Украденные небеса

Эйдан немного помолчал, потом спросил:

— Значит, это не ты хотел похитить мою дочь? Да, конечно, не ты, теперь я точно знаю. Но кто же?

Снова повернувшись к Эйдану, Гилпатрик проговорил:

— Я по чистой случайности узнал об этом сговоре. Узнал, когда покупал порох у одного английского мерзавца. Этот человек знал, что мы с тобой ненавидим друг друга.

— Узнал о сговоре? — переспросил Эйдан. Гилпатрик кивнул.

— Этот англичанин полагал, что я порадуюсь твоему концу, Кейн. Я и сам так думал, пока не понял, что мерзавец ни перед чем не остановится, только бы увидеть тебя поверженным. У тебя могущественный враг, Кейн. Но именно его я не знаю.

Враг, готовый на все? Враг, который замыслил похитить Кассандру, чтобы погубить ее отца? Из всех страхов, одолевавших Эйдана, этот был самым гнетущим.

— Гилпатрик, расскажи мне все, что тебе известно.

— Похищение твоей дочери — это суть одного из трех пари, заключенных с целью тебя уничтожить.

— Три пари?

— Англичане большие любители заключать пари. Кто-то таким образом развлекается. Этот человек хочет загнать тебя в угол и получить удовольствие.

— Но в чем смысл?.. И кто они, эти люди?

— Кто они, не знаю. Что же касается пари… Одна ставка — похищение твоей дочери. А другая как-то связана с твоей женой.

— С Норой? — Эйдану почудилось, будто Гилпатрик всадил ему в живот лезвие косы. — Но ты ведь… Ты ведь наверняка еще что-то слышал…

Ирландец пожал плечами:

— В основном сплетни, шепот.

— Но если это официальное пари, то должна быть где-то запись, — пробормотал Эйдан.

Гилпатрик взглянул на него с усмешкой.

— Говоришь, запись? Неужели ты полагаешь, что этот негодяй явился в какой-нибудь лондонский клуб и занес пари в специальную книгу? — Гилпатрик покачал головой. — Только сумасшедший решился бы на такое.

— Сумасшедший? — процедил Эйдан сквозь зубы. — А может, тот, кто абсолютно уверен в своей неуязвимости?

— Возможно, — согласился Гилпатрик. — К тому же эти негодяи не жалели золота, лишь бы добиться своего.

— Золота?

— Да, золота. Чтобы тебя уничтожить, они готовы очень щедро заплатить.

— Но кто же они? Кто желает моей погибели? — Эйдан вдруг рассмеялся. — О Господи, гораздо легче перечислить тех, кто не желает мне зла.

— Ради твоей дочери я бы назвал тебе имя негодяя, — продолжал Гилпатрик. — Но я действительно не знаю, кто он. Хотя в одном уверен: этот человек не только злопамятен, но и хитер, и он тщательно обдумывает каждый свой шаг. Так что берегись, Кейн. Не спускай с дочери глаз, потому что они непременно попытаются…

— Нет, — перебил Эйдан. — Я не хочу ждать. У меня другая идея. Надо как можно быстрее разыскать того негодяя, который рассказал тебе о сговоре. Где его найти?

Гилпатрик криво усмехнулся.

— На кладбище Сент-Комсил. Когда я в последний раз прибыл на нашу очередную встречу, я обнаружил его в луже крови с перерезанным горлом. Порох и свинец, которыми он торговал, находились на месте. Доска одного из ящиков была оторвана, и на ней багровели кровавые следы. Перед смертью он каким-то образом умудрился просунуть в щель между досками письмо. Письмо было адресовано тебе. В нем он требовал плату за то, что предупредил тебя о готовившемся покушении на твою дочь.

Эйдан невольно поежился. Неужели торговец умер только потому, что знал о покушении? Но кто же этот безжалостный враг? И что предпринять, чтобы обезопасить дочь и жену?

— Выходит, ты забрал письмо? — спросил Эйдан; он в изумлении уставился на Гилпатрика.

— Я просто передал информацию, — ответил ирландец. — Но не стал требовать золота.

Теперь Эйдан смотрел на Гилпатрика уже совсем другими глазами. Этот человек, узнав о том, что Кэсси грозит опасность, забыл о ненависти к своему врагу и предупредил его о готовившемся покушении. Для Гилпатрика честь была важнее мести.

А как же Гилпатрик узнал о приезде Норы? Как узнал о нем заранее? Ведь даже он, Эйдан, ни о чем не догадывался.

— Но ты не все мне рассказал, Гилпатрик. Ты узнал, что Кассандре грозит опасность, потому что случайно наткнулся на записку. Но первое послание предназначалось Норе, не так ли? Эту записку доставили в замок, когда я еще ни о чем не знал, верно?

Гилпатрик кивнул:

— Да, Кейн, верно. Видишь ли, у нас, у Гилпатриков, всегда имелся в Раткенноне свой человек. Когда твоя дочь занялась поисками невесты для тебя, все ее письма перехватывались и прочитывались, а затем отправлялись по месту назначения. Вот я и подумал: если бы эта Нора Линтон была моей дочерью или сестрой, я бы непременно предупредил ее, сообщил бы, с кем она собирается связать свою судьбу.

— С человеком, убившим свою жену, так?

Гилпатрик поморщился.

— Если и была когда-нибудь на свете женщина, достойная смерти, так это твоя прежняя жена. Хотя сейчас я сомневаюсь, что ты смог бы поднять на нее руку.

Эйдан пожал плечами и пробормотал:

— Так что же мне делать? Как разыскать негодяя, посмевшего заключить это проклятое пари? С чего начинать?

— Для начала спрячь девочку понадежнее, — посоветовал Гилпатрик. — Если бы она была моей дочерью, я бы запер ее надежнее королевской сокровищницы. И сам проявлял осторожность. Эти люди постараются тебя убить при первой же возможности. В округе многие тебя ненавидят. Так что твоему врагу достаточно заплатить им за убийство всего несколько пенсов.

— Один из слуг сказал, что негодяи говорили по-гэльски, — заметил Эйдан.

— Это сужает круг поисков. Но уверяю тебя, Кейн, никто из моих людей не покушался на твою дочь. Это был кто-то другой. И еще… Если я вдруг что-то узнаю о твоем враге, немедленно сообщу тебе об этом.

— Но я не понимаю… Почему ты это делаешь?

— Потому что ты не хотел со мной драться, Кейн, когда твой отец пригрозил застрелить твоего пони. Мне пришлось первому нанести удар.

Тут Гилпатрик подал знак, и к ним, прихрамывая, подошел один из разбойников. Он вел под уздцы Отважного.

— Так что не сомневайся, Кейн. Если мне станет что-либо известно, я непременно дам тебе знать, — повторил Гилпатрик.

Ирландец кивнул на прощание и направился к тропинке.

— Донал…

Почти тридцать лет прошло с тех пор, как Эйдан в последний раз произносил это имя. Целая вечность. Но казалось, что это было только вчера. Гилпатрик обернулся, и взгляды их встретились.

— Донал, пусть твой сын получит ту часть Раткеннона, которую у него уже никто не отнимет, — проговорил Эйдан дрогнувшим голосом.

— Ты о чем?

— Усыпальница Гилпатриков цела. Я прикажу, чтобы тебе позволяли навещать его могилу в любое время дня и ночи.

Ирландец в изумлении пробормотал:

— Ты серьезно? Но почему?

— Потому что это место принадлежит ему по праву, — ответил Эйдан. — Пусть мальчик покоится рядом со своими предками.

Глава 21

Все в гостинице «Репейник» вызывало отвращение, но расхаживающий по крохотной комнатке человек не замечал ни грязи на полу, ни темных разводов на стенах, ни паутины в углах.

Любой здравомыслящий человек предпочел бы обойти за версту этот грязный притон, но Ричард Фарнсуорт готов был мириться с временными неудобствами, он готов был ждать столько, сколько потребуется.

Однако терпение далось Ричарду дорогой ценой — слишком долго пришлось ему таить в своей душе черный яд. К счастью, ждать оставалось недолго, скоро ожидание закончится и месть наконец-то свершится.

Они должны были вернуться с минуты на минуту. Люди, которых он нанял для того, чтобы получить желанный приз.

Да, скоро Кассандра Кейн, дочь Эйдана Кейна, будет у него в руках.

Она, разумеется, будет напугана. Гордая маленькая красавица, похищенная из отцовского замка. Но ждать от него жалости ей не следовало. Девчонке придется пережить такой же страх, какой пережил он, Ричард, когда впервые пересеклись их пути с Эйданом Кейном.

Месть… Вернее, возмездие. Ради достижения этой цели он был готов на все. Был готов даже обесчестить юную девушку. Ричард поморщился при этой мысли, однако он твердо решил, что ни за что не отступится…

В углу у камина дремал пьяный викарий. Он и совершит обряд венчания. Разрешение, лежавшее у Ричарда в кармане сюртука, гарантировало признание этого брака действительным, а фактическое осуществление супружеских отношений станет венцом дьявольского возмездия самому сатане не хватило бы воображения, чтобы придумать такое.

Но наивысшим наслаждением станет тот момент, когда Кейн узнает, что и вторая жена его предала. Эта маленькая невзрачная мышка распахнула ворота замка, позволив врагу проникнуть за его стены.

Фарнсуорт улыбнулся, представляя, как увидит в глазах Кейна отчаяние. Такое же унижение испытывал когда-то и он, Ричард…

Тут послышался стук копыт, и Ричард едва не бросился вниз — ему хотелось как можно быстрее увидеть свою «невесту». Минуту спустя дверь открылась, но вместо красавицы порог комнаты переступили люди, нанятые им для похищения девушки. Все трое в смущении поглядывали на Ричарда, и ни один из них не произносил ни слова.

— Где девчонка?! — прорычал Фарнсуорт.

— Ее слишком хорошо охраняют. Даже армии не хватило бы, чтобы ее выкрасть, — проворчал один из троицы.

— Мы ее почти схватили, — добавил другой. — Но тут вдруг появился слуга и… Мы, конечно, в него выстрелили, но девчонка воспользовалась заминкой и сбежала. И тут же на звук выстрела в сад выбежали гости, развлекавшиеся на балу. Нам еще повезло, что мы сумели унести ноги.

Ричард в ярости сжал кулаки. Неужели Кейн снова одержал верх? А ведь победа, казалось, была так близка…

Фарнсуорт прошелся по комнате, потом снова повернулся к стоявшей перед ним троице:

— Болваны! Идиоты! Мне следовало бы вас пристрелить!

Негодяи молча переглянулись; при этом один из них взялся за рукоять своего кинжала.

— Но вы не стоите того, чтобы тратить на вас порох! — заорал Ричард. — Убирайтесь отсюда! Все трое! Но если кто-нибудь из вас проговорится… Тогда не ждите пощады. Всех троих пристрелю!

Как только дверь закрылась, Ричард повернулся к викарию и увидел, что тот, проснувшись, таращит на него свои совиные глаза. Внезапно на лице викария появилась улыбка, и он спросил:

— Что будем теперь делать, мой друг? Похоже, ваша пташка упорхнула…

— Я сам собираюсь ее похитить. И если мне это удастся… — Ричард стиснул зубы. — Непременно удастся.

Викарий снова улыбнулся.

— Готов биться об заклад, что вы немедленно отправитесь к сэру Эйдану, чтобы пожелать ему доброго здравия. Угадал?

Ричард кивнул:

— Конечно, угадали. Пора нанести визит любимой сестренке. Она будет рада со мной увидеться. Она всегда мне рада.

Несколько секунд спустя Ричард скрылся за дверью спальни, где намеревался провести брачную ночь с похищенной невестой. Он хотел побыстрее собраться, чтобы подъехать к Раткеннону еще до наступления сумерек.

Эйдан с трудом поднимался по ступенькам лестницы замка. Наконец-то он у себя в замке. А ведь в какой-то момент казалось, что он уже никогда сюда не вернется…

От ударов Гилпатрика, нанесенных тупым концом косы, грудную клетку разрывало от боли, а резаная рана на плече горела огнем, причем боль с каждым мгновением усиливалась.

Однако телесные страдания не шли ни в какое сравнение с душевными муками. Оказалось, что Раткеннон, куда он привез Кассандру, чтобы защитить ее, никакой защиты не гарантировал — ведь именно здесь девочку едва не похитили. И самое ужасное в том, что малышке по-прежнему грозила опасность…

Миновав коридор, Эйдан остановился у комнаты Норы. Немного помедлив, отворил дверь, осторожно переступил порог и замер, ошеломленный открывшейся картиной.

Освещенная мерцающими свечами, Нора лежала на кровати. Она спала и во сне прижимала к лицу его белый галстук — Эйдан тотчас же узнал этот галстук.

Стараясь ступать как можно тише, Эйдан приблизился к кровати. Теперь он увидел, что его жена плакала, перед тем как уснуть. Эта женщина проливала по нему слезы, прижимая к лицу его галстук. Она плакала из-за него, хотя он не стоил ни одной ее слезинки…

Сердце Эйдана пронзила боль, еще более острая, чем та, что обожгла плечо, когда его задела коса Гилпатрика.

Собравшись с духом, Эйдан наклонился и, прикоснувшись к руке жены, прошептал:

— Нора…

Она вздрогнула и тут же открыла глаза. Несколько мгновений она молча смотрела на него — смотрела так, словно видела впервые. Потом вскрикнула и с рыданиями бросилась ему на грудь. Эйдан обнял ее и крепко прижал к себе. Его плечо тотчас пронзила острая боль, но сейчас он не думал о боли.

Внезапно отстранившись, Нора посмотрела ему в глаза и прошептала:

— О, Эйдан, слава Богу… — Она снова всхлипнула. Он судорожно сглотнул и прошептал в ответ:

— Не плачь, дорогая, со мной все в порядке.

— А ты нашел людей, пытавшихся похитить Кассандру? О, тебя так долго не было, и я…

— Я нашел Гилпатрика. Но он ни в чем не виноват. Он только пытался нас предупредить.

Нора с удивлением посмотрела на мужа:

— Я полагала, что вы враги…

— Нас сделали врагами. Но все же он хороший человек, Нора. Я бы хотел, чтобы такой был со мной рядом, если бы мне пришлось отправиться на войну. Такому я бы доверил свою жизнь. Он сделал все, что мог, чтобы спасти мою дочь.

— О, Эйдан… — Она вдруг нахмурилась, и он понял, что ее что-то тревожит.

— Но это еще не все, дорогая. Я должен найти того, кто замыслил злодеяние. Гилпатрик кое-что сообщил мне и пообещал, что и впредь будет сообщать обо всем, что узнает. Тот, кто затеял со мной эту игру, — хитрый мерзавец. Он заключил пари, что уничтожит меня. Якобы существуют три ставки… Одна — это Кассандра, а вторая — ты.

— Три ставки? Что это за ставки?

— Я ничего не знаю, но в одном убежден: этот человек очень опасен.

— Он должен ненавидеть тебя. Ты кого-то подозреваешь? Может, догадываешься?..

— Нора, таких негодяев очень много. И любой из них из-за карточного долга с радостью перережет мне горло. Я долгие годы провел среди этих людей и прекрасно их знаю.

— Эйдан, я не верю…

— Не веришь, что я общался с подобными мерзавцами? Но я сказал тебе об этом в первый же день твоего появления в замке. О Боже, я и сам почти ничем от них не отличаюсь, поверь мне, Нора. Я вел такой образ жизни… Ты совсем меня не знаешь, дорогая. И я молю Бога, чтобы никогда не узнала.

Тут Эйдан вдруг отодвинулся от жены, словно боялся, что, прикасаясь к нему, она испачкается. О, как же он ненавидел себя в эти мгновения, ненавидел и презирал…

Нора же вскрикнула в ужасе и побледнела. Уставившись на плечо мужа, она прошептала:

— Эйдан, ты ранен…

Он покосился на свое плечо — рубашка была пропитана кровью — и с невозмутимым видом проговорил:

— Это всего лишь царапина, не беспокойся.

Но Нора вскочила с постели и, строго глядя на мужа, заявила:

— Я с таким трудом поставила тебя на ноги, после того как ты отравился цыганским зельем, а ты снова подвергаешь себя опасности?!

Она принялась стаскивать с Эйдана рубашку. Увидев рану, снова вскрикнула. Затем увидела ужасные синяки на груди и на ребрах и до боли закусила губу.

Эйдан улыбнулся и пробормотал:

— Дорогая, рана не опасная. Она просто так страшно выглядит. Поверь, у меня бывали и более серьезные ранения.

На глаза Норы навернулись слезы, и губы ее задрожали. С трудом сдерживая рыдания, она спросила:

— Эйдан, но почему же тебя ранили? Ведь ты сказал, что Гилпатрик хотел помочь…

— Видишь ли, некоторые из разбойников не разделяют взгляды своего предводителя. А что касается поединка с Гилпатриком, то я сам вынудил его со мной драться. Так получилось… И повторяю, дорогая, не беспокойся. Надо только промыть рану, потом перебинтовать ребра, и все будет в порядке.

Он подошел к кувшину с водой и поднял его, чтобы наполнить тазик. Боль острой стрелой пронзила грудь, и Эйдан тихо застонал. Нора тут же выхватила у него кувшин и сама налила в таз воду. Потом взяла мужа под руку и усадила в кресло.

Он сидел, откинув назад голову, а нежные пальчики Норы осторожно обрабатывали его рану.

«О Господи, какое же это блаженство — ощущать ее прикосновения, — думал Эйдан. — Какое блаженство чувствовать ее любовь…»

Она верила в него, хотя он этого не заслуживал. Она любила его, хотя он ничего не мог дать взамен. Она дарила ему волшебство, в то время как в его душе царили мрак и ужас.

Нора — подлинное сокровище, которое следовало беречь. И ей ничто не угрожало бы, если бы у нее был другой, более достойный мужчина.

При мысли о том, что жене грозит опасность, Эйдан вздрогнул и в ярости стиснул зубы. Она внимательно посмотрела на него и спросила:

— Дорогой, о чем ты думаешь?

Он промолчал, и Нора вновь заговорила:

— Ты сказал, что я совсем тебя не знаю. Но я хочу узнать. Мне это необходимо. Расскажи о себе.

Ему захотелось вскочить и накричать на нее, сказать, что правда о нем ее уничтожит и что ей нужно держаться от него подальше, во всяком случае, не заглядывать ему в душу, ибо то, что она там увидит… Господи, что она может там увидеть?

Но тут он посмотрел в ее чудесные глаза и вдруг почувствовал, что ему хочется выговориться, хочется открыть свою душу — впервые в жизни Эйдан ощутил такую потребность. И тотчас же на него нахлынули воспоминания, и полились слова — слова, которые он прежде не посмел бы произнести.

— Нора, у меня временами возникает такое чувство… мне кажется, что я впервые вышел на поле боя и меня уносят в темноту потоки крови… Я задыхаюсь, я не в силах слышать стоны умирающих, которым ничем не могу помочь. О Господи, что, если я не смогу спасти тебя или Кассандру? Что, если я…

— Тебя за храбрость возвели в рыцарское достоинство, Эйдан. Ты спас всех, кого мог спасти. Мне Кассандра писала…

— То, что писала Кассандра, — красивые сказки о герое, увенчанном лаврами. Да, я действительно спас своих солдат. Но при этом я спас и майора, заносчивого мерзавца. И меня возвели в рыцари за то, что я спас его. Напрасно я это сделал. Черт, лучше бы я выпустил в него пулю.

— Не понимаю…

— Видишь ли, этот негодяй думал лишь о своей карьере. И он отправил моих людей на бойню, чтобы по кровавой горе трупов вскарабкаться повыше… К сожалению, я только потом узнал о том, что именно он отдал такой приказ.

— Значит, ты не виноват, Эйдан. Ведь ты ничего не знал…

Он криво усмехнулся и пробормотал:

— Да, не знал, но все же… А после войны… Я вернулся в Англию и женился, и война по сравнению с моей супружеской жизнью казалась водевилем. Когда Делия поняла, что беременна… Боже, как я радовался! Впервые в жизни я поверил, что судьба мне улыбнулась, что я получил шанс начать все сначала, все исправить и искупить…

— Это и впрямь был твой шанс, Эйдан, и ты им воспользовался. Кассандра замечательная девочка.

— Да, верно, замечательная… Но знаешь ли ты, что в первые пять лет я видел дочь всего лишь один раз? Дело в том… Делия потребовала, чтобы я держался подальше от дочери, и я подчинился. А ты можешь себе представить, что я узнал о рождении Кэсси лишь через три недели?.. Я тогда находился в Лондоне, метал кости за игральным столом. И вот один из знакомых ее родителей поздравил меня с рождением дочери. Именно таким образом я узнал о том, что стал отцом.

— Да, вероятно, тебе было очень тяжело… — пробормотала Нора.

Тяжко вздохнув, Эйдан продолжал:

— Я скакал всю ночь, чтобы побыстрее добраться до поместья Марчей, родителей Делии. А моя жена уже уехала на воды отдыхать. Полагаю, ей не терпелось возобновить знакомства со своими прежними поклонниками.

— Она оставила ребенка? — удивилась Нора.

— Она забыла о существовании Кассандры сразу же после того, как начала подниматься с постели после родов. Казалось, что ребенок значил для нее не больше, чем букет увядших цветов.

Эйдан снова вздохнул — было очевидно, что ему очень тяжело вспоминать прошлое.

— И вот я поднялся в детскую и увидел Кэсси, лежавшую в колыбельке. На ней был маленький кружевной чепчик, и она была чертовски хорошенькая, такая невинная и беспомощная… Я даже боялся прикоснуться к ней, боялся сделать ей больно.

— Ты уже тогда ее любил, — сказала Нора. — Как ты мог ее оставить?

— Я оставил ее… чтобы спасти от такого отца, как я. От такого, каким я был тогда.

— Но, Эйдан…

— Мать Делии ненавидела меня. Она считала, что я дурно влияю на ее дочь. И все же в тот день она подошла ко мне. Гордая леди Марч снизошла до того, чтобы обратиться ко мне с просьбой. Она просила оставить Кэсси у нее.

— Но Кассандра — твоя дочь. Ты любил ее и хотел, чтобы она была с тобой.

У Эйдана подозрительно заблестели глаза, и он на мгновение отвернулся.

— Леди Марч пообещала, что если я передам Кассандру в ее руки, то девочка ни в чем не будет знать отказа. Сказала, что у нее малышке будет гораздо лучше, чем со мной. И конечно же… — Эйдан судорожно сглотнул. — Черт побери, конечно, я не мог взять ребенка в свою комнату над таверной, правда? Так что пожилая дама рассуждала весьма здраво. Тот образ жизни, который вели мы с Делией… Впрочем, я уже подумывал о том, чтобы начать новую жизнь. Но что я мог предложить дочери? Полуразрушенный замок в Ирландии — именно таким он был тогда. Помню, как я стоял над колыбелью и смотрел на Кэсси, пытаясь запечатлеть в памяти ее образ… А она так забавно морщила носик и сосала крохотный пальчик…

Нора вдруг всхлипнула, и Эйдан почувствовал, что сам едва удерживается от слез.

— В конце концов мне пришлось покинуть Кассандру. В то время у меня не было другого выхода.

Нора утерла слезы и пробормотала:

— Это она во всем виновата… твоя первая жена.

— Пять лет я держался в стороне, а Делия тем временем переспала с половиной Лондона. Я ужасно ревновал, ревновал до тех пор, пока чуть не убил на дуэли одного из любовников Делии. Вероятно, я в конце концов понял, что она не стоит того, чтобы убивать из-за нее человека. И как раз в то время случилось невероятное: я перестал проигрывать за игорным столом и теперь только выигрывал, постоянно выигрывал. Я знал, что Раткеннон — единственное, что я смогу оставить Кассандре в наследство, именно поэтому я привел замок в порядок — теперь у меня были на это средства. И я даже создал для Кэсси идеальную комнату; мне тогда казалось, что это единственный способ показать ей, что я ее люблю, что неустанно думаю о ней, что она всегда в моих мыслях и в моем сердце. Однажды, когда я проезжал в экипаже неподалеку от имения Марчей, у меня отлетело колесо. К счастью, отлетело, — добавил Эйдан с улыбкой. — Разумеется, я мог бы отправиться на ближайший постоялый двор, нанять другой экипаж и распорядиться, чтобы починили мой. Но я этого не сделал и зашел к Марчам. Конечно же, мое появление их не обрадовало. Но я сказал, что хочу увидеть Кассандру, только увидеть — и все. И я действительно не собирался вмешиваться в ее жизнь, я просто… просто хотел взглянуть на нее и убедиться, что с ней все в порядке. Там я и познакомился с миссис Бриндл. Она тоже считала, что именно я развратил Делию, но все-таки проводила меня в сад, где находилась в это время моя дочь.

Знаешь, Нора, говорят, что дети невинны, но они могут быть невероятно жестокими. Так вот, я нашел Кассандру на каменной скамеечке… Она горько плакала, потому что ее двоюродные братья и сестренки, с которыми она играла, издевались над ней, утверждали, что она не нужна своим родителям. Кэсси даже не знала, кто я такой, когда я пытался ее утешить.

И тогда я принял решение. Я решил, что должен изменить жизнь своего ребенка. Я вырвал Делию из рук ее любовников, забросил азартные игры, забрал все деньги, которые выиграл, и отправился в Раткеннон, прихватив с собой ошеломленную малютку. Все остальное тебе известно. О ненависти Делии, о яде и о ее гибели. Я понимаю, что родителей не выбирают, но ангел, вручивший Кассандру нам с Делией, вероятно, совершил величайшую ошибку. Мне делается плохо, когда я думаю о потерянных годах, о невосполнимо утерянном времени…

— Ты совершил чудо, Эйдан.

— Разве? Может, я только все испортил? Ведь я не подготовил девочку к жизни… А ей когда-нибудь придется столкнуться с жестокой реальностью. Когда-нибудь ей откроется правда о Делии, обо мне. И тогда…

— Мне кажется, что ты недооцениваешь любовь дочери к тебе, ее веру в тебя. Да, вероятно, она испытает шок. Но она знает, что ты любишь ее, Эйдан. И даже если ей станет что-то известно о твоем прошлом, у нее хватит золотой пыльцы.

— Золотой пыльцы?

— Она рассказала мне о бабочках и о золотой пыльце, приставшей к ее ладошкам.

Эйдан невольно рассмеялся.

— О Боже, еще одна ложь. Мне в этом не было равных.

— Ты был волшебником.

Он со вздохом покачал головой.

— Нет, я создавал миражи, в то время как за стенами этого замка Кэсси ждут ужасные открытия. Ждет позорная правда о родителях. Но хуже всего другое: какой-то мерзавец пытается использовать ее в борьбе против меня. И я не знаю, смогу ли защитить свою дочь.

— Ты делаешь то, что должен делать, Эйдан. Кассандра верит в тебя. И я верю в тебя. В твоем сердце столько любви… Я знаю, что у тебя достанет сил пройти и через это. Ты найдешь способ.

Это был драгоценный подарок, на который Эйдан не мог и рассчитывать.

— Ты почти заставила меня поверить в собственные силы, — прошептал он срывающимся голосом. — Столько лет я не верил в себя. Возможно, никогда бы не поверил…

Нора потянулась к мужу и обняла его. Ее теплая щека прижалась к его обнаженной груди.

Ему почудилось, будто он обнажил перед ней свою незащищенную душу, и нестерпимое желание найти укрытие в ее любви было сродни по силе с одержимостью. Однако, возможно, в ее бескорыстном даре заключалось проклятие. Эйдан знал, что если он не оправдает надежды Норы и не оправдает ожиданий Кассандры, то это погубит его окончательно и бесповоротно.

— Эйдан… — прошептала она ему в ухо. — Эйдан, я люблю тебя.

У него перехватило дыхание; ему хотелось сказать жене то же самое, но он почему-то не смог этого сделать. Прижавшись губами к ее губам, он попытался в поцелуе выразить то, что не сумел сказать словами.

Когда Эйдан поднял голову, Нора заглянула ему в глаза и проговорила:

— Я уверена, что мы найдем выход. Скажи только, с чего начать.

— С чего начать? О Боже, если бы я знал… У меня множество врагов, Нора. Наверное, для начала следует побольше узнать о мерзавце, про которого мне рассказал Гилпатрик. Он уже мертв, но ведь должна существовать какая-то нить, ведущая к человеку, от которого он узнал о пари. Потом мне придется вспомнить всех моих заклятых врагов. Людей, у которых я выигрывал крупные суммы и которых побеждал на дуэлях. К сожалению, на это уйдет слишком много времени. А времени у Кассандры, возможно, нет. Никто не может сказать, когда негодяй нанесет очередной удар. О Господи, когда я думаю об этом, мне кажется, я схожу с ума. Вглядываясь в лица людей, я пытаюсь…

Тут раздался стук в дверь, и Эйдан, нахмурившись, прокричал:

— Прошу не беспокоить!

— Но, сэр, — раздался из-за двери голос слуги, — какой-то джентльмен настаивает на встрече с леди Кейн. Он заявил, что не уедет, пока с ней не увидится.

— Какого дьявола…

— Это англичанин, сэр. Весьма благородной наружности.

— Проклятие, неужели это опять Монтгомери?! Придется мне, очевидно, проверить, насколько крепка его челюсть.

Нора в задумчивости покачала головой.

— Не думаю, что это Филипп. Вчера вечером, когда гости разъезжались, он отправился в свое поместье в Слиго. Пожалуй, я спущусь на минуту, если ты не возражаешь.

— Нет, возражаю. Вернее… я спущусь с тобой.

Эйдан надел рубашку и снова поцеловал жену. Затем они вместе спустились по лестнице и направились в гостиную, куда слуга проводил нежданного гостя.

Нора открыла дверь, переступила порог и замерла на несколько секунд. Потом с радостным криком бросилась в объятия англичанина.

— Ричард! Слава Богу, что ты приехал!

Глава 22

Эйдан молча смотрел на англичанина; почему-то ему сразу же не понравился этот человек.

— О, Нора, я так рад тебя видеть! — воскликнул Ричард. — И я сходил с ума от беспокойства, я проклинал себя сотни раз на день из-за того, что позволил тебе уехать. Господи, каким же я был глупцом…

— Еще один поклонник с разбитым сердцем? — проговорил Эйдан с усмешкой.

Нора повернулась к мужу и с улыбкой сказала:

— Эйдан, дорогой, это человек, которого я люблю и которому полностью доверяю. Это Ричард Фарнсуорт, мой сводный брат.

Эйдан нахмурился. Неприязнь, возникшая у него при первом же взгляде на незнакомца, только усилилась.

— Ах, брат?.. Значит, это он отправил тебя в неизвестность, чтобы ты стала женой совершенно незнакомого человека.

— Эйдан, не надо… — пробормотала Нора. Тут Фарнсуорт вдруг покраснел и потупился.

— О, Нора, я ведь говорил уже, как мучился из-за своего легкомыслия. Разумеется, я не должен был отпускать тебя в Ирландию. Но ты счастлива?

— О, Ричард, я…

Но гость перебил Нору и вновь заговорил:

— Ты знаешь, когда я навел справки о репутации Кейна… Господи, я чуть с ума не сошел.

— Мне кажется, что моя репутация ни для кого не секрет, — заявил Эйдан. — При упоминании моего имени все сразу же вспоминают о скандалах и бесчинствах.

— Эйдан, пожалуйста!.. Ричард сделал все, что было в его силах, чтобы помочь мне. Он знал лишь о твоих военных подвигах и…

— Да, разумеется, он ни в чем не виноват, — проговорил Эйдан, покосившись на англичанина. Решив, что не стоит ссориться с братом Норы, добавил: — Видите ли, Фарнсуорт, у нас с Норой неприятности, и, возможно, поэтому вам показалось, что я не слишком гостеприимен. Но уверяю вас… — Эйдан на несколько секунд умолк, потом вдруг заявил: — Поскольку ты брат Норы, ты здесь желанный гость.

Но даже ослепительная улыбка жены не улучшила настроения Эйдана. Он чувствовал, что англичанин ужасно ему не нравится, и ничего не мог с собой поделать.