Политический класс 39

Той самой империи, под гнетом которой веками томились христианские народы, в том числе наследники греческой цивилизации — предтечи европейской, частью которой, между прочим, являлась и Англия. Когда в 1821 году началось освободительное восстание греков, на которое турки ответили массовой резней, Лондон пальцем не пошевелил, изъявив лишь одно желание — чтобы султан поскорее навел «порядок». Более того, Форин офис отвергал или саботировал все инициативы России о совместном вмешательстве в этот конфликт, тем самым давая Порте карт-бланш на продолжение карательных операций. И лишь героическая борьба греков и восшествие на престол в России решительно настроенного Николая I изменили ситуацию: Лондон пришел к выводу, что выгоднее поддержать «сепаратизм» и получить свои дивиденды. Виртуозная техника решения этой задачи достойна восхищения. Прежде всего потому, что это было сделано руками соперницы — России — и при такой международной конъюнктуре, которая, казалось, не обещала англичанам ничего, кроме потерь. А обернулось все громадным стратегическим выигрышем, обеспечившим Англии доминирующие позиции в Восточном Средиземноморье вплоть до середины ХХ века. Н евеселая, но поучительная для нас ирония истории: оказалось, что в войне с Турцией за независимость Греции русские (а не британские) воины проливали кровь за то, чтобы независимая Греция выбрала себе в качестве долгосрочного стратегического союзника и опекуна не Россию, а Англию. При этом Лондон умудрился сохранить дружеские отношения с Портой и вернуться к политике защиты целостности Османской империи, не упуская возможности при любом удобном случае обвинить Петербург в посягательстве на этот «нерушимый принцип международного права». К то-то скажет: «Давно это было». Возможно. Вот только не забыть бы за давностью лет, что подобные исторические факты (а их тьма), сколько бы мы ни отворачивались от них как от дидактически бесполезной архаики, убеждают в одном: если с тех пор что-то и изменилось в двойных стандартах, так это масштабы их применения, которые явно расширились, и прикрывающая их риторика, которая стала более изобретательной. Непоколебимой сущностной константой остается и навсегда останется идея о высшей целесообразности, а средством ее реализации в конечном счете — сила, которой лучше не угрожать и не пользоваться, но иметь которую нужно непременно. Ч то делать и как делать? Р астраченные в 1990-е годы силы России нужно копить умно, не давая клятв верности идеям глобализации, но и не впадая в изоляционизм. Использовать лишь однозначно выгодные для нас составляющие того и другого. Н е коллекционировать членские билеты международных организаций, издержки пребывания в которых для России выше преимуществ. Н и в коем случае не давать втягивать себя в чужие игры и ни за какие посулы, ибо новейшая история показала, чего они стоят. П ерестать долдонить об исконной и непреходящей европейскости России. Не потому, что это не так (хотя бы отчасти), а потому, что это выглядит как унизительное прозябание в очереди в Европу и коленопреклоненный призыв причислить нас к «цивилизованному миру». Насильно мил не будешь: когда созреют — полюбят, если уж нам без этой любви никак не прожить. Глупо кичиться своей исключительностью, но не намного умнее повторять с упоением кем-то придуманную пустую формулу: «нормальная страна». З ачем нам вообще идентифицировать себя непременно с кем-то или с чем-то? Это еще как-то можно было бы понять, не имей Россия огромной богатейшей истории. Поиск матрицы для самоотождествления вовне себя и есть то самое догоняющее развитие (в данном случае в области идеологии), о пагубности которого говорят ведущие эксперты. Н ад «комплиментарным имиджем» России нужно неустанно трудиться прежде всего внутри России, искореняя постыдную нищету, безнравственность, преступность, немыслимую коррупцию и воровство, бескультурье и невежество. Только тогда у нас будет соответствующий образ и за рубежом. Пока же, к сожалению, мы можем экспортировать, скорее, картины потемкинских деревень, пышные фасады, скрывающие убогую и опасно контрастную реальность. П рошло время, когда не считалось неприличным говорить, что «колбаса за рубль двадцать» должна стать национальной идеей России. Кое-кто, видимо, не возражал бы против превращения народа в коллективное одномерное существо, удовлетворенное в своих физиологических потребностях и полностью лишенное духовных. Сейчас многие видят и понимают, какой трагедией это грозит России. Утешение, правда, не великое, если не знаешь, что делать со все еще высокими темпами моральной деградации «верхов» и «низов» нашего общества. О становить и повернуть вспять этот процесс, стать сильной, справедливой, богатой державой, принадлежность к которой и право участвовать в ее судьбе почитались бы за высокую честь и ответственность. Чем не национальная идея? Вот только не нужно ее торжественно постулировать, научно обосновывать, искусственно выращивать и директивно навязывать. При этом еще и чертить для всеобщего обозрения график ее поэтапной реализации со всякого рода встречными планами. Эта идея сама собой станет национальной, когда в нее поверят миллионы людей, поверят, что она для них, а не для тех, кому и жиреть-то дальше уже некуда. Т яжелую, кропотливую работу побежденного по преодолению последствий своего поражения принято с легкой руки Александра Горчакова именовать «сосредоточением» (некоторым больше по душе «мобилизация»). Точное, емкое русское слово, отражавшее одновременно и суть, и метод решения вставшей перед Россией после Крымской войны фундаментальной проблемы — вернуть себе статус великой державы путем подчинения внешнеполитических задач внутриполитическим. П ервые ощутимые плоды политика «сосредоточения» принесла лишь через 15 лет (когда в 1871 году Россия вновь обрела суверенные права на Черное море). И случилось это вопреки мощному противодействию Европы, которое осуществлялось на основе открытой и беззастенчивой спекуляции двойными стандартами. Европа твердо стояла на страже беспрецедентно унизительного для России Парижского мира 1856 года, громко протестуя против малейших его нарушения со стороны Петербурга. Сами же европейские кабинеты во имя высшей целесообразности позволяли себе попирать международные нормы и существовавшие договоры беспардонным образом. И неизвестно, как долго еще Россия носила бы проржавевшие кандалы 1856 года, если бы в 1870 году две очень культурные европейские державы — Франция и Пруссия — не сцепились друг с другом из-за выеденного яйца, показав уж в который раз, что в международных делах все решает сила, а не какие-то там тексты трактатов, назначение которых — красиво оформить победу одних и поражение других. Н елишне будет напомнить: равновесие, стабильность, порядок в Европе разрушала не «дикая» и «агрессивная» Россия, а утонченная и просвещенная европейская политическая элита, вымостившая в конце концов прямую дорогу в ад двух мировых войн. И после всего этого она хочет учить нас гуманизму и правилам хорошего тона в международной политике, заодно присваивая себе право решать, отпускать нам наши грехи или наказывать за них. П овторюсь: в начале 1990-х годов многие россияне жили надеждой на справедливое воздаяние за постигшую их катастрофу 1991 года. Им внушали и они верили, что это тяжелая, но необходимая жертва во имя новой, счастливой, свободной жизни с неограниченными возможностями во имя вечного мира, сердечного согласия, духовного и взаимно обогащающего слияния с западной цивилизацией и всем человечеством. Т о ли не рассчитали. То ли не повезло. То ли заведомо обманули. То ли все вместе взятое. Кто в этом виновен больше, а кто меньше — уже не так актуально. Но остается и приобретает исключительное, жизненно важное содержание другой «русский» вопрос: что делать? К величайшему сожалению, продолжать «сосредотачиваться». Причем уже не только теми способами и темпами, которые стали применяться с начала 2000-х годов. При всем кардинальном и целительном характере перемен, осуществленных Путиным, динамика углубления нового курса сдерживалась очень сложными объективными и субъективными факторами (включая элементарную человеческую порядочность президента по отношению к предшественнику). Не то чтобы сегодня все эти факторы исчезли или намного упростились. Но общеполитическая и психологическая среда, в которой их можно более эффективно нейтрализовать или использовать, все же изменилась. К онечно, люди на вершине власти кому-то чего-то и за что-то всегда должны, и это накладывает определенные ограничения на свободу их решений. Однако сегодня есть скромная надежда, что в Кремле, быть может, впервые в нашей истории складывается конструктивный тандем совместимых личностей, способных разобраться между собой с максимальной пользой или минимальным вредом для России. Это значит — повести ее быстрее и дальше по пути «сосредоточения». С реди хорошо известных проблем, требующих глубокого, масштабного, но — тут уж торопиться рискованно — постепенного решения, есть крайне деликатная и крайне неудобная для любого правителя: обновление политических элит, под которым имеется в виду не простая номенклатурная ротация и не замена одной вороватой клики другой, а создание механизма государственного управления, работающего как часы независимо от того, на чьей руке они находятся. Дорога во власть должна быть открыта для умных, честных, достойных доверия народа избранников. И наглухо закрыта для тех, кто не обладает этими качествами и не способен воспитать их в себе. О браз правления с помощью такого человеческого материала, как известно, именуется меритократией. Если это пока утопия, то не исключено, что такая же, какой в свое время являлись многие научно-технические идеи до их практического воплощения в жизнь. Впрочем, законы общества — это не физика, а нечто гораздо более сложное. Поэтому лучше исходить из того, что меритократия является, скорее, теоретическим идеалом, ценность которого не в его недосягаемости, а в его вдохновляющем начале, побуждающем стремиться ввысь. Путеводная звезда существует не для того, чтобы ее достичь, а для того, чтобы к ней идти. Д вижение к идеалу меритократического государства особенно актуально в такой стране, как Россия, где чувство правды и справедливости развито генетически, где у народа всегда были непростые отношения с властью, где никогда не убывал спрос на людей, живущих не по лжи. В советское время идея меритократии нашла свое, соответствовавшее тогдашним целям и реалиям выражение в принципе «кадры решают все». Этот принцип применялся жестко и, когда вынуждали обстоятельства, жестоко. В кадровых прополках исчезали не только сорняки. Летевших от рубки леса щепок было порой неоправданно много. Не всегда справедливы были сетования на отсутствие «других писателей»: они существовали, их просто следовало хорошо разглядеть и сберечь для общего дела. Не стоит ни беспечно закрывать, ни с ужасом выпучивать глаза на эти неизбежные издержки невиданного модернизационного процесса в гигантской стране, живущей во враждебном окружении. Н о то, что принцип работал, — вне всякого сомнения. С егодня он необходим как воздух, чтобы окончательно остановить моральное разложение государства и довести его управляемость до уровня, гарантирующего безопасность и благополучие России. С овременные внешнеполитические и внутриполитические вызовы диктуют необходимость производить подбор и расстановку кадров под совершенно конкретную задачу — все ту же задачу «сосредоточения», или выживания в глобальной битве за будущее, где никто никого щадить не будет. Н ебезымянная высотаФормирование новой российской государственной элиты, призванной хотя бы в чем-то оправдать народные чаяния, останется лишь сменой декораций (менее благовидных на более благовидные), если не дать ей широких полномочий для творческого осуществления реальных дел на стратегических направлениях. С точки зрения политической метафористики тут тоже есть классические формулы, пригодные для заимствования. Например, командные высоты. Они потому так и названы, чтобы подчеркнуть необходимость безусловного сохранения их за государством в ситуации, во многом похожей на нашу нынешнюю. О дной из командных высот в России всегда будет ее внешняя политика (Леопольд фон Ранке вообще считал эту сферу самой приоритетной для любого государства). Поскольку она в условиях сегодняшней непредсказуемости глобального развития требует цельности и последовательности, ее необходимо максимально сконцентрировать в руках исполнительной власти, напрочь отстранив от этого инструмента разного рода подрядчиков и субподрядчиков, даже если это государственные корпорации. В нешнеполитический курс России нельзя подчинять обслуживанию частных экономических или каких-либо иных интересов. Девиз: «Что хорошо для «Имярек и К°», то хорошо для страны» — глубоко порочен. Хорошо лишь все то, что работает на дело строительства более справедливого, более благополучного и более защищенного общества. С егодня критика в адрес российского МИДа не выходит из моды. Только и слышны бесконечные литании: «это сделали не так», «это сделали не вовремя», «этого не сделали вовсе», «а этого нельзя было делать ни в коем случае» — и т. д . Не такой уж загадочный парадокс постсоветской истории состоит в том, что критический пафос по поводу деятельности МИДа возрастает по мере убывания реальных оснований для него. В 1990-е годы (за двухлетним, 1996-1998 годов, исключением) этому ведомству пришлось проводить одновекторную прозападную политику. Но критики было куда меньше, поскольку такая политика устраивала тех «ребят», которые почти полностью контролировали информационное пространство России. Т еперь, когда в МИДе идет серьезная работа (по традиции не нуждающаяся в выставлении напоказ) по доктринальной, технологической и кадровой переналадке, кое-кому это совсем не нравится. Отсюда, видимо, и упреки в «непрофессионализме». М ежду тем, имея не самые туманные представления о предмете, возьму на себя смелость предположить, что из всех ведомственных подразделений современного Российского государства МИД располагает лучшей кадровой наличностью и потенциалом — с точки зрения общепрофессиональной подготовки, навыков, умений, опыта. И что очень важно — преданности своему делу. (Ибо только любящий свою работу человек может хорошо выполнять ее за символическую плату.) Эти люди достойны своей командной высоты, и ее нужно прочно закрепить за ними, не сковывая их детальными директивами о том, что, как и когда делать, давая им больше свободы соучастия в принятии решений высшего уровня. Д ипломаты не могут мыслить и работать творчески, продуктивно и масштабно, находясь под гнетом убеждения, что от них почти ничего не зависит. Ограничиваться использованием лишь их исполнительского, протокольно-технического мастерства — непозволительное расточительство. Перед лицом громоздящихся мировых проблем XXI века императивный характер приобретает задача мобилизации интеллектуальных ресурсов МИДа, органичного соединения того, что знают, умеют, понимают и чувствуют только дипломаты, с тем, что до сих пор по разным причинам изымалось из их компетенции, — с правом прокладывать стратегический курс. За предоставление такого права, конечно, полагается и спрашивать соответствующим образом — и президенту, и народу. В сухом остаткеЭто не значит, что МИД нельзя и не за что критиковать. Это также не значит, что российскому экспертному сообществу заказано давать «верхам» советы в области внешнеполитического планирования. И сходя именно из таких посылов резюмирую все сказанное. Д войные стандарты в мировой политике были и останутся. Они и есть ее классические правила, по которым ты либо играешь, либо уходишь с поля и признаешь свое поражение. Нужно не изматывать себя в сизифовых усилиях изменить естественную природу вещей, а использовать ее в своих интересах. М ожно и должно разоблачать несправедливость и антидемократизм в международных отношениях, апеллировать к идеалам гуманизма и чувству сострадания, но при этом твердо знать и неуклонно блюсти свое. И, разумеется, понимать, что относительно безопасный баланс между «универсализмом» международного права и неизбежной практикой двойных и тройных стандартов могут поддерживать лишь государства, обладающие реальной силой. И когда (если) мы станем по-настоящему сильными (настолько сильными, что в этом не понадобится, как сегодня, убеждать себя и других), то уважение и дружба Запада вернутся к нам сами собой. Ведь сказано же в одной священной книге: «Сильные любят сильных». Н а всякий случай не будем уж совсем пессимистами, чтобы не исключать хотя бы теоретическую перспективу наступления эпохи всеобщего торжества высоких гуманистических принципов. Но пока этого не произойдет, России придется строить стратегию своего участия в глобальной политике не на идеалах, а на интересах, что предполагает не обиды и жалобы по поводу множественных стандартов, а спокойные, совершенно рациональные и предсказуемые для всех действия, направленные к единственной цели — извлечению собственных выгод из любых ситуативных конъюнктур и прецедентов. Э то напрямую связано с вопросом, вынесенным в заголовок статьи.»По ком звонит Косово? » По слабым, благодушным, наивным. По тем, кого история наказывала и будет наказывать за незнание ее уроков. По тем, кто не может или не желает понять, что творится вокруг. По тем, кто передоверяет свою судьбу «мировому сообществу», полагаясь на его сострадательное участие. П опасть в эти «святцы» Россия не должна никогда. Ради себя, ради своих соседей, ради мира во всем мире.
      (Автор: Владимир Дегоев)

Анатомия союзного строительства. 12 лет квазиинтеграции и размежевания России и Белоруссии

      В мировом сообществе Белоруссия для России остается единственным доверенным партнером и самым надежным союзником. В новейшей истории, когда перестал существовать Советский Союз, именно объективные факторы целесообразности единения двух родственных народов стали ключевыми предпосылками устремленности обеих стран навстречу друг другу. Этот процесс начался двенадцать лет назад — 2 апреля 1996 года — сначала в Сообществе, затем — со 2 апреля 1997 года — в Союзе Белоруссии и России, а с 8 декабря 1999 года — в рамках создания Союзного государства. Е сли кратко охарактеризовать достижения союзного строительства, то указанный период по большому счету следует считать временем квазиинтеграции и размежевания союзных стран. З а весь период существования российско-белорусского Союза выработалась традиция, а точнее сказать — политическая мода: муссировать «в верхах» обеих стран ту или иную неосуществимую идею, воплощение которой якобы состоится не сегодня завтра, а с ее реализацией две союзные страны наконец-то радикальным образом продвинутся к реальному объединению. Например, до недавнего времени в повестке дня заседаний официальных лиц в Москве и Минске такой идеей-фантомом обычно выступал Конституционный акт — как нам говорили, прообраз Конституции Союзного государства. Правда, в последние годы о нем не упоминало ни одно должностное лицо ни в одной из столиц стран, декларирующих желание вот уже девятый год жить в Союзном государстве. П о всей вероятности, скоро на смену этой идее-фантому вновь придет головокружительная мысль о создании валютного союза. Как известно, Москва как более сильный в экономическом плане партнер в течение последних лет убеждает Белоруссию перейти на российский рубль, причем исключительно на московских условиях и по сценарию, разработанному российскими Минфином и Центробанком. К онечно, нынешнее состояние российско-белорусской интеграции не может удовлетворить ни российскую, ни белорусскую стороны. Отказ Минска уступить давлению Москвы и согласиться на немедленное принятие Конституционного акта и введение российского рубля в качестве единого платежного средства и общей валюты обеих стран свидетельствует о несовместимости взглядов правящих кругов России и Белоруссии на сценарии развития интеграции. Белорусское руководство при этом серьезно озабочено и опасается проявления негативных социально-экономических и политических последствий, которые могут последовать в случае интеграции на российских условиях. Ведь в конечном итоге велика вероятность того, что нашего интеграционного партнера ожидают приватизация по-чубайсовски, шоковая терапия и рыночные реформы по-гайдаровски, неконтролируемый наплыв иностранных мигрантов, которые ущемляют права и занимают рабочие места титульной нации, а также катастрофические последствия пагубного социально-экономического курса, реализуемого в России. П ри наличии серьезных различий в социально-политических и хозяйственных системах России и Белоруссии, а также в избранных ими экономических моделях национального развития вряд ли сегодня возможно достичь баланса интересов наших народов в случае их ускоренного объединения. Только в процессе длительной интеграции двух экономик на основе рыночных принципов эти различия могут быть нивелированы и унифицированы, чтобы в итоге безболезненно объединить страны в задуманное Союзное государство. С егодня, на мой взгляд, для Москвы и Минска более актуален запуск механизма реальной интеграции в экономической сфере. Мы пока находимся в начале этого сложного пути. В настоящее время можно говорить о существовании военно-политического союза двух стран и небольших подвижках на пути к формированию экономического союза. И зменения, связанные с началом формирования объединенного государства, объективно требуют от двух союзных стран разработки идей и осуществления действий по защите национальных интересов как в союзном экономическом пространстве, так и в глобальном масштабе. На практике, однако, мы этого не наблюдаем. В лияние российских групп интересов на союз России и БелоруссииПосле развала СССР интересы Москвы в отношении независимой Белоруссии сильно эволюционировали. На начальном этапе (с декабря 1991 года до прихода к власти в 1994 году Александра Лукашенко) Кремль был поглощен внутренними проблемами. Для радикальных реформаторов, задававших тогда тон в России, Белоруссия особого интереса не представляла. Вопреки официальным заявлениям об укреплении дружбы с белорусским народом на деле они стремились дистанцироваться от Минска, отдавая предпочтение выстраиванию отношений с Западом. В 1994-1999 годах (до отставки Бориса Ельцина) интерес России к сотрудничеству с Белоруссией заметно вырос. Александр Лукашенко стал главой государства под лозунгом единения с Россией и развернул свою страну на восток. Эта радикальная переориентация внешней политики объяснялась среди прочего резким ухудшением состояния белорусской экономики, сильно пострадавшей от разрыва кооперационных связей с Россией. Референдум 14 мая 1995 года зафиксировал волю белорусского народа к всестороннему сближению с Российской Федерацией. В ответ усилились интеграционные настроения и в России. Начавшееся сближение было закреплено рядом договоров: о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве, о создании Сообщества двух государств, о Союзе Белоруссии и России и, наконец, о создании Союзного государства. Н о одновременно возникли значительные трудности. Радикальные реформаторы, возражавшие против создания Союзного государства, обладали сильными позициями в исполнительной власти, в то время как левые и левоцентристские силы, поддержавшие российско-белорусскую интеграцию, пытались оказывать давление на Ельцина и его администрацию через парламентское большинство. Ельцин все время лавировал и сдерживал радикальные инициативы Лукашенко. Р етроспективный анализ российско-белорусских отношений за прошедшие двенадцать лет позволяет констатировать, что интеграционное взаимодействие России и Белоруссии проходило на фоне нелегкого процесса согласования интересов двух стран. Причем поведение белорусской стороны и воззрения Минска на модель интеграции с Россией после ухода с политической сцены Ельцина и прихода ему на смену Владимира Путина кардинально изменились. Если во времена правления Бориса Николаевича интеграционную идею все время, порой по-славянски нахраписто, инициировал Александр Григорьевич, то с приходом к власти прагматичного Владимира Владимировича владение мячом интеграционного процесса перешло к Кремлю. Это стало ясно после того, как Москва предложила Минску три известных сценария межгосударственного объединения на основе принципа «отделения мух от котлет» и получила в свой адрес адекватный «любезный» ответ. После этого интеграционное взаимодействие фактически зашло в тупик и до сих пор остается в кризисе. «Процесс строительства Союзного государства на сегодняшний день застопорился» — именно такой диагноз поставил белорусский президент 12 октября 2007 года в Минске на встрече с российскими журналистами. Р оссия поставила Белоруссию перед альтернативой: либо полное объединение, либо ничего. Путин фактически предложил Минску закончить играть в псевдосоюз и объединиться в единое государство — то есть Белоруссия должна влиться в состав России. Лукашенко же настаивает на равных правах для своей страны в рамках Союзного государства. Этот вариант, в свою очередь, не устраивает Кремль из опасения превратиться из федерации в конфедерацию с непредсказуемыми политическими последствиями для судьбы России. И ными словами, Россия приняла окончательное решение в отношении Белоруссии: либо объединение в одно государство, либо новые отношения с Белоруссией — не как с союзником, а как с любым другим иностранным государством, без особых поблажек и преференций. Были отменены «специальные условия» в торговле с Минском, в отношении которого Москва заняла сугубо прагматичную рыночную позицию: «Утром деньги — вечером стулья». Хотя в принципе Россия не очень-то и нуждается в тех дополнительных рублях, которые платят белорусы за поставку российских энергоносителей по новым ценам. С удя по всему, белорусское руководство не рассчитывало на такой стремительный пересмотр отношений. И Лукашенко, в частности, заметил, что «текущие проблемы в белорусско-российских взаимоотношениях — это не более чем неприятный эпизод в великой истории двух братских народов». Конечно, хотелось бы согласиться с подобным заявлением белорусского лидера. Однако обстоятельства, когда на карту поставлена судьба российско-белорусского союза, заставляют нас анализировать данную проблему далеко не столь оптимистичным образом и сделать другой вывод. С ледует признать, что интеграционное взаимодействие России и Белоруссии определяется двумя главными действующими политиками — нашими президентами. Если до прошлогодней выборной кампании в Государственную Думу Путин был президентом всех россиян — надпартийным лидером страны, то в ходе нее он стал фактически лидером политической партии власти — «Единой России». Следовательно, его деятельность на посту президента Российской Федерации, в том числе в отношении Белоруссии, следует анализировать сквозь призму данного обстоятельства. Я вляясь представителем интересов российского капитала, Путин на протяжении всех восьми лет своего правления стремился проводить либерально-монетаристскую политику. Разделяя западноевропейские ценности, российский президент пользовался сначала немалой политической поддержкой со стороны руководителей стран Запада, рассчитывавших на закрепление России в качестве сырьевого и топливно-энергетического придатка Евросоюза и финансового стабилизатора экономики США за счет складирования за океаном Стабилизационного фонда и валютных резервов нашей страны. О днако со временем многие стали убеждаться в том, что российская социально-экономическая система не способна использовать колоссальные природные богатства на благо большинства народа и в интересах укрепления системы национальной безопасности. Напротив, белорусская экономическая модель убедительно продемонстрировала свои неоспоримые преимущества перед российской либерально-монетаристской рыночной системой. В результате для многих идеологов российского капитализма Белоруссия стала бельмом на глазу. Д анное обстоятельство, по-видимому, и подтолкнуло часть российских правящих кругов в жесткой форме продемонстрировать свое стремление удушить Белоруссию, угодив заодно своим западным партнерам. Такая политика недальновидна, так как направлена против национально-государственных интересов России. Подрывая союз с Белоруссией, она способствует разрушению постсоветского пространства и ослабляет нашу восточнославянскую цивилизацию. Следует согласиться с мнением Александра Рара, который считает, что невосприятие белорусского лидера Кремлем объясняется тем, что «у Лукашенко очень глубокие корни в славянской психологии, которую он хорошо понимает». Причем понимает «даже лучше, чем лидеры соседних славянских государств — России и Украины». Т аким образом, если принять во внимание подрывной курс правящих кругов Украины по отношению к духовным славянским ценностям и пренебрежение этими ценностями со стороны правящей российской «элиты», то выходит, что главным знаменосцем славянской цивилизации сейчас стала маленькая Белоруссия, а ее истинным защитником — Александр Лукашенко. При таком политическом раскладе, по-видимому, можно ставить крест на создании Союзного государства, пока в Белоруссии у власти находится неугодный Кремлю лидер, а в России у руля стоит «Единая Россия». П оясню свою мысль. Казалось бы, в нынешних условиях Белоруссия для России остается единственным доверенным партнером и самым надежным союзником. Так считает почти половина россиян, согласно результатам опроса, проведенного ВЦИОМом в апреле 2006 года, по горячим следам победы Александра Лукашенко на президентских выборах в третий раз. И политическое руководство России вынуждено принимать во внимание нескрываемые симпатии многих россиян к белорусскому президенту за его крепость духа и политическую волю в отстаивании национально-государственных интересов своей маленькой республики в противостоянии Западу и защите славянства. О собо подчеркнем, что, по нашим наблюдениям, искреннюю поддержку сегодняшней Белоруссии оказывают главным образом те россияне и те политические силы, которые не разделяют точку зрения Кремля и «Единой России» на нашего союзника в Минске. Это особенно ярко проявилось, когда наши депутаты в ПАСЕ (главным образом единороссы во главе с председателем думского Комитета по международным делам Константином Косачевым) во время заседания 13 апреля 2006 года самоустранились от обсуждения антибелорусской резолюции по результатам президентских выборов и воздержались от голосования. Хотя должны были, учитывая мнение большинства россиян и позицию президента Путина, поддержавшего в своей телеграмме на имя Лукашенко результаты выборов в Белоруссии, проголосовать против данной резолюции, осуждавшей «жульнические выборы» в стране-союзнице. Выходит, наши депутаты фактически осудили официальный Минск. Кроме того, своим «воздержанием» они дезавуировали решение тех российских депутатов (в том числе и от «Единой России»), которые были международными наблюдателями на выборах президента Белоруссии и признали их результаты легитимными.