и других… Прекратите, Эмма Ивановна, на это больно смотреть. Тем более что Станислав Леопольдович…

Станислав Леопольдович с вороном под мышкой и в сопровождении Тени Тайного Осведомителя метался по вечереющим улицам. Сопровождающий сопровождал исправно. Ворон молчал. Деться было некуда. А впрочем… Станислав Леопольдович нашел телефонный автомат.

— Здравствуйте, простите, Петр не вернулся из Тбилиси?

— Добрый вечер, вернулся… Но уже опять исчез куда-то.

— Спасибо.

Что делать, что делать…

Измученный старик еле волочил ноги. Но ведь куда-то же они его вели — и надо было только послушаться их. Только послушаться, Станислав Леопольдович… Они сами приведут Вас, вперед!

Впереди обозначилась цель. Цель называлась «Зеленый дол». Ребята же отправились туда, пока он с Эммой Ивановной ехал к Аиду! «Зеленый дол» приглашал его ослепительным светом. Бегом! Правда, ворон под мышкой… Однако, кажется, он спит. Ну и нервы у этой птички! С опаской поглядывая на совсем бледную свою тень и на вторую — отчетливую, черную, словно питавшуюся соками первой, Станислав Леопольдович прямо-таки ворвался в гардеробную, часто и тяжело дыша… умирая.

— Здра-а-а… — растворился в улыбке Иван Никитич, но тут же и кристаллизовался: — Что с Вами?

— Ничего-пустяки-задохнулся-немножко…

В гардеробной совсем мало света. Здесь нельзя оставаться. А ребята играют «Жизнь-в-розовом-свете»… просто играют, никто не поет; и так близко играют!

— Вообще-то, как здоровье у вас? — Иван Никитич закуривает: разговор, видимо, предполагается долгий.

— Спасибо-не-жалуюсь.

Тут и ускользнуть бы в зал совсем уже бледному Станиславу Лео-польдовичу, но радушный-хозяин только разговорился… все еще нет бруфена, а ноги-то болят, о чем они там себе в аптеках думают, надо ведь закупать лекарства, передохнем же все как мухи без бруфена, или бы свой выпустили, отечественный…

— Бруфен должен быть! — слабым голосом заклинает непонятно кого Станислав Леопольдович — может быть, того, от кого и не зависит, чтобы в аптеках был бруфен… А в голове у магистра туман, но надо дать договорить Ивану Никитичу, с ним никто не разговаривает, и Иван Никитич все время торопится успеть сказать как можно больше, как можно подробнее и как можно интереснее — про суть жизни своей, про главную заботу свою: «Бруфен».

Тогда над головой Станислава Леопольдовича начинает кружиться огромный самолет… авиалайнер, на серебряном боку которого ослепительными голубыми буквами написано «BRUFEN»… это какая-то могучая авиакомпания подняла в воздух самую безнадежную, самую прекрасную мечту человечества… но самолет опускается все ниже, он ревет — и в реве его тоже отчетливо слышится «бррруфен», «бррруфен», «бррруфен»… вот он начинает гоняться за Станиславом Леопольдовичем по бескрайнему зеленому лугу, и пилот смеется в иллюминаторе, вытягивает губы трубочкой и быстро раздвигает их… что он говорит?.. а-а-а, «Бруфен!» — вот что он говорит, пилот этот… ну конечно, сразу нужно было догадаться, и тогда Станислав Леопольдович зажимает уши и кричит изо всех сил: «Бру-у-уфе-е-ен!» — и видит, что это не самолет, а космический корабль — все с тою же ослепительной голубой надписью на боку… и корабль стремительно уносится вдаль, превращаясь сначала в крохотную белую таблетку, а потом исчезая и вовсе.

«Как? — ужасается Станислав Леопольдович, возвращаясь к реальности. — Неужели Иван Никитич все еще говорит?»

Кончается жизнь, сейчас кончится, но старика надо дослушать: должен ведь он дослушать его хоть когда-нибудь!..

— Короче, Склифософский! — раздалось вдруг из-под мышки Станислава Леопольдовича.

Собеседники вздрогнули оба.

— С нами крестная сила! — Иван Никитич спрятался среди одежды.

— Аминь, — важно произнесла птица.

А Станислав Леопольдович, воспользовавшись моментом, пробормотал:

— Не пугайтесь, это просто ворон говорящий! — и при последнем отсвете из окна, собрав все силы, скользнул в зал, на стенах которого плясали огромные тени танцующих — теперь уже быстрый какой-то танец.

Станислав Леопольдович отдышался и пошел к сцене. Ребята, увидев его, врубили-на-полную-громкость, Володя помахал частью-ударного-инструмента, магистр хотел ответить, но полную-громкость перекрыл вдруг вклинившийся в бесконечно малую паузу нечеловеческий вопль:

— Das darft nicht mehr vorkommen![11]

И через весь зал, хлопая крыльями, огромный, как тот самолет, что гонялся за Станиславом Леопольдовичем, полетел на сцену великолепно-голубой ворон. Он опустился прямо на плечо Павлу, который чуть не выронил гитару, и еще громче возопил:

— Paul, lieber Freund![12]

И Павел выронил-таки гитару.

А ворон перелетел на микрофон, примостился и довольно спокойно принялся разглядывать обалдевшую публику.

— Это говорящий ворон. Из цирка, — представил птицу Станислав Леопольдович, добравшись наконец до сцены.

— А пусть он поговорит! — крикнул кто-то, и посетители кафе зааплодировали.

Не дожидаясь повторной просьбы, ворон заговорил по-немецки — бодро, оч-чень бодро. Но, видимо, все-таки не вполне осмотрительно, поскольку одна юная особа возле сцены прыснула, заговорщически взглянув на Станислава Леопольдовича.

— Это вы его научили? — весело спросила она.

— Нет, что вы… — Станислав Леопольдович выглядел бы совершенно невинно, не будь он так пунцов. — Какие-то гастролеры из Германии, причем… Западной.

Присутствовавшие, разумеется, ожидали развязки.

— Я не могу перевести, — обманула ожидания совсем-юная-особа. — Это… это на средневерхненемецком, мне трудно. Баварский диалект.

— А чего же ты смеешься тогда? — спросил кто-то.

— Потому что… потому что, — валясь уже с ног от смеха, в то время как ворон еще продолжал свою речь, призналась особа, — это абсолютно неприлично! Вообще за гранью всего!

Посетители захохотали и заприставали к особе, а Станислав Леопольдович тем временем поклонился публике, осторожно снял с микрофона только что умолкшего ворона и подошел к Аллочке:

— Бес, в репетиционной включен свет?

— Не знаю, а что случилось, магистр? Вид у Вас какой-то…

— Включите там, пожалуйста, все что можно. Пусть будет даже слишком светло.

Бес подошла к микрофону:

— Просим извинить, у нас перерыв.

Потом занялась репетиционной.

— Кажется, все хорошо, магистр. Входите.

— Спасибо. — Станислав Леопольдович исчез за дверью.

— Что-то с магистром, — наклонилась Бес к Павлу. Доиграли номер.

— К Вам можно? — И в репетиционную вошли все. Магистр сидел прямо и тихонько поглаживал ворона. Авоська с хлебом лежала на полу, у ног.

— Видите ли, — голос звучал тревожно, — меня, кажется, надо спасать…

— От кого?

Станислав Леопольдович кивнул в сторону стены. У стены никого не было. Он огляделся.

— Тесновато тут… Вы идите, продолжайте. Когда кафе закроется, я покажу вам одно интересное оптическое явление. Но в зале: там оно лучше наблюдается.

Играли наспех, совсем подавленные. Казалось, что конца не будет этому вечеру. Наведывались в репетиционную: Станислав Леопольдович так и сидел, как оставили. И тихонько поглаживал ворона. Но вот собрались в опустевшем зале.

— Рассаживайтесь на эти стулья. — Магистр поставил стулья вдоль стены. Вышел на середину зала.

Теперь он стоял один и кивал в сторону свободной стены. На свободной стене были две большие тени: одна из них в точности воспроизводила фигуру Станислава Леопольдовича, а вторая… Вторая была вообще непонятно чья. Сначала никто не обратил на нее внимания, но вдруг как-то сразу заметили все. Сделалось жутко. В полной тишине ворон хрипло произнес:

— Niemand[13].

И от плоского этого имени все вздрогнули,

— Как же… — пролепетала Бес.

Усталым, но ровным голосом Станислав Леопольдович проговорил:

— Наверное, нет смысла рассказывать: получится долго. Но поверьте мне на слово: это значит, что за мной следят. Может быть, меня хотят убить… то есть меня точно хотят убить. Неподвижная тень шевельнулась и снова замерла.

— Вот видите!..

— Как могут убить Вас? — глухо спросил Женя. — Кто?

— Чья это тень? — Стас озирался по сторонам.

Но стоял в зале один только человек, Станислав Леопольдович. Остальные сидели.

— Это ничья тень, — вздохнул Станислав Леопольдович. — Просто тень. Она преследует меня давно. Месяца три.

— И что же делать? — У Стаса был совсем уже сдавленный голос.

Станислав Леопольдович пожал плечами.

— Я сейчас свет выключу! — вскочил догадливый Павел.

— Ни в коем случае! — почти крикнул Станислав Леопольдович. — Они ведь только этого и добиваются. Но я… поверьте, мне мучительно пускаться в объяснения.

Сергей со всего размаха швырнул в тень банку из-под сардин, служившую пепельницей. Банка тупо ударилась об стену и упала, слабо грохнув. Тень не шелохнулась. Долго молчали.

— Вам страшно, магистр? — наконец спросила Бес.

— Да нет… Мне Эмму Ивановну жалко. Если со мной что-нибудь случится… Я просто совсем не знаю, как быть. Знаю только одно: мне категорически нельзя находиться в помещении, в котором мало света, — упаси бог хоть на секунду лишиться тени.

— Так это просто сделать! — воскликнул Павел. — Мы будем постоянно держать очень сильный прожектор!

— Постоянно? — усмехнулся Станислав Леопольдович. — М-да… А мне остается при прожекторе день и ночь находиться. Ничего себе жизнь, полноценная…

— Это выход на пока. — Павел включил прожектор. Света стало много: тени проступили совсем отчетливо.

— А сейчас мы все начинаем думать. И мы что-нибудь придумаем! — Володя надеялся, что голос его прозвучит более оптимистически. Но голос прозвучал испуганно.

И задумчиво сказала Бес:

— Нахальная какая тень.

Это было чистой правдой, от которой сделалось уже просто плохо.

— А я знаю, что предпринять. — Все обернулись к Сергею, доселе молчавшему. — Надо сфотографировать тень.

— Зачем, Сережа? — Станислав Леопольдович бочком присел на край стула. Теперь все они сидели рядом. Тень стояла напротив точно по центру.

— Ну как же… опубликуем фотографию!

— Не то, ребята, не то… Она может принять любой образ. Или все время уходить от фотоаппарата. Наконец, вообще не проявиться на пленке. Не то.

Павел поднялся, быстрыми шагами подошел к стене. Провел по тени рукой. Часть тени легла на ладонь Павла. Он отдернул руку.

— Может, попробовать это… ну, как его… театр теней? — Сергей подошел к Павлу.

— То есть? — Павел рассматривал руку.

— Воздействие тени на тень… — Сергей не мог объяснить как следует: он походил по залу, наблюдая за передвижением собственной тени, выбрал такое место, с которого тень его выглядела вровень с тенью незнакомца. И вдруг сделал резкий выпад кулаком в пространство. На стене получилось вот что: одна тень ударила другую.

— Прекрасно! — закричала Бес: тень незнакомца пошатнулась и ушла в сторону. Бес выбежала на середину зала. — Вот тебе, вот, вот, вот!

Тени кулачков ее забарабанили по голове тени. Та переметнулась на потолок.

— Стоп! — сказал Павел. — Я сейчас, подождите меня! — и он быстро зашагал к двери.

В это время Стас взял длинную палку — она стояла в углу — и решил, видимо, попытаться имитировать удары. Но палку никак не удавалось разместить в пространстве. Наконец тень палки приблизилась к тени незнакомца на потолке. Стас размахнулся — и тут произошло нечто несусветное: тень незнакомца протянула тени рук к тени палки и схватила ее за два конца. Тени рук соединились, словно ломая палку, — и в ту же секунду раздался треск: палка в руках Стаса переломилась пополам. Тот вскрикнул и выронил половину, оставшуюся у него.

Ужас был на всех лицах. Бес прижалась к Жене. Станислав Леопольдович ударился головой о стену и вдруг захохотал — сухо и страшно.

— Довольно, магистр, — шепотом взмолилась Бес.

Хохот перешел в кашель, остановить который Станиславу Леопольдовичу удалось лишь колоссальным усилием воли.

— Что это было? — Стас, вытирая лоб, смотрел на обломки.

— Я не знаю, — сипло сказал Станислав Леопольдович. — Такого мы не проходили!..

И взвился с рук его под самый почти потолок ворон, и принялся выделывать в воздухе невероятные какие-то кульбиты. Все смотрели не на него, а на потолок, где происходила схватка тени птицы с тенью человека. Тень птицы налетала на тень человека, клевала ее, била тенью крыльев, царапала тенью когтей… Тень человека увертывалась, тени рук норовили схватить тень птицы за горло. Тень птицы не давалась, все возобновляя и возобновляя отчаянные свои нападки — казалось, с разных сторон одновременно. Тени перьев носились по потолку, а сами перья кружились над головами сбившихся в кучку ребят. Вдруг птица захрипела, перевернулась в воздухе и почти без стука упала к ногам Станислава Леопольдовича. Тот наклонился к ворону, поднял, прижал к себе. Полузакрытые пленкой глаза птицы редко вздрагивали… Но оклемался ворон в руках Станислава Леопольдовича и снова уже рвался из рук, трепыхаясь и вереща.

— Да что же это такое! — Бес схватила со сцены гитару, выдернула провод и начала с дикой скоростью крутить ею над головой. Страшная тень металась по потолку, но тень гитары словно взбалтывала пространство зала, образуя громадную воронку, выскочить из которой было невозможно. С закрытыми глазами, вся взмокшая, сосредоточенная Бес месила воздух — и вдруг… Тень незнакомца обмякла и стала медленно сползать по стене на пол. Темное пятно растеклось по паркету.

— Я убила ее, — нечеловеческим высоким голосом произнесла Бес и рухнула с гитарой там, где стояла.

— Бес! — закричал Женя и принялся шлепать ее по щекам. Но она пришла уже в себя и трясла головой, ничего, кажется, не понимая. Потом вскочила и бросилась туда, куда сползла со стены тень. Тени на полу не было.

— Кто-нибудь видел ее? — тревожно спросила Бес.

Не видел, стало быть, никто. Все обернулись к Станиславу Лео-польдовичу.

Он сидел на стуле, стиснув в руках ворона, и тускло смотрел прямо перед собой.

— Станислав Леопольдович, — тихо позвал Павел.

Тот вздрогнул, а ворон, почувствовав послабление, сделал сильный рывок и ринулся прямо в открытую форточку.

— Фредерико!.. — простонал старик. — Фредери-и-ико…

Его обступили, Бес протянула стакан с водой. Пить он не мог. В зал с длинной спортивной рапирой вбежал Павел.

— Ушла?.. Эх, вы! — и швырнул рапиру на пол. — Я же просил… я же вам сказал: «Стоп!», — ждать надо было, понятно ведь, чем это все могло кончиться! Я бы уничтожил его — просто заколол шпагой… А теперь — что?

— Не волнуйтесь, Павел. — Станислав Леопольдович держал стакан в вытянутых руках. — Он придет еще. Ему поручили убить меня.

— Почему же он не делает этого, магистр? В сущности, убить Вас — пустяк для него… после всего, что мы видели. Тут не то, ему не надо вас убивать. — Бес опустилась перед Станиславом Леопольдовичем на колени. — Выпейте воды, милый человек, ну… немножко… вот так, хорошо. — Она забрала у старика стакан и поцеловала совсем приунывшего магистра в макушку.

— Может быть, Вы и правы. Даже скорее всего — Вы правы. Наверное, ему поручено неотступно следовать за мной, идти по пятам, а случись какая-нибудь оплошность с моей стороны — препроводить… куда надо. Убьют, конечно же, они меня сами.

— Кто они, магистр? — спросил Стас.

— О-хо-хо, дорогие мои… Это такая темная история! Такая старая и такая темная, что вряд ли стоит сейчас начинать. Вам уже по домам пора, поздно. Вы видите… тут ведь светло, как днем: я вполне пересижу остаток ночи, а утром решим что-нибудь. Сейчас-то он уж точно не вернется: Бес с ним основательно поработала. Спасибо вам… спасибо, Бес! Привет!.. — И кивнул всем.

— Я с Вами останусь, можно? — попросила Бес. — У меня, тем более, дома нет никого. Мама с папой в Коломне, у бабушки. Я Вам не помешаю?

— Да нет, Бес, — заулыбался Станислав Леопольдович.

— И мне домой не хочется, — сказал Женя, подмигивая Бес. — Не возражаете?

— Этого я и боялась, — развела руками Бес. — Женя не даст мне возможности остаться на ночь с другим мужчиной…

— А домой уже все равно поздно ехать. Я позвоню и скажу, что ночую у Павла, я так делаю иногда. — Это был Сергей.

— Знаете что! — взбудоражился Володя. — Вы тут все остаетесь, а мне ехать? Я тоже лучше позвоню.

— Тогда я пошел за термосом и за поесть-чего-нибудь. — Павел жил в двух шагах от «Зеленого дола». — Рапиру оставлю, пожалуй: на случай проколоть кое-кого.

— Хорошая у вас компания собирается, — оценил Стас. — Грех из такой уходить.

«Зеленый дол» из «Зеленого дола» опять был в полном составе. Станислав Леопольдович поднялся и мокрым голосом сказал:

— Я… я не знаю, как мне благодарить, когда, кажется, не надо благодарить… Я все вам расскажу — все как есть. Одну большую страшную правду — и веселую правду, вам надо это знать, обязательно надо знать!

— Не волнуйтесь, магистр. — Бес окинула взглядом зал. — Сейчас мы тут устроим что-то вроде клуба.

И они все вместе быстро переоборудовали помещение. Бес нашла даже какую-то еду: завтра-расплатимся, поставила на сдвинутые столы тарелки, положила вилки и ножи. И немножко вина нашлось, и бокалы к нему.

— Вот уж не ожидал, — приговаривал Станислав Леопольдович. — Как хорошо стало, как уютно!.. Сергей с Володей собрались звонить.

— Эмме Ивановне позвоните, — попросил он. — И скажите ей, что со мной все в порядке, раз у меня такие защитники. Только не сообщайте ей о том, что случилось здесь, она нервная очень, ей нельзя.

Через несколько минут Володя уже докладывал Станиславу Леопольдовичу о разговоре с Эммой Ивановной.

— Она нормально отнеслась ко всему, магистр. Правда, просила разрешения сюда приехать… мне, в общем-то, удалось ее уговорить остаться дома — не знаю только, надолго ли. Голос у нее очень встревоженный, так что, может быть, и ненадолго. Надо будет попозже еще раз позвонить, я обещал.

Скоро все уже сидели за столом. Павел принес огромный термос с горячим кофе и еще целую пачку молотого кофе. Откуда-то набралось много еды. Есть никому не хотелось. Так и не притронулись ни к чему, пока Станислав Леопольдович рассказывал. А рассказывал он долго и страшные сообщал сведения, страшные…

— Вот оно как, дорогие мои… Это почти все. — Магистр откинулся на спинку стула, закрыл глаза. Бес трясущимися руками разливала кофе по чашкам. — Почти… потому что одно открытие я сделал только сегодня — чудовищное, надо сказать, открытие. На фоне этого открытия тень-ордена, врученная мне, выглядит просто издевательством. Дело в том, что САТ давно уже, по-видимому, располагает самой совершенной формой контакта теней с людьми — прямым контактом. Елисейская тень или по крайней мере атлантическая может вызывать изменения в мире путем взаимодействия с тенями живых. Мне непонятен этот механизм… Но палка сломалась! И Фредерико чуть не погиб… Стало быть, в руках САТ — страшное оружие. Попытайся они воспользоваться им более, что ли, масштабно — сами понимаете, чем это грозит. Кстати, я не уверен, что информация об изобретении прямого контакта есть у рядовых теней Атлантиды… скорее всего, они пребывают в блаженном неведении. Надо как-нибудь сообщить им об этом, но я уже не могу.

— Почему? — вопрос был задан чуть ли не хором.

Станислав Леопольдович привел перевернутую чашку с кофейной гущей в нормальное положение и разглядывал темные фигуры на ее стенках.

— Я потерял ощущение тени. Теперь, как и все вы, я не мог бы уже отвечать за то, что делает моя тень, пока я, допустим, сплю. Правда, сплю я при свете и не даю моей тени повода ускользнуть на Атлантиду — иначе ее рассредоточат… А мне еще немножко рано. — И он улыбнулся, вконец измотанный этот человек.

Был второй час ночи. Все молчали — и понимали молча, что в жизни каждого из них произошло событие, которое отныне и до самой смерти (дольше, дольше!) будет определять их поведение. Теперь они отличаются от прочих смертных — и нет больше среди людей подобных им… Они стая, предводительствуемая умирающим вожаком по имени Станислав Леопольдович.

— Как ваша фамилия, Станислав Леопольдович? — спросила вдруг Бес.