Летняя луна

      – Ты выглядишь ужасно, – сказал Шелби. – Ты пил?
      – Нет.
      Шелби нахмурился. Рансом взглянул на брата из-под полуопущенных ресниц.
      – В чем дело? – спросил он. Голова его тряслась, и он шмыгнул носом. Нащупав карман измятого сюртука, он вытащил платок и высморкался. Шелби стоял молча и как-то странно смотрел на него.
      – Что-то не так? – Рансом нетерпеливо дернулся, отворачиваясь от пристального взгляда брата. Он притворился, что разглядывает, в каком состоянии теперь сюртук, который он не снял перед сном.
      – Нет, все в порядке, – мягко сказал Шелби. – Я не верил, что в тебе еще остались слезы, старший брат.
      – Иди ты к черту! – рявкнул на него Рансом. – Ты разбудил меня для того, чтобы это сказать?
      Шелби улыбнулся:
      – Нет. Конечно же, нет. Это из-за Мерлин.
      Рансом застыл.
      – Нет-нет, – сказал Шелби и протянул ему руку. – Не бойся. Изменений к худшему нет.
      – Что же тогда?
      – Она пошевелилась. Когда к ней обращаются, она сжимает руку.
      Рансому показалось, он взвился до потолка, хотя на самом деле даже не пошевелился. Он почувствовал, что сейчас начнет заикаться, и несколько невыносимо долгих секунд молчал, стараясь побороть это ощущение. В конце концов он сумел выговорить:
      – Я… должен… я… хочу… к ней.
 
      При Таддеусе вся комната полыхала от свечей и зажженного камина. Синий бархат с пурпурной вышивкой отражался в позолоченных зеркалах и картинных рамах.
      – Смотрите-ка сюда, мисс Мерлин, – сказал он, стоя в ногах ее кровати. – Это же сам герцог пришел вас навестить.
      Рансом посмотрел на старика, но взгляд его тут же соскользнул на хрупкую фигурку Мерлин. Пальцы ее были согнуты, как будто сжимали камешек на кольце, провернувшийся в сторону ладошки. Вдруг она едва заметно сдвинула голову.
      Рансом не дышал. Как будто его с силой ударило в грудь волной головокружительной надежды. Он подошел к кровати и взял ее за руку.
      – Мерлин, – позвал он. – Ты меня слышишь?
      Пальцы ее сжались, и это движение нельзя было не почувствовать.
      – О Господи! – сказал он, вглядываясь в ее неподвижное лицо.
      – Пора уж вам подняться и засиять, мисс Лентяйка, – сказал Таддеус. – Я и так уже утомился, делая все за вас, вот что я скажу. Доведете меня до ручки, вы и этот бездельник Теодор.
      Если бы Рансом не следил за ее лицом, то пропустил бы ту легкую дрожь, что пробежала по ее ресницам.
      – Таддеус, – воскликнул он, – ее глаза!
      – Ага, – ответил старый слуга, неприветливо соглашаясь.
      Рансома охватила паника. Что, если она откроет глаза и первым делом увидит его таким – помятым, небритым и диким, со спутанными волосами и болтающимся распущенным галстуком? Он тотчас же выпустил ее руку и отступил.
      – Я пойду умоюсь, – сказал он. – Скоро вернусь.
      Таддеус бросил на него желчный взгляд:
      – Да уж, вы не позволите ей вас увидеть с неглаженым носовым платком.
      – Да бросьте вы, старый ворчун, – ответил Рансом, распахивая дверь. – Таким, как сейчас, она меня даже не узнала бы.
      Таддеус усмехнулся:
      – Что, она не узнала бы ваше герцогство? Да ладно, все бы вас узнали. – Он наградил Рансома беззубой ухмылкой. – Хотя на всякий случай возьмите с собой визитную карточку.
      Рансом со стуком захлопнул дверь.
      Он приводил себя в порядок, торопясь и волнуясь, как девушка, готовящаяся к своему лондонскому дебюту. Рансом понимал, что это глупо, он ведь даже не был уверен, что Мерлин вообще проснется. Но теперь у него была надежда, которой так не доставало в эти казавшиеся бесконечными дни.
      Он снова пошел в спальню и остановился перед дверью. Что, если она уже проснулась? Что, если он зайдет, а она уже сидит в кровати? Что он ей скажет? И как ему вести себя с ней? Только бы не начать заикаться.
      Рансом сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Даже если те признаки, что он видел, действительно означали выздоровление, должно пройти как минимум несколько часов, прежде чем она полностью придет в себя.
      Он открыл дверь.
      – Дя… дя?
      Рансом застыл, чуть не потеряв сознание от жалобного звука ее голоса.
      – Дядя Дор…
      Слово оборвалось. Рансом стоял у двери, сердце его колотилось.
      – Мистера Дориана здесь нет, – сказал Таддеус. Голову Мерлин поддерживало несколько подушек. Таддеус склонился над ней и добавил: – Открываем глазки, мисс Мерлин, давайте. Пора просыпаться.
      – Устала… – шепотом произнесла она. – Так… уста…
      Таддеус поднял взгляд и покачал головой.
      – Даже не знаю, – сказал он. – Она еще недостаточно проснулась, чтобы есть самой. Но теперь, придя наполовину в сознание, она просто подавится, если я снова буду засовывать в горло эту чертову трубку.
      – Подождите немного, хорошо?
      Таддеус потрогал ее лоб:
      – Горячая. Мне уже восемь часов не удается ничего ей дать. Говорю вам, не нравится мне это. Она просто сохнет, как тогда, в прошлый раз. – Он уныло посмотрел на нее. – Уж лучше бы она не просыпалась.
      – Черта с два лучше. – Рансом подошел к кровати, по пути взяв с маленького столика графин с виски. Он вытащил из кармана платок и смочил его золотистым напитком. Одно прикосновение обжигающей жидкости к ее губам и языку, и пальцы ее сжались.
      – Мисс Ламберн, – властно сказал герцог. – Мисс Ламберн, откройте глаза! Я не в настроении шутить, предупреждаю вас.
      – М-м-м… – Она отвернула голову, будто пытаясь уклониться.
      – Мисс Ламберн, – Рансом взял ее двумя пальцами за подбородок и нагнулся к самому ее лицу, – вы слышали, что я сказал? Откройте глаза!
      Ресницы ее встрепенулись и застыли. Рансом сильнее сжал ее подбородок:
      – Мисс Ламберн, вы знаете, кто я? Вы знаете, что случится, если вы не послушаетесь? Открой же глаза! Мерлин, предупреждаю тебя. Ты меня рассердишь, и результат тебе не понравится.
      Грудь ее поднялась и резко опала, из горла вырвался стон.
      – Просыпайся, – скомандовал он. – Прямо сейчас.
      Судорожно вздыхая, она подняла веки.
      – Нет, не смей, – предупредил Рансом, когда они готовы были сомкнуться обратно. – Смотри на меня.
      Она застонала.
      – Дядя… – Глаза ее полностью открылись, и она устало, непонимающе смотрела на Рансома. Таддеус присел с другой стороны кровати, и она перевела взгляд на него. Медленно лицо ее озарялось пониманием.
      – Таддеус, – хрипло прошептала она.
      – Ага. Я с вами рядом, я здесь. Хотите пить, мисс?
      Брови ее слегка сдвинулись:
      – Дядя…
      – Нет, вашего дяди Дориана здесь нет, мисс. Он скончался, мисс Мерлин. Уже пять лет, как скончался, или больше.
      Она закрыла глаза, но почти сразу же открыла их снова.
      – Умер. Да, я… – Ее осипший голос сорвался. Взгляд из-под тяжелых век остановился на Рансоме. Она вновь разглядывала его.
      Таддеус вытащил котелок, гревшийся на треноге в камине. Он перелил горячий бульон в чашку и, зачерпнув ложечку, проверил температуру тыльной стороной своей заскорузлой руки.
      – Давайте-ка, мисс Мерлин. Открывайте ворота.
      Она послушно пропустила жидкость в рот и проглотила, не отводя взгляда от Рансома. Тот улыбнулся:
      – Вот молодчина.
      Она продолжала просто смотреть на него.
      Таддеус зачерпнул еще одну ложку. Она проглотила и ее, потом закрыла глаза. Казалось, она вновь погрузилась в забытье. Третья ложка Таддеуса беспомощно тыкалась ей в губы.
      Рансом нахмурился.
      – Мерлин! – резко приказал он. – Просыпайся. Немедленно!
      Глаза ее вновь распахнулись. Взглянув на Таддеуса, она втянула бульон. Так они и продолжали: через каждые несколько глотков Мерлин теряла сознание, и Рансом, как мог, пытался привести ее в чувство – до тех пор, пока Таддеус не решил, что она получила достаточно пищи.
      Еще некоторое время глаза ее оставались открытыми и были направлены на Рансома. Он улыбался ей. Между бровей ее пролегла маленькая складочка. Глаза девушки закрылись, и она глубоко и удовлетворенно вздохнула. Голова ее замерла на подушке.
      – Мерлин! – настойчиво звал он, каждый раз опасаясь, что, однажды закрыв глаза, она уже больше не проснется от его слов.
      От звука его голоса тело Мерлин дернулось, длинные ресницы взлетели вверх. Она смотрела на Рансома, как будто не понимая, что он здесь делает, а потом вновь перевела взгляд на Таддеуса.
      – Встать… – прошептала она и начала двигаться, пытаясь опереться на руки и подняться.
      Рансом и Таддеус кинулись к ней. Таддеус бережно положил руки на ее плечи, заставив снова лечь:
      – Нет, мисс Мерлин, не сейчас. Вам слегка нездоровится, понимаете?
      – Таддеус, мне надо… встать.
      – Нравится вам или нет, но какое-то время вы не сможете сами ходить на горшок, – прямолинейно заметил старый слуга.
      – Но я… – Взгляд ее снова перескочил на Рансома, и вновь она чуть нахмурилась.
      – Да, понимаю. Его светлейшество не очень-то понимает намеки.
      Рансом выпрямился, откашлялся и встал:
      – Я подожду снаружи.
      – Хорошая идея, – сказал Таддеус. – Ну и голова у вас на плечах!
      – Прошу прощения. – Рансом поклонился, чувствуя нелепое смущение под грустным взглядом серых глаз Мерлин. – Я… я вернусь позже.
      Он чувствовал, что она провожает его взглядом, открыл дверь и сделал шаг из комнаты, когда услышал за спиной ее слабый голос:
      – Кто это, Таддеус? – устало спросила она. – Это был доктор?
 
      – Она все еще плохо ориентируется, – сообщила герцогиня Мей упавшим духом близнецам. – Прежде чем вы навестите ее, нужно дать ей пару дней для выздоровления.
      – Да, – добавил Вудроу, – дядя сказал, мы долж-ж-жны б-б-быть т-т-терпеливыми и в-в-вести себя очень т-т-т-тихо.
      – Но я хочу подарить ей вот это! – воскликнула Августа, показав маленькое идеальной формы птичье гнездо.
      – И еще вот это! – Ее сестричка порылась в кармане блузы и вытащила веточку шелковицы с изрядно помятым листом. – Няня хотела выкинуть ее в мусор, но я спасла ее для мисс Мерлин!
      Рансом, сидя на стуле, отодвинулся от стола.
      – Можно, я отнесу ей эти подарки и передам, что они от Августы и Аврелии?
      Затаив дыхание, близнецы с благоговейным трепетом положили свои дары в протянутую руку.
      – Подожди, п-п-п-пожалуйста, дядя… м-м-можно? У м-м-меня т-т-тоже кое-что есть.
      – Разумеется.
      Рансом откинулся на спинку, улыбаясь своей матери и Жаклин. Вудроу и девочки выбежали из комнаты. Через несколько секунд дверь отворилась снова. Вошел дворецкий и принес с собой небольшую шляпную коробку и огромный букет из желтых и розовых роз.
      – Здесь то, что вы просили, ваша светлость. – С поклоном он водрузил их рядом с Рансомом на стол. Тот кивнул, надеясь, что женщины за столом не заметили ни того, как дернулся уголок рта дворецкого, ни того, что на щеках у Рансома вспыхнул румянец.
      – Как мило, – невозмутимо сказала герцогиня Мей. – Розы.
      – Прекрасно, – согласилась Жаклин. – Ты стал романтиком, герцог.
      Рансом потер указательным пальцем переносицу.
      – Чтобы порадовать нашу больную, – сказал он, стараясь, чтобы голос его звучал беззаботно.
      Жаклин приоткрыла крышку коробки и отпустила ее. Крышка упала с мягким стуком. Жаклин удивленно разглядывала ее.
      – Нет, – решительно сказала она. – Я не буду ни о чем спрашивать.
      Дверь резко распахнулась, и влетел Вудроу:
      – В-в-вот! Вот, я п-принес, дядя!
      Он замер, увидев роскошные свежие розы, и смущенно опустил взгляд на поникший маленький букетик из фиалок и бессмертника, который держал в руке.
      – Ой! У т-т-тебя уже есть цветы…
      – Да, твоя бабушка захотела поставить розы в Годолфинском салоне, – сказал Рансом. – А эти ты собрал для мисс Ламберн?
      Обрадовавшись, Вудроу кивнул.
      – Очень милый поступок. Давай поставим их в вазу, и я отнесу.
      Вудроу просиял.
      Итак, полчаса спустя Рансом вошел в комнату к Мерлин, неся с собой птичье гнездо, помятый листок шелковицы, букет наполовину увядших полевых цветов и ежика в шляпной коробке. Его охватило странное ощущение робкого волнения и восторга – подобных чувств он не испытывал уже много лет.
 
      Мерлин сидела в кровати. Рансом не ожидал, что это случится так скоро, и помедлил у двери.
      С тех пор как она пришла в сознание, прошло всего шесть часов. Однако за это время в ее состоянии произошли разительные перемены. Веки ее уже не были готовы в любой момент безвольно сомкнуться, руки больше не лежали на одеяле неподвижно, как неживые. Мерлин сидела, держа дымящуюся чашку, и доедала последнюю поджаренную булочку с подноса, лежавшего у нее на коленях.
      Она подняла на него глаза, и Рансом улыбнулся.
      – Я так рад, что ты снова хорошо выглядишь, – сказал он. – Как ты себя чувствуешь?
      Она поставила чашку и вежливо улыбнулась в ответ.
      – Кажется, лучше. Спасибо. – Взглянув на Рансома, она с неуверенностью перевела взгляд на Таддеуса. Старик нагнулся к ней и забрал поднос.
      – Это герцог, – не поднимая глаз, сказал он и отвернулся.
      – Ах, так. – Мерлин вновь посмотрела на Рансома. – Тогда вы, наверное, все мне расскажете.
      Он поймал себя на том, что начинает хмуриться, и сделал усилие, расслабляя мышцы лица.
      – А что бы ты хотела узнать?
      – Все: где я нахожусь, как я сюда попала, что со мной произошло. Таддеус сказал, что вы все это мне расскажете.
      Рансом ощутил, как грудь его сковывает лед.
      – Ты находишься в спальне, – пояснил он. – Обычно это моя комната, но сейчас я ее временно освободил.
      – Да, но…
      – Можно я сначала передам тебе вот это? – спросил Рансом. – Я принес тебе небольшие подарки. От твоих друзей.
      Она склонила голову набок, как любопытный воробышек. Рансом принял это как знак согласия и подошел ближе к кровати.
      – Это от Вудроу. Он сказал, что ты сможешь точно догадаться, где он их собирал.
      Она взяла цветы. Рансом выжидал. Разглядев их как следует, Мерлин сказала:
      – Очень красивые.
      Она передала их Таддеусу, стоявшему с другой стороны кровати. Старик принял вазу и поставил ее на стол. Рансом сделал глубокий вдох.
      – Это от Августы, – сказал он, перекладывая маленькое гнездышко на покрывало возле ее руки. – А вот это от Аврелии. – Он разгладил лист шелковицы и положил его рядом с гнездом.
      Мерлин разглядывала подарки. Между бровей ее пролегла знакомая складочка. В глазах ее стояло выражение непонимания, озадаченности – и сердце Рансома пронзила острая боль.
      – А вот это, – он поставил на кровать коробку и снял с нее крышку, – это тебе лично от меня.
      Из коробки показался, подергиваясь, кругленький черный носик, а потом скрылся в ней снова.
      – Ой! – воскликнула Мерлин. – Это мой ежик! – Она схватила коробку и прижала ее к себе. – Огромное вам спасибо. Где вы его нашли?
      – В своем ящике с письменными принадлежностями.
      – Не понимаю, что ему было там делать. Как он мог оказаться в этом ящике?
      – Признаться, я сам в таком же недоумении.
      Она вытащила ежика и посадила его на атласное покрывало. Он тут же куда-то побежал, царапая лапками по скользкому материалу, но Мерлин перевернула пустую коробку и накрыла ею ежика сверху. Коробка передвинулась на несколько дюймов и замерла.
      – Вот так, – сказала она. – Это все, что вы принесли мне?
      – В данный момент – да.
      – Тогда скажите мне, пожалуйста, где я, мистер герцог.
      Рансом быстро взглянул на нее, взволнованный тем, что услышал знакомую ошибку.
      – Как я уже сказал, ты сейчас в моей… спальне.
      Она кивнула, как будто он повторил ей уже заученную часть урока:
      – Да, это я поняла. А где находится эта спальня?
      – Мы в Фолкон-Хилле, разумеется.
      – А где этот Фолкон-Хилл?
      Рансом перевел взгляд на сложный сине-золотой узор, пытаясь совладать с наплывом эмоций.
      – Фолкон-Хилл находится в графстве Кент, мисс Ламберн. Это резиденция герцогов Деймереллов, и я являюсь четвертым из них. Меня зовут Рансом. Фамилия Фолконер. Ты что же, ничего этого не помнишь?
      Все это время Мерлин смотрела на него широко раскрытыми глазами. Услышав вопрос, она втянула голову таким знакомым движением, что комок подкатил к горлу Рансома.
      – Нет-нет, я ничего подобного и не знала.
      – А как зовут тебя? – неожиданно спросил он.
      Она вскинула голову:
      – Ой, неужели никто не сказал вам? Я Мерлин Ламберн. А это Таддеус Фловердью, который служил еще у моего двоюродного деда, с тех пор как… ой, да всю жизнь! Вместе со своим братом Теодором. Они близнецы. Но Теодору в последнее время нездоровится, так что Таддеусу приходится делать всю работу. Боюсь, что ему не очень-то это по душе. Правда, Таддеус?
      – Да уж, мисс Мерлин, не по душе. По мне, так лучше бы где-нибудь лежать тут и попивать чаек, оттопырив мизинец. Тут все так делают.
      Таддеус был, как обычно, ворчлив, он неохотно встретился взглядом с Рансомом. Через секунду он беспомощно пожал плечами и опустил глаза.
      – Мне очень жаль, что вам приходится принимать меня больной, – сказала Мерлин. – И очень любезно с вашей стороны, мистер герцог, что вы приютили нас. Особенно учитывая, что вы даже не знали, как меня зовут. Но сейчас мне уже гораздо лучше, уверяю вас. Думаю, мне нужно уехать домой, как только позволит врач.
      Рансом схватился руками за голову и взъерошил волосы – он и не вспомнил, насколько тщательно, по его настоянию, камердинер причесывал его этим утром.
      – Вы не помните несчастный случай, который произошел с вами?
      Складочка вновь появилась между ее бровей. Она медленно покачала головой.
      – Тогда скажите мне, – мягко сказал он, – что было перед тем, как вы проснулись?
      Она закусила губу:
      – Кто-то кричал на меня… чтобы я открыла газа.
      – До этого, мисс Ламберн. Еще раньше.
      Она сильнее нахмурилась и потрогала пальцем нижнюю губу. Затем поморщилась, и на лице проступило недовольство.
      – Таддеус, у меня болит голова.
      – Это на пользу, мисс. Ответьте-ка лучше герцогу на вопрос.
      – Но…
      – Нет уж, мисс Мерлин, не юлите. Он так тут о вас заботился, а вы не хотите ответить на простой вопрос.
      В болезненной сосредоточенности она теребила нижнюю губу. Рансому захотелось взять ее на руки, как ребенка.
      – Даже не знаю, в самом деле… Ничего особенного, – тихо сказала она наконец. – Просто я была дома. Работала над конструкцией крыла.
      Она посмотрела Рансому в лицо:
      – Понимаете, мистер герцог, я изобретаю летательную машину. Может быть, вы захотите взглянуть на чертеж?
      В памяти его всплыло, как они разговаривали когда-то. Стоя в грязном коридоре своего дома, она с точно таким же выражением робкой надежды сказала ему: «Вы можете взять себе столько экземпляров, сколько захотите…»
      – Я поняла! – вдруг воскликнула она. – На меня рухнули эти подмостки в сарае, да? Я так и знала! Мне нужно было разобрать их сразу же, как только ты, Таддеус, попросил. Какая же я несобранная!
      – Да уж, – печально сказал Таддеус, встретив горькую улыбку Рансома. – Уж это точно, мисс.
      – И все-таки не понимаю, как я оказалась здесь, в доме мистера герцога, – добавила она, бросив робкий взгляд на Рансома. – Хотя, конечно же, это очень любезно с вашей стороны.
      Он ничего не ответил, лишь отошел и встал у окна. Разглядывая розовый сад, он пытался сосредоточиться.
      То, что она его забыла, стало тяжелым, болезненным ударом и, вопреки логике, сильно задело его гордость – как будто он так мало для нее значил, что память о нем не смогла уцелеть.
      Она прекрасно помнила Таддеуса, помнила свой дом, какие-то подмостки и даже ежика. А Рансома вспомнить не могла.
      И не только его, напомнил себе Рансом. Она не узнала ни имени Вудроу и близнецов, ни Фолкон-Хилл. Несомненно, падение стерло из ее памяти целый пласт жизни, начиная с какой-то расплывчатой даты еще до того, как он встретился с ней.
      Он обернулся и посмотрел на Мерлин. Однако в данной ситуации есть свои преимущества. Целую жизнь он учился искусству, не упуская момент, перехватывать инициативу. Если перед ним открывалась блестящая возможность, то просто пройти мимо он уже не мог. С неожиданной решимостью он придвинул к кровати стул и сел. Он взял ее за руку и ласково задержал в своих ладонях:
      – Мерлин, представляю, что ты почувствовала. Это так неловко… и даже немного страшно, когда вдруг просыпаешься в незнакомом месте. Правда?
      Пальцы ее напряглись в его руках. Она опустила глаза:
      – Ну да… немножко.
      Указательным пальцем он погладил тыльную сторону ее ладони:
      – Понимаешь, из-за случившейся аварии ты кое-что забыла. И даже довольно много. Ты это понимаешь, да?
      В поисках подтверждения она взглянула на Таддеуса из-под ресниц. Старик молчал. Подумав, она кивнула.
      – Ты не помнишь меня, – продолжил он, собираясь совсем чуть-чуть согрешить против искренности. – И это очень… смущает. Посмотри же на меня, Мерлин! Посмотри на меня очень внимательно. Ты уверена, что действительно ничего не помнишь о том, кто я такой и почему ты здесь?
      Кончиком пальца он приподнял ее подбородок, печально вглядываясь в глубину ее глаз. На секунду он забылся. Ему до боли захотелось сжать ее в объятиях и поцеловать.
      Мерлин внимательно разглядывала его. Она закрыла глаза, потом открыла их. Между ее бровей опять появилась складочка. Вид ее был так жалок, что Рансом первый отвел глаза, стискивая ее пальцы.
      – Да, ты не помнишь, – произнес он.
      Она закусила губу:
      – Я пытаюсь вспомнить. Но у меня неважная память на лица.
      Он бесцельно вычерчивал что-то на ее ладони, а затем вдруг просунул свой палец между ее тонких пальчиков и повернул кольцо бриллиантом наружу.
      – Это кольцо подарил тебе я, – хрипло сказал он и начал сплетать ложь и правду, так, чтобы в результате получить то, чего ему так хотелось.

Глава 19

      – Вот это кольцо? – переспросила Мерлин и внимательно вгляделась в камень. – Его подарили мне вы?
      Рансом кивнул. Мерлин пристально посмотрела в его глаза, пораженная силой, исходившей из их золотисто-зеленых глубин. Ей неожиданно стало интересно все, что было связано с этим человеком, и рассеянное до этого внимание полностью сосредоточилось на нем. Он волновал ее: высокий и безупречно аккуратный – казалось, ни один локон его темно-коричневых волос не посмеет выбиться из прически. Хмурился он или нет, полоски его бровей все равно устрашали ее. И все же иногда, когда он вдруг улыбался, черты его лица преображались, и тогда в ее душе что-то происходило, она начинала волноваться.
      – Благодарю вас, – сказала она и ощутила, как краска заливает щеки. – Но неужели вы действительно… то есть раньше никто… – Она была в крайнем замешательстве. – Вы хотели, чтобы я оставила его себе?
      Он погладил ее по щеке:
      – Да, конечно. Я хотел, чтобы оно осталось с тобой навсегда.
      Мерлин нахмурилась.
      – А я подарила вам что-нибудь в ответ? – Она бросила взгляд на кровать и спросила: – Я ведь не отдала вам ежика, правда? – Он улыбнулся и покачал головой. – То есть если вы действительно хотите ежика, то, конечно, вы можете… – быстро добавила она. – Вы же были так добры ко мне. Разве что только… Может быть, если вам действительно нужен ежик, я лучше покажу, как поймать еще одного. Я так привязалась к моему ежику!
      – Да, я знаю, он очень любит тебя.
      Мерлин взглянула в его глаза, пытаясь понять, почему они так блестят.
      – Но видишь ли… – он потеребил кольцо у нее на пальце, – мне вовсе не нужно искать себе другого ежика. Мы помолвлены и скоро поженимся, Мерлин. И ты вместе с ежиком останешься жить здесь, со мной.
      – Мы помолвлены? – переспросила она.
      – Да.
      – Помолвлены? В самом деле?
      Он уверенно посмотрел ей в глаза:
      – Да.
      Мерлин перевела дыхание:
      – О Боже… я этого не помню!
      – Я знаю.
      – Но… пожениться! Вы имеете в виду, что действительно хотите жениться на мне?
      – Очень хочу.
      – А зачем?
      Рансом перестал теребить кольцо и взял ее ладонь в свою:
      – Я понял, что не могу без тебя жить.
      – Ох, – вздохнула она.
      – Мерлин, ты же не передумаешь, правда? Ты ведь не… возьмешь свое слово обратно?
      – Но… ведь… ох…
      Он выпустил ее руку, встал и отвернулся.
      – Так я и знал, – сказал он. – Боже… так я и знал.
      – Что вы знали? – воскликнула Мерлин. Внезапно прозвучавшие нотки отчаяния болью отозвались в ее душе.
      Он взглянул на нее через плечо:
      – Я не могу тебя принуждать. Нельзя же заставить тебя сдержать обещание, если ты его даже не помнишь.
      – Обещание…
      – Ты сказала, что выйдешь за меня.
      Мерлин закусила губу.
      – Но ты этого не помнишь. – Он всплеснул руками. Мерлин зажмурилась. – Ты даже не помнишь меня!
      – Может быть, если я как следует постараюсь…
      Он отвернулся:
      – Нет. Я освобождаю тебя.
      – Постойте, – воскликнула Мерлин, – подождите, я…
      Он покачал головой:
      – Ты же не можешь выйти замуж за человека, которого не знаешь. Ты только видишь мое лицо, фигуру, одежду… и эту комнату. Разве ты можешь взять на себя пожизненное обязательство, зная только это?
      – Но ваше лицо мне нравится. И ваша фигура тоже. И одежда у вас очень хорошая… правда, я думаю, вряд ли она останется такой чистой, если мы с вами долго пробудем вместе.
      – Мерлин, ты же знаешь, это для меня совершенно не важно, важно только… – Он замолчал и прикрыл руками глаза. – Хотя ты ведь не помнишь, правда? Ну, как мне рассказать, что я чувствую? Каково мне приходить к тебе, зная, что я для тебя лишь незнакомец, и говорить о том, как люблю. Говорить, что и ты тоже меня любила. И что когда я попросил тебя оказать мне честь, – голос его дрогнул, – стать моей женой, ты смотрела на меня с такой радостью и сказала «да»!
      – Мне на самом деле так жаль, что я это забыла.
      Рансом отвернулся к окну:
      – Мне тоже жаль.
      – Может быть, если бы вы мне напомнили, где мы с вами были при том разговоре…
      Широкие плечи его распрямились. Не поворачиваясь, он поднял руку и указал за окно:
      – Вон там, перед этим розовым кустом. Было утро, и солнце как раз только тронуло бутоны, и утренняя роса наполнилась ароматом.
      Таддеус саркастически фыркнул.
      – Звучит замечательно! – Мерлин нахмурилась, глядя на слугу.
      Герцог обернулся, и вид его мужественного профиля вызвал у нее приятное волнение. На одну долгую секунду взгляд его скрестился со взглядом Таддеуса.
      – Я знаю, – сказал Таддеусу герцог, понизив голос. – Ты никогда не одобрял моего стремления.
      Таддеус проворчал:
      – Как будто вас так заботит, что я думаю.
      Мерлин неуверенно взглянула на старого друга:
      – Тебе не нравится мистер герцог?
      Тот отвернулся к подносу с чаем.
      – Ничего, сойдет. Мне встречались и негодяи похлеще. – Он составил тарелки и мрачно добавил: – Правда, это было на лошадиной ярмарке, и они прятались за шторкой кукольного театра.
      Мерлин бросила взгляд на герцога, опасаясь того, как он воспримет оскорбление. Но высокий мужчина лишь задержал на Таддеусе взгляд, а затем слегка кашлянул, прикрывая рот рукой, и вновь отвернулся к окну.
      Она прикусила губу, нахмурилась и снова вопросительно посмотрела на Таддеуса. Тот пожал плечами:
      – Я же сказал, мисс Мерлин, этот сойдет. Все-таки герцог же. – Он со звоном уронил ложечку на поднос.
      В устах Таддеуса это была высокая похвала и полное одобрение.
      – Простите меня, мистер герцог, – сказала Мерлин. – Но… не могли бы вы сказать… уже была назначена дата… ах…
      – Сегодня.
      Он даже не обернулся, произнеся это слово, и оно будто повисло в воздухе между ними.
      – Ой.
      – Конечно, сейчас об этом не может быть и речи.
      – Не может?
      Он вытянул руку и оперся об оконную раму. Хриплым голосом он заговорил, глядя вниз на подоконник.
      – Тебе нужно время, чтобы поправиться. И чтобы заново меня узнать. Может быть, я смогу… может быть, так случится, что ты снова… – Он выпрямился и резко развернулся. – Я завоюю тебя еще раз. Я должен. Я ведь так долго ждал и боялся, что ты для меня потеряна. Видеть, как ты здесь лежишь, опасаться за твою жизнь… и теперь, когда Бог услышал мои молитвы, – он горько усмехнулся, – обнаружить, что я все потерял!
      Мерлин покусывала губу:
      – Да, я понимаю, это так обидно.
      – Обидно!.. – Глаза его сузились. Он резко шагнул к ней. – Ты и в самом деле забыла меня, если думаешь, что мне просто обидно.
      При его приближении Мерлин втянула голову. Она не знала, что означают его решительно стиснутые челюсти. Однако возле кровати он опустился на колени, взял ее руку и поднес к своему лицу.
      – Я не очень терпелив, – его дыхание щекотало ей кожу, – но я ждал… Боже, это оказалось так долго! И все же как-нибудь, – пальцы его стиснули ее руку, – я сумею подождать еще…
      – Ну, на самом деле, мистер герцог… если у вас такие сильные чувства…
      Он неожиданно отпустил ее:
      – Нет! Я должен дать тебе возможность все хорошо обдумать. Иначе это будет нечестно. Я не смогу взглянуть даже на свое отражение в зеркале.
      – Я думаю, все не так страшно.
      Он поднялся на ноги:
      – Лучше я уеду. Тебе нужно время. А я сам себе не доверяю. Может случиться, что я… – он поднял глаза и уставился в какую-то неясную точку вдали, – что я больше не смогу этого вынести.
      – О Господи, – Мерлин потрогала нижнюю губу. – Уедете? Но куда?
      Он прикрыл глаза своей широкой ладонью:
      – Не знаю. Возможно, в Италию… или Бразилию. Мне нужно подумать.
      – Как насчет Челтенхама? – предложил Таддеус. – Я слышал, в этом городке уважают хорошую трагедию.
      Герцог не ответил, поглощенный своими мрачными размышлениями, но, услышав последние слова, он спрятал лицо в ладонях. Казалось, все тело его напряглось.