Страна Мудрецов

— Попробую, — сказал я.

— Второй пункт: ты в ответе за то, чтобы корабль «Диоген» и его команда были всегда на месте и готовы к плаванию. Опять ты спросишь меня, как обеспечить? Шевели мозгами. Я придумал морякам карты. Они сутками в дурачка дуются, даже мысли не возникает от корабля отойти. Чтобы сбегать в Лабаз за продуктами, они жребий кидают. Но карты могут надоесть. Имей выдумку про запас.

— Постараюсь придумать, — сказал я.

— По третьему пункту государственных дел тебе вменяется в обязанность следить, чтобы Евтихий всегда имел запас стрел для королевской охоты на сороку. Это не хлопотно. Евтихий дело обожает, водится только с доктором, по причине мозолей, и должность охотника исполняет с великим прилежанием… Четвертый пункт говорит о знаке отличия. Вот эта медаль, — Степан Кузьмич потрогал золотую медаль, свисавшую с его шеи на толстой цепи, — является знаком твоего высокого достоинства, свидетельствуя о том, что ты самый мудрый житель в Мурлындии.

— Так я же не самый мудрый! — воскликнул я в отчаянности.

— Это невозможно установить, кто самый, а кто не самый, — с улыбкой произнес Степан Кузьмич. — Однако есть такое правило: на ком нашивки, тот и капитан. Подумай, легко ли жителю разобраться, кто мудрее всех? Для облегчения усилий ему сказано: самый мудрый у нас Главный комендант. Житель к нему и прислушивается. Помни это и слов на ветер не бросай… Медаль дает тебе льготу: при ее ношении ни один житель побить тебя не имеет права.

Я грустно улыбнулся:

— Хорошо, хоть такая льгота предусмотрена.

— По пятому пункту ты обязан устроить так, чтобы лошади, которые уходят в поле пастись, возвращались обратно в Мудросельск.

— Значит, мне и конюхом надо быть?

— Может, кто другой пожелает. Все в твоих руках, — сказал Степан Кузьмич. — Умей заинтересовать, прояви мудрость. По пункту шестому ты обязан поощрять зампотеха в выдумывании забавных удовольствий для жителей… Пункт седьмой говорит о том, что у входа в волшебную пещеру денно и нощно должен гореть костер. Об этом заботится доктор. Старик обожает посидеть у огонька, вспомнить былое под треск горящих сучьев… Может, другое причины есть…

— Какие, например?

— Это дело докторово… Пункт восьмой касается твоей наиважнейшей обязанности. Ты должен постоянно напоминать жителям, что они живут в стране, где полная свобода и можно делать все что хочешь, что работать им не надо, а для того чтобы удовлетворить насущные потребности, достаточно набрать банку желтых муравьев, принести в пещеру и сказать «спасибо».

— Зачем об этом надо так часто напоминать?

— Для прочного сохранения заведенного порядка.

Подробнее узнаешь, когда поработаешь, — сказал Степан Кузьмич. — Тебе муравьев собирать не надо. Если что понадобится, подойди к своей камере и скажи: «Добрый Лабаз, мне нужна, например, пачка цейлонского чаю. Сегодня я напомнил такому-то жителю, занятому собиранием орехов, что выгоднее набрать муравьев и попросить орехов у доброго волшебника!»

— ПОНЯТНО… А зачем волшебнику столько муравьев?

— Это известно только волшебнику, — сказал Степан Кузьмич. — Теперь пункт девятый: заметив в Мурлындии что-нибудь написанное — на заборе ли, на стене ли, на песке ли, — немедленно сотри, выясни, кто написал, и сообщи доктору, чтобы лечил жителя.

— Мракобесие! — сказал я.

— Порядок, — поправил меня Степан Кузьмич.

Да, забот порядочно… Лучше всех у нас устроился Петька. Дел не делает, развлекается как хочет, добился громкой славы и ходит задрав нос. Что завтра будет есть, под чьей крышей спать, — это его нисколько не волнует.

Получил то, чего хотел. Лидка тоже живет неплохо.

Смотрится в зеркало сколько хочет, воспитывает королеву Дылду в своем духе, варит варенье, командует нами в нашем доме и недовольна лишь тем, что в Мудросельске грязные улицы… Мне пришлось хуже всех. Хотел пожить в свое удовольствие, а приходится каждый день выполнять разные обязанности, чего-то устраивать и что-то придумывать. Где же она, свобода? Прав, наверное. Главный мудрец, что от всех потребностей надо отказаться решительно и навсегда. Иначе свобода будет только видимостью, а в действительности ты будешь самым жалким рабом своих желаний. Правда и то, что ничего не надо делать. Я уже заметил: чем больше сделаешь сегодня, тем больше дел встанет перед тобой завтра. Что это за такая странная зависимость?..

Я налил себе еще чаю, пил его и кусал крендель.

— А где же десятый пункт государственных дел? — спросил я.

— Сидит перед тобой, — сказал Степан Кузьмич.

Я поднял глаза от кружки — и в изумлении закашлялся. Передо мной сидел житель в целой рубашке и с чистой шеей. Он улыбался. Лицо жителя было мне знакомо. Где же я его видел?..

— Зовут его Шнырь, — продолжил Степан Кузьмич, поправив подушку. — Увлекается подноготной жизнью. Так сказать, частный сыск.

Страна Мурлындия открылась мне с новой, неожиданной стороны.

— Какой, какой жизнью? — спросил я.

— Подноготной, — сказал Шнырь веселым голосом. И вообще он показался мне очень жизнерадостным. — Такой жизнью, которую стараются от чужих глаз упрятать подальше. На улице ее не увидишь, надо каждому чуть не под ноготь забираться.

— Зачем это надо? — спросил я.

— В Мурлындии все можно, — объяснял мне Шнырь. — Не исключено, что иной шкодливый житель задумает, например, королю Муру булавку в кресло засунуть. Для того чтобы разузнавать такие нехорошие намерения, я и существую в Мурлындии.

— Его еще никто не видел, даже король, — сказал Степан Кузьмич.

— Вспомнил! — закричал я. — Видел его король! Когда ехали вдоль канавы, король на вас упал с лошади. Точно?

— Точно, — признался Шнырь. — Кто же мог предположить, что Митька его кобыле под нос ежа сунет? В каждом деле бывают промашки, в моем тоже… Должен вам сообщить: Петька до того напился воды через нос, что лежит животом кверху, единого слова сказать не может. Жители потешаются и очень довольны. Можете поставить на Петьке крест — он уже не вашего поля ягода. И остерегайтесь Петьки. С точки зрения своей дремучей глупости жители считают его исключительно мудрым. Он рассказал жителям, что вы его вчера дураком назвали, и те ропщут.

— А больше ничего предосудительного не случилось в Мурлындии? — спросил Степан Кузьмич.

— Все спокойно, как в глубинах моря, — заверил Шнырь. — Жители развлекаются и никаких планов не вынашивают. Доктор Клизман новый стишок сочинил.

— Он стихи сочиняет? — удивился я.

— Еще как! По этой причине и в Мурлындии оказался. На втором курсе фельдшерского училища сочинил стишок, товарищи похвалили из вежливости, а доктор возомнил о себе, училище бросил и стал еще сочинять. Стихи получались такие, что лошади шарахались. Его даже в Союз писателей не приняли… Уговаривали, чтобы бросил сочинять, потом стали гнать из городов. Как услышат первый стишок, так и выводят с дворником за пределы городской черты, чтобы не портил эстетические вкусы граждан. Бродил доктор из города в город и попал, наконец, в Мурлындию. Здесь все можно.

— А вы не помните, какое он стихотворение сочинил? — спросил я тайного человека.

— Попробую вспомнить… — задумался Шнырь. — Ага, вот такое:

Шиворот-навыворот, выворот-нашиворот, поворот на заворот, заворот кишок.

У меня красивый рот, у тебя — шире ворот.

Сделай рот наоборот, скушай артишок!

— Совсем спятил доктор! — отплюнулся Степан Кузьмин.

— Непонятное стихотворение, — сказал я по возможности вежливо. — Это, наверное, абстракционизм называется?

— Это бездарность называется, — сказал Щнырь. — «Измы» здесь ни при чем… Ну, прощайте!

Он пропал совершенно внезапно. Только хлопнула створка окна. Степан Кузьмич снял с шей золотую медаль и протянул мне:

— Иди к королю, доложи, что принял дела. Наденет он на тебя медаль, и станешь ты Главным комендантом. И Петьки не бойся!

Король Мур играл сам с собой в шахматы.

— Странное дело, — сказал он. — Когда я сам с собой играю, то каждый раз выигрываю. А с тобой — никак. Ну, с чем пожаловал?

— Принял государственные дела, — сказал я.

— Погоди, погоди, любезный! — замахал руками король Мур. — Нельзя же так попросту. Пойду переоденусь в церемониальное шитье!

Вскоре он вернулся, принаряженный в прадедушкину мантию с меховым воротником. Король взял из моих рук медаль и уселся в кресло. Он сказал:

— Докладывай по всей форме.

Я доложил:

— Дела государственные Мурлындии, страны мудрецов, в количестве десяти пунктов принял!

Король Мур величаво поднялся с кресла и повесил мне на грудь комендантскую медаль. Поздравив меня, он сказал «уф!», скинул тяжелую мантию и предложил мне партию в шахматы.

Я поддавался как мог, но проиграть так и не удалось. После восьмой партии король расстроился, смешал фигуры и сказал, что на сегодня хватит. Я попрощался, поправил медаль на шее и ушел.

Около ограды дворца нервными шагами ходила Лидка. Я спросил, втайне радуясь, что она за меня волнуется:

— Зачем ты меня караулишь?

— Я не караулю, — сказала Лидка. — Я переживаю, а ты ничего не чувствуешь, носорог толстокожий! Что это у тебя за штучка на шее? Дай лучше я буду носить?

— Нельзя, Лидочка. Это комендантская медаль. Кто ее носит, тот считается самым мудрым человеком во всей Мурлындии. Даже бить его никто не имеет права!

— Значит, ты уже самый настоящий Главный комендант? — восхитилась неразумная Лидка. — Ой, как здорово! Знаешь, Миша, я начала было жалеть, что убежала в Мурлындию. Домой захотелось. А теперь не жалею. Очень у нас все интересно получается!

Я нахмурился, выслушав эти легкомысленные речи.

— Тебе интересно, а у меня забот полные карманы. Десять пунктов государственных дел. Понимаешь?

— Понимаю! — радостно сказала Лидка.

Ничего она не понимала…

Дома я снял с шеи медаль. Мы ее рассмотрели, потом Лидка унесла ценную вещь на свою половину, чтобы не потерялась. Мы седели у костра, попивали чай с вареньем, и я рассказывал Лидке про десять пунктов государственных дел.

Вдруг мы услышали крики, и показалась толпа жителей. Впереди шел Петька. Жители держали в руках дубины, и выражение лиц у них было самое угрожающее. Петька размазывал по щекам слезы и кричал:

— Вот он, который меня дураком обозвал!

После каждого слова из его рта брызгала вода.

— Сейчас мы ему дадим! — орала толпа. — Покажем ему, что в Мурлындии нельзя безнаказанно оскорблять мудрого жителя!

— Бейте его палками! — выл Петька, брызгаясь в разные стороны.

— Будь уверен! — отвечали жители.

Лидка ойкнула, вскочила и убежала в дом. «А говорила, что никогда не бросит, — подумал я с горечью в сердце. — Верь после этого женщинам…» Я соображал, куда спрятать голову, чтобы не так больно было.

Надо мной уже нависли кулаки и дубины, как вдруг я почувствовал прикосновение к шее холодного металла. Это Лидка надела на меня золотую комендантскую медаль. Кулаки и дубины медленно опустились. Жители отошли на пять шагов и притихли. Петька удивился такому обороту дела, закричал, брызгаясь водой:

— Чего вы ждете, жители? Бейте его палками! Дайте ему как следует, чтобы Лидка видела.

Жители мялись, переступая с ноги на ногу.

— Почему же вы его не бьете?.. — тихо спросил Петька.

— Мишу не полагается бить, — сказал Митька-папуас. — Он теперь Главный комендант. Самый мудрый житель в Мурлындии. Видишь медаль?

— Вижу, — сказал Петька. — А что дальше?

— А то, что все остальные глупее его. Он имеет полное право любого и каждого дураком считать, — сказал Митька. — Понял? Пойдем, друг Петька. Тут наши, как говорится, не пляшут.

Петька закрыл лицо руками и поплелся вслед за жителями.

Когда они скрылись, я сказал:

— Ты меня извини, Лидка…

Она удивилась:

— За что это?

— Я подумал, что ты убежала. Испугалась жителей с дубинами и бросила меня на произвол судьбы…

— Толстокожий ты, как бегемот, вздохнула Лидка. — Ничего не чувствуешь!

ТЕТРАДЬ 12

Я оказался никудышным деятелем. Жизнь в Мурлындии разладилась. Кирюха весь день храпел в своей будке. Зампотех перестал даже патефон заводить. Жители разленились и огрубели. Костер у волшебной пещеры едва тлел, а лошади разбежались по полям и стали дичать. Не на чем было в лесу бревно привезти.

— Впрочем, так-то оно лучше, — махали рукой жители. — А то еще нагружать да возить…

Жители собирали все меньше муравьев, все больше спали и перестали чинить одежду. А я бродил по Мурлындии, размышлял о своем горестном положении и чуть не плакал. Хотелось сбежать на остров Высшей Мудрости от всех неприятностей… Одно было хорошо: занятый своими печалями, я стал проигрывать королю в шахматы.

— Не надо так переживать, — жалела меня Лидка. — Все наладится, войдет в колею. Не понимаю, почему тебя так расстраивают мурлындские дела? Ведь тебе ничего за это не будет!

Я и сам не понимал почему. Подумав, я сказал:

— Совестно перед жителями, Лидочка.

— Ну, раз тебе совестно, ничего не поделаешь, — сказала Лидка. — Тоща старайся.

И я старался. Однажды попросил у волшебника длинную веревку и игру «в пятнадцать». Получив вещи, я накинул веревку на шею и пошел к Кирюхе. Сторож храпел в будке громким храпом. Я растолкал его и научил играть в пятнадцать. Скажу, забегая вперед, что с тех пор Кирюха вообще не спал, даже ночью. Он гонял в коробке квадратики при лунном свете, а в пасмурные ночи жег лучину.

Я шел домой, радуясь, что одна проблема, наконец, решена. Но по дороге попадались жители, и их скучные лица напоминали мне, что на Кирюху им наплевать, а нужно им совсем другое…

— Миша, сделай стол, — попросила Лидка.

— До стала ли мне…

Неужели я такой бездарный, что не могу наладить жизнь в крохотной стране? Почему у Степана Кузьмича все выходило, а у меня все разваливается? Размышляя, я крутил веревку, завязывал и развязывал на ней узлы. У меня получилась петля.

— Миша, что это ты выдумал? — забеспокоилась Лидка. — Развяжи сейчас же, а то я кричать стану!

— Не беспокойся, — сказал я Лидке. — Это простой аркан.

Я начал накидывать аркан на столбик. Часа два я украшал непослушную петлю, наконец она научилась лететь точно и ложиться куда надо. Свернув аркан, я пошел в поле.

Запряженные в телеги лошади щипали траву и поглядывали на меня дикими глазами. Я подобрался к одной лошадке, которая выглядела посмирнее, крутанул петлю над головой и бросил. Лошадь рванулась, поволокла меня по земле, но петля стянула ей шею — и пришлось остановиться. С гордым видом я повел лошадь в Мудросельск и привязал ее к деревцу около нашего дома.

Когда я охотился уже на шестую лошадь, из травы поднялась заспанная фигура и уставилась на меня, разинув рот. Этого жителя я немного знал. Звали его Жареный, потому что он все дни проводил в поле и загорел чернее африканского негра. Дома у него не было.

— Вот это выдумка! — воскликнул Жареный, когда петля затянулась на лошадиной шее. — Миша, дайте мне половить!

— Без тренировки не получится, — сказал я. — Только скотину распугаешь. Сперва надо поучиться.

— Ну, так учите меня, — потребовал Жареный. — А вы себе другую забаву придумаете. Вы мудрый, вам легко придумать!

— Ладно, забей в землю кол! — сказал я и стал учить Жареного.

Спустя часа два он здорово настропалялся. Я со спокойной совестью отдал Жареному аркан и пошел в город, ведя за собой трех лошадей.

С тех пор жители не испытывали недостатка в транспортных средствах. Жареный вылавливал всех лошадей до единой. Он рассказал, что аркан придумал мудрый Главный комендант Миша, и жители стали здороваться со мной еще вежливее, чем раньше.

Несколько раз я навещал капитана Прунамеля. Моряки жили на отшибе, увлекались картами и в город почти не ходили. Каждый вечер они плавали на остров Высшей Мудрости, доставляя туда питание.

— Почему вы не построите дом? — спросил я капитана.

— Клянусь бородой Нептуна, дорогой шеф, что размеры нашей малютки планеты как раз достаточны для того, чтобы всю ее считать своим домом! — сказал капитан.

Это мне понравилось.

— У вас настоящая морская душа, капитан, — произнес я и пожал ему руку. — Но не все так думают, как вы. Большинство считает, что обязательно надо отгородить на планете свой уголок, чтобы не затеряться.

— Предпочитаю оставаться в меньшинстве! — гордо заявил капитан.

Я спросил:

— Не надоели еще картишки?

— Карты не могут надоесть, — покачал головой капитан. — Они относятся к числу вечных ценностей человечества, таких, как запах розы, свет луны или вкус кофе. Люди играют в карты уже восемь столетий — и все с большим удовольствием!

— Так долго? — удивился я.

— Не менее. Один таможенный инспектор рассказывал мне за бутылкой фалернского, что известный Христофор Колумб свой патент на открытие Америки проиграл в карты итальянскому торговцу Америго Веспуччи. Поэтому континент назван не Колумбией, а Америкой.

— Каких только махинаций не устраивают в этой Америке! — сказал я.

— Не говорите, дорогой шеф!.. Извините, мне сдавать, — заторопился капитан, пожал мне руку и ушел сдавать карты для следующей партии.

Я брел домой, сшибал палкой мухоморы и думал о том, что скоро осень, жители улягутся спать — и мы с Лидкой останемся одни во всей Мурлындии. Петька тоже завалится.

Недаром Шнырь, всеведующий подноготник, сказал, что он уже не нашего поля ягода. Наверное, мы обязаны на него повлиять, взять в руки. Нельзя же просто так терять человека, как пуговицу от пальто!.. Но даже если нас будет трое?

Непроходимая тоска всю зиму…

Я зашел проведать Степана Кузьмича. Старик все больше слабел и, что называется дышал на ладан. Я вспоминал кошмарную ночь нашего похода, когда мой камень угодил во что-то живое, и удручающие мысли появились в моей голове… Трудно было прогнать их… Но как мог Степан Кузьмич оказаться среди разбойников?

Я поправил на нем одеяло, согрел самовар и напоил старика чаем. Потом поделился своими печалями:

— Не представляю, как жить зимой. Один ведь останусь не спящий во всем государстве. Да Лидка еще…

Степан Кузьмич опустил руку под кровать, достал прямоугольный ящичек и подал его мне с такими словами:

— Пойди на берег ручья, намеси глины с песком и сделай штук двадцать кирпичей.

— И что будет?

— Увидишь, — сказал Степан Кузьмич. — Не должен был я тебе это советовать, да ладно. Мне уже все равно…

Я не хотел расстраивать старика отказом, взял формочку и на следующее утро налепил кирпичей. Просушил их и обжег на большом костре. Кирпичи получились красные, звонкие, прямо как настоящие. Когда я принес Степану Кузьмичу показать, он посоветовал:

— Сложи из них на полянке домик.

— Зачем домик? — удивился я. — Что за детские игры?

— Увидишь, — сказал Степан Кузьмич.

Я пожал плечами, но домик сложил.

Возле моего строения сразу собралась толпа жителей. Митька спросил почтительно:

— Миша, это вы сами придумали такую мудрую игру?

И только тут я понял, какой золотой совет дал мне Степан Кузьмич!.. Задрав нос повыше, я ответил Митьке:

— Сам придумал. А что, понравилось?

— Еще как! — загалдели жители. — Мы тоже хотим в эти камни играть! Покажите нам, как их делать?

Жители галдели, а в моей голове клокотали мысли и планы. Кирпичи. Печки. Тепло! Вот что требуется, чтобы зимой не спали жители!.. «Только нельзя пускать дело на самотек, — думал я, — нельзя начинать не продумав, не подготовив как следует».

— Покажите нам, как их делать! — умоляли жители.

— Не сегодня, — сказал я. — Я чертовски устал от управления государством. Приходите утром, и я покажу вам, как делать кирпичи.

— А сегодня никак нельзя? — стонали нетерпеливые жители.

— Нельзя! — отрезал я. — Приходите завтра.

Жители разошлись с неохотой, жадно огладываясь на кучу кирпичей.

Когда я вернулся домой, Лидка спросила:

— Ты опять что-то придумал?

— Мелочь, — ответил я скромно. — Ставлю кирпичный заводик.

— Ото! — восхитилась Лидка, но ту же спросила в сомнении: — Думаешь, жители станут работать?

— Жители будут играть, — сказал я. — А пока разберутся в чем дело, мы налепим кирпичей на сто печек!

— Увидим, — сказала Лидка. — Ну, пойдем, я тебя чаем напою. Только завтра обязательно сделай стол.

Я пообещал. Потом мы уселись на пол и стали пить чай. Вдруг возник тайный человек Шнырь. Как всегда, он был в целой рубашке и с мытой шеей. На него приятно было смотреть.

— Решили основать предприятие? — спросил Шнырь, посмеиваясь. — Умное дело… Только привьется ли на здешней почве?

— Привьется, — сказал я уверенно.

— Кирпичей вы налепите, это я допускаю, — сказал Шнырь. — Даже печек настроите. Но потом жители разберутся в вашей махинации, и затея лопнет. Жители зимой привыкли спать, а не печки топить.

— А мы их переучим! — заявила Лидка.

— Скорее они вас переучат, — покачал головой Шнырь. — Масса, знаете ли, играет свою историческую роль… Она подавляет отдельную личность и растворяет ее в своей толще…

— Отдельные личности нерастворимы, как булыжники, — сказала Лидка. — Считайте, что мы из таких. Мы знаем, что делаем!

— Ух ты, колючка! — засмеялся Шнырь и взъерошил Лидке прическу. — В общем, к вашему, Миша, удовольствию, сообщаю, что Петька в луже. Фокус с водой всем надоел. Жители галдят о кирпичах, из дома в дом образец носят. Митька выставил Петьку за дверь, дал по шее и не велел приходить ночевать.

— Ох, за что ж это он его так? — вскрикнула Лидка.

— Петька хотел ученого Ежуню сварить и съесть. Теперь сидит на берегу ручья под елкой и заливается слезой.

— Надо его позвать, — сказала Лидка. — Не оставаться же на улице ночью…

Она кинулась к двери, но Шнырь удержал ее за руку:

— Не стоит. Он не гордый. Замерзнет — и сам придет.

— Да, он не гордый, — вздохнула Лидка и села на пол.

— А больше ничего предосудительного не случилось в Мурлындии? — спросил я тайного человека. — Никто не передрался, не замыслил нехорошего?

— Девять кирпичей у вас жители стибрили, — сказал Шнырь.

— Пускай, — я махнул рукой. — Что такое девять кирпичей?..

— Вот и все события дня, — сказал Шнырь. — Доктор ночью стишок сочинил.

— Не помните?

— Сейчас вспомню… — Шнырь прикрыл глаза. — Вот такой…

Котята съели бегемота среди болот во время сна.

А у меня на сердце что-то, не то зима, не то весна.

До посинения об этом рыдал зеленый крокодил.

А я, ребята, прошлым летом пешком в Австралию ходил.

— Глупые стихи, — определила Лидка.

— Как всегда, — согласился Шнырь. — Впрочем, «зеленый крокодил», рыдающий «до посинения», — в этом что-то есть… Спасибо за чай, милая Лида. Ждите Петьку!

Тайный человек Шнырь растворился в наступающих сумерках.

Потом явился Петька. Он стоял перед нами, глядя в землю.

— Ну что, помогли тебе твои папуасы? — спросили мы с Лидкой.

— Простите меня, — всхлипнул Петька. — Я больше не буду. Мне ночевать негде, а на улице холодно.

— Некоторые вещи простить трудно, — сказал я. — Например поддую измену.

— Миша, накажи его и прости, — попросила Лидка. — Видишь, какой у него раскаявшийся вид. Он больше не будет.

— В общем, так, Петр, — сказал я. — На первый раз прощается. Сделаешь стол для общего пользования. Все.

Обсуждению не подлежит. Не доволен — проваливай ко всем папуасам!

Петька молчал и не проваливал.

— Видишь, какой он хороший? — сказала Лидка.

— А еды дадите? — тихо спросил Петька.

Лидка причесала ему волосы, дала лепешку, сказала сердито:

— Зачем же ты ежика хотел слопать? И не стыдно?!

— Я еще никогда ежиков не пробовал, — объяснил Петька.

С восходом солнца к нашему дому потянулись жители.

Усаживались на травке и терпеливо ждали, когда мы проснемся. Мы умывались, завтракали, а жители все сидели и ждали, гладя на кирпичи. Наконец я вытер губы, сказал Лидке «большое спасибо» и подошел к жителям.

— Совсем ты, Митька, потерял совесть, — ругнул я папуаса. — Ну, украл бы один кирпич, если невтерпеж. А то два утащил!

— Грызушка то же два, — выдал Митька. — И Федя! Я уже после них взял.

— Про всех знаю, — сказал я. — И про Евтихия, и про Жареного, и про Аркадиуса. Вот уж от кого не ожидал!

Серьезный житель, солнечные часы чуть не изобрел, а кирпичи ворует!

— Не корысти ради, — развел руками Аркадиус. — Надо было познакомиться, что за вещь такая, исследовать.

Я подал Аркадиусу формочку и распорядился:

— За провинность сделаешь таких формочек десять штук. Возьми в помощники Жареного. Остальные — за мной!

Я показал жителям, где копать глину, как ее размешивать, сколько лить воды и сыпать песку. Они удивлялись: как это из серой глины, такой мягкой, получатся твердые красные кирпичи? Но они верили мне, работали охотно и споро. Когда Аркадиус принес формочки, мы налепили тысячу кирпичей и сложили их в штабеля для просушки. На другой день мы выкопали яму, развели в ней огромный костер и обожгли кирпичи. Многие, конечно, потрескались, но штук семьсот получились как надо. Положили их остывать и разошлись.

Придя к ручью утром третьего дня, я увидел, что жители, ругаясь и отвешивая друг другу подзатыльники, пытаются разделить кирпичи. Я самым решительным образом пресек это безобразие и велел еще работать. Только на пятый день, когда кирпичей накопилось достаточно, я разрешил взять — кто сколько унесет за два раза…

В стране Мурлындии началась кирпичная лихорадка. Жители валили ко мне толпами, просились работать. Они построили сарай, куда я складывал продукцию. Из каждой сотни сделанных кирпичей я давал жителю десять, остальное отправлял в сарай. Житель хватал заработок и говорил «большое спасибо», а на его место приходил другой. Мой сарай наполнялся строительным материалом.

— Куда тебе столько? — дивилась Лидка.

— Дом! — высказал я свою заветную мечту. — Понимаешь?

— Понимаю, — сказала Лидка, хотя вряд ли она понимала всю грандиозность моих замыслов. Королю я подарил сто кирпичей. Мур забросил охоту и шахматы: он целыми днями играл в кирпичи, строил стены и башни, возводил дома, замки и крепости. Построив крепость, Мур говорил:

— Вот в какое неведомое царство надо играть! Его можно завоевать без всяких хлопот и увечий! Иногда он играл с королевой в «кто больше кирпичей поставит друг на дружку». Дылда выиграла у него все кирпичи и выложила ими дорожку в саду. Печальный король пришел ко мне просить еще.

Но у меня был принцип. Только придерживаясь его, я мог исполнить мои грандиозные планы.

— Придется поработать, ваше величество, — сказал я королю. — Сотню я вам подарил в виде исключения, как коронованной особе. Больше не могу. Не надо было проигрывать.

Мур Семнадцатый заткнул попы мантии за кушак, нахлобучил корону и работал на общих основаниях. Король не ленился. За два дня он заработал семьдесят четыре кирпича. Мое сердце размягчилось, и я добавил ему двадцать шесть — как премию за усердие.

Кирпичная лихорадка трясла страну Мурлындию.

Жители играли только в кирпичи. На моем заводе было уже сто формочек, и ни одна не валялась без дела. Жители построили второй сарай. Он быстро наполнялся, и я велел строить третий. Кирпичей жителям требовалось все больше, потому что они совершенствовали игру и научились возводить наисложнейшие фигуры. Трудились даже ночью.

Над берегом ручья пылало зарево. Капитан Прунамель привел своих матросов. Они заработали по сотне кирпичей и погрузили их на телегу, сияя от счастья. Я спросил капитана:

— А как же карты? Ведь восьмивековая традиция…

— Традиция традицией, а мода модой, — сказал капитан. — Одно дополняет другое, и жизнь приобретает гармоничную цельность. Всякая традиция когда-то была модой, не так ли?

Жители очень неохотно тратили время на ловлю муравьев. Кирпичи стали монетой. Установился курс. За восемь штук давали теплую лепешку. За двадцать кирпичей житель снимал рубаху и еще считал, что ему повезло. Грызушку я назначил начальником охраны кирпичных складов, и он добросовестно служил за сорок восемь кирпичей в неделю. Лидка тоже не терялась. Она нанимала жителей на уборку улиц и давала по десять кирпичей за рабочий день.

От желающих не было отбоя. Улицы в Мудросельске засияли чистотой, как полы у хорошей хозяйки. Лидка решила озеленить город и объявила, что даст пять кирпичей за каждое пересаженное дерево. Сбежались желающие, и через три дня улицы Мудросельска были обсажены березками, кленами, липами и тополями. Город преобразился. Жители тоже. Появились богачи, накопившие по три, а то и по четыре сотни кирпичей. А когда какой-нибудь лодырь просил у них: «Дай кирпичик» — богачи складывали кукиш и говорили: «Работай, братец, работай!»

Лодырь Дел ко мне или к Лидке, просился на работу и получал кирпичи. Одним словом, страна Мурлындия встряхнулась, стала жить деятельной, полнокровной жизнью. Только сторож Кирюха сидел в будке, играл в пятнадцать и ничего, кроме этой игры, не желал знать.

Как-то раз к нам пришли гости: Митька-папуас, мудрый Аркадиус, начальник охраны складов Грызушка и бездомный житель Жареный. Сперва Митька показывал фокусы. Он командовал:

— Ежуня! Покажи, как зампотех Федя развлекает жителей!

Ученый Ежуня становился на задние лапки, а передними крутил в воздухе.

— Ежуня! — кричал Митька. — Петька пришел, сейчас тебя съест!

Ежуня быстро забирался в Митьким мешок.

— Ушел Петька!

Ежуня вылезал из мешка, озираясь, и подходил к хозяину. Митька вынимал из кармана дохлого мышонка и кидал Ежуне награду. Мы смеялись, а Петька сидел красный, с опущенными ресницами и страдал от стыда. Чтобы отвлечь от себя внимание, он спросил:

— Грызушка, а много у тебя на складе кирпичей?

— Много! — сказал Грызушка.

— Сколько?

— Ну… два сарая и третий почти полный.

— А ты не подсчитывал?