Оппозиция: выбор есть

Что внушает страх? Впечатление общего, негласно уговоренного абсурда. При котором средний нормальный человек теряет почву под ногами и начинает сомневаться именно в своем разуме. Если все вокруг, в пиджаках и галстуках, ходят с серьезными, озабоченными лицами, о чем-то деловито переговариваются, в день Рождества вместе справляют праздник — и не видят в общей ситуации ничего ненормального, так, значит, ненормален я?

Помню, пеpед 1 мая читаю в патриотической газете, что на просторах России идет Третья Отечественная война. Тут же звонок в дверь — почтальон с круглыми от уважения глазами принес мне письма с пометкой «Правительственное». Поздравления с праздником от уважаемых мною лидеров оппозиции. Видно, попал я в какой-то список. Читаю: «Пусть счастье придет в каждый дом!». Хватаю опять газету — там про Отечественную войну. В голове сразу возникает образ: батька Ковпак в землянке подписывает кучу поздравительных открыток всему подполью от Путивля до Карпат с пожеланием счастья каждому дому — и дому повешенного партизана, и дому гауляйтера Коха.

Вспомните шедевр нашего масонского искусства, фильм Карена Шахназарова «Город Зеро» (масонское искусство — не ругательство, а жанр). В городе Зеро простого советского человека, командированного инженера Варакина, в два счета вышибли из колеи и довели до гибели, поместив в три-четыре абсурдные ситуации. Уже первая из них отключила у него способность к сопротивлению: он приходит в заводоуправление, а секретарша в приемной директора сидит голая. Люди входят и выходят, дают ей что-то перепечатать — и ноль внимания на ее наготу. И хотя на стене портрет Ленина, в коридоре Доска почета — все эти признаки порядка уже не «держат» Варакина, он погружается в хаос, он не может связать концы с концами.

Идеал порядка — гармония, когда части целого не только взаимосвязаны, но и «любят» друг друга, подходят друг к другу по форме и поведению. Если бы такое было, мы бы воскликнули: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!». Но идеалы, слава богу, недостижимы, и возникают кризисы — местные нестыковки, разрывы связей, так что целое, занимаясь ремонтом неполадок, развивается. Но в России не кризис, мы уже втянулись в зону катастрофы. Это — возникновение обширных зон хаоса, который проникает в сердцевину целого, уже виден во всех его частицах. Это — вдруг возникшая несоизмеримость частей, так что связи не могут и восстановиться.

Пожар в доме — не катастрофа, а кризис. Хаос локализован, он — в горящих конструкциях дома, а люди орудуют топором, тащат ведра с водой, выносят вещи. Части целого соизмеримы друг с другом — это порядок, хотя и чрезвычайный. Мы видим катастрофу, когда в доме пожар, а семья садится за стол справлять именины. Чихают от дыма, моргают слезящимися глазами, но делают вид, что ничего не случилось — а мамаша, соблюдая режим, даже пытается уложить орущего младенца спать в колыбельку прямо под горящей балкой.

В таком доме мы и живем. В Малом театре свет, позолота. Березовский, поднакопив денег, отдает их культуре — каждому корифею по 50 тысяч долларов. Фазилю Искандеру, за какой-то антисоветский рассказик, который он вымучил лет десять назад, Юрию Любимову (этому уж само собой). Неважно даже, за что — они заслужили премию Березовского. Тут же «красный» вице-премьер по социальным вопросам товарищ Матвиенко. Восхищена поступком мецената, наконец-то русская культура в надежных руках. Через момент на том же телеэкране возникает хирург, который просит выдать ему зарплату за сентябрь, его честные 20 долларов — а то у него от голода дрожат руки, а он ведь из-за нехватки врачей вынужден делать тройную годовую норму операций. Около этого хирурга мы вице-премьера по социальным вопросам не видим.

Эти два сюжета на одном телеэкране, под одну и ту же улыбку ведущей, отражают абсолютную несоизмеримость частей нашей жизни — более абсурдную, нежели голая секретарша в заводоуправлении. И как раз тот факт, что все участники — министры и депутаты, хирурги и писатели, Миткова и ее паства — чихают от дыма, но делают вид, что все в пределах нормы, говорит о том, что мы входим в катастрофу. А, например, в декабре 1941 г., когда немцы подтянули артиллерию к Химкам, катастрофы не было, а был лишь кризис, из которого и вызрело наступление — потому что поведение частичек нашего целого было тогда соизмеримо с явлениями реальности.

Правительство подало в Думу на утверждение бюджет России размером чуть более 20 млрд. долларов. Началась лихорадочная работа: миллион долларов туда, полмиллиона сюда. Национальные интересы, безопасность, культура… А мы все тоже с серьезным видом вперились в этот спектакль.

В конце ноября был я по странному случаю в Горбачев-фонде, делал доклад. Сидят иностранцы, депутаты, академики (даже вице-президент РАН). Вдруг выступает взволнованный академик-секретарь Отделения экономики РАН академик Д.С.Львов, похоже, пришел только затем, чтобы срочно огласить информацию в присутствии иностранцев и телевидения. Его с группой ученых РАН попросили разобраться в платежных ведомостях правительства Черномырдина за 5 лет. И он с ужасом сообщает, что баланс не сходится — куда-то утекло 74 миллиарда долларов! Над круглым столом повисло молчание. Только Горбачев нервно хихикнул. Все-таки 74 миллиарда…

Есть в балансовом отчете — хоть в бухгалтерии прачечной, хоть в правительстве — графа «Ошибки и пропуски». Туда списывается нестыковка баланса, какие-нибудь 17 копеек. И то бухгалтер потеет, ищет их по всем статьям — дело чести. Д.С.Львов говорит: у Черномырдина в эту графу списывалось по 5 млрд. долларов в год, а в 1997 г. даже 7,3 млрд. долларов. Вдумайтесь в сумму! На 1999 г. все капиталовложения в АПК всей России составляют 100 миллионов долларов — в 70 раз меньше, чем правительство списывало в год просто на «ошибки подсчета»!

74 миллиарда украли не «олигархи», не Козленок, их не увезли за границу в бюстгальтере. Они уже были в ведомостях правительства — и пропали. Через пару недель взволнованное лицо Д.С.Львова промелькнуло на телеэкране — где-то, на каком-то вечере он успел крикнуть в телекамеру, как Левша у Лескова, что, согласно их раскопкам, пропало не 74, а 90 миллиардов. Причем то ли 13, то ли 16 утекли уже при правительстве Примакова. Заметьте: Д.С.Львов, высший иерарх официальной экономической науки, сообщает эти сведения не на чрезвычайном пленарном заседании Госдумы, специально собранном по этому вопросу, даже не в программе «Вести», а где-то в коридоре, одной обрывочной фразой.

Следующим кадром мы видим, как упорно ведет Примаков переговоры с директором МВФ Камдессю — умело добивается для России ничтожного кредита. Тут же Явлинский шумит о коррупции — какого-то чиновника назначили на должность по блату, какой ужас. И этим его шумом сразу же начинает заниматься вся государственная машина и СМИ. Проходит этот шум — наготове другой, Генпрокурор озабочен тем, что не удается вырвать у Польши преступника Станкевича — служа в мэрии, хапнул восемь лет назад взятку в 10 тысяч долларов. И — полное молчание о заявлении Д.С.Львова! Это — абсолютная несоизмеримость явлений, признак катастрофы. Гораздо важнее, чем сами 90 миллиардов долларов.

Катастрофа — в сознании. Ведь мы не параноики и не считаем, что вся эта масса причастных к политике людей — масоны, которые играют свои роли в спектакле, поставленном каким-то злодейским режиссером. Нет, они сами зачарованы потоком слов и калейдоскопом лже-событий, их вышибло из разумной системы координат и они ходят, как лунатики. Вспомните, как весь Верховный Совет РСФСР, за исключением 6 человек, проголосовал за роспуск СССР — о чем думало это множество умных людей? Но ведь та дикая ситуация воспроизводится ежедневно, пусть и не так драматически.

Распад общественного сознания виден и в том, что никто из политиков не то что не отвечает, но даже вслух не ставит вопрос, который приобрел в России самый прямой и ясный смысл: «Как жить?». Наши депутаты, которых в Думе большинство, приняли бюджет. Из него следует, что жить мы не можем и не должны. Значит, правительство и депутаты знают о каких-то иных, не отраженных в бюджете источниках нашей жизни? А мы-то не знаем! Так пусть они нам скажут или хотя бы намекнут.

Могу вопрос пояснить: как жить типичной семье (отец врач, мать учительница) с двумя детьми в среднем русском городе? Как ни крути, после обязательных выплат (квартплата, проездной билет и т.п.) прокормиться на их зарплату сегодня невозможно — даже если бы получку давали вовремя. А прокормить детей родители обязаны — это их долг, хоть религиозный, хоть биологический.

По вопросу нарастающего недоедания правительство молчит и, видимо, решило оставить людей на произвол судьбы — вводить нерыночное распределение продуктов оно отказывается. Угроза голода для многих семей реальна и абсолютна. Это вопрос не морали, а биологии, природные законы бездушны. Как осмыслили угрозу людям депутаты от оппозиции? Каков их прогноз?

К депутату Госдумы, академику ВАСХНИЛ В.С.Шевелухе обратились с вопросом об угрозе голода, а он отвечает: «Что касается хлеба, то его на нынешнюю зиму нам хватит… Хватит зерна и на весеннюю посевную», — и корреспондент отстал, вот что странно. Спрашивал ведь он о голоде, а не о хлебе. И что значит «нам» хватит? Кому это «нам»? У нас что, хлеб выдают по карточкам, как при Сталине? Этак можно сказать, что у нас и денег в стране хватит. И что значит «хватит на зиму и на посевную»? А с мая по октябрь что жевать? Голод же всегда бывает именно летом, когда не дотягивают до урожая. Маленькое рассуждение депутата — и нестыковка всех частей.

Люди дошли до края — а как же им предлагают организоваться «их» политики? На революцию они наложили запрет («лимит исчерпан»), но ведь и никаких мягких изменений «красное» правительство не делает. Что же получается — ни революции, ни изменений в хозяйстве! Но тогда назовите другие способы поведения, при которых человек, не грабя никого на улице, мог бы добыть пропитание. Нельзя же просто молчать, делая вид, что такой общественно значимой проблемы не существует. Всегда и везде для людей оставляют лазейку, какую-то нишу для выживания — даже для безработных и опустившихся на дно людей. Организуют бесплатный суп, ночлежки — а у нас ничего.

Телевидение, облизываясь, показывает нищих, бомжей, беженцев — с фальшью, с ерническими комментариями, превращающими бедствие в фарс. В общественном сознании слепили образ бездомных как пьяниц или даже романтиков, образ анекдотический, а не трагический. На деле основная масса бездомных — это люди, ставшие жертвой преступных махинаций с их жилплощадью или потерявшие жилье в уплату за долги. Телевидение даже не сообщило, что несмотря на обещания и даже Указ Ельцина, в Москве, насчитывающей более 100 тысяч бездомных, открыта всего одна ночлежка Министерства социальной защиты — на 24 места.

Когда я читаю бюджет, за который (или против которого) голосовали депутаты, я чувствую, что теряю почву под ногам — как инженер Варакин при виде голой секретарши. Что происходит? Умные люди ходят по коридорам, таскают туда-сюда эти папки в 2 тысячи страниц, что-то отмечают карандашом. «О-о, это честный бюджет!», — а другой: «Ах, это нечестный бюджет, доллар будет стоить дороже». Кто сошел с ума — я или все эти люди? Ведь весь этот бюджет, если взглянуть здраво — нелепость. Честная или нечестная — совсем не важно.

Считается, что человек, в отличие от животных, обладает разумом и может предвидеть ход событий. Поэтому, если он попадает в лесной пожар, он не отступает от огня на последний пятачок, а осматривается и прорывается через огонь, хотя это и больно. А животные все время идут туда, где меньше огня, попадают в центр пожара и сгорают. Таковы наши политики — но ведь и все мы таковы, мы бредем за ними на пятачок, чтобы сгореть чуть позже, зато наверняка. Никакой идеи прорыва, никакого поиска. Бюджет — 20 млрд. долларов, проценты по долгу — 17 млрд., и Россия еще просит кредитов и взамен обещает ничего не менять в «курсе реформ». Где тут предвидение, на что тут надежда?

Конечно, пока нам внятно не скажут о той дыре, через которую из России утекают даже по каналам правительства суммы, превышающие весь госбюджет, говорить о нем почти не имеет смысла. Но я и говорю не о бюджете, а о поведении людей, о всеобщем молчании при виде странных, непонятных вещей. Мне, например, непонятна такая вещь. Половина доходов бюджета (более 200 млрд. руб.) прямо извлекается из кармана рядовых граждан — в виде НДС и импортных пошлин — при покупке их скудного пропитания. Налоги на прибыль предприятий невелики (30 млрд. руб.). Это понятно — не хочется обижать Каху Бендукидзе, да и поди отними у него налоги, есть десятки способов их припрятать.

Но почему так смехотворно мала плата за пользование недрами (8 млрд. руб.)? Ведь в бюджете не видно никакой другой статьи, через которую с «добытчиков» взыскивали бы плату за наши природные богатства. Налог с прибыли очень мал, а акцизы на бензин берутся с его покупателей. Мы знаем, что, остановив промышленность и сельское хозяйство, Россия богата только тем, что извлекается из недр — газом, нефтью, металлами. Все эти «частные компании», которым розданы прииски, шахты и нефтепромыслы, владеют лишь постройками, трубами да насосами, содержимое недр приватизации не подлежало, оно — собственность нации.

В извлеченных из недр минералах были воплощены те 300 млрд. долларов (15 годовых бюджетов), которые преступно вывезены за границу. Почему же за выкачивание этих огромных богатств из наших пока что принадлежащих всему народу недр берется такая ничтожная плата — 350 миллионов долларов? Одна тысячная доля того, что только тайком увезено! Ведь взять эту плату, в отличие от налогов, не трудно. Почему же никто не удивляется и даже не спрашивает? Может быть, я не понимаю какой-то простой вещи, а все понимают — и молчат? Но я, когда мне удается спросить кого-то «компетентного», такого понимания не вижу. Наоборот, над моими как раз самыми простыми вопросами задумываются с каким-то беспокойством — и замолкают. Как будто людям дали тайный знак — «искать не там, где потеряли, а там, где светло». И вот они шарят руками под фонарем. Поскольку это делается искренне, это — знак беды.

Одним из фундаментальных условий успеха режима Ельцина было то, что удалось парализовать профессиональную интеллектуальную работу в оппозиции. Это — новое явление, оно выйдет боком всему обществу. В начале века в очень трудных условиях партии обеспечивали такую работу — В.И.Ленин писал «Материализм и эмпириокритицизм», А.А.Богданов свою «Тектологию», на Западе и социал-демократы, и коммунисты вырастили целую плеяду мыслителей, которые питали наш ум вплоть до постмодернизма. А главное, оппозиционным к буржуазному обществу был университет.

Что у нас сегодня? Советское партийное обществоведение периода деградации КПСС оказалось несостоятельно в принципе, в главных вопросах. Пришедший к власти режим первым делом удушил мысль в университете — и не только расстановкой на все посты трусливых людей, но и буквально, голодом. Профессор МГУ, читая спецкурс, получает за лекцию полтора доллара (против 200 долларов в самом захудалом западном университете). Понятно, что подготовить новый, на уровне современных задач, курс может лишь человек, имеющий побочный источник дохода, а это и есть превращение работы из профессиональной в любительскую.

В этих условиях оппозиция не только не создала своих ячеек обществознания, но и не смогла использовать труд тех немногих, кто имел эти «побочные источники». В отличие от начала века и от Запада, наша оппозиция осталась без «партийной интеллигенции». Надо бы это признать и предпринять усилия, но признать это может именно «партийная интеллигенция», а ее нет. Заколдованный круг, который надо разрывать.

Отупление всей политической жизни — подлое и антинациональное, но эффективное оружие режима. Посмотрите: здание Госдумы устроили с комфортом, с итальянскими унитазами и кожаными диванами. В зале заседаний фракции КПРФ — хороший мозаичный портрет Ленина. И нигде ни доски с мелом, ни экрана с проектором. Не преувеличивая, скажу: сложные вопросы в здании Госдумы обсуждать очень тpудно. Даже очень простую теорему человек не может воспринять на слух, нужен зрительный образ, а значит, доска с мелом. Ни одну операцию ни в каком пространстве (географическом, социальном, экономическом и т.д.) нельзя обсудить без зрительного образа — карты какого-то типа. Лишив депутатов даже самых примитивных, известных с древности средств зрительного представления вопроса, режим снизил их интеллектуальные возможности принципиально, качественно.

Мозговой центр США, корпорация «РЭНД» считала одним из своих главных достижений разработку технических средств (досок, карт, проекторов и т.п.) для представления информации политикам. В результате в 70-е годы «даже генералы и сенаторы» стали понимать сложные вопросы. В России в 90-е годы «у генералов и сенаторов» отняли даже обычную школьную доску. И самое страшное, что никто из них этой потери не заметил. Когда пытаешься объяснить — не понимают и смотрят на тебя как на чудака.

В этом году, быть может, положение изменится — разорилась масса торговцев и рэкетиров. Это люди, которые уже приобрели жесткость социального мышления, но еще не утратили его строгости, полученной в бытность их инженерами и научными работниками. Если потрудиться, из их среды может выделиться слой людей, способных быстро и без потока слюны обдумывать длинные логические цепочки тех сложных проблем, что перед нами стоят. И приходить к четким выводам, с которыми можно решиться пробиваться через огонь.

Ради этого стоит потрудиться. А пока что мы только чихаем от дыма и отступаем на пятачок.

1999

Как рыба на песке

Кончается год нового перелома нашей жизни. Пожалуй, важнее 1993 года. Тогда мы лишились последней, уже истлевшей оболочки государства России — но еще была жива раненая страна. Ее телом и кровью мы еще и питались пять лет, догуливали в похмелье. Сегодня всеми овладело тяжелое предчувствие: все, проели последнее. Но воли признать это нет. Жадно хватаем любые политические зрелища, боимся, что завтра НТВ не приготовит нам новой порции бодрящего скандала, чтобы отвлечь от мыслей. Оставит нас один на один с нашей ответственностью перед детьми и внуками. Это было бы невыносимо! Но не надо бояться, Гусинский и Швыдкой не злонамеренны, их персонал усерден. И завтра, и послезавтра мы получим нашу дозу. Так что совесть наша болит тупо, как дырка от вырванного зуба под анестезией.

Нас дрессируют умело — иногда даже злят, чтобы проверить, укусим руку хозяина или не укусим. Тихонько рычим, но не кусаем, кусок с руки берем. Хозяин хвалит, за рычание не сердится, оно ему даже нужно, такая у нас служба. Зверь, который ест, но молчит — подозрителен.

Я пишу для тех, кто молчит. Кто осознал, что живет в зоне оккупации — пусть и странной, как странной была и война. Осознал — и уклоняется от предписанных манифестаций, которые в назначенный день приходят к комендатуре и плюют в отведенное для этого место.

В 1993 г. люди ценой своей крови удержали важный рубеж, ввели режим в негласно уговоренные рамки и замедлили темп разрушения России. Это много, ни одна капля крови не пропала даром. Но это не отвратило гибель. В целом дубина нашего сопротивления оказалась трухлявой, а меч — картонным. Когда подменили меч у наших богатырей, сегодня и сказать трудно. Есть герои, что зовут встать на врага, везущего нашим учителям сухое молоко, с этими картонными мечами.

Я пишу не для героев, а для тех, кто выращивает ростки надежды. На плохой земле, среди сорняков, поливая украдкой. Никакая оккупация не вечна, если врагу не удается нащупать и перерезать тайную жилу народа, так что народ исчезает, становится человеческой пылью. Уже тридцать лет идет лихорадочный поиск этой жилы, нас уже искромсали скальпели исследователей, всей их разношерстной лаборатории. Мы сами, понемногу понимая себя, начинаем защищать и растить наше сокровище. Вопрос: успеет ли скальпель нащупать его раньше, чем мы окрепнем?

Я думаю, что мы соберемся с силами раньше. Но сколько миллионов обречет на гибель наша медлительность! Сейчас в метро появился новый тип русских старух. Они впервые вышли просить подаяние и не могут заставить себя протянуть руку. Они просто мечутся среди публики и тихо, еле слышно, говорят: «Мне на хлеб надо». Эти умрут быстро, уже нынешней зимой. Публика, не видя протянутой руки и стараясь не слышать их шепот, ничего им не подает.

Да и нет у публики уже денег, не прокормить ей лишний рот. Исчезли из метро даже стайки худых, испитых мальчишек. Тех, кто, заработав на перекрестках денег протиранием стекол в иномарках, по вечерам пробегали по вестибюлям и эскалаторам, выдавая каждому нищему старику по десять рублей.

Что же значит для нас «окрепнуть»? Это соединить метание наших бессвязных, взаимоуничтожающихся мыслей хоть в слабый поток — в мнение народное. Молекулы воздуха всегда в движении. Но это броуновское, беспорядочное движение. Если бы хоть часть молекул вдруг двинулась в одном направлении, возник бы ветер, сметающий горы. Думаю, что сегодня, пока не совсем еще разрушили нашу память, у нас есть одна основа, на которой мы можем, как на верстаке, разложить в порядке мысли. Это — восстановить в холодном сознании образ того жизнеустройства, на котором еще недавно стояла наша, независимая страна и во многом еще наше государство. Я говорю о том, что выражалось затертыми и почти чужими словами «советский строй». Половина народа еще помнит, какая это роскошь — жить в своей, независимой стране. Даже не то чтобы помнит, а нутром испытывает это почти животное счастье.

Верстак, на котором можно упорядочить эти мысли — почти дыба. Честный разговор мучителен для всех. За ним кровь и на ранах, и на руках, за ним вина и излишней жестокости, и излишней любви. И, главное, вина непонимания и умственной лени. Из-за этой лени и умирают наши старики без хлеба, не надо сваливать на чмокающих насекомых. Они всегда заводятся в немытой голове.

Разговор мучительный, потому что надо хоть на время отложить в сторону любимые мифы. И те, что вливает нам в ухо патриот Солженицын-Ветров, и те, что вливает в другое ухо рабочий коммунист Анпилов (кличка неизвестна). Трудно и то, что мифы надо отложить в сторону, как негодный инструмент, а не отбросить с чувством, в ярости. Ибо от этой ярости в тебе возникает какой-то симметричный миф, и о холодном сознании речи уже нет. «Ах, Солженицын все врет и врет, что Сталин расстрелял 63 миллиона человек? Так вот вам — Сталин невинных не расстреливал, а виновных расстрелял мало! Мало! Мало!» — и глаза уже застланы.

Вообще, нам уже непозволительна роскошь иметь какие-то чувства по отношению к Солженицыну или Чубайсу, Лобкову или А.Н.Яковлеву. Надо считать их операторами. Можно на миг возненавидеть «шмайсер» или «мессершмит», или перекладину с веревкой. Но потом надо прятать ненависть в карман и работать.

Как ни странно, острая тоска и ужас перед надвигающимся убийством советского строя возникли раньше не у нас самих, а у тех, кого давно облепили паразиты. Именно там, в «третьем мире», трагически наблюдали за появлением Горбачева, как смотришь во сне на гибель любимого человека и не можешь пошевелить губами, чтобы крикнуть ему, предупредить.

В 1984 г. я был в Мексике, со мной подружился один профессор, из старинного рода. Он говорил лихорадочно, отвергая даже свое научное знание ради последней надежды. Он спрашивал, заложили ли мы на глубокое хранение банк генов советских людей. Где-то на ледниках или на космических станциях — чтобы потом возродить. Знал он конечно, что в генах не запишешь культуру и код цивилизации, но надеялся. В России-СССР и только в ней видел он шанс на спасение человечества после уже объявленного на Западе грядущего «конца истории».

Человек этот, эколог, часть года работал в США (в ООН и университетах), часть года — в Латинской Америке. Он ненавидел глубинную суть Запада, его «волю к смерти» — ценя и даже любя его внешние оболочки культуры. Далекий от политики и партий, он пришел к коммунизму не «низом» и не «с высот поэзии», а от изучения биосферы и от любви к детям Латинской Америки — всю свою жизнь наблюдая, как Запад без эмоций, как машина, уничтожает и биосферу, и этих детей. Он, атеист и ученый, говорил мне об этом, как говорил бы средневековый христианин об антихристе. Просто не по себе было его слушать.

Этот мексиканец много знал об СССР — и о Гагарине, и о ГУЛАГе. Но говорил об этом на незнакомом мне тогда языке. Капитализм и социализм, демократия и тоталитаризм — все это идеологическая чушь, говорил он. В России решался вопрос о выборе пути — к жизни или к смерти. Вопрос о том, может ли в принципе устроиться общество, где не топчут слабых и где каждый ребенок получает в пище достаточно белка. Лишь советский строй показал, что да, это возможно, и это факт масштаба религиозного. Утверждение жизни. Даже если СССР сомнут (предположение, которое тогда мне казалось нелепостью).

Я тогда моего друга не очень-то понимал. В приложении к советским детям достаток белка мне казался вещью обычной, а голодные дети Индии, Мексики и, как я потом увидел, самих США — результат социального строя, все очень просто. Сейчас мы начинаем понимать, что дело глубже. Сегодня все телеканалы убеждают нас, что нормально — это именно когда половина детей в стране недоедает. И потому советский строй был неправильным и нетерпимым — империя зла.

Я вспоминал те беседы, когда за горбачевской критикой советского строя все более явно стала проглядывать животная, необъяснимая ненависть к нему — и к людям, в которых он воплотился. Сейчас ее немного приглушили, припрятали, но надо о ней вспомнить и постараться ее понять. Это ненависть не идеологическая и не социальная, она сродни расовой и религиозной. Та страсть, с какой громили наше жизнеустройство, уничтожали пионерлагеря и детсады, удушали науку и школу — не объяснить корыстью или приверженностью к ценностям демократии.

Причина в том, что советский проект, взятый в его главных чертах, был отчаянной и мощной попыткой продолжить цивилизационный путь России в новых, резко усложнившихся для нее условиях ХХ века. Главная задача нынешних реформаторов России и их западных покровителей — сломать именно цивилизационный путь России, а вовсе не такие его вторичные проявления, как социальный строй или идеологию. Поэтому до сих пор такие большие силы направляются на то, чтобы опорочить советский проект — а иначе его просто оставили бы в покое, как перевернутую страницу истории, это было бы проще и даже выгодно. Нет, разрушение образа советского строя именно в его главных чертах для действительной победы над Россией абсолютно необходимо. Гусинские и их приказчики в политике будут не просто терпеть, но и слегка финансировать любую оппозицию — если только она при этом будет отвлекать людей от понимания сути советского строя. Потому что не поняв ее, а тем более возненавидев, мы так и будем ходить по кругу, как ослепшие, заеденные оводами лошади — пока не утонем в болоте.

Конечно, искренних ненавистников советского строя немного. Опаснее непонимание. Трудно поверить, но многие активные его губители просто не понимали, что делают. Расскажу о случае, который меня взволновал — даже после всего того, что мы повидали за десять лет.

Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), устроила в Минске большой семинар о демократии и рынке. Съехались западные эксперты, прочитали свои лекции по замусоленным антисоветским конспектам: «Тоталитаризм! Дефицит! Очереди!». Но была в этом семинаре и большая польза. Западный комфорт, английская речь, бесплатный кофе в прихожей — все это так согрело душу белорусских демократов, что они потеряли всякую сдержанность и заговорили, как дети — что на уме, то и на языке. Очень интересно было послушать. Нам в России это пока недоступно, потому что наши демократы еще не потеряли нахальства и искренне говорить неспособны. Чтобы понять наших демократов, очень полезно послушать их собратьев в Белоруссии, которым слегка уже щелкнули по носу.

ОБСЕ пригласила из РФ докладчика по первому вопросу: «Советская система: теория и реальность». Если бы приехал Бунич или Боровой, то все бы прошло, как по маслу. Но в Думе у нас не только буничи — и вот, послали меня. Я не политик, сделал доклад чисто научный. За советскую власть я никого не агитировал, но «теорию и реальность» изложил наглядно, так что возразить было трудно. Приехавшая из Женевы как оппонент по моему докладу почетный советолог Юдит Шапиро пыталась, правда, напомнить, что в СССР простому человеку нельзя было купить в аптеке лекаpства, но даже самые крутые демократы посмотрели на нее с жалостью.

Я упрощенно и кратко объяснил, что советский строй, корнями уходящий в культуру России, по своему типу относится к общинным цивилизациям (в отличие от рыночной цивилизации Запада). Этим и были обусловлены главные черты социального порядка, странные или даже неправильные для глаза и марксиста, и либерала. Сломать советскую цивилизацию — оказалась кишка тонка, но изуродовать сумели. Разрушили много, а реформы так и не идут, вот у нас и катастрофа. Там, где сумели немного утихомирить фанатиков «рынка» и вернулись к здравому смыслу, как в Белоруссии, дело помаленьку выправляется.

За этот доклад я получил самую большую похвалу, какую только получал в жизни. И от кого! От Станислава Шушкевича, героя Беловежской пущи. Он сказал, что если бы прослушал такой доклад десять лет назад, то он не сделал бы того, что сделал после 1989 года. Он не знал, что СССР относится к цивилизациям общинного типа.

Похвала похвалой, но ведь признание, согласитесь, страшное. Вот она, ответственность демократа. Принять на себя бремя власти, угробить страну, а потом признаться: да я о ней ничего и не знал. Ведь так же и Горбачев: «Ах, мы не знаем общества, в котором живем». Не знаешь — почитай книги, поговори со знающими людьми, но не лезь своими лапами «перестраивать» общество, которого не знаешь. Хотя Горбачев, скорее всего, как минимум после 1988 г. уже очень хорошо понимал, что делает. Про Шушкевича не знаю, его текстов я не изучал.

После такого откровения Шушкевича другие лидеры белорусской оппозиции (бывшие председатель Верховного Совета Шарецкий и управляющий Центробанком Богданкевич и др.