Дочери Альбиона (№6) - Дитя любви

— Твой отец и я — словно один человек! — призналась она. — Погибни кто-нибудь из нас, жизнь для оставшегося потеряла бы всякий смысл!

Я была слишком взволнована, чтобы говорить что-то.

— И ты, моя дорогая, — продолжала она, — мы забыли о тебе! Нам обоим пришлось пережить ужасные времена. Ты так ухаживала за мной, мне так повезло, что рядом оказалась ты!

"Если бы вы только знали!» — подумала я про себя, но я никогда не смогу рассказать им об этом. Интересно, какой была бы их реакция, если б я во всем призналась? Но никому бы я не смогла поверить то, что произошло: ни Харриет, ни Кристабель, никому! Как я хотела забыть об этом, стереть из своей памяти, но до конца своей жизни мне так и не удалось справиться с воспоминаниями той ночи. Каждый раз, когда я ощущала запах этого отвратительного мускуса, я вспоминала Гранвиля, как блестели его глаза, когда он говорил об оленях.

Как отлична была та ночь от ночи любви и нежности, проведенной с Джоселином, после которой на свет появилась Карлотта! Внезапно, словно удар молнии, меня пронзил страх. А что если после этой ужасной ночи тоже родится ребенок?! Что тогда мне делать?

Но этого быть не могло, это было бы слишком! Я уже расплатилась за жизнь отца, и расплатилась сполна.

Временами я буду выходить в сад, подходить к той клумбе красных роз, думать о том, как впервые встретилась с Джоселином, и говорить себе: «Что я могу сделать, раз этому суждено было случиться?"

Однако эта беда меня обошла: от той позорной ночи ребенка не будет, а теперь, приказала я себе, я должна постараться забыть.

Однако по поводу возвращения отца празднества решили не устраивать.

— С нынешнего момента, — сказала мать, — мы должны жить потише: никаких поездок ко двору: там мы вышли из фавора.

Мы никому не должны были напоминать о том, что поддерживали дело Монмута. Теперь на троне сидел новый король, и, даже если он нам не нравился, мы должны были смириться с ним.

Мой отец был очень своенравен. Это было его натурой, и я уверена, что, если бы не мать, он бы снова вмешался в какой-нибудь заговор. За смертью легкомысленного Карла последовали весьма нелегкие времена. Карл был популярен в стране с самых первых дней своего правления, как только вернулся из изгнания, но Яков даром привлекать людей на свою сторону явно не обладал.

— Это не наше дело, — твердо сказала мать, и каждый раз, когда видела в глазах отца авантюрные искорки, сразу притворялась больной, а он тут же отказывался от всех своих планов. Он нежно любил ее. В этом сомнений не возникало. Так что его возвращение мы отмечали в узком семейном кругу. Правда, мы все-таки пригласили наших близких друзей. Приехали Харриет с Грегори, Бенджи с Карлоттой, и они гостили у нас несколько недель. Рядом с дочерью я забывала о всех перенесенных бедах. Ей было уже почти четыре года, и она росла настоящей красавицей. У нее, как и у Харриет, были голубые глаза, правда, не того фиолетового оттенка, которым так гордилась Харриет, — они были чисто-голубые, как васильки. Волосы Карлотты были темного цвета, который очень гармонировал с цветом глаз, а носик — маленьким и нахально вздернутым. Кожа ее была нежная, как лепестки цветка, одним словом, она была просто очаровательна. Но особенно притягивала она всех своим жизнелюбием. Она была такой живой и любознательной, что Салли Нулленс сказала, что она за ней «только гоняется и с ног валится». Эмили Филпотс следила за тем, чтобы она всегда была великолепно одета, и уже начала учить ее читать. Карлотта делала большие успехи, Эмили сказала, что никогда не видела, чтобы ребенок так быстро учился. Для этих двух женщин Карлотта была всем на свете: ей они были обязаны новой работой, она вытащила их из пучины вечного недовольства.

Будучи ребенком с пытливым и хитрым умом, Карлотта очень быстро поняла свою значимость. Она могла быть высокомерной — и любить всех подряд; она могла топать ногами, чтобы ее желание исполнилось, и в то же самое время могла разрыдаться, увидев, что с кем-то случилась неприятность. Ее настроение менялось так быстро, что невозможно было определить, какая она на самом деле.

Бенджи, который безумно любил Карлотту, учил ее верховой езде. Грегори относился к ней так, будто, и в самом деле, она была его дочерью, и купил ей красивого пони, на котором, как ему казалось, она будет вне опасности. Харриет же обращалась с ней с оттенком терпимости, она никогда не изменяла себе, как бы там ни возвеличивали Карлотту остальные, но я думаю, что больше всех Карлотта любила все-таки Харриет. Почтительное отношение со стороны других она принимала как должное, но несколько раз я сама видела, как она пытается задобрить Харриет.

Когда гости приехали, я спустилась во двор навстречу. Сразу мой взгляд метнулся к дочери — она была так прекрасна в красном плаще, щечки порозовели от езды, голубые глазки озорно блестели, а темные кудряшки волос рассыпались по плечам в легком беспорядке, когда она откинула капюшон. Завидев меня, она кинулась ко мне и крепко обняла. Мои чувства пришли в смятение, я даже испугалась, что не смогу сдержать подступившие к горлу слезы. Она всегда на меня так действовала, будто знала, что между нами существует нечто большее, чем просто привязанность. Она вложила свою ладошку в мою руку, и мы пошли к дому.

Мать тепло поздоровалась с ними, отец же выказал чуть меньше радости. Он всегда несколько враждебно относился к Харриет. Она знала это, и я увидела, как уголки ее рта несколько изогнулись, как бы сдерживая усмешку.

— Это счастливый день! — сказала Харриет. — Мы все так беспокоились!

— Не будем вспоминать об этом, — сказала мать. — Все прошло и забыто!

— Ты вернулся домой, Карлтон, — добавила Харриет, — и здесь должен остаться.

Бенджи рассказал моему отцу, как далеко он стреляет из лука, и предложил устроить соревнования по стрельбе из лука на одной из лужаек. Он был уверен, что легко сможет победить Карла. Тот немедленно ответил на его вызов, и они удалились, обсуждая условия.

— Ты возьмешь к себе в комнату Карлотту, Присцилла? — спросила меня Харриет. — Ей это очень нравится, да, Карлотта?

Карлотта взглянула на меня и согласно кивнула — Это неудобно, — сказала моя мать. — Кровать Присциллы может легко перевернуться.

— Мы уже спали с ней вместе, — уверила я ее. Карлотта подбежала ко мне, ухватилась за юбку и улыбнулась так, будто между нами существовали какие-то секреты. Я почувствовала, как счастье волной захлестывает меня. Как я любила это дитя!

— Я считал, что Карлотте уже достаточно лет, чтобы спать в своей детской, — вступил в беседу отец. — Уверен, и Салли так думает.

Карлотта сердито посмотрела на него и сказала:

— Не люблю тебя!

Отец громко расхохотался.

— Ну и что мне теперь делать? — спросил он. — Пойти и прыгнуть в море?

— Да! — восторженно воскликнула Карлотта. — Да, ты пойдешь и прыгнешь в море, и тогда ты утонешь!

Харриет прыснула, а мать сказала:

— Ну, нельзя так разговаривать с дядюшкой Карлтоном!

— Я разговариваю, как хочу, — с вызовом ответила Карлотта и показала отцу язык.

Я было испугалась, что он может наказать ее, но заметила, что он с трудом сдерживается, чтобы снова не рассмеяться. Даже он, который не особенно любил детей, не говоря уж о девочках, не мог удержаться от восхищения моей дочкой.

— Этот ребенок ужасно избалован, — сказала мать. — Ее надо хорошо проучить!

— С ней все в порядке, — ответила Харриет. — Она говорит то, что думает, потому что еще не научилась лицемерить!

Теперь я испугалась, что мать может придумать какое-нибудь наказание для Карлотты. Я не могла этого позволить, поэтому взяла Карлотту на руки, она же, в свою очередь, обвила ручонками мою шею.

— А что такое «проучить»? — прошептала она.

— Потом скажу, — сказала я.

— Но ты не дашь тому человеку и ей сделать это, да?

— Нет, — шепнула я.

Она рассмеялась и зарылась лицом в мои волосы.

Харриет наблюдала за нами с весьма растроганным видом.

Я опустила Карлотту на землю, и она взяла меня за руку, торжествующе поглядев через плечо на моих родителей.

Как я была счастлива с ней! Прыгая на моей кровати она сказала:

— Я буду спать здесь, да?

И я знала, что все будет, как всегда в таких случаях. Салли Нулленс будет баюкать ее, но, когда я приду, она все равно будет не спать, а ждать меня. Она посмотрит, как я раздеваюсь, а когда лягу в постель, подползет ко мне поближе. Я расскажу ей сказку, а тем временем она будет тихонько дремать, а я — лежать и сжимать ее в своих объятиях, и любовь к ней будет переполнять меня.

Конечно, Салли Нулленс сказала, что «все это не дело». Есть детская, и ребенок должен спать там, где она — Салли — может приглядеть за ним, но вскоре она смягчилась Она помнила, что именно я посоветовала Харриет воспользоваться ее услугами, помнила это и Эмили Филпотс, поэтому они смирились с таким положением дел и больше не протестовали.

В те недели Карлотта и показала в полной мере свое умение очаровывать. Увидев, что мой отец безразличен к ней, она почувствовала, что непременно должна добиться того, чтобы он ее заметил.

Я видела, что Карлотта частенько подглядывает за отцом, и, если ей казалось, что он не смотрит, она показывала ему язык. Я предупредила ее, чтобы она не делала этого, что наказание будет неминуемо. Я знала, что Салли, как хорошая нянька, может легонько шлепнуть ребенка, и на долю Карлотты нередко выпадало подобное наказание. Я видела, как Салли перекидывает ее через колено и вознаграждает легким шлепком, а Карлотта тем временем визжит от гнева, но я заметила также, что вскоре после этого Салли безо всякой обиды жалуют поцелуй на ночь, из чего я вывела, что от Салли Карлотта принимает наказания весьма спокойно и их привязанность друг к другу ничуть от этого не страдает Но отец мой был другой закалки. Я с ужасом думала о том, как он может наказать Карлотту за ее дерзость, потому что вряд ли воспримет этот жест языком как проявление любви.

Но Карлотта не боялась ничего. В тот раз мы гуляли по саду, и она бегала вокруг, забавляясь с воланом. Отец сидел на стуле у пруда и, когда она слишком расшумелась, велел ей вести себя потише.

Некоторое время она молча смотрела на него, после чего продолжила свою игру, но уже не произнося ни слова.

Он, казалось, заснул, когда я увидела, что она тихонько подкрадывается к нему. Я было хотела окликнуть ее, но передумала. Ничего особенного она не сделает, если посмотрит на него. Она подобралась поближе, и я заметила, как она тронула его за колено, после чего, к моему великому удивлению, вскарабкалась на него и обвила ручонками его шею — не для того, чтобы показать свою любовь и привязанность, а просто чтобы удержаться. Потом она подождала еще несколько секунд, внимательно вглядываясь в его лицо, как будто изучая каждую его черту. После чего до меня донесся ее громкий крик:

"Ты — противный старикашка!» Тут же она попыталась спрыгнуть на землю. Но его руки вовремя подхватили ее. Я не знала, чего ожидать, но потом услышала его слова:

— Что это было? Что ты сказала? Она молчала, в упор глядя ему в глаза.

— Ты смелая девочка, — сказал он, — когда думаешь, что старый великан-людоед не видит тебя. Ты думала, что он спит и ты можешь сказать ему все, что о нем думаешь? А теперь все стало по-другому, да?

— Не по-другому! — крикнула она.

— Тогда скажи это еще раз.

— Ты — противный старикашка! — выкрикнула она.

— Значит, ты не боишься меня"? Она заколебалась.

— Боишься! — торжествующе воскликнул он, — Ты боишься, что я высеку тебя до крови, да? Вот что ты думаешь и все-таки говоришь!

)Г — Ты — противный старикашка, — повторила она, но уже более спокойным голосом.

— И ты меня не боишься?!

Я представила, как эти прекрасные голубые глазенки смотрят на него. Она боялась его, но одновременно с тем он ее притягивал: он один считал, что Карлотту не следует так лелеять.

— Ты боишься меня?! — настаивал он. Она кивнула.

— И все-таки ты подошла прямо ко мне и сказала, что я противный старикашка? Она снова кивнула. Он расхохотался.

— Тогда я тебе кое-что скажу, — проговорил он сквозь смех. — Ты права, это действительно так!

Тогда рассмеялась и она, и их смех радостью отозвался в моей душе. Я поняла, что она покорила его, чего никогда не удавалось сделать мне.

Я тихо ушла. Полчаса спустя она все еще сидела у него на коленях и рассказывала ему историю о злых круглоголовых, которые отрубили голову королю.

Этот визит запомнился еще тем, что домой приехал Эдвин. В семье устроили большое торжество. Мать всегда очень радовалась, когда приезжал Эдвин. Его отпустили, потому что знали, что случилось с очном. Эдвин считал, что отец последовал чьему-то дурному совету, присоединившись к армии Монмута потому что, как солдат, твердо знал, что герцог не имел ни малейшей надежды. Да, это правда, страна не в восторге от нового короля, но восстание, подобное восстанию Монмута, который, по словам многих, был не лучше Якова, ничего бы не изменило.

Но Эдвин никогда не навязывал своего мнения Другим. Служба в армии не изменила его: он остался таким же мягким, скромным и уступчивым. Я беспокоилась, что будет, когда он встретится с Кристабель, потому что, будучи близкими соседями, мы часто виделись друг с другом. Но встреча их прошла очень мирно: ему доставило большое удовольствие видеть Кристабель такой счастливой. Что касается ее, она жила настоящим и забыла разочарования прошлых лет.

Томас-младший рос как на дрожжах и, судя по отзывам Кристабель, был самым чудесным ребенком, когда-либо рождавшимся на этой земле.

Естественно, она знала, что отец участвовал в восстании Монмута и о тех страданиях, что потерпели мы в то время.

— Это было чуду подобно, — сказала она, — когда все вы в целости и сохранности вернулись домой. Томас едва мог поверить в это. Мы так переживали за вас, но это лишь доказывает, что все-таки чудеса случаются!

Кристабель больше стала заботиться о себе и своей внешности, и я даже не узнала ее сначала — она стала настоящей красавицей. Я еще подумала, что вот с ней случилось настоящее чудо.

Мать хотела, чтобы Эдвин побыстрее женился. Его возраст уже приближался к тридцати — как, впрочем, и Ли, — но ни один из них так и не был женат. Она начала присматривать подходящую пару и для меня, так как мне уже исполнилось девятнадцать. Теперь, когда она могла удержать дома отца, она начала планировать наши вечера с таким расчетом, чтобы мы могли встречаться с семьями, подобными нашей, где можно было подыскать мужа мне и жену Эдвину. Ее любимицей была Джейн Мерридью. Джейн было примерно двадцать пять — она была довольно красивая девушка, серьезная и практичная, как раз под стать Эдвину.

Мерридью приехали погостить. Они были твердыми протестантами и, как и мой отец, с беспокойством встретили нового правителя, поэтому у них было много общего, и через пару недель Джейн и Эдвин обручились.

— Не следует откладывать дело в долгий ящик, — сказала мать. — Солдаты должны жениться быстро: ведь большую часть своей жизни они проводят вдалеке от жен, так что должны заботиться о своем времени.

Мерридью также были совсем не против того, чтобы справить свадьбу побыстрее: Джейн была уже не так молода, чтобы раздумывать.

— Через два месяца все будет готово, — объявила мать, когда Эдвин сказал, что ему надо будет еще уехать да и Ли следует пригласить на свадьбу.

Харриет вышла со мной в сад.

— Вскоре придет твоя очередь, — сказала она. — Ты больше не дитя, Присцилла, и ты не можешь всю жизнь убиваться по погибшему возлюбленному!

Я не ответила.

— Когда-нибудь ты снова влюбишься, мое милое дитя, и снова ощутишь себя счастливой! Я это твердо могу тебе сказать. Есть один человек, за которого я бы хотела, чтобы ты вышла замуж. Думаю, ты знаешь, кого я имею в виду, но вы должны сами открыть друг друга! Ты не должна позволять, чтобы случившееся с тобой омрачило будущее.

— Но, Харриет, — ответила я, — ведь то, что происходит, так или иначе всегда влияет на наше будущее, мы так и живем!

Я подумала о совпадениях, которые привели меня к тому источающему мускусным ароматом ложу и горькому унижению, что я претерпела от грязных рук Бомонта Гранвиля. Встреча с Джоселином, наша любовь, его смерть, Венеция — все это сложилось вместе, и объявился он, злой гений. Он сделал со мной то, что я никогда не смогу забыть и что, несмотря на все уверения Харриет, все-таки повлияет на мою жизнь и будет висеть надо мной до самой могилы.

— Если мы совершаем ошибки, — сказала Харриет, — ни в коем случае не должны тяготиться ими!

Мы должны воспринять их как опыт!

"Опыт!» — подумала я. Ложе с ароматом мускуса и мужчина, который требовал, чтобы я исполняла его приказы, который так унизил меня, что лишь во сне я обретаю покой и могу забыть обо всем.

Я уже было хотела признаться во всем Харриет, но вовремя опомнилась. Это был мой позорный секрет. Лучше наглухо запереть его у себя в душе, никогда не должен он выйти на свет Божий! Я не позволю случиться этому, я бы этого вынести не смогла!

Харриет думала, что меня беспокоит любовь к Джоселину, но ее-то как раз я забывать не хотела.

— У твоей матери горят глаза, — продолжала Харриет. — Сегодня Эдвин, завтра — Присцилла! Ей хочется, чтобы у ее ног побыстрее начали копошиться внуки. Дорогая Арабелла, она всегда была такой сентиментальной! Я всегда могу с точностью сказать, что она думает или чувствует. Я нежно люблю ее, ты знаешь об этом. Она многое значила в моей жизни, но теперь есть ты и наш маленький ангелочек — Карлотта. Вот чья жизнь будет насыщенной и яркой! Надеюсь, я доживу до того времени.

Конечно, Харриет была права насчет матери: она была до безумия рада обручению Эдвина. Однажды вечером она сказала мне:

— Присцилла, я так счастлива за Эдвина! Я уверена, из Джейн получится прекрасная жена!

— Ты всегда ему прочила Джейн, — напомнила я ей. — Ты же помешала его браку с Кристабель!

— И была права! Кристабель нашла свое счастье с Томасом. Он очень подходит ей, и у них уже есть маленький Томас. Вот что называется счастливой семьей!

— Но она очень расстроилась, когда Эдвин позволил тебе убедить себя!

— Милое дитя мое, если бы он действительно любил ее, никакие уговоры не помогли бы! А если бы любила его она, то не была бы сейчас так счастлива с Томасом! Все обернулось к лучшему!

Она задумчиво посмотрела на меня.

— Надо бы тебе замуж, Присцилла, — сказала она. — Теперь твоя очередь! Ты и эта крошка Карлотта… она настоящая шалунья, она очаровала даже твоего отца! Когда я вижу тебя с ней, я начинаю думать, что и твоя свадьба не за горами. Сегодня утром, когда я наблюдала за тобой и Карлоттой, я подумала, что из тебя получится изумительная мать!

Я улыбнулась ей. «Милая мама, — подумала я, — интересно, что бы ты сказала, если бы узнала, что Карлотта — моя дочь и что я в обмен на жизнь отца отдалась — так горько, так позорно — негодяю?"

В апреле следующего года Эдвин и Джейн поженились. Мерридью жили в пяти милях от нас, и в их доме было устроено большое торжество.

Эдвин, казалось, был счастлив, и Джейн радовалась, естественно, не меньше. А мать просто лучилась счастьем: она и Джейн очень сдружились, что было очень кстати, так как после окончания торжеств Джейн должна была вернуться с нами в Эверсли, который с этих пор станет ее домом. Хотя мой отец и управлял всю жизнь нашим поместьем и, я уверена, считал его своим, все-таки Эверсли-корт принадлежал Эдвину, но Эдвин был такого склада характера, что никогда и не разубеждал отца в этом.

Мерридью сделали хороший выбор, учитывая, конечно, что участие моего отца в восстании Монмута никаких неприятностей не принесло: за такое лишались состояний и имений в один миг.

Мерридью, как и мы, в то время держались от королевского дворца подальше, живя у себя в замке неподалеку от Лондона. Они надеялись, что недавние события вскоре забудутся, хотя до нас доходили слухи, что беда все-таки надвигается.

— Что бы там ни было, — твердо заявила мать, — мы будем держаться в стороне!

И я думаю, что из-за недавних приключений отца ее слова теперь обладали значительным весом.

В то время мысли всех были заняты приближающейся свадьбой, и на венчание мы поехали к Мерридью — вся церемония должна была проходить в их домашней часовне. Затем последовал пир, и множество тостов было произнесено в честь новобрачных, после чего они вернулись обратно в Эверсли, так как по традиции должны были провести свою первую брачную ночь в особых свадебных покоях, которые для них приготовила мать.

Мы же остались в Мерридью-корте еще на два дня, и на обратном пути мать подъехала ко мне и сказала:

— Я так рада видеть, что Эдвин счастлив в браке! Джейн — такое милое создание! Я уверена, они будут счастливы всегда!

— Да, — согласилась я, — они подходят друг другу. Им даже и в голову не может прийти, что они могут чувствовать что-либо еще, кроме радости.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну, я думаю, они всегда поступали так, как от них требовалось, а сейчас все ждут от них радости.

— Но это не так уж и плохо?

— Да, но не со всеми это проходит. Я тут же пожалела о сказанном, ибо это дало ей повод сказать:

— Моя дорогая Присцилла, как бы мне хотелось видеть и тебя счастливой! Я молчала.

— Я знаю, — продолжала она, — что ты чувствовала романтическое влечение к тому бедному юноше, но это было так давно и ты тогда была еще совсем ребенком!

Я упорно продолжала отмалчиваться.

— Это было детское увлечение, моя дорогая, оно не должно омрачать тебе жизнь! Ты кажешься порой такой серьезной, как будто что-то тяготит тебя, и ты стала такой с тех пор, как мы вернулись из Дорчестера.

Как легко было тогда выкрикнуть в лицо ей всю правду, сказать, что я сделала, объяснить загадочное освобождение моего отца! Мне хотелось насмешливо расхохотаться над ее словами, будто я еще ребенок! Маленькая девочка, которая уже имеет собственного ребенка и которая пережила ночь с Бомонтом Гранвилем! Это она была святой невинностью по сравнению со мной. Я же была уже опытной, достаточно познавшей на своем веку женщиной.

Спустя два дня, как мы вернулись в Эверсли, приехал Ли: он не смог вовремя выбраться на свадьбу. Встреча с ним очень обрадовала меня. Он изменился: в его манерах появилось какое-то беспокойство. Позднее он объяснил нам его причины: в воздухе носилась беда, король всячески ублажал католиков, а значительному большинству это совсем не нравилось. Ли боялся того, что в стране вновь вспыхнет восстание.

— Еще одна гражданская война будет означать катастрофу, — сказал он, когда мы сели обедать. — Англичане против англичан, как это было недавно. Другое дело, когда одна страна воюет с другой, а я не хочу сражаться с земляками, каким бы ни был предлог. Сейчас я так жалею о том, что служу в армии, может, я подам в отставку и осяду где-нибудь.

— Это совсем неплохая мысль, — возбужденно произнесла мать. — Но если Якова свергнут, кто сядет на трон?

Ли понизил голос до шепота.

— У короля есть зять — Вильгельм Оранский.

— Вильгельм Оранский? — воскликнула мать.

— А почему нет? Он женат на Мэри, а она старшая дочь короля. Кроме того, у него есть свои законные претензии на престол. Разве его мать не была старшей дочерью Карла I? Он протестант, твердый и смелый человек, хотя и не очень привлекателен. Но красота для правителя не самое главное?

— Все это очень странно, — воскликнул отец, — но, клянусь Богом, в Англии снова наступят счастливые времена, если все случится так, как вы говорите!

— Правда, перед этим будут стычки, — охладил наш пыл Ли, — а мне это ничуть не нравится. Если бы Карл пожил еще…

— Такого мнения придерживаются все до единого, — сказал отец.

Несмотря на такой счастливый повод, как свадьба, в дом закралась печаль. Я думаю, родители вспоминали дни гражданской войны, когда никто не знал точно, где враг, а где друг, и отец рисковал своей жизнью, изображая из себя круглоголового, на деле служа делу короля. Я много слышала историй о тех временах.

Однажды Ли и я поехали на прогулку к морю, привязали лошадей, а сами спустились на пляж, и тут он внезапно сказал:

— Присцилла, ты выйдешь за меня замуж?

Мне кажется, я всегда верила в то, что когда-нибудь он попросит меня об этом. Так было до того, как я встретила Джоселина. Я надеялась, я сделала из него мифического героя и даже поклонялась ему, когда была совсем девочкой. Он для меня всегда был первым и лучшим. И пока я не знала Джоселина, я была твердо убеждена в том, что только с Ли я разделю свою жизнь.

Но теперь я была уже не той невинной девочкой. Я влюбилась в Джоселина, а потом… потом был Бомонт Гранвиль. Никогда я не смогу выбросить его из головы: ночь, проведенная с ним, отвратила меня от мыслей о замужестве.

Но все же оставался Ли, а ч любила Ли, доверяла ему Он был моим защитником, он был тем человеком, который избил Бомонта Гранвиля, когда тот попытался похитить меня.

Несколько минут я молчала, чувствуя волнение Ли — Я ждал, пока ты подрастешь, — сказал он, — но меня столько времени не было дома. Присцилла, ты же любишь меня?

— Конечно, я всегда тебя любила. Он остановился и, радостно схватив мои ладони, заглянул мне в глаза.

— Тогда — да? — спросил он.

— Я не уверена… — ответила я.

— Не уверена? Но ты же сказала, что любишь меня! Ты всегда меня любила! Когда ты была крошкой, ты приходила ко мне, поверяя все свои тайны, тебе нужен был лишь я один!

— Да, ты был мне как брат.

— Как брат, да, но было еще что-то? Ведь Эдвин тоже твой брат!

— Нет, это не совсем так! Ли, ты был героем, тем, кто спасал меня, когда я попадала в затруднительное положение, рыцарь в сияющих доспехах!

— Теперь ты ушла в поэзию, Присцилла, почему ты колеблешься? Ведь у тебя никого больше нет, я не ошибаюсь?

Я покачала головой. Лучше бы мы не приходили на этот пляж! На меня нахлынули воспоминания. Пещера, где мы сидели рядом с Джоселином, человек с собаками и смертельный страх, который завладел тогда мною…

— Тогда в чем дело? — спросил Ли.

— Есть кое-что, что ты должен знать, Ли!

— Тогда расскажи, — сказал он.

— Боюсь, это будет большим потрясением для тебя… Карлотта — моя дочь!

Он замер и внимательно посмотрел на меня.

— Видишь, Ли, — сказала я, — теперь, когда тебе все известно, ты можешь жениться на мне?

— Джоселин… — медленно проговорил он. — Я думал, что это было просто детское восхищение красивым юным героем!

— Ты слишком долго делал из меня ребенка, а я была молода, влюбилась в него, и, когда на Эйоте нас застал туман, мы стали любовниками! На следующий день его схватили и вскоре, как ты знаешь, казнили… Но у меня есть Карлотта — она напоминает мне о нем!

— Но, по мнению остальных, Карлотта приходится дочерью моей матери! Я покачала головой:

— Харриет помогла мне. Не знаю, что бы я делала без нее!

— Значит, вы поехали в Венецию, и именно там должен был родиться ребенок?

— Для нее это было игрой, и она сыграла великолепно! Харриет с пониманием отнеслась ко мне, я никогда не забуду этого!

— Карлотта… — прошептал Ли. — Я не могу поверить в это!

— Это — идея Харриет! Она твердо решила привести свой план в действие, что и сделала.

— И поэтому ты не хочешь выходить за меня замуж? Ты все еще любишь Джоселина?

— Я люблю тебя, Ли, ничто не могло изменить мои чувства к тебе: я всегда тебя любила! И если мне придется выйти за кого-нибудь замуж, мне хотелось бы, чтоб это был ты! Но то, что случилось, все меняет…

— Но мои чувства к тебе остались прежними!

— О, Ли! — сказала я. Я склонила голову ему на грудь, а он крепко обнял меня. Я ощутила полный покой. Я прислушивалась к шуму волн и грустным крикам морских чаек. Этими звуками сопровождались обычно мои свидания с Джоселином, но тогда было по-другому. А рядом был Ли — сильный мужчина, защитник. В тот момент я поняла, что любила Джоселина лишь потому, что чувствовала потребность защитить его. Я поняла, что, если рядом со мной будет Ли, я всегда смогу опереться на него и, возможно, спустя какое-то время позабуду свои страхи. Теперь он знал тайну рождения Карлотты, и это было для меня большим облегчением.

Я любила Ли, конечно же, я любила его. Наше будущее будет построено на крепком фундаменте, сделанном из любви и веры, которые жили во мне с самого детства. Меня охватило безбрежное счастье, такое, какого я не ощущала уже очень давно, и мне захотелось рассказать ему все. Я хотела объяснить ему наш страх за отца, болезнь матери, порожденную тревогой, то, что я сделала, чтобы спасти отца. Если бы я могла рассказать ему это, мои воспоминания утратили бы свою силу и я снова стала бы счастливой! Вот что для меня значил Ли!

Но я не могла признаться ему: я представила себе его ярость! Это был бы тот же холодный гнев, который привел его тогда в дом Бомонта Гранвиля. А сейчас, если бы он обо всем узнал, он бы убил Гранвиля! И я не осмелилась ничего сказать ему: это должно было остаться моей тайной.

— Тебе следовало бы рассказать мне это раньше! — сказал он.

— Ты меня понимаешь, Ли?

— Да, понимаю: это было романтическим приключением: Джоселин был в опасности, а мы все помогали ему. И результатом была… Карлотта! Это действительно все меняет, мы должны подумать, как поступить с ней!

— Но что здесь можно сделать?

— Я знаю, что ты чувствуешь к этому ребенку. Может, нам удастся забрать ее? Ей нужен отец!

— У нее есть Грегори, он боготворит ее.

— Ей нужна мать: Харриет никогда не отличалась материнскими чувствами.

— Все равно Карлотта нежно любит ее. Но если б я могла взять ее себе…

— Посмотрим, что можно сделать!

— О, Ли! — воскликнула я. — Я не была такой счастливой с тех пор, как… Он обнял меня и сказал:

— Все закончилось, Присцилла, и теперь ты всегда будешь такой. Ты и я… я всегда знал это!

Он торжественно поцеловал меня, а потом мы вернулись к нашим лошадям.

Мать была счастлива до безумия. Она поцеловала меня, а потом Ли.