Неома вбежала в свою комнату. Она дрожала, сердце ее сильно билось. Раньше она не могла даже представить, что окажется в такой ситуации, когда ей придется вырываться из объятий мужчины, зная, что шансов на спасение практически нет. Сейчас она вспомнила, как Перегрин просил ее держаться подальше от такого опасного человека, как Дадчетт. Разве могла она подумать, что этот лорд станет следить за ней. У нее не было сомнений, что он специально отправил мистера Грейстона к маркизу, чтобы остаться с ней наедине. Сев на стул, она постаралась успокоиться.
Если бы они могли тотчас уехать домой! Разве сможет она пойти на обед, зная, что там увидит лорда Дадчетта? Она вспомнила, как лорд тащил ее в картинную галерею. При мысли о том, что произошло бы с ней, если бы не появился маркиз, Неома пришла в отчаяние.
«Ненавижу его! Ненавижу всех в этом доме! Если бы мы только могли уехать!»
Вдруг девушка поняла, что ей надо сейчас сделать. Как только служанка вошла в комнату, чтобы приготовить ванну, Неома попросила ее позвать экономку.
Вскоре пришла экономка, одетая в свое неизменное черное платье.
— Извините, что беспокою вас. Но… нельзя ли мне пообедать здесь, в своей комнате? После шума и жары на ипподроме у меня сильно разболелась голова.
— Думаю, его светлость отнесется к этому с пониманием, — проговорила экономка. — Вам принесут сюда поднос с едой. Пока Элси готовит ванну, я распоряжусь обо всем.
— Спасибо вам большое, — сказала Неома. — Вы уверены, что маркиз не рассердится?
— Не беспокойтесь, мисс, — доброжелательно ответила экономка, — ложитесь и отдыхайте, а остальное предоставьте мне.
Подождав, пока экономка ушла, она села за секретер, стоявший в углу комнаты, и быстро написала Перегрину записку. Понимая, что не может рассказать брату о лорде Дадчетте и маркизе, Неома, сославшись на головную боль, сообщала, что не спустится вниз и не сможет присутствовать на еще одном обеде, подобно вчерашнему. Она умоляла его много не пить, а в конце записки добавила: «Как только прочитаешь, сразу же порви эту записку». Подобное предупреждение Неома сочла разумным: эта записка, адресованная молодому человеку, в случае ее обнаружения могла бы показаться странной.
Запечатав свое послание и убедившись, что Элси все еще находится в комнате для переодевания и готовит ванну, Неома быстро открыла смежную с комнатой Перегрина дверь и бросила туда записку. «Когда камердинер найдет записку, — подумала она, — то непременно положит ее на туалетный столик». Затем Неома разделась и приняла ванну. Она радовалась, что ей не надо выходить из комнаты и присутствовать на еще одном отвратительном пире.
Вскоре ей принесли обед. Она ела с аппетитом и не была похожа на человека, испытывающего сильную головную боль. Когда в комнату заглянула экономка и спросила, как она себя чувствует, Неома не сдержалась и сказала, не может ли та принести ей какие-нибудь книги.
— Вы хотите почитать, мисс?
— Да, хотелось бы немного перед сном почитать, — объяснила Неома, — однако если это трудно сделать, то не надо. Не хочу создавать вам лишние хлопоты.
— Это вовсе не хлопоты, мисс, — ответила экономка, — просто я не помню, чтобы гостьи его светлости когда-нибудь просили подобное.
— Я люблю читать, а здесь, наверное, много замечательных книг. Мистер Грейстон обещал показать мне библиотеку, а сначала мы осмотрели парадные покои.
— Да, здесь превосходная библиотека. Если я не ошибаюсь, то в ней насчитывается свыше двадцати тысяч книг.
— Двадцать тысяч! — воскликнула Неома. — Как бы мне хотелось прочитать все эти книги.
— Тогда вам пришлось бы остаться здесь на всю оставшуюся жизнь, мисс.
— Но так как это невозможно, я с удовольствием почитала бы одну из них, — улыбнулась Неома.
— Ложитесь в постель, мисс, а я принесу вам книги, — ответила экономка.
Через некоторое время экономка возвратилась, в руках у нее было несколько книг.
— Как вы добры! — воскликнула Неома, восхищенно глядя на них.
Положив книги на столик рядом с кроватью девушки, экономка сказала:
— На самом деле эти экземпляры из личной гостиной его светлости. Мне разрешил их взять оттуда камердинер его светлости.
— А его светлость знает об этом? — беспокойно спросила Неома.
— Когда книги понадобятся его светлости, они уже будут стоять на месте, — ответила экономка. — А теперь отдыхайте, мисс. Надеюсь, то, что я принесла, вам понравится.
— Не сомневаюсь в этом. Спасибо вам большое. Экономка ушла. Неома принялась рассматривать книги. Она отметила про себя, что никогда бы не подумала, что маркизу могут нравиться «Размышления о современных недовольствах» Эдмунда Берка. Для нее оказалось настоящим открытием, что маркиз интересуется политикой. Еще более удивилась Неома, увидев книгу Фрэнсиса Бэкона «О браке и холостяцкой жизни», а также три томика стихов.
Она открыла книгу со стихами Уильяма Каупера. Эти стихи она читала еще в детстве. Выучив Джона Гилпина наизусть, она декламировала перед матерью и отцом. Листая книгу, Неома обнаружила пометки, сделанные маркизом. Некоторые строки были подчеркнуты двумя линиями. Крайне неожиданной для нее явилась, например, строка:
«Я был израненным оленем, давно оставившим свое стадо».
«Зачем он подчеркнул это? Разве подобное относится к нему?»— подумала Неома. С трудом верилось, что такой человек, как маркиз, мог сравнивать себя с «израненным оленем, оставившим свое стадо». Напротив, маркиз казался ей неотъемлемой частью этого «стада», не мыслившим себя без него.
Как странствующий путник, Неома просматривала книги, пытаясь отыскать то, что ей особенно хотелось бы сейчас почитать. Когда она взяла в руки сборник стихов Драйдена, то быстро пролистала книгу и нашла там несколько любимых произведений. Затем в сборнике Джона Донна она увидела стихотворения, которые также читала раньше и очень любила. Ее мама рассказывала, что в то время, когда Донн писал их, он вел распутный образ жизни. Неома обнаружила помеченные маркизом строки:
Простишь ли мой порок,
Который мне помог над всеми побеждать
И побуждать их к совершению греха?
«Что же это все значит? Неужели он хорошо осознает, что грешит, вовлекая и других в этот грех? В это трудно поверить!»— недоумевала Неома.
На другой странице также были сделаны пометки около строки:
«Я дважды глупец, зная, что люблю и говорю об этом».
Отложив книгу, Неома задумалась. Неужели маркиз был влюблен? Но в кого? Наверное, эта женщина так прекрасна, что даже такой мужчина, как маркиз, не смог устоять перед ней. Однако трудно было представить, что маркиз может любить так, как любят «от бога», — восторженно, возвышенно, священно.
Она вспомнила лицо маркиза, с каким презрением он смотрит на людей, как цинично улыбается. Однако во время их езды на лошадях он был другим. А может быть, ей это показалось?
Стало темнеть. Вошла Элси, чтобы опустить занавеси и зажечь свечи в большом фарфоровом канделябре «Дрезден», стоявшем на туалетном столике рядом с кроватью Неомы.
— Не стоит тратить так много свечей, Элси, — сказала Неома, — ведь они такие дорогие. Элси засмеялась:
— В этом доме такого не говорят.
— Почему же?
— Потому что его светлость требует, чтобы свет горел в каждой комнате, независимо от того, находится в ней кто-нибудь или нет.
— В каждой комнате? — удивилась Неома.
— Да, мисс, его светлость ненавидит тьму. Когда он возвращается домой, то любит, чтобы все окна светились и дом не казался темным и пустым.
— О столь необычных «вещах я слышу впервые! — воскликнула Неома.
— Я сказала вам то, что думаю, мисс. Почему бы его светлости не делать то, что хочется? Он в состоянии себе это позволить.
— Конечно, почему бы и нет? — улыбнулась Неома.
— Должно быть, вам кажется странным, что в комнатах, где никого нет, всегда горит свеча. По крайней мере, мы не боимся призраков и привидений.
— Конечно, это благо для вас.
— Спокойной ночи, мисс, — сказала Элси и направилась к двери. Затем, обернувшись, добавила:
— Извините, мисс, но на вашем месте я бы заперла дверь, тогда вы сможете спать спокойно.
Неома удивленно посмотрела на служанку. Очевидно, Элси намекала ей о мерах защиты от таких гостей, как лорд Дадчетт! А если…
Неома представила, что может случиться, если не быть осторожной, и тут же вскочила с постели. Она решила также запереть и смежную с комнатой Перегрина дверь. Тогда уж точно никто не сможет проникнуть к ней.
Возвратившись в постель, она продолжила читать стихи Джона Донна. На одной из страниц она опять увидела жирно подчеркнутую фразу:
» Клянусь, нигде найти нельзя ту женщину, которая честна, правдива и верна «.
Прочитав эту фразу несколько раз, Неома поняла, что в ней спрятан ключ к разгадке секрета маркиза.
»…нигде найти нельзя ту женщину, которая честна, правдива и верна «.
Значит, маркиз был обманут когда-то женщиной, но почему? Удалось ли ему позже встретить честную женщину?
Опять и опять перед Неомой возникали вопросы. Но ответить на них девушка пока не могла. Так в мыслях о маркизе она и заснула.
Кто-то стучал в дверь. Неома в испуге проснулась. Но было уже утро, и она поняла, что это может быть только Элси.
Встав с постели, Неома отперла дверь.
— Доброе утро, Элси.
— Доброе утро, мисс. Извините, что я разбудила вас, но об этом попросил меня его светлость.
— Его светлость? — изумилась Неома.
— Да, мисс. Он спрашивает, не хотите ли вы проехаться с ним на лошадях? Так вот, он просил передать, что через полчаса отправится на прогулку.
— Конечно, я бы с удовольствием проехалась! — радостно воскликнула Неома.
Пройдя через всю комнату, Элси подняла занавеси, затем сказала:
— Вечером миссис Элвертон говорила мне, что если вы захотите поехать верхом на лошади, то можете взять у нее юбку для верховой езды. Правда, нет, к сожалению, подходящего жакета, но можно и без него. На улице тепло.
— Конечно, я непременно воспользуюсь такой юбкой, — ответила Неома, — Как это любезно со стороны миссис Элвертон проявлять обо мне такую заботу.
Когда Неома была уже почти одета, Элси принесла превосходную юбку из тонкой голубоватой ткани. Правда, она была немного велика Неоме в талии, но Элси быстро исправила этот недостаток. Неома надела вниз накрахмаленную нижнюю юбку и отметила про себя, что в таком наряде ей гораздо удобнее. К счастью, у нее оказалась с собой блузка из муслина, которую она сама сшила. Правда, не было подходящей шляпы, поэтому, чтобы волосы не растрепались на ветру, Неома сделала тугой низкий пучок.
Не в силах скрыть чувство радости, Неома как на крыльях мчалась по лестнице. Она вновь сможет прокатиться на одной из прекрасных лошадей маркиза!
Маркиз уже ждал ее в вестибюле. Заметив девушку, он слегка улыбнулся, очевидно, тому, как она была одета.
— К сожалению, у меня нет шляпы, — оправдывалась Неома, — а миссис Элвертон дала мне эту юбку.
— В столь ранний час вас никто, кроме меня, не увидит, — ответил маркиз. — Я решил, что вы не обидитесь, если вас разбудят, поскольку вечером вы легли рано.
Она не знала, как воспринимать его слова: неужели он был раздражен из-за ее отсутствия на вчерашнем обеде? Однако у нее не было желания сейчас что-либо выяснять, у парадного входа их уже ждали две прекрасные лошади. Маркиз помог ей сесть в седло, и когда они отъехали, Неому уже не волновало, что еще очень рано и все спят. Сейчас она думала лишь о великолепной езде на породистой лошади.
Как и в предыдущий раз, сначала они пустили скакунов галопом, а потом сбавили темп. Маркиз заметил:
— Никогда бы не подумал, чтоб женщины, подобные вам, страдали головными болями! Неома улыбнулась.
— Вы хотите, милорд, чтобы я извинилась?
— Напротив, я думаю, вы поступили правильно, — ответил маркиз, — однако это первый случай, когда кто-то умышленно пренебрегает моим гостеприимством.
Неома ничего не ответила, тогда маркиз сказал:
— Но поскольку вы уже дали мне понять, что думаете о предыдущем обеде, то я совсем не удивился, когда вы не пришли вчера.
— Извините… если мои слова показались вам грубыми.
— Не грубыми, — ответил маркиз, — а совершенно неожиданными. Вы, мисс Кинг, довольно необычная особа.
Маркиз видел, что девушка в замешательстве, и поспешил добавить:
— Я лишь подумал о том, что не знаю вашего имени. Как вас зовут?
— Неома.
Маркиз удивленно поднял брови и сказал:
— Ваше имя олицетворяет свет молодого месяца! Почему вас так назвали?
— Наверное, стоило бы удивиться тому, что вы знаете историю Древней Греции , но я совсем не удивлена.
— И почему же?
— Потому что вчера вечером мне довелось читать книги, которые вам нравятся. Они и мне нравятся тоже.
— Не совсем понимаю, о чем вы говорите, — сказал маркиз.
Неома вдруг подумала, что поступила бестактно, воспользовавшись без его ведома книгами. Помолчав немного, она спросила:
— Если я вам все скажу, вы не рассердитесь?
— Все зависит от того, что вы мне скажете.
— В таком случае лучше мне ничего вам вообще не говорить.
— Ваши слова смахивают на шантаж, — сказал маркиз, — поэтому я сдаюсь и обещаю, что не стану сердиться, что бы ни услышал.
— Так вот, вчера вечером, пообедав у себя в комнате, — начала Неома, — я попросила миссис Элвертон принести мне что-нибудь почитать. Она сказала, что в вашей библиотеке свыше двадцати тысяч книг. Я решила, что вы не заметите отсутствия одной-двух книг.
— И что же она принесла вам? — спросил маркиз.
— Несколько книг из вашей личной гостиной. Среди них оказались книги Джона Донна. Я с удовольствием перечитала стихи, которые давно знаю и люблю.
Маркиз ничего не ответил. Тогда Неома быстро добавила:
— Пожалуйста, не браните миссис Элвертон.
— Я не собираюсь ее бранить, я просто очень удивлен. И что же еще вы читали?
— Драйдена. Однако я никогда бы не поверила, что вы тоже любите его стихи.
— Почему же?
Неома не хотела отвечать, но все же отважилась и ответила цитатой:
На троне царственном своем
Сидел он словно полубог.
На мгновение Неоме показалось, что глаза маркиза гневно вспыхнули, но он лишь засмеялся и сказал:
— Так, значит, вот каким я выгляжу, когда сижу за обеденным столом?
— Именно так!
Маркиз опять засмеялся, затем произнес:
— Однако вы забыли, что сказано дальше.
— И что же?
Упав со своего высокого поста,
Лежит он в луже крови…
А рядом с ним нет никого,
Кто бы глаза закрыл ему навеки.
— Я думаю, подобное с вами никогда не случится, — сказала Неома.
— Надеюсь, что не случится, тем более если вы мне говорите это. Внутреннее чутье никогда не подводит вас. Ведь вы не ошиблись вчера, когда заявили, что Алмаз не выиграет на Дерби.
— Вы расстроились… из-за этого?
— Я разочаровался.
— Конечно… наверное, вы потеряли много денег?
— Я никогда не ставлю на собственных лошадей.
— Странно.
— Еще давно я установил для себя это правило. Поэтому единственное, что я потерял, это призовой фонд, ну, и, конечно же, престиж.
— Вы еще возьмете реванш.
— Конечно, тем более если вы мне пророчите победу.
— Сейчас я не могу ничего сказать, однако то, что я ощутила вчера, возможно, никогда более не испытаю.
— А раньше у вас бывали подобные предчувствия?
— Пару раз.
— Я думаю, вы могли бы прекрасно зарабатывать на скачках, предсказывая победителя. Покачав головой, Неома ответила:
— Я уверена, что в подобных случаях мое чувство не срабатывало бы.
Но про себя Неома согласилась с маркизом: так можно было бы заработать деньги, в которых нуждался Перегрин. Но, отогнав эту мысль, девушка решила, что это не выход из положения; надо заставить Перегрина отказаться от азартных игр, а не подстрекать его к этому.
— О чем вы сейчас думаете? — вдруг спросил маркиз.
— Об азартных играх.
— Вы хотели бы поиграть?
— Нет, конечно, нет! Я ненавижу азартные игры, это очень вредное и пагубное занятие. Если человеку нужны деньги, то он должен зарабатывать их иначе, а не надеяться на карточный выигрыш.
— Очевидно, с азартными играми у вас связано что-то неприятное? Наверное, Стандиш, играя в карты, многим рискует, и это вам не нравится?
Маркиз был близок к истине. Неоме стало не по себе, и она быстро сказала;
— Может быть, пойдем галопом? Хочу проехаться с ветерком.
— А мне кажется, вы избегаете моего вопроса, — заметил маркиз и пришпорил коня.
Время прошло быстро, и надо было возвращаться. Неома загрустила. Скоро она покинет Сит, и никогда более ей не придется скакать на такой прекрасной лошади, рядом с таким опасным наездником.
Взглянув на маркиза, она отметила, что не встречала еще такого подтянутого, атлетически сложенного мужчину. Маркиз великолепно держался в седле, а его превосходный жеребец как будто с полуслова понимал своего хозяина и делал все, чтобы не подвести его.
Сквозь кроны деревьев пробивались солнечные лучи. Даже на расстоянии можно было видеть, как сверкает поверхность озера. Все вокруг было озарено светом. Неому охватило чувство восторга.
— Я всегда буду вспоминать об этом, — только и смогла произнести девушка.
— Вы говорите так, как будто все уже в прошлом, — сказал маркиз, наблюдавший за ней.
— Именно так и будет… завтра.
— А вы бы хотели, чтобы этого не случилось? Неома по-детски улыбнулась:
— Все… похоже на прекрасный сон, и хочется, чтобы этот сон продолжался всегда, потому что… это часть другого мира… более совершенного, чем тот, в котором мы живем. Но в то же время человек понимает, что неизбежно его пробуждение от этого сна… и, очнувшись, он опять увидит ту реальность, в которой живет.
Она добавила про себя, что мираж исчезнет, и останется лишь отчаяние от того, что ни Перегрин, ни Чарльз не смогут заплатить по злополучной расписке, находившейся у маркиза.
Неома заставляла себя не думать о самом худшем, однако совсем не думать об этом было невозможно. Внезапно она почувствовала, что маркиз внимательно разглядывает ее лицо, и спустя мгновение она услышала его слова:
— Что вас беспокоит?
— То, что скоро я должна пробудиться от этого прекрасного сна.
— Подобное происходит со всеми, — цинично заметил маркиз.
В этот момент Неоме хотелось рассказать ему всю правду. Но это было бы предательством по отношению к Перегрину. Кроме того, маркиз может не понять ее. Эти несчастные две тысячи фунтов мало что значат для владельца такого роскошного имения, где днем и ночью горят свечи, обеденный стол украшает посуда с отделкой из золота, льется рекой дорогое вино, а все комнаты полны дорогих старинных вещей.
А что есть у Перегрина? Безденежье, ветхий дом, который невозможно продать. Самое страшное, что ожидает Перегрина, — полное разорение из-за долга человеку, для которого их старый дом не представляет никакого интереса.
Лошади поскакали быстрее, и Неоме показалось, что в топоте копыт она отчетливо слышала:» Это долг чести… чести… чести!«.
Глава 5
Когда они возвратились в особняк, Неома быстро поднялась в свою комнату, чтобы переодеться.
Стук в дверь раздался в тот момент, когда Неома переодевалась и ей помогала служанка. Стучали в смежную с комнатой Перегрина дверь.
— Войдите, — ответила Неома, не зная, как объяснить Элси, чтобы та оставила ее одну.
Но служанка оказалась достаточно опытной, и она сразу же вышла в коридор, как только вошел Перегрин. Подождав, пока за Элси закроется дверь, он сказал:
— Я должен поговорить с тобой. Наши планы изменились. Вчера вечером сэр Эдмунд Кортни пригласил меня и Чарльза к нему домой.
Угадав желание Неомы знать, зачем их пригласили, Перегрин добавил:
— Сэр Эдмунд, заядлый боксер, любит устраивать у себя в Хатфилде кулачные бои.
Перегрин был страстным болельщиком этого вида спорта, и по его голосу можно было понять, что он жаждет увидеть один из таких боев.
— В этот раз у сэра Эдмунда состязаются два известных чемпиона. Можешь представить, какое захватывающее зрелище там ожидается.
Неома знала, что Перегрин всегда интересовался профессиональным боксом. Но Перегрину не позволяли участвовать в боях, потому что их мать не хотела даже слышать о том, чтобы мужчины избивали друг друга кулаками.
— Я, конечно, могу понять твое желание, дорогой, — сказала она, — но разве ты не говорил, что мы уедем отсюда раньше?
— Мы уедем сегодня же вечером, — ответил Перегрин, — как только возвратимся со скачек. Вдруг Перегрин тихо засмеялся.
— Не думал, что ты сможешь придумать какой-нибудь предлог, чтобы не присутствовать вчера на обеде! Что же там творилось! Женщины будто обезумели и совершенно потеряли всякий стыд.
Неома хотела уже сказать, что ей случайно удалось избежать этого пиршества, но вместо этого спросила:
— В котором часу мы уедем? . — Сразу же, как возвратимся из» Даунса «, — ответил Перегрин. — Полагаю, что это будет до пяти часов дня, ведь маркиз обычно уезжает сразу же после больших скачек.
— Экипаж уже заказан?
— До Лондона нас обещал довезти Кортни на своем кабриолете, — ответил Перегрин. — Затем на следующий день рано утром мы с Чарльзом отправимся в Хатфилд, а поскольку там будет холостяцкая вечеринка, то вопрос о твоем присутствии не стоит.
Неома облегченно вздохнула, но было заметно, что Перегрин собирается сказать ей еще что-то.
— Я слушаю, дорогой!
Заглянув через плечо Неомы и убедившись, что никто их не подслушивает, Перегрин тихо произнес:
— Настал наш час!
— Что ты имеешь в виду?
— Раз вчера у тебя болела голова, ты можешь сказать, что чувствуешь себя еще нехорошо и не поедешь сегодня на скачки.
Затем помолчав, Перегрин добавил:
— Чарльз узнал, где маркиз хранит деньги. Без сомнения, там же лежит и долговая расписка.
— Как удалось Чарльзу это выяснить? — спросила Неома.
— Кортни попросил у маркиза дать ему денег взамен чека, чтобы он смог поиграть в карты. Чарльз захотел сделать то же самое.
Неома воскликнула:
— Неужели он опять сел играть? Наверное, он проиграл?
— Нет, к концу вечера он даже выиграл, — сказал Перегрин, — однако я все же предупредил его, что он опять совершает большую глупость.
— Мне тоже так кажется, — заметила Неома. — Как он может быть таким безрассудным? Он может проиграть все, что мы выиграли на скачках.
— Об этом я ему и говорил, — ответил Перегрин, — однако крепкие вина маркиза, наверное, сильно ударили ему в голову. Что-либо доказывать Чарльзу было бесполезно.
— О Перегрин! Ну как вы оба можете быть такими глупцами? — недоумевала Неома. И как маркиз позволяет таким молодым людям, как Перегрин и Чарльз, много пить, подталкивая их на карточную игру! Неома вспомнила, что в книге Джо на Донна рукой маркиза были подчеркнуты следующие слова:
Простишь ли мой порок,
Который мне помог
Над всеми побеждать и побуждать их
К совершению греха?..
Именно этим маркиз и занимался на своих приемах, где царили безудержное пьянство и карточная игра.
» Ненавижу его!«— в ярости подумала она, но тут же перед ее глазами возник образ совершенно другого маркиза, с которым она ехала рядом сегодня утром, который так грациозно держался в седле. Трудно было поверить, что один человек может быть таким разным.
— Пожалуйста, расскажи, что же было потом? — спросила Неома.
— Маркиз повел Кортни и Чарльза в свою гостиную, которая находится в его апартаментах на этом этаже.
» Именно оттуда приносила экономка книги для меня «, — отметила про себя Неома.
Можно было догадаться, что задумал Перегрин.
— Если ты останешься и не поедешь на скачки, то легко можешь проникнуть в гостиную маркиза и осмотреть его письменный стол. Чарльз сказал, что в среднем ящике стола лежат деньги.
Воцарилось молчание, затем Неома спросила:
— Как ты… можешь предлагать мне такое? Я не в состоянии… украсть… у маркиза…
— Это надо сделать! — ответил Перегрин. — Ты же знаешь, что осталось только три дня, чтобы достать две тысячи фунтов. Ради бога, Неома, где я смогу найти такую сумму?
— Я знаю… знаю, — несчастным голосом произнесла Неома, — но…украсть у человека, который любезно нас принял у себя… это низко, подло.
Перегрин подошел к окну и посмотрел через окно в парк.
— Две тысячи фунтов — для маркиза ничто, но, если я их не найду и маркиза не устроит наше поместье в счет долга, тогда я вынужден буду отправиться во Флит .
— В долговую тюрьму? — вскричала в ужасе Неома. — Никто, даже маркиз, не смеет поступить с тобой так!
— Я уверен, что он именно так и сделает. Но если я и не попаду в тюрьму, то наверняка меня исключат из Уайтса и ни в один другой клуб больше не примут. И что тогда мне придется делать? — с горечью в голосе спрашивал Перегрин.
На этот вопрос ответа не было. Положение Перегрина было безвыходным, и никто, кроме Неомы, не сможет ему помочь.
— Тяжело вздохнув, она проговорила так тихо, что Перегрин едва услышал ее:
— Скажи… где Чарльз видел… деньги.
…Когда Неома и Перегрин вошли в зал, где был накрыт завтрак, там уже сидело несколько человек. По их виду можно было судить, что они провели ужасную ночь, а сейчас пожинают плоды своей распущенности.
Неома быстро поела. Она нервничала из-за того, что предстояло ей сделать. Затем вместе с Перегрином они направились в холл. Там он тихо сказал:
— Надеюсь, у тебя все получится! Ради бога, смотри, чтобы тебя не застали» на месте преступления «. Тогда мы окажемся в худшей ситуации, чем сейчас».
— Я буду осторожной! — пообещала Неома.
Уже в холле она задумалась, не покажется ли странным маркизу то, что она отказалась поехать на скачки, сославшись на головную боль, в то время как на утренней прогулке она не выглядела страдавшей от головной боли. А может быть, маркиз решит, что у нее не было желания ехать на скачки в компании женщин, которых она презирала, поэтому предпочла остаться одной и провести время за чтением?
Объяснив Перегрину, что именно надо сказать маркизу, Неома поднялась в свою комнату. Внезапно ей в голову пришла мысль, что у нее есть предлог, чтобы войти в гостиную маркиза. Знаком свыше можно считать то, что миссис Элвертон предложила ей книги из гостиной маркиза. Если кто-нибудь застанет там Неому, она скажет, что брала книги и принесла их обратно.
Сердце Неомы сильно билось. И не только потому, что ей предстояло совершить кражу, но и от того, что она должна войти в личные апартаменты маркиза. Она успокаивала себя тем, что если не будет спешить и подождет, то не столкнется ни с кем из многочисленных слуг.
Как только она услышала звук горна, возвестившего, что карета выехала из поместья на дорогу, Неома спустилась вниз, чтобы найти мистера Грейстона.
Перед тем как выйти из своей комнаты, ей удалось узнать у служанки важную информацию.
— Вы не поедете на скачки, мисс? — спросила Элси, увидев, что Неома не собирается надевать капор, лежавший на стуле.
— Нет, Элси, — ответила Неома, — я думаю, это было бы слишком утомительным, ведь мы отправляемся в Лондон вечером, а не завтра утром.
— Я уже знаю об этом. Когда вы ушли на завтрак, камердинер мистера Стандиша сказал мне, что он распорядился упаковать вещи к пяти часам.
— Мои вещи тоже надо собрать к этому часу.
— Это будет несложно, — заметила Элси, — у вас вещей вполовину меньше, чем у остальных леди. Неома промолчала, а служанка сказала:
— Я соберу ваши вещи сразу же после обеда. Утром я кое-что должна сделать по распоряжению миссис Элвертон. Не волнуйтесь, все будет готово вовремя, мисс. Я подготовлю и то платье, в котором вы поедете.
— Спасибо, — сказала Неома и тут же спросила:
— А когда вы обедаете?
— Обычно в полдень, мисс, но когда хозяина нет дома, то мы обедаем позже.
— Когда же?
— Где-то около часа дня, мисс, но я буду у вас в комнате к двум часам. Не волнуйтесь за ваш багаж.
— А я и не волнуюсь, — улыбнулась Неома, довольная тем, что узнала все, о чем хотела. — Если у меня останется время, то я бы хотела погулять по саду, — сказала она. — Может быть, вы спросите, могу ли я пообедать в половине первого?
— Я думаю, это вполне возможно, мисс. Единственное: вам придется обедать в небольшой обеденной комнате, потому что вы будете одна.
— Прекрасно, — ответила Неома и поспешила на поиски мистера Грейстона.
Все утро она осматривала роскошные комнаты особняка. Трудно подобрать слова, которые бы точно передали ощущения Неомы. Любуясь картинами и фарфором в парадном дворцовом покое, она поймала себя на мысли, что могла бы годами смотреть на все это и никогда бы не устала.
Библиотека оказалась такой, какой описывала ее миссис Элвертон. Большое помещение со множеством стеллажей и полок поражало не только разнообразием книг, но и прекрасной росписью потолка, сделанной художником Верри. Мистер Грейстон рассказал, что письменный стол из красного дерева сделан по эскизу известного Уильяма Кента. Затем Неома побывала в обеденном зале. Теперь, когда здесь никого не было, она могла спокойно насладиться картинами Ван-Дейка. Более внимательно Неома рассмотрела и столики для закуски с позолоченной отделкой и с мраморным верхом.
В двенадцать часов мистер Грейстон сказал:
— К сожалению, мы должны прерваться, мисс Кинг. Через пять минут у меня встреча с доверенным лицом его светлости. Если хотите, после обеда я покажу вам еще несколько комнат.
— Вы же знаете, я буду только рада. Спасибо вам за то, что вы мне уже показали. Не могу выразить словами, как я восхищаюсь этим прекрасным особняком.
— Всегда рад быть полезным такой признательной особе, как вы, — ответил мистер Грейстон, — будет жаль, если мы не закончим с вами нашу экскурсию.
— Мне тоже будет жаль. Может быть, я зайду к вам около двух часов? — спросила девушка.
— Конечно, я буду у себя, — пообещал мистер Грейстон.