Гобелены Фьонавара (№3) - Самая темная дорога

Никто из присутствующих здесь не мог знать, а единственный человек, который мог бы им рассказать, умер в Гуин Истрат, чтобы закончилась зима: на краю пропасти, в пещере Даны, возле Дан Моры, и по сей день лежит треснувшая каменная чаша непостижимой древности. И эта чаша воплощает то же самое понимание природы древней силы, что и дракон Мэтта Сорина.

— Ты уже делал такое, — тихо произнес Миак. — Сорок лет назад.

— Ты помнишь? — спросил Мэтт.

— Помню. Но он был не точно такой же.

— Тогда я был молод. Я думал, что смогу передать в кристалле ту правду, которую стремился выразить. Теперь я стал старше и научился кое-чему. Я рад возможности поправить дело до наступления конца.

В глазах Миака отразилось невольное уважение, и в глазах Ингена тоже. На лице Лорина Ким прочла нечто иное: выражение одновременно отцовской гордости, и братской, и сыновней.

— Очень хорошо, — сказал Миак, , выпрямляя спину, насколько позволяли его преклонные годы. — Я рассмотрел оба ваших творения. Возьмите их и бросайте, и пусть Повелительница Вод наставит нас на путь истинный.

Мэтт Сорин взял своего дракона, а Каэн свой сверкающий хрустальный котел, и они вместе пошли прочь от тех шестерых, которые наблюдали за ними. И пришли в тишине этой ночи, под звездами, но в отсутствие поздно встающей луны, к берегу Калор Диман и там остановились.

В озере сияли звезды, и высоко над головой тоже, а секунду спустя еще два сверкающих предмета пролетели над водой, когда оба гнома, которые пришли сюда за приговором, бросили свои хрустальные дары, пролетевшие дугой над озером. И оба упали с плеском, который эхом отразился в мрачной тишине, и исчезли в глубинах Калор Диман.

Ким с содроганием увидела, что поверхность воды не покрылась рябью, ничто не отметило место их падения.

Затем настало время ожидания, время вне времени, настолько заряженное напряжением этого места, что, казалось, оно длится вечно, с тех самых пор, когда Гобелен Фьонавара впервые появился на Ткацом Станке. Кимберли, несмотря на все свои сны, весь свой дар ясновидения, не имела ни малейшего представления о том, что они ожидают увидеть, какую форму примет ответ озера. Не отрывая глаз от двоих гномов у воды, она заглянула внутрь себя, в собственную двойную душу в поисках ответа на вопрос, которого не знала. Но его не знала и та ее часть, которая была Исанной. Ни сны старой Ясновидящей, ни ее собственные обширные знания не могли помочь: гномы слишком хорошо хранили свои тайны.

А потом, еще продолжая размышлять над этим, она увидела, что Калор Диман пришло в движение.

В центре озера начали появляться белые барашки, а вместе с ними неожиданно возник звук, высокий и пронзительный, завывание, потусторонний крик, не похожий ни на что, слышанное ею прежде. Стоящий рядом Лорин что-то зашептал, наверное, молитву. Белые барашки превратились в волны, а завывание стало более пронзительным и высоким, и волны тоже, и внезапно они массой устремились к берегам, словно Калор Диман стремилось опустошить свою середину.

Или подняться из нее.

И в это мгновение явился Хрустальный Дракон.

Тут Кимберли озарило понимание, а с ним пришло чувство, уже после свершившегося, как много раз прежде, что это должно было быть очевидным с самого начала. Она видела огромную скульптуру дракона, нависшую над входом в Зал Сейтра. Видела творение Мэтта и слышала, что они с Миаком говорили друг другу. Она знала, что в этом месте есть нечто большее, чем красота. Она чувствовала магию, древнюю и глубокую.

И вот она явилась. Этот хрустальный, переливающийся Дракон был магической силой Калор Диман. Он был сердцем гномов, их душой и их тайной, которую им с Лорином теперь позволили увидеть. И это делало их гибель вдвойне вероятной, мрачно подумала Ким, если Каэн одержит победу.

Она заставила себя не думать об этом. Вокруг нее все остальные, включая Лорина, опустились на колени. А она нет. Не вполне понимая тот импульс, который заставил ее остаться на ногах, — гордость, но и нечто большее, — она встретила взгляд сияющих глаз Хрустального Дракона, когда он упал на нее, и встретила с уважением, но как равная.

Однако это далось ей нелегко. Дракон был невообразимо прекрасен. Создание горного луга и ледяных глубин горной воды, он сверкал, почти прозрачный в звездном свете, поднимался из кипящих волн и вздымался над двумя коленопреклоненными фигурами гномов на берегу Калор Диман.

Затем расправил крылья, и Кимберли громко вскрикнула от изумления и восхищения, так как крылья Дракона ослепительно сияли мириадами разных цветов, подобно бесконечно разнообразным драгоценным камням, переливались в ночной чаше лугов. Она чуть было не упала на колени в тот момент, но снова что-то удержало ее на ногах, и она продолжала наблюдать, с болью в сердце.

Дракон не взлетел. Он застыл наполовину в воде, наполовину в воздухе. Затем открыл пасть, и из нее вырвалось пламя, пламя без дыма, как у факелов на стенах внутри горы, — сине-белое пламя, сквозь которое все равно можно было видеть звезды.

Пламя погасло. Крылья Дракона не двигались. Тишина, холодная и абсолютная, подобная той, что могла царить в самом начале времени, окутала луг. Ким увидела, как из воды медленно вынырнул один из сверкающих когтей Дракона. Он сжимал какой-то предмет. И этот предмет Хрустальный Дракон внезапно швырнул, как ей показалось, с надменным презрением на траву у озера.

Ким разглядела, что это такое.

— Нет, — выдохнула она. Этот выдох вырвался у нее, словно вырванная из раны плоть. На траве лежало, поблескивая, миниатюрное изображение хрустального дракона.

— Подожди! — резко прошептал Лорин, поднимаясь на ноги. Он прикоснулся к ее руке. — Смотри.

И пока она смотрела, Дракон Калор Диман поднял второй коготь, который держал второй предмет. И это был котел, сияющий, прекрасный, и этот предмет Дракон тоже выбросил, и он упал, сверкая, на сине-зеленую траву.

Она не понимала. Посмотрела на Лорина. В его глазах горел странный огонь.

Он сказал:

— Взгляни еще раз, Ким. Приглядись как следует.

Ким снова повернулась. Увидела стоящих на коленях у озера Мэтта и Каэна. Увидела сияющего над ними Дракона. Увидела звезды, утихающие волны, темные горные скалы. Увидела хрустальный котел, валяющийся в траве, и маленькую фигурку дракона рядом с ним.

Увидела, что брошеный дракон — не тот, который Мэтт только что предложил в дар озеру.

И в этот момент, когда надежда вспыхнула в ней, подобно сине-белому огню Дракона, Ким увидела, как из озера появилось что-то еще. Крохотное создание вырвалось из воды, яростно хлопая крыльями, удерживающими его на лету. Создание, которое сейчас сияло ярче, чем прежде, и глаза его ослепительно горели в ночи, перестав быть темными и безжизненными.

Это было произведение, созданное сердцем Мэтта в подарок озеру, в которое Калор Диман вдохнул жизнь. Озеро приняло его дар.

Каэн зашевелился, пополз вперед на коленях. Поднял свой котел. Встал на ноги, умоляющим жестом протягивая его в вытянутых руках.

— Нет! — просил он. — Подожди!

Больше он ничего не успел сказать. Его время закончилось. В этом высокогорном, прекрасном месте, которое было чем-то гораздо большим, волшебная сила внезапно продемонстрировала свое присутствие всего на мгновение, но мгновения было достаточно. Дракон озера, хранитель гномов, открыл пасть, и из нее во второй раз с ревом вылетело пламя.

Не вверх, в горный воздух, не в качестве предостережения или демонстрации могущества. Огонь Дракона настиг Каэна там, где тот стоял с протянутыми руками, снова предлагая свой отвергнутый дар, и испепелил его, полностью поглотил. Одну ужасную секунду Ким видела, как его тело корчится в прозрачном пламени, а затем он исчез. От него ничего не осталось, даже сделанного им котла. Сине-белое пламя погасло, и после этого Мэтт Сорин остался стоять на коленях в тишине, на берегу озера, в одиночестве.

Она увидела, как он протянул руку и поднял фигурку дракона, лежащую рядом с ним, ту, как поняла теперь Ким, и о чем Лорин догадался с самого начала, которую он вырезал сорок лет назад, когда озеро сделало его королем. Мэтт медленно встал и стоял перед Драконом Калор Диман. Ким казалось, что воздух стал красочно ярким.

Тут Дракон заговорил.

— Тебе не следовало уходить, — произнес он с грустью, уходящей корнями в далекое прошлое.

Столь глубокая печаль после столь яростной вспышки силы. Мэтт опустил голову.

— Я принял твой дар той ночью, — сказал Дракон голосом, похожим на горный ветер, холодным, ясным и одиноким. — Я принял его, потому что мужество лежало в основе гордости в твоем подарке. Я сделал тебя королем под Банир Лок. Тебе не следовало уходить.

Мэтт поднял взгляд, принимая тяжесть хрустального взора Дракона. Он продолжал молчать. Ким услышала, как рядом с ней тихо плачет Лорин.

— Тем не менее, — сказал озерный Дракон, и в его голосе появились новые ноты, — тем не менее ты изменился с тех пор, как ушел отсюда, Мэтт Сорин. Ты потерял глаз в битвах, которые не были в полном смысле битвами твоего народа, но сегодня ночью ты показал своим вторым даром, что своим единственным глазом ты можешь более глубоко заглянуть в мои воды, чем любой из королей гномов до тебя.

Кимберли прикусила губу. Ее ладонь скользнула в руку Лорина. На сердце у нее стало светло.

— Тебе не следовало уходить, — услышала она слова Дракона, — но исходя из того, что ты сделал сегодня, я пришел к выводу: часть твоей души всегда оставалась здесь. Добро пожаловать обратно, Мэтт Сорин, и внимай, ибо сейчас я называю тебя самым истинным из всех королей, когда-либо правивших под Банир Лок и Банир Тал.

Внезапно загорелся свет, его было так много: яростный свет с оттенком красного.

— О, Ким, нет! — внезапно воскликнул Лорин сдавленным, отчаянным голосом. — Только не это! Ох. только не это!

Свет, сжигающий все до пепла. И понимание, горькое, самое горькое, уже неоднократно приходившее к Ким понимание. Конечно, на лугу был свет, конечно. Ведь она была здесь.

И на ее руке настойчивым призывом пылал Бальрат.

Мэгг резко обернулся на крик Лорина. Ким увидела, как он посмотрел на кольцо, которое только что вернул ей, и она прочла на его лице жестокое страдание, когда этот момент долгожданного триумфа, момент его возвращения, превратился в нечто настолько ужасное, что не выразить словами.

Ей отчаянно хотелось оказаться подальше отсюда, не понимать, что означает этот повелительный огонь. Но она была здесь и знала. И она не опустилась на колени перед Драконом, потому что каким-то образом предвидела то, что должно было произойти.

Что уже произошло. Она здесь, чтобы выманить Хрустального Дракона из его горной чаши. У Ким не было иллюзий, совсем никаких, а вид потрясенного лица Мэтта лишил бы ее любых иллюзий, даже если бы они у нее были.

Дракон не мог покинуть озеро, чтобы остаться тем, чем он был всегда: древним хранителем, ключом к душе, глубинным символом всего, что представляли собой гномы. То, что она собиралась сделать, подорвало бы жизнь народа гор так же сильно, и даже больше, как и то, что она сделала с параико в Кат Миголе.

Хрустальный Дракон Калор Диман, который выдержал смертоносный дождь Могрима, не устоит перед огнем у нее на пальце. Ничто не устоит.

Мэтт отвернулся. Лорен выпустил ее руку.

«У меня нет выбора!» — закричала она. В глубине души, а не вслух. Она знала, почему горит камень. В этом создании из озера была скрыта огромная мощь, и само его сияние делало его частью армии Света. Они воевали с Тьмой, с бесчисленными легионами Ракота. Она не зря принесла сюда это кольцо, это и была причина.

Она шагнула вперед, теперь к спокойным водам Калор Диман. Посмотрела вверх и увидела ясные глаза Дракона, которые смотрели на нее без страха и с пониманием, но и с бесконечной грустью. Он обладал столь же глубоко укоренившимся могуществом, как и другие магические силы Фьонавара, и знал, что Ким представляет собой силу, которая способна подчинить его и заставить навсегда измениться.

На ее руке Бальрат пульсировал теперь так сильно, что весь луг и все горные скалы осветились его сиянием. Ким подняла руку. Она подумала о Махе и Немаин, Богинях войны. Подумала о Руане и параико, вспомнила Каниор: последний Каниор. Из-за нее последний. Подумала об Артуре и Мэтте Сорине, который стоял неподалеку и не смотрел на нее, чтобы она не увидела мольбу на его лице.

Она подумала о том зле, которое добрые люди сотворили во имя Света, вспомнила Дженнифер в Старкадхе. Война накатилась на них, она была со всех сторон, грозя всем, живущим сейчас, и всем, кто мог прийти потом, ужасающей властью Тьмы.

— Нет, — тихо произнесла Кимберли Форд с твердой решимостью. — Я зашла далеко и столько всего совершила. Но дальше я по этой дороге не пойду. Есть предел, за которым героический поход в защиту Света становится служением Тьме.

— Ким… — начал Мэтт. Лицо его странно морщилось.

— Молчи! — сказала она сурово, потому что, если бы он заговорил, она бы сломалась. Она знала его и знала, что он скажет. — Станьте рядом со мной! Лорин! И Миак тоже, вы мне нужны! — Мысли ее проносились в голове с необычайной скоростью.

Они приблизились к ней, притянутые ее повелительным голосом — голосом Ясновидящей — не меньше, чем огнем на ее пальце. Она точно знала, что делает и что это может означать, понимала последствия так же хорошо, как и все остальное. И готова была взять их на себя. Если отныне ее имя будет проклято до конца времен, пусть будет так. Она не может уничтожить то, что видела сегодня ночью.

В хрустальных глазах Дракона появилось понимание. Он медленно расправил крылья, словно благословляя ее, разноцветные, излучающие свет.

Теперь оба гнома и человек стояли рядом с ней. Пламя на ее руке все еще требовало от нее призвать Дракона. Оно вынуждало ее сделать это. Шла война. Он был им необходим! Она в последний раз посмотрела в глаза Дракона.

— Нет, — произнесла Ким со всей убежденностью души — обеих ее душ.

А затем она воспользовалась мощью ослепительного сияния кольца не для того, чтобы подчинить Дракона гномов, а чтобы перенести себя через горы, себя и троих спутников, далеко от потаенного места волшебства и звездного света, хотя этот путь не был таким же долгим, как путь в горы.

Сила Бальрата бушевала в ней, пылала огнем войны. Она вошла в нее, увидела, куда ей надо попасть, собрала эту силу и направила ее в то место и перенесла их туда.

Они спустились вниз, окруженные, как им всем казалось, короной алого цвета. И очутились на поляне. На поляне в лесу Гуинир неподалеку от Данилота.

— Здесь кто-то есть! — предостерегающе крикнул чей-то голос. Его крик эхом разнесся по армии гномов, которой командовал Блод. Они поспели вовремя!

Ким упала на колени от толчка во время приземления. Она быстро огляделась. И увидела Дейва Мартынюка, стоящего всего в десяти футах от нее с топором в руке. За ним она узнала, изумившись до крайности, Фейбура и Брока с обнаженными мечами. Времени на размышления не оставалось.

— Миак! — воскликнула она. — Останови их!

И престарелый глава Совета старейшин ее не подвел. Быстрым движением, на которое она даже не считала его способным, он встал между Дейвом и тремя гномами, угрожающими ему, и крикнул:

— Придержите стрелы и клинки, люди гор! Вам приказывает Миак, глава Совета, от имени короля гномов!

В то мгновение его голос прогремел как гром, как звенящий залп. Гномы замерли. Дейв медленно опустил топор, Фейбур — лук.

В хрупкой тишине лесной поляны Миак очень ясно произнес:

— Выслушайте меня. Сегодня на берегах Калор Диман был вынесен приговор. Мэтт Сорин вчера вернулся в наши горы, и Совет вынес решение, после словесного поединка в Зале Сейтра между ним и Каэном, что свое слово должно сказать озеро. И это произошло сегодня ночью. Я должен сообщить вам, что Каэн мертв, уничтожен огнем озера. Сегодня ночью явился дух Калор Диман, и я видел его своими глазами и слышал, как он снова назвал Мэтта Сорина нашим королем. И более того: я слышал, как он назвал его самым истинным из всех королей, когда-либо правивших под горами.

— Ты лжешь! — вмешался грубый голос. — Это все неправда. Ринн, Немед, хватайте его! — Блод ткнул трясущимся пальцем в сторону Миака.

Никто не двинулся с места.

— Я — первый из Старейшин, — спокойно сказал Миак. — Я не могу лгать. Ты знаешь, что это правда.

— Я знаю, что ты — старый глупец, — огрызнулся в ответ Блод. — Почему мы должны позволить провести себя этой детской сказкой? Ты можешь лгать так же, как любой из нас, Миак! Даже лучше, чем любой…

— Блод, — произнес король гномов, — хватит. Все кончено.

Мэтт вышел вперед из тени деревьев. Он больше ничего не сказал, и голос его прозвучал негромко, но непререкаемым тоном приказа.

Лицо Блода конвульсивно дергалось, но он молчал. За его спиной по армии пронесся нарастающий ропот, до самого конца поляны и дальше, туда, где гномы спали среди вечнозеленых растений. Теперь уже все проснулись.

— О, мой король! — воскликнул чей-то голос. Брок из Банир Тал вышел вперед, бросил топор и опустился на колени у ног Мэтта.

— Светел час нашей встречи, — приветствовал его Мэтт. Он положил ладонь на плечо Брока. — Но пока отойди, старый друг, нужно еще кое-что сделать. — В его голосе было нечто такое, что вдруг вызвало в воображении Ким образ железного замка на двери, ведущей на луг Калор Диман.

Брок отошел. Постепенно шепот и крики армии стихли. Опустилось настороженное молчание. Лишь иногда раздавался чей-нибудь кашель или хрустел сучок под ногой.

В этой тишине Мэтт Сорин бросил вызов гному, который прислуживал в Старкадхе, который сделал с Дженнифер то, что он сделал, который сейчас вел гномов к армии Тьмы. Взгляд Блода метался из стороны в сторону, но он не пытался ни бежать, ни просить пощады. Ким раньше думала, что он должен быть трусом, но она ошибалась. Никто из гномов не испытывал недостатка в мужестве, даже те, кто перешел на сторону зла.

— Блод из Банир Лок, — сказал Мэтт, — твой брат умер сегодня ночью, и твой Дракон ждет тебя сейчас на свой суд, сидя на стене Ночи. В присутствии нашего народа я обещаю тебе то, чего ты не заслуживаешь: право на бой и жизнь в ссылке, если уцелеешь. Во искупление моих собственных многочисленных грехов я буду сражаться с тобой в этом лесу, пока один из нас не умрет.

— Мэтт, не надо! — воскликнул Лорин. Мэтт поднял руку. Он не оглянулся.

— Но сначала, — сказал он, — я попрошу разрешения у собравшихся здесь самому вести этот бой. Здесь присутствует много людей, которые хотели бы лишить тебя жизни собственной рукой.

Тут он обернулся, и из всех людей первым его взгляд упал на Фейбура.

— Я вижу здесь человека, отметки на лице которого говорят, что он из Эриду. Даешь ли ты мне разрешение убить его от имени твоего народа, незнакомец из Эриду?

Ким увидела, как молодой человек сделал шаг вперед.

— Я Фейбур, родом из Ларака, — сказал он. — Король гномов, я даю тебе разрешение сделать это от моего имени и от имени всех, погибших от дождя в Эриду. Пусть Ткач даст силу твоей руке. — Он шагнул назад с достоинством, неожиданным для его лет.

Мэтт повернулся в другую сторону.

— Дейв Мартынюк, ты тоже имеешь право отомстить за страдания женщины из твоего мира и за смерть мужчины. Ты уступаешь мне это право?

— Уступаю, — мрачно ответил Дейв.

— Мабон из Родена? — спросил Мэтт. И Мабон серьезно ответил:

— От имени Верховного правителя Бреннина прошу тебя действовать.

— Ливон дан Айвор?

— Этот час знает его имя, — сказал Ливон. — Нанеси удар от имени дальри, Мэтт Сорин, за всех живых и мертвых.

— Миак?

— Нанеси удар от имени гномов, король гномов.

Только тогда Мэтт снял топор, висевший у его бедра, и снова повернулся с мрачным, как камни гор, лицом к Блоду, ожидавшему с презрительной миной.

— Ты даешь мне слово, — спросил теперь Блод резким, нервным голосом, так не похожим на голос брата, — что я благополучно покину это место, если убью тебя?

— Даю, — ясным голосом ответил Мэтт, — и заявляю об этом в присутствии Первого старейшины Совета и…

Блод не стал ждать. Мэтт еще не закончил говорить, как гном нырнул в сторону, в тень, и метнул предательский кинжал прямо в сердце Мэтта.

Мэтт даже не потрудился пригнуться. Неспешным движением, словно у него сколько угодно времени в запасе, он отбил летящий кинжал своим топором. Клинок упал в траву, не причинив вреда. Блод выругался и вскочил, хватаясь за оружие.

Но не успел даже дотронуться до него.

Топор Мэтта Сорина, брошенный со всей силой его руки и всей страстью сердца, перелетел через освещенную поляну, словно орудие зорких Богов, окончательной справедливости, от которой невозможно убежать, и ударил Блода прямо в лоб, прикончив на месте.

Не раздалось ни криков ужаса, ни криков радости. Общий вздох, казалось, пронесся и замер на поляне и за ее пределами, там, где стояли среди деревьев гномы. В этот момент Ким внезапно увидела мысленным взором взлетевшую душу, с крыльями летучей мыши, полную злобы. Его ждет Дракон, сказал Мэтт. Да будет так, подумала она. Посмотрела на тело гнома, который надругался над Дженнифер, и ей показалось, что месть должна означать нечто большее. Она должна быть большим ответом, чем-то большим, чем это окровавленное, освещенное светом факелов тело в Гуинире.

«Ох, Джен, — подумала она. — Теперь он мертв. Я смогу сказать тебе, что он мертв». Это не имело такого большого значения, как она когда-то думала. Это был всего лишь шаг, этап этого ужасного путешествия. Идти предстояло еще слишком далеко.

Больше у нее не оказалось времени на размышления, что было благословением, и немалым. К ней бросились Брок и Фейбур, и она радостно обнимала их обоих. Среди все нарастающего шума вокруг она успела задать короткий вопрос, и получить ответ о Дальридане, и с восторгом изумиться, узнав, кем он оказался.

Затем, наконец, она стояла перед Дейвом, который, конечно, держался позади, позволяя остальным приблизиться к ней первыми. Отбросив с глаз волосы, она взглянула на него снизу вверх.

— Ну… — начала Ким. И больше ничего сказать не успела. Ее схватили, оторвали от земли и стиснули так, что ее легкие чуть не лишились остатков воздуха.

— Никогда в жизни, — сказал Дейв ей на ухо, крепко прижимая к себе, — я никого не был так счастлив видеть!

И отпустил ее. Она потеряла равновесие и чуть не упала, хватая ртом воздух. Услышала, как рассмеялся Мабон из Родена. Она чувствовала на своем лице глупую улыбку.

— Я тоже, — ответила она, внезапно осознав, что это так и есть. — Я тоже!

— Кхм! — произнес Ливон дан Айвор, изобразив самый театральный кашель, когда-либо слышанный ею. Они обернулись и увидели, что он так же широко улыбается, как они сами. — Мне очень неприятно отвлекать вас мелкими заботами, — сказал сын авена, — но нам надо сообщить Верховному правителю о событиях этой ночи, и если мы хотим попасть обратно до того, как Торк и Сорча поднимут ложную тревогу, то нам лучше поспешить.

Айлерон. Айлерона она тоже скоро увидит. Так много событий происходит так быстро. Она вздохнула, повернулась и увидела, что к ней идет Мэтт.

Ее улыбка угасла. Внутренним взором, стоя среди вечнозеленых растений Гуинира, она видела Хрустальное озеро и поднимающегося из него Дракона, широко распростершего сверкающие крылья. Место, куда больше не ступит ее нога, ни под звездами, ни под солнцем или луной. Она была Ясновидящей: она знала, что так и будет. Они с Мэттом долго смотрели друг на друга. Наконец он сказал:

— Кольцо погасло.

— Да, — ответила она. Ей даже не надо было смотреть. Она знала. И знала еще кое-что, но это было ее бремя, не его. И об этом она ничего не сказала.

— Ясновидящая, — начал Мэтт. И остановился. — Ким. Ты должна была подчинить его, правда? Заставить участвовать в войне? — Только Лорин и Миак, стоящие позади Мэтта, могли понять, о чем он говорит.

Осторожно подбирая слова, Ким ответила:

— У нас есть выбор, Мэтт. Мы не рабы, даже своего дара. Я предпочла использовать кольцо иначе. — Больше она ничего не сказала. Она думала о Дариене, когда говорила о выборе, вспоминая, как он бежал в Пендаран мимо горящего дерева.

Мэтт вздохнул и медленно кивнул.

— Можно мне поблагодарить тебя? — спросил он.

Это было тяжело. Теперь все было тяжело.

— Пока нет, — сказала она. — Подожди и увидишь. Тебе может и не захотеться. Не думаю, что ждать придется долго.

И эти последние слова были сказаны голосом Ясновидящей, поэтому она знала, что это правда.

— Хорошо, — согласился Мэтт. Он повернулся к Ливону: — Ты говоришь, что должен отнести известия Верховному правителю. Мы присоединимся к вам завтра. Гномы прошли через самые плохие времена всей своей жизни. Мы останемся в этих лесах сегодня ночью одни и попытаемся справиться с тем, что с нами случилось. Скажи Айлерону, что мы встретим его здесь, когда он подойдет, и что к этому времени Мэтт Сорин, король гномов, приведет своих людей в армию Света.

— Я ему скажу, — просто ответил Ливон. — Пошли, Дейвор. Мабон. Фейбур. — Он взглянул на Ким, и она кивнула. И в сопровождении Лорина и Дейва двинулась вслед за Ливоном на юг, покидая поляну.

— Подождите! — крикнул вдруг Мэтт. К ее изумлению, Ким услышала в его голосе настоящий страх. — Лорин, куда ты собрался?

Лорин повернулся, и на его морщинистом лице отразилось смущение.

— Ты просил нас уйти, — возразил он. — Оставить гномов сегодня одних.

При свете факелов мрачное лицо Мэтта, казалось, изменилось.

— Но не тебя, — тихо прошептал он. — Тебя — никогда, друг мой. Ты ведь не оставишь меня теперь?

Они смотрели друг на друга так, как обычно, будто они наедине друг с другом среди множества людей. А затем, очень медленно, Лорин улыбнулся.

Уходя вслед за Ливоном с поляны в темноту вечнозеленого леса, Ким и Дейв на мгновение остановились и оглянулись. Они увидели Мэтта Сорина, с двух сторон от которого стояли Брок и Лорин Серебряный Плащ. Мэтт сложил вместе перед грудью кончики пальцев, слегка расставив ладони, словно хотел изобразить руками горную вершину. И гномы поочередно подходили к нему, опускались на колени и клали свои ладони между его ладонями, под защиту горы, изображенной руками короля гномов.

Часть IV

АНДАРЬЕН

Глава 14

В каком-то смысле, думала Лила, прислушиваясь к последним нотам утреннего «Плача по Лиадону», все оказалось легче, чем она имела право надеяться. Она стояла в одиночестве позади алтаря, глядя на всех остальных, стояла ближе всех к топору, но тщательно избегала касаться его, так как на это имела право только Верховная жрица.

Однако она стояла ближе всех. Ей было пятнадцать лет, она только что надела серые одежды жрицы, и все же Джаэль передала ей свои обязанности на время своего отсутствия в Парас Дервале. От коричневого к серому и красному. Теперь она — одна из Мормы. Джаэль предупредила ее, что в Храме могут возникнуть сложности.

То, что они до сих пор не возникли, в большой степени объяснялось страхом.

Они все немного боялись ее, с того самрго вечера, когда всего четыре ночи назад она видела появление Оуина и Дикой Охоты во время битвы у Селидона и из ее уст прогремел в Святилище голос Кинуин, так далеко от той реки, где находилась Богиня. В сверхнапряженной атмосфере войны отражение этого проявления ее собственных пугающих способностей все еще эхом отдавалось в Храме.

К сожалению, это не слишком помогало в Гуин Истрат. Одиарт — это совсем другое дело. Три раза за полтора дня после отбытия Джаэль Вторая жрица Богини-матери связывалась с Лилой через жриц Мормы, собравшихся в Морвране. И три раза Одиарт великодушно предлагала приехать в Парас Дерваль, чтобы помочь бедной, измученной девочке, столь несправедливо обремененной огромной ответственностью в такое ужасное время.

Лиле понадобилась вся четкость и твердость, которую она смогла собрать, чтобы остановить ее. Она знала, что поставлено на карту, так же хорошо, как любая из них: если Джаэль не вернется, тогда Лила, назначенная исполнять обязанности Верховной жрицы во время войны, действительно станет Верховной жрицей, в обход всех обычных в мирное время ритуалов преемственности. Она также знала, что Джаэль ясно высказала свою волю: Одиарт ни в коем случае нельзя разрешать приехать в Храм.

Во время последнего сеанса мысленной связи, накануне вечером, дипломатия совсем не подействовала. Джаэль предупреждала ее, что это может произойти, и сказала, что надо делать, но это ничуть не облегчило задачу пятнадцатилетней девочке, противницей которой была самая мощная из жриц Мормы.

Тем не менее она это сделала. Ей помогла удивительная сила и ясность — поразившая ее саму — ее мысленного голоса во время связи. Выступая в качестве действующей Верховной жрицы, призвав Богиню девятью ее именами, названными последовательно, она официально приказала Одиарт оставаться на месте, в Гуин Истрат, и больше не устанавливать с ней мысленную связь. У нее, Лилы, слишком много дел, и она больше не потерпит подобных сеансов, впустую расходующих энергию Даны.

И с этим она прервала связь.

Это произошло прошлой ночью. Она не очень хорошо спала потом, ее тревожили сны. Один раз ей приснилась Одиарт, верхом на каком-то ужасном шестиногом животном мчащаяся по дорогам от Морврана, чтобы схватить ее и заколдовать ледяными заклинаниями тысячелетней давности.

Были и другие сны, не имеющие никакого отношения к Морме. Лила не понимала, как работает ее собственный мозг, откуда берутся вихри ее предчувствий, но они мучили ее всю ночь.

И большая часть снов была о Финне, а поскольку она знала, где он в действительности находится и вместе с кем скачет, то они встревожили ее больше всего.

Дариен так никогда и не узнал, что его заставили застыть во времени над Данилотом. С его точки зрения, он все время летел на север, с кинжалом в клюве. Был уже вечер, а не утро, когда он покинул Страну Теней и вылетел из нее над землями Андарьен, но он не знал здешней географии, поэтому это его не встревожило.