Отважные мореплаватели

      - Что... что вы об этом думаете? Возможно ли такое? Что это значит? Я не могу себе этого представить, - допытывался он у врача.
      - А я могу, - ответил доктор. - Я теряю семь тысяч долларов в год... Вот и все. - Он подумал о своей нелегкой работе в Нью-Йорке, которую он оставил ради Чейна, и со вздохом возвратил ему телеграмму.
      - Значит, вы ей скажете? А вдруг это обман?
      - Чего ради? - спокойно возразил доктор. - Очень легко проверить. Несомненно, это ваш мальчик.
      Вошла горничная-француженка, уверенно, как незаменимый человек, услуги которого стоят больших денег.
      - Миссис Чейн просит вас немедленно прийти. Она думать, ви больной.
      Владелец тридцати миллионов покорно склонил голову и последовал за Сюзанной, а с верхней площадки широкой, белого дерева лестницы доносился высокий, тонкий голос:
      - В чем дело? Что случилось?
      Вопль эхом пролетел по всему дому, когда муж рассказал ей о телеграмме.
      - Ну, это не страшно, - спокойно сказал доктор машинистке. - Когда в романах пишут, что радость не убивает, это, пожалуй, единственное из области медицины, в чем не ошибаются, мисс Кинзи.
      - Я знаю, но извините, у нас масса работы.
      Мисс Кинзи была родом из Милуоки и отличалась прямотой суждений, к тому же ее симпатии были на стороне секретаря. А секретарь внимательно рассматривал огромную карту Америки, висевшую на стене.
      - Милсом, мы немедленно отправляемся. Вагон доставить прямо в Бостон! Организуйте стыковки! - прокричал сверху Чейн.
      - Я так и думал.
      Секретарь повернулся к машинистке, и их глаза встретились (из этого родилась новая история, но к настоящей она отношения не имеет). Она глядела на него вопросительно, будто сомневалась, справится ли он с задачей. Он подал ей знак перейти к телеграфу Морзе, подобно генералу, вводящему войска в бой. Затем он артистично провел рукой по своим волосам, поглядел на потолок и приступил к работе, а белые пальцы мисс Кинзи легли на ключ телеграфного аппарата.
      - "К.-Г. Уэйду, Лос-Анжелес..." "Констанс" в Лос-Анжелесе, верно ведь, мисс Кинзи?
      - Да, - кивнула мисс Кинзи, а секретарь посмотрел на часы.
      - Готовы? "Пришлите салон-вагон "Констанс" сюда и организуйте отправление специального отсюда в воскресенье, чтобы выйти на дорогу "Нью-Йорк лимитед" в следующий вторник".
      Пип-пип-пип! - стучал аппарат.
      - А быстрее нельзя?
      - Не по такой дороге. Отсюда до Чикаго им потребуется часов шестьдесят. Они ничего не выиграют, если поедут на специальном дальше на восток... Готовы? "Организуйте транспортировку "Констанс" в Нью-Йорк, Олбани и Бостон. Мне необходимо быть в Бостоне вечером в среду. Обеспечьте сквозное движение. Телеграфировал также Каниффу, Туси и Барнсу". Подпись: "Чейн".
      Мисс Кинзи кивнула, а секретарь продолжал:
      - Так вот. Теперь пошлем телеграммы Каниффу, Туси и Барнсу. Вы когда-нибудь бывали в Нью-Йорке, мисс Кинзи? Ничего, еще съездите... Готовы?
      - В Нью-Йорке я не была, но знаю, что это такое, - ответила мисс Кинзи, тряхнув прической.
      - Простите... Значит, так: мы дали знать в Бостон и Олбани. Прибытие в девять пять в среду. Итак, кажется, все.
      - Великолепно, - сказала мисс Кинзи, восхищенно глядя на него. Такого мужчину она понимала и ценила.
      - Да, неплохо, - скромно признался Милсом. - Другой бы на моем месте часов тридцать порастерял да еще неделю потратил, чтобы разработать маршрут.
      - Что верно, то верно, - сказала она, приходя в себя. - Но все-таки о мальчике вы позабыли. Не дать ли и ему телеграмму тоже?
      - Я спрошу.
      Когда он вернулся с телеграммой для Гарви, в которой отец просил встретить его в Бостоне в определенное время, он увидел, что мисс Кинзи заливается от смеха, склонившись над машинкой. Милсом тоже засмеялся, потому что из Лос-Анжелеса пришла паническая телеграмма такого содержания:
      "Сообщите в чем дело. Все в полном недоумении и растерянности".
      Через десять минут пришло сообщение из Чикаго: "Если раскрыто преступление века, не забудьте вовремя сообщить друзьям. Наши газеты готовы поместить материал".
      В довершение всего пришла телеграмма из города Топека (даже Милсом не мог сказать, какое отношение имел к этому Топека): "Полковник не стреляйте. Мы к вашим услугам".
      Прочтя эти сообщения, Чейн мрачно усмехнулся, увидев, что его противники сбиты с толку.
      - Они решили, что мы ступили на тропу войны. Милсом, сообщите, что сейчас нам пока не до этого. Скажите им, в чем дело. Вам с мисс Кинзи тоже придется поехать, хоть я и не думаю, чтобы мы по пути занимались делами. Скажите им правду... на сей раз.
      Так и было сделано. Мисс Кинзи отстучала сообщение, а секретарь добавил историческую фразу: "Пусть наступит мир". И в двух тысячах миль отсюда представители различных железнодорожных компаний вздохнули свободнее. Чейн отправляется за сыном, который каким-то чудом отыскался. Медведь ищет своего медвежонка, а не рыщет за добычей. И суровые люди, вытащившие было ножи, чтобы защищать свое богатство, убрали оружие прочь, чтобы пожелать ему удачи, а полдюжины ударившихся в панику маленьких дорог подняли головы и заговорили о том, какие кары были уготованы Чейну, не реши он заключить мир.
      Теперь, когда все успокоились, наступила горячая пора для телеграфистов, потому что города и люди спешили на помощь Чейну.
      Из Лос-Анжелеса сообщили в Сан-Диего и Барстоу, что машинисты Южной Калифорнии поставлены в известность и находятся в полной готовности; из Барстоу послали телеграммы во все пункты по пути следования специального поезда до самого Чикаго. Локомотив, вагон для паровозной бригады и великолепный, с золотой отделкой салон-вагон "Констанс" будут без задержки "переправлены" через расстояние в две тысячи триста пятьдесят миль. Этот состав будут обслуживать раньше всех остальных ста семидесяти семи поездов; все их бригады и машинисты должны быть извещены об этом. Потребуется шестнадцать локомотивов, столько же машинистов и помощников, все самые опытные и надежные. На замену локомотива отводится две с половиной минуты, на заправку - водой - три, на погрузку угля - две минуты.
      "Предупредить всех, что Гарви Чейн очень спешит, - кричали телеграммы. - Состав пойдет со скоростью сорока миль в час, и начальники участков дорог будут лично сопровождать его до границы своего участка. Зеленую улицу Чейну от Сан-Диего до Чикаго, ибо он очень спешит".
      По представлениям привыкших к просторам жителей Запада (хоть слышать это не по душе обоим городам), Чикаго и Бостон стоят неподалеку друг от друга, и некоторые железные дороги стараются поддерживать эту иллюзию. Железнодорожная компания "Нью-Йорк лимитед" мигом доставила "Констанс" в Буффало, а оттуда другая нью-йоркская фирма (на остановках в салон заходили известные магнаты с седыми бакенбардами и золотыми брелоками на цепочках часов, чтобы накоротке поговорить с Чейном о делах) элегантно вкатила "Констанс" в Олбани, откуда состав прибыл в Бостон, совершив путешествие от одного океанского побережья до другого в рекордное время: семьдесят семь часов тридцать пять минут, или за трое суток и пять с половиной часов. Там их ждал Гарви.
      После сильных переживаний большинство взрослых и все мальчишки, как правило, испытывают ужасное чувство голода. Семейство Чейнов праздновало возвращение блудного сына за задернутыми занавесками, позабыв обо всем от счастья, а мимо них с ревом проносились поезда. Гарви ел, пил и не умолкая рассказывал о своих приключениях, а когда его рука оказывалась свободной, ею тотчас овладевала его мать. На открытом морском воздухе его голос погрубел, ладони стали жесткими и твердыми, и все руки были покрыты шрамами; его резиновые сапоги и шерстяная куртка насквозь пропахли густым запахом трески.
      Отец, умевший разбираться в людях, пристально на него смотрел. Он не знал, какие тяготы выпали на долю его сына. Вообще он поймал себя на мысли, что очень мало знает его. Но он отчетливо помнил недовольного, слабохарактерного юношу, который развлекался тем, что "поносил своего старика", доводил мать до слез и изобретательно потешался над прислугой, именно такого юношу он помнил. Но этот крепко сбитый молодой рыбак не кривлялся, смотрел на него прямым, чистым и смелым взглядом, и в голосе его отчетливо и неожиданно звучало уважение. И еще было в нем нечто такое, что говорило, что перемена эта не случайная и что теперь Гарви всегда будет таким.
      "Кто-то поработал над ним, - подумал Чейн. - Констанс никогда бы этого не добилась. И Европа ли подействовала бы на него лучше".
      - Но почему ты не сказал этому Тропу, кто ты такой? - повторила его мать, когда Гарви дважды подробно поведал свою историю.
      - Его зовут Диско Троп, дорогая. И нет на море лучшего человека, чем он.
      - Почему ты не велел ему доставить тебя на берег? Ты ведь знаешь, что папа озолотил бы его.
      - Знаю. Но он решил, что я ненормальный. К сожалению, я обозвал его вором, когда не нашел в кармане своих денег.
      - В ту ночь... матрос нашел их возле флагштока, - расплакалась миссис Чейн.
      - Тогда все ясно. И Троп нисколько не виноват. Я лишь сказал, что не буду работать - на шхуне-то! - и он стукнул меня по носу, и из меня потекла кровь, как из поросенка.
      - Мой бедняжка! Они, наверно, так над тобой издевались...
      - Не совсем. Ну, а после этого я кое-что понял.
      Чейн хлопнул себя по ноге и рассмеялся. Похоже, что его заветным мечтам суждено сбыться. Он никогда не видел у Гарви такого выражения глаз.
      - Старик платил мне десять с половиной долларов в месяц; пока я получил только половину. Мы работали с Дэном и подавали рыбу. Мужскую работу я еще не могу выполнять. Но умею обращаться с лодкой почти как Дэн и не трушу в тумане... почти; а при небольшом ветре умею править шхуной. Почти научился наживлять перемет и, конечно, знаю весь такелаж; а рыбу могу кидать сколько угодно. И я покажу вам, как процеживать кофе через кусок рыбьей кожи, и... дайте мне еще чашку, пожалуйста. В общем, вам и не снилось, сколько всего надо переделать за десять с половиной в месяц.
      - Я начинал с восьми с половиной, сын, - заметил Чейн.
      - Правда? Вы никогда мне об этом не говорили, сэр.
      - А ты и не спрашивал, Гарв. Когда-нибудь я тебе расскажу, если захочешь... Попробуй фаршированную оливку.
      - Троп говорит, что самое интересное на свете - это узнать, чем живет человек. Очень приятно снова есть настоящую еду. Правда, нас кормили хорошо. Лучший кофе на Отмелях. Диско кормил нас по высшему разряду. Он отличный человек. А Дэн - его сын. Дэн - мой товарищ. И еще есть дядюшка Солтерс со своими удобрениями, и он все читает Иосифа. Он все еще считает меня ненормальным. И бедняга Пенн, который и правда ненормальный. С ним нельзя говорить о Джонстауне, потому что... О, вы должны познакомиться с Томом Плэттом, и Мануэлем, и Длинным Джеком. Меня спас Мануэль. Жаль, что он португалец. Он плохо говорит по-английски, но зато играет как! Он видел, как меня понесло по волнам, и вытащил меня из воды.
      - Боюсь, что твоя нервная система окончательно расстроена, - вставила миссис Чейн.
      - Отчего, мама? Я работал, как лошадь, ел, как поросенок, а спал, как сурок.
      Это было слишком для миссис Чейн, которая снова представила себе, как на волнах качается мертвое тело, и она удалилась в свою половину. А Гарви свернулся калачиком возле отца и стал говорить ему, как он обязан тем людям.
      - Можешь не сомневаться, я сделаю для них все, что в моих силах, Гарв. Похоже, что это приличные люди.
      - Самые лучшие во флотилии, сэр. Спросите в Глостере, - сказал Гарви. - Но Диско считает, что от сумасшествия вылечил меня он. Только Дэну я рассказал все. И о вагоне, и обо всем, но я не совсем уверен, что он мне верит. Вот бы поразить их завтра. Скажите, а "Констанс" может поехать в Глостер? Маме все равно нельзя сейчас ехать домой, а нам до завтра надо разделаться с рыбой. Ее покупает Вувермен. Понимаете, в этом году мы первыми пришли с Отмелей, и нам платят по четыре доллара пять центов за квинтал. Мы тянули, пока он не согласился. А теперь надо торопиться.
      - Значит, завтра тебе надо работать?
      - Я обещал Тропу. Я - у весов. У меня даже записи с собой. - Он с таким важным видом посмотрел на замусоленный блокнот, что его отец невольно хмыкнул. - Осталось не больше трех... нет, двести девяносто четыре или пять квинталов, по моим данным.
      - Найми кого-нибудь вместо себя, - нарочно предложил Чейн.
      - Не могу, сэр. Я вел список на шхуне. Троп считает, что я лучше соображаю в цифрах, чем Дэн. Троп страшно справедливый человек.
      - Ну, а если я не отправлю "Констанс" сегодня ночью, как ты поступишь?
      Гарви взглянул на часы, показывавшие одиннадцать двадцать.
      - Тогда я просплю здесь до трех утра и поспею на четырехчасовый товарный. Обычно нас, рыбаков, возят на нем бесплатно.
      - Идея неплохая. Но, думаю, нам удастся доставить туда "Констанс" не позднее твоего товарного состава. А сейчас иди лучше спать.
      Гарви растянулся на диване, сбросил свои сапоги и уснул, прежде чем его отец успел заслонить свет электрических лампочек. Чейн разглядывал юное лицо, на которое падала тень от руки, закинутой за голову, и, кроме всего прочего, подумал, что, пожалуй, он был не слишком внимательным отцом.
      - Человек не знает, когда он рискует больше всего, - сказал он сам по себе. - Может быть, то, что с ним случилось, страшнее гибели. Но я не думаю... Конечно, нет. А если так, то я буду вечно обязан Тропу, вот и все.
      Утром в окна ворвался свежий морской бриз, и "Констанс" уже стояла между товарными составами в Глостере. Гарви отправился по своим делам.
      - Но он может опять упасть за борт и утонуть, - печально промолвила миссис Чейн.
      - Пойдем посмотрим и, если надо, бросим ему конец. Ты ведь никогда не видела, чтобы он зарабатывал себе на жизнь, - ответил ей Чейн.
      - Какая нелепость! Можно подумать, что ему это надо...
      - Это надо тому, кто его нанял. И он, пожалуй, прав.
      Минуя магазины, торгующие рыбацкими дождевиками, они направились к пристани Вувермена, над которой торчали мачты "Мы здесь" с ее развевающимся флагом. Диско стоял у главного люка, отдавая распоряжения Мануэлю, Пенну и дядюшке Солтерсу, орудовавшим талями. Дэн подавал на борт корзины, которые наполняли Длинный Джек и Том Плэтт, а Гарви с блокнотом в руках представлял интересы шкипера возле весов, установленных на кромке пирса.
      - Готова! - раздался голос снизу.
      - Вира! - командовал Диско.
      - Давай! - кричал Мануэль.
      - Есть! - подхватывал Дэн, заводя корзину за борт.
      Потом Гарви звонко и отчетливо выкрикивал вес очередной корзины.
      Когда была отгружена последняя корзина рыбы, Гарви отчаянным прыжком перебрался с пирса на шхуну, чтобы вручить Диско свой блокнот, и выкрикнул напоследок:
      - Двести девяносто два и пустой трюм!
      - Сколько всего, Гарви?
      - Восемь шестьдесят пять. Три тысячи шестьсот семьдесят шесть долларов с четвертью. Я б от доли не отказался...
      - Что ж, было бы неверно сказать, что ты ее не заслужил, Гарви. Не сходишь ли к Вувермену со своей бухгалтерией?
      - Кто этот мальчик? - спросил Чейн Дэна, давно привыкшего к самым нелепым вопросам со стороны этих бездельников, приезжающих сюда на лето.
      - Что-то вроде нашего пассажира, - последовал ответ. - Мы подобрали его на Отмелях. Говорит, что снесло с пассажирского парохода. К рыбацкому делу теперь привыкает.
      - Хлеб-то свой он отрабатывает?
      - Ага... Отец, тут один хочет знать, отрабатывает ли Гарви свой хлеб. Не хотите ли подняться на борт? Для нее мы поставим трап.
      - Я бы очень хотел. И тебе, мать, не помешает увидеть все своими глазами.
      Женщина, которая еще неделю назад едва могла оторвать голову от подушки, неловко поднялась по трапу и стояла, пораженная, на носу шхуны среди царившего там беспорядка.
      - Вас вроде Гарви интересует?
      - Да, пожалуй...
      - Неплохой парень и довольно послушный... Слышали, как он здесь оказался? По-моему, у него было нервное расстройство или же он стукнулся головой обо что-то, когда мы его вытащили на борт. Сейчас он в полном порядке... Да, это наша кают-компания. Пожалуйста, входите, хоть здесь страшный беспорядок... А вон на трубе его цифры: это он наши координаты записывал.
      - Он здесь спал? - спросила миссис Чейн, сидевшая на желтом рундуке и глядевшая на неубранные койки.
      - Нет. Его место в носовом кубрике. Не могу сказать о нем ничего плохого, кроме разве того, что он на пару с моим сыном таскал из камбуза пончики, когда им было положено спать.
      - Гарви вел себя примерно, - вступил дядюшка Солтерс, спускаясь по трапу. - Только вот сапоги мои он забросил на мачту, да и к тем, кто побольше его знает, особенно в фермерском деле, относится не больно-то уважительно; но во всем этом Дэн виноват.
      А тем временем Дэн, которому Гарви еще утром сделал несколько прозрачных намеков, исполнял на палубе воинственный танец.
      - Том! Том! - прошептал он в люк. - Пришли его родители, а отец еще не смекнул, и они толкуют в рубке. Она красотка, а он, по виду, и есть тот богач, о котором твердил Гарв.
      - Боже правый! - воскликнул Длинный Джек, выбираясь на палубу, весь перемазанный солью и в рыбьей чешуе. - Ты, никак, знал, что вся эта история про упряжку и все прочее правда?
      - Конечно, с самого начала, - ответил Дэн. - Пошли посмотрим, как отец ошибается в своих суждениях.
      Предвкушая удовольствие, они вошли в рубку как раз тогда, когда Чейн сказал:
      - Я рад, что у него такой характер, потому что... это мой сын.
      У Диско отвисла челюсть - Длинный Джек потом клялся, что он слышал, как она щелкнула, - и он поочередно с изумлением переводил взгляд с мужчины на женщину.
      - Четыре дня назад я получил его телеграмму в Сан-Диего, и мы приехали.
      - В собственном вагоне? - спросил Дэн. - А ведь он говорил про это.
      - Да, конечно.
      Дэн посмотрел на своего отца, весьма неуважительно подмигивая и кривляясь при этом.
      - А еще он рассказывал, что у него есть собственная упряжка с четырьмя пони, - сказал Длинный Джек. - Это тоже правда?
      - Возможно, - ответил Чейн. - Верно, мать?
      - Да, кажется, когда мы жили в Толедо, у него была такая тележка.
      Длинный Джек присвистнул.
      - Ого, Диско! - только и сказал он.
      - Я... ошибся в своих суждениях... больше, чем рыбаки из Марблхед, произнес Диско с натугой, будто слова вытаскивали из него лебедкой. - И не боюсь признаться вам, мистер Чейн, что считал мальчишку помешанным. Он чудно говорил о деньгах.
      - Он мне рассказывал.
      - А что еще он вам говорил?.. Потому как я раз здорово его стукнул. Он бросил тревожный взгляд на миссис Чейн.
      - О да, - ответил Чейн. - И, пожалуй, это очень пошло ему на пользу.
      - Я решил, что так надо, иначе никогда бы не сделал этого. Не думайте, что на этом судне плохо обращаются с юнгами.
      - Я и не думаю, мистер Троп.
      Миссис Чейн разглядывала лица: железное, цвета слоновой кости бритое лицо Диско; обросшее фермерской бородкой - дядюшки Солтерса; смущенно-простоватое - Пенна; спокойное, улыбчивое лицо Мануэля; восхищенную ухмылку Длинного Джека и шрам Тома Плэтта. То были грубые лица, по ее представлениям, но она смотрела на них глазами матери и потому поднялась с распростертыми объятиями.
      - О, назовите себя, - сказала миссис Чейн, чуть не плача. - Я хочу поблагодарить и благословить вас всех.
      Диско церемонно представил каждого по очереди. Капитан старой школы не мог бы этого сделать лучше, и миссис Чейн лишь лопотала что-то бессвязное. Поняв, что первым обнаружил Гарви Мануэль, они едва не бросились ему на шею.
      - Да разве я мог не вытаскивать его? - объяснял бедняга Мануэль. - А вы сами что бы сделали? Мы получили хороший юнга, и я очень довольный, что он оказался ваш сын.
      - Он мне сказал, что подружился с Дэном! - воскликнула миссис Чейн.
      Дэн и так уже покраснел, а когда она на глазах у всех поцеловала его в обе щеки, его лицо стало пунцово-красным.
      Затем они показали ей носовой кубрик, и она снова разрыдалась, и койки Гарви, и кока-негра, который мыл в это время плиту, и он кивнул ей, будто своей старой знакомой. Перебивая друг друга, они рассказывали ей о своей жизни на судне, и она сидела, положив свои руки в тонких перчатках на засаленный стол, и то смеялась дрожащими губами, то плакала навзрыд.
      - Значит, Гарви не был помешанным? - медленно произнес Пенн.
      - Слава богу, нет, - ответила жена миллионера.
      - Наверно, ужасно быть сумасшедшим. Еще страшнее, наверно, потерять собственное дитя. Но ведь ваш ребенок вернулся? Возблагодарим за это господа.
      - Хэлло! - крикнул Гарви, милостиво поглядывая на шхуну с пристани.
      - Я ошибся, Гарв. Я был неправ, - поспешно сказал Диско, подняв руку. - Я ошибся в своих суждениях. И не надо растравлять рану.
      - Уж этим займусь я, - тихонько сказал Дэн.
      - Ты, наверно, сейчас уедешь, Гарв?
      - Не уеду, пока не получу остаток жалованья, если только вы не захотите отдать в придачу "Мы здесь".
      - Правильно. Я совсем забыл. - И Диско отсчитал причитавшиеся ему доллары. - Ты сделал все, что должен был сделать, Гарв, и справился со всем так, будто воспитывался... - Диско осекся: он не совсем представлял себе, куда может завести его конец фразы.
      - Не в собственном вагоне? - ехидно предложил Дэн.
      - Пошли, я покажу его вам, - сказал Гарви.
      Чейн остался потолковать с Диско, а все остальные во главе с миссис Чейн отправились в депо. При виде этой процессии французская горничная издала вопль ужаса; Гарви же представил им "Констанс" во всем его великолепии. Все молча взирали на тисненую кожу, серебряные ручки дверей и поручни, бархат и зеркальные стекла, никель, бронзу, кованое железо и инкрустацию из редких пород дерева.
      - Я ведь вам говорил, ведь я вам говорил! - торжествовал Гарви, доказав наконец свою правоту.
      А в рубке "Мы здесь" отцы обоих мальчиков приглядывались друг к другу, попыхивая сигарами. Чейн отдавал себе отчет в том, что имеет дело с человеком, который ни за что не возьмет у него денег, и теперь ждал удобного случая.
      - Я ничего такого не сделал ни вашему сыну, ни для вашего сына, разве что научил его пользоваться квадрантом, - говорил Диско. - И он куда лучше моего сына соображает в цифрах.
      - Кстати, - спросил Чейн будто между прочим, - какие у вас планы насчет вашего сына?
      Диско вынул изо рта сигару и помахал ею в воздухе.
      - Дэн простой парень и не очень-то позволяет мне решать за него. Когда я уйду в док, ему достанется это ладное суденышко. По-моему, рыбацкое дело ему по душе. Это точно.
      - Гм, а вы когда-нибудь бывали на Западе, мистер Троп?
      - Как-то заходил на судне в Нью-Йорк. К железным дорогам у меня душа не лежит; да и у Дэна тоже. Мы, Тропы, держимся соленых вод. Где только мы не бывали... по воде, конечно.
      - Вот этого-то я могу предложить сколько душе угодно... пока он не станет капитаном.
      - Это как же так? А я-то думал, что вы вроде железнодорожный король. Мне это Гарв рассказывал... когда я ошибся в своем суждении.
      - Все мы ошибаемся. Я подумал, может, вы знаете, что у меня есть несколько грузовых судов. Ходят из Сан-Франциско в Йокогаму за чаем. Их всего шесть; корпус металлический, водоизмещением тысяча семьсот восемнадцать тонн каждое.
      - Противный мальчишка! Ни слова не сказал! О кораблях-то я бы послушал... не то что всякие небылицы о железной дороге да об упряжках.
      - А он не знал.
      - Просто эта мелочь вылетела у него из головы, верно.
      - Да нет. Я ведь захва... то есть получил эти корабли только этим летом, раньше они принадлежали фирме "Морган и Макайд".
      - Боже милостивый! - Диско буквально рухнул там, где стоял - прямо у плиты. - Одурачили меня со всех сторон! Ведь Филл Эрхард, он же из наших мест. Шесть... нет, семь лет назад он уехал отсюда и стал старшим помощником на "Сан-Хосе" - на двадцать шесть дней уходил в море. А его сестра, та и сейчас здесь живет, его письма моей старухе читает. Значит, вы владелец "Блу Эм"?
      Чейн кивнул.
      - Знай я это, я бы сразу пригнал "Мы здесь" в порт.
      - Но Гарви это едва ли пошло бы на пользу.
      - Если бы я только знал! Если б он только сказал про эти проклятые суда, я бы все понял! Никогда не буду больше полагаться на собственные суждения... никогда! А корабли у вас неплохие. Фил Эрхард, уж он-то знает...
      - Рад, что у меня есть такая солидная рекомендация. Эрхард уже капитан "Сан Хосе". Так вот к чему я клоню: не отдали бы вы мне Дэна на год-два? Может, из него выйдет старший помощник. Вы бы доверили его Эрхарду?
      - Но ведь мальчишка еще совсем зеленый... Вы очень рискуете.
      - Кое-кто этого не побоялся и сделал для меня гораздо больше.
      - Не в этом суть. Послушайте, не буду особенно расхваливать Дэна, потому что он моя плоть и кровь. Одно дело Отмели, а другое - океан, уж я-то знаю. Но он парень смышленный. Умеет править судном, как никто из его сверстников, можете мне поверить; и вообще морское дело у нас в крови. Беда только в том, что он чертовски слаб в мореходстве.
      - Этим займется Эрхард. Может, он один или два рейса послужит юнгой, а потом мы дадим ему работу посложнее. Этой зимой он побудет с вами, а к весне я пришлю за ним. Правда, Тихий океан далеко, и...
      - Ерунда! Мы, Тропы, живые или мертвые, разбросаны по всему белу свету и по всем морям, какие только есть на земле.
      - Но я хотел бы, чтобы вы поняли - я говорю совершенно серьезно, - что стоит лишь вам захотеть увидеться с ним, дайте мне знать, и я позабочусь об этом. Вам это не будет стоить ни цента.
      - Не желаете ли вы пройтись со мной и поговорить с моей старухой? А то я так здорово промахнулся, что уж сам себе не верю.
      Перед белым с синей канвой домиком Тропа стояла старая лодка, в которой росли настурции. Они вошли в большую комнату, похожую на музей морских трофеев. В ней сидела крупная женщина, молчаливая и печальная, с затуманенным взором, какой бывает у тех, кто подолгу вглядывается в морскую мглу, ожидая возвращения любимых. Чейн повторил ей свое предложение, и она нехотя дала согласие.
      - Мы каждый год теряем сто человек из одного только Глостера, мистер Чейн, - сказала она. - Сто юношей и мужчин, и я стала ненавидеть море, как живое существо. Не для людей создал его бог. Ваши корабли, как я поняла, совершают рейсы туда и обратно? Они возвращаются прямо домой?
      - Настолько прямо, насколько позволяют ветры. И я учредил премию за скорость. Чайный лист ведь в море портится.
      - Когда он был малышом, он, бывало, все играл в продавца магазина, вот я и думала, что он пойдет по этой линии. Но как только он научился грести, я поняла, что мне это не суждено...
      - На них прямые паруса, мать, и они хорошо оснащены и сделаны из металла. Вспомни письма Фила, что тебе читала его сестра.
      - Мне не приходилось уличать Фила во лжи, но он слишком увлекающийся человек, как все, кто выходит в море. Если Дэн вам подходит, мистер Чейн, пусть себе идет... что я могу поделать.
      - Она презирает океан, - пояснил Диско, - а я... я не очень-то знаком с разными манерами, а то поблагодарил бы вас как следует.
      - Мой отец... старший брат... два племянника... и муж сестры, проговорила она, уронив голову на руки. - Стали бы вы любить того, кто забрал всех их?
      Чейн почувствовал облегчение, когда появился Дэн, который от восторга не мог найти слов благодарности. И в самом деле, предложение Чейна означало прямую и верную дорогу к тому, о чем он мечтал. Но прежде всего Дэну виделось, как он несет вахту на капитанском мостике и вглядывается в далекие гавани.
      Миссис Чейн тем временем беседовала наедине с неразговорчивым Мануэлем по поводу спасения Гарви. Ей показалось, что денег он не жаждал. Когда она прямо спросила его об этом, он согласился лишь на пять долларов, на которые собирался что-то купить своей девушке.
      - Зачем мне деньги, когда у меня есть свои на еду да на курево! А, вы все равно дадите? А? Что? Тогда давайте, только не так. Дайте, что вам не жалко, ему.
      И он познакомил миссис Чейн со священником-португальцем, у которого был длиннющий список несчастных вдов. Поначалу этот священник не очень пришелся по душе миссис Чейн, так как она принадлежала к другой церкви, но потом она даже стала уважать этого смуглого полного человечка.
      Верный сын церкви, Мануэль присвоил себе все благословения, которыми ее осыпали за доброту.
      - Теперь я спокоен, - сказал он. - Все мои грехи отпущены на полгода вперед, - и тут же отправился покупать косынку для своей нынешней возлюбленной и завоевывать сердца всех остальных.
      Солтерс с Пенном уехали на время на Запад, не оставив своего адреса. Солтерс опасался, как бы эти миллионеры с их никчемным салон-вагоном не стали проявлять излишнего интереса к его приятелю. Пока горизонт не очистился, он счел за благо посетить родственников, живущих в глубине Континента.
      - Никогда не поддавайся богачам, - твердил он Пенну в поезде, - или я разобью эту шашечную доску о твою голову. Если ты опять забудешь свое имя а зовут тебя Прэтт, - помни, что о тебе заботится Солтерс Троп, и не сходи с места, пока я не вернусь за тобой. Как сказано в писании, держись подальше от тех, чьи глаза заплывают жиром.
      Несколько лет спустя в другом конце Америки по извилистой улице, по обеим сторонам которой стояли богатые особняки, сделанные из дерева с имитацией под камень, шел сквозь липкий туман молодой человек. Он остановился у ворот из кованых железных прутьев, а в это время верхом на прекрасной лошади к нему подъехал другой молодой человек.
      - Привет, Дэн!
      - Привет, Гарв!
      - Ну, что из тебя получилось?
      - Из меня вышло то, что называется вторым помощником. Ну, а ты, наконец, разделался со своим распрекрасным колледжем?
      - К этому идет. Следующей осенью начинаю заниматься делом.
      - То есть нашими кораблями?
      - Совершенно верно. Смотри, доберусь я до тебя! Вы у меня там все попляшете!
      - Что ж, рискнем, - сказал Дэн, приветливо ухмыляясь, а Гарви слез с лошади и предложил зайти в дом. - Для этого я и приехал. Слушай, а где наш доктор? Когда-нибудь я утоплю этого черта со всеми его предсказаниями и прочим!