Тени над Латорицей (Справедливость - мое ремесло - 3)

      - Я уже сказал: там кто-то был. Я на мокрое дело не пойду.
      - С чего вы взяли, что там "мокрое" дело?
      - Догадался.
      - А уходили, говоришь, опять через забор?
      - Да.
      - Не ври! Можно было и через калитку выйти. Задвижка-то на ней изнутри, со двора. Зачем же рвать штаны на заборе?!
      Кравцов не ответил.
      - Ну так что же?
      - Не знаю, - наконец выдавил из себя Кравцов.
      - Ну ладно, - сказал Коваль. - Перелезли через забор, очутились на улице. Это они с перепугу, Семен Андреевич, - усмехнулся подполковник. Но зачем же все-таки из города бежать, да еще так далеко?
      - К вам в руки попадать не хотелось.
      - Но ты же твердишь, что ни в чем не виноват! - воскликнул Бублейников.
      - А попробуй докажи тут, в камере, что ты не верблюд. Знаем мы вас. Судимых сразу схватите. А мы там были, во дворе. И следы оставили. Кто нам поверит? Да еще с таким, как Клоун. Его прижми маленько, он сразу запищит. Так и получилось. У вас такая манера. Знаю. Вам лишь бы в сроки уложиться и дело закрыть. Я переждать хотел, пока вы тут настоящего убийцу найдете. А потом и вернулся бы.
      - Хорошего вы мнения о милиции, нечего сказать, - заметил Коваль.
      - Полжизни с нею дело имею.
      - Я больше.
      - Сравнили! - возмутился Длинный. - Шкура у меня одна, и справедливость вашу я на ней проверять не намерен.
      Бублейников отвернулся, чтобы не выдать своих чувств. Где это видано - вот так разговаривать с убийцей, как делает это Коваль, который разрешает мерзавцу грубить, насмехаться! Так вот с преступником манежиться! Скоро, пожалуй, дойдет до того, что будут милиционера посылать за мороженым для арестованных. Как в оперетте! Дали бы ему с этим Длинным с глазу на глаз потолковать - всю спесь сбил бы сразу!
      - Ну хорошо, - прервал дискуссию Коваль. - Придет время, поймете. А сейчас нас интересует, кто еще, кроме Самсонова, был с вами в ту ночь во дворе Иллеш? Подумайте, Кравцов, хорошенько. На этот вопрос нужно ответить. Правда и точность в ваших интересах.
      - Если не было третьего, значит, убили вы с Самсоновым, - зло добавил майор. - А теперь отпираетесь.
      Когда Длинного увели, Бублейников повторил свою мысль:
      - Ишь как ловко у них получается: во дворе были, грабить шли, а в дом не вошли. Я не я, и лошадь не моя. Дело ясное - сговорились. И поют, как по нотам.
      - Если и сговорились, то, разумеется, не обо всем, - заметил капитан Вегер, складывая листки протокола.
      - Ну, это детали... О том, нанимались ли к Иллеш и тому подобное. Но в главном - показания одинаковы. Не верю им ни на грош. По мне, самое время Туру их передать. Пусть предварительное следствие ведет. Наше дело сделано - искать больше нечего.
      - Надо искать, Семен Андреевич, - не согласился Коваль. - Не вам объяснять, что когда в доме имеются отпечатки следов третьего лица, то его тоже необходимо найти.
      - Конечно, Дмитрий Иванович, - кивнул майор. - Но ведь это не исключает участия этих двоих. Больше того - только через них и можно выйти на третьего участника шайки. А виновность Кравцова и Самсонова, по-моему, доказана.
      - Василий Иванович, - обратился подполковник к Вегеру. - А кто такой таинственный Кукушка по вашей картотеке?
      - О нем рассказал карманный вор, задержанный на вокзале. Кажется, опасный тип. Мы сейчас им занимаемся.
      - Странная история, - размышляет вслух Коваль. - Сначала отпирались от всего, не хотели отвечать, все отрицали, путались, а потом оба так разговорились. Да и деньги не все взяли, за которыми шли.
      - Конечно, у них было время все обдумать и обо всем договориться, сказал Бублейников. - Меня не удивляют мелкие расхождения в их показаниях. Меня поражает, как одинаково они говорят - опытные преступники, махровые рецидивисты.
      - У вас сегодня крайне обвинительное настроение, Семен Андреевич, улыбнулся Коваль.
      Бублейникову, которому очень понравилась собственная мысль о мороженом для арестованных, хотелось сейчас высказать ее. Но он взял себя в руки и только пробормотал:
      - Адвоката для таких негодяев из меня, Дмитрий Иванович, не выйдет.
      И все трое поспешили к начальнику милиции Романюку на очередную оперативку.
      2
      И все-таки пришлось снова разбираться с таксистами. Водителей такси и автобусов расспрашивали перед разговором с Маркелом Казанком, но и после того, как версия, связанная с ним, отпала, они не перестали быть объектом размышлений Дмитрия Ивановича. Большую надежду возлагал он на таксистов, полагая, что убийцы не осмелятся пользоваться городским транспортом, где их скорее могут заметить. Но тогда и он, и капитан Вегер увлеклись цыганом и не очень тщательно занимались остальными пассажирами такси, пользовавшимися этим "лучшим видом транспорта" в ту фатальную для семьи Иллеш ночь.
      До двух часов ночи, кроме Дмитриевского, который вез Казанка, приехало в городок еще четверо таксистов: Косенко из Хуста, Поляков из Рахова, Ткачук и Дыба из Ужгорода. Коваль вызвал всех четверых.
      Первым явился Косенко. Он пришел даже раньше самого Коваля. Идя узким коридором первого этажа, Дмитрий Иванович увидел, как он нетерпеливо топчется перед дверью кабинета, который Романюк отвел прибывшему из министерства подполковнику для временного пользования.
      - Рановато приехали, еще сорок минут, - сказал он, отвечая на приветствие таксиста. - Ну ладно, заходите. - Он отпер дверь, пропустил водителя вперед и предложил стул. Потом позвонил автоинспектору Самопалову. - Немножко подождем, если не возражаете, - сказал таксисту.
      По неспокойному виду Косенко, по тому, как он поеживался и озирался по сторонам, чувствовалось, что идти в милицию ему очень не хотелось и он спешит поскорее покончить с этим неприятным для него делом.
      - Но ведь я, товарищ подполковник, уже давал показания. Все рассказал, как было, а теперь опять, - таксист обиженно заерзал на стуле.
      - Ну, ничего страшного, еще раз повторите. Вам сколько лет, забыл?
      - Двадцать два, а что? - Длинное угреватое лицо Косенко вытянулось может быть, его самого ждет какая-нибудь беда?
      - Да ничего. Недавно из армии? В каких войсках служили?
      - В десантных. Только я все тогда рассказал, товарищ подполковник, больше не знаю ничего. Привез его сюда, в самый центр, а потом махнул назад, в Хуст.
      В дверь заглянул сержант с красной повязкой на рукаве - помощник дежурного.
      - Здравия желаю, товарищ подполковник! Капитана Вегера здесь нет? Его начальник разыскивает.
      - Как видите, - развел руками Коваль. - В Ужгород поехал. Скоро вернется. Кстати, сержант. Не в службу, а в дружбу, скажите, пожалуйста, уборщице, чтобы убрала в кабинете - пыли на целый палец.
      Дверь закрылась и сразу открылась снова - вошел лейтенант Самопалов.
      - Разрешите, товарищ подполковник.
      - Прошу, ждем вас. Садитесь. Вот таксист Косенко Петр Васильевич из Хустского парка.
      Коваль достал из сейфа разбухшую синюю папку с наклеенной на нее красной бумажкой с надписью: "Дело об убийстве семьи Иллеш", раскрыл ее и начал просматривать.
      - Это повторный вызов, я вам рассказывал. Петр Васильевич, повторите, пожалуйста, ваши показания. Может быть, что-нибудь новое вспомнилось, какие-нибудь подробности.
      Парень откашлялся, провел ладонью по выгоревшим волосам.
      - Я в тот раз все сказал. Пассажира этого не знаю. Не хустовский он. В светлом костюме был, помню. Лет под сорок. На вид человек простой. Дорогой рассказывал, что сам с Урала, слесарь. Ну, еще - что имеет двоих детей. А сам, мол, в Хуст ездил к сестре, заболела она. И все.
      - А фамилию сестры не назвал?
      - Может, и назвал, только я мимо ушей пропустил. У меня - дорога.
      - А почему ночью едет - не говорил?
      - Я не допытывался. Не люблю пассажиру в душу лезть. Если клиенту скучно и поговорить охота - пусть поговорит, послушаю для его удовольствия. Другой раз - пятое через десятое. Хаос от этих всех разговоров в голове, товарищ подполковник. Почти все болтают, когда едут. Боюсь перепутать, кто что сказал. Этот, с Урала, говорил, кажется, про какого-то друга. Врал или нет - не знаю, не могу за него отвечать, если врал.
      - Почему обязательно "врал"? - удивился Коваль. - Он вызывал у вас подозрение?
      - Да нет, - замялся Косенко.
      - Что же он о своем друге говорил? Где этот друг?
      - Где-то здесь. Десять лет его не видел. А теперь вот решил встретиться перед отъездом. Врал, наверно.
      - А вдруг правду говорил, а? - Коваль не мог сдержать укоризненной усмешки. - Почему это вы такой недоверчивый к людям, Петр Васильевич? В ваши-то годы?
      Водитель нахмурился.
      - Люди всякие есть. Вот этот, например, что-то натворил, наверно, раз вы расспрашиваете. Как же верить!
      - Ох уж, простите меня, и философия! - покачал головою Коваль. Товарищ Самопалов, - обратился он к лейтенанту, - у вас есть вопросы к водителю?
      - Права и техпаспорт на машину, - сказал инспектор.
      - Пожалуйста, - таксист протянул свои документы.
      - Пока лейтенант занят вашими документами, расскажите, Петр Васильевич, еще раз, как и когда выехали из Хуста, как вернулись назад.
      - Выехал что-то около десяти вечера.
      - По местному времени или по московскому?
      - Мы по местному ездим, как люди привыкли. Только когда в аэропорт везем или к поезду, тогда уточняем.
      - Дальше.
      - Довез этого клиента, высадил, потом думаю, зачем зря терять целую ночь. Подъехал к гостинице - желающих ехать в Хуст не нашел. Там еще один мотор ждал - до самого Рахова. Вернулся домой порожняком, чего ж стоять. Вот вроде бы и все.
      Лейтенант вернул Косенко документы.
      - В дороге поломок не было?
      - Никаких поломок. "Волга" новенькая.
      - Хорошо, товарищ Косенко. Можете возвращаться в Хуст. Давайте отмечу вашу повестку.
      Коваль окинул взглядом водителя, который, выходя из кабинета, не сдержался и пробормотал себе под нос: "Таскают человека почем зря. Вроде бы нам делать нечего!"
      В коридоре больше никого не было. Круглые электрические часы на здании почты и телеграфа показывали без семи минут шестнадцать.
      - Что ж, подождем, товарищ лейтенант. Когда уже кончится эта жара? Надо внести предложение: в каждом кабинете оборудовать холодный душ, пошутил Коваль. - Неплохо бы, а?
      - И в камере предварительного заключения - тоже, - сказал инспектор, и оба засмеялись.
      - Сейчас бы в Днепр, головою вниз.
      - А вы на Латорицу сходите. Какой у нас пляж! Неделю не было дождя вода чистая, прозрачная, течение не очень быстрое.
      - Речка хорошая. Но нашему Славутичу - не пара. В Киеве бывали?
      - Бывал. Красота всюду своя. Где человек вырос, то место ему дороже всех и та красота ближе сердцу.
      - С этим согласен. Кстати, на Днепре тоже редко бываю. Один или два раза в год. Хотя рыбку ловить очень люблю. Ровно шестнадцать ноль-ноль, отметил Коваль, взглянув в окно и увидев приближавшегося к зданию милиции водителя Дыбу.
      Ужгородского таксиста Алексея Федоровича Дыбу подполковник узнал сразу. Когда Коваль вызывал его первый раз и он переступил порог кабинета, подполковник подумал: "Бывают же такие необыкновенные люди, ну и постаралась матушка-природа!" И еще: "Один раз увидишь - через сто лет узнаешь".
      Голова у Дыбы вся была седая, до единого волоса. А брови - широкие, кустистые и черные, словно сажей нарисованные или чужие, приклеенные. Это тем больше впечатляло, что годами был Дыба не стар - моложавое лицо его и могучая фигура свидетельствовали, что этому седому богатырю не больше сорока пяти - пятидесяти.
      Дмитрий Иванович сказал Самопалову:
      - Сейчас войдет человек. Подумайте, как он помещается в машине за рулем. Я этого представить себе не могу.
      Дыба вежливо постучал.
      - Можно? Здравствуйте.
      - А, Дыба! - сказал Самопалов. - Так мы его знаем. Он наш общественный инспектор.
      - Прекрасно! - обрадовался Коваль. - Садитесь, Алексей Федорович!
      - Спасибо.
      У такого богатыря, как Дыба, вроде бы должен быть густой бас, а у него голос обыкновенный, даже немного высоковатый.
      - Алексей Федорович, мы уже вызывали вас, - начал Коваль. - Вы помогли нам. Но хотелось бы еще раз послушать историю той вашей поездки из Ужгорода. В ночь на шестнадцатое июля. Может быть, вы что-нибудь еще вспомнили за это время.
      Дыба, видимо, почувствовал некоторую неловкость, грубым пальцем потер щеку, как провинившийся школьник.
      - Могу повторить, - торопливо заговорил он. - Значит, так, тогда я работал в ночь, до шести утра. Около одиннадцати вечера стоял около гостиницы "Ужгород". Сел мужчина, как я уже говорил, в годах, интеллигентный с виду, хорошо одетый, в темном костюме. Говорит: "Вези меня в направлении Мукачева". Я спросил, куда точнее, адрес. А он отвечает: "Там посмотрим". Хоть и не близкий свет, и пассажир, вижу, с причудами, - то ли его в Мукачево везти, то ли дальше поедет, куда-нибудь в Сваляву или в Хуст, например, но отказаться не могу. Повез, значит.
      Щеки у Дыбы разрумянились.
      - Вы спокойно рассказывайте, - мягко сказал ему Коваль. - Не волнуйтесь, не торопитесь.
      Постучав, заглянул в кабинет еще один ужгородский таксист - Ткачук.
      - Подождите, пожалуйста, - сказал ему Коваль. - Вас вызовут.
      - Значит, так, - снова заговорил Дыба. - Довез я его сюда, до гостиницы "Звезда", как он попросил, уже будучи в городке. И все.
      - Он вошел в гостиницу?
      - Нет, махнул куда-то в сторону. Наверно, недалеко, раз не попросил подвезти. Или за угол свернул - гостиница-то на углу. Как в тумане растаял. Хотя я за ним не следил, мне ведь ни к чему было.
      - В дороге что-нибудь рассказывал? К кому едет? Зачем?
      - Нет. Молчаливый человек. Только один раз сказал, что медленно едем, хотя у меня на спидометре сто километров было. Больше - ни слова.
      - Вас, Алексей Федорович, в его поведении ничто не удивило?
      - Нет. Пассажир как пассажир. Только вот угрюмый какой-то, все время сидел. И все присматривался, будто что-то высмотреть хотел на дороге. Да ведь темно, ночь. Что там увидишь?
      - Нервничал?
      - Может быть. Я не очень-то на него смотрел, гнал себе, даже с превышением скорости, пусть меня автоинспекция простит. - Дыба бросил виноватый взгляд на лейтенанта Самопалова. - Пассажир просит, дорога свободна, машина в порядке.
      - Особых примет у него не было?
      - Да нет. Немного седой, крепкий еще мужчина, хотя и пожилой. Аккуратненький, видать, городской.
      - Как расплачивался? Точно по счетчику?
      Дыба смущенно молчал.
      - Ну ладно, - поморщился автоинспектор. - Знаем мы вас, таксистов. Говори, как было.
      - В норме: - Несмотря на разрешение, Дыба все-таки беспокойно косился на Самопалова, но солгать в милиции было, как видно, выше его сил. Рублевку накинул, конечно, это нормально, дорога дальняя, да еще ночь.
      - А обратно в Ужгород возвращаться не собирался? Не просил подождать?
      - Ничего такого не было. Я же говорю, молчал как рыба, один только раз сказал: "Дай газу!"
      - Спешил, выходит?
      - Да как сказать, в такси все спешат.
      - У гостиницы были еще машины?
      - Стоял один из Раховского парка. Часа два уже ждал - не хотел порожняком ехать. Мы поговорили, перекурили. Потом, когда я уже тронулся, подошел наш мотор, ужгородский - тот парень был, который сейчас заглядывал. - Дыба кивнул на дверь. - Я взял пассажира и уехал.
      - Кого взяли?
      - Бабу с мешком и с какой-то сумой переметной. На базар торопилась, хотела до рассвета успеть. Орехи везла. Целый мешок.
      - Вы того пассажира узнали бы, Алексей Федорович?
      - Узнал бы, - серьезно ответил таксист. - А как же.
      - Хорошо. У вас, товарищ лейтенант, вопросы будут?
      Самопалов и на этот раз ограничился только проверкой прав и техпаспорта на машину.
      Коваль отметил Дыбе повестку и отпустил его.
      - Еще будете вызывать, товарищ подполковник? - спросил Дыба.
      - Посмотрим. А что, еще что-нибудь хотели добавить?
      - Нет.
      - Попросите войти Ткачука.
      Вошел третий таксист.
      Показания его дали Ковалю немного.
      - Возил деда с мальчиком лет пятнадцати. Домой они возвращались. В Ужгороде были на похоронах дедовой дочери, тетки этого подростка, - так дед сказал. А больше ничего интересного.
      - Спасибо, товарищ Ткачук. - Коваль прочел первые показания таксиста - то же самое. Нет, его пассажиры никакого отношения к следствию явно не имели. - А назад, значит, утром уехали?
      - Утром. Ночью на Ужгород никто не сел. В шесть утра только. Две пассажирки. По разговору, надо думать, жены офицеров.
      Коваль снова обратился к автоинспектору, теперь уже автоматически. Но подполковнику пришлось искренне удивиться: на этот раз Самопалова словно прорвало.
      "Почему именно Ткачук разбудил его автоинспекторское самолюбие?" думал Коваль, слушая, с каким пристрастием допытывался тот, проверяли ли у Ткачука путевой лист по дороге из Ужгорода, как часто ездит он по этой трассе, давно ли работает на такси. И уже с легкой иронией подумал: "Быть может, лейтенант решил показать мне, что не зря здесь сидел?"
      Таксист из Рахова в тот день не приехал. Оказалось - заболел.
      Коваль не очень переживал по этому поводу. Вызов Полякова носил чисто формальный характер. В его предварительных показаниях ничего интересного для дела не было: вез семью - отца, мать и двоих детей. Пассажиров на обратную дорогу не нашел. Заночевал на вокзале. Утром взял с поезда и отвез в Синяк трех женщин, а потом порожняком катил до самого Рахова.
      Заинтересовали Дмитрия Ивановича пассажиры Косенко и Дыбы. Хустовский пассажир имел хоть какую-то мотивировку ночной поездки, а у приезжего из Ужгорода не было и этого. Да и вел себя ужгородский пассажир странновато. Нервничал, все время присматривался к местности, хотя было темно, упорно молчал. Все это не могло не привлечь профессионального интереса подполковника Коваля.
      3
      Душным вечером, когда усталый Коваль вернулся в гостиницу, внезапно позвонил майор Романюк.
      - Дмитрий Иванович, хотите посмотреть на вечерний город? - спросил начальник милиции. - Съездим на "Красную горку", отдохнете. Да и Наташе будет интересно, - добавил он. - Если не возражаете, я приглашу и одного нашего товарища, из пограничников.
      Коваль, узнав голос майора, с которым недавно виделся, в первый момент подумал, что появились новые данные по делу Иллеш, и теперь, слушая Романюка, только пожал плечами: какие там прогулки! Но, взглянув на Наташу, неожиданно согласился.
      Он взял с собою дочь не только для того, чтобы показать ей Закарпатье. Понимал, что будет очень занят, не увидит ни дня, ни ночи, и Наташа будет предоставлена самой себе. Но все же совместная поездка как-то сблизит их. В последнее время в Киеве они хоть и жили под одной крышей, но как будто в разных квартирах.
      Дмитрий Иванович все больше задумывался над этим, укорял себя за то, что, с головой уходя в работу, часто забывал о дочурке, в прошлом бывал с нею слишком строг, хотя строгость эта шла от опасений, что без жены не сможет он справиться с воспитанием девочки.
      - Опять в милицию, - вздохнула Наташа, почувствовав на себе взгляд отца. Она сидела в плетеном кресле и, опустив на колени раскрытую книгу, наблюдала за ним.
      - Нет, - ответил подполковник, извлекая из шкафа штатский костюм. Поедем ужинать на свежий воздух. На "Красную горку". Сейчас за нами заедут. Переоденься.
      - Ой!.. - Наташа повеселела и вскочила с кресла. - А переодеваться зачем?
      - А что, поедешь в этих протертых штанах? - сердито проворчал Коваль и тут же спохватился, - опять разговаривает с дочерью не так, как нужно.
      - Это не штаны, а джинсы, - возразила Наташа. - Кто-кто, а ты должен знать, - добавила с укором. - В джинсах даже в театр ходят. Ужасно отстаешь от жизни, Дик!
      - Надеюсь, не в таких протертых! - не сдавался Коваль.
      - Опять проявляешь некомпетентность, - не отступала и Наташа. Джинсы - чем больше терты, тем моднее.
      - Выходит, самое модное - ходить в лохмотьях? В конце концов, ты человек взрослый, одевайся, как тебе нравится, но если идешь со мной...
      - Могу и не пойти, - тихо сказала Наташа, и глаза ее погасли.
      Коваль понял, что проиграл, и, расстроившись, отправился в ванную. Уже оттуда донесся его голос:
      - Ты меня не так поняла. Беспокоюсь, чтобы тебе самой неудобно не было.
      - Майора позвать? - спросила Наташа, чтобы перевести разговор на другую тему.
      - Майора?
      Коваль на мгновение задумался. Знал, что Бублейников, который жил этажом ниже, не одобрял того, что он взял с собой в служебную командировку Наташу. Не исключено, что при случае это будет доведено до сведения начальства. Однако...
      - Майору позвони. Когда подойдет, передашь мне трубку.
      Бублейникова в номере не оказалось, вероятно, майор до сих пор задержался в милиции - ему не хватало рабочего дня: одновременно с ведением дела Иллеш Бублейников проверял работу отдела уголовного розыска. После повторных безрезультатных допросов Длинного и Клоуна он, очевидно, снова рылся в архивах.
      - Ладно, - сказал подполковник. - Все равно сейчас приедут.
      Он не успел закончить фразу, как в дверь постучали.
      "Красная горка" оказалась очень уютным местом. Проехав улицами оживленного под вечер городка, Романюк, Коваль и Наташа попали в сад, раскинувшийся на пологом зеленом холме. Они уселись на вкопанные в землю скамьи, за простой деревянный стол. Романюк заказал "по деце"* "Розы Закарпатья" и неожиданно встал, широким жестом приглашая к столу коренастого полковника в пограничной форме, возникшего как из-под земли.
      _______________
      * "П о д е ц е" - по сто граммов (местн.).
      Пограничник приблизился к столу, но не сел, а остановился напротив Коваля, добродушно и с мягкой иронией глядя в лицо подполковника. Наташа посмотрела на этого русого офицера с чуть скуластым и широким лицом, потом - на отца, который, поднявшись, тоже удивленно вглядывался в него. Но вот, словно по команде, оба бросились друг другу в объятия.
      Заметив улыбку Романюка, Наташа догадалась, что он эту встречу подстроил.
      - Ну и Антонов, ну и рядовой Антонов! - только и смог вымолвить Дмитрий Иванович. - Медведь, а не человек! И кто тебе разрешил ребра ломать?! Ладно, садись уж.
      Антонов сел. И у него, и у Коваля повлажнели глаза.
      - А нарушители границы у нас ничего лучшего и не заслуживают, товарищ старший сержант Коваль, - смеялся Антонов. - Приехать в Закарпатье тайком! Если б не случай и не Петр Иванович...
      - Откуда же мне было знать, - оправдывался Коваль, потирая ладонью грудь, - что ты - здесь, да еще и пограничник...
      - Как это откуда? Давно мог разыскать. За четверть века можно найти. Это же твоя специальность - искать. Черт знает, как только такого неповоротливого в милиции держат!
      - Моя специальность - искать преступников.
      - Слишком узко мыслишь. А кто находит потерянных детей, воссоединяет разбросанные войной семьи, потерявших друг друга однополчан? Верно, Петр Иванович?
      - Гуманистическая миссия милиции, - подтвердил Романюк. - Я, например, именно этим и занимаюсь.
      - Я ведь в уголовном розыске! Что ты, товарищ Антонов, понимаешь? Ты совсем по другому отделу проходишь...
      Старые друзья долго еще подтрунивали друг над другом: "Солидный стал!" - "Да и ты вроде весу набрал, раздался! Виски серебряные!" - "У меня - вторая молодость..."
      - Это, доченька, фронтовой мой друг, вместе воевали, - сказал Коваль Наташе.
      - О, дочурка! - радостно воскликнул полковник, протягивая Наташе загорелую руку. - Антонов, Виталий Иванович... А у меня двое сыновей орлы! Да чего тут сидеть! - вскочил он. - Поехали к нам! Капитолина Сергеевна не такими пельменями угостит! И вообще... Она о тебе, Дмитрий Иванович, столько уж наслушалась!
      - Э, нет, товарищ полковник, - решительно возразил Романюк. - Я его на свежий воздух вытащил. А вы снова - в хату. Уж посидим тут, а дальше видно будет. Как, Дмитрий Иванович? А за встречу можно еще по одной деце.
      - Где же ты был столько лет, Виталий Иванович, товарищ Антонов? Давай, брат, рассказывай!
      - Где был? Лучше спроси, где не был. На севере? Был. На востоке? Был. На юге? Тоже. На западе - сейчас. Дослужил в нашем батальоне, потом учился, военно-политическое кончил. А с пятьдесят первого - граница: Карелия, Мурманск, заставы в снегу. В пятьдесят седьмом - высшая школа, а там попросился на Дальний Восток: Чукотка, Камчатка, Сахалин, несколько лет - на Курилах, далеко на юге, край света, можно сказать.
      - Ну и ну! - покачал головой Коваль. - Значит, найти тебя было бы не легко.
      Наташа с наслаждением ела только что выловленную и приготовленную "царскую рыбу" форель и с неменьшим удовольствием слушала разговор.
      - А ты, доченька, знаешь, что такое Курилы? - обратился к ней Антонов.
      - Только по учебнику географии.
      Коваль в нескольких словах рассказал о себе, а затем оба офицера снова ушли в воспоминания о годах войны.
      Где-то впереди забрезжил мягкий, едва уловимый на небе свет. Наташа видела, как подсвечивало далекую черную линию гор, и ей казалось, что плывет она по темному вечернему небу, как по морю, в то жуткое царство крови и огня, где побывал отец еще до появления ее на свет.
      Задумавшись, она забыла об ужине. Не заметила, как все встали уже из-за стола. Полковник Антонов взял ее за руку:
      - Поехали, поехали!
      До ее сознания дошло: все-таки решили ехать к Антонову. Ей уходить не хотелось: она чувствовала себя здесь, в саду-ресторане, уютно, хорошо. Но ничего не поделаешь. Встала и пошла со всеми к "Москвичу"...
      Это был сказочный вечер. Быстрая езда по незнакомому городку, новые люди, новая обстановка, интересная беседа. По дороге заехали в милицию, но Бублейникова не застали.
      У Антоновых засиделись до глухой ночи. Дмитрий Иванович и полковник снова предались воспоминаниям. Жена Антонова, Капитолина Сергеевна, такая же русая, как полковник, поразила Коваля какой-то материнской нежностью к мужу. Она сидела, подперев щеку ладонью, и увлеченно слушала.
      Майор Романюк начал было развлекать Наташу разными милицейскими историями. Вспомнил и случай в гостинице, происшедший с киевлянкой, которая забралась в чужой номер, подняла руку на милиционеров и схлопотала пятнадцать суток. Но Наташа осталась равнодушной к этой экстравагантной землячке, ее интересовал разговор отца с Антоновым, и, почувствовав это, майор оставил ее в покое.
      - Значит, не забыл Сибиу, Клуж, Одорхей, Сиргу-Муреш? А наш маленький Меркуря-Чукулуй?!
      - Да разве забудешь! - сверкнул глазами Антонов. - За десять тысяч километров, на крайних точках земли, у самой солнечной колыбели - и то помнил! Это ведь не только освобожденная нами земля - это молодость наша! А молодость кто же может забыть!
      Да, были они сейчас недалеко от тех самых мест, где когда-то сражались с врагом. И, казалось, снова очутились на театре военных действий. Вместе воевали они не долго. Это было, когда Коваль после госпиталя попал в батальон противовоздушной обороны, охранявший от вражеской авиации расположенные в предгорьях железнодорожные пути, мосты и туннели, города и автострады Трансильвании.
      - Подумать только, он меня сразу узнавать не хотел, - добродушно жаловался жене полковник.
      - А как же узнаешь? - защищался Коваль. - Ты ведь в то время мальчишкой был. Гимнастерочка на тебе, как и на всех новобранцах тех лет, как на вешалке висела, из воротника длинная тонкая шея торчала. А теперь... Да и глаза вроде были другие. Светлее.
      - А как питались тогда в тылу? Так что же ты хочешь?
      - По сравнению с нашими девушками-зенитчицами, - объяснял подполковник Капитолине Сергеевне, - которые с боями прошли от Сталинграда до Румынии, новобранцы эти совсем детишками выглядели. Видели бы вы, как опекали их девушки. Лучший кусочек подсовывали, подворотнички стирали, пришивали. Я убедился тогда, что самое сильное чувство у женщин материнское.
      - Аксиома, - заметила Капитолина Сергеевна. - А кто тебе, Виталий Иванович, подворотнички пришивал? - обратилась она к мужу. - Что-то ты мне ничего такого не рассказывал!
      - Да что там рассказывать! - смутился Антонов. - Кому это интересно?
      - Вспоминаю, - продолжал Коваль, - приехали мы с лейтенантом на пост около Тиргу-Муреша, заходим в землянку, а там девушки своего юного подшефного охорашивают. Одна ему голову стрижет (и где только машинку достали!), другая гимнастерку стирает.
      - Боже ты мой! - вздохнула Антонова. - Наверно, братишек младших вспоминали. Или подумали о том, что скоро демобилизация, а там, может быть, появится и своя семья.
      - Это уж как кому повезло, - заметил Романюк.
      - Как же ждали мы тогда конца войны! - добавила Капитолина Сергеевна. - Жили-то ведь все время по боевой тревоге.
      Наташе хотелось гордиться своим отцом. Чувство это было неожиданным и удивительным.
      - А мы с товарищем подполковником, - сказал Романюк, - и сейчас так живем.
      - Бывало, что и в самый последний день войны погибали, - вздохнул Антонов. - Помнишь, Дмитрий Иванович, Земляченко, сержанта Куценко, Раю Лубенскую с поста номер девять? Мы ведь даже и в апреле сорок пятого бандитов вылавливали. А женский монастырь? Капитолина моя Сергеевна эту историю уже тысячу раз слышала. Про облаву, во время которой спас мне жизнь Дмитрий Коваль.
      - На войне, - сказал Коваль, - один за всех, а все за одного.
      - А как, как это было? Пап, расскажи, расскажи! - встрепенулась Наташа.
      Капитолина Сергеевна задержала на девушке взгляд. Судя по выражению лица Антоновой, она не осуждала Наташу за невыдержанность. Коваль заметил это. Что-то Наташка сегодня так возбуждена. Ресторан? Вино? Но она ведь не пила. Не может сразу воспринять такое множество новых впечатлений? Но в таких случаях обычно замыкаются в себе.
      Жена полковника понравилась Ковалю. Она создавала вокруг себя атмосферу доброжелательности, даже когда не улыбалась. Дмитрий Иванович никому не завидовал. Не зарился ни на служебную карьеру, ни на дачу или машину. Но, оставшись вдовцом, будучи лишенным семейного тепла, он особенно остро ощущал привлекательность такого дома, как дом Антоновых. Промелькнула мысль: "А какою будет Ружена?"