Сексот поневоле

— А номер оружия в удостоверение личности вписано?.… Короче, сразу по приезде возврати пистолет на заставу, а капитану Кислицыну я шею намылю обязательно… Обратно возвращаешься тоже поездом?

— Точно не знаю. Главный инженер, слышал, собирается поездить по дальним точкам, может быть, захватит меня…

— Перед отъездом обязательно позвони… Все?

— Как это «все»? — удивился я. — Вы узнали мои новости, я узнал ваши, теперь выслушайте меня по остальным вопросам… Первое, где вы укрыли Матрену Сидоровну Егорьеву и ее дочку Ольгу?

Малеев надел на нос массивные очки, вгляделся в меня. Усмехаясь, долго покачивал головой, будто пробуя, как прочно она сидит на шее.

— Вот оно что! Я, старый дурень, подозревал, конечно, не без этого, но уверен не был… Должен огорчить тебя, Дима. Егорьевы, мать с дочерью, позавчера уехали на Украину к родне. Сам проводил их на поезд… Исчезли они вовремя — на следующий день квартиру, где они скрывались, ограбили. Ничего ценного не нашли, да, похоже, и не искали, похитителям были необходимы Матрена Сидоровна и ее дочь. Мы подозреваем Куркова… Прости, я огорчил тебя…

Какое все же мягкое слово «огорчил»! Будто гладят по головке ребенка, которого обидели до слез. Я далеко не ребенок, а Малеев не добрая матушка… Значит, Оленька для меня безвозвратно потеряна. Там, на Украине она познакомится с другим молодым человеком, увлечется им. А мне останется особый участок с его непредсказуемыми проблемами да неуютная сторожка с ворчащей овчаркой-инвалидом…

— Насколько я тебя изучил, следующим шагом станет просьба порвать данную тобой подписку и избавиться от неудобоваримого названия «сексот»…

— Ошибаетесь, Сергей Максимович, — гордо возразил я. — Когда ехал в Лосинку, баюкал эту мысль, но теперь, узнав о происшедшем, ни за что не откажусь помогать органам. Хотя бы для того, чтобы не ощущать себя примитивным трусом…

Малеев снял очки, бережно спрятал их в футляр, походил по комнате, стараясь скрыть от собеседника свое волнение.

— Ну что ж, Дима, скрывать не стану — горжусь знакомством с тобой, если позволишь — дружбой… Еще раз повторю: осторожность во всем… На твоей разъездной машине по-прежнему работает «поющий» водитель?

— Да… Увольняется осенью…

— Отправь его в роту. Вместо него сядет наш человек. Пусть не певец, зато опытный контрразведчик…

6

Главный инженер наметил выезд на третий день после моего прибытия в гарнизон. Мне приказано ехать с ним. После свидания с Малеевым я успел оббегать все отделы УНРа, снабдить их ознакомительной информацией, ввести в курс дел на особом участке Анохина. Заодно выпросил у главного механика новую бетономешалку, выписал в отделе снабжения кое-что по мелочам: комбинезоны бетонщикам, резиновые сапоги, олифу, краски.

Можно считать — первый день прошел удачно, план перевыполнен. А чем заняться на второй день? Погулять по гарнизону, оглядеть знаменитую лужу, на которой мой «поющий» водитель крутил виражи? Или прогуляться в армейский Дом офицеров, посидеть в библиотеке за кроссвордами, поглазеть на выставку самодеятельных художников, вечером отбыть парочку сеансов в кино?

Тоска смертная!

Каюсь, промелькнула даже хитрая мысль: не поехать ли в гости к Светке Курагиной?.. Нет, нет, не для возобновления сексуальных отношений — после знакомства с Оленькой это просто невозможно. Поговорить о жизни, узнать о событиях в ее родной школе, посидеть в обществе знаменитого чайного сервиза. Вечером возвратиться в гарнизон.

А как все это осуществить на практике? Выпросить у Анохина машину? Поехать поездом? Но не транспортные трудности заставили меня отказаться от заманчивой мысли навестить Светку. Она непременно повиснет на моей шее, будто случайно, расстегнёт пояс на брюках. Отказаться — обидеть. Но я непременно откажусь, потому, что живёт где-то на Западе черноволосая девчонка….

Если бы не появление Ваха, бродил бы я по отделам управления, травил баланду, сдабривал ее старыми анекдотами или зевал в Доне офицеров…

— Ба, кого вижу? — закричал изо всех сил эмоциональный армянин, обнимая меня за плечи и целуя куда попало. — Сколько времени не видел! Вах, вах! Послушай, друг, — поехали ко мне, а? Завтра праздник в Славянке, большой праздник, щедрый праздник. Выпьем, повеселимся, на девушек славянских поглядим… Ни на западе, ни на юге нет таких красавиц, даже на Кавказе их мало… Вах, вах! — Неожиданно Арамян понизил голос, огляделся вокруг. — Только чтоб ни одна живая душа не знала, понимаешь? Узнает Кругомарш, устроит мне праздник по шее. Или — Дедок… Ведь работать надо, план выполнять надо, крутиться-вертеться надо, а мы с тобой застолье станем организовывать… Понимаешь, Баба-Катя, а?

Я все понимал. Мне ужасно не хотелось идти в общежитие для приезжающих, и так же страшно хотелось простого человеческого общения. Устал я от своей сторожки, устал от ворчащей собаки, от строительных проблем… Провались все это в тартарары!

— Согласен, Вах, поехали!.. Только позвоню на участок, узнаю — что и как. А ты пока выписывай в отделе снабжения пиломатериал, олифу, краски, целуйся с товароведами.

Как и предполагал — ответил Сережкин. Гордый оказанным ему доверием, он допоздна не покидал моего кабинета.

— Алло! Алло! Кто говорит? — орал он в трубку. — Димыч? Здорово!

— Не кричи, будто резаный! Как дела на участке?

— Полная норма. Я тут прошерстил бухгалтершу за безделье. И нормировщице выдал… Наведу порядок, не тревожься, штаб станет штабом, а не артелью слепых и глухих…

— Немного задержусь — на день, не больше. Не волнуйся… Кислицын не звонил?

— Только что положил трубку. У него тоже порядок…

Значит, Семка беспокоится. Не обо мне, конечно, о своем пистолете. Ничего с ним не произойдет — покоится в нагрудном кармане, согревает мне душу, успокаивает.

— Спецмонтажники работают?

— Понаставили везде постов — не пройти, не проехать, трудятся — аж дым столбом… Да, чуть не забыл — тебе письмо пришло. Хотел, было вскрыть, глянул — написано: личное. Приедешь, почитаешь… Просьба имеется, Димыч. Привези пару бутылок «Столичной», надоело ржавый самогон глотать…

Поговорил я с Сережкиным — немного успокоился. Что касается письма — знаю от кого. Скорей всего, Светка закидывает удочку — не смилостивился ли я, не соскучился ли по ее чайному сервизу…

Подумал, подумал и набрал знакомый номер телефона. Конечно, Малееву незачем знать, где и с кем развлекается его секретный сотрудник, но он приказал ставить его в известность обо всех моих передвижениях.

— Слушаю.

Голос — густой, переполненный важностью и гордостью. Наверно — стажер. Ну-ну, пусть порезвится, позабавится.

— Мне — Сергея Максимовича…

— Его нет… Кто говорит, что передать?

— Говорит… Циркуль… да, да, именно Циркуль, так и скажите майору.

— Не расслышал, говорите внятно…

— Циркуль, — раздраженно повторил я по слогам. — На завтрашний день уезжаю к Ваху… Поняли?

— Какой Циркуль, к какому Ваху? Ничего не понимаю…

— А вы и не должны понимать! — заорал я во весь голос. — Ваше дело передать: Циркуль поехал к Ваху…

Да, сделали Малееву подарочек, намучается он с «новобранцем». Это ему не понятливый, исполнительный Васильков, который ловит с полуслова, соображает с полужеста.

Все проблемы? Пожалуй, все. Анохину докладывать не стану, да он и позабыл о существовании врио начальника особого участка. Вспомнит, когда сто десять процентов плана не выдам на-гора или на участке произойдет очередное ЧП…

Часов в десять вечера втиснулись мы с Вахом в кабину нового самосвала. Шофер недовольно что-то пробурчал, дескать, тесно, скорости не сразу переключишь, но Арамян хлопну его по измятому погону.

— Послушай, друг, почему недоволен, а? Голова болит или не опорожнил желудок? Понимать надо — друга везу в гости, лучшего друга! А тебе тесно, какие-то скорости не переключаются… Причем тут скорости? Зачем скорости? Жми на самую высшую, прошу тебя, друг, жми, и поехали. Вах, как хорошо! Вах, как едем, а?

Мы с водителем дружно посмеялись над капитаном. Я побольше, водитель чуть-чуть. Он солдат, лицо подневольное, обидится начальник участка — такой фестиваль устроит, не возрадуешься, ..

Славянский гарнизон напоминал коктейль, сбитый из доброго десятка составляющих. Здесь базировались отряд катеров, артиллерийский полк, армейская хлебопекарня и множество мелких подразделений разного назначения. Арамян умело маневрировал между двумя десятками командиров, выбирал объекты повыгодней, затягивая мало оплачиваемые и сложные.

Если Сиюминуткин выбрал под свой штаб вагончики, Рубен базировался в штабе артполка, материальный склад устроил на пристани военных катеров, растворобетонный узел организовал неподалеку от казарм военно-топографического отряда.

— Выгодно, понимаешь? — хвастался он своей предприимчивостью и оборотистостью. — Спрашивают: почему не строю казарму артполка? Отвечаю: нужен бетон, а его забирает прямо с узла топограф. Почему не веду работы по очистным канализационным сооружениям топотряда? Жалуюсь: артиллеристы прижимают, отказать им, понимаешь, не могу — живу на их территории. Командиры зубатятся, а мы посмеиваемся… Хорошо? Конечно, хороню!.. На ночь устрою тебя в шикарное место — в пансионат лётчиков… Вах, вах! Какие девочки там гуляют — сам бы кушал, да друга обижать не могу… А.застолье устрою в кафе моряков. Кормят, как в родной Армении, понимаешь?

Действительно, стол был накрыт с такой щедростью, что я глотал слюну и уговаривал желудок не торопиться. Заместитель командира базы лично осматривал комнату, предназначенную для пиршества строителей. Попутно выпросил у Рубена полтонны цемента — тот не отказал.

После первых тостов, отмеченных коньяком, Вах выставил на стол вино, полученное из Армении. Еще два тоста — вино исчезло, вместо него неизвестно откуда появилось шампанское.

— Ты же споишь меня, — едва шевеля языком, упрашивал я хлебосольного хозяина, — как я потом пойду на хваленый праздник? От меня же не только девушки — мужики будут шарахаться…

— О чем говоришь, на что жалуешься, а? Разве от такого вина пьянеют? От него душа радуется, жизнь расцветает, понимаешь?

Но все-таки спиртное сократил. Появился шашлык, после него — плов. По-кавказски, как охарактеризовал его Арамян. И — чай! Густо заваренный, невесть на каких травах настоянный, он снял опьянение, возвратил способность мыслить.

На площади, в центре которой возвышалось трехэтажное здание Дома офицеров — многолюдно. Стайками разгуливают принаряженные девушки, посмеиваются, косясь в их сторону, гуляют лейтенанты, ведут солидные беседы старшие офицеры. Под натянутым тентом гремит духовой оркестр, яркие афиши приглашают посетить кинотеатр, концерт гарнизонной самодеятельности, снова вошедший в моду КВН…

Военного строителя здесь все знают.

— Присоединяйтесь к нам, капитан…

— Рубен, где пропадаешь?

— Арамян, неужели ты трезвый?

Вах отшучивается, представляет меня. Особенно девушкам. Кажется, он задался целью не только споить коллегу, но и испытать его на моральную устойчивость.

А мне в каждой девушке видится Оленька, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не броситься вон к той красавице с распущенными черными волосами. Или — к той, с прозрачным личиком и глазами, затененными ресницами…

— Дима, ты? Димулечка!

Господи, Светка! Что она делает в Славянке? Или приехала искать замену неверному любовнику?

— Здравствуй, Света, — солидно здороваюсь я. — Как живешь?

Она не одна — рядом стоит моложавый подполковник с артиллерийскими эмблемами… Ай, да, Курагина, ай, да бывшая моя любовь, со старшего лейтенанта шагнула сразу на подполковника!..

Мерзкое чувство ревности зашевелилось во мне, покусывая острыми зубами. Паршивый все же народ мужики! Ведь я первым оттолкнул учительницу, а теперь испытываю, что-то вроде ревности и даже пытаюсь обвинить ее в измене.

— Ничего живу… Хорошо… Познакомься с моим другом… '

Подполковник вежливо протянул мне руку. Представился. Но я не видел его и не слышал. В глубине толпы промелькнула знакомая фигура… Узкий лоб пересекла белокурая челка… Спина слегка согнута, будто ее владелец приготовился к прыжку…

Курков! Это же Курков!

Я, не раздумывая, рванулся за ним. С такой быстротой, что едва не сшиб с ног Светку.

— Куда ты, Димка? — закричал Вах, но я даже не обернулся. — Постой… Подожди!

Курков помчался за угол Дома офицеров вдоль строя казарм артполка. Я старался не отставать. Начисто позабыл все инструкции Малеева, его предупреждения об осторожности — видел только спину убегающего резидента.

Следом огромными прыжками бежал Арамян. Размахивал руками, что-то кричал — будто большая черная птица. Его догоняли два лейтенанта, наверное, прорабы… Или — сотрудники Малеева?

За последней казармой — пустырь, застроенный частными гаражами… Здесь легко затеряться, чтобы потом выскочить к шоссе, за которым расстилается густой лес.

Перед въездными воротами в гаражную зону Курков остановился, вскинул руку с пистолетом. Я инстинктивно качнулся к стене казармы, тоже выхватил из кармана пистолет…

Выстрел… второй… Позади меня коротко вскрикнул Вах… Ах ты, гад ползучий, неужели попал в Арамяна… Хотел оглянуться, посмотреть, жив ли капитан, но предварительно разрядил в сторону Куркова пол-обоймы…

Ага, попал! Бывший инструктор упал, поднялся и, раскачиваясь, будто маятник, пошел к воротам. Не уйдешь теперь, достану! Я спрятал пистолет и бросился к раненому…

Неожиданно из гаражных ворот вырвалась белая машина. Притормозила рядом с Курковым, распахнулась задняя дверца, и резидент упал на сиденье… Жигуленок вильнул по грязи и… исчез…

Вах сидел, привалившись к стволу березки. Из-под руки, прижатой к груди, тонкой струей просачивалась кровь. К нему изо всех сил бежали лейтенанты…

ГЛАВА 8

1

Как известно, время необратимо. Если бы не этот закон, скольких бед можно было бы избежать, сколько ошибок исправить! В тот день я не побежал бы, сломя голову, за Курковым, а обратился бы к начальнику гарнизона с просьбой организовать прочесывание местности патрулями. А еще раньше я не терял бы дорогое время на слежку за командиром роты и за Сичковым, не совершил бы много других глупостей.

Лето — бешеный ритм строительного сезона — промчалось незаметно. Изо дня в день — работа, одна лишь работа, когда забываешь о себе, когда сутки сменяются следующими сутками с такой скоростью, что сливаются в один беспрерывный процесс, имя которому — строительство. I

За эти месяцы остались в памяти всего два события: официальное утверждение меня в должности начальника особого участка и присвоение звания «инженер-капитана». Если не считать, конечно, ранения Ваха и исчезновения Куркова.

— Лег на дно, — прокомментировал это событие подполковник, — уже подполковник! — Малеев. — Зализывает рану, мерзавец. Одно ясно — он действует не в одиночку — у него есть сообщники…

А мне что до этого? Разве только одно: раньше мне приходилось опасаться мести Куркова, теперь — в каждом человеке видеть его подельщика.

Со временем я привык к постоянному ощущению опасности. В конце концов, опасаться каждого кирпича или куста рядом с дорогой — не жизнь. Что1 уготовано судьбой — то и будет, нужно работать и жить, не взирая на грядущие неприятности.

В июле или в августе, сейчас не помню, на участок прибыли два прораба. Оба — выпускники Военно-инженерной академии, птенцы, не умеющие клевать зерна строительных невзгод.

— Старший лейтенант-инженер Китов Владимир Яковлевич прибыл в ваше распоряжение!

Младенец. Розовые щеки, курносый нос, пухлые губы. Стоит, вытянувшись, вздернув голову и выпучив на меня голубые глазенки. Много пройдет времени, пока он пооботрется, набьет синяков и станет настоящим военным строителем.

— Лейтенант-инженер Стеков Иван Дмитриевич прибыл в ваше распоряжение…

Смуглый парнишка с хитрющими глазенками, какой-то вертлявый… Пожалуй, этот быстрее войдет в курс дела, поймёт нашу действительность, по внешнему виду — далеко не младенец, видимо, успел вкусить «прелести» трудовой жизни.

Я определил офицеров на жилье — разворотливый Анохин арендовал у местной администрации списанные дома. На лето сойдёт, а зима еще не скоро. Самому мне вполне хватает уютной сторожки.

Кратко проинструктировал — времени для длительной беседы не было. Какие сооружения придется вести офицеров, за что отвечать и какие обязанности выполнять… Короче, набившие оскомину фразы, от которых самого тошнит.

Китов поедал начальника глазами, стоял напряженно, будто ожидал команды «Вперед!». Стеков внимал моим наставлениям расслабленно, скучающе поглядывая в окно. Весь его вид говорил: тверди, тверди, начальничек, поговори, коли, есть охота, а я заранее все знаю и стану выполнять лишь то, что посчитаю нужным.

Офицеры покинули кабинет, а я задумался. С некоторого времени во мне прочно поселилось чувство тревоги. Я был уверен, что Курков не одумается, что ему не присуще человеческое сострадание и жалость, что он поставил перед собой задачу отомстить за провал агентурной сети некоему «сексоту» и ни на миллиметр не отклонится от ее выполнения. Если, конечно, оправился от раны, полученной в Славянке…

Отсюда — пища для размышления.

Первое. «Инструктор» попытается достать меня в период командировок в Управление. Но для этого ему необходимо получить достоверную и своевременную информацию о моих намерениях. Попытался же он убрать меня, напав на автобус, доставлявший в гарнизон от станции офицеров и солдат. Подвела ошибочная информация.

Второе. Откуда может Курков получать сведения о моих передвижениях? Из двух источников — штаба УНР либо особого участка. Из ведомства Анохина — трудно и неточно. Может стать известным то, что меня вызвали в УНР, но когда и каким видом транспорта я буду добираться — полная темнота.

Третье. Следовательно, источник информации находится непосредственно на участке. Мало того, он входит в ближайшее мое окружение. И это подтверждается фактами. Кто мог сообщить Куркову о моем выезде поездом в Лосинку, если этом знали всего-навсего несколько человек? Командир взвода или хоздесятник — люди мало осведомленные. Их можно не разглядывать под микроскопом, вообще не считать сообщниками преступника.

Четвертое. Похоже, Курков сколотил банду, а не действует в одиночку. Ведь тогда в Славянке его, раненого увезли не посторонние люди. Значит, бандиты, к которым примкнул бывший агент зарубежной разведки, вполне могут иметь своих людей и в Болтево — на станции либо в поселке. Шпионаж спаялся криминальными структурами, и этот сплав получился страшным, особенно для меня.

И, наконец, последнее.

В создавшейся ситуации мне просто необходимо отыскать человека, сообщившего Куркову сведения о моих намерениях. И не только для спасения собственной жизни — я подозреваю, что резидент не отказался от плана похищения совершенно секретных документов, просто он подбирается к желанной документации с другой стороны. Через меня.

2

Раньше я был одинок, фамилии подстраховывающею меня контрразведчика не знал. Теперь знаю. Федя Рюмин, секретчик особого участка — единственная моя опора.

Ему-то я и выложил свои выводы. Благо, нет необходимости встречаться на конспиративной квартире или в сопках, имеется возможность в любой момент вызвать заведующего секретной частью участка в свой кабинет, якобы для изучения прибывшей документации.

— Ты прогрессируешь, капитан, — улыбнулся Рюмин, выслушав меня. — Твои версии и подпирающие их факты я, конечно, сообщу подполковнику. Завтра же доложу по оперативной связи из штаба дивизии…

— А что делать мне?

— Пока — думать. Наблюдать и думать. С территории участка не отлучаться, в поселок — ни ногой. Обедать ходить будем вместе. Имеет же право начальник участка посещать буфет вместе со своим сотрудником?

— А у тебя свои версии есть?

— Так, не версии — намеки на неё. Говорить о чем-то определенном рановато… Думай, Дима, думай.

А я чем занимаюсь все время? Даже распределяя на работы бригады, подписывая бумаги, проверяя ход стройки, решая чертовы вопросы снабжения — думаю, и сопоставляю.

С досадой замечаю, как, общаясь с подчиненными, ловлю себя на подозрительности, вглядываюсь в лица, анализирую поступки. Дикость какая-то!

Даже разговаривая с вновь прибывшими офицерами, смотрю на них не как на товарищей по трудной работе, а как на возможных агентов Куркова. Не от них ли будет исходить та информация, которая может поставить жирную точку на моей жизни…

Правда, после беседы с Федей, немного успокоился.

Осень в этом году — чудесная. Небольшие дожди не портят настроения, не размывают отвалы грунта на строящихся сооружениях. Теплынь стоит удивительная. Сопки — будто разодетые девушки, торопящиеся на бал. Даже товарные составы, обычно грязные, в разводах и подтеках, выглядят празднично.

В такую погоду ходить по строительным площадкам одно удовольствие.

Первое сооружение для строителей уже закрыто — там копошатся спецмонтажники. Будто мыши за печкой — не видно и не слышно. Возле входа — часовой с автоматом. Всем, в том числе начальнику участка, вход только по пропускам.

Второе сооружение готовится к сдаче под общестроительный монтаж. В переводе на понятный язык — отопление, вентиляция, электрика. Это основная сегодня наша общая боль — сроки поджимают, а дел внутри еще предостаточно. Не зря сюда послал я руководить работами Ваню Стекова. Парень с характером — умрет, а сделает в срок, для него первое задание не просто первое, но и главное, от которого будет зависеть будущее.

Но прежде, чем войти внутрь я решил осмотреть охранный периметр. Здесь командует сержант срочной службы. Сегодня — здесь, завтра — дома, на Украине или в Казахстане, допустит брак — не достанешь.

Но думал я не об ограждении и не о сержанте-временщике.

Почему отправной точкой выбрано нападение на автобус по дороге на Лосинку? И почему все мы решили, что причина нападения, якобы, мое присутствие в автобусе… Невелика птичка, чтобы ради его поимки либо ликвидации нападать на автобус. К тому же, Сичков рассказал, что

нападавшие, после обстрела, прихватили с собой вещи пассажиров. Не это ли было целью нападения?

И все равно сбрасывать со счетов происшествие на дороге рановато. Тем более, что заменить его нечем, а любое расследование, на мой взгляд, обязано опираться на что-то реальное. Этих-то реальных фактов у меня всего два: схватка с Курковым в Славянке и нападение на автобус… Явно не густо.

Кому же было известно о моей поездке в Лосинку, и кто из этих людей не знал о моем опоздании на скорый поезд?

Проходя по дорожке вдоль ограждения, оглядывая каждый столб и каждый изолятор, я снова и снова перебирал своих сотрудников.

Сережкина отбросил сразу. Капитан — вне подозрений, он изучен и, как говорится, опробован при раскрытии агентурной сети Куркова и Никифора Васильевича…

Кто еще? Нормировщица? Она просила меня передать в производственный отдел УНРа данные по зарплате. Вряд ли, хотя события на особом участке уже научили меня видеть за вероятными событиями черты реального…

При случае проверю…

Новый кладовщик? По моей просьбе «особисты» тщательно проверили его и выдали мне «знак качества» — тоже, как и Сережкин, вне подозрений.

Сторожиха Клава? Ведь именно она ходила покупать мне билет на экспресс. Пошла, вернулась, принесла билет и заспешила домой — муж возвратится, а кормить его нечем… Пожалуй, стоит заняться проверкой — больше подозреваемых, похоже, нет.

Не заглянув в подземное сооружение, я поспешил на склад.

Прирельсовый склад особого участка походил на разворошенный муравейник. Повсюду сновали машины, доставлявшие материалы или вывозившие их. Под разгрузку хлопотливая кукушка поставила сразу три вагона, их облепили солдаты складской команды. Кладовщик в сопровождении двух членов комиссии обмерял штабеля, вдумчиво пересчитывал панели и плиты. Шла очередная инвентаризация.

В подобной обстановке сторожить склад совершенно бесполезно. От кого и зачем? Поэтому днем сторож становился контроллёром возле ворот. Предъявил водитель квитанцию или накладную, он бегло просчитает содержимое кузова — кати, милый, на здоровье. Хоть и хлипкий контроль, но все же — контроль! Сегодня дежурила Клава.

— Добрый день, Клавочка.

— Добрый, добрый, Дмитрий Данилович, — затрещала словоохотливая женщина. — До чего же добрый! Тепло-то, какое, дождей нет, ветер за сопками разгуливает… А я вас с утра разыскиваю. В сторожку заглянула — Джу оповестил: хозяин уже трудится. В штабе отсутствует, кабинет на замке, пошарила по складу, прошлась к проходной. Так и не нашла.

— Случилось что?

— Ничего не случилось, Данилыч, все нормально. Машины я проверяю — ни одна без проверки не проскочит… А ищу вот зачем. Мужик мой с охоты вернулся, изюбра по лицензии убил, десяток уток достал. Вот и решили мы посидеть, «сбрызнуть» охоту удачную. Приходите к нам часам к девяти вечера, раньше не поспею. Посидим, поговорим, отдохнем. Не вечно же вам вертеться-кружиться в нашем хороводе адском, так недолго и свихнуться ненароком…

Что касается отдыха, сейчас мне не до него. Да и когда у строителей бывает этот самый отдых? Разве после похорон… А вот пообщаться с Клавой в домашней обстановке не помешает. Тем более познакомиться с ее друзьями, которых она, конечно же, пригласит. Вдруг повезёт — удастся «познакомиться» с членом банды Куркова.

— Не знаю, как вы на это посмотрите, но пригласила я и новых наших офицеров — Ваню и Володю. Пусть повеселится молодежь, да и мы поближе их узнаем…

Пировать за одним столом с подчиненными не принято, но Клава права — в застолье человек открывается до донышка, размягченный обстановкой он часто теряет контроль над своим языком и выбалтывает то, что в трезвом состоянии скрывает. К тому же панибратства я не допущу, буду держать офицеров на коротком поводке, при мне не напьются…

Вечером постарался убедить Джу в необходимости побыть дома. Собака недовольным рычанием категорически отвергла саму мысль о том, что она лишится возможности охранять меня. Тем более, вечером, когда смеркается и на хозяина может напасть бандит, не говоря уже о соседском псе, давнем недруге Джу.

Прикрикнул — не помогло. Тогда, прекратив ненужную дискуссию, я попросту запер собаку в сторожке…

Дом Коростылевых, будто сложен из кубиков и пластин детского конструктора. Построил ребенок сказочный терем, подумал, и пристроил с одной стороны еще один, после — такой же — с другой, прилепил веранду, к ней — вторую, сзади примкнул избушку, рядом — сараюшку. Все эти пристройки соединялись коридорами или крытыми переходами.

Муж Клавы, Павел, кряжистый великан с неожиданно голубыми, безгрешными глазами, встретил нас возле входа, подал руку, широкую, мосластую, в трещинах и заусеницах. Как и положено, сначала поздоровался со мной, потом — с прорабами. Пригласил в дом.

— Заходите, будьте дорогими гостями… Праздник у нас нынче, вот и собрали хороших людей…

«Хороших людей» было человек пятнадцать. Не столько хороших, сколько нужных.

Заместитель начальника райотдела милиции, добродушный толстяк, совсем не похожий на милиционера. Рядом с ним — сухая, чем-то недовольная жена.

Начальник охотхозяйства, пожилой человек с растрёпанной прической и втянутым животом.

Начальник ГАИ радушно пожал мне руку и, улыбаясь, поведал о том, что его сотрудники сегодня утром задержали одну из моих машин. Грязный самосвал, водитель под хмельком, путевка оформлена неправильно. От такой «радостной» новости впору заплакать. Самосвалов на участке всего три, завозят щебень и песок из карьеров, а счастливый гаишник лишил меня возможности обеспечить бесперебойную работу растворобетонного узла.

Рядом с гаишником так же радостно улыбалась его супруга.

Начальник станции поведал грустную историю об очередном простое вагонов.

Глава поселковой администрации посочувствовал по поводу отказа в отводе земельного участка под трехэтажный дом, предназначенный для офицеров и прапорщиков будущей базы.

Я только успевал счастливо улыбаться, горестно хмыкать, просительно что-то говорить. Пожимал потные и сухие, слабые и сильные руки новых знакомых и старых недоброжелателей. Строил приветливые гримасы. Даже попытался поцеловать руку жене начальника ГАИ, которую переименовали в трудно произносимую абракадабру, — авось, она уговорит мужа смилостивиться и освободить мой самосвал.

Прорабы копировали своего начальника.

Кажется, я потянул пустышку. Вряд ли, кто-нибудь из этой компании связан с бандой. Глупо подозревать майора милиции или егеря, или начальника станции. Остаётся одна Клава, но и она — под большим вопросом.

— Милости прошу к столу, — выплыла из кухни раскрасневшаяся хозяйка. — Как говорится, чем богаты, тем и рады…

В богатство хозяев я не посвящен, но что касается радости — у нас было её предостаточно. Не избалованные буфетными «деликатесами», мы не верили своим глазам. Подобное изобилие могло присниться только в сказочном сне. Охотничьи трофеи скромно занимали центр, раздвинутого во всю длину комнаты, стола. На остальной его площади громоздились фрукты, селедки, черная и красная икра, рыба под разными соусами и маринадами… А где хозяин сумел «подстрелить» добрый десяток бутылок коньяка? Не говоря о водке, которая даже не уместилась на столе и вызывающе выглядывала из трех ящиков в углу?

На мгновение я позабыл цель своего визита. Но сумел перебороть чувство голода и жадности. Дал себе слово, что есть буду как бы нехотя, лениво, ковыряясь в тарелке, так, чтобы хозяин и его гости поняли, что для нас такое изобилие — ежедневный рацион.

Шепотом проинструктировал Ваню и Володю. Они, конечно, согласно закивали.

Тосты следовали за тостами. Через час исчезла напряженность, наступила раскованность. Голоса затихли. Началось питье маленькими группами и поодиночке. Радостная гаишница целовалась взасос с начальником охотхозяйства, а тот, расстегнув даме бюстгальтер, вывалил на свет Божий шикарную ее грудь.

Милиционер старательно ощупывал прелести своей соседки, супруги егеря. Она не сопротивлялась, напротив, старалась принять посильное участие в этом немом диалоге, усиленно дыша, шарила под столом обеими руками. Похоже, находила там что-то удивительно приятное и волнующее.