Растратчик

– Долго предполагаете пробыть в Глендейле? Вы еще не закончили?

Холодок пробежал у меня по спине. Если он будет настаивать на моем незамедлительном возвращении, все наши усилия вложить деньги пойдут прахом. И одному Богу известно, что обнаружится, если растрата будет покрыта только наполовину.

– Видите ли, мистер Фергюсон... Мне бы хотелось задержаться до конца следующего месяца. Если вы, конечно, не возражаете.

– Так долго?

– Я обнаружил кое-что интересное и хотел бы получше разобраться. Дело в том, что у меня появилась идея: в дополнение к моему отчету написать статью. Собираюсь послать ее в «Америкен Бэнкер». И если вы дадите мне еще немного времени...

– В таком случае оставайтесь сколько потребуется.

– Думаю, что нам не повредит...

– Побольше бы наших сотрудников писали статьи.

– И безусловно, это поднимет престиж.

Слова одно за другим слетали у меня с языка. А я стоял и слушал себя, еще не зная, что скажу в следующий момент. До этой минуты я не помышлял ни о какой статье. Вы не представляете, что я тогда испытывал. Я чувствовал себя гнусным обманщиком. И хуже всего то, что «старик» воспринимал этот бред всерьез. Мы разговаривали несколько минут. Он сообщил мне, что завтра отправляется на Гонолулу и вернется только через месяц. По возвращении он рассчитывал прочесть то, что я пожелаю изложить в статье. Затем он повернулся к танцующим:

– Кто эта молодая особа в голубом?

– Это миссис Брент.

– Я хочу поговорить с ней.

Мы прошли через зал, увертываясь от танцующих, и приблизились к Шейле, танцевавшей с Хельмом. Они остановились, и я представил ей «старика». Он поинтересовался самочувствием Брента после операции, а затем, перехватив Шейлу у Хельма, стал танцевать с ней.

Настроение у меня испортилось. Это заметила Шейла, когда после банкета я встретил ее на улице, чтобы отвезти домой.

– Что-то случилось, Дейв?

– Я не мог глядеть «старику» в глаза. Только и всего.

– Ты испугался?

– Нет, просто перенервничал.

– Если ты испугался и хочешь выйти из игры, я не стану тебя осуждать.

– Как бы мне хотелось вывести этого прохвоста на чистую воду, вышвырнуть из банка и навсегда вычеркнуть из нашей жизни.

– Через пару недель все закончится.

– Как он?

– Выписывается из больницы в субботу.

– Замечательно.

– Домой он пока не вернется. Доктор настоял, чтобы до полного выздоровления он поехал в Эрроухэд. Там у него друзья, и он проведет у них три-четыре недели.

– Кстати, ты ему что-нибудь рассказала?

– Нет.

– Совсем ничего?

– Ни слова.

– Ты говорила, у него язва.

– Да.

– Я прочел на днях в одном медицинском журнале о том, что именно вызывает язву. Знаешь?

– Нет.

– Стресс.

– Ну и что?

– Процесс заживления будет успешнее, если он перестанет переживать из-за растраты. Представляю, каково его состояние: лежать в больнице, постоянно думая о своем преступлении, и при этом глядеть тебе в глаза. Такое не прибавит здоровья.

– И что я, по-твоему, должна ему сказать?

– Ну не знаю. Успокой его, что, мол, все уладила.

– Если я расскажу ему то, о чем никто не должен знать, он догадается, что в банке мне кто-то помогает. Это его взбудоражит еще больше, и я не представляю, что он в таком состоянии может выкинуть. А если он тоже об этом кому-нибудь расскажет? Тогда все выйдет наружу. Да и как я объясню, где взяла деньги, чтобы покрыть недостачу? Кто мне их дал? Ты?

– Об этом говорить необязательно.

– Я вообще ни о чем не обязана ему говорить и не собираюсь. Чем меньше ты будешь в этом замешан, тем лучше. Пусть переживает, ему уже давно пора к этому привыкнуть. Ничего страшного, если он немного понервничает. Он заслужил это тем, что заставил меня, да и тебя, так волноваться.

– Это твое право.

– Он догадывается – в банке что-то происходит, но не знает, что именно. Представляю его лицо, когда я объявлю, что уезжаю... Куда ты говорил?

– В Рино.

– Ты по-прежнему этого хочешь?

– Если я принял решение, то редко его меняю.

– Ты еще можешь отказаться, если захочешь.

– Прекрати.

– Но я бы этого не хотела.

– И я тоже.

Глава 6

Мы продолжали возвращать деньги, и с каждым днем мои тревоги только усиливались. Я боялся, как бы не случилось что-нибудь непредвиденное. Боялся, что «старик» перед отъездом забудет оставить распоряжение на мой счет и меня отзовут из Глендейла в головное управление. Боялся, что Шейла заболеет и на ее место поставят кого-нибудь другого. Боялся, что кто-нибудь из вкладчиков посчитает наше уведомление с просьбой принести книжку подозрительным и начнет расспрашивать знакомых.

Однажды Шейла попросила подвезти ее домой после работы. К этому времени нервы мои были настолько взвинчены, что я едва не шарахался от собственной тени. Я нигде не показывался с Шейлой днем, и даже вечерами мы не встречались, чтобы нас не увидели вместе. Но на этот раз Шейла сообщила, что заболел кто-то из ее детей, нужно съездить в аптеку за лекарством, которое выписал доктор, и поручить это некому, кроме служанки, а на нее нельзя положиться. К тому времени Брент уехал на озеро восстанавливать силы и дом был целиком в распоряжении Шейлы.

Так я впервые побывал у нее дома. Там было очень уютно, всюду ощущался запах Шейлы, а дети оказались самой прелестной парой, какую я когда-либо видел. Старшую звали Анна, а младшую Шарлотта. Она-то и заболела. Малышка лежала в постели с температурой и переносила болезнь мужественно, точно маленький солдатик. Едва ли кого-то могло оставить равнодушным подобное зрелище: вокруг больного ребенка крутится Шейла, ухаживает, заботится, а ребенок принимает это как само собой разумеющееся, будто ничего особенного не происходит. Но тогда я не мог этого долго выдержать. Когда я понял, что моя помощь больше не требуется, то быстро ретировался. Я вернулся к себе и набросал несколько страниц для отчета, который обязан был закончить к возвращению «старика». Я озаглавил его «Организация эффективной работы с вкладчиками».

И вот настал последний день перед ежемесячной проверкой наличности. В этот день в кассу предстояло внести дополнительно шестьсот долларов. Конечно, это много, но по средам все окрестные фабрики выплачивали зарплату, и вклады бывали весьма значительные. Поэтому такая сумма в кассе едва ли привлекла бы внимание. Мы собрали все расчетные книжки. Чтобы получить последние три, понадобились особые усилия. Накануне вечером Шейле пришлось самой обойти оставшихся вкладчиков, что практиковал и Брент. Она поинтересовалась, почему они не появляются в банке и намерены ли и впредь делать взносы. Побыв у них несколько минут, Шейла ухитрилась-таки заполучить книжки, я отвез ее к себе, и мы их тщательно сверили. Затем я вручил ей нужную сумму, и она явно почувствовала облегчение.

Мне хотелось узнать, как у нее обстоят дела. Все ли идет так, как мы задумали. Однако я не смог переброситься с ней даже парой слов. В течение всего дня к ее окошку выстраивались вкладчики по четыре-пять человек, и у нее даже не было возможности отлучиться, чтобы перекусить. Она наспех съела сэндвичи, которые принесла из дому, и запила их молоком. По средам к нам в помощь из головного отделения обычно присылали двух кассиров. И всякий раз, когда один из них подходил к Шейле, чтобы помочь или подменить, когда она отлучалась на минуту, я чувствовал, как ладони у меня становятся влажными, и не мог сосредоточиться на работе. Это был очень напряженный день.

Однако к половине третьего клиентов заметно поубавилось, а уже без пяти минут три у окошка никого не осталось. Ровно в три Адлер, наш охранник, запер дверь. Мы стали готовиться к закрытию. Первыми закончили работу кассиры из головного отделения – им нужно было просто составить баланс принятой за день наличности. Где-то в половине четвертого они попросили меня проверить их расчеты и ушли. Я сидел за своим столом, просматривал бумаги и всеми силами старался удержать себя на месте. Если бы я вскочил и принялся расхаживать по залу, мое состояние стало бы заметно окружающим.

Без четверти четыре в стеклянную дверь постучали, но я не поднял головы. Обычное дело: какой-нибудь опоздавший клиент пытается войти, и, если ему удастся поймать ваш взгляд, вам не отвертеться. Я продолжал изучать бумаги, но тут услышал, как Адлер открывает дверь. И кто бы, вы думали, стоял на пороге? Брент, собственной персоной, улыбающийся, загорелый, с сумкой в руке. Все радостно закричали и бросились его приветствовать, все, кроме Шейлы. Его принялись расспрашивать: как он себя чувствует и когда выйдет на работу. Он ответил, что вернулся вчера вечером и теперь сможет начать работу в любое время. Мне тоже пришлось пожать ему руку. Я сделал это стиснув зубы, но не стал задавать вопрос, когда он собирается приступить к своим обязанностям.

Брент объяснил, что зашел забрать кое-что из вещей. Перед тем как пройти к своему шкафчику, он задержался, чтобы поговорить с Шейлой. Она отвечала, не глядя на него. Наконец все вернулись к своим делам.

– А он хорошо выглядит.

– Да, совсем не так, как раньше.

– И, похоже, прибавил фунтов двенадцать.

– Его неплохо подлечили.

Вскоре Брент появился снова, теперь уже без своей улыбочки. Поболтал еще немного и наконец ушел. Мы пересчитали наличность и отнесли ящики с кассой в хранилище. Хельм закатил туда тележки с карточками и отправился домой. Снеллинг стал запирать замок с часовым механизмом.

Тем временем Черч снова начала донимать меня своей болтовней. Трудно представить себе более непривлекательную особу, полную, приземистую и к тому же говорившую без умолку. Она вещала, как врач-диетолог, рекламирующий продукты в супермаркете. На этот раз она расписывала достоинства новой замечательной счетной машинки, которая совсем недавно появилась в продаже, и уверяла меня, что нам нужно срочно ее приобрести. Я согласился, мол, идея неплохая, но мне бы хотелось еще подумать. Она снова принялась расхваливать счетную машинку и в тот момент, когда вроде бы уже собиралась закончить, вдруг взвизгнула и стала показывать на пол.

Большей мерзости я в своей жизни не видел. Это был земляной паук, из тех, что встречаются только в Калифорнии, размером с тарантула и почти такой же опасный. Он был, наверное, около трех дюймов в длину. Неуклюже перебирая лапами, он полз прямо ко мне. Я поднял ногу, чтобы раздавить паука, но Черч завизжала и заявила, что умрет, если я раздавлю его. Тем временем все, кто был в отделении, – Снеллинг, Шейла и Адлер – сбежались посмотреть. Снеллинг предложил взять листок бумаги и выкинуть паука на улицу. Шейла поддержала его, только бы, ради Бога, он сделал что-нибудь, и побыстрее. Адлер взял с моего стола листок, свернул в кулек, затем ручкой затолкал туда паука и загнул края. Мы выскочили за ним на улицу поглядеть, как он выкинет паука в водосток. К нам подошел полицейский. Он попросил кулек, чтобы поймать паука. Он заявил, что отнесет паука домой показать жене, а заодно снимет его домашней кинокамерой.

Мы вернулись в банк. Я помог Снеллингу запереть хранилище, после чего он ушел. Затем ушла Черч. Адлер отправился в последний раз осмотреть помещение перед закрытием. Я и Шейла остались одни. Она стояла у зеркала и поправляла шляпку.

– Ну как? – спросил я у нее.

– У нас получилось.

– Ты вернула все деньги?

– Все до последнего цента.

– А карточки проверила?

– Проверила, все в порядке.

Я молился об этом весь месяц, но едва дело было закончено, я вспомнил про Брента.

– Он отвезет тебя домой?

– Если и так, он мне об этом не говорил.

– Тогда подожди меня в машине. Она стоит на противоположной стороне улицы. Нам надо кое-что обсудить.

Шейла ушла. Адлер переоделся, сменив форму на городской костюм. Мы закрыли входную дверь, и я поспешил к машине. Я не собирался везти ее в дом Брента, я повез ее к себе. По дороге я не выдержал и поинтересовался:

– Почему ты не сказала мне, что он вернулся?

– Это так важно?

– Да, и очень.

– Когда ты спрашивал меня в прошлый раз, я еще не знала, что он вернулся. Я застала его дома, когда вошла. А сегодня у меня не было ни одной свободной минуты, чтобы поговорить с тобой или с кем-либо еще.

– Я был уверен, что он останется там на месяц.

– Я тоже.

– Тогда почему он приехал?

– Не имею ни малейшего представления. Может, он хочет выяснить, как обстоят его дела. Завтра ты будешь проверять мою кассу, и ему это известно. Наверное, в этом и есть причина, почему он так быстро вернулся.

– Ты уверена, что теперь, когда он чувствует себя лучше, ему не захотелось повидаться с тобой, что он не ждет тебя и что это не к нему ты отправилась, пожелав мне спокойной ночи?

– Я оставалась с детьми, если ты это имеешь в виду.

Не знаю, поверил я ее словам или нет. Как я уже говорил, мне не давала покоя мысль, что она может меня дурачить. Деньги, которые я ей отдал, и беспокойство, которое она мне причинила, лишь усугубляли положение. А тот факт, что она провела ночь под одной крышей с ним и ничего не сказала мне об этом, делал мои подозрения мучительными. С тех пор как мы стали встречаться, я впервые испытывал ревность. Сначала Брент находился в больнице, оттуда уехал на озеро, и до сегодняшнего дня его существование казалось призрачным. Но теперь оно вдруг стало вполне реальным. И, когда мы подъехали к моему дому и вошли, я был свирепым, как медведь. Сэм затопил камин, и она села. Я вышагивал взад и вперед по комнате, а она курила, глядя на меня.

– Ну, хватит. Этот тип должен узнать правду.

– Он будет знать.

– Ты должна сказать ему.

– Дейв, я ему скажу, я скажу все и даже больше того, что ты хочешь. Но только тогда, когда буду готова.

– И что тебе мешает?

– Я еще не собралась с духом.

– Чушь, ты решила оставить все как есть.

– Может, ты все-таки сядешь?

– Ладно, я уже сел.

– Здесь, рядом со мной.

Я придвинулся к ней, она взяла меня за руку и посмотрела мне прямо в глаза:

– Дейв, ты ни о чем не забыл?

– Насколько я знаю, нет.

– Я думаю, ты... Ты забыл, что сегодня мы завершили важное дело. Отныне благодаря тебе я больше не буду не спать по ночам, глядя в потолок и гадая, не хватит ли моего отца удар, не ляжет ли на моих детей пятно позора. О себе я уже не говорю. Ты рисковал ради меня. Страшно представить, что могло случиться, если бы что-нибудь сорвалось. С твоей карьерой, которая так удачно складывается, было бы покончено навсегда. Но все прошло гладко, Дейв. Все получилось безукоризненно. Я не знаю другого человека, кто смог бы осуществить это лучше, даже если бы попытался. И теперь все позади. Не пропущено ни одной карточки, ни одной запятой, ни одного цента. Теперь я смогу спать спокойно. Поэтому сегодня мне больше ни до чего нет дела.

– Ладно. Так ты уйдешь от него?

– Конечно уйду, но...

– Ты уйдешь от него сегодня же вечером. Переберешься сюда вместе со своими детьми, и, если хочешь, я оставлю вас здесь одних, а сам съеду куда-нибудь. Мы сейчас же отправимся и...

– Мы этого делать не будем.

– А я говорю тебе...

– Нет, это я говорю тебе! Неужели ты думаешь, я сейчас поеду и закачу скандал, который затянется до трех часов ночи, а может, и до утра. Чтобы потом обсуждали мой скверный характер, когда будут решать, кто должен воспитывать детей. Вот о чем я беспокоюсь. Я действительно пока не готова. Когда я буду точно знать, о чем говорить, когда отвезу детей к моему отцу, где они будут в безопасности, когда все предусмотрю, вот тогда мне будет достаточно получаса для очень трудного разговора. А пока пусть теряется в догадках, не зная, чего ждать, – меня это устраивает. Пусть еще понервничает. Когда все закончится, я сразу же отправлюсь в Рино, если ты по-прежнему этого хочешь, и заживу новой жизнью... Знаешь, Дейв, о чем мне хочется тебе сказать? Ты терзаешься из-за того, что просто не могло случиться. Он за весь год даже ни разу не взглянул на меня в этом смысле. Дейв, сегодня вечером я хочу быть счастлива. С тобой. И больше ничего.

Я чувствовал себя пристыженным. Я обнял ее. В горле у меня стоял ком. Она как-то по-детски вздохнула, расслабилась и закрыла глаза.

– Шейла.

– Да?

– Давай отпразднуем это.

– Давай.

И мы отпраздновали. Она позвонила своей служанке и предупредила, что задерживается. Мы отправились обедать в ресторан в центре города, а затем поехали в ночной клуб на бульваре Сансет. Мы больше не говорили ни о Бренте, ни о растрате, а только о нас и нашей будущей совместной жизни. Мы пробыли там до часа ночи. Я не вспоминал о Бренте, пока не остановил машину около ее дома, и тут же меня охватило знакомое мучительное ощущение. Если Шейла заметила что-нибудь, то не подала виду. Она поцеловала меня на прощание, и я поехал к себе домой.

Глава 7

Я подъехал к дому, поставил машину в гараж и зашагал к входной двери. Вдруг кто-то окликнул меня по имени. Со скамейки под деревьями поднялся какой-то человек и направился ко мне. Это был Хельм.

– Простите, что беспокою вас в такое позднее время, мистер Беннет. Но мне нужно с вами поговорить.

– Ладно, заходите.

У Хельма был встревоженный вид. Я пригласил его пройти в гостиную и предложил выпить, но он отказался. Он сел, закурил и явно не знал, с чего начать. Наконец он спросил:

– Вы были с Шейлой?

– А что?

– Я заметил, как вы отъезжали вместе.

– Да. Нам нужно было обсудить одно дело. Мы вместе поужинали и расстались совсем недавно.

– Вы видели Брента?

– Нет. Было уже поздно, и я не заходил к ним.

– Шейла что-нибудь говорила о нем?

– Да вроде бы нет. Так, может быть, упоминала пару раз. А что случилось?

– Вы сегодня видели, как он выходил из банка?

– Он ушел перед вами.

– Вы заметили, как он выходил из банка во второй раз?

– Нет, но он был сегодня только один раз.

Хельм пристально глядел на меня. Курил и глядел. Это был молодой парень двадцати четырех – двадцати пяти лет. В отделении уже два года. Разговаривая со мной, он мало-помалу успокаивался.

– Сегодня Брент приходил в банк дважды.

– Да нет же. Один раз. Он постучал в дверь. Адлер впустил его. Брент поболтал несколько минут, потом забрал свои вещи из шкафчика и ушел. Вы тоже там были. Никто, кроме присланных кассиров, еще не освободился к тому времени. Брент покинул банк примерно за пятнадцать минут до вашего ухода.

– Все верно. Я ушел после него. Закончил дела, убрал кассу и двинул домой. Я заглянул в аптеку, чтобы выпить молока с солодом. Я сидел и пил молоко и тут увидел, что он возвращается.

– Это невозможно. Дверь была заперта.

– У него был ключ.

– В каком часу это было?

– В начале пятого. За пару минут до того, как все выскочили на улицу с этим пауком.

– Что было дальше?

– Я не видел, чтобы он вышел.

– Почему вы не сообщили об этом раньше?

– Я искал вас, но не нашел.

– Вы же видели, как я отъезжал с Шейлой.

– Да, но тогда это еще не пришло мне в голову. Полицейский, который подобрал паука, покупал в аптеке пленку для своей кинокамеры. Я помогал ему посадить паука в коробку из-под мороженого, проделывал в крышке дырки и не следил за тем, что творилось в банке. Потом уже я сообразил, что видел, как все покинули банк, но не видел, как выходил Брент. Я сказал себе, что должен выкинуть это из головы и успокоиться, что у меня просто расшатались нервы. Когда работаешь с такой уймой денег, бог знает что лезет в голову. Но потом...

– Что еще?

– Вечером я был в кино вместе со Снеллингом и его женой.

– Снеллинг тоже не видел, как уходил Брент?

– Я ничего не сказал Снеллингу. Не знаю, видел он или нет. Но после сеанса по дороге к дому Снеллингов мы заспорили о фильме. Действие там происходило в Мексике, и я предложил Снеллингу позвонить Чарльзу, чтобы тот разрешил наш спор. Брент когда-то жил в Мексике. Времени было около двенадцати.

– И?

– Служанка ответила, что Чарльз не появлялся.

Мы посмотрели друг на друга. Оба отлично понимали, что больные, только что перенесшие операцию, не возвращаются домой так поздно.

– Пошли.

– Вы позвоните Шейле?

– Мы едем в банк.

Когда мы подъехали к банку, дежурный охранник совершал очередной обход. Было два часа ночи. Он сразу отверг наше предположение, будто в банке может быть кто-нибудь без его ведома, но я настоял, чтобы он впустил нас, и мы обыскали помещение. Мы поднялись наверх, туда, где хранились старые документы, и я заглянул в каждый ящик. Мы спустились в подвал, и я проверил, нет ли кого, за каждой газовой колонкой. Мы осмотрели все окна, обшарили все углы. Я даже заглянул под свой рабочий стол. Больше искать было негде. Дежурный охранник отметил время обхода, и мы покинули банк. Хельм почесал подбородок:

– Выходит, это была ложная тревога.

– Похоже на то.

– Извините.

– Не за что. Докладывайте и впредь обо всем.

– Наверное, нет смысла звонить Шейле.

– Боюсь, уже поздно.

Он явно намекал на то, что нам следует позвонить Шейле, но не хотел, чтобы это сделал я. Как видно, его подозрения не рассеялись. И только охранник был уверен, что мы пара придурков, которым просто нечем заняться. Мы сели в машину, и я повез Хельма домой. Он снова пробормотал что-то насчет Шейлы. Но я решил больше его не слушать. Высадил его возле дома и развернулся, чтобы поехать к себе. Но едва Хельм скрылся из виду, я свернул и направился в сторону Маунти-Драйв.

В окнах горел свет. Сетчатая дверь распахнулась сразу, едва я ступил на крыльцо. Шейла была одета, будто ждала меня. Я проследовал за ней в гостиную и заговорил полушепотом, чтобы никто в доме не смог нас услышать. Времени на поцелуи и объятия не было.

– Где Брент?

– В банке, в хранилище.

Она тоже ответила шепотом и опустилась в кресло, не глядя на меня. Все сомнения, которые одолевали меня когда-то, все подозрения, что она играет со мной и пытается одурачить, вспыхнули с новой силой: один ее вид вызывал во мне раздражение. Губы у меня пересохли, и мне пришлось облизнуть их, прежде чем я смог выдавить из себя хоть какие-то слова.

– Странно, но ты ничего не говорила.

– Я этого не знала.

– Что значит не знала? Если тебе известно об этом сейчас, как ты могла не знать об этом раньше? Не хочешь же ты сказать, будто он вышел оттуда на пару минут и позвонил тебе по телефону, стоящему на моем столе? Он с тем же успехом мог попытаться связаться с тобой из могилы. Ему не выбраться оттуда до половины девятого, пока не сработает замок с часовым механизмом.

– Ты закончил?

– Я задал вопрос. Почему ты молчала раньше?

– Когда я вернулась домой и увидела, что его нигде нет, я стала его искать. Я решила проверить, на месте ли его машина. Я сходила туда, где он обычно оставляет машину, когда не бывает дома. Машины там не оказалось. На обратном пути я проходила мимо банка. И тут я заметила, как внутри вспыхнула и погасла красная сигнальная лампочка.

Не знаю, известно ли вам, как устроено банковское хранилище. Внутри помещения имеются два выключателя. С помощью одного включается освещение, когда кто-нибудь из вкладчиков хочет пройти к своему сейфу. С помощью другого над дверью в хранилище включается красная сигнальная лампочка; ее включают, когда входят в хранилище. Когда хранилище закрывают, лампочку выключают. Я сам выключил ее днем, когда вместе со Снеллингом закрывал хранилище. На ночь все занавески на больших окнах банка подняты, чтобы дежурный охранник или любой прохожий могли видеть, что происходит внутри. Если бы сигнальная лампочка загорелась, ее было бы хорошо видно, но я сомневался, что Шейла действительно ее видела. Я сомневался в том, что она вообще была у банка.

– Так ты говоришь, сигнальная лампочка горела? Странно, что она не горела, когда я уходил из банка десять минут назад.

– Я сказала, что она вспыхнула и погасла. Не думаю, чтобы ее зажгли нарочно. Скорее всего, он нечаянно задел выключатель плечом. Если бы он хотел подать сигнал, то продолжал бы сигналить и дальше.

– Как он там очутился?

– Не знаю.

– А я думаю, знаешь.

– Не знаю, но, кажется, догадываюсь. Он проскользнул туда, когда мы сбежались посмотреть на паука.

– Значит, это ты притащила паука? Нарочно?

– Или это сделал он.

– Зачем он забрался в хранилище?

– Не знаю.

– Ну же, давай выкладывай. Хватит водить меня за нос.

Она встала и принялась ходить по комнате.

– Дейв, я понимаю, ты думаешь, мне все известно. Думаешь, я чего-то недоговариваю и мы с Чарльзом заодно. Но я действительно ничего не знаю. Может, я и знала бы, если бы... – Она замолчала и тут же, охваченная вспышкой ярости, забарабанила кулачками по стене. – Если бы я не позволила себя купить! В этом все дело! Надо было не слушать сердце, страдать, но только не брать у тебя эти деньги. Зачем я их взяла? Почему не сказала тебе, что...

– Почему не сказала ему то, о чем я тебя просил? Вернулась бы сегодня днем и выложила ему всю правду.

– Да потому, Боже правый, что я хотела быть счастливой!

– Нет... Потому, Боже правый, что ты знала: его нет дома, он спрятался в хранилище, и ты боялась, что и мне станет об этом известно.

– Неправда! Как ты можешь такое говорить.

– Знаешь, о чем я думаю? Я думаю, ты тянула из меня деньги, день за днем, и ни один пенни из этой суммы не попал в твою кассу. А еще я думаю, что вы оба надеялись прикрыть растрату, инсценировав ограбление, и именно поэтому он спрятался в хранилище. Если бы Хельм не заметил, что Брент не вышел из банка после того, как вернулся во второй раз, едва ли что-нибудь могло помешать тебе прибрать к рукам такую кучу денег. Ты была уверена, я не стану рассказывать о том, в какую угодил передрягу. Брент надел бы маску и, никем не узнанный, сбежал бы из хранилища. Никому и в голову бы не пришло, что это мог быть он, если бы не Хельм. Так вот, миссис Брент, теперь ситуация изменилась, хранилище останется закрытым до половины девятого. До той поры ни вы, ни он не сможете связаться друг с другом. Пусть он продолжает вести свою игру. Пока что все шло гладко. Но скоро его ждет приятный сюрприз, да и вас тоже. Когда он выйдет, ему будет организована достойная встреча, не исключаю, что и о вас не забудут тоже.

Все это время, пока я говорил, она глядела на меня. Свет лампы падал на ее лицо, и глаза сверкали, как у дикого зверя, готового наброситься на вас и растерзать. Но внезапно она покачнулась, сделала шаг, упала на диван и, изогнувшись, судорожно зарыдала. В эту минуту я проклинал себя за все, что сказал. Я сжал кулаки так крепко, что ногти впились в ладони. Только бы не заплакать!

Зазвонил телефон. Из ее слов я понял, что она разговаривает с отцом и что он пытался дозвониться до нее весь день и весь вечер. Она долго слушала, а когда повесила трубку, откинулась и закрыла глаза.

– Он пробрался туда, чтобы вернуть деньги.

– Где он их взял?

– У моего отца. Вчера утром.

– У твоего отца была такая сумма наличными?

– Он снял деньги после нашего разговора тем вечером. Потом, когда я сказала, что деньги мне не понадобятся, он положил их в свою банковскую ячейку – на всякий случай. Чарльз пришел к нему вчера и заявил, что нуждается в деньгах, чтобы избежать недостачи в моей кассе. Папа сходил с ним в «Вествуд бэнк», получил деньги и отдал ему. Он не хотел звонить мне в банк и надеялся поговорить со мной, когда я вернусь домой. Служанка оставила мне записку, но, когда я вернулась, было уже слишком поздно, и я не стала звонить... Вот так, теперь я расплачиваюсь за то, что не объяснилась с ним. Я имею в виду Чарльза. За то, что заставила его еще поволноваться.

– Я настаивал, чтобы ты поговорила с ним, если помнишь.

– Да, я помню.

Мы замолчали. Мои мысли крутились вокруг одного: я пытался представить, что происходит в хранилище. Шейла, наверное, думала о том же, потому что вскоре она прервала молчание:

– Дейв.

– Да?

– Допустим, он вернул деньги.

– Тогда мы пропали.

– Чем это грозит?

– Если я застану его там, то обязан буду задержать и проверить наличность в кассе, все до последнего цента. Когда обнаружится, что там на девять тысяч больше, чем указано в документах, как ты считаешь, чем это может грозить?

– Хочешь сказать, все откроется?

– Что касается наших дел, то можешь не волноваться. Пока никто ничего не заподозрит, ты в безопасности. Но если начнут копать, все так быстро выплывет наружу, что ты и оглянуться не успеешь.

– Это отразится на твоей работе?

– Как думаешь, если бы ты была в головном отделении, тебе бы понравилась эта история?

– Я не принесла тебе ничего, кроме огорчений, Дейв.

– Я сам напросился.

– Могу представить, каково у тебя сейчас на душе.

– Я наговорил тебе кучу всякого вздора, но не хотел этого.

– Дейв.

– Да?

– Есть один шанс, если только ты согласишься им воспользоваться.

– Какой?

– Чарльз.

– Не понимаю.

– Может, это и хорошо, что я ему ничего не сказала. Во всяком случае он не знает, что именно я делала в его отсутствие, – трогала ли вообще карточки, исправляла ли их. Он обязательно все проверит перед тем, как что-нибудь предпринять. Он ведь большой дока в том, что касается бухгалтерской документации. Все карточки сейчас там. Ты понял, к чему я клоню?