Притворись, что не видишь ее

— Поддерживаю, — искренне произнес Алекс Карбайн. — В последнее время ей и так нелегко.

Мона Фаррелл послала Карбайну благодарную улыбку. Общение с Джеем ей всегда давалось с трудом: ее смущал его помпезный подход буквально ко всему. Он заводился с пол-оборота, цеплялся ко всем и каждому — кроме, как ни странно, Алекса.

Вечером они собрались в гостиной и пили коктейль, пока дети смотрели телевизор в соседней комнате. Малышка Бонни осталась рядом со взрослыми, выклянчив разрешение не ложиться спать и дождаться прихода Лейси. Бонни ждала у окна.

«Четверть девятого, — подумала Мона. — Лейси должна была приехать в половине восьмого. Странно, на нее совсем не похоже. Что же... что же могло так задержать ее?»

В половине шестого Лейси вернулась домой и только тогда поняла, что происходит. С работы ее убрали из практических соображений. Паркер-старший пообещал, однако, что зарплату она будет получать по-прежнему. «По крайней мере, в ближайшее время», — сказал он.

«Понятно, что Паркер-старший собирается меня уволить, — думала Лейси. — И повод замечательный: рисковала репутацией агентства, пряча улики в своем кабинете. Я у него целых восемь лет проработала. Я один из лучших его агентов. Почему ж ему вдруг пришло в голову избавиться от меня? Его сын сам дал мне номер телефона Кёртиса Колдуэлла и велел назначить с Колдуэллом встречу. Еще и компенсацию не заплатит — а ведь я у него столько лет работала. Скажет, что у него есть причина для моего увольнения. И что, вот так легко можно уволить опытного сотрудника? Кажется, проблемы на меня обрушились со всех сторон разом, — подумала она, качая головой. — Просто не везет, черт побери. Мне нужен адвокат, срочно. Но где его взять?»

В памяти всплыло имя: Джек Риган!

Вместе с женой Маргарет Риган жил на пятнадцатом этаже ее дома. На вид им около пятидесяти. Помнится, на рождественской вечеринке Лейси мило болтала с ними, когда кто-то заговорил с Риганом о выигранном процессе.

Она решила тут же позвонить, но в телефонном справочнике их номера не оказалось. «В худшем случае они захлопнут дверь перед самым моим носом», — подумала Лейси, поднимаясь на лифте на пятнадцатый этаж. Она нажала кнопку звонка и поймала себя на том, что нервно озирается по сторонам.

* * *

Риганы были удивлены и искренне рады видеть ее. Лейси как раз попала на аперитив, и они пригласили ее составить компанию. Конечно же, они слышали о взломе ее квартиры.

— Я пришла к вам не только поэтому, — начала она.

Час спустя Лейси ушла. Ей удалось уговорить Ригана не представлять дело так, будто обвинение ей нужно, только чтобы попасть на страницы газет и журналов.

— Обвинение в противодействии расследованию — это как минимум, — сказал Риган. — Но если они решат, что у тебя были скрытые мотивы, то все может обернуться намного серьезнее.

— Я только хотела исполнить просьбу Изабель, — возразила Лейси.

Риган улыбнулся, но взгляд его оставался серьезным.

— Лейси, мне-то этого доказывать не нужно. Но я тебе скажу: все равно ты поступила неумно.

* * *

Автомобиль стоял в подземном гараже. «Теперь машина станет роскошью», — печально подумала Лейси. Это открытие стало одним из самых жутких за весь день.

Час пик миновал, но пробки на дорогах были все те же. «Опаздываю на час, — подумала Лейси, медленно ползя в пробке по мосту Джорджа Вашингтона. — Больше чем уверена, Джей уже пеной исходит», — подумала Лейси и мрачно улыбнулась. Но заставлять семью ждать было не в ее правилах, и она нервничала.

Проезжая по шоссе № 4, Лейси придумывала стратегически верную речь, которую придется произнести сразу после явления перед собранием родственников. «Скорее всего, нужно рассказать все как есть, — в конце концов решила она. — Позвонят мама или Кит на работу, а меня там нет. Лучше им знать, что происходит».

Сворачивая на шоссе № 17, она попыталась убедить себя в том, что Джек Риган — прекрасный адвокат, он справится.

Она посмотрела в зеркальце заднего вида. «Этот автомобиль, он что, преследует меня?» — пронеслось в ее голове, когда она свернула на Шеридан-авеню. Лейси одернула себя, решив, что это паранойя.

* * *

Кит и Джей жили на тихой улочке в дорогом районе. Лейси припарковала машину рядом с домом и направилась к двери.

— Приехала! — радостно закричала Бонни. — Лейси приехала! — и помчалась к двери.

— Даже не опоздала, — съязвил Джей.

— Ну, слава богу, — прошептала Мона Фаррелл. Она прекрасно знала, что Джей в ярости и готов взорваться даже в присутствии Алекса.

Бонни дернула изо всех сил и открыла дверь. Она уже протянула ручонки навстречу Лейси, как вдруг хлопнули выстрелы и прожужжали пули. Голову пронзила жгучая боль, Лейси прыгнула вперед, закрывая собой Бонни. Она с трудом замечала крики в глубине дома, в ее собственной голове раздавались тысячи криков.

Внезапно все стихло. Лейси попыталась понять, что происходит. Физическая боль была настоящей, но до Лейси вдруг дошло, что кровь на ее шее принадлежит малышке племяннице.

10

В приемной педиатрического отделения Хакенсакского медицинского центра врач, улыбаясь, поспешил успокоить Лейси:

— Бонни просто удивительно повезло, она была буквально на волосок от смерти. Мисс Фаррелл, она настаивает, чтобы вы зашли в ее палату.

Рядом с Лейси стоял Алекс Карбайн. Когда Бонни вывезли из операционной, Мона, Кит и Джей отправились с ней в палату. Лейси за ними не пошла.

«Я во всем виновата, я виновата», — только и могла думать она. Лейси едва ощущала боль, — саднила рана от зацепившей голову пули. Мозг и тело словно онемели.

Врач заметил ее тревогу и понял, что она винит во всем себя.

— Мисс Фаррелл, поверьте, она будет бегать как новенькая, только нужно время, чтобы вылечить руку полностью. На детях все заживает мгновенно. И забывают они все так же мгновенно.

«Как новенькая», — мрачно подумала Лейси, неподвижно глядя прямо перед собой. — Малышка-то по привычке бежала распахнуть передо мной дверь. Что ей почти стоило жизни. Разве после такого можно стать «как новенькой»?"

— Лейси, иди зайди к Бонни, — подтолкнул ее Алекс Карбайн.

Лейси обернулась и посмотрела на него. Она была благодарна Алексу за то, что он бросился набирать 911, пока мама останавливала кровь у Бонни.

* * *

По обе стороны кроватки сидели Джей и Кит. Мать Лейси спокойно стояла рядом и наблюдала за всем опытным взглядом медсестры.

Предплечье и плечо Бонни были перевязаны. Слабым сонным голосом малышка отчаянно протестовала:

— Ну не маленькая я, не хочу в детской кроватке лежать. — Тут она заметила Лейси, и лицо ее озарилось радостью. — Лейси!

Лейси выжала улыбку:

— Шикарная у тебя повязка, подружка. Автограф на ней можно оставить?

Бонни улыбнулась в ответ:

— А тебя тоже ранило?

Лейси склонилась над кроваткой. Рука Бонни покоилась на подушке.

"Умирая, Изабель Уоринг запустила руку под подушку и вытащила заляпанные кровью страницы. Не будь я там два дня назад, Бонни не оказалась бы в больнице, — подумала Лейси. — А могли бы уже похороны для Бонни заказывать".

— Лейси, она поправится, — мягко произнесла Кит.

— Не могу поверить, что ты не заметила за собой «хвост», — не удержался Джей.

— Джей, побойся бога, ты спятил, что ли? — фыркнула на него Кит. — Как она могла заметить?

«Бонни ранена, а эти двое готовы друг другу глотку перегрызть — и все из-за меня, — подумала Лейси. — Я не могу этого допустить».

Глаза Бонни медленно закрывались. Лейси склонилась и поцеловала ее в щеку.

— Прошу тебя, приходи ко мне завтра, — взмолилась Бонни.

— Сначала мне нужно поделать кое-какие дела. Но обещаю, вернусь очень скоро, — ответила Лейси.

На мгновение ее губы замерли на щеке Бонни. «Никогда, больше никогда я не подставлю тебя под удар», — мысленно поклялась она.

В приемной Лейси уже ждали детективы из Бергенской окружной прокуратуры.

— Мы получили распоряжение из Нью-Йорка, — сообщили они.

* * *

— От детектива Слоуна? — спросила Лейси.

— Нет. Из прокуратуры, мисс Фаррелл. Нам приказано было удостовериться, что вы благополучно добрались домой.

11

Гэри Болдуин, прокурор Южного округа штата Нью-Йорк, выглядел человеком мягким и покладистым, что вызывало недоумение у всех, кому доводилось видеть его в зале суда. Очки без оправы придавали его лицу ученость. Худощавый, среднего роста, с тихим уверенным голосом, на перекрестном допросе он способен был раздавить свидетеля и поставить точку в разговоре — причем все тем же тихим голосом. Сорокатрехлетний прокурор славился государственными политическими амбициями и явно желал окончить свою карьеру в Генеральной прокуратуре США — причем увенчать ее громким захватывающим делом, ни больше ни меньше.

И вот в его руки попало долгожданное дело. Налицо все необходимые слагаемые: молодая женщина становится свидетелем убийства в квартире в респектабельном районе Манхэттена — Верхнем Ист-Сайде. Жертвой оказывается бывшая супруга известного ресторатора. И самое главное — свидетельница видела убийцу и может опознать его.

Болдуин знал точно, что раз уж сам Сэнди Саварано вышел из подполья и взялся за выполнение заказа, то в деле однозначно замешаны наркотики. Последние два года Саварано, специалист по устранению людей, так или иначе мешающих работе картеля наркобаронов, считался умершим. Саварано был знаменит своей жестокостью.

Просматривая снимки в полицейском участке, Лейси Фаррелл не опознала Саварано. Вариантов два: либо Лейси плохо запомнила его лицо, либо Саварано сделал серьезную пластическую операцию и полностью изменил внешность. Болдуин склонялся ко второму варианту, а значит, Лейси Фаррелл — единственный человек, способный опознать Саварано.

Гэри Болдуин просто мечтал арестовать Саварано и возбудить против него уголовное дело, а еще лучше — заставить его признать себя виновным и вынудить дать показания против своих наркобоссов.

Но телефонный звонок детектива Эдди Слоуна привел его в ярость: из полицейского участка исчезло ключевое вещественное доказательство — дневник.

— Дневник хранился в моем кабинете — разумеется, под замком, — мы с Ником Марсом читали его, пытаясь обнаружить связь с делом, — объяснил Слоун. — Прошлой же ночью дневник исчез, испарился. Мы весь участок поставили на уши. — После чего Слоун добавил: — У Джимми Ланди имеется копия дневника, которую ему передала Лейси Фаррелл. Сейчас еду к нему.

— Постарайся приехать до того, как и этот экземпляр исчезнет, — сказал Болдуин.

Он бросил трубку на рычаг. Лейси Фаррелл должна явиться в его кабинет. Уж очень много вопросов назрело.

* * *

Лейси отлично понимала: после передачи дневника Эмили в полицию ее не оставят в покое. Из Нью-Джерси она вернулась лишь на рассвете, но сон не шел. Лейси то корила себя за то, что Бонни попала в беду, то растерянно думала, что рушится вся ее жизнь. Также Лейси понимала, что она — единственный свидетель, способный опознать человека, известного ей как Кёртис Колдуэлл, а потому и она сама, и все близкие ей люди — в опасности.

«Теперь я не смогу видеться ни мамой, ни с Кит, ни с ее детишками. А им лучше не приезжать ко мне. Мне страшно выходить на улицу. Сколько же так будет продолжаться? И чем закончится?»

В приемной прокуратуры к ней присоединился Джек Риган. Он улыбнулся, подбадривая ее, и секретарь пригласила их войти.

* * *

Болдуину нравилось заставлять людей ждать в приемной, пока он якобы что-то дописывал. Не поднимая головы, он изучат вошедших Лейси Фаррелл и ее адвоката, пока те рассаживались. «Фаррелл — явно в предельном напряжении, — подумал он. — Что неудивительно: только вчера вечером в нее стреляли, причем одна пуля задела ей голову, а другая чуть не убила четырехлетнюю малышку. Даже странно, как все живыми остались», — подумал он, но особо церемониться не стал и заговорил прямо:

— Мисс Фаррелл, я сочувствую вашей беде, но факт остается фактом: с места преступления вы забрали главную улику, чем осложнили ведение расследования. Раз вы смогли забрать улику, значит, могли и уничтожить ее часть. Есть подозрение, что именно изъятая вами часть информации и является наиболее важной.

— Я ничего не уничтожала, — запротестовала было Лейси, но ее тут же перебил Джек Риган:

— Вы не имеете права предъявлять обвинения моему клиенту...

Болдуин поднял руку и жестом призвал к тишине. Не обращая никакого внимания на Ригана, он сдержанно произнес:

— Мисс Фаррелл, это ваша версия. А вот что я скажу: человек, известный вам как Кёртис Колдуэлл, — жестокий убийца-наемник. Чтобы предъявить ему обвинение, нам потребуются ваши свидетельские показания, и мы намерены сделать все, чтобы никто не смог этому помешать.

Он выдержал паузу, не отрывая от Лейси глаз.

— Мисс Фаррелл, в моей власти задержать вас как важного свидетеля. Обещаю, приятного будет мало. Круглые сутки за вами будет наблюдать охрана, причем находиться вы будете в специальном месте.

— Как долго это продлится? — спросила Лейси.

— Неизвестно, мисс Фаррелл. В зависимости от того, как скоро удастся арестовать и, с вашей помощью, осудить убийцу. Знаю одно — пока убийца Изабель Уоринг ходит на свободе, ваша жизнь в опасности, и еще знаю, что до сих пор против этого человека еще ни разу не возбуждалось уголовное дело, которое давало бы нам право отправить Саварано под суд.

— И что, я дам против него показания и снова стану свободной? — спросила Лейси.

Она сидела в кабинете прокурора и смотрела Болдуину прямо в глаза, но ей казалось, будто на самом деле в этот момент она сорвалась с трассы и кубарем летит вниз на машине, готовой вот-вот развалиться.

— Нет, — сдержанно ответил Джек Риган.

— Как раз наоборот, — Болдуин посмотрел на них. — У него клаустрофобия. Он пойдет на все, лишь бы не оказаться в тюрьме. Что у нас есть? Мы можем установить его причастность к убийству, а можем заставить его изобличить сообщников, на том условии, что тогда он не попадет под суд. Но до тех пор нам нужно обеспечить вашу, мисс Фаррелл, безопасность.

Он сделал паузу.

— Вам когда-нибудь доводилось слышать о государственной программе по защите свидетелей?

12

В тишине запертого кабинета он снова перечитывал дневник Эмили. Пусть полиция разбирается с теми, чьи имена им известны. Карты в руки. Пусть погоняются за химерой.

Он перевернул страницы другой стороной. Кровь на них давно высохла — наверняка сразу же. Но теперь все равно словно вязла на руках. Он смочил платок водой из кувшина и тщательно вытер руки. Потом он сидел тихо, сжимая и разжимая кулаки — единственный признак волнения.

Лейси Фаррелл уже три месяца нигде не появлялась. Она может быть под охраной как важный свидетель, а может находиться под защитой государственной программы. Вполне возможно, Фаррелл сняла копию дневника и передала ее Джимми Ланди, но в таком случае отчего ей было не снять одну копию для себя?

Вполне могла так и сделать.

Где бы она сейчас ни находилась, наверняка уже догадалась, что если убийство произошло из-за дневника, то значит, в дневнике есть важные записи. Изабель от души наговорилась с Фаррелл. Бог знает, что она ей успела рассказать.

Сэнди Саварано снова пришлось лечь на дно. Он идеально подходил для того, чтобы найти дневник и устранить Изабель Уоринг, но допустил ошибку. Тупейшую ошибку. Он допустил, что Фаррелл увидела и запомнила его, теперь она сможет его опознать. А если его поймают федеральные агенты, опознает однозначно. Более того, он оставил отпечатки пальцев на двери в квартиру Фаррелл, а значит, за ним теперь и взлом квартиры. Саварано скорее все бросит, чем пойдет в тюрьму, размышлял он.

Нужно найти Фаррелл и поручить ее Саварано. Тогда, может быть, он наконец-то почувствует себя в безопасности.

13

У двери маленькой квартиры на Хеннепин-авеню в Миннеаполисе висела табличка с надписью: «Алиса Кэрролл». Для соседей она была привлекательной девушкой, лет двадцати семи — тридцати, замкнутой домохозяйкой.

Лейси знала, что о ней говорят. «Они правы, — подумала она, — я замкнутая». Прошло три месяца, сомнамбулическое состояние сохранялось, только добавилось щемящее чувство одиночества.

«У меня не было выбора», — напоминала она себе бессонными ночами, когда, лежа в полной темноте, вспоминала о том, как ей поручили собрать основные вещи, фотографии родных брать нельзя, веши с инициалами — тоже.

Приезжали Кит с мамой — им хотелось попрощаться. Все относились к поездке как к своего рода отпуску, только вынужденному.

В последний момент мама решила, что обязательно должна поехать с ней.

— Одной, Лейси, ехать тебе нельзя, — утверждала она. — У Кит есть Джей, а у них есть дети. Как ты одна поедешь?

— Ты по детям соскучишься, — ответила ей Лейси, — так что, мам, и не думай.

— Лейси, послушай, Джей готов оплачивать счета за твою квартиру, — сообщила ей Кит.

— Я и сама справлюсь, — на автомате бросила Лейси и тут же поняла, что это пустые слова. С переездом и сменой документов ей придется забыть обо всем, что было раньше: забыть свою прежнюю жизнь, забыть Нью-Йорк. Любой чек, даже подписанный вымышленным именем, можно отследить.

Все произошло быстро, организованно. Два полицейских в форме забрали ее на машине, будто на допрос. Чемоданы спустили в гараж и уложили в фургон без опознавательных знаков. Потом Лейси пересела в бронированную машину, которая доставила ее на «безопасный объект» — ориентационный центр где-то в Вашингтоне.

"Ни дать ни взять «Алиса в Стране чудес», — подумала Лейси. С каждым часом она уезжала все дальше от самой себя. Несколько недель ее тренировал опытный инструктор: обучал новому прошлому. Ее личного прошлого больше не существовало. В ее памяти, конечно же, все сохранилось, но спустя время Лейси уже задавалась вопросом: а не выдумала ли она это «все»? Телефонные звонки по спецсвязи раз в неделю, письма по безопасным каналам — больше ничего. Совсем. Только гнет одиночества.

Настоящей была только ее новая личность. Инструктор подвел ее к зеркалу и сказал:

— Посмотри, Лейси. Видишь эту молодую особу? Все, что, по-твоему, ты знаешь о ней, — неправда. Забудь о ней. Забудь о ней все. Поначалу будет сложно, покажется, будто ты играешь в игру, притворяешься. Еще у Джерри Вейла[1] была песенка про это. Петь не умею, там было что-то вроде:

Притворись, что не видишь ее...

слишком поздно бежать...

посмотри, что за ней...

притворись, что не видишь ее...

Вот тогда Лейси и придумала себе новое имя — в честь Алисы из «Алисы в Стране чудес» и «Алисы в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла.

Ни дать ни взять Алиса.

14

Рик Паркер вышел из лифта здания на углу Пятой авеню и 70-й улицы, и по ушам ему ударил грохот ремонтных работ в соседней с Ланди квартире. «Кого туда наняли, черт побери, — с раздражением подумал Рик, — подрывника-профессионала?»

Небо затянули тучи. Вечером обещали снегопад. Но даже в слабом сером свете в глаза бросалась заброшенность прихожей и гостиной Эмили Ланди.

Рик втянул носом воздух — затхлый, сухой и пыльный. Он включил свет и увидел на всех столах, книжных полках и шкафах толстый слой пыли.

«Хренов управляющий, — ругнулся Рик. — Он обязан был заставить подрядчика перекрыть все щели в ремонтируемом помещении».

Он снял трубку домофона и заорал в нее швейцару: — Скажи этому бездельнику управляющему, чтобы он поднялся сюда. Бегом.

* * *

Грузный, обходительный Тим Пауэрс работал управляющим в доме № 3 по Восточной 70-й улице уже пятнадцать лет. За эти годы он прекрасно усвоил, что крайним в делах между домовладельцами и квартиросъемщиками всегда оказывался управляющий. К вечеру неудачного дня он обычно философски говорил жене: «Если стало слишком жарко, значит, пора делать ноги». За эти годы он научился понимать чувства разгневанных жильцов, жалующихся на слишком медленный лифт, протекающую раковину, сломанный бачок туалета или перепады температуры.

Но, стоя в дверях и выслушивая тираду Рика Паркера, Тим понял, что за все годы общения с разъяренными жильцами он еще никогда не видел такого, почти маниакального бешенства, с которым на него набросился Паркер.

Тим знал, что Паркера нельзя ставить на место. Пусть он всего лишь папенькин хвост, но все равно он Паркер, а Паркерам принадлежит одно из крупнейших агентств недвижимости на Манхэттене.

Рик говорил все громче, его бешенство росло. Он смолк, чтобы перевести дыхание, и Тим попробовал вставить слово:

— Думаю, все это лучше высказать виновнику в лицо.

Он вышел на площадку и стал колотить в соседнюю дверь:

— Чарли, а ну-ка выйди, поговорить нужно.

Дверь резко распахнулась, стук молотка и грохот стали громче. Показался седой мужчина, Чарли Куинн, в джинсах и майке, с рулоном чертежей под мышкой.

— Тим, я занят, — сказал он.

— Подождут твои дела, — сказал Пауэрс. — Я уже говорил, что перед тем, как начинать ремонт, нужно было зашпаклевать все дыры и щели. Мистер Паркер, может, вы лучше сами объясните причину вашего недовольства?

— Теперь, когда полиция наконец-то убралась отсюда, — заорал Паркер, — мы должны продать квартиру. А кто, черт подери, ее купит, когда из-за вашего дурацкого ремонта в ней такой срач творится? Ответ один: никто!

Он оттолкнул Тима, прошел по коридору и вызвал лифт. Когда за его спиной закрылись двери, управляющий и подрядчик молча переглянулись.

— Больной какой-то, — сказал Пауэрс безо всякого выражения, — псих.

— Может, и псих, — тихо произнес Куинн, — только, мне кажется, такой тип может гайки закрутить, мало не покажется. — Он вздохнул. — Тим, предлагаю вызвать уборку. Мы оплатим.

Что-что, а в агентстве пока лучше не показываться — это Рик знал наверняка. Меньше всего сейчас хотелось встречаться с отцом. Рика все еще колотило от злости.

«Как же гадок Нью-Йорк в январе», — подумал он. Рик свернул в Центральный парк и быстро зашагал по беговой дорожке. На него налетел какой-то бегун, и Рик зло бросил ему:

— Смотреть надо!

Бегун спокойно трусил дальше, бросив через плечо:

— Не кипятись, мужик.

"Не кипятись! Непременно, — подумал Рик. — Старик только-только позволил мне снова заняться продажами, как пронырливый детектив опять тут как тут, явился с утра пораньше".

Детектив Слоун задавал старые вопросы на старую тему. В энный раз он спрашивал:

— А вам не приходило в голову позвонить в юридическую контору, представителем которой заявил себя человек, назвавшийся Кёртисом Колдуэллом, и навести о нем справки?

Руки Рика в карманах сжимались в кулаки, когда он вспоминал, как неуклюже прозвучал его ответ:

— Мы давно работаем с юридической конторой «Келлер, Роланд и Смайти». Они располагаются в здании, которое принадлежит нам. У меня не было ни малейшей причины ставить звонок под сомнение.

— А вы не знаете случайно, отчего звонивший был так уверен, что никто не кинется проверять его личность? Насколько мне известно, компания «Паркер и Паркер» придерживается политики сканирования всех своих клиентов на предмет финансовой состоятельности того или иного претендента на покупку квартиры.

У Рика холодок пробежал по спине от воспоминания о том, как посреди разговора в кабинет вдруг неожиданно вошел отец.

— Я уже говорил вам прежде и повторяю еще раз: я понятия не имею о причинах, побудивших убийцу воспользоваться именем нашего хорошего партнера.

Он долбанул ногой по обледенелому куску грязного снега. С чего полиция взяла, будто именно он устроил эту встречу? Почему они заподозрили, что никакого звонка на самом деле не было?

«Нужно было получше историю сочинить, — подумал он, в ярости пиная замерзшую землю. — Теперь уж поздно. Сам кашу заварил, самому и расхлебывать».

15

"Главная идея программы выражается словом «безопасность», — подумала Лейси, садясь за письмо к матери. — Что писать хоть? — задалась она вопросом. — Точно не о погоде. Если написать, что здесь минус десять и снегу однажды навалило целых двадцать шесть дюймов, то сразу станет понятно: я в Миннесоте. Об этом предупреждали.

О работе написать не могу, потому как нет никакой работы. Могу написать, что недавно пришли фальшивая метрика и не менее фальшивая карточка социального страхования, так что теперь я могу заняться поиском работы. Наверно, можно написать о том, что водительские права я уже получила, советником ко мне приставили начальника полиции — помог мне купить подержанную машину.

Мой советник — очень славный малый. У него три дочери школьного возраста.

Нет, последнее предложение нужно вычеркнуть, — подумала она. — Слишком много фактов.

Мой советник — очень славный малый. И поразительно терпеливый. Он помогал мне подобрать мебель для моей новой однокомнатной квартиры.

Слишком много фактов. Уберу «однокомнатной», пусть будет просто «квартиры».

Ты же меня знаешь, меня бесит идеальный подбор вещей, и советник пошел навстречу: мы ездили по распродажам и барахолкам, где мне в конце концов удалось найти очень даже миленькую мебель, по крайней мере, чувствуется индивидуальность. Хотя я дико тоскую по своей «норе», так что передай от меня Джею огромное спасибо за то, что он решил за ней присмотреть.

Кажется, вполне «безопасно», — подумала Лейси, — к тому же я на самом деле искренне благодарна Джею. Но обязательно верну ему все до цента", — поклялась она себе.

Раз в неделю ей разрешили звонить домой — правда, только со специального безопасного телефона. В прошлый раз она расслышала, как Джей торопил Кит.

Тяжко сидеть и ждать звонка по расписанию, с этим не поспоришь. А вот из дома звонить ей не мог никто.

Похоже, выходные у вас выдались на славу, дети повеселились от души. Я так рада, что у Бонни заживает рука. Видимо, лыжная прогулка у мальчиков не удалась. Скажи ребятам, что я совсем сумасшедшая и повезу их на сноуборде кататься, как только вернусь.

Мама, береги себя, прошу тебя. Кажется, вы с Алексом поладили и вам хорошо вместе. Ничего ведь, если он тебя разок заговорит до умопомрачения? Знаешь, мне он нравится, никогда не забуду, как он помогал нам в ту ночь, когда Бонни лежала в хирургическом.

Нежно люблю вас всех. Молитесь, чтобы нашли и арестовали убийцу Изабель Уоринг, чтобы он скорее признал себя виновным и согласился выдать всю шайку, чтобы я могла снова оказаться дома.

Лейси поставила внизу подпись, сложила письмо и засунула его в конверт. Свенсон переправит его по специальному секретному каналу. Письма и редкие телефонные разговоры сглаживали ее одиночество. Но стоило дописать письмо или закончить разговор, как внутри все сжималось, и становилось еще хуже.

«Ну же, — дергала она себя, — хватит жалеть себя. Толку никакого, лишь хуже становится, и, слава богу, праздники закончились».

— Тяжелее всего было пережить праздники, — сказала она вслух и поймала себя на том, что все чаще стала разговаривать сама с собой.

Пытаясь хоть как-то развлечься на Рождество, Лейси пошла на вечернюю мессу в церковь Святого Улафа, названную в честь норвежского короля-воина, который принес в Скандинавию христианство, а потом поужинала в отеле «Полярная Звезда».

Стоило во время мессы хору запеть «Adeste Fidelis»[2], и Лейси вспомнила последнее Рождество, когда отец еще был жив. Из глаз брызнули слезы. Вместе с отцом она тогда ходила на вечернюю службу в церковь Святого Малахия в театральном районе Манхэттена. Мама всегда говорила, что из Джека Фаррелла певец вышел бы куда лучше, чем музыкант. У него и впрямь голос был дивный. Лейси вспомнила, как в ту ночь она смолкла и стала слушать его чистый голос, восхищаясь, сколько душевного тепла он вкладывал в гимн.

Когда пение смолкло, отец шепнул ей на ухо:

— Лейси, послушай, не правда ли, в латыни есть что-то величественное?

С рождественским ужином она справилась в одиночку. Лейси едва сдерживала слезы: где-то там сейчас за одним столом сидят мама, Кит, Джей и ребятишки. Лейси с мамой всегда отправлялись на Рождество к Кит с полными сумками подарков, которые «Санта оставил у порога».

Десятилетний Энди по-прежнему верил в Санта-Клауса. Впрочем, в его возрасте Тодд тоже верил. Но четырехлетняя Бонни оказалась сообразительной. На это Рождество Лейси всем отправила подарки спецпочтой, но ведь это не то... хотелось быть рядом и смотреть, как дети разворачивают свои подарки.

Она притворилась, что ей нравится ужинать в «Полярной Звезде», но не могла не думать о богатом праздничном столе в доме Кит, где в роскошном подсвечнике горят свечи, отражаясь в венецианском стекле.

«Мысли прочь!» — одернула себя Лейси и забросила конверт в ящик стола, откуда его потом заберет Свенсон.

Заняться было нечем, и из нижнего ящика стола Лейси достала свою копию дневника Эмили Ланди.

* * *

«На что Изабель хотела обратить мое внимание?» — в сотый раз задавалась она вопросом. Лейси так часто перечитывала дневник, что, казалось, выучила в нем наизусть каждое слово.

Некоторые записи появлялись ежедневно, а иногда и по нескольку раз в день. Иногда разрыв между ними составлял неделю, месяц, а то и два месяца. В дневнике были записаны все четыре года, которые Эмили провела в Нью-Йорке. Она подробно описывала, как искала квартиру, как ее отец настаивал на жилье в охраняемом доме в Ист-Сайде. Эмили явно предпочитала Вест-Сайд Манхэттена, она записала: «Там не так скучно, там ключом бьет жизнь».

Она писала об уроках пения, пробах, о том, как впервые получила роль в нью-йоркской постановке — возобновленном мюзикле «Возлюбленный». Здесь Лейси улыбнулась. Запись заканчивалась фразой: «Что ж, Джулия Эндрюс, посторонись, дорогая, идет сама Эмили Ланди».