Рама (№2) - Рама II

Вельветовый ее приятель вернулся с четырьмя спутниками. Николь слышала взмах крыльев и непрекращающуюся трескотню в коридоре. Первым влетел спутник (или спутница) ее птицы — Николь представляла их себе парой — с двумя новыми линолеумовыми птицами. Приземлившись, они неловким шагом приблизились к Николь, чтобы как следует рассмотреть. А потом уселись в противоположной части комнаты, и внутрь влетело новое вельветовое создание, на сей раз коричневое, с небольшой манно-дыней в когтях.

Дыню положили перед Николь. Все птицы внимательно глядели на нее. Николь аккуратно вырезала осьмушку своим скальпелем, отпила из середины глоток зеленоватой жидкости, а остальное отнесла хозяевам. С одобрительными криками, явно относящимися к точности разреза, они передавали дыню друг другу.

Николь смотрела, как они едят. Птицы аккуратно делили дыню между собой, ничего не теряя. Обе вельветовые птицы на удивление точно и проворно орудовали своими когтями, не оставляя никаких остатков и не пачкаясь. Более крупные птицы показались Николь слегка неуклюжими, они ели наподобие земных животных. Как и сама Николь, птицы не ели жесткую оболочку манно-дыни.

Когда с едой было покончено, молчавшие все это время птицы собрались в кружок. Коричневая птица что-то пропела и кружок рассыпался. Птицы приблизились к Николь, чтобы взглянуть на прощание, и улетели.

Николь сидела и ждала, что еще будет. Птицы оставили лампы в столовой или, быть может, пиршественном зале, но в коридоре стоял непроглядный мрак. Они явно считали, что она должна оставаться здесь, во всяком случае, какое-то время. Николь давно уже не спала и после еды ощущала приятную сытость. «Ладно, — сказала она себе после внутреннего спора, свертываясь калачиком на полу, — вздремнуть — только на пользу».

Во сне кто-то издалека окликал ее по имени. Ей приходилось напрягать слух, чтобы услышать голос. Вздрогнув, Николь проснулась и попыталась вспомнить, где находится. Она старательно прислушалась, но ничего не расслышала. Посмотрев на часы, поняла, что проспала четыре часа. «Надо выходить, — подумала Николь. — Скоро стемнеет и я не хочу расстаться с надеждой на спасение».

Она вышла в коридор и включила свой фонарик. Менее чем за минуту Николь добралась до отвесной шахты и начала перелезать с карниза на карниз. Как раз под тем уровнем, где на спуске она пила воду, Николь услыхала над головой странный шум. Она остановилась, чтобы отдышаться. Потом чуть высунулась с карниза и посветила фонариком вверх. На выдававшейся внутрь шахты части первого уровня взад и вперед двигалось нечто огромное.

Николь осторожно поднялась на карниз под загадочным объектом. Чем бы он там ни был, но каждые пять секунд полностью перекрывал всю ступеньку, не пропуская наверх Николь. Она просто не могла за пять секунд подтянуться вверх и добраться до следующего карниза.

Став на самом краю карниза, Николь внимательно прислушивалась к звукам над головой. Когда самодвижущаяся штуковина направилась в обратную сторону, Николь выставила голову над краем. Объект перемещался на гусеницах и сзади напоминал танк. Ей пришлось торопиться: оказавшись в коридоре, танк развернулся, уже собираясь вернуться назад.

«Несомненно, — мысленно проговорила Николь, оставаясь на своем карнизе,

— этот танк здесь — нечто вроде часового». Интересно, оснащен ли он какими-нибудь датчиками — правда, танк ничем не показывал, что услышал ее. Впрочем, Николь решила не проверять этого. «Какой из него часовой, если он не способен хотя бы увидеть пришельца».

Николь медленно опустилась по выступам к так называемой столовой. Она ощущала разочарование и казнила себя за то, что столь поспешно направилась в обиталище птиц. Но птицам незачем держать ее в заточении. В конце концов ее пригласили сюда после того, как она спасла жизнь одной из них.

Появление танка озадачивало, оно полностью не соответствовало тому, что окружало ее здесь. Зачем он? Откуда взялся? «Все чудесатее и чудесатее», — решила Николь.

Вновь опустившись на второй горизонтальный уровень, Николь подумала, нельзя ли выбраться отсюда иным путем. На другом конце шахты расположены такие же карнизы. Если перепрыгнуть…

Прежде чем серьезно рассмотреть этот план, Николь решила определить, не охраняется ли и противоположный коридор первого уровня. С того места, где она теперь находилась, этого нельзя было понять, и, ругая себя за глупость, Николь вновь полезла вверх, чтобы посмотреть в коридор напротив. К счастью, он оказался пустым.

Вновь возвратившись вниз, Николь ощутила изрядную усталость. Она поглядела на ту сторону шахты, на огоньки в ее глубине. Если она упадет, то, безусловно, погибнет. У Николь был отличный глазомер. Она определила, что края ее карниза и противоположного разделяло около четырех метров. «Четыре метра, „думала она, — ну четыре с половиной, не более. Учитывая запас с обеих сторон, нужно прыгнуть на пять метров. В летном комбинезоне и с ранцем“.

Николь вспомнила воскресный день в Бовуа четыре года назад. Женевьеве тогда было десять. Они с ней смотрели телепередачу с Олимпийских игр 2196 года.

— А ты еще можешь прыгнуть в длину, мама? — спросила девочка, кое-как осознав, что ее мать — олимпийская чемпионка.

Пьер уговорил Николь взять с собой Женевьеву на легкоатлетическую площадку возле ее школы в Люине. В тройном прыжке она сбивалась с ноги, но, согревшись и попрактиковавшись, Николь сумела в одиночном прыжке улететь на шесть с половиной метров. На Женевьеву это достижение не произвело особенного впечатления.

— Мама, — сказала ей дочка, пока они крутили педали велосипеда, возвращаясь домой по зеленой сельской местности. — Старшая сестра Даниелы прыгает почти так же далеко, а ведь она только учится в университете.

Воспоминания о Женевьеве пробудили в Николь глубокую грусть. Ей так хотелось услышать ее голос, помочь дочери управиться с волосами, поплавать с ней на лодке в их небольшом собственном пруду. «Никогда мы не умеем ценить свое счастье, — думала она, — пока счастье это рядом с нами».

И Николь направилась назад — в тоннель, где ее оставили птицы. Она не рискнет. Прыгать слишком опасно. Если поскользнешься…

— Николь де Жарден, какого черта вы прячетесь? — она замерла, услыхав этот далекий слабый крик. Или ей показалось? — Николь, — вновь услыхала она. Несомненно, это был голос Ричарда Уэйкфилда. Николь бросилась назад к шахте и принялась было кричать. «Нет, — подумала она, — тогда я разбужу их. На все уйдет не более пяти минут. Я прыгну…»

Адреналин бушевал в крови Николь. Отмерив разбег, она с запасом перемахнула провал и с головокружительной скоростью взлетела наверх. Когда Николь была уже почти у поверхности, Уэйкфилд снова окликнул ее.

— Я здесь, Ричард. Под тобой, — крикнула она, — под мостовой площади. — Оказавшись на верхнем карнизе, Николь принялась толкать крышку. Она не поддавалась. — Дерьмо! — выкрикнула Николь. Озадаченный Ричард топтался где-то неподалеку. — Ричард, иди сюда. Ты слышишь меня? Постучи по земле!

Ричард принялся колотить по мостовой. Оба они кричали. Шум поднялся оглушительный. Внизу захлопали крылья, проснувшиеся птицы закричали и забормотали.

— Помогите мне, — закричала Николь приближавшимся птицам. — Там мой друг.

Ричард все еще барабанил. Рядом с Николь оказались обе знакомые ей птицы. Они метались вокруг, хлопали крыльями, перекрикивались с пятью остальными, остававшимися внизу. У них явно шел какой-то спор — черная вельветовая птица дважды испускала жуткий вопль, вытянув шею к своим товаркам.

И вдруг крышка поехала в сторону. Чтобы не упасть, Ричард опустился на четвереньки. Заглянув в отверстие, он увидел Николь и двух гигантских птиц, одна из которых пролетела мимо него, пока Николь выкарабкивалась наверх.

— Ну и дьявол! — выкрикнул он, глазами провожая ее полет.

Николь ликовала. Она кинулась обнимать Ричарда.

— Как я рада, как я рада видеть тебя.

С улыбкой он обнял ее.

— Если бы я знал, что ты так меня встретишь, то поторопился бы.

42. ДВА ИССЛЕДОВАТЕЛЯ

— Подожди-ка, постараюсь понять. Значит, ты здесь один? И нам не на чем пересечь Цилиндрическое море?

Ричард кивнул. Для Николь это было чересчур. Еще пять минут назад она ликовала. Наконец это испытание закончилось, она уже представляла, как возвращается на Землю, к отцу и дочери. А теперь он говорит ей…

Она торопливо отбежала к стенке одного из сооружений и припала к ней лбом. Слезы текли по ее щекам, она не скрывала разочарования. Ричард остановился неподалеку.

— Прости, — сказал он.

— Ты не виноват, — ответила Николь, взяв себя в руки. — Мне просто в голову не приходило, что я могу увидеть кого-нибудь из экипажа и не обрести спасения… — она умолкла. Зачем расстраивать еще и Ричарда. Николь шагнула к нему с деланной улыбкой.

— Обычно я не столь эмоциональна. К тому же я перебила тебя на половине рассказа. — Ты говорил, как биоты-акулы погнались за лодкой, твоей моторкой, и что заметил их уже посреди моря.

— Примерно так, — ее разочарование передалось и Ричарду. Он нервно хохотнул. — А ты помнишь, на одной из тренировок нас ругали, что мы сперва не использовали моторку в автоматическом режиме — просто, чтобы проверить, не нарушим ли мы таким образом экологическое равновесие? Тогда я посмеялся над ними. А теперь… не знаю. На суденышки с «Ньютона» эти акулы не обращали никакого внимания, однако на мою моторку словно набросились.

Ричард и Николь сидели на одном из серых металлических ящиков, усеивавших площадку.

— Один раз я сумел увильнуть, — продолжил Ричард, — но мне чрезвычайно повезло. И когда другого выхода уже не оставалось, я просто выпрыгнул из лодки и поплыл. К моему счастью, их интересовала в основном лодка. Потом я увидел этих акул, когда уже оказался в сотне метров от берега.

— И сколько же времени ты находишься на Раме? — спросила Николь.

— Около семнадцати часов. «Ньютон» я оставил через два часа после восхода. К сожалению, я затратил слишком много времени, пытаясь починить релейную станцию «Бета». Это оказалось невозможным.

Николь потрогала его комбинезон.

— Если бы не волосы, и не скажешь, что ты побывал в воде.

Ричард рассмеялся.

— Да, чудеса ткачества. Ты не поверишь, когда я сменил термокостюм, комбинезон был уже почти сух. И мне пришлось даже напомнить себе, что я все-таки провел двадцать минут в холодной воде. — Он поглядел на свою спутницу, она медленно приходила в себя. — Не могу не удивиться, космонавт де Жарден, почему вы до сих пор не поинтересовались, как я узнал, где искать вас?

Достав сканер, Николь сняла показания биометрических датчиков в теле Ричарда. Несмотря на вынужденное купание, все показания были в норме. И она не сразу поняла смысл его вопроса.

— Значит ты знал, где искать меня? — спросила она, подняв брови, — а я решила, что ты случайно наткнулся…

— Ну же, сударыня. Нью-Йорк невелик, но ведь не настолько. Эти стены огораживают двадцать пять квадратных километров. И на радио положиться нельзя. — Он ухмыльнулся. — Сейчас прикину: если бы я останавливался на каждом квадратном метре, чтобы выкрикнуть твое имя, мне пришлось бы сделать это двадцать пять миллионов раз. Отведем на это десять секунд, включая сюда время, чтобы прислушаться и перейти к следующему квадратному метру. Значит, в минуту я мог бы шесть раз позвать тебя. Тогда на все потребовалось бы четыре миллиона минут, то есть чуть более шестидесяти тысяч часов, или двадцать пять сотен земных дней…

— Ладно, ладно, — перебила его Николь. Она наконец заулыбалась. — Ну и как ты узнал, где я?

Ричард встал.

— Не позволите ли? — с драматическим выражением на лице он протянул руку к нагрудному карману летного комбинезона Николь.

— Пожалуйста, — ответила она, — хотя что там может быть?

Запустив руку в карман, Ричард извлек из него принца Хэла.

— Он и привел меня к вам. Принц мой, вы человек добрый, а я уже решил было, что вы меня подвели.

Николь не понимала, о чем говорит Ричард.

— В принца Хэла и Фальстафа встроены скоординированные навигационные радиомаяки, — пояснил он, — они испускают пятнадцать импульсов в секунду. Если Фальстаф находится у меня в хижине в лагере «Бета», а в лагере «Альфа» установлен аналогичный приемопередатчик, то ваше положение я могу определить триангуляцией. Я в точности знал, где вы находитесь, во всяком случае, в координатах х, у. Простой алгоритм слежения не позволял контролировать ваши экскурсии в третьей координате.

— Так вот как может инженер назвать мое пребывание в обиталище птиц, — Николь снова улыбнулась, — экскурсией в третью координату?

— И так тоже можно.

Николь покачала головой.

— Не знаю, что и думать, Уэйкфилд. Если вы все время знали, где я нахожусь, то какого черта прождали так долго…

— Потому что мы потеряли вас, точнее, считали, что потеряли, а я только потом нашел вас… когда вернулся за Фальстафом.

— Или же я за эту неделю невероятно поглупела, или же подобное объяснение для меня крайне нелестно…

Тут уже рассмеялся Ричард.

— Позвольте мне изложить события уже в большем порядке, — он помедлил, чтобы заново все припомнить. — Еще в июне меня возмутило решение группы технического обеспечения отказаться от использования навигационных маяков, дублирующих индивидуальные локаторы. Я пытался возражать, указал, что возможны такие аварийные или экстренные ситуации, когда в обычной голосовой связи отношение громкости сигнала к шуму может сделаться близким к пороговому. И на всякий случай установил маяки на трех роботах…

Ричард Уэйкфилд говорил, а Николь разглядывала его. Она уже успела забыть, что это человек не только удивительный, но и забавный. Нечего было сомневаться — если задавать правильные вопросы, Ричард может целый час проговорить только о маяках.

— …а потом Фальстаф потерял сигнал. Меня там не было, я собирался вместе с Хиро Яманакой залететь за вами на геликоптере. Фальстаф снабжен маленьким магнитофоном и записывает все показания. Мы не встретили вас, я воспроизвел все данные и обнаружил, что сигнал внезапно исчез. Потом появился, буквально на миг, пока мы переговаривались по радио, но через несколько секунд после завершения разговора исчез совсем. Можно было считать, что отказал передатчик. Я думал тогда, что все дело в принце Хэле. И когда Франческа сказала, что до самой площади шла вместе с вами, я уже не сомневался, что принц Хэл…

Слушавшая до сих пор вполуха, Николь мгновенно насторожилась, услыхав имя Франчески.

— Стойте, — перебила его Николь, сопровождая слова жестом руки. — Что она вам сказала?

— Что вы с ней вместе вышли из амбара и потом вы отошли в сторону поискать Такагиси.

— Да это же дерьмо коровье.

— Что? — переспросил Ричард.

— Это ложь. Абсолютная ложь. Я упала в ту яму, о которой вам говорила, когда Франческа была рядом, или не более чем через минуту после того, как она вышла из амбара. И с тех пор мы с ней не виделись.

Ричард помедлил.

— Теперь понятно, почему Фальстаф потерял вас. Значит, вы все время оставались в амбаре и сигнал был блокирован. — Пришел и его черед удивиться. — Но зачем Франческе придумывать такие россказни?

«Хотелось бы знать, — сказала себе Николь. — Значит, она действительно отравила Борзова. Иначе, зачем ей…»

— А между вами ничего не было? — спросил Ричард. — Мне всегда казалось, что…

— Взаимная ревность, — перебила его Николь. — У нас с ней ничего общего

— световые годы.

— Говорите, говорите, — усмехнулся Ричард. — Уже почти год я излучаю сигналы: услышьте меня, умница, очаровательная, неотразимая женщина. И все же ни разу я не добился от вас ничего, кроме вежливого врачебного интереса. А Франческа замечает все — даже если ты просто глянешь в ее сторону.

— Есть другие, более фундаментальные различия, — ответила Николь, не без удовольствия отметив, что свой мужской интерес к ней Ричард наконец облек в слова.

После короткой паузы Николь поглядела на часы.

— Но я не собираюсь тратить время на разговоры о Франческе Сабатини, — продолжила она. — Через час снова стемнеет, а нам еще нужно разработать план, как спастись с острова. Следует подумать о том, где добыть пищу, воду, а также о прочих неназываемых потребностях, которые делают заточение в тесной яме малопривлекательным.

— У меня с собой переносный домик — если потребуется.

— Отлично, — ответила Николь, — вспомним, если пойдет дождь. — Она потянулась к ранцу за манно-дыней, но не стала доставать пакет с едой. — Кстати, — спросила она Ричарда, — вы не прихватили с собой человеческой еды?

Домик пригодился, когда они собрались поспать. Они решили расставить его на центральной площади. «Чем ближе к птицам, тем безопаснее», — подумала Николь. В известной мере, она с ними подружилась и могла надеяться на помощь в случае необходимости. Кроме того, пищу здесь можно было найти только у них. У Ричарда с Николь оставалось еды на двоих лишь на пару раманских дней.

Николь не возражала против того, чтобы спать с Ричардом под одной крышей. Он галантно выразил готовность расположиться снаружи, но в хижине свободно можно было разместить два матраса. Они лежали в полуметре друг от друга и беседовали. Николь во всех подробностях описала, что делала в одиночестве, опустив только рассказ о видении и фиале. Все это было для нее слишком личным, чтобы делиться с кем-нибудь еще. Ее рассказ крайне заинтересовал Ричарда, в особенности все, что относилось к птицам.

— Интересно, — сказал он, подпирая голову согнутой в локте рукой, — как могли они попасть сюда. Судя по вашим словам, если забыть о танке-часовом, они по развитию едва ли окажутся выше доисторического человека. Неплохо было бы выведать их секрет.

— Впрочем, не следует полностью исключать, что на самом деле это биоты,

— продолжал он, едва сдерживая энтузиазм. — Биологически они, быть может, и не слишком интересны, однако в качестве искусственного разума… это было бы то, что нужно. — Он сел на своем матрасе. — Только подумайте, что может означать все это. Надо искать ответ. Вы же лингвист, постарайтесь по возможности договориться с ними.

Николь сделалось смешно.

— Ричард, — спросила она, — а вам не приходило в голову, что, если нас не спасут, наша беседа будет представлять лишь академический интерес?

— Случалось парочку раз, — рассмеялся Ричард. — Этот поганец Хейльман перед тем, как я уже собрался возвращаться внутрь Рамы, отвел меня в сторонку и сообщил, что мой поступок «нарушает все принятые процедуры». Он обещал, что никто и ни при каких обстоятельствах не станет искать меня.

— Так почему же вы вернулись?

— Я еще не вполне уверен, — медленно проговорил он. — Я хотел взять Фальстафа, проверить: вдруг по какой-то немыслимой случайности он получил сигнал с вашего маяка. Но были, кажется, и другие причины. В этой экспедиции политика важнее науки. Я понял, что бюрократы на Земле намереваются приостановить ее — «по соображениям безопасности» и что экипаж больше не пустят на Раму. Политические дискуссии продлятся еще день или два… и мне хотелось в последний раз поглядеть на самое изумительное зрелище в моей жизни.

Николь помедлила.

— Вы не побоялись так поступить, — негромко отозвалась она. — И даже сейчас не обнаруживаете признаков страха. А вас не пугает, что вы, возможно, умрете на Раме?

— Слегка. Но лучше ярко умереть, чем вести пресную жизнь. — Он вновь подпер голову локтем. — Три года я ждал экспедиции и с самого начала понимал, что вполне способен оказаться среди избранных. Кроме роботов и Шекспира в моей жизни нет ничего — одна только работа. Ни семьи, ни друзей, не о ком…

Голос его стих.

— Умереть мне не страшно — не более чем возвращаться. Во всяком случае, Ричард Уэйкфилд, член экипажа «Ньютона», сыграет свою роль до конца. — Он хотел продолжать, но умолк. Откинувшись на спину, Ричард закрыл глаза.

43. ЭКЗОБИОПСИХОЛОГИЯ

Поняв, что Николь проснулась, Ричард приветливо произнес:

— У нас есть еще одна причина не оставлять надежды, я забыл упомянуть ее вчера вечером.

Николь всегда просыпалась очень медленно. Даже в детстве. Она любила понежиться, посмаковать последние сны, прежде чем обратиться лицом к грубой реальности. И Пьер, и Женевьева знали, что до утреннего кофе с ней лучше не говорить о серьезном… Моргая, она смотрела на Ричарда, освещавшего фонариком пол между ними.

— Этот космический корабль теперь направляется к Земле, — проговорил он. — Даже если «Ньютон» улетит, не дождавшись нас, рано или поздно нас подберет другой земной корабль.

— Что-что? — спросила Николь, садясь и потирая глаза.

— Во вчерашнем волнении я забыл одну очень важную вещь. Предпринятый Рамой маневр — вы тогда, очевидно, лежали без сознания в яме — направил его к Земле, прямо лоб в лоб. Поэтому и потребовалось эвакуировать экспедицию.

Ричард заметил, что Николь смотрит на него, как на лишившегося рассудка.

— По отношению к Солнцу этот корабль находится на гиперболической траектории, — пояснил он, — просто теперь он летит прямо к Земле. Столкновение произойдет через двадцать три дня.

— Ричард, — проговорила Николь, тоскуя по чашке крепкого кофе. — Я не люблю по утрам никаких шуток. И если вы потрудились над этой выдумкой…

— Нет-нет, — перебил он ее. — Это серьезно. Я ничего не придумал, поверьте.

Достав свой карманный термометр, Николь проверила его показания.

— Тогда, мой гениальный инженер, объясните, пожалуйста, почему температура продолжает возрастать? Разве не следовало бы ей падать, если мы уже удаляемся от Солнца?

— Николь, вы же умница, — Ричард покачал головой. — Тепловой поток от Солнца очень медленно проникает от оболочки внутрь Рамы. Коэффициент теплопроводности здесь невелик. Думаю, что температура будет возрастать еще две недели.

Николь достаточно хорошо помнила термодинамику, чтобы сообразить, что он прав. Еще слишком рано, чтобы температура начала изменяться. Она попросила воды у Ричарда. «Что случилось? — думала она. — Почему Рама летит прямо на нашу планету?»

Ричард словно читал ее мысли.

— Вы должны были слышать эти дурацкие разговоры о том, почему Рама изменил свою траекторию и что будет потом. Они же семь часов разговаривали об этом. В МКА работает один тип, кажется, канадец, специалист по экзобиопсихологии. Каково, а? И этот дурак в самом деле участвовал в совещании, предлагал свои объяснения изменению траектории Рамы. — Ричард затряс головой. — Все бюрократы одинаковы. Толковым людям они лишь мешают работать, только и заняты тем, чтобы раздуть до критического предела количество безмозглых бумагомарак.

— Ну и к какому выводу они пришли в конце концов?

— Подавляющая часть нормальных людей заключила, что Рама выйдет на орбиту вокруг Земли и будет проводить пассивные измерения. Но они оказались в меньшинстве. Похоже, разум и логика взяли отпуск. Даже Дэвид Браун, который, на мой взгляд, после возвращения на «Ньютон» вел себя весьма странно, заявил, что Рама наверняка предпримет враждебные действия. И пояснил еще, что враждебными по сути своей они могут и не быть: просто пытаясь исследовать Землю, Рама может предпринять действия, воспринимаемые нами как враждебные. — Возбужденный Ричард вскочил. — Вообще вы слыхали когда бы то ни было подобную чушь? И доктор Браун еще оказался среди самых умеренных ораторов. Опросили всех членов консультативного бюро МКА — какой, дескать, ход развития событий они считают наиболее вероятным. И как, по-вашему, поступили все эти полномочные представители? Вы, конечно, полагаете, что каждый из них ответил просто: «Я считаю наиболее вероятным вариант „А“, прямое соударение, сопровождающееся огромными разрушениями и изменением климата» или «я предпочитаю вариант „С“, выход на околоземную орбиту с враждебными намерениями»? Черт побери, нет! Каждый из них разразился целой лекцией. А этот, не от мира сего, доктор Александер, который забросал вас вопросами на открытом совещании по биометрии в ноябре, целых пятнадцать минут потратил на то, чтобы растолковать, каким образом существование Рамы выявило дефекты в организации МКА. Как будто это дерьмо кого-то интересовало, — сев, Ричард прижал руки к щекам. — Трудно было даже представить, что такое возможно.

Николь теперь совсем проснулась.

— Судя по вашему раздражению, — заметила она, — ваше мнение разошлось с общим?

Ричард кивнул.

— Почти три четверти участвовавших в совещании, то есть все космонавты, старшие специалисты и чиновники МКА, были убеждены, что предпринятый Рамой маневр каким-то образом причинит вред Земле. И едва не все сходились в одном. Раз первый Рама не обратил внимание на нас, а второй направился к Земле, значит, эти корабли устроены по-разному. Я согласен с этим выводом. Но не могу понять, откуда же следует, что он предпримет враждебные действия. Я считаю, что действия раман в неменьшей степени могут быть вызваны любопытством или даже желанием облагодетельствовать нас. — Британский инженер помедлил. — Как утверждала Франческа, проведенные на Земле опросы свидетельствуют, что около 90 процентов простых людей в панике. Умоляют политиков что-нибудь предпринять.

Ричард открыл дверцу домика и вышел на темную площадь, посветил фонариком в сторону октаэдра.

— На втором заседании через восемнадцать часов решили, что внутрь Рамы никто больше не пойдет. Технически я не нарушил этого распоряжения, поскольку удалился, не дожидаясь официального обнародования. Было понятно, что приказ вот-вот последует.

— Пока политики Земли размышляют, как им поступить с космическим кораблем величиной с целый астероид, — проговорила Николь, — перед нами обоими стоит задача куда более легкая. Нам следует пересечь Цилиндрическое море, — она деланно улыбнулась. — Может, осмотримся за беседой?

Ричард посветил фонариком дно ямы. Манно-дыню было прекрасно видно, однако детали сливались в серую кучу.

— Значит, там лежат запасные части к многоножке?

Николь кивнула. Они стояли рядом над ямой, около самого края.

— Даже при дневном свете края ямы теряются в тени. Я хотела убедиться, что там внизу — не Такагиси.

— Хотелось бы видеть, как эта многоножка себя чинит, — поднявшись, Ричард подошел к стене амбара и постучал. — Этот материал заинтересует любого материаловеда. Экранирует радиоволны в обоих направлениях, а свет только в одном. — Он повернулся к Николь. — Дайте ваш скальпель. Посмотрим, не удастся ли отрезать кусочек.

Николь думала, не спуститься ли кому-нибудь из них в яму за остатками дыни. Это было несложно, шнур из шовной нити должен был выдержать. Наконец она извлекла скальпель и подошла к Уэйкфилду.

— Не уверена, что это следует делать, — проговорила она, не решаясь притронуться скальпелем к стене. — Во-первых, можно повредить скальпель, а он наверняка нам еще пригодится. Ну а во-вторых, знаете — это могут счесть за вандализм.

— Вандализм? — подчеркнуто переспросил Ричард, странными глазами поглядев на Николь. — Любопытный пример гомоцентризма, — пожав плечами, он направился к торцу амбара. — Не обращайте внимания. Наверное, вы правы насчет скальпеля.

Ричард ввел кое-какие данные в карманный компьютер и глядел на маленький монитор, когда Николь стала рядом с ним.

— Значит, вы с Франческой именно здесь и стояли? — Николь подтвердила.

— А потом вернулись к амбару, чтобы заглянуть в одну из ям?

— Мы об этом уже говорили. Почему вы снова интересуетесь?

— Мне кажется, Франческа видела, как вы упали, и преднамеренно скормила нам басенку о том, как вы отправились искать японского ученого. Она хотела, чтобы вас не нашли.

Николь в темноте поглядела на Ричарда.

— Я-то в этом не сомневаюсь, — неторопливо ответила она. — Но почему вы так решили?

— Только это объяснение имеет какой-то смысл. У нас с ней случилась стычка, я как раз собирался выходить сюда. Она явилась ко мне в комнату и под предлогом интервью попыталась выведать у меня, зачем я возвращаюсь на Раму. Когда я сказал ей о Фальстафе и навигационном радиомаяке, она выключила камеру. Потом в весьма взволнованном состоянии задала мне целую кучу технических вопросов. А уже уходя, сказала, что теперь убедилась — никому из нас не следовало вступать внутрь Рамы. Мне показалось, она хотела попросить меня не возвращаться. Понимаю: ей не хотелось, чтобы я нашел вас. Как выяснилось, она бросила вас в яме. — Ричард помедлил. — Но я не могу постичь, зачем она это сделала?

— Помните ту ночь, когда вы объяснили мне причины отказа «Рохира»? — проговорила Николь после минутной нерешительности. — Я тогда спросила вас с Яношем о генерале Борзове…

Они возвращались к центральной площади, к собственному домику, и Николь за пятнадцать минут рассказала Ричарду все, что знает о заговоре. Поведала ему о контракте с прессой, о препаратах, которые Франческа давала Дэвиду Брауну и Реджи Уилсону, а также о собственных взаимоотношениях с действующими лицами. О кубике с данными она умолчала. Ричард согласился, что доказательства достаточно убедительны.

— Значит, вы полагаете, что она оставила вас в яме, опасаясь разоблачения?

Николь кивнула.

Ричард присвистнул.

— Теперь все понятно. Когда я вернулся на «Ньютон», мне стало ясно, что всем заправляет Франческа, а Браун и Хейльман только исполняют ее приказания. — Он обнял Николь за плечи. — Такого врага, как эта женщина, не пожелаешь никому. У нее явно отсутствуют какие-либо нравственные устои.

44. ДРУГОЕ ЛОГОВО

У Ричарда и Николь нашлись заботы более важные, чем Франческа. Возвратившись на центральную площадь, они обнаружили, что их домик исчез. Постучали птицам, но ответа не получили. Опасность их положения стала еще яснее.

Ричард приумолк и погрустнел. Он извинился перед Николь, пояснив, что, когда волнуется, всегда старается держаться в одиночестве. Несколько часов он возился с компьютером и лишь изредка задавал Николь вопросы по географии Нью-Йорка.