Любовь среди руин

— Весьма разумно, поскольку я думаю, мы могли бы уехать уже завтра.

Герцог проговорил это небрежно, и Дженкинс внимательно посмотрел на него.

Он прекрасно понял, что его хозяин не испытывает удовольствия от необходимости идти вечером на прием.

Но сам он думал, что, может статься, хозяину было бы неплохо сменить обстановку после всего того, что произошло в Лондоне.

Человек, сказавший, что ничто не может остаться тайной, был весьма проницателен.

Дженкинсу не нужно было ничего говорить, он и так прекрасно знал, что герцог убегает от леди Сибил.

Он был уверен — уехали они по той простой причине, что его хозяин не мог остановить леди Сибил, которая всеми доступными ей средствами пыталась склонить его к супружеству.

Леди Сибил вдовствовала уже три года.

Теперь же она решительно настроилась снова выйти замуж за человека, способного обеспечить ее и дать ей ту жизнь, которой она бы наслаждалась.

Еще она мечтала о высоком положении в обществе.

Ее отец не относился к числу особо знатных пэров.

Так как леди Сибил обладала не слишком большими средствами, ей обязательно надо было подыскивать себе знатного и богатого мужа.

Она вышла замуж за человека намного ее старше, но достаточно богатого, чтобы понравиться ее отцу.

Полковник Брук, однако, не имел никакого желания проводить время в Лондоне.

Балы, приемы, званые вечера и люди, их посещавшие, навевали на него скуку.

Он увез жену в деревню, и это так расстраивало леди Сибил, что она могла неделями пребывать в дурном расположении духа.

Единственными развлечениями служили верховая езда, охота и стрельба.

Друзья мужа не сильно отличались от него по возрасту, а их беседа редко касалась иных тем, кроме спорта.

Леди Сибил боялась сойти с ума от скуки.

Когда ее муж внезапно умер от сердечного приступа, она с трудом удержалась, чтобы не станцевать на его могиле.

Положение и связи мужа вынуждали ее должным образом соблюдать траур, хотя родственники шептались о бессердечности леди Сибил.

Когда наконец леди Сибил смогла сбросить черные одеяния, она поспешила в Лондон, подобно дикой утке, возвращающейся домой из-за моря.

Она открыла лондонский дом мужа, который он держал запертым все время ее замужества.

Она развлекалась исступленно, расточительно и очень сумасбродно.

Ее гости чаще всего состояли из любителей пообедать за чужой счет и тех, для кого любая хорошенькая женщина неотразима.

С того самого момента, как леди Сибил впервые увидела герцога, она точно знала, чего хочет и на что надеется.

Она преследовала его упорнее, чем любой шотландец оленя во время охоты.

Когда он в конце концов уступил, она решила, что достигла цели и выиграла это трудное сражение.

В герцоге воплощалось все, чего она ждала от любовника.

Но все же леди Сибил не могла заставить его произнести слова, которые она так стремилась услышать: слова, которые сделали бы ее его женой.

Не удавалось ей и принудить его сказать:

«Я вас люблю».

Ей потребовалось какое-то время (поскольку молодая вдова никогда не отличалась проницательностью), чтобы понять: то, чем этот человек наслаждается в ее обществе, вовсе не соответствует его представлению о любви.

Леди Сибил потребовалось много времени и много бессонных ночей, чтобы осознать неприятную правду.

Да, герцог наслаждался ею как женщиной, но она никак не могла повлиять на ход его мыслей, и их отношения не затронули его сердце.

Он был учтив, тактичен и по-своему благодарен ей за те удовольствия, которые она дарила ему.

Он посылал ей цветы, дарил подарки — не особенно дорогие, но подобранные с отличным вкусом, достойные женщины, считавшей себя леди.

Если он покидал ее на рассвете, она знала, что не может никогда быть совершенно уверенной, что увидит его снова.

Она задавалась вопросом: неужели он исчезнет, даже не поняв, как она будет тосковать без него?

Иногда леди Сибил испытывала желание накричать на него, потому что, несмотря на все усилия, герцог оставался вне ее досягаемости.

Она пробовала немного отдалиться от него, но это не помогало.

Тогда она решила сделаться ему необходимой, заставить его почувствовать, что жизнь без нее просто невозможна.

И это стало ее роковой ошибкой.

Герцог осознал, насколько привычным для него стало присутствие леди Сибил, какой требовательной она сделалась, как много начала предъявлять на него прав.

Вот это-то и испугало его.

Герцог не имел ни малейшего желания становиться чьей-то собственностью и меньше всего объектом матримониальных притязаний.

Импульсивно (а это было в его характере) приняв решение, он велел своему камердинеру упаковать вещи.

Па следующий день они покинули Лондон.

Он знал, что его секретарь сможет уладить все вопросы, в том числе разошлет извинения за отмену встреч и отказ от приглашений, и утрясет все, касающееся леди Сибил.

Герцог заказал корзину цветов и поспал ей вместе с вежливой запиской.

Он писал, как сожалеет о том, что не имеет возможности поужинать с нею вечером, как и обещал.

Он объяснил:

Я должен ехать в Париж, а затем отправлюсь в Тунис, где собираюсь осмотреть кое-какие римские руины, чтобы впоследствии включить эти впечатления в свою книгу. Я знаю, вы все поймете, и еще раз благодарю вас за все восхитительные часы, проведенные нами вместе…

Когда леди Сибил нашла эту записку на подносе с завтраком, она почувствовала тревогу. Герцог обычно не писал ей, если они встречались только накануне вечером.

Он проводил ее домой очень рано, сославшись на усталость, и это также было не похоже на него.

Леди Сибил не сомневалась, что герцог, атлетически сложенный и прекрасный спортсмен, никогда не устает.

Она участливо спросила его:

— Может быть, вы простудились?

— Надеюсь, нет, — ответил герцог, — но я хочу пораньше лечь спать.

Он отвез ее домой. К досаде молодой женщины, его прощальный поцелуй в карете не был особенно пылок, и он попрощался на пороге дома.

Леди Сибил не могла настаивать, чтобы он вошел в дом, на глазах у лакея.

Поэтому она просто сказала:

— Мне кажется, вы не отказались бы от чашки чая на ночь, а в гостиной найдется и шампанское.

Она посмотрела на герцога так выразительно, что ему было бы трудно не понять ее призыва.

— Спасибо, — ответил он, — но не сегодня вечером.

И раньше, чем леди Сибил смогла придумать, что еще сказать, герцог сел в карету.

Когда карета отъехала, ей хотелось бегом броситься вдогонку.

Каким-то необъяснимым образом женщина почувствовала, что этот человек уходит из ее жизни.

А сейчас, читая его записку, она поняла, что именно это и произошло.

Пока он пересекал Ла-Манш, герцог все-таки несколько раз вспоминал леди Сибил.

Как обычно, его секретарь устроил все быстро и со знанием дела; впрочем, иного герцог и не ожидал.

Его светлости предоставили лучшую каюту на судне, а в поезде до Парижа зарезервировали отдельное купе.

Он читал газеты и думал о том, что сможет увидеть в Тунисе.

Он радовался, как мальчишка, отправляющийся домой на каникулы, радовался своей свободе, свободе от претензий леди Сибил, ее неизменных ежедневных посланий на надушенной бумаге.

Он был свободен от ее постоянных притязаний на него как на мужчину, которые он начинал находить чрезмерными.

Герцог чувствовал, что женщин на данный момент с него хватит, и именно поэтому нисколько не обрадовался планам виконта на вечер.

Про себя он решил, что, должно быть, стареет.

Пять лет назад он был бы в восторге от возможности провести вечер в обществе самых шикарных парижских куртизанок.

Они считались самыми лучшими во всей Европе.

«Что со мной произошло? Чего я, собственно, хочу?»— спрашивал он себя, так же как и многие до него.

Он не знал ответа.

Неожиданно ему пришло в голову, что, возможно, благодаря своему новому интересу к римской культуре, возникшему из увлечения раскопками развалин римских городов, он превратился в идеалиста.

Уж не ищет ли он Афродиту, греческую богиню любви?

Или, быть может, Венеру, как ее называли римляне, обладающую несравненным телом и лицом скорее невинным, чем чувственным.

Боги Олимпа!

Он громко рассмеялся своим мыслям.

Впрочем, ему ни разу не встречалась женщина, способная соперничать с теми созданиями древней мифологии, что являлись на сияющих светлых утесах в Дельфах или в храмах, которые он видел в других странах.

Дженкинс помог ему надеть великолепно сшитый фрак, заказанный у самого лучшего и самого дорогого портного на Савил-роу.

Герцог бросил небрежный взгляд на свое отражение в зеркале.

Ему и в голову не приходило, что он красив; более того, он не осознавал того воздействия, которое его яркая личность оказывает на всех, кто с ним общается.

Дженкинс подал ему крупную сумму денег, которые герцог убрал во внутренний карман.

Несколько золотых луидоров он положил в карман брюк.

По привычке, хотя герцог знал, что в этом не было необходимости, он сказал Дженкинсу:

— Я приду не поздно, но вы можете ложиться, не дожидаясь меня.

— Ваша светлость уверены, что я не понадоблюсь?

— Абсолютно уверен! — подтвердил герцог и направился к двери спальни, которую камердинер открыл перед ним.

Когда хозяин исчез в конце коридора, Дженкинс взглянул на свое отражение в зеркале и громко сказал:

— Могу поспорить, его светлость не вернется раньше рассвета.

Часом позже герцог сидел за обеденным столом в большом и роскошном доме на рю Сент-Оноре.

Было очевидно, что его друг виконт не преувеличивал, утверждая, будто это будет блестящий прием.

Без сомнения, среди приглашенных женщин оказались такие красавицы, каких ему никогда не доводилось встречать, в том числе и в Париже.

Все комнаты были полны орхидей.

Когда гости расселись за столом, перед прибором каждой женщины оказались две безупречные бледно-розовые орхидеи, скрепленные тысячефранковой купюрой.

Искусство повара превосходило все ожидания.

Обед начался с икры, специально доставленной из России для этого приема.

Последующие перемены блюд являли собой самые превосходные образцы французской кулинарии.

Вина — а мужчины разбирались в этом — оказались представлены такими редкими и бесподобными сортами, что их следовало бы благоговейно пробовать из ложки, а не пить бокалами.

Мужчины, присутствовавшие на приеме, как определил герцог, были наиболее влиятельными людьми Парижа.

Сам гостеприимный хозяин, банкир, имел международную репутацию: он был настолько богат, что вряд ли этот прием заставит его дважды задержать взгляд на полученных счетах.

Но даже он превзошел себя этим вечером.

За ужином, скромно стоя в стороне, играл скрипач, считавшийся одним из лучших в Европе.

Приглашенных оказалось всего человек тридцать.

По левую руку от герцога оказалась несравненно прелестная куртизанка.

Это была темноволосая молодая женщина с нежной, как цветок магнолии, кожей и огромными сверкающими, подобно алмазам, глазами.

Она оказалась к тому же весьма остроумной, и герцог не мог удержаться от смеха, слушая ее замечания.

Своим обаянием ей удавалось заставлять сверкать и искриться сам воздух вокруг, создавая ту атмосферу радости жизни, какой всегда отличалась Франция.

Справа от герцога сидела другая красавица, наполовину шведка.

Ее волосы были такими светлыми, что, будь у нее розовые глаза, она считалась бы альбиносом, однако ее слегка раскосые глаза были поразительно зелены.

Ее нежный голос звучал так, словно ее слова предназначались только ее собеседнику.

Сам того не замечая, герцог проникся симпатией к белокурой красавице.

Ее вниманием, однако, завладел мужчина, сидевший по другую сторону, и герцог снова повернулся к своей соседке слева.

Снова она заставила его смеяться.

Когда он спросил ее имя, она ответила:

— Меня называют Чаровницей.

— Вам это имя подходит, — живо откликнулся герцог.

Они продолжали беседовать и смеяться, потом перешли в другой зал, где танцевали под звуки оркестра, специально выписанного из Вены.

Зал был превращен в беседку, увитую белыми розами.

Герцог отметил, что розы создают замечательный фон для прекрасных дам, приглашенных на прием.

Но гостей ждало еще много сюрпризов.

Театральный актер пел фривольные, но остроумные и забавные куплеты.

Акробат, чье выступление оказалось коротким, но блестящим, сверкнул и исчез, сорвав аплодисменты и крики «бис».

Котильон сопровождался вручением мужчинами роскошных и дорогих подарков дамам, с которыми они танцевали.

И, наконец, не успели они передохнуть, в саду начался фейерверк, превративший небо в такой калейдоскоп, которого герцог никогда раньше не видел.

Как только начался фейерверк. Чаровница подхватила его под руку и увлекла в сад.

Фонтан, расположенный посередине лужайки, окружали небольшие гроты.

Миниатюрных приютов оказалось ровно пятнадцать.

Это были беседки, сплошь увитые цветущими растениями. Цветы свисали с полукруглого потолка над кушеткой, обтянутой бархатом, на которую медленно один за другим падали лепестки.

В цветах прятались крошечные фонарики, и воздух полнился пьянящим ароматом.

Когда фейерверк закончился, в саду заиграл цыганский оркестр, выписанный, решил герцог, из Венгрии.

Зазвучала диковинная, влекущая, колдовская музыка страсти, создать которую способны только цыгане.

На всех, кто их слышал, звуки скрипок оказывали действие, которому невозможно было противиться.

Словно во сне. Чаровница скользнула в объятия герцога, и они опустились на мягкие, усыпанные лепестками подушки кушетки.

Когда ранним утром герцог возвращался домой, он с усмешкой подумал, что Анри оказался прав, когда говорил, что это будет всем приемам прием, и было бы ошибкой с его стороны, оказавшись в это время в Париже, отказать себе в удовольствии побывать там.

Ничто не могло бы сравниться с полученным им той ночью наслаждением.

Однако чем скорее он отправится в дорогу, тем лучше.

Особенно ему запомнился разговор с одним из гостей, который состоялся перед обедом.

Тот подошел к нему и заговорил:

— Мы встречались прежде, мсье герцог, но сомневаюсь, что вы меня помните.

Герцог, обладавший отличной памятью, поколебался лишь мгновение.

— Разумеется, я помню вас, граф Андре, и рад видеть снова.

— Польщен, что вы меня не забыли.

Они познакомились на обеде, который давал президент и который, честно говоря, герцог нашел довольно скучным.

Он вспомнил также, что граф был женат на кузине президента, и любезно спросил того:

— Как поживает госпожа графиня? Надеюсь, она в добром здравии?

— Спасибо, превосходно, — поблагодарил граф Андре. — Можно ли задать вам обычный в таких случаях вопрос: что привело вас в Париж?

Герцог улыбнулся.

— Я только проездом, на самом деле я завтра отправляюсь в Тунис.

— Тунис! — воскликнул граф Андре. — Я совсем недавно оттуда.

Он помолчал и спросил:

— Неужели и вы интересуетесь Фубурбо Майус? Я думал, вы уже успели побывать там раньше.

— У меня пока не было такой возможности, — ответил герцог. — Ведь ваши соотечественники лишь недавно установили свой контроль над Тунисом. Мне сказали, что теперь там снова рады туристам.

— Я уверен, вам будут рады, — согласился граф Андре.

После некоторой паузы он сказал:

— Боюсь, местные отели могут показаться вам не слишком комфортабельными. Впрочем, может быть, вы уже решили эту проблему иначе?

Герцог пожал плечами.

— Полагаю, ожидать от отелей многого не приходится, но я надеюсь, что хоть кухня там окажется французской.

Граф Андре написал что-то на листке бумаги.

— Позвольте мне посоветовать вам посетить виллу «Голубая звезда», весьма комфортабельную. Кстати, повар там тоже отменный.

Заметив, что герцог озадачен его предложением, он пояснил:

— Я сам там останавливался, она принадлежит моей приятельнице. Вы, возможно, встречали ее — богатую наследницу по имени Минерва Тайсон.

Герцог нахмурил брови.

— Тайсон? Тайсон? Ну да, конечно, он не так давно погиб от несчастного случая?

— Печально, но именно так, — ответил граф. — Его дочь мила и очаровательна, но теперь она осталась совершенно одна. Будет весьма любезно с вашей стороны, если вы навестите ее, и, я уверен, она окажет гостеприимство любому моему другу.

Он улыбнулся своим мыслям, потом добавил:

— И передайте ей мою любовь!

То, как он это произнес, сказало герцогу много больше, нежели сами слова.

Спрятав записку в карман, он поблагодарил графа:

— Спасибо, это очень любезно с вашей стороны. Я обязательно все передам мисс Тайсон, даже если не обременю ее своим пребыванием на вилле.

— Но именно погостить на вилле я настоятельно вам рекомендую, — словно охваченный воспоминаниями, проговорил граф. — Отели в том виде, в котором они там существуют, еще не офранцужены, если позволите так выразиться. Готовят там посредственно, а услужливостью тунисцы вообще не отличаются.

— Ах, вы пугаете меня! — пожаловался герцог.

— Но я предлагаю вам другой выход — виллу «Голубая звезда», — сказал граф.

Внимание герцога отвлек хозяин дома, и больше ему не удалось поговорить с графом, Теперь, направляясь в Тунис, он вспоминал тот разговор.

Он решил, что было бы неразумно по крайней мере не выяснить, что скрывается за предложением графа.

Сам граф не произвел на него особенно благоприятного впечатления.

В то же время герцог понимал, что человек, которого приглашают на подобные приемы, непременно умеет ценить комфорт.

Несомненно, граф Андре был прав, когда утверждал, будто отели в Тунисе еще не были офранцужены, хотя это, должно быть, произойдет и скоро.

Французы, захватив какую-нибудь страну, делали это с замечательным мастерством: пройдет немного времени, и кухня станет отменной, а обслуживание в отелях превосходным.

Хорошие манеры французов являлись одной из основных статей их экспорта.

— Непременно попытаюсь завоевать гостеприимство хозяйки виллы, — решил герцог.

Когда судно вошло в порт, море было спокойно, солнце сияло, а белые стены домов Туниса выглядели очень привлекательными.

Герцог знал — знаменитый город Карфаген полностью разрушили римляне, от него ничего не осталось, кроме развалин гавани.

Однако раскопки провинциального римского города — Фубурбо Майус — еще только начались, и ему непременно следовало отвести место в книге.

Элрок успел закончить завтрак, когда судно пришвартовалось, и решил попытать счастья на вилле «Голубая звезда», прежде чем искать приличный отель.

Если там его ждет неудача, он отправится в город и постарается найти помещение, пригодное для жилья.

Как только прибывшие спустились по трапу, их окружила толпа местных жителей, предлагающих свои услуги в качестве гидов.

Они предлагали также купить монеты, утверждая, будто нашли их на месте древнего Карфагена, и обломки камней, которыми никто в здравом уме не захотел бы обладать.

Герцог решительно отмахнулся от назойливых продавцов.

Дженкинс, найдя носильщика, поспешно помахал вознице наемного экипажа.

Несомненно, этой колымаге не удалось бы появиться на улицах Парижа: она выглядела так, словно ей было не меньше ста пет.

Измученная кляча явно не имела никакого желания покидать окрестности причала.

Дженкинс взобрался на козлы и каким-то одному ему известным способом заставил кучера ехать немного быстрее.

Тот, однако, заворчал, когда они достигли Сиди Бу Сайда и начался долгий подъем по извилистой дороге.

Герцог подумал, что, кучер, несомненно, потребует большую плату, чем если бы их путь шел по равнине.

Элрок наслаждался ароматом цветущего губушника, благоухающих кустарников и деревьев.

Вскоре показались ослепительно белые силуэты немногочисленных вилл у подножия холма.

Казалось странным, что такое место выберет себе молодая американка вроде мисс Тайсон, особенно теперь, когда после гибели в катастрофе отца с матерью она осталась совершенно одна.

Еще в Париже он расспросил обо всем виконта.

— Какая трагедия! Тайсон был блестящим бизнесменом. К этому одаренному человеку обращались не только за финансовой поддержкой, но и за советом. Он был провидцем настолько проницательным, что все, чего он касался, буквально превращалось в золото.

— Жаль, что я не встречался с ним, — посетовал герцог.

— Он был красивый мужчина, а жена его — само совершенство. Она казалась мне одной из самых красивых женщин, которых я когда-либо видел.

— Она была американкой? — спросил герцог.

— Думаю, да. Она вела замкнутую жизнь и редко появлялась на публике.

Вспоминая ту их беседу с виконтом, он не сразу заметил, что несчастная лошадь вся взмокла, поскольку холм становился все круче и круче.

Туг они неожиданно остановились, оказавшись перед внушительных размеров воротами.

Сквозь них герцог мог разглядеть виллу, окруженную цветущим садом.

Дженкинс спустился с козел, чтобы открыть ворота.

— Не отпускайте экипаж, — приказал герцог, — и ждите меня здесь. Нужно сначала выяснить, окажут ли нам здесь гостеприимство или придется вернуться в город.

— Я скрещу пальцы на удачу, ваша светлость, — заверил его Дженкинс.

Глава 5

Мимоза проснулась рано.

Заглянувшая в спальню горничная предупредила ее:

— Мадам Бланк с утра плохо себя чувствует. Ее мучает мигрень, и она не встает с постели.

— О, как мне ее жаль, — воскликнула Мимоза.

На самом деле она была даже рада. Бесконечная болтовня Сюзетты очень утомляла.

После завтрака девушка впервые почувствовала себя свободной и предоставленной самой себе.

Поэтому она сразу же направилась к шкафу, куда спрятала рукопись книги своего отца, которую доставили на виллу на следующий день после ее появления здесь.

На ее счастье, когда слуга принес пакет, она была в комнате одна.

Не имея никакого желания пускаться в длинные объяснения с Сюзеттой, она поспешно спрятала рукопись в шкаф в гостиной.

Теперь она достала пакет и вскрыла.

Увидев почерк отца. Мимоза почувствовала, как к глазам подступили слезы.

Сначала ей было трудно читать записи, сделанные им в Фубурбо Майус, но рукопись оказалась очень интересной, поскольку отец успел проделать большую работу, прежде чем умер от укуса проклятой змеи.

Она разложила страницы на столе и начала читать о возникновении нумидийского города, ставшего союзником Карфагена в последней Пунической войне.

Ричард Шенсон изучил все известные материалы о Фубурбо Майус прежде, чем они отправились туда сами.

Его не покидала уверенность, что, когда раскопки руин будут наконец завершены, в научные знания о римлянах добавится новая глава.

Она разбиралась в записях отца, которые еще не успела переписать своим четким почерком, когда дверь открылась.

— К вам какой-то господин, мадемуазель, — объявил слуга.

Мимоза удивленно подняла глаза — в комнату вошел мужчина, которого она никогда раньше не видела.

Она отметила элегантность, с которой он был одет.

Незнакомец оказался молод и красив, и еще прежде, чем он заговорил, она решила, что это англичанин.

Герцог же не спускал с Мимозы изумленного взгляда.

Граф Андре упоминал о красоте матери молодой американки, но, увидев девушку перед собой, герцог нашел, что она, бесспорно, одна из самых прекрасных женщин, которых он когда-либо встречал.

Солнечные лучи золотили ее волосы, а глаза, которые она подняла на него, сияли голубизной летнего неба.

Он также заметил, что она испугалась.

Ему показался странным ее испуг при его появлении, и он торопливо заговорил:

— Доброе утро, мисс Тайсон. Прошу покорнейше простить меня за вторжение. Позвольте представиться — я герцог Элрок. Я прибыл в Тунис, чтобы осмотреть недавно начатые раскопки руин римского поселения — Фубурбо Майус.

Пока он говорил. Мимоза встала. Герцог продолжал:

— Проездом сюда я побывал в Париже и привез вам привет от графа Андре де Буассена.

Из слов графа герцог заключил, что рекомендация того будет встречена с восторгом.

Однако, к его удивлению. Мимоза отвела глаза и покраснела.

Нежная кожа девушки была бела, и герцог нашел, что румянец, окрасивший ее лицо, подобен первым рассветным лучам солнца и не менее прекрасен.

Сделав над собой усилие (большое усилие, отметил он). Мимоза вежливо сказала:

— Вы не присядете?.. Может быть, вы… хотели бы чего-то освежающего?..

— На судне, на котором я прибыл в Тунис, мне подали отвратительный завтрак, — ответил герцог, — и если это не доставит вам лишних хлопот, я с огромным удовольствием выпил бы чашечку кофе.

— Да, да, конечно.

Мимоза позвонила, и поскольку слуга появился почти сразу, она предположила, что он, должно быть, ожидал ее звонка в холле.

— Принесите нам кофе, пожалуйста, — распорядилась девушка.

Она подошла к герцогу и опустилась в кресло.

— Так вы приехали сюда взглянуть на руины Фубурбо Майус, — проговорила она. — Я думаю, это зрелище покажется вам захватывающим.

— Вы там были? — удивился герцог.

Мимоза, не подумав, кивнула.

— О да.

Но тут она вспомнила, что ее двоюродная сестра вряд ли поехала бы туда.

Она испуганно посмотрела на рукопись сэра Ричарда, лежавшую на столе, и герцог, невольно проследив за направлением ее взгляда, прочел название «Фубурбо Майус», написанное большими заглавными буквами на верхнем листе.

Он встал со словами:

— У вас даже есть какие-то записи об этом месте! Кто их автор?

Возникла пауза, прежде чем Мимоза сумела произнести:

— М… мой… дядя… сэр Ричард Шенсон.

Она говорила запинаясь, и герцог пристально посмотрел на нее.

— Ричард Шенсон — ваш дядя? — спросил он. — Я и понятия не имел об этом. Я знал, что ваш отец — американец, и мне казалось, что ваша мать американка.

— О нет, — сказала Мимоза. — Она англичанка.

Она ничего больше не стала объяснять, но герцог продолжал пристально смотреть на рукопись ее отца.

— Вы можете посчитать меня чересчур назойливым, — сказал он наконец, — но я был бы чрезвычайно благодарен, если бы вы или скорее ваш дядя позволил мне прочитать его записи.

— Мой… мой дядя… умер, — сказала Мимоза.

— Умер?! — воскликнул герцог. — Мне жаль слышать это. Эти записи сделаны перед смертью?

— Да.

Она подумала, что ей следует быть очень осторожной, чтобы не сказать лишнего или не дать малейший повод заподозрить, кто на самом деле она такая.

Но потом она убедила себя в нелепости своих страхов.

Он знал ее как мисс Тайсон, и почему он должен заподозрить, будто она на самом деле кто-то другой?

В конце концов, он совершенно посторонний человек.

Герцог не спускал глаз с бумаг, разложенных на столе.

Наконец он сказал:

— Когда я был в Париже, мисс Тайсон, я видел графа Андре де Буассена, с которым как-то встречался раньше. Он сказал мне, что вы с ним друзья и что он останавливался у вас, когда был в Тунисе.

Он сделал паузу, но, поскольку девушка молчала, продолжил:

— Как я понял, он жил у вас на вилле, и, хотя это может показаться бесцеремонным с моей стороны, я подумал, не примите ли вы и меня в качестве своего постояльца.

Этого Мимоза могла меньше всего ожидать, поэтому мгновение только молча смотрела на него. Прежде чем она сумела прийти в себя, он улыбнулся ей:

— Я застал вас врасплох и полагаю, вы посчитали, что с моей стороны было бесцеремонным вторгнуться сюда без надлежащей договоренности.

Она ничего не ответила, и герцог продолжал:

— Я никогда раньше не был в Тунисе, но у меня есть подозрение, что отели здесь окажутся неудобными, а кормить в них будут ужасно.

Не сдержавшись. Мимоза расхохоталась:

— Да, полагаю, вы правы.

— Тогда вы поймете, почему я молю вас проявить сострадание к страннику в чужой стране.

— Мне кажется… — нерешительно произнесла Мимоза, — вы могли бы… остаться здесь.

Произнося эти слова, она подумала, что присутствие англичанина рядом с ней может оказаться приятным.

С ним можно было бы поговорить, устав от бесконечной болтовни Сюзетты, причем поговорить на родном ей языке.

Как будто поняв ее нерешительность, герцог поспешил заверить девушку:

— Обещаю не доставлять вам никаких хлопот, и, конечно, я собираюсь отправиться в Фубурбо Майус, как только смогу организовать эту поездку. Насколько я понимаю, это место находится на некотором расстоянии от Туниса.

— Вам необходимо будет нанять погонщиков верблюдов, чтобы добраться туда, и обзаведитесь палаткой для ночлега.

— Я смогу организовать это, — сказал герцог, — но вы, мисс Тайсон, оказали бы мне неоценимую помощь, если бы порекомендовали, кого нанять. Полагаю, многие из погонщиков верблюдов — воришки, и когда кто-то отправляется в необитаемую часть страны, всегда есть шанс, что он никогда не вернется.

Мимоза не ответила.

Она думала о том, что и ее отец никогда больше не вернется, хотя никакой вины погонщиков верблюдов в этом не было.

Герцог тоже помолчал немного, потом сказал:

— Мой багаж и мой камердинер ожидают у ваших ворот. Мне кажется, что кучер того обветшалого экипажа, который привез меня сюда из порта, ждет не дождется, когда ему заплатят.

Это прозвучало настолько забавно, что Мимоза хихикнула:

— Тогда, без сомнения, вы должны заплатить ему, а слуги принесут ваш багаж.

— Значит, мне можно остаться? — спросил герцог.

— По крайней мере до вашего отъезда в Фубурбо Майус.

— Прежде чем я туда отправлюсь, я должен непременно прочитать книгу вашего дяди.

Он улыбнулся ей и собрался уйти как раз в тот момент, когда в дверях появился слуга с кофе.