Убийство на стороне

– Страна вам, безусловно, понравится. Мексиканцы очень отличаются от нас, но это весьма гостеприимная нация.

Он посмотрел на соблазнительную фигурку девушки и прибавил, понизив голос:

– Могу я дать вам хороший совет, миссис?

– Конечно.

– На вашем месте во время вашего пребывания в Мексике я бы воздержался от шорт и обтягивающих фигуру брюк.

– Почему?

– Вас могут оскорбить или задеть. Как я вам уже сказал, мексиканцы очень гостеприимны и любезны, но кто-нибудь может позволить себе распространить свою любезность немножко дальше. А молодая девушка в шортах рассматривается как... ну, скажем, как женщина легкого поведения.

– Понимаю.

Хенсон положил в карман туристическую карточку и документы на машину, действующие в течение шести месяцев, и сказал:

– Спасибо за вашу любезность, или, как говорят наши братья по ту сторону границы, – «грациас».

– Вы говорите по-испански, сеньор?

– Бегло.

– Тогда у вас не будет никаких неприятностей! Доброго вам пути и удачи!

– Спасибо.

Хорошо зная нравы большинства приграничных городов, Хенсон тщательно запер все окна и дверцы машины во избежание риска потерять вещи, лежащие на заднем сиденье. Тут, у границы, обычно не брезгуют прихватить что-нибудь из проезжающей мимо машины и потом продать это за четверть цены другим туристам.

В машине полуденная жара была невыносима. Металл просто обжигал. Хенсон взглянул направо и налево вдоль улицы.

– Нам придется немного обождать, пока не спадет жара, – обратился он к Ванде. – А что если нам пропустить по стаканчику за удачу, не возражаешь?

– С удовольствием, – согласилась она. – Мы еще не проехали пограничный пост, а в моем желудке все время что-то сжимается и разжимается.

– Мой желудок ведет себя так с того дня, как я узнал о смерти Коннорса. И продолжает свое дело вот уже три недели. Удивляюсь, как это он не устал. Но факт налицо: он все время дает о себе знать.

Ванда сжала ему руку.

– Все будет хорошо, вот увидишь.

– Надеюсь. Если мы благополучно минуем границу, то можно надеяться, что все обошлось.

– Все будет о'кей, – успокоила его Ванда.

Хенсон остановил машину как раз напротив бара, так чтобы через окно можно было наблюдать за машиной. Они перешли улицу, вошли в бар с кондиционером и расположились возле окна.

К ним тут же подошла девушка.

– Для меня – очень холодного пива и побольше джина, – сказала Ванда.

– А мистеру?

– То же самое, но добавьте еще двойной «ронрико белый» с бутылкой «карта бланка».

– Это пиво, на мой взгляд, самое лучшее из всех. Я не знаю, сколько оно тут стоит, но там оно стоит гроши.

В первый раз после их бегства из Чикаго Ванда задала вопрос о деньгах.

– Нам хватит денег, чтобы доехать туда, куда нам нужно?

– Вполне, – уверил ее Хенсон. – Если мы не будем делать глупостей.

– А паспорта?

– Я воспользуюсь паспортом Бурдика, а тебе мы сможем купить паспорт у типов, возвращающихся из Мехико. Это обойдется примерно в тысячу долларов. Я хочу, чтобы у тебя был паспорт, в точности соответствующий твоим приметам. Город кишит людьми, которым запрещен въезд в Соединенные Штаты. Визы легко даются в любом направлении, кроме Соединенных Штатов.

– А почему ты не сказал мне этого раньше?

– Эта деталь казалась мне несущественной. Когда мы приедем в Мехико и у нас будут паспорта со всеми необходимыми визами, я думаю, мы сядем на самолет и улетим в какой-нибудь порт Центральной Америки. Оттуда доберемся до Касабланки, Танжера или Порт-Саида, а уж потом пересядем на другой самолет и отправимся в порт Амелия.

– Ты действительно так доверяешь Джонни Энглишу?

– Как самому себе.

– И он возьмет тебя на службу?

– Вот уже пятнадцать лет, как он перетягивает меня к себе.

– Это было бы замечательно!

– Это действительно замечательно!

Хенсон заметил, что их стаканы опустели. Он понимал, что их машина уже достаточно проветрилась, и они могли уже ехать, но заказал еще по порции спиртного, прекрасно сознавая, что затягивает этим отъезд.

– Мне больше не бери, – попросила Ванда. – С меня достаточно.

– Как хочешь.

– Ты боишься, Ларри?

Хенсон честно признался:

– Если бы я был на несколько лет моложе, я мог бы еще подождать чего-нибудь. Ну а теперь я не буду чувствовать себя спокойным, пока мы не доберемся до Мексики.

Ванда подняла свой стакан и чокнулась с Хенсоном, глядя ему прямо в глаза.

– За наш отъезд в Мексику, – ободряюще сказала она. – Ты был не слишком счастлив со своей женой, да?

– Я никогда не отдавал себе в этом отчета, но факт тот, что я был совершенно несчастен.

– А со мной?

– Ты знаешь сама.

Ванда притронулась к своему животу, который в скором времени должен будет округлиться.

– Да, я должна это знать. Но ты никогда не пожалеешь об этом, Ларри?

– Нет, – серьезно ответил Хенсон. – Даже если нас задержат на границе. Я провел самые счастливые в моей жизни три недели.

Ванда положила свою ладошку на руку Хенсона.

– Ты – моя любовь... Я тоже... никогда не была так счастлива.

– Даже будучи беременной от мужчины, с которым ты не состоишь в браке?

– Мне это безразлично, раз ребенок от тебя.

Девушка принесла счет и положила его на стол. Хенсон положил на него банкноту, которая с лихвой покрывала сумму счета. Он встал и, помогая Ванде выйти из-за стола, бодро сказал:

– В путь! Следующий этап – Монтери или даже Сюдад-Виктория. Это в трехстах милях.

– Да поможет нам Бог, – шепнула Ванда.

Они перешли улицу и подошли к своей машине. Металл и пластиковые сидения были еще очень горячи, но это было уже терпимо. Как только они поедут, станет прохладнее. Развив хорошую скорость, они смогут к ночи добраться до Сюдад-Виктории.

Он проехал по Гуаделуп-стрит и повернул направо на Кравент-авеню, чтобы подъехать к интернациональному мосту. Он убеждал себя, что смешно так волноваться. Переезд через границу – пустая формальность. Даже если его и искали, считая виновным в убийстве, то все равно пока что они ничем не рисковали. Пересаживаясь из автобуса в поезд, затем в старую машину, они так запутали следы, что полиция вряд ли успела их выследить.

С американской стороны мост был перегорожен полосатым черно-белым барьером. Служащий в форме таможенника или кто-то из иммиграционной службы сделал ему знак остановиться. Хенсон последовал его указаниям.

– Ваше имя? – спросил служащий.

– Мистер и миссис Бурдик, – ответил Хенсон, доставая из кармана документы и протягивая их таможеннику.

Тот качнул головой.

– Вашу туристическую карточку и документы на машину.

Хенсон протянул требуемые бумаги. Таможенник просмотрел их, увидел, что все в порядке, и вернул Хенсону.

– Вы, конечно, едете на время, чтобы проветриться?

– Да.

– Вы знаете, что ваша карточка и документы на машину действительны в течение шести месяцев?

– Знаю. Я прошел через контору А.А.А.

– У вас нет с собой американских сигарет или оружия?

– Нет.

Было очень жарко. Таможенник провел пальцем за воротничком и вытер пот.

– Вас не затруднит открыть багажник, мистер Бурдик?

– Конечно нет...

Неожиданно Хенсон замер, как парализованный, увидев человека, одетого, несмотря на жару, в плащ. Молодого человека с седеющими висками, выходящего из двери конторы и направляющегося к ним.

– Салют, Хенсон! – бросил лейтенант Эган. – Ну, как делишки?

Хенсон открыл рот, но не смог вымолвить ни слова. Ванда выскользнула из машины и приблизилась к Хенсону.

– Кто это? – спросила она.

– Лейтенант Эган, – промычал Хенсон, – из уголовной полиции Чикаго.

– А-а-а... – протянула она. – Понимаю. – Ванда печально вздохнула. – Но как вам удалось нас обнаружить? – обратилась она к лейтенанту. – Как вы догадались, что мы направляемся в Лоредо?

Лейтенант отдал дань жаре: он снял шляпу и вытер лоб платком, не вынимая из кармана плаща правой руки.

– Стадо слонов не оставило бы больше следов, чем вы. Вы забрали в одном из банков Чикаго свои сбережения, и нам осталось лишь проверить всех таксистов, чтобы выйти на того, который привез вас к Фламан-Роз в Калюме-Сити. Хотя вы и подкрасили волосы, он узнал вас по описанию...

Эган вновь снял шляпу.

– Там вы оба сели в автобус на Сан-Луи. Из Сан-Луи самолет доставил вас в форт Форч, а из форта другой автобус привез вас в Сан-Антонио, где вы приобрели «форд» 1952 года, серый кабриолет, и заплатили за него пятьсот девяносто два доллара. На имя Джима Бурдика. Документы на это имя, как обнаружилось, исчезли из сейфа. Об этом нам сообщил мистер Хелл. Зная все это, нам не трудно было выследить вас. И я стал поджидать вас здесь.

С трудом выговаривая слова – горло его перехватил спазм, – Хенсон спросил:

– В чем меня обвиняют?

Лейтенант опять сунул правую руку в карман плаща. Можно было подумать, что там ее обычное место.

– В трех вещах. Но меня больше всего интересует смерть Ольги Хенсон и Тома Коннорса. Хотелось бы верить вам, что вы уехали потому, что полюбили и захотели быть вместе. Но какая была необходимость убивать двух людей – дружка вашей Ванды и собственную жену? Почему вы просто не удрали, сменив имя? Почему вы не устроились на работу в Канзас-Сити или Лос-Анджелесе, чтобы продолжить там свою идиллию?

Хенсон с трудом выговорил:

– Это не я. Я не виновен, я не убивал ни Коннорса, ни Ольги.

– Наши эксперты не разделяют вашего мнения. А прокурор решил, что у него достаточно улик, чтобы выдать ордер на ваш арест и объявить розыск по всем штатам.

– Я не виновен, – повторил Хенсон.

– Эту позицию будет отстаивать на суде ваш адвокат. А пока что, – продолжал Эган, проведя левой рукой по губам, – скажите, где находятся деньги, которые вы взяли из сейфа?

Хенсон мгновенно ответил:

– В моем кармане.

Лейтенант Эган печально улыбнулся.

– Ладно. Я ведь всего лишь незначительный флик, но не думаете ли вы, что меня так легко надуть? Я понимаю, почему вы решились на это, – произнес он, любуясь свежестью и красотой Ванды. – Если бы я мог рассчитывать хоть на малейший успех у мисс Галь, я бы тоже рискнул попробовать. Вам достался королевский кусочек. Провести с ней три чудесных недели – завидую вам. Но не пытайтесь рассказать мне, что носите в кармане семьсот тысяч долларов.

Хенсон чуть не подпрыгнул от удивления.

– Семьсот тысяч долларов!

– Совершенно верно. – Эган опять потянул себя за воротник. – Но самое странное, что старый Хелл больше всего жалеет о потере несчастных двухсот тысяч долларов, которые лежали в портфеле, тоже находившемся в сейфе. Мне кажется, это касается наряда на строительство моста в Турции...

Глава 10

Камера на двух заключенных была невелика: два на два пятьдесят. Кроме двух коек там находился умывальник и незакрывающаяся кабина с унитазом.

Хенсон оказался в одной камере с молодым мексиканцем лет двадцати с небольшим. В первые часы их совместного пребывания тот хранил скромное молчание. Сидя на верхних нарах, мексиканец курил сигарету за сигаретой, стараясь, чтобы дым уходил за окно в сторону Рио-Гранде. Но после вечерней трапезы любопытство взяло в нем верх над скромностью.

– Извините, сеньор, меня зовут Педро Гарсиа. Меня взяли за убийство жены и ее любовника. Я убил их одним выстрелом из пистолета в спину мужчины. Так что вы можете догадаться, чем они занимались в тот момент, когда я раньше времени вернулся домой... – Гарсиа пожал плечами и добавил: – Мы даже не успели выплатить кредит за кровать, нам еще оставалось сделать восемь взносов. С кем имею честь разговаривать?

– Ларри Хенсон.

– Могу я полюбопытствовать, каким обстоятельствам я обязан удовольствию находиться в вашем обществе?

– Меня обвиняют в том, что я убил свою жену и еще одного мужчину и украл семьсот тысяч долларов из сейфа компании, в которой работал.

– А что было на самом деле?

– В сущности, я лишь покинул город с женщиной, которая не была моей женой.

– А тот мужчина был любовником вашей жены?

– Нет. Насколько я предполагаю, она была убита бродягой, который забрался в наш дом, изнасиловал ее и убил как раз в тот вечер, когда я покидал Чикаго. Что касается мужчины, этого Коннорса, в убийстве которого меня обвиняют, то он был любовником моей любовницы в течение нескольких месяцев четыре года назад...

– И вы совершенно неповинны в его смерти?

– Нет. Я только позаботился о нем и пьяного отвез его в кустарник. Он узнал адрес моей подруги и стал докучать ей. Затем он свалился на ее кровать мертвецки пьяный. Тогда она позвонила мне, чтобы я помог ей избавиться от его присутствия...

– А ваша жена?

– Тут я абсолютно ни при чем. Когда я вернулся домой, чтобы уложить свои вещи, она уже была некоторое время мертва.

– А та огромная сумма денег, которую, как утверждает полиция, вы украли из сейфа своей компании?

– Я совершенно ничего не понимаю. Я взял только те несколько сот долларов, которые принадлежали мне лично. Там лежала моя заначка от жены.

Гарсиа спустился сверху, встал возле решетчатой двери и взглянул в окошко, выходящее в коридор, через которое ничего нельзя было увидеть.

– И вы можете доказать все это, сеньор?

– Нет.

– Но тем не менее это правда?

– Чистая правда!

Гарсиа раздавил окурок о железные прутья решетки и принялся скручивать следующую сигарету.

– Тогда мой друг, у вас есть шанс. А это не так мало. У вас есть, по крайней мере, один шанс доказать свою невиновность. В моем случае никаких сомнений нет: я убил свою жену и ее любовника. Я не был слепым и не был в состоянии аффекта, когда нажимал на курок. Я отлично понимал, что делаю. И если бы все это повторилось опять, я поступил бы точно так же.

Хенсон закурил последнюю сигарету из своей пачки.

– Вы всегда можете сослаться на поруганную честь, на убийство в состоянии гнева...

Гарсиа повернулся и прислонился к решетке.

– Увы, нет, сеньор. Мой адвокат уверяет, что даже здесь, в тюрьме Техаса, закон чести не более чем пустой звук. Он считает, что вместо того чтобы убивать их, расположившихся на моей постели, я должен был повернуться и гордо уйти, а потом подать на развод; к несчастью, у меня не было никакого желания разводиться с Рамоной. Она принесла мне много счастливых минут. И я просто ослеп от ярости, что это роскошное тело, которое принадлежит исключительно мне, может так легко отдаваться другому.

– И что, по мнению адвоката, в вашем случае можно сделать?

– Он рассчитывает, что особое положение трупов поможет ему добиться для меня пожизненного заключения. Абсолютно ясно, что преступление не было преднамеренным. Он попытается доказать, что у меня и мысли не было, что она может заинтересоваться другим мужчиной, а тем более спать с ним...

Дым сигареты разъедал Хенсону горло. Он бы очень хотел так же спокойно обдумать и обсудить предъявленное ему обвинение. Что бы он ни утверждал по поводу убийства Коннорса, против него будет выдвинуто еще одно обвинение – в убийстве жены. И это обвинение будет подкреплено тем обстоятельством, что он убежал с Вандой. Все единодушно придут к заключению о предумышленном убийстве и ему будет грозить электрический стул. Сейчас он действительно находится в конце своего жизненного пути.

Хенсон никак не мог понять, почему его обвинили в краже денег. Он и Джек Хелл были единственными лицами, которые имели доступ к сейфу. Только им была известна комбинация цифр и букв. Он хорошо помнил, что захлопнул тяжелую дверь и разрушил комбинацию цифр, когда забрал свои деньги из сейфа.

У Хелла не было никакого интереса обкрадывать самого себя. Что касается его самого – он точно не брал денег.

И вдруг ему в голову пришла гнусная мысль – Ванда! Ванда, которую он оставил дома покрасить волосы, пока он ездил домой за вещами... И Ванда не только знала комбинацию цифр, но у нее также был ключ от конторы.

Кстати, что она сказала в тот вечер в Чикаго, когда он уезжал за вещами? У нее был неуверенный вид. О чем же он ее спросил? Все, вспомнил! На его вопрос Ванда ответила: «Ничего, я думаю, что справлюсь одна. Но ведь в сущности, сейчас не поздно и...» И что же? «Я бы очень хотела, чтобы вы мне помогли и составили компанию на час или два».

В мозгу Хенсона эта гнусная мысль обрела реальность. Он вспомнил теперь, что произошло у Ванды. Но что случилось в конторе, пока он лежал в объятиях Ванды?

Он попытался рассуждать последовательно. Забирая свои деньги, он не открывал основного отделения сейфа. Те семьсот тысяч долларов, вероятно, уже были украдены... Скорее всего, они исчезли тогда, когда он находился у Ванды.

Ранним утром кто-то, безразлично кто, вполне мог воспользоваться единственным работающим в это время лифтом. Кто-то, у кого имелся ключ от конторы... И если ему была известна комбинация, открывающая сейф, то дело было сделано.

Хенсон вспомнил о прошедших трех неделях. Беременность Ванды могла быть такой же выдумкой, как билет в несуществующий театр. Если бы все пошло удачно, в конечном счете она оказалась бы неплохо обеспеченной. Но даже если обнаружится, что беременности не было, она всегда сможет сказать, что ошиблась. Такие вещи случаются с женщинами. Она ничем не рисковала. Она всегда может поклясться, что, несмотря на свое тюремное прошлое, она ничего не знала об исчезновении денег. А свои сбережения она решила взять из банка, чтобы убежать с женатым человеком. Это тоже происходило и происходит со многими женщинами.

Воображение Хенсона разыгралось.

Ванду, самое большее, могли обвинить в том, что она не сообщила о двух убийствах и краже. Но она может утверждать, и следствие убедится в правильности ее сообщения, что Коннорс был жив, когда Хенсон уводил его от нее... И если она не знала об исчезновении семисот тысяч долларов, то, следовательно, и не могла быть соучастницей в воровстве. А с ее очками и скромной прической ей, безусловно, поверят.

Для любого судьи – мужчины или женщины – она предстанет жертвой: бедная хорошенькая девушка похищена своим патроном, прожигателем жизни, который зарабатывал двадцать четыре тысячи в год и жил в великолепном доме.

Гарсиа отвлек Хенсона от его мыслей.

– Судя по выражению вашего лица, вы размышляете о чем-то не очень приятном.

– Вы угадали, – признался Хенсон. – Не могу ли я попросить у вас табачку и листочек бумажки?

– С удовольствием. Но позвольте... вероятно, сеньор уже давно не скручивал себе сигареты. – Гарсиа опытной рукой быстро скрутил сигарету. – Пожалуйста, прошу вас!

– Грациас, – пробурчал Хенсон и, взяв сигарету, с наслаждением закурил.

Ванда провела шесть месяцев в исправительных лагерях. В тех местах девушки из хороших семей не встречаются. Она вела правильную жизнь в течение четырех лет... Но, возможно, она просто поджидала подходящего случая. И она его нашла.

Несмотря на то что жильцы дома, где жила Ванда, уверяли лейтенанта Эгана, что она не принимала у себя мужчин, это могло оказаться и неправдой. В Чикаго существует множество отелей, где можно переспать с кем угодно.

А если Ванда все же имела любовника, и они оба поджидали подходящего случая?

Может, Том Коннорс и оказался их жертвой? Ведь было совершенно ясно, что по выходе из тюрьмы он станет разыскивать Ванду. Возможно, она оглушила его одна, а может, и с помощью любовника...

После того как Ванда позвонила Хенсону, любовник мог очень легко проследовать за ним до Линкольн-парка и потом разрядить свой револьвер в грудь Коннорса. А Хенсону была предназначена роль наивного дурачка.

Он упрямо рылся в своих воспоминаниях.

Ведь это Ванда первая заговорила о бегстве. Сделала вид, что беспокоится о нем. Он вспомнил слова, сказанные ему Вандой в тот вечер, когда она позвонила ему и попросила об услуге.

«Я поняла, что сделала плохо, позвонив вам. Я скажу полиции всю правду, но поверит ли мне она? А журналисты? Вы ведь знаете, как у них всегда работают мозги. Они верят, что все начальники спят со своими секретаршами, если те молоды и недурны собой. Вы это отлично знаете. Им приходится соглашаться на это, если они хотят сохранить свое место».

Хенсон машинально докуривал сигарету, которую скрутил ему Гарсиа.

И вот, пожалуйста! С этого момента он вел себя как баран, которого ведут на кастрацию, а Ванда и ее любовник только дергани за ниточку. Они довели его до ситуации, из которой не было выхода... И он им во всем уступал. Потом, чтобы быть полностью уверенными, что Хенсон не сможет доставить им неприятности, они навязали ему на шею смерть Коннорса. И чтобы быть еще более уверенной, что он находится в ее власти, Ванда стала расточать ему свои нежности, пока ее дружок лазил по сейфу. Затем он зверски изнасиловал и убил Ольгу, причем опять все обставил так, чтобы повесить ее смерть на Хенсона. Потом, совершенно ошарашенный, примчался к банку, куда к назначенному часу должна была прийти Ванда за своими сбережениями. «Займись этим типом, ублажай его, заставь забыть про время. Ты же понимаешь, что это для тебя значит? Ведь у нас, точнее для нас, под замком лежит семьсот тысяч долларов!»

Хенсон ударил кулаком по каменной стене. Ванда, распутная девка! И она убеждала его, что ждет от него ребенка! И только Бог знает, как она при этом забавлялась!

Гарсиа взял его за руку.

– Послушайте, сеньор, вам нужно сесть и перестать мучить себя воспоминаниями.

Хенсон злобно взглянул на мексиканца.

– Ты ничего не понимаешь! Они отвезут меня в Иллинойс и посадят на электрический стул!

– Вы еще на него не сели.

– Но скоро там буду!

Гарсиа был философом.

– Терпение и еще раз терпение! Многое может случиться за это время, мой друг! Кто знает? И со мной тоже. Я могу наткнуться на двух или трех присяжных, которые были обмануты своими женами. И тогда, несмотря на ожидания моего адвоката, меня могут оправдать. Мой адвокат очень старается, но он молод. Ни один мужчина, если он не видел собственными глазами, как жена ему изменяет, не может себе представить, что это такое.

– Мой случай даже отдаленно не похож на ваш.

– В вашем случае может произойти что-нибудь другое. Если то, что вы мне рассказали, правда, и прокуратура возбудила против вас дело, то все же, благодарение Богу, мы живем в стране, в которой человек не считается виновным, если его вина не доказана.

Хенсон сделал последнюю затяжку.

– Вы говорите не как простой рабочий.

Глаза мексиканца лукаво блеснули.

– Я не рабочий, сеньор. Я преподаю английский в университете. Это еще больше усугубляет мою вину в глазах судей. Они наверняка думают, что образованный человек должен был поступить иначе. Например, побежать в полицию и заявить: «Какой-то грязный тип залез на мою жену и что-то с ней делает. Очень вас прошу, пойдите и убедитесь в этом сами... Может, вы снимете его с моей жены?» К сожалению, я ничего не мог с собой поделать и выстрелил в этого подонка в секунду их наивысшего наслаждения. Так что их смерть была сладкой. И одна пуля, выпущенная в спину негодяя, прикончила их обоих.

Говоря все это, Гарсиа скручивал сигареты.

– Берите. Возьмите их с собой! Вас скоро вызовут на допрос и, без сомнения, вывезут потом из штата Техас в Иллинойс, а так как копы получают так же мало, как профессора, то вряд ли они предложат вам сигарету.

Хенсон с благодарностью принял от него сигареты.

– Я буду молиться за вас, Гарсиа!

Гарсиа пожал плечами.

– Лучший человек, нежели я, уже сказал, – проговорил Гарсиа, осеняя себя крестным знамением, – «я пройду по этому пути лишь один раз!»

По цементному полу коридора прозвучали тяжелые шаги.

– Не признавайтесь ни в чем, – посоветовал Гарсиа, – и не возражайте против передачи вас судебным властям Иллинойса. При обвинении в тех преступлениях, которые вам инкриминируются, выдача на поруки не разрешается.

Увешанный оружием надзиратель в красивой форме цвета хаки вошел в камеру.

– Хенсон, – буркнул он, – вас требует капитан.

Ларри проследовал за ним по коридору до маленькой конторы, в которой собрались таможенники и журналисты. Лейтенант Эган также был здесь, единственный знакомый в этой компании. Жара заставила его снять плащ, кобура с пистолетом переменила место и теперь торчала из правого кармана пиджака.

Хенсон не сразу заметил Ванду. С лицом, залитым слезами, она сидела возле письменного стола капитана под вентилятором. Хенсон приблизился к ней и ударил ее по щеке.

– Девка! Грязная девка! Теперь ты довольна!

Она не могла сдержать слез.

– За что, Ларри? Почему ты ударил меня?

– Как будто не знаешь!

Капитан, загорелый мужчина лет сорока, лениво обмахивался фуражкой.

– Довольно, Хенсон. Сейчас слишком жарко для ссор влюбленных. Ладно... Значит, вы совершили два преступления и захватили семьсот тысяч долларов. А потом сбежали вместе с малышкой. Мы с лейтенантом желаем знать, вы не возражаете против вашей выдачи?

– Нет, – выпалил Хенсон.

– А вы, мисс Галь? – осведомился капитан Ферри, поворачиваясь к Ванде.

«Грязная девка», – подумал Хенсон.

Ему страшно хотелось остаться с ней наедине хотя бы на пять минут и задушить ее, как это проделал ее любовник с бедной Ольгой. Но он не стал бы насиловать ее, о нет! Одна мысль о возможной половой связи с этой дрянью делала его больным. И она еще говорила ему: «Я хотела бы иметь от тебя детей. Много детей!»

Можно ли сомневаться, она приняла все меры, начиная с их первой встречи, чтобы этого не случилось. Когда ее освободят и она снова соединится со своим любовником, ребенок был бы им помехой.

Лейтенант Эган положил на стол несколько официальных бумаг.

– Как вам известно, я прилетел на самолете Остина, и ваш губернатор удовлетворил запрос губернатора штата Иллинойс. Для транспортировки туда необходимы лишь подписи Хенсона и мисс Ванды Галь.

Капитан Ферри взял вечное перо.

– Итак, мисс Галь, вы не возражаете против вашей отправки, иначе говоря, вы согласны быть судимой в Иллинойсе?

Ванда взяла ручку и расписалась.

– Я хочу, чтобы меня судили. Мы ничего плохого не сделали, Ларри и я, мы любим друг друга.

– Вы не виноваты в смерти миссис Хенсон?

– Нет, сэр.

– И вы не причастны к смерти Тома Коннорса?

– Нет!

– И, я полагаю, вы не знаете, где находятся эти семьсот тысяч?

– Понятия не имею.

Прежде, чем протянуть ручку Хенсону, капитан Ферри взглянул на Эгана.

– Благодаря уважению, которое я испытываю к мисс Галь, я рад, что этим делом будете заниматься вы, – обратился он к Эгану. – Я уверен, здесь, в Техасе, ни один мужчина-судья не смог бы осудить такую красотку, даже если бы она взорвала отель!

– В этом деле, к сожалению, речь идет не о взрыве отеля, а о двух жизнях, – возразил Эган. – Не считая семисот тысяч долларов наличными.

Капитан протянул ручку Хенсону.

– Только ради проформы... Итак, вы не убивали своей жены и не создали видимость, что убийство совершено каким-то садистом?

– Ничего такого я не совершал, сэр.

– А Том Коннорс?

– Я только положил его в кустарник, туда, где и был обнаружен его труп. Но он был жив, когда я его оставил.

– Не забудьте сообщить об этом вашему адвокату. Еще один, последний вопрос, пока вы не подписали этой бумаги.

– Какой?

– Этот вопрос меня очень интересует. Я послал четырех человек, чтобы обыскать ваш «форд», который вы приобрели в Сан-Антонио. Они работали над ним целые сутки. Полицейские • обшарили комнату в отеле «Эль-Пасо», в которой вы провели вчерашнюю ночь с вашей мышкой. Надзирательница по моей просьбе тщательно обыскала малышку... Может быть, хватит скрывать эти семьсот тысяч долларов? Как вы собирались провезти их в Мексику? Куда вы их запрятали?

Хенсон сунул в рот одну из сигарет, которую ему скрутил Гарсиа.

– Я полагаю, что вы имеете в виду те семьсот тысяч долларов, которые исчезли из сейфа «Инженерного атласа»?

Лейтенант Эган предложил ему огня.

– Разумеется. Инспекторы, страховые агенты и полицейские прочесывают все отели, в которых вы останавливались с мисс Галь во время вашей трехнедельной поездки, шарят по всем местам, которые вы посетили в Чикаго. Старый Хелл рвет на себе волосы, у него ничего не осталось, и он вынужден аннулировать свой договор со Стамбулом. Он не перестает угрожать всеми карами полиции, которая не может отыскать деньги.

Хенсон сделал глубокую затяжку.

– Весьма сожалею, но ничем не могу вам помочь, – заявил он, наклонившись над бумагами, чтобы поставить свою подпись. – Я абсолютно ничего не знаю и не представляю себе, куда могла подеваться такая сумма денег.

– Вы посещали контору в шесть часов утра в день вашего неожиданного отъезда?

– Не отрицаю. Чтобы взять три тысячи восемьсот долларов, принадлежавших мне лично и которые я скрывал в сейфе от жены.

– Это все, что вы взяли?

– Совершенно верно.

Лейтенант Эган сложил бумаги и положил их в карман куртки.

– В конце концов все будет решать суд. Так же, как и относительно остальных обвинений. Отведите их по камерам. Распорядитесь об этом, капитан, – попросил он Ферри. – Единственный самолет, на который я смог забронировать три места, отправляется лишь завтра в час дня.

– С удовольствием, – ответил капитан и повернулся в сторону надзирательницы. – Вы слышали, что сказал лейтенант?

– Нет!!! – Вырвавшись из рук удерживающей ее надзирательницы, Ванда перебежала комнату и замерла перед Хенсоном. – Мне все равно, что меня арестовали. Если тебя посадят в тюрьму, я тоже хочу быть там. Но ты должен мне все объяснить! – закричала она в отчаянии.