Страницы истории (АСТ) - История Османской империи. Видение Османа

Османские суда все еще уступали португальским и больше подходили для прибрежного плавания, а не для переходов через океан. После военной экспедиции в Диу и достижения компромисса с португальцами относительно судоходства в Аравийском море соперничество между двумя державами развернулось в районах более близких к Османской империи и особенно в Персидском заливе. Расположенный в устье залива, порт Басра был взят турками после падения Багдада. Этот порт давал еще один выход в Аравийское море и находился ближе к Индии, чем уже имевшиеся у турок порты Суэц и Аден, к тому же данное место было весьма удобно для строительства верфи. Но, к сожалению, начиная с 1515 года португальцы удерживали находившийся на острове центр торговли Ормуз и таким образом контролировали проливы, соединявшие Персидский залив с Аравийским морем, и менее опасный проход к южному побережью Ирана Сафавидов и к сказочным землям Востока.

В 1552 году бывалый моряк, Пири-реис отправился в плавание из Суэца, получив инструкции взять как Ормуз, так и Бахрейн, который являлся центром торговли жемчугом и еще одним владением португальцев. Он захватил город Ормуз, но был потерян корабль, который вез снаряжение, и он остался без средств, необходимых для того, чтобы совладать с крепостью. Он прервал свою экспедицию и, разграбив находившийся поблизости остров Кешм, отплыл со своей добычей в Басру. Вершины своей карьеры Пириреис достиг под покровительством Ибрагима-паши, но Ибрагим-паша давно был мертв, а сам Пири-реис был не в состоянии убедить правящие круги в ценности того, что он уже сделал. Невыполнение этого задания закончилось для него казнью. Это был безвременный конец одного из величайших людей своего времени и еще одно наглядное доказательство того, что Сулейман способен проявить безжалостность, если сочтет это нужным.

Вскоре после казни Пири-реиса турки основали провинцию Лахса на южном, аравийском берегу залива, которая должна была стать наземной базой для поддержки военно-морских операций против португальцев. В 1559 году была предпринята комбинированная операция сухопутных сил, вышедших из Лахсы, и военно-морских сил, отплывших из Басры. Целью этой операции был захват Бахрейна, правитель которого в течение многих лет лавировал между своими могущественными османскими и португальскими соседями. Отплыв из Ормуза, португальская эскадра отразила нападение турок на главную крепость Бахрейна, Манаму, но перед угрозой надвигающейся катастрофы турки успели заключить ставшую для них утешением договоренность, согласно которой обе стороны переходили к стратегическому отступлению, и начиная с 1562 года стали обмениваться посланниками. Как и в других регионах, в Персидском заливе был достигнут компромисс: португальцы продолжали контролировать морской проход через залив, а турки – сухопутный караванный маршрут, который заканчивался в Алеппо.

Как и Персидский залив, Красное море отличалось длинной береговой линией, на которой было мало приемлемых якорных стоянок. Сохранение присутствия в этих негостеприимных землях зависело от снабжения, осуществление которого было настоящим кошмаром. Как и в других периферийных регионах империи, зона распространения османской юрисдикции за стенами нескольких крепостей резко сокращалась. Так, их новая провинция Лахса (как и Йемен) сначала была «провинцией на бумаге», поскольку там туркам постоянно причиняли беспокойство непокорные арабские племена, которые не привыкли к сильной центральной власти и всеми способами мешали туркам осуществлять свое правление. Но они были достаточно реалистичны, чтобы это стало для них неожиданностью. Утверждение в качестве провинций регионов, где имперская власть оказывала лишь незначительное воздействие на местное население, жившее за пределами закрытых районов, было жестом, направленным на то, чтобы упорядочить и классифицировать османское общество и создать структуру управления. Турки всегда опасались чрезмерного расширения и прекрасно знали о своей неспособности ввести прямое правление в обширных и «пустых» внутренних районах той ограниченной территории, которая была им нужна для достижения стратегических целей.

Земли за южным пределом распространения власти мамлюков в Египте (Асьют на Ниле) тоже являлись неизведанной областью. Между Асьютом и Первым порогом, расположенным к югу от Асуана, лежала Нубия, а за ней султанат Фундж. Еще южнее находилась Абиссиния с преимущественно христианским населением. В своем докладе 1525 года о деятельности португальцев в Индийском океане капитан Селман-реис рекомендовал султану взять под свой контроль Абиссинию, Хабеш, как ее называли турки. Под Абиссинией он имел в виду западное побережье Красного моря, Баб-эль-Мандебский пролив и южный берег Аденского залива. Он полагал, что это необходимо для того, чтобы вырвать торговлю пряностями из-под контроля португальцев. Он отмечал слабость как христианских, так и мусульманских племен этого региона и предлагал завоевать земли, лежавшие между островной крепостью Суакин, которую турки удерживали, начиная с 20-х годов XVI века, и расположенным на Ниле перевалочным пунктом Атбара, который был центром торговли слоновой костью и золотом. В то время не было предпринято никаких действий, но в 1555 году отчасти в ответ на продвижение Фунджа в северном направлении османская политика изменилась. В том же году помощник губернатора Йемена, Ёздемир-паша, который прежде служил мамлюкам, был назначен губернатором еще не существующей провинции Хабеш, но военная кампания, которую планировалось провести в верхнем течении Нила, закончилась так и не начавшись, так как войска, выступившие из Каира, отказались идти дальше Первого порога. Спустя два года армия была доставлена морем из Суэца в Суакин, а оттуда еще дальше на юг, в Митсиву, город, служивший портом на Красном море для находившейся вдали от побережья Асмары, которая была захвачена Оздемиром-пашой и его войсками. Хотя и с большим опозданием, но все же был выполнен предложенный Селман-рейсом план, целью которого было закрыть для португальцев Красное море. Турки взяли под свой контроль взимание таможенных сборов с прибыльной торговли, которая проходила через их порты, расположенные на берегах Красного моря.

Османская империя была не одинока в своем стремлении сделать Индийский океан открытым для торгового судоходства. Одним из ее наиболее значительных союзников был мусульманский султанат Асех, находившийся на северо-западе Суматры, где выращивали перец. Столкнувшись с угрозой португальской экспансии, Асех пытался получить военную помощь Османской империи. В 1537 и 1547 годах туда направлялись турецкие войска, чтобы помочь султану в его борьбе с португальцами, а в 1566 году Асех официально попросил защиты у Османской империи. Султан Асеха уведомил о том, что он считает султана Османской империи своим сюзереном, и упоминает его имя в пятничной молитве. Спустя почти год османская эскадра вышла из Суэца, чтобы оказать помощь Асеху, но к этому времени порты султаната были блокированы португальцами. До пункта назначения добрались два нагруженных пушками и военным снаряжением корабля и пятьсот солдат. Это было гораздо меньше того, что планировалось доставить в султанат. Недостаточное для решения такой задачи, как изгнание португальцев из их морей, присутствие турецкого отряда (как и активность османских вооруженных сил в Персидском заливе) являлось демонстрацией того, что в этом регионе португальцы не смогут действовать безнаказанно. Столь решительная защита турками своих торговых интересов привела к росту объема торговли пряностями, которая с середины XVI века проходила через Египет.

В 1547 году Иван IV стал «Царем Всея Руси». Церемония коронации проходила в столице Московского государства, находившейся вдали от степей северного Причерноморья, где жили занимавшиеся разбоем казаки и различные кочевые народы, которые пришли туда из Азии. В этом весьма нестабильном регионе турки поддерживали Крымское ханство, в котором жили татары, являвшиеся мусульманами. До самого начала XVI века Крымское ханство было верным союзником Московии и защищало их общие экономические и территориальные интересы от нападок Польско-Литовского государства и его степных союзников. Точно так же дополняли друг друга экономические интересы Османской империи и Московии, а отношения между этими государствами были дружественными: в 1498 году московским купцам было пожаловано право на свободную торговлю в пределах Османской империи. В годы правления Селима I посланники из Московии и Крыма вели активную дипломатическую борьбу, чтобы добиться расположения Стамбула. Тогда Московия боролась за то, чтобы получить свою долю в торговле мехами, которую Речь Посполитая вела с Османской империей, а татары опасались вторжения Московии в мусульманские земли. Коронация Ивана предупреждала мусульманских правителей степных татарских ханств (Крымского, Казанского и Астраханского, которые вели родословную от Чингиз-хана и по происхождению были выше Ивана) о том, что он им ровня.

Являясь взаимовыгодными, торговые контакты между московитами и османами продолжались до 1552 года, когда всего через пять лет после своей коронации Иван захватил Казанское ханство на реке

Волге, а еще через четыре года завоевал Астраханское ханство, столица которого находилась в дельте Волги, на северо-западном берегу Каспийского моря. Московские князи давно вмешивались в политику Казани и Астрахани, но именно Иван IV сумел завоевать эти ханства, в обоих случаях поддерживая одну из противоборствующих местных группировок. Тем, кого они завоевывали, турки позволяли сохранять свои религиозные обычаи (хотя и в рамках определенных ограничений) и только со временем полностью вводили свою систему управления. Политика московитов в отношении первых аннексированных ими нехристианских и неславянских земель была бескомпромиссной, так как войти в состав Московии помимо всего прочего означало принятие православного христианства. Однако попытки принудительной христианизации своих новых мусульманских подданных встречали сопротивление местных жителей. Иногда московским миссионерам приходилось идти навстречу жалобам, исходившим из Османской империи и Крымского ханства, где были недовольны тем, что они подрывают веру мусульман.

Союз кавказской провинции Ширван с Османской империей, который был заключен в конце 40-х годов XVI века и просуществовал до 1551 года, когда шах Тахмасп снова оккупировал эту провинцию, заставил турок задуматься о глобальной стратегии на всем Кавказе, а завоевание московитами Казани и Астрахани стало первым явным признаком того, что интересы Османской империи и Московии не всегда совпадают. То что Астрахань оказалась в руках московитов, бросало тень на престиж Османской империи, так как это лишало защиты султана маршрут, проходивший через Астрахань, по которому суннитские паломники из Центральной Азии совершали переход к одному из черноморских портов, откуда продолжали свой путь на юг, в направлении Мекки. Чтобы противостоять угрозам османскому влиянию, которые уже стали появляться на этих рубежах, верфь в расположенном на малоазиатском побережье Черного моря Синопе увеличила количество строившихся на ней военных галер.

После первых лет царствования, у Сулеймана осталось пять сыновей: Мустафа, которого ему родила наложница Махидевран, а также Мехмед, Селим, Баязид и Джихангир, которых произвела на свет Хюррем Султан. Мехмед был старшим сыном Хюррем и считался современниками любимцем своего отца, но в!543 году он преждевременно умер от оспы. В нарушение обычаев он был похоронен в Стамбуле, а не в Бурсе, которая обычно становилась для принцев местом упокоения. Его гробница находится в саду храмового комплекса Шехзаде, построенного Сулейманом в память о сыне. Это был самый первый важный заказ, который доверили Синану, великому турецкому архитектору XVI века. В более поздние годы царствования Сулеймана набор архитектурных и декоративных приемов, с которым экспериментировал Синаи, стал более ограниченным.

В 1553 году был казнен старший сын Сулеймана, принц Мустафа, в то время ему было уже под сорок. Первым султаном, казнившим своего взрослого сына, был правивший в конце XIV столетия Мурад I, который добился, чтобы непокорного Савджи предали смерти. Официальной причиной казни Мустафы было объявлено то, что он планировал узурпировать трон, но, как и в случае с казнью султанского фаворита, Ибрагима-паши, вина была возложена на Хюррем Султан, ее подозревали в коварстве по отношению к своему зятю и союзнику, великому визирю Рустем-паше. Нетрудно представить себе, как Хюррем Султан пускается во все тяжкие, чтобы сделать своего собственного сына наследником трона отца и, возможно, способствует тому, чтобы стареющий султан заподозрил Мустафу, который был весьма популярной фигурой, в том, что тот хочет заставить его покинуть трон, как это сделал отец Сулеймана, Селим I с дедом Сулеймана, Баязидом II. После случившейся несколькими годами ранее смерти принца Мехмеда регулярная армия действительно считала необходимым удалить Сулеймана от дел и изолировать его в находившейся южнее Эдирне резиденции Дидимотихон, по прямой аналогии с тем, как это случилось с Баязидом II. Независимо от того, какими были подлинные намерения Мустафы, Сулейман смог осуществить скорую расправу над ним без каких-либо угрызений совести, так как у него были другие сыновья, ни один из которых не обладал явным правом наследования трона. Мустафа был погребен в Бурсе и, чтобы успокоить тех многих, кто был недоволен столь безапелляционными действиями Сулеймана, он временно отстранил от дел Рустем-пашу. Вскоре, во время военной кампании против Ирана, в Алеппо умер принц Джихангир – искалеченный брат, особенно привязанный к Мустафе. Мечеть, которую Сулейман для него построил, хорошо видна из дворца. После последней реконструкции, проведенной в конце XIX века султаном Абдул-Хамидом II, ее внешний вид значительно изменился, но она все еще возвышается на склоне холма, в квартале Джихангир, расположенном напротив той стороны бухты, где находятся старые кварталы Стамбула.

Насильственная смерть Мустафы не положила конец неурядицам в семье Сулеймана, поскольку, как это уже случалось прежде, вместо него появился самозванец, «Лже»-Мустафа, который возглавил мятеж на Балканах. В своем датированном июлем 1556 года письме из Стамбула посол Фердинанда, барон Огиер Гизлен де Бус-бек (принимавший участие в длительных переговорах о мире в Венгрии) сообщал о том, что сын Сулеймана и Хюррем, ее любимец, принц Баязид, подозревается в том, что он спровоцировал этот мятеж. «Лже»-Мустафа и его сторонники были схвачены и доставлены в Стамбул, где их, по указанию султана, предали смерти. Хюррем Султан удалось предотвратить последствия предполагаемой причастности Баязида, но в 1558 году она умерла. Без ее сдерживающего влияния разразился открытый конфликт между Баязидом и оставшимся у него братом, Селимом.

Явно опасаясь переворота, Сулейман отправил Баязида и Селима руководить удаленными от столицы провинциями. Селима перевели из Манисы в Конью, подальше от Стамбула. Баязида, занимавшего пост военного начальника Эдирне, перевели в Амасью, где до него служил принц Мустафа. Он стал последним принцем-губернатором, назначенным на службу в этой провинции, так как в конце XVI столетия была приостановлена практика передачи будущему султану опыта царствования посредством управления провинцией. Баязид понимал, что уже началась борьба за трон Сулеймана, и по дороге в расположенную на севере Малой Азии Амасью он привлек на свою сторону целую армию недовольных (всадников из провинций, подразделения нерегулярных войск, а также кочевников юго-восточной Малой Азии) общей численностью в несколько тысяч человек, многие из которых были сторонниками его брата Мустафы.

Опасаясь того, что Баязид может привлечь на помощь Иран, Сулейман стремился получить фетву (правовую оценку), которая давала законную возможность убить сына, и приказал губернаторам малоазиатских провинций мобилизовать свои войска и оказать поддержку Селиму. Он обещал значительное повышение жалования и быстрое продвижение по службе любому, кто будет завербован в армию. Армии противоборствующих сторон сошлись неподалеку от Коньи, причем войска Селима имели численное превосходство и были лучше вооружены. На второй день Баязид бежал с поля битвы в направлении Амасьи, где он еще мог рассчитывать на поддержку.

Несмотря на мирный договор, заключенный с султаном в 1555 году, шах Тахмасп предложил ему убежище в Иране. Услышав об этом, Сулейман направил губернаторам пограничных провинций приказ взять Баязида под стражу, но чтобы добиться от них сотрудничества, ему снова пришлось использовать побуждающий стимул. В июле 1559 года Баязид и четыре его сына бежали на восток, в Иран. До последнего он надеялся получить прощение, но Сулейман остался равнодушен к его мольбам. В отчаянии Баязид обратился к великому визирю Рустем-паше:

Именем Всевышнего великого и милостивого, клянусь, что я с самого начала взял на себя обязательства и присягнул Его Превосходительству, прославленному и удачливому падишаху, который является защитником государства, что я не буду поднимать мятежей, оказывать противодействие, причинять вред и разорение его государству; я уже раскаялся и от всего своего сердца попросил у Всевышнего прощения, признавая свое преступление, совершенное в приступе злобной ярости; я неоднократно направлял покаянные письма, в которых просил прощения и благоволения, а потом брал на себя обязательство и давал клятву не противиться благородной воле.

Предоставление убежища Баязиду при дворе Тахмаспа казалось шаху подходящим способом отомстить Сулейману за то, что в 1547 году он использовал против него брата, Алкаса Мирзу. Селим принимал непосредственное участие в попытках вернуть Баязида, и в течение следующих трех лет семь османских делегаций совершили поездки ко двору Сафавидов, чтобы убедить Тахмаспа отказаться от принца. В 1562 году он наконец уступил, согласившись обменять Баязида и его сыновей на большое количество золотых монет и роскошных подарков, из которых великолепно украшенные клинок, кинжал и пояс, а также гнедая лошадь и пять арабских жеребцов ему должны были вручить после того, как Селим получит известие о том, что Баязид и его сыновья переданы под опеку его посланников. Но прежде чем это случилось, они были убиты в столице Тахмаспа, Казвине, доверенным лицом Селима, и посланникам были переданы их тела. В отличие от старшего брата Мехмеда, которому хотя бы после смерти была оказана благосклонность, мятежник Баязид и его сыновья были похоронены за стенами провинциального малоазиатского города Сивас.

Достигнутое благодаря Амасийскому договору 1555 года равновесие в отношениях между Османской империей и Сафавидами продолжалось до 1578 года, и даже предложение шаха Тахмаспа предоставить убежище принцу Баязиду не смогло его нарушить. Турки могли урегулировать свои отношения с иностранными державами, заключая с ними договоры, но у себя дома они никогда не могли полностью искоренить недовольство и беспорядки, будь то волнения на религиозной почве или волнения, вызванные другими причинами.

Когда Сулейман взошел на трон, он объявил, что его правление будет эпохой правосудия, но в 1526–1527 годах в Малой Азии вспыхнуло массовое восстание. Главной причиной этих беспорядков стала перепись, проводившаяся с целью определения количества доходов от налогообложения в Киликии. Местное население считало эту перепись пристрастной. Вооруженных сил, которыми располагала провинция, оказалось недостаточно для того, чтобы подавить беспорядки, и из Диярбакыра туда были направлены подкрепления, но мятеж уже охватил всю восточную Малую Азию и приобрел явное религиозно-политическое звучание, когда с призывом взяться за оружие обратился Календер-шах, дервиш из секты Каледери и духовный последователь почитаемого мистика XIII века Хаки Бекташа. Распорядившись, чтобы пути отхода в Иран были перекрыты, Сулейман послал усмирять мятежников самого великого визиря, Ибрагим-пашу. Пока он скакал на восток, османские силы сумели рассеять мятежников. Это стоило жизни нескольким помощникам губернаторов провинций, которые были среди убитых в перестрелке, имевшей место 8 июня 1527 года, неподалеку от города Токат, расположенного в центральной части северной Малой Азии. В конце июня Ибрагим-паша и его войска столкнулись с мятежниками и разбили их.

Подавлялись и менее активные формы несогласия. В 1527 году фетва шейхульислама[20] Кемальпашазаде, обладавшего высшей религиозной властью в империи, стала причиной смертной казни ученого Молла Кабиза, приводившего доводы из Корана и из устных преданий, в которых Пророку приписывалось утверждение, что в духовном отношении Иисус превосходит Мухаммеда. Слушая предварительный допрос Кабиза из-за ширмы, установленной в зале заседаний имперского совета, султан Сулейман высказал Ибрагим-паше свое недовольство тем, что какого-то еретика привели туда, где находится сам султан. Кабиз не стал отказываться от своих убеждений, и после еще одного допроса его казнили. Такую же фетву Кемальпашазаде дал в 1529 году, когда рассматривалось дело молодого проповедника по имени шейх Исмаил Мушаки, идеи которого пользовались популярностью и находили поддержку. Среди этих идей была мистическая доктрина «единства бытия», согласно которой человек был Богом – доктрина, которую за сто лет до этого, в годы гражданской войны, поддерживал шейх Бедреддин. Султан Мехмед I считал ее крайне разрушительной, такое же беспокойство она вызывала и у высшего духовенства во времена правления султана Сулеймана. Как и шейха Бедреддина, Мушаки обвинили в ереси и вместе с двенадцатью единомышленниками казнили на Ипподроме. Согласно расхожему мнению, он был мучеником, и даже спустя тридцать лет деятельность его последователей все еще раздражала османские власти.

То, насколько далеко духовное самовыражение может отклоняться от канонов поддерживаемой властями веры, и способы определения того, что является ересью, решали не сами «еретики», а власть предержащие. Османское государство относило определенные верования к «еретическим», возлагая на них ответственность за неблагоприятные политические последствия, и в то же самое время оно могло проявлять к ним снисходительность, когда политические последствия считались незначительными. Поэтому, когда территориальные споры между Османской империей и державой Сафавидов на некоторое время затихли, «ересь» кызылбашей перестала быть проблемой, которая требовала применения военной силы против своего соседа, и постепенно стала рассматриваться как исключительно внутренний вопрос. После окончания проведенной Сулейманом в 1533–1535 годах восточной кампании имела место значительная миграция кызылбашей в Иран, а те из них, кто остался в пределах Османской империи, подверглись преследованиям. Фетва шейхульислама Абуссууда, который с 1545 по 1547 год был преемником Кемальпашазаде, утверждала, что они являлись отступниками. Каноническим наказанием за это была смерть. Между прочим, среди тех, кто поддержал фетву, данную Кемальпашазаде в отношении проповедей Мушаки, был и Абуссууд-эфенди. В своем стремлении навязать официально принятую форму ислама правящие круги Османской империи не щадили своих инакомыслящих.

В ранний период своего правления султан Сулейман полагался исключительно на советы Ибрагима-паши и Хюррем Султан. После казни Ибрагима-паши Хюррем по-прежнему оставалась ближайшим доверенным лицом своего мужа. Таким же доверенным лицом стала и их дочь, Михримах, являвшаяся супругой Рустем-паши, который с 1544 по 1561 год почти непрерывно занимал пост великого визиря. Благодаря тому, что Рустем-паша был зятем султана, он получил огромную власть, но и нажил множество врагов. Он лучше, чем Ибрагим-паша, понимал придворные обязанности, и хотя он, как и Хюррем, был причастен к тому, что принц Мустафа был казнен, это стоило ему лишь кратковременного отстранения от своих обязанностей, что было сделано для того, чтобы утихомирить сторонников покойного принца. Вскоре он был восстановлен в должности. Рустем-паша еще больше укрепил свой авторитет тем, что умело манипулируя монетной системой, зерновым рынком и продавая должности, увеличивал доходы государства. Он скопил огромное личное состояние, и, согласно утверждениям современников, в период его пребывания в должности взяточничество стало нормой. Когда Рустем умер, его похоронили в храмовом комплексе Шехзаде, построенном в память о сыне Сулеймана Мехмеде, что было явным признанием того высокого мнения, какого был о нем Сулейман.

Являясь богатым человеком, Рустем-паша мог позволить себе стать щедрым попечителем. Он финансировал строительство многих мечетей и других зданий как религиозного, так и светского назначения, которые возводились в различных регионах империи. Для этого он обычно нанимал талантливого архитектора Синана, который с 1538 года стал главным имперским зодчим. Собственная мечеть Рустема находится в Эминёню – главном портовом районе Стамбула, расположенном в бухте Золотой Рог. Поскольку стоимость земли и арендная плата были слишком высокими, было решено снести стоявшую там мечеть, в которую была перестроена христианская церковь. Замысел Синана состоял в том, чтобы построить мечеть Рустема над цокольным этажом с торговыми лавками. На некотором удалении, на склоне холма, возвышавшегося над портом, построили религиозную школу при мечети, а караван-сарай возвели на противоположном берегу Золотого Рога, в торговом районе Галата, откуда также можно было извлечь хорошую прибыль. Помимо этого, Рустем построил большие караван-сараи на главных торговых путях, проходивших через Малую Азию, в Эрзуруме и в Эрегли, неподалеку от Коньи. Еще два были построены во Фракии.

Именно при содействии Рустема-паши «классическое» искусство и архитектура Османской империи достигли своего наивысшего расцвета. Когда умерли искусные мастера, доставленные Селимом I из завоеванных стран, их влияние ослабело и на смену им пришли люди, рекрутированные во время набора юношей и получившие специальное образование, необходимое для того, чтобы служить Османской империи. Была введена система регулярного набора и продвижения по службе, поэтому и способы художественного выражения (на тканях, изразцовых плитках или посредством каллиграфии) стали более стандартными. Там, где некогда доминировали утонченные, абстрактные рисунки в иранском стиле, теперь, под влиянием более осознанного ортодоксального ислама, властвовали сильно стилизованные изображения, главным образом это были рисунки растений в постоянно повторяющихся сочетаниях. За исключением художественной миниатюры, изображения людей стали редкостью. Мечеть Рустема-паши в Эминёню знаменита великолепием и разнообразием своих изразцовых плиток, кобальтово-синих, бирюзовых, зеленых и ярко-красных, покрытых прозрачной глазурью. Эти плитки входят в число самых замечательных изделий мастерских города Изник, расположенного на южном берегу Мраморного моря, которые более столетия производили керамику для двора.

Расположенный на самом заметном месте, на вершине нависшего над Золотым Рогом холма, храмовый комплекс Сулеймание, построенный во время пребывания Рустема-паши в должности великого визиря, был впечатляющим памятником, который вполне соответствовал султану ортодоксальной исламской империи. Когда с годами Сулейман стал более набожным, он захотел, чтобы его воспринимали как здравомыслящего султана османской династии, каким и надлежало быть правителю исламской державы с более или менее постоянными границами. Поскольку помочь достижению этой цели мог шейхульислам Абуссууд, султан стал от него зависеть. Желаемый образ самого султана и его империи должен был отличаться от образа завоевателя-головореза, каким был его дед Мехмед II, правитель государства, население которого преимущественно было христианским. Сулейман хотел донести свой образ до мусульманских подданных, населявших такие издавна исламские земли, как Египет и Сирия, а также земли «плодородного полумесяца»[21]. Если в первые годы его правления созданный при содействии Ибрагима-паши образ империи был направлен против Карла Y, то теперь главной целью были Сафавиды, хотя они и стали менее агрессивными, чем во времена царствования его отца. Абуссууд был партнером, который умел сочетать притязания османской династии на светскую власть с ее претензиями на духовное руководство исламским миром.

Селим I не считал титул халифа чем-то выдающимся, но, по мнению Абуссууда, проявление заботы об исламских святых местах, попавших под попечительство Османской империи после завоевания Селимом владений мамлюков, требовало, чтобы султан использовал все то, что дает этот титул. Согласно традиции, халифом должен быть потомок рода Курайши, к которому принадлежал пророк Мухаммед, но это обстоятельство Абуссууда ничуть не тревожило: он просто придумал основание для утверждения, что османская династия была связана с родом Курайши. Чтобы придать больший вес этому ловкому трюку, он объявил, что этот титул передается по наследству. Абуссууд сумел найти поддержку в работах историков: уже во времена правления Селима I Мехмед Нешри изображал османскую династию как наследников Пророка, а при Сулеймане Лутфи-паша, который с 1539 по 1541 год был великим визирем, в 40-х годах подчеркивал, что османские султаны были единственными подлинными приверженцами ортодоксальности. Высокопарное изречение, начертанное над порталом мечети Сулеймание (приведенное в начале этой главы), увековечило притязания Сулеймана на титул халифа.

Абуссууду приписывают и то, что он привел династические нормы права, касавшиеся государства, кануны (от них происходит турецкое прозвище Сулеймана – «Канули», «Законодатель») в соответствие со священным правом shari’a (шариатом). И если династическое или светское право в значительной степени формировалось на основе принципов, извлеченных из обычной практики правления первых султанов, то священное право занималось (и занимается) в первую очередь не практическими вопросами, а развитием законов, установленных Всевышним и раскрытых в Коране, а также в изречениях и деяниях пророка Мухаммеда и его сподвижников. Практикующие это право юристы или правоведы стремились достичь совершенства применения различной аргументации и толкования в ходе дискуссий по теоретическим проблемам или проблемам юриспруденции. Практические вопросы, которые рассматривает священное право, включают в себя ритуальные обязанности мусульман (правила поведения молящегося и постящегося), особые сферы уголовной юстиции, а также регулирование и сохранение равновесия в обществе в соответствии с установленными критериями, в основе которых лежат противопоставления мужчины женщине, мусульманина немусульманину, свободного человека рабу (попадающие во вторые категории получают хотя и низший, но четко определенный правовой статус).