Мятежная княжна

Если бы ей суждено было в эту минуту умереть, она ни о чем не пожалела бы, Миклош наконец оторвался от ее губ и, глядя ей в глаза, очень нежно сказал:

— Бог да хранит тебя, моя дорогая. Я молю о том, чтобы Он помог мне оказаться достойным твоего доверия.

Он поцеловал ее в лоб и, взяв за руку, увлек к ступенькам, которые вели на постоялый двор. Они остановились у первой двери. Тора молча смотрела на Миклоша, еще целиком во власти того блаженства, которое он подарил ей. Говорить она не могла, да в словах и не было нужды.

Миклош поднес руку девушки к губам и покрыл поцелуями. Несколько мгновений Тора ощущала теплое, нежное, страстное прикосновение его тела. Потом он молча повернулся и ушел в сад.

Почему-то Тора решила, что он направился к конюшне. Но ей не хотелось следить за ним. Она поднялась по ступенькам и вошла в «Три колокола».

Поднявшись по черной лестнице, не застеленной ковром, она нашла свою спальню. Заперев дверь, девушка упала на кровать и уткнулась лицом в подушку. Она лежала долго, потрясенная чувством, которое пробудил в ней Миклош. Прошло не меньше часа, прежде чем Тора заставила себя встать, раздеться и лечь в постель.

Она закрыла глаза и попыталась заснуть, как велел ей Миклош, но сна не было. Тора могла только страстно молиться о том, чтобы с ним ничего не случилось и чтобы им снова удалось встретиться. В эту молитву она вложила все силы своей души.

На следующее утро, сразу после завтрака, он отправился во дворец. По дороге Тора думала, что все, случившееся накануне, не могло произойти на самом деле. И в то же время она ничего не могла поделать с ощущением сказочного счастья, потому что под утро ей снилось, что снова Миклош держал се в объятиях и целовал.

Только когда экипаж въехал в Маглич, Тора спустилась с небес на землю при мысли о том, в какой ужас пришел бы ее отец, узнав обо всем. Великому князю и в голову не могло прийти, что его дочь, которую он прочил в королевы, едет по улицам столицы Солоны в крестьянском наряде, в обществе трех пожилых музыкантов.

В эту минуту князь Борис и его планы тоже, казалось, утратили для княжны свою реальность.

Ярко светило солнце, и, население Солоны с виду зажиточное и довольное, толпилось На улицах и на ярмарочной площади. Люди собрались за покупками. Многочисленные лавки и разносчики с лотков торговали свежими фруктами и овощами, которые дарила щедрая земля Солоны.

На прилавках высились горы клубники и малины, красных и желтых слив, чернослива, черешен, абрикосов и персиков. На ярмарку в Маглич собирались жители со всей округи. Многие приезжали издалека, чтобы повыгоднее купить или продать.

Крестьяне ехали по пыльным дорогам на повозках или шли, толкая перед собой тачки с товаром, распевая народные песни, такие же радостные и беззаботные, как сами местные жители. А оказавшись в городе, селяне увлеченно торговались со всеми, кого привлекал их товар.

На ярмарке были сыры из козьего и коровьего молока и колбасы, обильно сдобренные чесноком.

Продавали и цыплят, окорока, паштеты всех сортов, которые удовлетворили бы самых искушенных гурманов.

Ярмарка казалась такой яркой и красочной, что Тора с удовольствием потолкалась бы в этой оживленной толпе, но на это у них не было времени.

Проехав через весь город, они наконец увидели вдали, на склоне горы, королевский дворец, возвышавшийся над городом. Торе показалось, что он необычайно красив, как и подобает дворцу. Портик украшали белые колонны в классическом стиле. Въезд во дворец преграждали кованые чугунные ворота, украшенные золотом.

К парадному входу вела широкая лестница, перед которой стоял караул, издали похожий на ярко раскрашенных игрушечных солдатиков. Сверкающие ружья в руках караульных казались совершенно безобидными, тоже игрушечными.

Но вспомнив, что в любой момент заговорщики могут расстрелять солдат, захватить дворец и, возможно, убить всех, кто попытается защитить своего короля, Тора вздрогнула от ужаса.

И в то же время это казалось таким невероятным, что в глубине души она немного надеялась, что преувеличила опасность. Ничто вокруг не напоминало о заговоре против этой приветливой страны и ее монарха.

Заметив, как нервничает профессор, Тора устыдилась своих мыслей и сказала себе, что сейчас она должна думать только о нем.

Они почти не разговаривали с того момента, как выехали с постоялого двора. Тора решила, что профессор и двое других музыкантов просто устали, потому что поздно легли. К тому же накануне немало тостов было провозглашено в честь профессора, так что и выпито было больше того, к чему привык, как было известно Торе, ее весьма воздержанный учитель.

Как бы то ни было, девушка не сомневалась, что все это не отразится на игре музыкантов. Чтобы успокоить профессора, она сказала:

— Ну вот, мы и приехали. Я уверена, что поклонник вашего искусства, кронпринц Хорватии, с нетерпением ждет нашего выступления.

— Надеюсь, вы правы, дорогая моя, — ответил профессор. — Но сначала надо посмотреть, где нам предстоит играть, и порепетировать.

— Да, конечно, — согласилась Тора.

Их встретил один из, королевских адъютантов. Он сказал профессору, что его величество и его высочество кронпринц рады его приветствовать.

Ведя их через просторный внушительный вестибюль, адъютант сказал:

— Пожалуйста, обращайтесь ко мне, профессор, если вам что-то понадобится. Мы позаботились о том, чтобы рояль был настроен. Он довольно новый и, надеюсь, вы будете удовлетворены.

— Не сомневаюсь! — ответил профессор. — Передайте его величеству, как мы ценим его благосклонность.

Они шли по длинным дворцовым коридорам, и Тора любовалась прекрасной живописью и великолепной мебелью. В основном дворец украшали произведения французского искусства. Тора вспомнила, что мать правящего короля была француженкой. Тут она снова пришла в отчаяние при мысли о том, что через две недели король Радел придет просить ее руки.

Встреча с Миклошем все изменила. Она отдала ему свое сердце и не может стать женой другого, будь он хоть трижды королем.

Тора понимала, что ей никогда не разрешат выйти замуж за человека не королевской крови. А это означает, она обречена на, одиночество до конца жизни. Думать об этом было почти невыносимо, но так же невыносимо было согласиться на брак с нелюбимым человеком.

«Это совершенно неестественно!»— думала княжна. Теперь, когда она узнала любовь, ее отвращение к браку с королем Солоны из соображений государственной пользы усилилось в сотни раз. Тора просто представить себе не могла, что кто-нибудь, кроме Миклоша, будет целовать ее.

«Лучше умереть!»— подумала девушка и Поняла, что действительно предпочтет смерть подобному браку.

Адъютант привел их в музыкальный салон, который размещался в самом конце парадных помещений дворца. Торе он понравился, хотя и был меньше, чем салон у них во дворце, и совсем по-другому обставлен. Здесь имелась настоящая сцена с занавесом, а в центре зала стояла чудесная статуя богини с купидончиком на руках, который играл на свирели.

Декор салона был выдержан в голубых тонах, а колонны у стен — бело-золотые. Темно-синий потолок создавал иллюзию ночного неба. Адъютант сказал, что по вечерам в нем высвечиваются звезды.

— Как это необычно! — восхитилась Тора. Его величество сам придумал такое оформление салона? Адъютант покачал головой:

— Боюсь, его величество не очень любит музыку. Этот салон редко используется. По правде говоря, все это выдумка принца Велкана. — Немного помолчав, он добавил:

— Когда его высочество жил во дворце, здесь всегда бывало два-три концерта в неделю. Принц даже приглашал сюда знаменитых оперных певцов из Парижа. Они выступали или здесь, или в театре, который принц пристроил ко дворцу.

— Театр? — воскликнула Тора. — Как это прекрасно!

— Мы все получали от этого огромное удовольствие, — подтвердил адъютант. — Особенно когда в Маглич приезжал русский балет.

По его тону Тора догадалась, что адъютант увлекался не только балетом, но и балеринами. Потом он сказал:

— По правде говоря, ваш концерт, профессор, — первый во дворце за последние шесть лет. И могу вас уверить, весь двор ждет его с нетерпением.

Профессор был рад это слышать. Было решено, что как только им покажут отведенные для них комнаты, они снова вернутся в музыкальный салон и начнут репетицию. Комнаты им отвели в том же крыле, и по роскоши убранства их вполне можно было сравнить с апартаментами княжны во дворце ее отца.

Кроме прекрасной комнаты, в распоряжение Торы предоставили румяную горничную, которая сразу взялась распаковывать ее вещи. Тора попросила особенно аккуратно повесить вечернее платье.

Приведя себя в порядок. Тора поспешила обратно в салон. Однако не успели они начать репетицию, как их пригласили к полуденной трапезе. Стол для музыкантов накрыли в комнате, окна которой выходили в парк, располагавшийся позади дворца. К комнате прилегала терраса, ее ступени спускались на зеленый газон, за ним взлетали в небо струи нескольких фонтанов, рассыпаясь радужными брызгами, прежде чем упасть в каменные чаши.

Парк был разбит во французском стиле. В нем росли кипарисы, аккуратно подстриженные кусты тянулись рядами. Симметричные клумбы и деревья, осыпанные яркими цветами, создавали картину, полную солнечного света и красоты. Тора почувствовала, что на душе у нее стало легче.

Эта красота не меньше, чем музыка, была способна выразить человеческие чувства.

Однако мысли о Миклоше и страх, что ему грозит опасность, не оставляли девушку.

Что он предпримет? Может ли предотвратить мятеж?

А что, если она ошиблась и Миклош не имеет никакой власти?

Наверное, у Торы был такой встревоженный вид, что профессор, истолковав это по-своему, неожиданно повернулся к ней и сказал:

— Вчера вы играли превосходно, но сердце подсказывает мне, что сегодня вы будете играть еще лучше!

Тора поняла, что ее учитель решил, что она волнуется перед выступлением, и пытается ее успокоить. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал правду?

В конце дня их снова нашел адъютант, который сообщил, что король удостаивает их аудиенции перед обедом.

— Его величество дает званый обед, — объяснил молодой придворный. — Поскольку он желает сначала поговорить с вами наедине, я приду за вами сюда около семи и проведу вас в личные покои его величества.

— Это большая честь, — пробормотал польщенный профессор.

После этого сообщения все разошлись по своим комнатам, и Тора с удовольствием обнаружила, что горничная приготовила ей ванну.

Она не спеша вымылась в теплой душистой воде, продолжая думать только о Миклоше. Она отчаянно пыталась придумать, как ей увидеться с ним, прежде чем они уедут из дворца утром следующего дня.

Тору терзал страх, что, когда она вернется домой. Миклошу уже ее не найти. И в то же время она размышляла, не предупредить ли ей профессора на тот случай, если Миклош попытается через него разыскать «пианистку». Может, лучше попросить профессора сказать, что она уехала в Австрию или Венгрию?

Ей казалось, что нужно непременно скрыть от Миклоша, кто она на самом деле, иначе он ужаснется, узнав о ее обмане. И в то же время она и представить себе не могла, как отказаться от встречи с любимым человеком.

«Я его люблю! Люблю!»— повторяла она в отчаянии. Как же выдержать муку вечной разлуки с ним? Муку долгих лет одиночества и тоски.

К тому времени, как Тора закончила свой туалет, она уже не ощущала того блаженства, которое открылось ей прошлым вечером, когда она словно перенеслась в царство грез. Теперь Тора вернулась к суровой реальности, в которой она была великой княжной и в интересах родной страны должна была выйти замуж за старого нелюбимого человека. Через несколько минут ей предстояло увидеть монарха, который посватался к ней, Тора отдавала себе отчет в том, что, если откажется выходить замуж за короля Солоны, отец и мать могут заставить ее. Они уже намекали дочери, что иначе ей придется заточить себя в монастыре. Она бывала в монастырях, видела спокойные и безмятежные лица монахинь. Но теперь она не сомневалась, что в их жизни не было любви. А если и была, то, возможно, их любимый умер, а это совсем меняло дело.

А как жить ей, зная, что Миклош женат и счастлив, а у нее не осталось в жизни ничего, кроме воспоминаний о его поцелуях?

«Мне надо принять разумное решение», — думала Тора, пока служанка помогала ей надеть вечернее платье.

Но в то же время это разумное решение представлялось ей мучительной пыткой. Как будто тысяча ножей вонзалась в ее сердце, и кровь, словно слезы, струилась из ран.

«Я люблю его! Люблю!»— безнадежно повторяла она, зная, что, как бы она ни рвалась на свободу, дворец станет для нее тюрьмой, где ей придется провести всю оставшуюся жизнь.

Глава 5

Уже одевшись. Тора посмотрела на себя в зеркало и пришла в ужас: теперь она выглядела как девушка из высшего общества. Король Радел мог запомнить се и узнать, когда приедет в Радослав.

Ее план был рассчитан на то, чтобы увидеть короля в неофициальной обстановке. Раньше ей как-то и в голову не приходило, что король может запомнить скромную исполнительницу из квартета профессора Серджовича. А если он ее узнает во время своего официального визита, то сможет мимоходом упомянуть о странном сходстве княжны и исполнительницы в разговоре с великим князем. А уж ее родители сообразят, что она была в Солоне, когда исчезла из дворца якобы для того, чтобы погостить у друзей.

— Я просто сошла с ума! — тихо вскрикнула Тора. — Мне нельзя встречаться с королем!

Но отказ явиться на аудиенцию вызвал бы всеобщее удивление. Необходимо было придумать благовидный предлог, достаточно убедительный не только для королевского адъютанта, но и для Андреа с Климентом.

— Что-то не так, барышня? — испуганно спросила горничная, которая помогала ей одеваться, увидев, что Тора стоит перед зеркалом явно встревоженная.

— Нет-нет! — поспешила успокоить ее Тора. — Все в порядке. Спасибо, что помогли мне.

Понимая, что изменить уже ничего нельзя. Тора медленно направилась к двери, пытаясь придумать, как выйти из положения.

Может быть, если она будет низко наклонять голову, король не разглядит ее лица… Но столь необычное поведение скорее всего только привлечет лишнее внимание.

Только когда Тора оказалась в вестибюле, где их должен был встретить адъютант, ей в голову пришла блестящая мысль. Подойдя к профессору, она взяла его под руку и увлекла к окну.

— Вам обязательно надо полюбоваться видом на парк! — громко проговорила она. — Он просто великолепен!

Озадаченный профессор покорно пошел за ней. Когда они отошли от остальных настолько, что можно было не опасаться, что их услышат, Тора шепотом спросила:

— Вы не одолжите мне ваши очки? Мгновение профессор удивленно смотрел на нее, потом понял, в чем дело.

— Да, конечно!

Он вынул очки из кармана, где всегда держал их на тот случай, если ему понадобится что-нибудь прочесть. Для чтения партитуры очки, как правило, ему не требовались: он знал все исполняемые им произведения наизусть. А вот мелкий газетный шрифт мог читать только в очках Профессор отдал очки Торе, и та поспешила надеть их, надеясь, что они по крайней мере скроют ее глаза, на которые в первую очередь люди обращали внимание, знакомясь с ней. При этом девушка про себя порадовалась, что Миклош не видит ее сейчас.

Она едва успела поправить очки, как дверь распахнулась и в вестибюль вошел уже знакомый им адъютант.

— Его королевское величество готовы вас принять, профессор, — торжественно объявил он, — вместе с исполнителями вашего квартета!

Они направились к дверям, где их ждал адъютант, и Тора постаралась держаться позади Андреа и Климента. Хотя они явно были удивлены, вслух они не стали выражать свое недоумение.

Адъютант двинулся вперед, следом за ним — профессор, потом — остальные. Сердце Торы опять испуганно заколотилось. Казалось, страх стал ее постоянным спутником с того момента, как она попала в Солону. Ее руки в белых лайковых перчатках совершенно заледенели. Она вся дрожала.

«Именно этого я и добивалась, — строго сказала она себе. — Смешно поддаваться страху сейчас, когда все идет так гладко!»

В конце концов, ей, великой княжне Радославской оказаться во дворце короля Солоны под видом простой пианистки и встретиться с самим королем — это была великолепная шутка! Жалко только, что не с кем было ею поделиться.

А потом Тора вспомнила о Миклоше и стала думать, осудил бы он ее, если бы, конечно, узнал, кто она на самом деле.

Девушка так погрузилась в свои мысли, что и не заметила, как они оказались в пышной парадной зале, где на стенах висели великолепные картины, а роспись потолка была так красива, что ей хотелось запрокинуть голову и получше рассмотреть панно. Однако она заставила себя смотреть прямо перед собой: в дальнем конце комнаты у огромного мраморного камина с богатой резьбой стоял сам король Солоны.

Вид у него был внушительный, поистине королевский. Таким Тора и представляла его: немолодым, с редеющими седыми волосами, с лицом, изборожденным морщинами, такими глубокими, что он показался княжне старше ее отца.

Король держался подтянуто и прямо, в его позе было нечто такое, что заставило Тору подумать, что перед нею человек властный, не склонный интересоваться точкой зрения других, тем более — принимать ее.

Профессора Серджовича представили королю, и старик глубоко ему поклонился, но король, не подавая руки, заговорил с профессором холодным и резким тоном. Было ясно, что монарха вовсе не интересовала встреча со знаменитым музыкантом. Он просто делал то, что считал своим долгом!

Потом профессор отошел в сторону, и человек, стоявший рядом с королем — Тора догадалась, что это и был кронпринц Фредерик Хорватский, — с радостным возгласом протянул профессору обе руки.

— Дорогой мой профессор! — воскликнул он. — Мы так давно с вами не встречались, но я не забыл вашей волшебной игры и того наслаждения, которое мне подарила ваша музыка!

Тора подумала, что это именно те слова, которые хотелось бы услышать старому музыканту. Тем временем король еще более холодно и кратко приветствовал остальных участников квартета.

Когда адъютант произносил имя Торы, она сделала глубокий реверанс и полуприкрыла глаза — на всякий случай. Однако она напрасно старалась: король, не удостоив ее ни словом, в ответ на ее реверанс едва заметно кивнул, облегченно вздохнув, отвернулся, сочтя аудиенцию законченной.

Зато кронпринц настаивал, чтобы профессор познакомил его со всеми участниками своего квартета. Он пожал руки Клименту и Андреа, и, когда те отошли в сторону, профессор произнес:

— Ваше высочество, позвольте мне представить вам мою молоденькую родственницу, которая выступает с нами впервые.

Тора снова сделала глубокий реверанс, а когда выпрямилась, то поймала на себе пристальный взгляд кронпринца Фредерика. Тот сказал:

— Не слишком ли вы молоды, чтобы выступать со столь знаменитыми музыкантами, барышня?

— Для меня большая честь, что мне это позволили, ваше высочество.

Кронпринц Хорватский показался Торе гораздо более приятным, чем король Солоны. Вид у него был не столь внушительный, но он был недурен собой, на вид лет сорока, под темными бровями — проницательные глаза, только складка губ показалась Торе чем-то неприятной, но, по своей невинности, девушка не поняла, что она выдает в мужчине сластолюбие.

— Но вы так хороши собой, барышня, — говорил кронпринц тем временем, — что вам и не нужен особенный талант.

— Ваше высочество пока не слышали моей игры, — ответила Тора. — Возможно, вы будете разочарованы.

Профессор стоял рядом с таким счастливым видом, такой блаженной улыбкой, что Торе хотелось продлить удовольствие, которое он получал от благосклонности столь высокой особы.

— Я уверен, что не разочаруюсь, — отозвался кронпринц. — А поскольку я намерен откровенно высказать вам свое мнение по окончании концерта, то позабочусь о том, чтобы у нас была возможность поговорить друг с другом.

Это звучало так внушительно, что Тора посмотрела на Фредерика Хорватского с немалым удивлением. Король дожидался, пока кронпринц закончит разговор с музыкантами, почти не скрывая своего нетерпения.

— Мне надо идти, — поспешно сказал, заметив это, кронпринц, — но мы еще увидимся сегодня.

Словно снова вспомнив о профессоре, кронпринц добавил, обращаясь уже исключительно к нему:

— С нетерпением жду, когда услышу вас, профессор! У меня нет слов, чтобы выразить всю глубину моих чувств!

Профессор, польщенный его восхищением, поклонился, но кронпринц уже снова перевел взгляд на Тору. Потом он присоединился к королю, и монаршие особы покинули зал.

К музыкантам снова подошел адъютант.

— Ну, церемонии позади, профессор! — с облегчением сказал он. — Наверное, вы предпочтете пройти в вашу гостиную, куда вам подадут обед.

— Спасибо, — пробормотал профессор, еще не совсем придя в себя после королевской аудиенции.

— Его величество устраивает сегодня большой обед, — продолжил адъютант. — И все приглашенные с удовольствием ждут вашего концерта. Если обед не слишком затянется, гости перейдут в музыкальный салон к девяти часам.

— Это раньше, чем я думал! — удивился профессор. Адъютант рассмеялся:

— Его величество не любит поздно ложиться. Если ваше выступление продлится более часа, его величество начнет выражать нетерпение.

— Постараюсь, чтобы до этого не дошло! — пообещал профессор.

Адъютант приказал лакею в дворцовой ливрее провести музыкантов снова в дальнее крыло дворца.. В гостиной их уже ждал накрытый стол. Климент заметил:

— По-моему, это оскорбительно: ехать в такую даль и иметь право играть не больше часа!

— Мы должны почитать себя счастливыми, что нас вообще сюда пригласили! — довольно резко ответил профессор. — Вы же слышали: его величество не разбирается в музыке. Это кронпринц специально попросил, чтобы ему предоставили возможность нас услышать!

— Вы хотите сказать «вас услышать»! — засмеялся Андреа. — Я еще никогда не слышал столь восторженных приветствий!

— Я знал кронпринца еще в те дни, когда он совсем юношей впервые приехал в Париж! Он был очарован красотой француженок, оказанным ему гостеприимством и, конечно, самим Парижем. И каждый год, возвращаясь туда, он старался со мной встретиться. Это было необычайно приятно мне!

Тора решила, что кронпринц, вероятно, очень милый человек, раз подарил профессору столько счастливых минут. Ее только сильно смутило подчеркнутое внимание кронпринца к ней самой. Это могло привлечь внимание короля.

При мысли о короле у Торы мучительно сжималось сердце. Ей достаточно было только увидеть его, чтобы понять, почему принц Велкан покинул Солону. Король показался ей еще более деспотичным, чем ее собственный отец. Одна мысль о возможном браке с королем Солоны теперь вызывала у Торы не только страх, но и отвращение.

«Как я смогу жить с ним? — спрашивала себя Тора. — Я уверена, что он еще более нетерпим, более фанатичен и более упрям, чем папа!»

Княжна уже давно с нетерпением ждала того момента, когда будет достаточно взрослой, чтобы покинуть родительский дом. Тогда наконец можно будет избавиться от бесконечных запретов, правил и выговоров, на которые не скупился отец.

Великий князь привык, чтобы все вокруг исполняли только его желания, не имея собственных.

«Я этого не вынесу!»— мысленно воскликнула Тора.

Она поняла, что будет бороться против этого брака — даже если для этого ей придется убежать, как это сделал собственный сын короля. Но ни королю, ни своему отцу Тора не надеялась что-нибудь объяснить.

Она стала лихорадочно соображать, что бы могло помешать ее отцу принять от ее имени предложение короля. А еще лучше — помешать королю нанести официальный визит в Радославское княжество. Правда, тогда в политическую интригу окажется вовлечена не только она сама, но и ее страна…

«Мне обязательно надо что-то придумать!»— твердила себе непокорная княжна.

Но поскольку придумать никак не удавалось. Тора совсем приуныла.

Мрачные мысли завладели всем ее существом. Она совершенно не замечала, что ест. Как только обед закончился, профессор забеспокоился, не пора ли им занять место на сцене музыкального салона.

Однако у них еще оставалось время до начала концерта, и Тора поднялась к себе в комнату. Стоя у окна, она любовалась открывавшимся видом. Уже начало смеркаться, гасли последние лучи заходящего солнца. Ей мучительно хотелось оказаться рядом с Миклошем, поговорить с ним, почувствовать прикосновение его рук, снова ощутить жар его поцелуев.

— Я люблю тебя! — тихо шептала девушка. — Для меня больше не существует других мужчин!

Всей душой Тора хотела снова увидеть его, прежде чем придется уехать из Солоны.

Ей было страшно, что они расстались навсегда, что даже если Миклош попытается найти ее после отъезда, ему это не удастся. И тогда она больше его не увидит…

— Я люблю тебя! Люблю! — в отчаянии повторяла она, и ей показалось, что где бы он ни был, эти слова должны были долететь до него.

Подумав, что профессор уже беспокоится и в последний раз взглянув на себя в зеркало. Тора с очками профессора в руке спустилась по лестнице, чтобы присоединиться к остальным.

Музыкальный салон она нашла легко даже без помощи лакеев. Теперь там рядами стояли кресла, обитые красным бархатом, в золоченных канделябрах горели свечи, а сверху, на потолке, загорелись звезды.

Небольшая сцена утопала в цветах, и их аромат наполнял зал. Цветы, сочетаясь с убранством салона, делали его красивее. Статуя богини с купидоном, играющим на свирели, была подсвечена снизу, так что сверкала, вызывая общее восхищение. Тора с облегчением подумала, что среди такой красоты никому в голову не придет обращать внимание на девушку за роялем.

По распоряжению профессора рояль поставили в глубине сцены и развернули так, чтобы она сидела боком к слушателям. Сам профессор, видимо, намеревался встать, заслоняя ее собой, как он сделал это накануне в «Трех колоколах».

От очков у Торы разболелись глаза и, сев за рояль, она сняла их и начала тихонько наигрывать свои собственные мелодии и любимые пьесы профессора.

В зале стали появляться какие-то люди. Тора подумала, что это те, кто не получил приглашения на королевский банкет. Лакеи в напудренных париках рассаживали их в задней части зала.

Наконец прибыли король и его гости. Все встали. Мужчины кланялись, дамы приседали в реверансе. Первым шел Король в сопровождении кронпринца, за ними — остальные гости, присутствовавшие на торжественном обеде.

Тору даже позабавило, насколько королевские гости были похожи на тех, кого принимали у себя во дворце ее родители. Большинство из них были люди немолодые, а дамы — или слишком полные, или слишком худые, мужчины — коренастые, с седеющими волосами, одетые либо в парадный мундир, либо во фраки с орденами.

Довольно долго высокие гости усаживались на свои места. Когда Тора взглянула на короля, ей показалось, что ему не терпится, чтобы концерт поскорее начался и поскорее закончился.

Профессор поднял скрипку к плечу и взмахнул смычком, давая сигнал к началу концерта. Они опять начали с сюиты на народные мелодии. Эта композиция неизменно захватывала слушателей и определяла настроение на весь вечер.

Торе подумалось, что сегодня эта пьеса нужна как никогда: надо было хоть немного нарушить ту чопорность, которая была способна превратить весь вечер в сплошную тягучую скуку.

Когда квартет закончил сюиту, раздались дружные аплодисменты. Потом музыканты заиграли одну из жизнерадостных и мелодичных композиций, которые сделали Оффенбаха любимцем парижан.

Едва отзвучала последняя нота, кронпринц начал хлопать так громко и с таким увлечением, что его пример увлек и остальных. Торе показалось, что атмосфера в зале потеплела. Чудесная игра профессора, казалось, расшевелила даже самого короля. Однако, поглядывая на него из-под полуопущенных ресниц, Тора снова и снова гадала, как ей избежать брака с этим человеком.

Взяв заключительный аккорд вальса Штрауса, она вдруг подумала: «Может быть, князь Борис все-таки его убьет!»

Но тут же пришла в ужас от того, что даже на секунду допустила подобную мысль.

«Я не хочу его смерти! — мысленно раскаивалась Тора. — Но, может быть, он поймет, что слишком стар для того, чтобы жениться, и сообщит отцу, что раздумал приезжать в Радослав?»

Концерт закончился без одной минуты десять: все было рассчитано точно. Квартет исполнил государственный гимн Солоны, и, как только отзвучал гимн, король немедленно ушел вместе со своим почетным гостем.

Перед уходом кронпринц пристально посмотрел на девушку за роялем, и только тогда Тора поняла, что, раскланиваясь, она забыла надеть очки. Мысленно она укоряла себя за такую неосторожность, но делать было нечего. Оставалось надеяться, что оплошность не очень страшна. Главное, что король проявил к ней полное равнодушие и наверняка не запомнил ее лица!

Слушатели начали расходиться. Некоторые подходили поговорить с профессором. Климент и Андреа убирали инструменты в футляры.

Появился адъютант и пригласил:

— Его величество просит пожаловать в садовую гостиную, где поданы закуски.

Тора предпочла бы отказаться от этого приглашения, но профессора оно очень обрадовало, и Тора не посмела испортить ему удовольствие. Садовая гостиная располагалась неподалеку от музыкального салона. Неудивительно, что она так называлась.

Комнату наполняли цветы, а огромные стеклянные двери распахивались на террасу, с которой можно было сойти прямо в сад. Лакеи в красочных дворцовых ливреях сновали с подносами, разнося напитки. В дальнем конце комнаты столы были уставлены изысканными закусками.

Все стремились поговорить с профессором. Тора, желая оставаться в тени, подошла к стеклянной двери и залюбовалась ночным садом, луной, которая уже стояла высоко в небе, и яркими звездами. Она вспоминала прошлую ночь и Миклоша. Голос за спиной заставил ее вздрогнуть.