Гребцы галеры

      - До базы четыре сектора. Один бес, не доедем.
      - Ну, хотя бы обозначь.
      Патрик нехотя включил зажигание.
      - Давайте сперва завтрак обозначим, если вы не против.
      - Здравая мысль.
      - Еще бы!
      Я радостно поведал своему пилоту о предпринятых мною мерах по осуществлению мести. Тот недовольно кривится:
      - Зря вы так, Шура. Грех это.
      Грех... Грехов на мне - как на барбоске блох. Тоже вот грех - от жены к другой бегать. А ведь бегал! И делал это с огромным удовольствием.
      Скажите, пожалуйста, можно ли любить двух женщин одновременно? Оказывается, можно. Мне, во всяком случае, это благополучно удавалось. При всем том, что ни капли нежности к родной супруге, матери моих детей, у меня не убыло, до дрожи, до умопомрачения, до потери всяких остатков элементарной рассудочной деятельности влюбился в другую. Что в ней было такого, чего я не мог найти дома? И было ли вообще? Сомневаюсь. А вот - на ж тебе!
      Я про себя давно все знал. Знал - и молчал. Как мог я, усталый, немолодой, обремененный семьей и не обремененный излишним образованием фельдшер, высказывать свои глупости госпоже доктору, тоже, кстати, отнюдь не одинокой? Я и не высказывал.
      Мне достаточно было самого факта твоего существования. Так приятно видеть, как ты присаживаешься напротив (да-да, за тот самый столик!) с пачкой недописанных карточек, протягиваешь руку к пакету с печеньем, достаешь не глядя и задумываешься над формулировкой, приподняв авторучку.
      Закончила, отложила писанину, обхватила обеими ладонями чашку, отпила глоток полухолодного чая - слабого, еле желтого, не то что в моей кружке, подняла на меня чудесные серо-голубые глаза (сама не раз подтрунивала над неопределенностью их цвета), смахнула завиток волос со лба:
      - Расскажи что-нибудь...
      Мне не хотелось говорить. Мне хотелось смотреть на тебя и слушать твой. голос. Но я говорил, ты отвечала, и это могло продолжаться часами - покуда не подойдет очередь выезжать. А могло и через минуту закончиться - сдернут на вызов, и до конца смены не увидимся. Все равно хорошо. Тепло.
      Даже просто встретить на мгновение - уже радость. Склонилась поутру над своим медицинским ящиком, проверяя, что там есть, а чего не хватает. Прохожу мимо, здороваюсь. Оторвалась на секундочку, взглянула, хлопнула ресницами:
      - Привет, Шура.
      Пустяк вроде, а меня и такая малость согреет. Каждый твой жест, каждое движение, каждая морщинка около век - все оставалось во мне маленькими, нежными комочками счастливых примет.
      Я молчал. Я мог бы молчать еще долго...
      Суп в придорожной таверне жидок и пресен, сыра в лазанье не больше, чем стронция. Спасаясь от полчищ мух, безраздельно властвующих в обеденном зале, мы вынесли тарелки на уличный круглый столик и лопаем там. Пара десятков зловредных насекомых уже успела утонуть в супе. Патрик, брезгливо морщась, вылавливает их оттуда щепочкой и рядком раскладывает на краю стола.
      - Зачем? - удивляюсь я. - Все-таки мясо. Другого в суп не клали.
      Мой пилот плюется и бурчит что-то. Нецензурное, по-моему.
      - Зенит-Спецперевозка, ответь Зениту!
      Экстренно заглатываю полупрожеванный кусок. Давлюсь, приходится запивать кислым компотом. Поспешай не торопясь.
      - Спецперевозка, без врача справитесь с профильным вызовочком?
      - Что там?
      - Неправильное поведение. У человека крокодил под диваном завелся. До этого месяц пил.
      - Кто, крокодил?
      - Да пациент же!
      - Пх! Было бы с чем справляться!
      -Добро, перевозка. Записывайте: фамилия... Адрес... Маршрут... Все поняли?
      -Нет.
      - Что неясно, перевозка?
      - С крокодилом что делать?..
      Чуток возни, наручники, пыльный проселок.
      - Зенит, ответь спецперевозке.
      - Отвечаем.
      - Крокодил побежден, клиент госпитализирован.
      - Спецперевозка, вы сегодня дежурные по террариуму. В Рясице кого-то змеи кусают. Не съездите?
      - Ох... Диктуйте.
      Это называется - закон парных случаев.
      Бревенчатый дом, крытый дранкой, до боли похож на Деревенские строения моей родины. Из окна вырываются хриплые подвывания. Эк разабрало родимца!
      Сую снятые часы в брюки, затыкаю за ремень сзади дубинку так, чтобы не была видна под халатом. Рукоять, мешая, уперлась под мышкой. Поправляю. Хлопаю по левому карману рукой. Наручники металлическим звяканьем отрапортовали о готовности к бою.
      - Пошли, Патрик.
      Ударом ноги распахиваю дверь, перескакиваю порог. Что-то холодное прикасается неприятно к моей шее. Резко разворачиваюсь, вижу: с дверной притолоки, шурша, сползает пестрая, мерзейшей внешности змея.
      Рептилия приподняла треугольную головку, вглядываясь в меня неподвижными, лишенными век глазами с вертикальным разрезом зрачков. Раздвоенный язык трепетал, облизывая серо-зеленые чешуйки губ.
      Выяснять, ядовита данная пакость или нет, на личном опыте я желания не проявил - выскочил обратно во двор как ошпаренный.
      - Что с вами, Шура? - встревожился водитель, видя мои выпученные глаза и слышал тяжелое дыхание.
      - Там змея!
      - А я знал, - нимало не удивился Патрик, - я всегда вам говорил, Шура, что употреблять алкоголь пагубно для здоровья.
      - Да нет же, там действительно змея!
      - Шура, умоляю, только не тревожьтесь. Пойдемте в автомобиль, я вас устрою поудобнее.
      Заговаривая зубы, коварный Патрик одновременно ловко выдернул у меня из-за пояса резиновую палку. Научил на свою голову! Интересно, а наручников у него в кармане нет?
      Представив, как мой водитель силком волочет своего фельдшера, закованного в железки, на госпитализацию в родимое заведение, я заорал дурным голосом:
      - Да ты, идиот, в дом загляни!
      - Хорошо-хорошо, Шура, не беспокойтесь, пожалуйста. - Патрик бочком двинулся к двери, не спуская с меня глаз.
      Дверь приоткрылась и с грохотом захлопнулась обратно. Пунцовый, как помидор, пилот, чихнув смущенно, протянул мне дубинку рукояткой вперед.
      - Как же туда зайти?
      - Ой, спроси что-нибудь полегче. А ведь надо.
      - Надо...
      Я изладил длинную пику, привязав нож к подходящей палке бинтом. Такой же вот пикой нам как-то пришлось выковыривать из квартиры вооруженного больного. Он занял глухую оборону, забаррикадировав вход, вооружившись копьем и топором и сделав для защиты от дубинок щит из дверцы, снятой с холодильника. Пришлось немного пострелять по стеклам, чтоб человек понял, что мы с ним не шутки шутить приехали. Такова оборотная сторона удобств, создаваемых перевозкой для психбригад. Возьми те его сразу - не было б войны. А тут больному хватило времени вдумчиво подготовиться к госпитализации.
      У другого клиента при осмотре взятых им с собой вещей обнаружилось аж два ножа, мешочек метательных "звездочек" и изогнутый буквой "Г" четырехгранный железный стержень - отпирать замки. Тоже подготовился...
      Патрик долго и сосредоточенно чесал в потылице, наконец оснастился рычагом от домкрата. Мы вернулись к двери.
      - Ну, на счет "три". Раз, два, вперед!
      Ворвались в дом, размахивая импровизированным оружием и круша ядовитых гадин вместе с мебелью. Змей, попавшихся нам по пути, уничтожили с пяток. Предметов обстановки - значительно больше. Опасливо оглядываясь на живучих рептилий, продолжавших извиваться с перебитыми хребтами и разевать пасти отрубленных голов, добрались до угла, где, хрипя и задыхаясь, еле шевелился грузный мужчина. Лицо его внушало страх иссиня-багровой чугунностью, на пепельных губах пузырилась пена. Близ боковой стены опущенные на длинных шнурах яркие светильники в жестяных рефлекторах лили свет на перевернутый стол, месиво мокрых камней и расколотых стеклянных банок, из которых кое-где торчали посиневшие плоские трупики куриных эмбрионов - змеючий корм.
      Оторвать от пола жертву страсти к хладнокровным нам удалось лишь с огромной натугой. В целях профилактики обострения пояснично-крестцового радикулита, мы, подхватив клиента под мышки, поволокли его волоком, отбрасывая ногами останки чешуйчатых гадов. Тяжко брякнув наземь полумертвого клиента в тени крыльца, синхронно полезли в карман за носовыми платками - утереть взопревшие физиономии.
      - Тяжел боровок попался!
      - Да, не перышко. Зови реанимацию громче. Патрик полез в кабину теребить рацию, а я полез иглой в вену - ставить капельницу.
      Гемодез в одну руку, глюкозу - в другую, лошадиные дозы гормонов и антигистаминных в резинку системы... Я крутился как белка в колесе. Чересчур много работы для двух рук! Сзади - шум мотора и визг тормозов, щелчки открываемых дверей. Похоже, спецы прибыли. Бодрый голос:
      - Кого тут змеи зажрали?
      Я бросил накачивать манжетку тонометра и привстал навстречу коллегам.
      О, нет! Только не это! У каждой шутки должны быть границы!
      Ко мне бодрым шагом приближалась восьмая псих-бригада - фельдшер Джонс с доктором Сейфул-оглы, на ходу сбрасывая с рук часы и поддергивая засученные рукава. Я застонал и схватился за голову.
      - Здоров, Шурик. БИТы идут с базы, так что рассчитывать на них нечего. А мы тут, считай, рядом были - десять миль всего. Дай, думаем, подмогнем коллеге.
      Широченный, как дверь гаража, водитель ПБ-8 уже выволакивал из салона кислородный баллон.
      Я слабо улыбнулся, не столько радуясь подоспевшей помощи, сколько забавляясь глупости своих мыслей.
      - Да, парень, он у тебя кандидат на тот свет. Ничего, сейчас оживим. И доктор выловил из недр своей обширной куртки флакончик с синими буквами на стекле "Антигюрза".
      - Немного просрочен, ну, не беда. Будет возможность, сопри себе в больничке. По болотам, что ни день, лазаем - нужно иметь. Для себя хотя бы.
      По прошествии некоторого времени стало очевидно, что клиент скорее жив, чём мертв. Громко хлопнул задний люк тупорылого фургона бригады, поглотив носилки. Парни задержались на минутку рядом с нами.
      - Шура, это ты так лоханулся с... - И врач назвал фамилию злополучной беременной.
      - Что, уже вся округа знает?
      - Было б что не знать! - в голос загоготали коллеги. - Она так сочно описывала интимные отношения с твоим водилой!
      Ярко-алый Патрик готов был провалиться сквозь землю. Я вознамерился тоже похихикать, но тут до меня дошел нехороший смысл сказанного.
      - Стойте, стойте, а вы-то где ее видели?
      - В роддоме, друже. Нас туда на дополнительную консультацию сдернули по запросу поста из дурки. Санитарки неладное углядели.
      - Что, действительно неладно?
      - Ага. Послеродовой психоз.
      Сердце мое ухнуло, стукнувшись о ребра.
      - Послеродовой?
      - Да. Схватки начались еще в дороге. Еле-еле успели довезти, как тут же опросталась
      - И... как?
      - С ней все путем, если не считать, что душевная болячка обострилась. А ребенок мертвый. Мы видели плод. Симпатичная была девчушка. Она и хотела девку...
      Мир пошатнулся и рухнул, придавив меня тяжестью острый обломков.
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
      Приказ о вынесении мне выговора, красующийся в центре доски объявлений у входа, тревожил меня меньше всего. Так, как сам себя терзаю, ни одно взыскание не заденет. Ну почему я его не успел перехватить? Ведь прямо под глазами сидел! И где была моя голова, когда беременную бабу от заведомо плохого больного (предупреждала же Рат!) подальше не убрал?!
      Смешно, должно быть, звучит при моем стаже работы на "Скорой", но лично я до сих пор не был виновен в смерти ни одного пациента. Конечно, под руководством уважаемых господ докторов жмуриков за эти годы целый штабель произвел. Но то - на их врачебной совести. А на моей этот родившийся мертвым ребенок - первый...
      На листок с приказом упала тень. Старший врач поставил на подоконник свою чайную посудину - кружку размером с пивной бочонок - и глубоко затянулся, отчего кончик сигареты ярко вспыхнул и затрещал.
      - Набираемся опыта, коллега?
      - А? - не понял я.
      - Ну, как говорят, у хорошего медика за спиной должно быть кладбище. В одной книге, помню, дворцовый лекарь видел на своем веку столько покойников, сколько пациентов ему довелось пользовать. Высокий профессионал был, хе-хе.
      - Иметь бы в виду такого опыта, - пробормотал я недовольно.
      - Ну, коль тебе не нравится совершенствовать мастерство самому, придется отправить перенимать его у старших коллег. На реанимационно-анестезиологическую тебя посадить, что ль?
      - Брр!
      - А что? Вот кому в свете сказанного профессиональных навыков не занимать! Маршрутное такси "Мегаполис - Стикс-левобережье", хе-хе. Ты не бледней, Шура, не бледней. Не стану я подвергать твой слабый нерв таким испытаниям. Просто закроем временно перевозку. Будешь опять с доктором ездить.
      Павел Юрьевич поднес к губам свою гигантскую емкость, и Ниагара угольно-черного чая с бульканьем обрушилась в его могучую глотку.
      В столовой изрядное количество медиков забавлялось традиционной игрой "Обожратушки". Таяли горы снеди, и булькал беспрерывно подливаемый в чашки кипяток. Мне не раз приходило в голову, что старина Льюис Кэрролл позаимствовал безумное чаепитие для своей сказки из быта "Скорой помощи". Медики способны предаваться поглощению этого напитка столь же бесконечно, сколь водительский состав - игре в домино.
      Кто-то бодро излагал:
      - Славно пронимает, когда на морозе настынется. Вынешь ампулу с ящика, а она, милая, аж в изморози вся. Вот всаживаешь иглу на две трети длины и, по мере введения, плавно продвигаешь глубже, методой ползучего инфильтрата. Десять раз подумает вдругорядь, прежде чем ночью за телефон хвататься.
      - Оно конечно, да только здесь такой фокус не получится. Мороз-то где? Или у тебя холодильник в твоей развалюхе?
      - Ну, способы бывают разные. Вот, скажем, кордиамин внутрикожно тоже недурен. Делаешь такую аккуратную "лимонную корочку"...
      Я переступил порог, и народ, как по команде, заткнулся. Все взгляды уперлись в мою скромную персону. У ближайшего отвисла нижняя челюсть. Звякнула о кафель пола оброненная ложечка. Интересно, какие цветы на мне нарисованы?
      - Коллега, ты когда последний раз на базу заезжал? - вымолвил наконец кто-то.
      - Недели три... Нет, кажется, месяц... Или больше? - вконец сбился я.
      - Оно и видно! - заржали чаевники. - Поди на себя в зеркало глянь!
      Я поднялся в душевую, чтобы последовать их совету. Кошмар! Ходячий персонаж триллера! Халат, стиравшийся попеременке с хирургическим костюмом в любой попавшейся воде и сохший привязанным к антенне рации, цвет обрел неописуемый. Джинсы на коленях выглядели так, словно ими вытирали полы в складе угля. Ворот рубахи засален. Борода всклокочена. В лохмах волос запуталось черт-те что. Из порыжелого голенища сапога торчит рукоять ножа. Бродяга, да и только!
      Выезжай я на вызова к нормальным людям, те, безусловно, узрев такого, с позволения сказать, лекаря, немедленно позвонили бы в полицию. Благо, что родимая клиентура ввиду своего душевного состояния не заострялась на страховидности моей внешности. Одичал-с... В ужасе спешно полетел через две ступеньки за мылом и полотенцем.
      Многослойная грязь оттиралась с большими техническими трудностями. Облачившись в почти не ношенный чистый зеленый костюм и кипенно-белый халат, подстригши кривыми и тупыми ножницами бороду, я задумался о том, где бы привести в порядок прическу.
      Удалось разрешить и эту проблему. Сжалившись надо мной, золотисто-пушистая сестра-хозяйка в ответ на расспросы извлекла из тумбы стола пару металлических расчесок и длинные ножницы, посмотрев на которые, я пожалел о том, что поторопился терзать свою бороду негодным инструментом, вынутым из медицинского ящика.
      Мягкие лапки замерли на секунду над еще не просохшей гривой.
      - Как постричь, Шура?
      - Давай покороче, на всякий случай. Парикмахерские принадлежности защелкали и заблестели, вгрызаясь в отросшие космы. Работа спорилась.
      - Ну, вот и все, - протянула мне зеркало сестра-хозяйка.
      - Ты скажи, барашек наш, сколько шерсти ты нам дашь, - пробормотал я, созерцая на полу кучу волос, пригодную для набивки средних размеров матраца, не стриги меня пока, дам я шерсти три мешка...
      - Надо так понимать, что коробка конфет за тобой?
      - И большущая!
      - Вообще-то, в городе парикмахерские на каждом углу. Периодически заглядывать туда обойдется тебе дешевле.
      Мне ничего более не оставалось, как смущенно удалиться.
      Требовалось свершить еще один трудовой подвиг - сдать диспетчерам оформленные наряды на перевозку. С натугой выволочив из шкафа в салоне перевязанную бечевкой кипу, я взвалил было ее себе на горб, но остановился, услышав знакомый голосок:
      - Меня тут совсем запугали, говорят, дикая тварь из дикого леса на "Скорую" приперлась и тебе, мол, с ней ездить. Иду смотреть на чудовище может, лучше убежать сразу - и что вижу? Это же просто Шурик!
      - Люси! - завопил я обрадованно. - Привет! Ты со мной работать будешь, ура!
      - Ну, положим, не я с тобой, а ты со мной, - пробурчала доктор, - не забывай, кто в машине хозяин. Должен же кто-нибудь за тобой доглядывать, а то вечно одно и то ж: не успел без призору остаться, как во что-нибудь да влип либо натворил чего. Невхалюз ты и раздолбай, - заключила Рат ворчливо.
      Хоть и пыталась моя начальница продемонстрировать недовольство, в черных бусинках ее глаз светилась искренняя радость встречи. Я сгреб ее, поцеловал крошечный влажный носик, прислонился щекой к пушистой шерстке. Та замерла, нежно прижавшись теплым тельцем к лицу и плотно обвив мое запястье длинным хвостом.
      Поясняю всем, кто еще не знает: доктор Люси Рат - мышка.
      Ну, не настоящая мышь, конечно, а очень похожее на нее существо. Разумное, естественно, даже слишком. Размер, правда, подкачал. Таких крупных мышей в природе не бывает, а до крысы не доросла.
      В свое время нам вместе довелось немало поколесить по здешним дорогам и пережить всякого - хорошего и не особенно. Я настолько привык к ее внешности, что давным-давно воспринимаю ее просто как отличного врача, надежного товарища и-не удивляйтесь - симпатичную женщину, не лишенную, впрочем, известной зловредности характера.
      Люси высвободилась из моих объятий, подергала носиком.
      - Фу, противный! Весь халат измял!
      Спрыгнув на сиденье вездехода, критически изучила меня от макушки до пяток.
      - Вижу, к свиданию с дамой ты подготовился как должно. Хвалю. Но вот рубашку надень другую.
      - Почему? Она же совсем новая.
      - А потому. Бригадные ценности куда девать будешь? В наличествующий на данном одеянии карман не поместятся.
      - Наркотики помещаются. Кошелек - тоже.
      - Это все фигня. Самая большая драгоценность вовсе другая.
      - Какая?
      - Доктор.
      Пачка перевозочных нарядов толщиной в три кирпича тяжко рухнула на стол, извергнув облако пыли.
      Диспетчерская служба, узрев итоги моих трудов, в голос застонала, перемежая жалобы на невозможность переписать все это в журнал перевозок громким чиханием.
      Старший диспетчер Лизавета, оскалив шестидюймовые клыки и плотоядно улыбаясь, заявила:
      - Ничего, им тоже мало не покажется, - и протянула мне зажатые в острых когтях координаты только что принятого ей вызова.
      Патрик, разводя конечностями, как завзятый рыбак после поимки малька кильки, что-то втолковывал начальнице. Углядев листочек в моей руке, он полез в кабину, воткнул на место ключ зажигания. Рат окинула меня быстрым взглядом.
      - Переоделся? Добро, поехали.
      И, цепляясь коготками за ткань халата, полезла по мне в нагрудный карман.
      ГЛАВА ПЯТАЯ
      За воротами базы, едва перескочив на очередную унылую и разбитую бетонку через трясины, мы притормозили, заслыша в небе быстро приближающийся неровный треск. Вскоре увидели и его источник - странно скособочившийся бело-красный вертолет линейного контроля "Скорой", поминутно клюя носом, заходил по ветру для посадки на крышу станции.
      - Чудно он как-то летит, - обратил внимание Патрик, - вконец пилоты перепились, что ли?
      - Вроде не водилось за ними такого, - покрутила носом наша мышедоктор, - ну, да все когда-нибудь случается впервые. Ладно, нам-то что за дело? Поехали.
      Водитель потянулся к рычагу передач, но в этот момент рация прямо-таки взвыла:
      - Психи один-девять, немедленно ответьте Зениту. Я с ленцой потянул к себе трубку:
      - Один-девять слушает, Зенит.
      - Где находитесь?
      - В двух шагах от ворот.
      - Срочный возврат на базу!
      -Угу.
      - Пауль-Борис один-девять, - надрывался Лизин голос, - как поняли Зенит? Экстренный возврат!
      - Да поняли, поняли. Едем.
      Патрик на самом деле уже мучил коробку и сцепление, маневрируя на узкой сухой полосе в попытках развернуть автомобиль, не съезжая в топкую грязь.
      - Что еще им надо? - недоумевал он.
      - Должно, забыли что-нибудь, - предположил я.
      - Что бы?
      - Да уж не сомневайтесь, ничего хорошего, - заверила нас начальница.
      Вертолет почему-то не сел на крышу базы, предпочитая приземлиться посреди двора. При ближайшем рассмотрении стало ясно почему - на заднем борту и хвосте его торчали рваные лохмотья металла, оторванные попаданием чего-то посерьезнее, чем камень из рогатки. Правая стойка шасси подломилась, отчего аппарат стоял на земле не менее криво, чем летел по воздуху. Часть стекол пилотской кабины мутна от трещин. Схлопотал где-то...
      Я не смог подавить в себе подленькую радость при мысли о том, что ремонт винтокрылой машины займет, как пить дать, порядочно времени, и из двух супостатов, отравляющих нам жизнь, по-над головами останется мотаться только один.
      Мне до сих пор не приходилось нарываться, но страшных историй о том, как, задержавшись у лавочки купить сигарет, коллеги оставались без половины зарплаты, наслушался немало. Впрочем, по тем же слухам, к нашим дурацким бригадам линейный контроль цепляется значительно меньше. Что с нас взять? Психи - они психи и есть.
      Народ, собравшийся вокруг вертолета, гудел, что-то обсуждая. Надо всеми возвышалась массивная фигура старшего врача, приплясывающего от нетерпения.
      Узрев наш вездеход, Павел Юрьевич бросился к нему и сунул в окно бумажку:
      - Езжай скорее. Тебе по пути. Придурки твои не помрут. Давай, давай.
      - Да что там такое?
      - Наши в авто попали. Насчет пострадавших неясно - там какой-то конфликт с военными. Контроль заметил это дело с воздуха, хотел разобраться, только им не дали. Видишь, сами чуть ноги унесли. - Он указал на изувеченное оперение вертолета. - Ну, пошел, не задерживайся!
      - А если что?
      - Начнешь оказывать помощь и вызовешь подмогу на себя. Тебя учить надо? Вперед!
      Я зевнул безрадостно:
      - Поехали, Патрик, на халтуру.
      За поворотом дорога резко поднималась в гору. Прямо под горой - машина "Скорой помощи", над которой глыбой навис пятнисто-зеленый грузовик со сдвинутой назад гармошкой брезентовой крыши. Тяжеленная рельсина могучего бампера с закрепленной сверху лебедкой глубоко вмялась в белый капот, перебив пополам нарисованный на нем крест.
      Выпрыгиваю, не забыв предварительно коснуться кармана - начальница на месте. Выхватываю из салона ящик, осматриваюсь. Явно пострадавших не видно. В автомобиле наших коллег - тишина. Вокруг бродит, скребется в него молоденький розовощекий лейтенантик - только-только из училища.
      Поодаль, вольготно расположившись на траве и обнявшись, десяток солдат, красномордых от бани и обильной выпивки, раскачиваются из стороны в сторону в такт выводимой чьим-то пьяным голосом песне:
      Мы убиваем, нас убивают
      Наши желанья не совпадают.
      Часто простое кажется сложным,
      Выстрелить первым
      вдруг невозможно.
      В этом вертящемся мире поганом
      Каждая сволочь ходит с наганом,
      Вот и стреляешь, хочешь не хочешь,
      Сразу не выстрелишь - пулю схлопочешь.
      Мотив знакомый. А вот слова... Нетрезвый хор во всю силу молодых глоток подхватил припев:
      Так что не думай, как будет лучше,
      Первым не выстрелишь - пулю получишь.
      Подхожу к солдатне, рявкаю изо всей мочи:
      - Отставить!
      Заткнулись. Вытаращились, не слишком уразумев, кто это им веселиться мешает.
      - Докладывайте.
      Один из солдат, постарше, не совсем еще пропивший понятия о дисциплине, поднялся, покачиваясь.
      - Ну, в общем, это, сэр. Тут мы в них въехали, дак летёха девчонкой попользоваться хочет, а она, вишь, заперлась. Мы предложили - сейчас враз выковырнем. Не хочет, дурило. Сама, говорит, дать должна. Молодой...
      - Медики пострадали?
      Вояка вгляделся в меня, нахмурился:
      - Слышь, а ты кто есть-то? Что-то я не догоняю, ты наш или ихний? Тачка вроде армейская, а зачем тогда халат?
      - А чтоб ты спросил, - парировала вылезшая на мое левое плечо Люси.
      - О, крыса! - вытаращил глаза солдат.- Откуда взялась?
      -А меня нет, милый, - ласково пропищала Рат, - я тебе спьяну мерещусь.
      Собеседник вылупил глаза, некоторое время тупо таращился на мою начальницу и, мутно кивнув, опустился обратно в траву
      Я двинулся к офицеру. Тот, заметив мое приближение, глупо улыбнулся и выдал фразу, звучавшую в переложении с нецензурного языка на общепринятый, как классическая цитата из Швейка:
      - Вот ведь проститутка, не хочет спать со мной.
      Ответ мой был прост и конкретен:
      - Оставь в покое девчонку, забирай своих орлов и проваливай ко всем чертям.
      До лейтенанта доперло, кто я такой. Лицо побагровело, пальцы судорожно зацарапали болтающуюся на поясе кобуру. Я быстро нагнулся, едва не стряхнув с плеча Люси, выдернул из-за сапога нож и, чуть подбросив его, перехватил за спинку рукояткой вверх.
      - Уверен, что успеешь?
      Пьян-то он пьян был, но профессиональный глаз военного вмиг распознал метательный захват. Пару минут мы смотрели друг на друга, меряясь взглядами. К тому времени Патрик успел выскользнуть из кабины и поспешал к нам, на ходу примыкая магазин к автомату
      Кто-то из вояк, учуяв неладное, подал голос:
      - Ему дорожку отсюда не показать, сэр? Вы только скажите, мы его мигом наладим. Не хуже вертолета полетит!
      Тот встрепенулся было, с надеждой покосившись в сторону торчащих из-под тента кузова прикладов сваленного в кучу оружия, но мой пилот уже сопел мне в ухо, встав рядом. Звонко щелкнул затвор. Отвел руку с ножом к плечу и я.
      Офицерик сник и, отвернувшись, махнул рукой своей команде:
      - По машинам!
      Зарычал могучий дизель. Грузовик, выплюнув из выхлопной трубы сизую тучку отработанных газов, отбыл. Я осторожно постучал по борту:
      - Отбой тревоги. Солдат больше нет.
      Дверца распахнулась. Линейный фельдшер Дженифер Смайли, вылетев из салона, повисла у меня на шее, одновременно плача, благодаря и пачкая халат растекшейся тушью.
      - Ну, все, все, малышка. Все в порядке.
      Та вцепилась в меня еще крепче, боясь отпускать. Льющиеся ручьем слезы смывали последние остатки косметики мне на грудь.
      - Ну-ну. Было - нет, и слава богу. Давай-ка прекращай, не то сейчас успокоительного вколю.
      Дженни оторвалась с трудом, подняла заплаканное лицо и затрясла головой:
      - Не надо... Я просто очень испугалась. Они все пьяные, грубые, безумные...
      Пожилой водитель, поминутно поправляя очки, озабоченно нагибался, с разных сторон заглядывая под передок машины.
      - Проблемы?
      - Похоже, рулевую тягу оборвало. Здесь не сделать. На буксир возьмете?
      - Извини, родной. Вызов у нас.
      - Эхма! Ладно, буду тягач ждать.
      - Успехов. - Я повернулся к своему автомобилю. Девчонка ухватилась за мой рукав, потянула к себе:
      - Не уезжайте, пожалуйста - вдруг они вернутся? Страшно...
      - Да как же, - растерялся я, - вызов ведь на руках.
      - Можно тогда с вами?
      Я замялся на секундочку, не зная, что скажет Люси. Та не возразила.
      - Что ж, залезай.
      Дженни взялась было за ящик, но, спохватившись, глянула на себя в наружное зеркало заднего вида.
      - Ой, я же ужасно выгляжу! И спряталась в машине - прихорашиваться. Процесс затянулся. От скуки я начал приставать к водителю:
      - Слышь, как это вас угораздило?
      - Да они на горке прямо по центру стояли. Я притормозил, посигналил, чтоб дали проехать. Видать, кто-то спьяну ручник отпустил. Ну и вот...
      Ну и вот. Я и не подозревал, что жизнь моя стояла вот так же - на откосе. Нет, подумывал, конечно, но мне всегда казалось, что тормоза у меня работают хорошо. Как бы не так!
      Вечерний чай с тобой вприглядку, как всегда, был чудесен. Вызов уже лежал в кармане, отпущенные на заправку двадцать минут истекли, я с сожалением встал со стула. Ты задержала меня.
      - Шура, можно назначить тебе свидание?
      Я не обольщался насчет свиданий, зная твой злой язычок, потому лишь кивнул:
      - Как будет угодно госпоже доктору.
      - Тогда приходи сюда после полуночи, когда освободишься.
      Не пришел - прилетел. Такова была воля Божья, что ночь прошла на редкость спокойно, вызовами население не мучило, по одному разу только и съездили. Разговор порхал вокруг совершеннейших пустяков, а я маялся, понимая, что должен услышать что-то очень важное. Столь сильно было то ощущение, что мешало наслаждаться желанным обществом. Так долго вместе - и тревожно. И тягостно.
      О чем ты думала тогда? Что для себя решала? Бог весть.
      Засерел уже рассвет, потянулся, здороваясь, народ в столовую за утренним чаем. Наконец ты посмотрела в упор чуть покрасневшими после бессонной ночи глазами:
      - Шура, а я ведь уезжаю.
      Я так и знал. Мне не требовалось расспросов, чтобы понять: далеко и надолго. Один лишь вопрос вымолвил:
      - Скоро?
      - Скоро. Осенью. Ты будешь мне писать?
      А вот этого я не ожидал. Качнул головой потерянно:
      - Нет, извини, не смогу. Но мне будет тебя очень не хватать.
      Набрал в грудь побольше воздуха и, решившись, назначил свидание. Настоящее. Первое.
      - Дженни, а ты веришь в любовь?