Принцесса ждет

      – Пошли.
      Что мне еще оставалось?
      Я поплелась за ним в телегостиную, где мы с Лилли столько раз смотрели всевозможные шедевры кинематографии.
      И там, возле черного кожаного дивана Московитцев, стоящим перед 32-дюймовым телевизором «Сони», были поставлены два складных столика. Майкл поставил тарелки с едой на них. На экране телевизора застыли первые кадры «Звездных войн», видимо, он нажал на паузу.
      – Майкл, – сказала я, совершенно сбитая с толку. – Что это?
      – Ну, ты же не могла пойти в кинокафе, – ответил он, искренне удивленный, как я сама не догадалась. – Поэтому я устроил кинокафе для тебя здесь. Давай поедим. Я оголодал.
      Он-то, может, и оголодал, а вот я остолбенела. Я стояла и пялилась на веггебургеры – а они пахли божественно – и лепетала:
      – Подожди-ка. Подожди минутку. Ты что, не бросаешь меня?
      Майкл уже уселся на диван и затолкал в рот несколько кусочков картошки. Когда я сказала про разрыв, он повернулся ко мне и уставился, как на сумасшедшую:
      – Бросать тебя? С какой стати?
      – Ну, – сказала я, чувствуя, что он, возможно, прав, и я в самом деле сумасшедшая. – Когда я сказала, что не смогу пойти сегодня, ты… ты вроде как отстранился…
      – Я не отстранился, – ответил Майкл. – Я пытался придумать, что можно сделать вместо похода в кино.
      – А потом ты не пришел обедать…
      – Правильно. Мне надо было позвонить и заказать веггебургеры, а потом еще уговорить Майю сходить в магазин и купить все остальное. А папа одолжил наш DVD со «Звездными войнами» своему приятелю, так что мне надо было еще дозвониться до него и успеть забрать его обратно.
      Я слушала все это, совершенно обалдев. Похоже, что все – Майя, домработница Московитцев, Лилли, даже родители Майкла – были задействованы в плане Майкла по созданию дома кинокафе для меня.
      И только я ничего не знала об этом. Так же как он ничего не знал о том, что я пребывала в полной уверенности, что он собирается бросить меня.
      – О, – я чувствовала себя круглой идиоткой. – Так ты… не собираешься бросать меня?
      – Нет, не собираюсь, – ответил Майкл, понемногу выходя из себя – наверное, так же выглядел мистер Рочестер, когда узнал, что Джейн встречается с тем парнем. – Миа, я же люблю тебя – забыла? С какой стати мне тебя бросать? Садись и поешь, пока все не остыло.
      Тут уж у меня не осталось никаких сомнений в том, что я круглая идиотка.
      Но в то же время я чувствовала себя невероятно, безумно счастливой. Потому что Майкл произнес слово на букву Л! Сказал мне это прямо в глаза и сказал очень авторитетно, совсем как Капитан фон Трапп или Патрик Свейзи!
      Потом Майкл нажал на пульте кнопку, и комнату заполнила великолепная музыка Джона Уильямса из «Звездных войн». А Майкл сказал:
      – Миа, ну садись же. Или ты хочешь сначала переодеться? У тебя есть с собой нормальная одежда?
      И все же кое-что еще оставалось неясным. Не совсем ясным.
      – Ты любишь меня просто как друга? – Я сказала это совсем как Рене, немного цинично, словно меня все это забавляет – чтобы скрыть от него, как у меня колотится сердце. – Или ты влюблен в меня?
      Майкл уставился на меня с таким видом, словно не мог поверить своим ушам. Я и сама не верила. Неужели я в самом деле это сказала? Вот так взяла и вывалила все то, о чем мы столько спорили с Тиной.
      Судя по его выражению лица – видимо, да. Я чувствовала, как заливаюсь краской все больше, и больше, и больше…
      Вот Джейн Эйр никогда бы не сказала такого.
      Хотя, с другой стороны, может, ей и стоило это сделать. Потому что ответ Майкла того стоил. В ответ он протянул руку, взял тиару, положил ее на диван, потом взял меня за обе руки, притянул к себе и поцеловал.
      В губы.
      Из-за поцелуя мы пропустили все начало фильма. А когда грохот обстрела космического корабля принцессы Лейи оторвал нас от наших страстных объятий, Майкл сказал:
      – Ну конечно, я влюблен в тебя. Теперь садись и поешь.
      Это был самый романтичный момент в моей жизни. Если даже я проживу столько, сколько моя бабушка, я все равно никогда не буду счастливее, чем в тот вечер. Некоторое время я еще стояла, раздираемая на части от восторга. Я прямо в себя не могла прийти. Он любит меня. И не просто любит, он влюблен в меня! Майкл Московитц влюблен в меня, Мию Термополис!
      – Твой бургер остывает, – напомнил Майкл.
      Видите? Видите, как идеально мы подходим друг другу? В то время как я витаю в облаках, Майкл мыслит вполне практично. Ну была ли когда-либо более идеальная пара? И было ли у кого-нибудь такое идеальное свидание?
      Мы ели наши веггебургеры и смотрели «Звездные войны». Он – в джинсах и футболке, я – в бальном платье от Шанель. И когда Бен Кеноби произнес: «Оби-Ван? Давненько не слышал я этого имени», мы разом воскликнули: «Сколько?», а Бен, как всегда, ответил: «Очень давно».
      А перед тем как Люк отправился атаковать Звезду Смерти, Майкл нажал на паузу, чтобы сходить за десертом, а я помогла отнести тарелки.
      Пока Майкл раскладывал мороженое, я тихонько вернулась в гостиную, положила подарок на столик и стала ждать, когда он вернется. Что он и сделал через пару минут.
      – Что это? – спросил он, передавая мне креманку с ванильным мороженым, политым горячим сиропом, взбитыми сливками и посыпанным фисташками.
      – Это подарок тебе на день рождения, – ответила я, едва сдерживаясь – мне так не терпелось узнать, как он ему понравится. Это куда лучше, чем коробка конфет или свитер. Мне казалось, что это отличный подарок для Майкла.
      Думаю, я имела право переживать, потому что я заплатила за него изрядную цену – несколько недель я тряслась от страха, как бы меня не поймали, а когда меня все-таки поймали, то заставили танцевать с принцем Рене. Он, конечно, очень хороший танцор и все такое, но, сказать по правде, от него воняло, как от пепельницы.
      Так что я замерла, когда Майкл уселся на диван и взял коробочку.
      – Я же говорил, что не надо мне ничего дарить, – сказал он.
      – Я знаю. – От нетерпения я даже подпрыгивала. – Но мне хотелось. А когда я увидела это, мне показалось, что это то, что нужно.
      – Спасибо, – сказал Майкл.
      Он развязал ленточку и открыл крышку…
      И там, на белой подушечке лежал он. Грязно-серый камешек, не больше муравья. Даже меньше муравья, на самом деле, с булавочную головку.
      – Хм, – сказал Майкл, глядя на крохотный камешек. – Ну что ж… красиво.
      Я довольно рассмеялась.
      – Ты даже не знаешь, что это!
      – Н-нет, – признал Майкл, – не знаю.
      – И даже не догадываешься?
      – Ну, похоже на… то есть он очень напоминает… камень.
      – Это и есть камень, – подтвердила я. – Угадай откуда.
      Майкл внимательно осмотрел камешек.
      – Не знаю. Из Дженовии?
      – Нет, глупый! – вскричала я. – С Луны! Это камень с Луны! Еще когда Нил Армстронг летал туда, он собрал их целую кучу и передал в Белый Дом. А Ричард Никсон в пору своего пребывания у власти подарил несколько штук моей бабушке. Вернее, официально он подарил их Дженовии. И когда я их увидела, я подумала… ну, что неплохо бы, чтобы и у тебя был один. Я же знаю, ты любишь все, что связано с космосом. Вот, например, на потолке над кроватью у тебя наклеены созвездия и вообще…
      Майкл оторвался от лунного камня, который он разглядывал, совершенно не веря своим глазам, и спросил:
      – А когда это ты была в моей комнате?
      – О, – я почувствовала, что снова краснею, – давно уже. – Это и впрямь было очень давно, еще до того, как я узнала, что нравлюсь ему, и начала посылать ему анонимные любовные стихи. – Как-то раз, когда Майя убиралась там.
      – А-а… – Майкл снова уставился на лунный камень. Через некоторое время он сказал: – Миа, я не могу принять это.
      – Можешь. В дворцовом музее еще много осталось, не волнуйся, – ответила я. – Должно быть, Ричард Никсон был неравнодушен к бабушке, потому что, я уверена, у нас больше лунных камней, чем у Монако или еще у кого-либо.
      – Миа, – настаивал Майкл, – это камень. С Луны.
      – Ну да, – подтвердила я, не совсем понимая, к чему он клонит.
      Неужели ему не понравилось? Согласна, немного странно дарить своему парню на день рождения камень. Но ведь это был не обычный камень. И Майкл – не обычный парень. Я честно надеялась, что ему понравится.
      – Это камень, – повторил он опять, – привезенный за двести тридцать тысяч миль. От Земли. Двести тридцать тысяч миль от Земли.
      – Да, – кивнула я, не понимая, что я сделала не так.
      Я только-только заполучила Майкла назад после целой недели терзаний. Я была уверена, что он бросит меня из-за бала, а теперь оказывается, что он бросит меня совершенно по другой причине? В этом мире и впрямь нет справедливости.
      – Майкл, если тебе не нравится, я могу вернуть его на место. Только я думала…
      – Ни за что. – Майкл спрятал коробочку за спину. – Ты не получишь это назад. Просто я не знаю, что тогда подарить тебе на день рождения. Мне будет трудно ответить достойно.
      И все? Я почувствовала, как краска схлынула у меня с лица.
      – Ах, это, – сказала я. – Просто напиши мне еще одну песню.
      С моей стороны было большой наглостью сказать это, потому что Майкл никогда не говорил, что та самая первая песня, которую он мне сыграл, «Глоток воды», была обо мне. Но по его улыбке я поняла, что угадала. Так и было.
      И вот когда мы доели десерт и досмотрели фильм, когда на экране замелькали титры, я вспомнила, что еще хотела подарить ему. Я придумала это в такси по дороге от герцогини, когда пыталась сообразить, что сказать, когда он порвет со мной.
      – Кстати, – сказала я, – я придумала название для твоей группы.
      – О, нет, – простонал он. – Умоляю, только не «Крылатые истребители».
      – Нет, – сказала я, – «Scinner Box». – Это такая штука, которую используют психологи, чтобы доказать, что у крыс и голубей есть условный рефлекс. Павлов, в честь которого ты назвал свою собаку, делал то же самое, только с собаками и звоночками.
      – «Scinner Box», – осторожно повторил Майкл.
      – Я просто подумала, раз ты назвал свою собаку Павлов…
      – А что, мне нравится, – сказал Майкл. – Посмотрим, что ребята скажут.
      Я сияла. Вечер получался куда лучше, чем я представляла, так что мне оставалось только сиять от счастья. Кстати, именно поэтому я и заперлась в ванной. Чтобы немного успокоиться. Я так счастлива, что с трудом пишу. Я…

24 января, суббота, мансарда

      Пришлось вчера остановиться на полуслове, потому что Лилли начала ломиться в дверь, желая осведомиться, не случился ли у меня приступ булимии или чего-нибудь в этом роде. Когда я открыла и она увидела на моих коленях дневник, она раздраженно набросилась на меня:
      – Ты что же, все эти полчаса сидишь тут и пишешь в своем журнале!
      Надо признать, это и впрямь несколько странно, но я никак не могла удержаться. Я была так счастлива, что ПРОСТО ОБЯЗАНА была записать все, чтобы никогда не забыть этого ощущения.
      – И ты все еще не поняла, что у тебя за талант? – спросила Лилли.
      Когда я отрицательно покачала головой, она даже притопнула от негодования.
      Но я не могла обижаться на нее, потому что… потому что я так люблю ее брата!
      Я даже на бабушку не могу сердиться, а ведь она, по сути, вчера пыталась, ни больше ни меньше, навязать мне этого бездомного принца. Но я не могу ее винить. Ей всего лишь хотелось покрасоваться перед своей подругой.
      К тому же она недавно звонила, чтобы узнать, как я себя чувствую после несвежего трюфеля. Мама подыграла мне и сказала, что я чувствую себя неплохо. Тогда бабушка вознамерилась узнать, смогу ли я попить чаю с ней и герцогиней… которая просто умирала от желания поближе со мной познакомиться. Я сказала, что у меня много уроков. Это должно впечатлить герцогиню. Пусть знает, какая я прилежная.
      И на Рене я не могу сердиться, после того как он пришел мне на помощь вчера вечером. Интересно, как они поладили с Беллой? Было бы забавно, если бы они подружились… для всех, кроме бабушки, конечно.
      И я не могу сердиться на служащих прачечной на улице Томпсон за то, что они потеряли мое белье «Королева Амидала», потому что сегодня утром в нашу дверь в мансарде постучали, а когда я открыла, там стояла наша соседка Ронни с огромной сумкой нашего белья из прачечной, включая и коричневые брюки мистера Дж., и мамину футболку. Ронни сказала, что по ошибке забрала сумку из вестибюля, а потом она уехала в отпуск на Барбадос со своим шефом и только сегодня заметила, что в сумке не ее вещи.
      Правда, я не так уж радовалась возвращению своего белья «Королева Амидала», как вы могли подумать. Потому что выяснилось, что я могу прекрасно обходиться без него. Сначала я хотела попросить, чтобы мне подарили еще один комплект на день рождения, но теперь в этом нет необходимости, потому что Майкл, сам того не зная, уже сделал мне самый замечательный подарок в жизни.
      Нет, не свою любовь – хотя, это наверное, второй самый лучший подарок, который он мог бы подарить мне. Нет, я имею в виду то, что он сказал, когда Лилли разъяренно унеслась из ванной.
      – Что за сыр-бор? – спросил он.
      – А, она злится, что я до сих пор не могу определить, в чем мой скрытый дар, – сказала я, пряча свой дневник.
      – Твой что? – переспросил Майкл.
      – Мой скрытый дар. – И тут, раз он был так честен со мной и напрямую сказал о своей любви, я тоже решила быть с ним откровенной. – Дело в том, что и ты, и Лилли такие талантливые. Вы умеете делать кучу вещей, а я ничего не умею и иногда мне кажется, что… ну, что я вам не подхожу. Во всяком случае, мне не место в классе талантливых и одаренных.
      – Миа, – ответил Майкл, – у тебя самый настоящий дар.
      – Да, – сказала я, теребя подол платья, – дар выглядеть, как подснежник.
      – Нет, – сказал Майкл. – Хотя теперь, когда ты об этом сказала, я вижу, что и это у тебя прекрасно получается. Но я говорил о твоем умении писать.
      Тут, надо признать, я уставилась на него и совсем не как принцесса брякнула:
      – Чего?
      – Ну, это же очевидно, – объяснил он, – что ты любишь писать. Ты же все время что-то строчишь в своем дневнике. И за сочинения на английском у тебя всегда пятерки. Я думаю, Миа, нет сомнений, что ты писатель.
      И хотя я раньше никогда об этом не думала, я поняла, что Майкл прав. Я и правда все время пишу в дневнике. И сочиняю много стихов, и пишу много записок и писем по электронной почте. У меня такое ощущение, что я пишу все время. Я так много пишу, что мне и в голову никогда не приходило, что это талант. Это то, что делаешь постоянно, как, например, дышишь.
      Но теперь, когда я знаю, в чем мой талант, можете быть уверены, я буду его оттачивать. И прежде всего напишу законопроект для парламента Дженовии об установке светофоров. Перекрестки в Дженовии просто убийственные…
      Напишу, сразу как вернусь из боулинга, куда мы пошли с Майклом, Лилли и Борисом. Потому что ведь и принцессы должны иногда отдыхать.