Иной цвет

      - Портовые грузчики-ребята веселые...-с апломбом заметил я, открыл свой пустой чемодан и положил в него ее хозяйственную сумку.
      Мы подходили к огромным старым деревьям в конце улицы, где когда-то был парк.
      Лариса сказала, что должна меня оставить. Мы договорились с ней встретиться на следующий день.
      Я, счастливый, помчался на автобусную остановку, чтоб сразу же поехать и сдать билет. Веселая и возбужденная, став золотисто-шафрановой, на остановку прибежала Лариса. Оказывается, в своем чемодане я едва не увез ее пустую хозяйственную сумку...
      СОМНЕНИЯ
      Мне это солнечное утро запомнилось на всю жизнь.
      Мы купались, загорали и непрерывно болтали. Я, что мог, рассказал Ларисе о своем странном цветовидении. Рассказал и о нашем с Вадимом Мильчиным приключении в остинском лесу. Она смеялась и удивлялась, и сначала не верила моему рассказу. Думала, я все выдумываю. В том числе и про цветовидение. Когда же я упомянул о Ниготкове, что принял за него совсем другого человека, Лариса сказала:
      - Скорее всего, это он и был. У него где-то там старинные друзья живут.
      - Но как же он успел появиться дома?-недоумевал я.
      - Ну, не знаю. Может, на вертолете прилетел.
      В полдень мы сложили в сумку нашу одежду и пошли по берегу. Я включил магнитофон, и мы под тихую музыку неторопливо брели, говорили о разных разностях. Лариса что-то рассказывала о своей школе, о друзьях. Вспомнила о своей младшей сестре Жене и вдруг загрустила, совсем сникла, перестала говорить. Я спросил, что произошло. И она сказала, что в прошлом году ее сестра Женя утонула... Пошла с подругой купаться и не вернулась... Я молчал, потому что чем-либо помочь Ларисе был бессилен...
      Она забеспокоилась, что дома ее ждет мама, и мы повернули обратно. Я предложил встретиться вечером. Она сказала, что, вероятно, не сможет прийти, дала мне номер телефона, и мы расстались.
      Настроение у меня было плохое. Я съездил на нашу фабрику. Вернулся домой, и бабушка послала меня на базар... Часов в семь я позвонил Ларисе, мне никто не ответил, и я пошел в кино. Так, чтоб отвлечься от некоторых своих мыслей.
      Дома я оказался часов в девять.
      Со стола было еще не убрано. Не дождавшись меня, семья только что поужинала.
      Из спальни с развернутой газетой появился отец.
      - Садись, Костя, ешь,- сказала мне мать.
      По тому, как отец сел на диван, я понял: он сел для долгой беседы.
      - Ну, как живешь, Костя? - спросил он.- Расскажи хоть!
      - Что "как"?-торопливо принимаясь за еду, проговорил я.
      - Давно я тебя не видел. Завтракаем без тебя - спишь, обедаем без тебя, ужинаем тоже без тебя.
      - Я же не маленький.
      - Да, большой, независимый... На обследование не едешь, на работу не ходишь... Отставил пока эти пустячки? Инвалид третьей группы ждет социального обеспечения! Позор!
      - Еще котлетку положить? - спросила бабушка.
      - Ценное предложение, еще две,- кивнул я и, чтобы отвлечь отца от неприятного разговора, сказал: -Бабушка, вот к старости люди мудрыми становятся...
      - Не всем это, Костя, удается! - перебила она меня.
      - Ну, это верно,- согласился я.- Вот и тот...Один тут человек ярко-фиолетового цвета, почти как клюквенный кисель...
      - Ты вот что, слушай,- сердито сказал отец, отведя в сторону хрустящую газету,-оставь-ка людей в покое! А то взялся: тот такой, этот сякой!
      - Почти все люди зеленоватых оттенков, а он фиолетово-сиреневый,-сказал я.-Наш замдиректора по хозчасти. Представляете?..
      - Все зеленые!.. Ты сам-то еще зеленый, чтоб обо всех людях наотмашь да без разбору судить. Ишь, взялся! Чем, спрашиваю, занимаешься?
      - Дня через два начну работать.
      - Где?
      - В одном тут месте. Место неплохое. Очень хорошее! Смогу по пятьсот-семьсот процентов плана давать.
      - Это где же? - спросил отец.
      - Контролером в трамвайно-троллейбусном управлении. Я ведь сразу безбилетников вижу. Они почти все одинакового цвета...
      - Вот только сунься в трампарк! - отец схватил газету и быстро начал ее складывать.-Нашелся контролер! Только попытайся. Я тебе дам семьсот процентов! Ишь!.. Где полегче ищет. Пальцем указывать! Завтра-послезавтра поезжай на обследование. Неизвестно, что с глазами сделалось,- а он сидит. Контролер! Чего ждешь, спрашивается? Пока отслоение сетчатки в глазах начнется? Или глаукома, или совсем перестанешь видеть? Так? Уж ведь и ешь в темных очках.
      - Ну, отец, хватит,-сказала мать.-Он и сам не рад. А ты, Костя, об этом подумай, что отец говорит.
      Сложив газету, пожалуй, уже в шестнадцать раз, отец поспокойней сказал:
      - Пора тебе всю эту чепуху бросить. Хватит носиться! Все без толку. Не школьник уже.
      - Клюквенный кисель будешь есть? - вмешалась бабушка.
      - Конечно! Три стакана.
      Бабушка налила киселя полный стакан и, вопросительно взглянув на меня, сказала:
      - Ишь, какой красивый!
      - Да, красивый,-кивнул я, глядя на серое содержимое стакана.
      - А то чего это тебе,- совсем спокойно сказал отец,-по базарам ходить, редиску покупать. Не старик же ты, Костя, не пенсионер. Стыдно самому, наверное...
      - Все, отец, верно говоришь. Пора мне взяться за ум. Извините, скоро приду...-вставая из-за стола, торопливо проговорил я и вышел.
      Из автомата снова позвонил Ларисе. Она была дома. Я сказал, что, несмотря на поздний час, хотел бы ее увидеть и поговорить кое о чем совершенно неотложном...
      Еще издали я увидел золотисто-лимонное пламя.
      Она сидела в покривившейся беседке неподалеку от своего подъезда.
      - Костя, еще что случилось? Ты даже напугал меня.
      - Да ничего такого особенного и не случилось...-рядом с Ларисой садясь на скамейку, вздохнул я.-Понимаешь, наверное, ерунда какая-то это мое цветовидение. И нечего мне больше медлить. Надо на обследование ехать. Дело в том, что я в кино сегодня ходил, ну и, кажется, выяснил самое главное...
      - Ну так и что?- сердито спросила Лариса.
      - Лариса, как ты думаешь, если по правде сказать, нормальный я или нет?
      Она рассмеялась:
      - Ну, конечно,-до этой минуты!.. Да что случилось-то?
      - Кажется, никакие такие цвета я не вижу, а выдумываю.
      - Выдумывал?..- нахмурилась Лариса.- Так кажется тебе или ты выдумывал? Выдумывал, чтоб людей удивить, что ли? Чтоб поразить меня, да? Зачем?
      - Да не шуми ты. Выдумывал и выдумываю невольно!.. Сегодня вечером я звонил тебе. Не дозвонился и пошел в кино. Фильм старый, черно-белый еще. Интересный. И вот, представляешь, где-то с середины сеанса персонажи на экране стали появляться слегка расцвеченными... Сначала-никакого цвета. Но как только я вспоминал, узнавал, кто это, какую роль играет, так сразу же во всей его фигуре проявлялся его особенный цвет.
      - Мне это, Костя, не страшно. Честное слово. И ты меня не пытайся испугать такой ерундой.
      - Я и не пугаю...-хмыкнул я.-Но ведь фильм-то был не цветной. Значит, я сам...
      - Ах, Костя! Какой же ты счастливый,-засмеялась Лариса.- Всем темно, а тебе светло.
      - Ты напрасно иронизируешь,-мрачно сказал я.-Выходит, что вообще все я как бы сам и "расцвечиваю", сам, от себя, наделяю цветом, в том числе и Ниготкова... Значит, одни сплошные ошибки были у меня...
      - Сплошные?..- встав со скамейки, не то удивилась, не то возмутилась Лариса.-А я?.. Как же ты обо мне все точно узнал и верно увидел? Или все выдумал?.. Может быть, Костя, ты и взаправду ошибся. И я никакая вовсе не золотистая и не лимонная.
      - Нет, я не ошибся,-твердо сказал я.
      Мы с Ларисой никак не могли расстаться и проговорили еще часа три...
      Домой я отправился в половине первого ночи.
      Пошел кратчайшей дорогой - через туннель под железнодорожными путями.
      Уже подходя к туннелю, я в его светлевшем, едва различимом противоположном прямоугольнике увидел розовато-фиолетовую фигуру. Этого и следовало ждать!
      Не останавливаясь, я продолжал свой путь. Было совершенно очевидно, что идти обратно нельзя.
      Я оглянулся: метрах в семидесяти за мной следовали две фигуры-одна сиреневая, другая-сизовато-терракотовая.
      Я прошел через весь туннель и остановился в тени высокой железнодорожной насыпи.
      Трое сразу же подошли и остановились в пятисеми метрах от меня - один спереди, двое других сзади, в тени. Нельзя сказать, что тут была тень, что с этой стороны насыпи было темно. Просто здесь было иное освещение.
      Слева с пепельно-зеленоватой насыпи, поросшей высокой редкой травой, торопливо спускался, почти сбегал четвертый тип - какого-то непостижимо оранжево-фиолетового цвета. Уж мне-то было известно, что такого цвета быть не может, но отделаться от ощущения, что я вижу оранжево-фиолетовый цвет, я не мог.
      Тот, которого я увидел первым, фиолетовый, сказал:
      - Парень, дай прикурить. Спички есть?
      - Я не курю,- еще не решив, что предпринять, как можно хладнокровней ответил я.
      - Не ври, не ври!..-ласковым голосом остановил он меня, как бы нехотя приближаясь ко мне.Покуриваешь ведь...
      Они все трое негромко, невесело засмеялись. И смех их был такой же, как у тех в лесу: трусливый и вместе с тем издевательски жесткий, смех равнодушный и блудливый.
      - А ну-ка, посмотрим, какой ты куришь табачок. Где у тебя кармашки? Ну-ка, ну-ка...
      Он полез к моим карманам. Не прошло и минуты, как я их увидел.
      Нет, они не медлили. Могло только показаться, что они совсем не торопились.
      Из туннеля вынырнула ничем не примечательная "Волга".
      Машина резко, бесшумно тормознула.
      - Зосимыч!-негромко крикнул сбежавший с насыпи оранжево-фиолетовый.-За тобой легковая тянется...
      Из туннеля выскочил "Москвич". Не знаю, почему не крикнул я сидевшим в нем людям. Или не сообразил, или постеснялся показать себя трусом?
      Что было дальше, я не совсем четко помню. Они меня крепко держали, быстро подталкивали, едва ли не волокли к своей машине. И непрестанно, хитроумно били,-так что я не падал, но по временам у меня захватывало дух и в глазах темнело.
      Как вдруг около самой машины они меня оставили, а сами куда-то бросились.
      Из туннеля ослепительно сверкнули две фары.
      До меня тут же донеслись чьи-то веселые, озорные слова: "Ребята, наших бьют!"
      Раздался хохот.
      Кто-то забарабанил по кабине грузовика.
      Три моих преследователя мигом вскочили в автомашину, и через несколько секунд след их простыл.
      Четвертый, оранжево-фиолетовый тип, тот, который был в стороне, на четвереньках стал подниматься обратно по насыпи...
      Ко мне мигом подбежали человек десять незнакомых мне молодых людей. Кто-то из них помог мне. Я поднялся.
      Начинал накрапывать едва заметный дождик.
      - Кто они такие?-спросил меня самый оживленный и, наверное, самый смелый парень. Он, как мне показалось, никогда не унывал и поэтому-то был красно-оранжевого цвета, скорее даже огненный.
      - Не знаю...-сказал я.-А вы кто такие?
      - Мы строители,- синевато-зеленая девушка ладонью поправила косынку на голове.-Домой едем; Со второй смены.
      Почти все ребята были всевозможных зеленых, синеватых и оранжевых оттенков.
      - За что они тебя так? - спросил меня огненно-цветный парень.
      - Не знаю. А может, и знаю... Не нравлюсь я им.
      - Ребята,- сказала синевато-бирюзовая девушка,-его надо до больницы довезти. Мало ли что...
      - Довезем! Вот ребята из погони вернутся и поедем.
      - Нет,-сказал я,-пойду домой. В больнице мне делать нечего.
      Минут через десять, громко говоря, к нам подошли двое, а потом еще двое из числа этих же ребят.
      - Ну что, Роман? - спросил огненно-цветный одного из подошедших.
      - Жаль, ну и жаль-не догнали. Хотел бы я его схватить за шиворот. Это они его так уделали? Завтра, парень, будешь цветной, как картинка. А мы за тем персонажем около километра бежали. И не догнали!..
      - Вы поедете или пешком пойдете?!-злился высунувшийся из-за приоткрытой дверцы шофер с аккуратненькими усиками.
      - Мы, Владислав, ночевать тут будем! - крикнул шоферу огненноцветный парень.- Глуши свою хлопушку!
      Бурно обсуждая случившееся, все в один миг взобрались в кузов. Протягивая сверху руки, говоря что-то шутливое и привычное, парни помогли взобраться смеющимся девушкам. Мы сидели на дощатых лавках, прибитых к прямоугольной раме. Я почему-то оказался в середине, смотрел и прислушивался к этому деятельному, веселому народу.
      По просьбе ребят шофер сделал крюк и довез меня чуть ли не до самого дома.
      ПРИЗНАНИЕ ЭГОИСТА
      На следующий день я с утра занялся всевозможными примочками, чтоб хоть немного устранить с лица, говоря языком моей профессии, хроматическую-контрастность, а попросту-синяки.
      Потом я пошел в ближайший автомат, чтобы позвонить Ларисе.
      Я уже набрал на диске номер, как вдруг какой-то бурый, со слабым сливяным оттенком сорокалетний коротыш открыл дверь и попросил меня потесниться,
      - Вы чего лезете?-спросил я.-Чего надо?!
      - Парень, надо поговорить. Недолго...
      Он сунул левую руку в карман.
      Упершись в автомат спиной, я руками и одной ногой толкнул его с такой силой, что дверь будки распахнулась, ударилась и из нее со звоном полетели стекла. Трубка вырвалась из рук и разбила боковое стекло.
      Незнакомец исчез молниеносно.
      Мне все эти дьявольские шутки уже изрядно надоели.
      Часов в одиннадцать я пошел в милицию и обо всем рассказал. Там решили "фиолетовыми ребятами" заняться. Мне обещали помочь. Попросили в ближайшие дни допоздна нигде не задерживаться и никуда не уезжать...
      Я был зол на вчерашних своих обидчиков.
      После обеда я взял свой портфель и отправился в универмаг, в хозяйственный отдел. Надо было купить электроплитку, так как газовую магистраль со дня на день должны были отключить на продолжительный ремонт.
      Эх, если б появился хоть один фиолетовый! Уж я схватил бы его за шиворот - и будь что будет.
      Я купил электроплитку и вышел из универмага.
      Теперь мне предстояло уплатить за пользование электричеством.
      Я шел по солнечной улице и был очень внимателен.
      Вокруг шли зеленоватые люди. И только некоторые имели оттенки бирюзового, красноватых и золотисто-оранжевых цветов-такие, какие, по большей части, имели дети.
      Вот прошла с улыбкой на счастливом лице золотисто-персиковая девушка. Она кого-то любит.
      Вот по той стороне улицы с рулоном в руке быстро шагает ярко-смарагдовый, волевой энтузиаст. Скорее всего, это изобретатель.
      Навстречу возбужденному эрудиту плавно плывет толстая фисташковая женщина. Она кому-то сострадает, одобряет чей-то поступок. Она...
      Но вот с другой стороны улицы, наискось от цветочного магазина мчится канареечно-желтый толстоватый себялюбец. Он в сверхмодных одеждах. В руках у него букет синевато-зеленых цветов. Не знаю, может быть, у него даже имя было Нарцисс...
      Себялюбец пересекает улицу.
      Такая случайность!
      Навстречу канареечному, порывистому себялюбцу на середину улицы выбегает длинноногий соломенно-желтый эгоист.
      Я засмеялся, стоя на бордюре.
      Они готовы были столкнуться.
      Все бибикало, неслось и теснилось к тротуару... Я перестаю улыбаться. Челюсть моя отвисает, потому что я предчувствую печальный финал.
      В последнее мгновение себялюбец сделал что-то вроде пируэта, увернулся...
      Эгоист же был сбит.
      Он лежал в трех метрах от эпицентра, вгорячах пытаясь подняться. Я бросился к нему, едва ли не на спине дотащил до края тротуара.
      - Как вы себя чувствуете? - спросил я его. Прикрыв глаза, как бы сосредоточиваясь на глубокой мысли, он вдруг возмутился:
      - Неужели он не мог меня объехать?!
      - Успокойтесь, вам вредно волноваться,- легонько похлопал я его по плечу и под голову, на которой неприятно рассыпались длинные, хилые волосы, положил свой портфель. Я попытался расстегнуть ему пояс, но он отшвырнул мою руку. Хотел расстегнуть тугой ворот рубашки, он возмутился:
      - Не прикасайтесь к горлу!
      - Врача, скорую вызвали?-спросил я.
      - Да, побежали звонить,-успокоили меня.
      - А то он уже катастрофически меняет цвет...- неосторожно заметил я.
      - Цвет?.. Значит, это конец!-широко открыв глаза, проговорил несчастный и вдруг ужаснулся: - Это же он! Опять он!.. Константин, я боюсь вас! Пощадите же!
      - Вы меня знаете?-удивился я.
      - И знаю, что эту уличную катастрофу устроили вы!
      - Да вы с ума спятили! Причем здесь я? Я стоял на бордюре.
      - Многие стояли на бордюре... Стояли, да не так и не для того!..обидчиво прошептал он, становясь сизо-буланым...-Мы все знаем, Константин.Он помолчал.- Но я до конца хочу быть правдивым. Все скажу!.. И тогда ночью в лесу, несмотря на кромешную тьму, вы все видели. Я знаю. Но за что вы меня там ударили?
      - Так это были вы?-поразился я.-Тот, бурофиолетовый, гонявшийся за мной, как бык?..
      - Второй раз,- страдальчески поморщился пострадавший,-вы склоняетесь надо мной. А в третий?.. Над моим телом?
      Его лицо передернулось.
      - Следовательно,-уточнил я,-там был не Ниготков?
      - Нет. Был я, Игорь Словесный. Игорь Тимофеевич... И другие. Константин, заклинаю вас, не губите меня. Пощадите!..
      - Между Ниготковым и вами, Игорь Тимофеевич, есть что-то общее. Почему ночью в лесу я вас принял за Ниготкова?
      - Мы двоюродные братья...
      - Вы двоюродный брат Ниготкова?
      - Сожалею об этом! - искренне воскликнул он.-Я с ними хочу порвать. Навсегда! Я решил... Порву! И с братом...
      Словесный закрыл глаза, сжал тубы.
      Я обратил внимание, что он еще быстрей начал утрачивать соломенно-желтый цвет, когда сказал, что боится меня. Он становился все более и боле& пепельным и уже почти сливался с асфальтом. Так вот почему он был соломенно-желтым, а не фиолетовым: он решил с "ними" порвать!
      - Скажите же о Ниготкове самое главное! попросил я.- Говорите!
      - Не могу...-с трудом разжал он губы.- Язык не поворачивается. Я с ними порвал - и довольно этого... Они тогда мне...
      Он действительно боялся меня. И только значительно позже стало известно, какое именно заблуждение руководило всем его не совсем понятным поведением.
      В нем появился настороживший меня сливяносизый оттенок.
      - Ну хорошо, Константин,..-внутренне с чем-то согласившись, прошептал он и тут же тоном, заключающим в себе все значения жизни и смерти, тихо, с сожалением воскликнул:-Какой там Константин!.. О, я знаю, кто вы!.. Почему вы видите в темноте? Никто не видит. А вы видите. Почему?
      - Я потом вам все расскажу, Игорь Тимофеевич!
      - Нет, слушать нечего... Ты - антихрист. Вот ты кто! Я знаю. Мы знаем... Вот как ты появился...
      - Ахинея это, товарищ Словесный! Элементарная чепуха. Лучше сразу говорите о Ниготкове. Ну же!
      - Только ради собственного спасения...-не открывая глаз, в странном волнении проговорил он и замолчал.
      - Не хотите говорить-ну и-не говорите! Вам же хуже будет,- грубовато встряхнул я его за плечо.
      - Да, да!.. Они сегодня...- медленным и основательным движением ладони стерев со лба липкий пот, забормотал Игорь Тимофеевич.-Они сегодня совершат... Они поедут за медом. На пасеку... И он с ними... Любит он сладкий мед!.. Нет, нет! -вдруг прошептал он и в знак отрицания замотал головой и вскинул над собой руки.-Нет! Что это я говорю?.. Нечего мне сказать... Ну что вам всем от меня надо?! Что? Уберите меня от него! Пусть уйдет и не мучает!
      - Вы посмотрите-вот прилип!-с возмущением сказала надо мной какая-то женщина.-Человека сбили, а он привязался с разговорами!..
      Осуждающе заговорили и другие.
      Неожиданно голова Словесного повернулась набок. Казалось, он потерял сознание. Лежал с открытыми глазами и молчал.
      Да, он хотел сказать еще что-то, но так и не решился. Будучи по натуре двойственным, Игорь Словесный, очевидно, часто так поступал в критических ситуациях. Получалось, что он как бы что-то и сказал мне, тем самым вроде бы сняв с себя половину вины, и в то же время как бы ничего определенного мне не сообщил и тем самым снимал с себя ответственность за мои выводы.
      После короткого молчания я просил Словесного:
      - Скажите, где эта пасека, Игорь Тимофеевич!..
      Он лежал с закрытыми глазами и молчал. В его пепельно-сизом цвете появились песочные тона. Помоему, Словесный слышал меня.
      Надо мной раздался отчетливый голос:
      - Извините!
      Я поднял голову. К нам склонялся высокий молодой милиционер.
      - Вы медик, брат?-спросил он меня.
      - Нет...
      - А, тоже пострадавший... Прошу встать, если можете. Граждане, прошу всех отойти!..
      - Скорая помощь! -громко сказал кто-то.
      Я отошел в сторону.
      Вдоль улицы, в который раз уж, порывом, сметая бумажки, подул ветер. В небе клубились предгрозовые тучи. Дождь мог пойти с минуты на минуту. Я отправился домой.
      Еще недавно я мучился в догадках: какое преступление эти фиолетовые совершили-какое-нибудь бандитское нападение, поддельные деньги, грабеж, мошенничество?..
      Теперь же, после слов Словесного, все как будто прояснялось: с какой-то пасеки могло быть совершено крупное хищение меда. Мед, мед... Все-таки была в этом "меде" какая-то фальшь!..
      Мне бы надо было обо всем просто-напросто сообщить в милицию. Но я не очень-то торопился. По правде сказать, мне хотелось самому схватить Ниготкова за руку.
      Короче говоря, с этого часа из-за ложных представлений и своей самонадеянности я начал совершать ошибки.
      Из автомата позвонил Ларисе. Она была дома.
      Мы договорились с ней встретиться в четыре часа у кинотеатра "Аленка".
      Позвонил на фабрику Вадиму Мильчину, чтоб и он принял участие в поимке Ниготкова. Но ведь была суббота! Я помчался к Вадиму домой. Дома его не было. Оставил записку и с одного края города помчался на другой, к кинотеатру "Аленка".
      Я ждал Ларису на скамейке. Она что-то не приходила. Напротив меня останавливались и катили дальше трамваи. Вдруг на остановке среди ровной и спокойной цветовой гаммы пассажиров появилось яркое пятно. С передней площадки прицепного вагона среди прочих пассажиров сошел мужчина в широченных, наверное, чесучовых одеждах, в соломенной шляпе. Он был фиолетового цвета!
      Я быстро подошел к нему и резко спросил:
      - Извините, ваша совесть чиста?
      - Нет,- ничуть не удивившись вопросу, коротко. сказал он, придерживая от порывов ветра свою шляпу.- Не чиста. Это точно.
      - Почему? Можете сказать?
      -- Вот как!..-попытался он сдвинуть на затылок свою соломенную шляпу.Первый раз в жизни-и попался. Извините, товарищ контролер! Вот первый раз надел новый костюм-и оказался без копейки. Забыл взять деньги и пока по карманам искал, "зайцем" две остановки проехал. Вот и решил до третьей, хоть и тяжеловато, пешком дойти. А как вы догадались?
      - По выражению...
      - Извините, а где это вас так... побили? И как можно: по лицу?..-с болью в голосе проговорил он.
      - На службе... В бункер упал,- промямлил я.
      - Надо бы поосторожней,-сморщился он.- Так нельзя!
      - Извините...-сказал я.
      - Да что уж вы! Всего доброго.
      Я вернулся к скамейке и сел, склонившись к коленям. Мне было стыдно как-то, очень неприятно.
      Ветер все усиливался. Дул порывами. Серые тучи разлетались. Солнце то пряталось, то выходило из-за туч, все освещая.
      Сияя золотисто-лимонным пламенем, пришла подгоняемая ветром Лариса.
      - Здравствуй, опечаленный адмирал!-с веселыми искорками в голосе, насмешливо проговорила она.- Скажи, будет ли буря?
      - Привет,-склоняясь еще ниже, ответил я.- Буря будет обязательно.
      Она села рядом со мной.
      - Ну, что загоревал? Корабли разметало по морю? А?..
      Наверно, только что читала книгу. Она постоянно играла какую-нибудь роль-или тех героинь, о которых только что вычитала в книжке, или копировала знакомых женщин.
      - Ну, наплакался?
      Я выпрямился, откинулся к спинке скамейки.
      - Ой, ужас! Побит?.. Синяки... И какие это дети отколошматили тебя?
      - Дети?..-вдруг вспылил я и, не задумываясь, сказал:-Лариса, твой дядя Ниготков, очевидно, вор!
      - Очевидно?..-сердито спросила она.-А для нас это не очевидно! И с чего ты это взял? Я запрещаю тебе так говорить о нем!
      - Ниготков ворует мед! Лариса, а вашей семье Демид Велимирович мед приносил?
      - Да, приносил! И я его ела. Ворованное такое сладкое! - съязвила она.
      - Когда приносил?
      - В прошлом году! Все?
      - Мед был ворованный...
      - Какой ужас... Значит, мы опозорены? Ах, Костя, что мы должны сделать? Я сейчас же пойду и все расскажу маме.
      - Сколько он вам меду привозил?
      - Две банки. Но ведь мы же не знали, что он его украл!
      - Банки большие были?
      - Да,-кивнула она.-Трехлитровые.
      - Ну, это ерунда!..
      - Правда, Костя?-улыбнулась она.
      - Конечно. Вот сегодня они хотят похитить с пасеки побольше... Может, несколько тонн.
      - Какой кошмар! И это Демид Велимирович!.. А нам сказал, что мед от бабки Анисьи, от его матери.
      - А где она живет?
      - В деревне Подлунной. Это километрах в трехчетырех от станции Остинки...
      - Остинка?!. А, знакомая станция!-почти что злорадно воскликнул я.-Все складывается как нельзя лучше. Вот оно что, оказывается!.. Вот оно что!
      - Там и пасека есть,-продолжала Лариса. - Подлунная на этом берегу, а пасека на другом...
      Я достал сигареты, закурил.
      - Ты бы лучше не курил!-после молчания сказала Лариса.
      - Почему?
      - Ну, потому что не умеешь.
      - Ты знаешь,-сказал я,-хочу я Ниготкова сам за руки схватить. А то все думают, я к нему придираюсь... Это ведь его друзья так меня разукрасили.
      - Ах, вот оно что! - она кулачком стукнула себя по колену.-Ну, Ниготков!..
      - Лариса, поедем в эту самую Подлунную. Сейчас же,- решительно сказал я, поднимаясь со скамьи.
      - Зачем это?.. Да и поздно ведь, Костя.
      - Ерунда! До Остинки на электричке-полчаса. Поезжай сейчас же домой. Возьми какую-нибудь пустую банку с авоськой. Поедем в гости к бабушке Анисье. Вроде бы за медом. Может быть, вначале ты одна к ней зайдешь. Там увидим... Посмотрим, что там делается.
      - Еще и вор! - возмущалась Лариса.- Посмотрю, какие у них будут лица!.. Костя, а может быть, завтра утром нам поехать?
      - Все произойдет сегодня...
      Мы договорились с Ларисой встретиться в скверике у кинотеатра.
      Я посадил ее на трамвай, а сам пошел в гастроном. Купил сыру и конфет. Из магазина направился к кинотеатру.
      Лариса меня уже дожидалась. Рядом с ней на скамейке, завязанная в авоське, стояла стеклянная трехлитровая банка.
      -Дома никого нет,-вздохнула она.-Дядю Демида мне просто противно видеть, но я поеду с тобой. Оставила записку, что поехала с тобой, Костя... Что до заката вернусь.
      - Лариса! Кто тебя просил с этой запиской!.. Только сорвешь мне операцию...
      Минут через пятнадцать мы на такси домчались до вокзала. Четко, ритмично под нами застучали колеса электрички.
      ИИТЬ-ПAУТИИКА
      В Остинке ветер был тише. А может, просто к
      вечеру он везде стал стихать. Было очень хорошо. Вокруг лес. Не жарко.
      Последние белые облака в синем небе таяли, и казалось, что они плывут не к горизонту, а в синюю высь летнего вечера.
      Перед дорогой в Подлунную мы присели на скамеечке у вокзала.
      - Ну, а на пасеку ты пойдешь?-спросила меня Лариса.
      - Конечно!.. Сначала посмотрим, что делается в Подлунной,у бабки Анисьи.
      - Знаешь, Костя, бандитов ты можешь ловить хоть всю ночь, но только с вооруженным милиционером. Ты же обещал мне! Ну, и где он? Очень нужно, чтоб они тебе голову отвернули.
      - Да,-согласился я,-пора о них сообщить...
      Почему-то весь пыл с меня слетел. Мне уже совсем не хотелось, на ночь глядя, ехать на эту пасеку. Ну, доберемся мы до нее... А там Ниготков бочки с медом катает, а его друзья на левый грузовик воск плитами укладывают. Как же! Торопят друг друга, шепчутся, говорят: побыстрей надо, а то часа через два-три на пасеке со своей девчонкой Дымкин появится. Уж тогда нам несдобровать... Как же еще!
      Здание милиции находилось недалеко от вокзала. Оно мне памятно было с той передряги в остинском лесу.
      Мы вошли в коридорчик. Я постучал в дверь.
      - Я не пойду...-отстранилась Лариса.
      - Входи,- я открыл перед ней дверь.
      Мы вошли. За столом сидел лейтенант Горшин. Конечно, я узнал его. Позади, слева от него, стоял небольшой открытый сейф. Внимательно на нас глядя, Горшин левой рукой укладывал в него какую-то папку.
      - Я вас слушаю,-сказал он.
      - Мне нужен милиционер,- сказал я,- желательно вооруженный.
      - Что случилось? Садитесь.
      - Пока ничего... Но может случиться.
      Мы с Ларисой сели на диван.
      - Вам известно, что должно что-то произойти?
      - Трудно сказать... Кажется, должно,- сдержанно проговорил я.
      - Что, где? Когда? - поднялся Горшин.
      - По-моему,-сказал я,-на пасеке, недалеко от деревни Подлунной должна произойти кража.
      - Мой дядя,-уверенно сказала Лариса,-хочет украсть несколько тонн меда. Он уже однажды приносил нам ворованный мед.
      - Откуда вам известно, что он хочет красть?
      - Он сказал...-кивнула Лариса в мою сторону.
      - А вам откуда известно? - спросил меня Горшин.
      - Мне сказал Словесный Игорь Тимофеевич. Его сбили мотороллером... Он меня боится.
      - Почему он вас боится?
      - Потому что я в темноте вижу, как днем. Вот они и боятся меня.
      - Та-ак!..- расслабившись, откинувшись к спинке стула, проговорил Горшин.- А вы, девушка, тоже в темноте видите?
      - Нет, Костя один такой. Больше таких людей на свете нет. Он один,-прошептала она.
      - Товарищ Горшин, неужели вы совсем не узнали меня?-спросил я лейтенанта.-В лесу-то не так давно эти ребята пытались нас с Мильчиным схватить...
      - А, художники? - воскликнул Горшин.- Ну все, ясно! А то гляжу, и никак не могу вспомнить: лицо знакомо, но при каких обстоятельствах... Так в темных очках и ходите? Дымов, по-моему?..