Сивир - Наследник Магнитной горы

О мечах и благородных егетах, которые очень любят ими помахать

Хакмар выдернул из поставца растаявший огарок. Сверил новую временную свечу по ее еще горящей соседке и зажег. Когда тот безответственный мальчишка, в чьи обязанности нынче входило менять разделенные на временные деления свечи, все-таки соблаговолит явиться в фехтовальную пещеру, он ему устроит! Замена временных свечей – первая обязанность детей в горе. После этого у всех магнито-горцев появлялась неистребимая привычка поглядывать на ближайшие свечи, которые тающим воском делений отмечали неслышный ход времени в глубинах пещер. Одна вовремя не замененная свеча – еще ладно, можно по другой сверить да подрезать воск и фитиль. Но беда, если вся система свечей разладится – как случилось при Хакмаровом деде, когда провисший край нижних небес слишком сильно зацепил их гору за верхушку, вызывая трясение всех пород. Тогда обитателям пещер пришлось идти за новым расчетом времени на поклон в прячущуюся на поверхности, меж горных перевалов, обсерваторию великого Аркаима и выслушивать нравоучения надменных звездочетов.

Подровняв свечу, Хакмар повернулся к оружейной стойке, придирчиво разглядывая выставленные клинки. Мастер-оружейник опять полностью заменил мечи в фехтовальной зале – вот кто всегда умудрялся соединять полезное с полезным! Поэтому в тренировочный зал «на пробу» отправлялись клинки, кованные или учениками, вроде Хакмара, или мастерами, разрабатывавшими новое оружие. Мальчишка прикинул на руке один, второй, покачал головой и решительно вытащил из стойки законченный только вчера меч собственной ковки. На простой ухватистой рукояти болталась полоска белого холста. Хакмар развернул ее, вчитываясь в криво накарябанные рукой мастера-оружейника буквы: «Слишком гибкий в ущерб надежности».

«А вот сейчас и проверим!» – азартно подумал Хакмар, становясь в стойку и коротко салютуя не противнику – такового не имелось, а всем бойцам клана, стоявшим здесь за Дни и Дни существования Магнитной горы.

Полоса клинка отразила острый блик света, зайчиком скользнувший в аккуратную щель в стене тренировочной пещеры. Едва заметная привычная вибрация пробежала по полу, давая почувствовать пришедшие в движение рычаги. Выстроившиеся парами глиняные чурбаны, со всех сторон, по кругу, утыканные остро заточенными лезвиями, негромко загудели… и принялись вращаться, все наращивая и наращивая скорость. Еще мгновение – они превратились в огромные жужжащие веретена. Непрерывно мелькающие лезвия с шелестом разрезали податливый воздух.

Хакмар гикнул и одним прыжком метнулся внутрь смертоносной карусели. Подпрыгнул, пропуская под ногами низко стелющееся широкое лезвие топора. Вскинул руку, принимая на клинок вращавшуюся над головой наточенную стальную лопасть. Клинок спружинил, отводя в сторону просвистевшее над головой лезвие. А говорят – слишком гибкий! В самый раз! Первую пару прошел!

Хакмар выгнулся дугой, уклоняясь от чиркнувшего у самого живота острия, рубанул вбок – норовивший полоснуть его по горлу меч разлетелся, срубленный возле вплавленной в глину рукояти. Ну, к заточке претензий и не было! Вторую пару прошел!

Мальчишка ринулся прямо в «стального ежа» – двойной валик торчащих тонких игл, с одним поворотом глиняных чурбанов кромсающих живого человека на тонкие ленты кровоточащего мяса. Трепеща и изгибаясь, меч завертелся вокруг него стальным вихрем, прорубая проход сквозь вращающуюся смерть. Баланс в норме! Третью пару прошел!

Хакмар вырвался в пустой коридор позади глиняных чурбанов – и тут же из отверстий в стене полетели стрелы. Весь мир исчез – остались только метившие в лицо стальные жала. И меч, сплошным непроницаемым вихрем вертящийся перед ним. Разрубленные пополам стрелы со стуком посыпались на каменный пол. В руке лежит как влитой!

Сверху ахнул обоюдоострый двуручник. Хакмар вскинул свой клинок навстречу. Держ-и-и! Страшная тяжесть навалилась на запястья и тут же исчезла, аккуратным поворотом спущенная вниз, в землю, вдоль вибрирующего клинка. Хакмар перепрыгнул через врубившийся в каменный пол двуручник. Прошел! Все прошел! И держит ведь меч, держит! С чего ж ненадежный?

С ликующим воплем – не прав мастер-оружейник! – Хакмар радостно завертел над головой свой молодой клинок… Огромная тень выросла перед ним, и, тускло блеснув вороненой сталью, остро заточенные полумесяцы парных топоров ринулись на него с двух сторон.

Вскрикнув от неожиданности – и, что врать, от окатившей его горячей волны ужаса, – Хакмар на одной лишь вколоченной тренировками привычке описал вокруг себя неловкую петлю мечом. Его неуклюжесть вызвала только надменный смешок противника. Тяжелые парные топоры, казавшиеся просто игрушками в здоровенных ручищах, завертелись вокруг. Каждое движение их было страшным – сбитое, рваное, казалось, полностью лишенное ритма. Во всяком случае, такого ритма, который можно уловить и под который удалось бы подстроиться. Каждый топор будто вел собственную схватку, поддерживая и оберегая другой. Хакмар чувствовал себя в бою сразу с двумя противниками, любой из которых лучше и сильнее его. Перелетая из руки в руку – из правой в левую, – меч выписывал скользящие дуги вокруг мальчишки. Единственное, что Хакмар мог, – отчаянно, на пределе сил и скорости держать оборону, даже не помышляя об атаке. Бешеная скорость, которую непрерывно атакующие то справа, то слева, то сверху топоры выжимали из его тела, выматывала, лишала сил. Будто подрезанные, болели запястья. Противнику даже не нужно было прорывать его оборону – Хакмар чувствовал, как усталость неумолимо берет свое. Достаточно еще немного продержать темп – и он просто рухнет, покорно позволив себя добить. Неукротимая злость, пылающая, как Огонь в горне, бешеная, как грызущий удила конь, заставила кровь закипеть. Гибкой стремительной «восьмеркой» Хакмар сбил в сторону налетавшие с обеих сторон топоры и распластался в длинном прямом уколе, нацеленном в грудь противника. Казалось, он сам, как разряд молнии, пронесся вдоль полосы заточенной стали, чтоб нанести один-единственный удар… Противник изогнулся с невероятным для могучего тела проворством, пропуская удар Хакмара над собой. Тут же крутанулся волчком – подсекая ноги противника. В последнее мгновение Хакмар успел подпрыгнуть, отмахиваясь мечом… Стремительно вынырнувшие с двух сторон топоры скрестились у самой рукояти его клинка, как клещи! Пошли вперехлест… Тонко дзенькнув, молодой меч переломился у самой рукояти. Жалобно звеня, упал на затоптанный пол пещеры и задрожал, распластанный на камнях.

Замерший с одной рукоятью в руках Хакмар проводил его почти безумным взглядом.

– Все-таки ненадежный, – прошептал он.

Лезвия топоров с режущим свистом ринулись к его лицу… Хакмар прыгнул назад… Два деревянных древка скрестились у него под подбородком, зажимая шею в такие же жесткие клещи, как те, в которых погиб клинок. Хакмар попытался отмахнуться обломком меча.

– Руки коротки! – прорычал противник.

Нажим на горло усилился, задыхающегося мальчишку почти приподняло на топорах – Хакмару казалось, что голова сейчас оторвется! – и с силой шарахнуло о камень. Над ним нависло бородатое суровое лицо. И голос, в котором за деланым спокойствием слышалась ярость, вопросил:

– Ну, а теперь поясни мне, почему мой сын и наследник ведет себя, как распоследний тупой чуд?

Хакмар судорожно сглотнул – слюна с трудом просочилась сквозь передавленное древком топора горло – и ответил абсолютно невинным взглядом.

– А вот этого не надо! – В голосе отца теперь слышалась не только ярость, но и отвращение. – Не вздумай мне врать!

Крутанув свое любимое оружие, старший мастер Никтоман, Отец клана Магнитной горы и просто отец одного чересчур изобретательного юного оболтуса по имени Хакмар, зло всадил топоры в закрепленные у бедер ножны.

Пообещав себе ни в коем случае не кашлять, Хакмар все равно зашелся глухим перханьем, потирая горло.

– Я не вру! – прохрипел он, с мрачным вызовом глядя на отца. – Вранье противно егетлеку!

– Егетлек! – повторил, будто плюнул, отец. – Кодекс чести истинного воина-егета! С каких это пор егетлек позволяет себе натравливать механическую железную тварь на женщину?

– Она не женщина! Она голубоволосая ведьма! Захватчица! – Хакмара затрясло от злости.

– А если бы твое изобретение ее прибило? И через пару-тройку свечей здесь было бы много голубоволосых ведьм? – Ледяное бешенство отца было страшнее кипучей ярости. – И что бы тогда оставалось клану – умереть в Голубом огне? Женщинам, детям, всем? Из-за того, что тебе угодно было… почудить?

– Я не чудил! – взвился Хакмар. Почему отец его оскорбляет, даже не выслушав? – Я бы не дал ей погибнуть – я и не дал, ты сам видел! Я всего лишь хотел показать, что нам есть чем встретить проклятый Огонь! Ты видел? Нет, ты видел: она швыряла в моего «кузнеца» Пламенем – и ничего!

– О да! Особенно эффектен плащ, который горел, не сгорая, – саркастически усмехнулся отец.

– При чем здесь плащ? Плащ – это так, для впечатления, на самом деле обыкновенный асбест [3]! Главное – сам «кузнец»! Я работал над этим сплавом весь прошедший День и только перед самым Вечером Кузнеца нашел нужные добавки!

– Которые мне теперь придется засекретить, – безнадежно вздохнул мастер. – Признаться, что у нас есть сплав, способный выдержать Голубой огонь, – все равно что объявить: «Это мой сын Хакмар натравил на жрицу механическое чудище». Медленное сожжение на Огне – пункт 1 кодекса Снежной Королевы и ее Советника.

– Плевать нам на их кодекс! И на их Королеву! С моим сплавом мы создадим десять, двадцать, сто железных воинов…

– Наловим летучих мышей и отправим их на штурм Зимнего дворца, – меланхолично закончил отец.

Хакмар осекся, вспомнив, скольких усилий ему стоила дрессировка глупых мышей. И ведь то был семнадцатый по счету мыш – и единственный, от которого удалось добиться хоть какого-то толку. Да и то – если бы он сам все время не контролировал события…

– Мы можем сделать доспехи для себя, – мрачно ответил мальчишка. – И нам совсем не обязательно штурмовать Зимний – главное, вышибить голубых из наших гор! И пусть хоть живут, хоть подыхают на своем севере как хотят!

Отец поглядел на него осуждающе:

– А еще говоришь, что не чудил! К твоему сведению, после твоей чудной… – с особым нажимом на оскорбительное слово продолжал отец, – выходки я забрал твоего «кузнеца» к себе! У него в грудной пластине – вот такая дырища! – отец округлил пальцы обеих рук. – Так что Огонь на твой металл все-таки действует. Даже если весь клан, включая младенцев, напялит на себя доспехи… Да что там мы, если все горские кланы нас поддержат – жрицам придется потратить всего лишь немножко больше времени, чтобы запечь нас в этих доспехах, как тех улиток, что ребятня в пещерах собирает!

– Чем жить как сейчас, лучше умереть с честью! Как велит егетлек – в открытом бою! Без хитрости, без лукавства – наша честная сталь против их Огня! – вне себя от злости и разочарования выкрикнул Хакмар. Он надеялся, что отец поймет его! Поддержит! И… как же он недосмотрел, что новый металл все-таки плавится?

– Кому умереть – сестрам твоим? – тихо спросил отец. – Братику?

Невольно Хакмару представилась рожица младшего братца, его забавно сузившиеся от смеха глазенки – и в горле встал комок. Малыш, последний подарок мамы – прекрасной дочери бия [4] подгорных коневодов – своему мужу, главе клана горных мастеров. Мамы, которой малыш никогда не увидит. Хакмар часто думал, что хуже: как он и сестры – помнить маму и тосковать по ней все эти долгие четыре Дня и Ночи, или как малыш – не знать ее никогда. Ее голос, рассказывающий историю великого Урал-батыра… Теплые и сильные руки, учившие держать поводья первого коня… Тоненькие косички… Пушистым кончиком мама щекотала ему, маленькому, под носом, а он хохотал! Когда подрос, тоже иногда щекотала – он хмурился, делал вид, что сердится, ведь он уже большой, а на самом деле тихо млел от счастья. Будь проклята та давняя Ночь и белый шаман, как всегда, утративший свою силу с приходом тьмы и оказавшийся неспособным помочь маме! Неужели отец думает – Хакмару все равно, что станется с ее последним малышом?

– А как он будет жить? – отвернувшись, глухо спросил Хакмар. – Голубоволосые загнали нас в глухую штольню! Они запрещают добывать руду из-под земли! Видите ли, это дает проход нижним духам! – презрительно скривившись, фыркнул он. – Нам повезло больше, чем другим кланам, – наша Магнитная сложена из руд! Но ты думаешь, я не знаю, что тебе докладывает старший рудничный мастер?

– Ты мой наследник – хорошо, что тебя интересуют дела горы, – невозмутимо ответил отец.

– Запасов руды над поверхностью осталось на одно, самое большее – два поколения! – В крике Хакмара ярость смешалась с отчаянием. – Скоро мы снесем нашу гору подчистую! Жрицы… Пока они правят здесь, нам никогда не позволят остановиться! Мы просто переплавим наш дом на мечи для Храмовой стражи!

– И поэтому ты предлагаешь жителям горы совершить самоубийство прежде, чем умрет сама гора? – насмешливо поинтересовался отец.

– Не разговаривай со мной, как с каким-то чудом! Я хотя бы что-то пытаюсь сделать!

– Я бы не разговаривал с тобой, как с чудом, если бы ты вел себя, как умный! – отрезал отец. – Впрочем, наверное, и впрямь пришло время тебе кое-что показать. Пока ты не начудил еще больше! – Отец повернулся так круто, что полы его кожаного плаща взвихрились у ног. И широким решительным шагом, не оглядываясь, двинулся вон из тренировочной пещеры, предоставляя своему наследнику право следовать за ним или оставаться.

Мгновение помешкав, Хакмар кинулся вдогонку. Что показать? Что может быть в их горе такого, чего он, Хакмар, не знал бы? В молчании они ступили на платформу подъемника – и тот резко ухнул вниз. Платформа шла долго, пока со стуком не опустилась на нижние – почти на уровне земли – горизонты. Эти места Хакмар знал отлично – тут располагались плавильные мастерские и кузнечные цеха, в которых он сам предпочитал работать. Что отец предполагает показать ему здесь?

Через пламенеющие Огнем и заполненные грохотом молотов и бульканьем кипящего металла цеховые пещеры Никтоман все так же молча направился к проложенным сквозь скальный тоннель рельсам железной дороги. Следом за ним Хакмар заскочил в крохотный вагончик, запряженный двумя белесыми от старости, пережившими собственную едкую слюну рудничными змеями. Повинуясь щелканью поводьев, змеи стремительно развернулись и, как две стрелы, прянули вдоль дороги, сливаясь брюхом с узкими стальными полосками рельсов. Вагончик, все разгоняясь, несся за ними. Хакмар чувствовал, как владеющее им напряжение волей-неволей рассасывается под убаюкивающий перестук вагонных колес. Надо собраться! Отец его ни в чем не убедит! Он не сдастся и не остановится! Только новая война с жрицами может спасти горы и мастеров!

Стремительное скольжение змеев начало замедляться. Они находились в дальней части пещеры, куда, кроме рудокопов, обычно не заходил никто. Старший рудничный смотритель из собственной робы от злости выскакивал, стоило хоть кому-то из плавильщиков или кузнецов сунуться в его царство узких штреков, пронизывающих гору, как мышиные ходы козий сыр.

Вагончик остановился. Отец бросил вожжи и зашагал в ответвляющиеся от тоннеля боковые ходы. Проходы становились все уже, смыкаясь вдоль поблескивающих в полумраке рельсов. Путникам приходилось вжиматься в стены, пропуская запряженные змеями вагонетки с неочищенной рудой. Хакмар неодобрительно нахмурился – вот об этом он и говорил!

С каждым ударом кайла рудничных мастеров гора все уменьшается. Пока подрастет младший брат, она просто сложится их клану на головы, как шатер с подрубленными веревками! А учитывая, что их горы и есть граница Среднего мира, и позади каменных хребтов лишь ничто, беспредельная пустота…

Потолок штрека нависал все ниже, то и дело заставляя мальчишку больно стукаться головой о свод. Хакмар зашипел сквозь зубы. Впереди, скорее усугубляя, чем рассеивая мрак, затрепетал маленький Голубой огонек. Никтоман остановился у высеченной в стене ниши и протянул Хакмару каску и рудничную лампу. Запалив фитиль от Огонька, мальчишка опасливо двинулся следом за отцом, спотыкаясь об обломки отработанной породы. Вскоре ему пришлось опуститься на четвереньки – горизонтальный штрек стал походить на крысиный лаз. Недоумевая, зачем отец его сюда затащил, он полз следом на коленях и одном локте, держа лампу на вытянутой руке. Навстречу тянуло горячим воздухом и мерзким запахом едкой змеиной слюны и плавящегося камня. Хакмар начал задыхаться – в последний раз он в штреки лазал целых два Дня назад, во время рудничной практики. Саднила сбитая кожа на локте, в колени впивались мелкие острые осколки. Если отец сейчас же не объяснит, куда они ползут, он поворачивает обратно! Ну, то есть не поворачивает, в штреке не развернешься. Но отползает!

– Не сопи, – не оглядываясь, бросил отец. – Сейчас уже доберемся.

Действительно, стенки штрека начали расходиться, потолок приподнялся, и через мгновение Хакмар не столько вылез, сколько вывалился в довольно широкий зал. Поднялся на ноги и очутился нос к носу со старшим рудничным смотрителем. Рудничный смотритель смотрел. На него. Долго. Неодобрительно. Потом перевел взгляд на отца:

– Вы уверены, старший мастер? Показывать ребенку – особенно после его недавней выходки… – Он поглядел на Хакмара так, как будто тот не был уже почти взрослым егетом, почти полным мастером кузнечного дела, почти признанным изобретателем и даже почти освободителем южных гор от Храмового рабства… А просто – как на мальчишку-недоростка с изрядным запасом чуди в голове!

Эти старики – они просто сговорились! Они ничего не понимают! Живут себе, зарывшись в гору, и даже не замечают, как свеча за свечой, День за Днем меняются времена.

– Особенно после выходки, – многозначительно подчеркнул отец.

Явно не убежденный, рудничный смотритель покачал головой, но все-таки, послушный слову Отца клана, откинул закрывающие пол доски. Под ними обнаружился довольно большой люк. С натугой потянув крышку за кольцо, смотритель сдвинул ее в сторону. В лицо Хакмару ударил вонючий дым. Судорожно кашляя, мальчишка наклонился над люком и едва не сверзился в открывшуюся перед ним дыру. Опускаясь вертикально вниз, темнела проплавленная в камне змеиной слюной шахта. Глубокая шахта. Уходящая прямо к запретным для верных сыновей Храма недрам земли.

Свиток 3

Про секреты клана Магнитной Горы

По-прежнему молча отец ухватился за спускающийся трос и с выдающей долгий навык ловкостью скользнул вниз. Огонек рудничной лампадки канул в темноте. Хакмар испуганно покосился на смотрителя и натолкнулся на насмешливый взгляд:

– Что, на самом деле молодому бунтарю не так уж и хочется нарушать заветы Храма?

Да что бы ты понимал, кувалда выщербленная! Не позволяя себе больше и мгновения колебаний, Хакмар обхватил коленями трос. Неровно проплавленные стены шахты просвистели перед глазами, мерцающие в темноте под ногами синенькие Огоньки приблизились. Его подхватили сильные руки и помогли встать. Хакмар неуверенно огляделся и, ахнув, тут же снова закашлялся.

Впереди, у сплошной стены цельной породы, закрывающей конец штольни, извивался молодой и сильный рудничный змей. По самые глаза запакованный в промасленную кожу погонщик с силой наступил ему на хвост. Змей зашипел, и все пять его голов растопырились, как пальцы на руке. Из оскаленных пастей в стену хлестнули черные потоки змеиной слюны. Штольню заполнили клубящиеся испарения. Камень вскипел, как вода в котле, и потек, оплывая гранитными слезами, словно восковая свеча. Из-под него – темная на темном – проступила открывающаяся жила. Стоящие по бокам двое рудничных врубились в растопленный камень, остриями кирок торопливо очищая доступ к рудоносной породе. Первые куски посыпались на пол. По вколоченной во время практики привычке Хакмар кинулся торопливо собирать их в корзины. Рудничные оглянулись на неожиданного помощника и, видно, признав за наследником клана право быть здесь, вернулись к своему делу.

– Как думаешь, – приходя ему на помощь, тихо спросил отец, – смогут твои голубоволосые ведьмы разобрать – где выкованный из надземного, а где – из подземного железа клинок?

– Они не мои, – пробормотал Хакмар, привычно привязывая корзину с рудой к спущенной сверху веревке.

– Правда, жрицам мы пока ничего из нового железа предлагать не рискуем, – усмехнулся отец. – Другого покупателя нашли.

Хакмар раздумывал недолго – недаром же на всех переговорах клана он стоял за спиной отца (в душе толкнулось неприятное чувство – теперь оказывается, что не на всех!).

– Советник! – прищелкивая пальцами, выдал на-гора свою догадку Хакмар. И тут же обиженно покосился на отца: – Вы договорились с предателем?

– И кого же, по-твоему, он предал, сын? – очень спокойно спросил отец, так, что стало ясно – едва сдерживает ярость.

– Ну как же! – гневно вскинулся Хакмар. Неужели отец забыл недавний – и такой позорный – свиток истории Сивира? – Когда подготовленный им мятеж не удался…

– Он принял от Снежной Королевы помилование для себя и своих людей и титул первого мужа Сивира – вместо того, чтоб залить Среднюю землю кровью и погубить тысячи тысяч невинных? – еще спокойнее поинтересовался отец.

– Ну-у… – По сути, все верно – но сам Хакмар никогда бы не назвал так деяния Советника! В конце концов, если сама Снежная Королева пожелала тогда купить мир – значит, они могли победить? А если не победить, то погибнуть так, чтоб о них еще сотни Дней слагали песни! А не принимать подачку от подлой Снежной Бабы! – Ты играешь словами, отец! – твердо объявил Хакмар.

– Зато я не играю чужими жизнями! – отрезал отец. – Тот, кого нынче называют господином Советником, делал все правильно – и тогда, и сейчас! Откуда, думаешь, взялся закон о свободной торговле, после которого мы торгуем с северянами напрямую, а не через Храм? Или поправка к закону об оскорблении Храма, из которого исключили детей, осмелившихся играть на храмовом дворе, стариков, заснувших при речениях жриц, а также беременных женщин? Или жрицы их сами приняли? Тогда, выходит, не так уж плохи голубоволосые? – насмешливо осведомился отец.

Хакмар надулся. Отец все же играл словами – да так, что Хакмару еще учиться и учиться!

– Конечно, о происхождении нового металла мы господина Советника не уведомляли. Незачем, – снова усмехнулся отец. – Хотя умный человек – может и догадаться.

Они начали укладывать следующую корзину – теперь уже спокойнее, без спешки, попутно ощупывая и даже пытаясь рассмотреть осколки рудоносной породы. Даже на глазок было ясно, что жила богатейшая. Хакмар подумал – вдруг отец именно ему доверит плавку? Ведь новый, подземный металл может отличаться от обычного. Стоит ли увеличивать число посвященных в тайну? Мальчишку просто затрясло от радостного предвкушения – Высокое Небо, прямо как малыша перед Новозимом!

Он глубоко вдохнул кислые испарения змеиной слюны – сейчас они не казались ему такими уж противными. Он вдруг по-настоящему осознал: он – под землей! Где уже тысячу Дней и Ночей не бывал ни один кузнец! Добывает запретную руду! Ему вдруг показалось, что в штольне стало светлее. Хакмар поглядел на лежащие в его горсти куски породы – и чуть не выронил! Они сияли! Ослепительным, совершенно непривычным, но завораживающе красивым и грозным багрово-алым светом! Мерцающие, переливающиеся лучи исходили от уже наполненных корзин, и волны алого света перекатывались вдоль стен и потолка. Погонщик снова надавил на хвост змея – штольню заполнили кислые испарения. Не отрывая глаз, Хакмар завороженно глядел, как, переливаясь алым и багровым свечением, кипит разъеденный камень… Потеки расплавленной породы сложились в чеканный мужской профиль. Сквозь бурлящий камень проступило гигантское лицо, увенчанное трехрогой короной, и глаза, похожие на два пылающих горна, только не с Голубым, а с пронзительно-алым Огнем вперились в мальчишку. И вдруг полыхнули свирепой радостью – два длинных языка Рыжего пламени с торжествующим ревом метнулись из глазниц в лицо Хакмару!

Вскрикнув, мальчишка закрылся руками, уже понимая, что это бесполезно, что сейчас гудящее Пламя охватит его, превращая в живой вопящий факел…

– Какого Эрлика! – недовольно выкрикнул отец.

Хакмар медленно отнял дрожащие ладони от лица. В штольне царила абсолютная темнота. Все лампадки с Голубым огнем разом погасли.

– Придержите змея! Не шевелитесь, чтоб я ни на кого не налетел! – раздался голос отца. Чиркнуло колесико – вспыхнул крохотный Голубой огонечек, и из темноты проступила рука, сжимающая прозрачную трубочку малого храмика. «Все-таки храмик лучше наших кремневых огнив, – как всегда, вынужден был признать Хакмар. – Если, конечно, не вспоминать, что проклятые ведьмы поставляют эти свои фигульки в обмен на медь и золото».

Отец тем временем снова зажег все лампы и недоуменно огляделся:

– Если б мы были на поверхности, сказал бы – ветер. А тут… – он недоуменно пожал плечами. – Давай-ка выбираться.

Хакмар молча кивнул. Да, и поскорее, а то он, похоже, змеиной слюной надышался – чудное мерещится. Стараясь даже не глядеть на пол и стены штольни – хотя те больше не пылали красным, оставаясь просто камнем и рудой, – Хакмар уцепился за спущенный сверху трос и позволил вытянуть себя наверх.

– Надеюсь, молодой наследник понимает – все, что он видел, следует хранить в тайне, – голосом, в котором прозвучало глубочайшее неодобрение тем, что секрет добычи запретной руды доверили тринадцатидневному мальчишке, высказался рудничный смотритель. – Особенно от этих твоих приятелей-музыкантов. Которые, как зайцы в тайге, по пенькам барабанят!

– Они хорошие музыканты! – отрезал Хакмар. Убеждать старикашку, что не проговорится, мальчик посчитал ниже своего достоинства. Кто тут, в конце концов, наследник клана?

– Думаю, своей вполне неожиданной выходкой в Вечер Кузнеца Хакмар доказал, что секреты хранить умеет, – мягко сказал отец, забирая у сына лампу и рудничную каску. Он коротко кивнул смотрителю, и отец с сыном выбрались обратно в ведущие к железной узкоколейке штреки. – Меня больше волнует другое – понял ли ты, насколько ненужной и… опасной для клана была твоя затея с «черным кузнецом», – после недолгого молчания добавил он. – Особенно сейчас… – он мотнул головой назад, без слов заканчивая фразу, – сейчас, когда у клана Магнитной горы появилась такая тайна.

Хакмар недовольно закусил губу. Но ведь он же не знал! От него все скрывают, как от маленького! И то, что отец сейчас раскололся, как кусок породы под молотом, тоже ведь не от уважения к сыну! Хакмар чувствовал, что ужасно не хочет признавать себя неправым. Да и разве он не прав? Разве ж это согласно егетлеку – в собственном доме, в своей горе, свое родное, рудничное дело совершать тайком, прятаться из страха перед голубоволосыми девками?

– Если мы выкинем храмовых ведьм из наших гор, никакие тайны и не понадобятся, – проворчал он, останавливаясь у брошенного ими на узкоколейке вагончика. – Как в «Урал-батыре» сказано! – Он резко взмахнул кулаком: –

Видя, как стенает народ…

Мужчиной считающий себя батыр

Будет ли безучастно стоять?

Уступит ли злодеям путь… –

Он остановился и сам себя поправил: – Только у нас не злодеи, а злодейки! «Устрашится ли их батыр?»

– А еще там сказано, что лишние головы у наших рудничных змеев вырастают, когда они сжирают какого-нибудь из любимых тобой батыров, – насмешливо сказал отец, перепрягая ездовых змеев на другую сторону вагончика – для возвращения. – И если голову отрубить – батыр из нее обратно выскочит, целый и невредимый. Ой, сколько же я в твоем возрасте бедных змеючек перекалечил! – сокрушенно вздохнул он.

– И что? – в Хакмаре немедленно пробудилось любопытство экспериментатора.

– Мой отец, твой дед, меня выпорол – за порчу горнодобывающего оборудования, – невозмутимо откликнулся отец. – Потом мать выпорола – за жестокость к живым тварям. Вот только батыров в клане так и не прибавилось, – и он запрыгнул в вагончик.

Обиженно сопя, Хакмар полез следом. Вагончик мягко заскользил по рельсам.

– А насчет «устрашится ли батыр»… – не отрывая глаз от мелькающих мимо тусклых стен тоннеля, пробормотал отец, – то нашей жрицы я советую… хотя бы опасаться. Ты знаешь, что чем выше их искусство владения Огнем – тем ярче голубизна волос? Ее патлы ты видел – чистый сапфир!

Хакмар украдкой усмехнулся – а еще он видел, как в мастерских при плавильном цехе из шихты делают ярко-синюю краску ультрамарин [5]. Рецепт производства был чуть ли не самой большой тайной южных гор – ультрамарин Храмы закупали на корню и не втридорога, а в триста, потому как делали его из всякого горного хлама и отходов! Сомневается Хакмар, что жрицы той краской храмовые занавесочки подкрашивают!

– Сын, ты не слушаешь меня или не понимаешь? – Рука отца крепко взяла его за подбородок. Хакмар хотел отвернуться, но отец не пустил. – Я тоже терпеть не могу Храм! Но я не только твой отец, но и Отец клана и людей в горе и под горой люблю больше, чем ненавижу голубоволосых ведьм! Поэтому я буду обманывать, лавировать, подкупать и улещивать… И мне плевать кипящей слюной, – он возвысил голос, видя, что сын собирается что-то возразить, – и с самой высокой горы – соответствует это твоему любимому егетлеку или нет! Моя честь егета – не слишком высокая цена за то, чтобы мастера не гибли в какой-нибудь чудацкой войне! Потому что без нас – что станется с мастерством? – Он перевел дух и уже мягче добавил: – Ты лучший из наших молодых кузнецов, сын, – в голосе мастера Никтомана звучала неподдельная гордость, – и ты умеешь выдумывать новое. Скоро верхние духи заметят нового кузнеца и перекуют твое тело и душу в своих небесных горнах – и ты станешь настоящим мастером! Так что пора бы тебе забыть детские глупости! – Отец нагнулся поближе к Хакмару и вдруг озабоченно заглянул ему в глаза. – Если бы я не знал точно, что на перековку не забирают в Ночи, я бы подумал, что белый кузнец Божинтой или кто-то из его сыновей уже взглянул на тебя! – Он прикоснулся к уголку глаза сына. На подушечке его пальца осталась крохотная, сверкающая, как драгоценный камень, слезинка. – Так бывает, когда приход мастерства близко! – довольно улыбнулся мастер. – Хотя обычно она отливает синим – в цвет Огня. А это вроде красноватая… – Пытаясь разглядеть капельку получше, он неловко шевельнул пальцами – и капля размазалась. – Наверное, свет плохой, – пробормотал он и с надеждой добавил: – Вдруг ты еще на этой Вечерней заре успеешь?