– Я не исключаю, что этот случай несколько патологичен, – хмуро заявил адвокат. – Почитайте, – он отколол от пачки лежавших в папке документов один и протянул его Натаниэлю. – Это запись одного из допросов. Поскольку он проводился в моем присутствии, документ представлен мне официально.
Взглянув на лист, Натаниэль покачал головой.
– Я еще не решил, буду ли заниматься этим делом, – сказал он. – Скорее всего – нет. Знаете, все-таки я впервые решил устроить себе отпуск – за последние четыре года. Настоящий отпуск. И нужны очень веские основания для того, чтобы я поменял планы.
– Понимаю, – сдержанно произнес адвокат. – Назовите сумму.
Розовски покачал головой.
– Вы не поняли. Сумма тут ни при чем. Основания – не размер гонорара, а что-нибудь иное.
– Что именно?
– Сам не знаю, – честно признался Розовски. – Я просто не хочу заниматься этим. Вот посмотрите сюда, – он показал на лист, в котором на протяжении всего разговора делал какие-то пометки. – Не буду вам объяснять всего – пока не буду – но обратите внимание: мы с вами говорили… – Натаниэль посмотрел на часы. – Мы говорили всего-навсего восемнадцать минут. Вы не сказали мне и десятой доли того, что знаете, а я поставил уже четыре вопросительных знака. Видите?
Грузенберг посмотрел на вопросительные знаки, жирно выведенные Натаниэлем и ничего не сказал.
– Тем более, если вы говорите, что она лжет во всем, – добавил Натаниэль.
– В том-то и дело, – сказал адвокат. – В этом парадокс. Очень странное ощущение, но мне кажется, что она невиновна. И при этом – абсолютно неискренна в показаниях. Как думаете, такое возможно?
– Не знаю, – сказал Натаниэль. – Может быть… – он нахмурился, крикнул: – Офра, где обещаный кофе?
– Еще вода не закипела, – отозвалась из-за закрытой двери Офра.
– Н-да… Знате, Цвика, вы помогли мне в том давешнем деле, и я чувствовал бы себя очень неуютно, если бы отправил вас ни с чем, – сказал Розовски. – То есть, я по-прежнему не собираюсь этим заниматься, но готов помочь вам советом или консультацией. Бесплатно. Если вы согласны – что ж, давайте ваши записи, я просмотрю. Если же ваше условие – взять на себя расследование и только после этого – знакомство с документами, тогда оставляйте их при себе. Мы сейчас выпьем кофе и расстанемся.
Адвокат немного подумал.
6
Вошла Офра с подносом, на котором стояли две чашечки дымящегося кофе. Адвокату она улыбнулась, на шефа посмотрела с подозрением.
– Ты в отпуске или нет? – спросила она, ставя перед ним поднос. – Вы называли хитрецом меня, – сказал он. – Но вы сами хитрец, Цвика. Я-то думал, что вы случайно позвонили мне домой.
– Или нет, – ответил Розовски. – Или да. Спасибо за кофе.
– Что говорить, если будут звонить?
– Если будут звонить – или да, – сказал Натаниэль, пробуя кофе. – Или нет – это для вас с Алексом.
Она молча вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
Натаниэль сначала быстро пробежал глазами лист бумаги.
– Так… В присутствии… Ну, это понятно… – пробормотал он. – Ага, и переводчик тоже.
– В связи с тем, что госпожа Головлева заявила о плохом знании иврита, полиция представила ей переводчика, – пояснил адвокат. – Доктор Илана Ольшанецки из университета Бар-Илан.
– Ясно… Вы пейте кофе, Цвика, Офра замечательно его варит. Настоящий кофе по-турецки, – Натаниэль принялся читать вполголоса: – Что тут у нас?… Ага, – он зачем-то разгладил и без того гладкую страницу и углубился в чтение.
После необязательных вступительных фраз в документе шла подробная запись допроса. Розовски опустил вопросы анкетного характера – их можно будет прочитать позже.
«…Следователь. Вы утверждаете, что пришли по приглашению хозяина квартиры, господина Мееровича.
Головлева. Да, но я не знала, что это именно он.
Следователь. Поясните.
Головлева. Он не представился.
Следователь. Вы хотите сказать, что не были с ним знакомы?
Головлева. Нет, я хочу сказать, что не знала, от кого именно получила приглашение. Оно было сделано по телефону.
Следователь. Вам позвонил по телефону мужчина. Пригласил вас провести вместе с ним вечер. При этом не назвал себя. И вы так легко согласились?
Головлева. Понимаю, это выглядит очень странно. Я могу показаться вам легкомысленной, но все было именно так. Утром позвонил мужчина. Оказалось, что ошибся номером. Извинился. Минут через двадцать-тридцать позвонил снова. Сказал, что ему очень понравился мой голос. Что мои интонации напомнили ему голос женщины, которую он любил когда-то. Мы разговорились.
Следователь. О чем?
Головлева. Ни о чем конкретно. Так, обычная болтовня малознакомых людей. Кончилось тем, что он назначил мне свидание на вечер.
Следователь. У себя дома?
Головлева. По адресу бульвар Ганей-Кайц 124, квартира 25. В семь-тридцать.
Следователь. И вы не узнали в говорившем своего мужа?
Головлева. Нет. Я и сейчас не уверена, что говорил именно он.
Следователь. То есть, вы утверждаете, что вас пригласил в гости незнакомый вам человек?
Головлева. Да.
Следователь. Несмотря на это, вы сразу согласились?
Головлева. Да.
Следователь. Почему?»
– Действительно, – сказал Розовски, прерывая чтение, – что это вдруг она так легко согласилась встретиться вечером с незнакомым мужчиной, да еще в его квартире? В конце концов, это могло оказаться опасным.
– И оказалось, – заметил Грузенберг. – Правда, совершенно неожиданным образом.
– Верно… – Натаниэль задумчиво посмотрел на адвоката. – Послушайте, Цвика, может быть она просто охотница за мужчинами? Ну, вы понимаете, о чем я говорю. Сейчас таких много, в том числе и среди туристок.
– Некоторые считают, что в особенности среди туристок.
– Именно так. Может быть, и здесь нечто подобное?
– Нет, – Грузенберг принялся внимательно разглядывать свои аккуратно подстриженные ногти. Подняв наконец взгляд на выжидательно молчащего Натаниэля, он сказал: – То что вы сейчас услышите, звучит вообще… – он поискал подходящее определение.
– Совершенной выдумкой? – подсказал Розовски.
Адвокат отрицательно качнул головой.
– Следователю она не объяснила причины, видимо, понимала, что все это будет выглядеть, по меньшей мере, странно, – сказал он. – Любой полицейский рассмеется ей в лицо. И предложит придумать что-нибудь более убедительное.
– А вам объяснила?
– Объяснила. Действительно странное объяснение. Головлева утверждает, что ее успокоил гороскоп.
– Гороскоп? – собиравшийся было закурить Розовски отложил незажженную сигарету и уставился на Грузенберга. Интонация адвоката не позволяла определить, серьезно он говорит или нет. – Какой гороскоп?
– На тот день, 16 октября, астрологический прогноз обещал ей романтическое приключение, могущее окончиться браком. Ей рекомендовано было ни в коем случае не отказываться от возможного приглашения в гости, – невозмутимо сообщил адвокат.
– Та-ак… – Розовски, все-таки, закурил. Это позволило ему не сразу обнаружить свою реакцию на услышанное. – Похоже, вы относитесь к этому серьезно.
– Да. И она тоже.
– Ну-ну, – Натаниэль действительно был ошарашен и больше не считал необходимым скрывать это. – Она что, суеверна?
– Это не суеверие, – Грузенберг говорил совершенно серьезно. – Это всеобщее поветрие. Массовое увлечение. Не знаю, как обстоят дела на русском языке, но во всех израильских газетах целые полосы забиты прогнозами, предсказаниями, советами и прочим. Выходит даже журнал «Астролог». Плюс такое же, если не большее количество подобной литературы на английском – из Штатов и Великобритании.
– Думаю, на русском та же картина, – сказал детектив.
– Я тоже так думаю. Что же до Головлевой, то, по-моему, она не более суеверна, чем мы с вами. И прекрасно понимает, что астрологическое объяснение никак не может удовлетворить следователя.
– Меня тоже, – сообщил Розовски. – Мне просто нечего будет делать. Есть прогноз – и вперед. Никакого следствия, никаких загадок. Приходит клиент, а ты ему сразу же: «Простите, кто вы по гороскопу? А жена кто? Ну тогда, естественно, вам должны были наставить рога. Чего же вы хотите? Так говорят звезды!» – он засмеялся. – Сиди и читай в газетах прогнозы. Ни тебе слежки, ни поиска улик. Роскошная жизнь, правда?
– Это было бы весело, если бы в деле не присутствовал труп, – холодно заметил адвокат. Его несколько покоробил тон сыщика.
– Вы правы, конечно же все совсем невесело, – согласился Натаниэль. – Неуместная шутка, простите. Считайте это просто реакцией растерянного человека. Может быть, вы расскажете мне немного подробнее об этом ее увлечении? В моей практике подобное объяснение из уст подозреваемого встречается впервые.
– В моей тоже. Что ж, слушайте, – адвокат вздохнул, видимо, заранее представляя реакцию собеседника на свой рассказ. – Лариса Головлева приехала в Израиль, как я уже говорил, два с половиной месяца назад. Родственники сняли ей квартиру в Яффо. В первый же день, по ее словам, она купила в киоске чуть ли не все выходящие на русском языке израильские газеты. Родственники чем-то были заняты в выходные дни, поэтому ей предстояло провести субботу дома. Чтобы не скучать, она и скупила газеты.
– Если бы родственники были заняты каждую субботу, ваша подзащитная разорилась бы, – сказал Розовски. – Вы знаете, сколько русских газет – ежедневных и еженедельных – выходит в Израиле?
– Честно говоря, никогда не интересовался, – ответил Грузенберг. – Но, думаю, пять-шесть. А что?
– Двадцать три, – сообщил Натаниэль. – Двадцать три газеты.
Грузенберг был потрясен цифрой. Не меньше, пожалуй, чем Натаниэль – верой обвиняемой в астрологию.
– Двадцать три?! Но зачем? – спросил он. – О чем могут писать двадцать три газеты в нашей маленькой стране? К тому же, на русском языке!
– Мало ли, – ответил Натаниэль. – Например, друг с другом ругаться. Или ругать правительство. Вы же сами понимаете, что этим можно заниматься бесконечно. Вообще-то, я их не читал. Почти. Ладно, Цвика, это к делу не относится. Рассказывайте дальше.
Адвокат собрался с мыслями.
– Да, – сказал он. – Итак, она купила… нет, конечно, не двадцать три. Я так понял – четыре или пять. И от скуки начала читать астрологические прогнозы. По ее словам, они оказались весьма точными. То есть, точно описали ее предполагаемое времяпровождение в ближайшие дни. Ее это несколько позабавило. В воскресенье она вновь купила газету – на этот раз одну, ежедневную. Прогноз вновь совпал. Более того, по ее словам именно этот прогноз помог ей избежать лишней траты времени. В нем говорилось что-то о том, что важное дело, связанное с документами и запланированное на сегодня, лучше перенести на среду.
– И что же это за дело? – спросил Натаниэль.
– Визит в консульский отдел, – ответил адвокат. – Оказывается, работники МИД три дня бастовали.
– Замечательно, – пробормотал Розовски. – Никогда бы не подумал. Оказывается, звезды вмешиваются даже в забастовки.
Грузенберг пожал плечами.
– Вы ведь просили пересказать ее слова, – сказал он. – Я пока не высказываю свое мнение об этом.
– Да, разумеется. Итак, астрологические прогнозы оказались удивительно точны. И что же?
– Постепенно она настолько уверовала в абсолютную истину астрологических прогнозов, что каждое утро начинала с прочтения их в газете. И планы свои соизмеряла с тем, что говорил астролог. Тот день, естественно, не стал исключением.
– Это касалось только одной газеты? – спросил Розовски. – Или все прогнозы во всех газетах совпадали?
– Этого я не спрашивал, – ответил адвокат. – Как вы сами понимаете, я не могу руководствоваться в своей работе подобными аргументами. Если я и выслушал все, то лишь по обязанности. Ни при каких обстоятельствах я не смогу строить линию защиты на подобных доводах. «Господа судьи, мою подзащитную подвела ее слепая вера в астрологию…» Хорошенькую речь я смогу произнести на заседании… Если конечно, дело дойдет до суда, – добавил он.
– Может и не дойти? – спросил Розовски.
– С вашей помощью… Вы считаете важным, в какой именно газете черпала она сведения?
Натаниэль молча пожал плечами и продолжил чтение протокола.
«…Следователь. С кем же, по-вашему, вы говорили по телефону?
Головлева. Не знаю. Видимо с тем, кто устроил мне эту ловушку.
Следователь. Вы подозреваете кого-нибудь?
Головлева. Нет…»
– Интересно, в чем она видит ловушку? – спросил Натаниэль. – Если кому и подстроили западню, так это ее бывшему мужу.
– Она считает, что ее кто-то сознательно выманил из дома таким образом, чтобы она оказалась на месте преступления к самому приходу полиции, – объяснил адвокат. – И ее сделали виновницей преступления, к которому она не имеет никакого отношения.
– Для этого этот некто должен был, во-первых, быть абсолютно уверенным в ее слепой вере в прогнозы, – заметил Розовски. – И так точно рассчитать скорость ее перемещения по городу, чтобы полиция оказалась в самый подходящий момент.
– Или в самый неподходящий, это уж как посмотреть.
– Верно. Кроме того, ей звонил мужчина. В полицию – женщина. Целый заговор, вы не находите?
– Такова ее версия.
– Да, версия… Что тут дальше? Простите, Цвика, вам не мешает то, что я читаю вслух? Вы ведь все это знаете.
– Ничего, мне полезно услышать еще раз. Когда читает кто-то, абстрагируешься от собственных впечатлений. Продолжайте, прошу вас.
«Следователь. Вернемся к тому дню. Вы приняли приглашение. Дальше?
Головлева. Дождалась вечера и поехала.
Следователь. Вы не знали, что по указанному адресу проживает ваш бывший муж?
Головлева. Не знала. Мы с ним не поддерживали отношений с момента нашего развода. Около десяти лет.
Следователь. О его жизни все эти годы вы тоже ничего не знали?
Головлева. Нет.
Следователь. И не интересовались?
Головлева. Нет, все давным-давно в прошлом.
Следователь. Кто вам открыл дверь?
Головлева. Никто. По телефону он предложил, чтобы дверь была незаперта и я вошла сама, без всяких звонков. Он будет сидеть в кресле и ждать…»
– Романтические выкрутасы, – сказал Розовски, в очередной раз прерывая чтение. – Он сидит в кресле, делает вид, что никого не ждет, и тут входит она, прекрасная и воздушная, нежно обвивает его за шею и… Как вам все это, Грузенберг?
– Никак. Мне приходилось сталкиваться с поведением еще более странным.
– Да? Может быть, может быть…
«Следователь. Опишите, что происходило в квартире, после того, как вы вошли.
Головлева. Я не сразу поняла, что случилось. Он сидел в кресле у накрытого столика, спиной к входу. Я решила, что он просто ждет меня, как и обещал по телефону. Когда я приблизилась и встала перед ним, то поняла, что он мертв. Нож торчал в его груди по самую рукоятку…»
– В этом месте допрос пришлось прервать, – сообщил адвокат. – Ей стало плохо. Я настоял на том, чтобы в кабинет следователя пригласили врача. Допрос продолжили через сорок минут, по собственной просьбе задержанной.
– Что ж, это понятно. Как она объяснила то, что ужин, так сказать, уже съели? Ведь, если верить ее словам, полиция появилась через несколько минут после ее появления в квартире Мееровича.
– Никак не объяснила. Так же не смогла объяснить наличие в квартире покойного ее относительно недавней фотографии с дарственной надписью. Она сказала, что помнит, как подписывала фотографию, но не помнит, кому именно. Не покойному – это она утверждает категорически.
– А кто вызвал полицию? – спросил Натаниэль.
– А вот это загадка из загадок, – сказал адвокат. – Проверка показала, что звонок в полицию был сделан из квартиры номер 25 дома 124 по бульвару Ганей-Кайц.
– То есть, с телефона убитого? – Розовски удивленно поднял брови. – Любопытно…
– Причем в то время, когда там находилась моя подзащитная! – Грузенберг помолчал, потом объяснил, с некоторым сомнением: – В квартире Мееровича есть параллельный аппарат. Один в салоне, где находился труп и Головлева, другой – в спальне. Остается предположить, что в спальне скрывался некто, оказавшийся свидетелем преступления и вызвавший полицию. Если только этот некто сам не был убийцей.
– Тогда ему следовало не полицию вызывать, а от непрошенного свидетеля, то есть, вашей подопечной избавляться, – возразил Натаниэль. – По возможности, радикальным образом. Так же, как от хозяина.
– Вы полагаете, человеку, совершившему одно убийство, так уж легко убить еще одного? – адвокат нахмурился. – Поверьте, подобные вещи редко случаются. Если только преступник не профессионал и не психопат.
– Да, вы правы… Полиция нашла чьи-нибудь отпечатки пальцев на втором аппарате?
– Аппарат был тщательно протерт.
Натаниэль быстро вел пальцем по записи допроса.
– Где то… Ага, вот! – он остановился. – Тут, в конце, следователь спрашивает: «Видели ли вы кого-нибудь, выходящего из квартиры? Может быть, вам показалось, что в квартире есть еще кто-то?» – прочитал Розовски. – Но нет ее ответа.
– Покажите, – Грузенберг заглянул в записи. – Ах, да, сейчас я вспоминаю: она не ответила на этот вопрос. Во всяком случае, ответила невразумительно. Что-то вроде: «Тогда мне показалось… Но сейчас я не уверена…» Или наоборот. Я, все-таки, думаю, что там кто-то был. И что она знает, кто именно. Во всяком случае, догадывается.
– Вот как? – Натаниэль покачал головой. – Цвика, вы ведь общались через переводчика. Возможно, это ваша фантазия.
– Во-первых, я юрист, – возразил адвокат. – В подобных ситуациях фантазия мне попросту противопоказана. Во-вторых, не зная языка, не понимая слов, лучше улавливаешь оттенки интонаций. Поверьте, с этим предполагаемым свидетелем не все так просто.
– И куда, по-вашему, он делся потом? – спросил Натаниэль. – Испарился?
– Не знаю.
– Вы не знаете. Это понятно. А полиция? Полиция знает?
– Полиция сейчас занимается розыском этого пропавшего свидетеля. Кстати, я подозреваю, что именно определенные подозрения полиции в его отношении и не позволили предъявить обвинение задержанной.
– На дверной рукоятке тоже нет отпечатков?
Грузенберг покачал головой.
– Понятно. То есть, ни черта непонятно, – Розовски отложил протокол. – Как вы сказали? Ей до сих пор не предъявлено обвинение?
– Нет. Это значит, – адвокат посмотрел на часы, – что через девять часов ее обязаны будут освободить. Истечет сорок восемь часов с момента задержания.
– В чем же дело? – Розовски по-настоящему удивился. – Ее освободят, суда не будет, ваша помощь не понадобится. Следовательно, и моя тоже.
– Я уверен, что наутро ее вновь арестуют, – мрачно сказал адвокат. – Или через пару дней. Интуиция подсказывает мне, что полиция не отыщет этого третьего, присутствовавшего на ужине. И вновь вернется к попыткам обвинить мою подзащитную.
– Интуиция?
– Если хотите – опыт.
– Понятно, – Розовски вернул адвокату запись допроса.
– Что скажете? – выдержав небольшую паузу, спросил тот.
Розовски пожал плечами.
– Странное впечатление, – сказал он. – Очень странное. Не знаю, что и сказать.
– А что вы посоветуете мне?
– Вам? – Розовски немного подумал. – Объясните, пожалуйста, Цвика, какой вы видите роль частного детектива в этом деле?
Адвокат долго смотрел в пустую кофейную чашечку. «Так, – подумал Натаниэль. – Есть подозреваемая, слепо верящая в астрологические прогнозы, и адвокат, гадающий на кофейной гуще. Мне пора становиться гипнотезером. Этим, как его… Экстрасенсом».
Грузенберг поставил чашку на блюдце.
– Видите ли, Натаниэль, – сказал он хмуро, – я могу выиграть это дело только в одном случае.
– В каком же?
– Если будет найден настоящий преступник. Или преступники, не знаю. Понимаете?
Натаниэль внимательно посмотрел на него.
– Похоже, вы действительно верите в ее невиновность, – сказал он с удивлением. – Ну-ну.
– Я же вам уже говорил, – произнес с некоторой укоризной адвокат. – Я не верю ни единому ее слову. Так, как она рассказывает, – так просто не бывает. Не может быть.
– Но?
– Но в ее невиновность я верю. Не знаю почему, – он замолчал, выжидательно глядя на детектива. Натаниэль неторопливо подошел к окну, поднял жалюзи. С улицы потянуло свежей влагой.
– Дождь, – сказал Розовски. – Вы любите дождь, Цвика? Я люблю. Когда-то любил снег… Скажите, ваша подзащитная обращалась в российское консульство? Или это предстоит сделать вам?
– Госпожа Головлева не обращалась в консульство. И не поручала этого мне.
Натаниэль отвернулся от окна и удивленно взглянул на адвоката.
– Не обращалась? – переспросил он. – И не поручала вам? Но вы, я надеюсь, собираетесь это сделать?
– Думаю, она этого не захочет.
– Почему?
– Непростая ситуация, – Грузенберг покачал головой. – Очень непростая ситуация. Видите ли, как я уже говорил, за две недели до этого печального происшествия моя подзащитная подала прошение о представлении ей израильского гражданства. Она приехала по туристической визе навестить родственников. Уже здесь обратилась в консульский отдел нашего МИДа с просьбой о перемене статуса на репатриантский. По Закону о возвращении она имеет на это право – как дочь еврея.
– Да, я уже понял, но почему она не хочет обращаться в консульство?
– Потому что она не сочла нужным поставить русское консульство в известность о своем решении.
– Да, дела… – протянул Розовски. – Выходит, она теперь никто? В смысле, ничья?
– Вот именно. Российское подданство она уже потеряла, поскольку, фактически, нарушила закон, попросив о подданстве другого государства. А израильского еще не получила.
– Может, и не получит, – заметил Натаниэль.
– Надеюсь, что получит, – адвокат нахмурился. – Очень надеюсь. Хотя бы после того, как мы с вами докажем ее невиновность.
Розовски вернулся к столу, ничего не сказав на это. Перелистал зачем-то лежащие на краю бумаги, отбросил их в сторону.
– Хорошо, – наконец, сказал Розовски. – Вот мой совет. Офра! – крикнул он. И, когда девушка вошла в кабинет, распорядился: – Подготовь для господина Грузенберга бланк соглашения.
– Значит, вы принимаете мое предложение? – спросил адвокат.
– Я не слышал вашего предложения, – Натаниэль усмехнулся. – Но поскольку вы обратились ко мне за советом, вы, как я думаю, собираетесь ему последовать. А мой совет – обратитесь за помощью к частному детективу. Вы уже обратились. И я согласился вам помочь. Только, упаси Бог, вы вовсе не поручали мне расследовать убийство, понимаете? Строго говоря, частный детектив не может заниматься подобными вещами.
– Что же я вам поручаю? – недоуменно поинтересовался Грузенберг.
– Как это что? – в свою очередь, удивился Натаниэль. – Вам же необходимо разыскать женщину, звонившую в полицию в тот вечер, верно? Вы сами об этом говорили!
– Да, конечно! Конечно, я поручаю вам разыскать эту женщину.
– Прекрасно. За это я берусь. Пока Офра подготовит документ, мы можем обсудить размеры оплаты. Но я так и не понял, кто становится моим клиентом: вы, Головлева или ее родственники?
– Я.
Розовски покачал головой в некотором сомнении.
– Скажите, Цвика, ваша подзащитная знает о том, что вы собираетесь обратиться за помощью к частному детективу? – спросил он. – Вы поставили ее в известность?
– Конечно, это противоречит правилам, – ответил адвокат, – но нет, не поставил. Я заручился согласием тех самых людей, которые пригласили меня защищать эту женщину.
– А если она, по каким-либо причинам, не захочет иметь дело с частным сыском?
– Не вижу этих причин. Думаю, она сама понимает, что полиция куда больше заинтересована предъявить обвинение ей, чем разворачивать новое следствие на столь шатких основах, как эти, – он кивнул на протокол допроса. – Родственники ее колебались недолго.
– Кто они, кстати? – спросил Розовски. – Вы говорите: родственники. Кто именно?
– Двоюродная сестра Головлевой и ее муж, Мирьям и Ицхак Шейгер. Я поставил их в известность о том, что собираюсь обратиться к вам за помощью, – сказал Грузенберг. – Они о вас слышали. Я сказал, что постараюсь убедить вас заняться нашим делом. Собственно говоря, я и самой Головлевой сообщил бы об этом, но не хотел зря обнадеживать.
Стоявший у окна спиной к адвокату Натаниэль удивленно на него посмотрел.
– Что значит – зря обнадеживать? – спросил он.
– Видите ли, Натан, я ведь знал, что вы в отпуске, – адвокат засмеялся. – У меня не было никакой гарантии, что вы пожертвуете отдыхом.
Розовски улыбнулся.
– Каюсь. Но у меня не было другого выхода. – Не волнуйся, – пообещал Розовски. – Без работы не останешься.
– Ну ладно, – Розовски отошел от окна, но сел не за стол, а во второе кресло для посетителей, напротив адвоката, по другую сторону журнального столика. – Перейдем к делу.
Адвокат мгновенно посерьезнел, подобрался. Взгляд его стал цепким и сосредоточенным.
– Во-первых, вы ничего не рассказали о результатах обыска. Разве полиция не проводила обыск в квартире Мееровича?
– Разумеется, проводила.
– У вас, случайно, нет полицейского протокола?
– К сожалению.
– Действительно, к сожалению… Насколько я понимаю, обыск не дал никаких результатов.
– Абсолютно.
– Отпечатки пальцев?
– О телефонном аппарате и дверной рукоятке я уже говорил. На всем остальном – только убитого. И в нескольких местах – в том числе, увы, и на рукоятке ножа – подозреваемой.
– Как она объяснила это?
– Ну, это как раз просто: увидев кошмарную картину, первое что сделала – попыталась вытащить нож. Чисто импульсивно. В итоге – чуть вообще не потеряла сознание.
– И под ее отпечатками нет других?
– Преступник, видимо, действовал в перчатках.
– Или же не существовал… – тихонько заметил Розовски.
Адвокат сделал вид, что не слышит.
– А в ее квартире? Которую она снимает?
– Снимают для нее родственники, – поправил адвокат.
– Да-да, конечно. Что там дал обыск?
– Не могу сказать. Полицейские не предъявили никаких улик.
Думаю, они обыскивали и ту квартиру – с тем же эффектом. – А как со мной? Могу я осмотреть ее квартиру? – спросил Натаниэль после небольшой паузы. – В вашем присутствии, разумеется.
– У меня есть ключи.
– Когда мы можем это сделать?
– Хоть сейчас.
– А что говорит экспертиза по поводу времени убийства?
– Это второй момент, благодаря которому мне удалось добиться ее освобождения, – сказал адвокат. – Экспертиза указывает на время несколько более раннее, чем восемь часов. Как вы помните, по словам Головлевой, она появилась в квартире Мееровича именно в восемь. Эксперты считают, что смерть хозяина квартиры наступила примерно за полчаса до этого. Или даже за сорок минут. Но поскольку Головлева не имеет алиби на этот час – плюс остатки ужина – полиция не очень доверяет ее показаниям относительно времени приезда.
– Ясно… Только что вы сказали, что ее освободят сегодня в… во сколько?
– В восемь вечера.
– Тогда второе, – сказал Розовски. – Прошу вашего разрешения на немедленную после освобождения беседу с этой дамой.
– Возражений нет.
– У вас нет, – уточнил Натаниэль. – А у вашей подзащитной?
– Думаю, тоже не будет.
– Надеюсь. И третье: переговорить с родственниками.
– До Головлевой или после? – уточнил Грузенберг, тщательно записывавший все это в миниатюрный блокнот.
Розовски немного подумал.
– До, – ответил он. – Сразу же после осмотра квартиры. А сейчас, если вы не возражаете, мне нужно дать указания моим помощникам.
Адвокат поднялся.
– Я подожду вас в машине, – сказал он.
Едва за Грузенбергом закрылась дверь, как в кабинет неторопливо вплыла Офра с очередной порцией кофе. Следом за ней вошел Алекс Маркин. Вид у обоих был виноватый.
– Что? – грозно спросил Натаниэль. – Оказывается, мне ни на день нельзя оставить службу? Агентство мгновенно превращается в ночной клуб, работающий днем? А ты, Офра, зря подлизываешься, кофе я больше пить не буду.
– Я не подлизываюсь, – оскорбленно ответила Офра. – А кофе я принесла вовсе не тебе. Алекс сегодня еще не пил. Поскольку ты всегда вызываешь его после ухода клиента, я позаботилась. Тебе бы это и в голову не пришло.
– Вот и замечательно, – сказал Розовски. – А теперь можешь идти и забрать кофе с собой. Я действительно должен поговорить с Алексом, но кофе он сегодня не заработал.
Офра негодующе фыркнула и конечно же не подчинилась. Так что Алекс, несмотря на грозный вид шефа, уютно устроился в кресле для посетителей с чашкой в руке.
– Ладно, – Розовски махнул рукой. – В таком случае, неси и мне. Цвика подождет.
Офра удалилась.
– Цвика? – переспросил Маркин. – Этот парень? Он что, новый клиент?
– Цвика Грузенберг, адвокат, – сказал Натаниэль. – И, между прочим, ты мог бы запомнить эту фамилию.
– Уже запомнил.
– Нет, запомнить раньше. Она уже звучала в нашем агентстве.
– Я и запомнил раньше, – сказал Алекс несколько обиженным тоном. И после паузы, добавил: – Только вот не помню, в связи с чем.
– Замечательно, – Розовски усмехнулся. – Вот это память. Ладно, я напомню: дело Ари Розенфельда. Помнишь?
– А как же! – Алекс встрепенулся. – Убийство в Кесарии. Еще бы!.. Так что, этот парень тоже был замешан? – недоверчиво спросил он.
– Боже мой, иметь в помощниках такого склеротика… – огорченно сказал Розовски. – Цвика Грузенберг был адвокатом покойного. И попортил, кстати говоря, немало нервов господам из страховой компании «Байт ле-Ам», чему я откровенно рад.
– Я тоже. Так что же этот адвокат?
Розовски задумчиво посмотрел на развалившегося помощника. Под взглядом шефа Алекс немного собрался. Во всяком случае, так можно было определить его неопределенное движение.
