Арфисты (№8) - Эльфийская песнь

Элайт вышел из освещенного круга. От неимоверного напряжения во время мистического танца его грудь бурно поднималась и опускалась. Он поднял с земли бурдюк, встряхнул его – воды оставалось совсем мало. Эльф осушил емкость и оглянулся в поисках воды.

Данила запустил руку в свою волшебную сумку и достал небольшую флягу.

– Эльфийский эликсир, – негромко сказал он и протянул флягу эльфу.

Элайт пристально взглянул на юношу. Редкий эльфийский напиток считался частью ритуалов и праздников, а теперь, после исполнения древнего танца, предложение эликсира можно было считать наградой или подношением. Все это Данила узнал от Эрилин, когда она вместе с ним совершила обряд прощания с летом, а потом объяснила суть некоторых других ритуалов, в которых эльфийский эликсир участвовал не только в качестве превосходного ликера, но и как магический напиток. Элайт кивнул и принял флягу. Несколько капель он выплеснул на землю и только потом сделал первый глоток – медленно, наслаждаясь чистейшей эссенцией летних фруктов и эльфийской магии.

– Необычный танец, эльф, – похвалила его Моргалла.

Слова дворфа разрушили мистическую атмосферу вокруг лунного эльфа. Элайт присел напротив нее и стал рассматривать, как рассматривают странное существо, неизвестно каким образом попавшее во двор.

– Как могло случиться, что ты забралась так далеко от своего клана и родного очага? – спросил он. – Твой народ вымирает, а женщин у дворфов так мало, что тебе, по-моему, следовало сидеть дома и выполнять свой долг – плодить маленьких шахтеров.

– Следи за своими словами, – тихо заметил Данила. – Эта леди не какое-нибудь племенное животное.

Моргалла подняла свои карие глаза и посмотрела на эльфа.

– Эльфы, как видно, тоже не очень-то заботятся о продолжении рода. Вокруг полно полуэльфов, и все, как я знаю, родились от эльфийских матерей и отцов человеческой расы. Хотя об эльфийских женщинах я не могу сказать ничего плохого.

Глаза Элайта зажглись гневом, опытная в любых сражениях Моргалла заметила это и усилила натиск:

– Вот и ты вроде очень хорош собой, однако вокруг тебя что-то не видно детишек.

– Должен сказать, что наш народ предпочитает держать своих детей подальше от дворфов и гоблинов, хотя бы до тех пор, пока они не научатся отличать их от других созданий.

Моргалла медленно поднялась во весь рост, и пламя костра отчетливо выделило блеск двух лезвий ее топора и полированное дерево дубинки, прикрепленной к поясу.

– Эльф, ты стараешься разозлить меня, а этого делать не стоит. У нас, проводящих много времени под землей, есть одна поговорка: будь осторожен, полагаясь на крепость гранита.

– Или ты можешь об этом пожалеть, – закончил Данила в надежде хоть немного разрядить обстановку.

Ни Моргалла, ни Элайт не обратили на него ни малейшего внимания.

– Прелестная игрушка, – кивнул Элайт, глядя на топор, но всем стало ясно, что он подразумевал не только оружие, но и его владелицу.

Моргалла прищурилась:

– Это самая прелестная игрушка, которую множество орков видели перед смертью, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Знаешь, я недавно понял, что юмор дворфов для меня недоступен, – с язвительным сарказмом ответил Элайт.

Данила предостерегающе сжал плечо разъяренной женщины:

– Заманчиво вывести эльфа из себя, я и сам не могу этого отрицать, но у меня есть другая идея – нарисуй его портрет.

Моргалла окинула эльфа долгим взглядом, а затем медленно кивнула. Сверкнув карими глазами, она потянулась за другим оружием – угольными карандашами. Девушка устроилась на бревне в нескольких шагах от Элайта и приступила к работе.

– А ты становишься дипломатом, не так ли? – неприязненно произнес Элайт. – Но, если ждешь благодарности за то, что предотвратил схватку, тебе предстоит долгое ожидание. Я не нуждаюсь в защите от простого дворфа.

Ответная улыбка Данилы содержала изрядную долю иронии.

– Моргалла далеко не обычный дворф, но мы оставим на время эту тему. О твоем боевом искусстве сложены легенды, и мне не доставит удовольствия наблюдать, как ты поднимаешь прославленный меч против такого примитивного оружия, как топор Моргаллы.

Арфист посидел еще немного, а потом подошел к Моргалле. Она молча протянула ему рисунок.

Изображение напоминало манеру древнего народа Муншаезских островов, когда круги сплетаются друг с другом таким образом, что невозможно отыскать ни начала, ни конца. Но рисунок Моргаллы не был похож ни на одну иллюстрацию виденных Даном книг. В двух взаимно пересекающихся кругах можно было различить два образа: длинную змею с эльфийскими ушами и чертами Элайта и безжизненный, поникший меч с тусклым лунным камнем в рукояти.

Арфист оторвался от рисунка и с изумлением посмотрел на автора. Опять, уже не в первый раз, Моргалла разглядела то, что не могло быть доступно ее физическому зрению. Без всяких объяснений Данила протянул рисунок Элайту. Эльф тоже не проронил ни слова, рассматривая портрет, но его лицо стало бледным, как у мертвеца.

– Как видишь, – спокойно сказал Дан, – ее искусство отточено не хуже, чем боевой топор.

– Что ты сказал? – резко спросила Моргалла, неверно поняв последние слова Арфиста. Она сняла оклеветанное, по ее мнению, оружие и протянула Дану. – Ты можешь им даже побриться, бард!

В ответ Данила погладил едва заметный рыжий пушок на ее щеке:

– И ты тоже, леди дворф, ты тоже можешь побриться.

– Хи-хи-хи, – смущенно засмеялась девушка, довольная, как и всякий юноша-человек, демонстрирующий первый пушок на щеках.

Смех подхватили и остальные члены компании, и никто, кроме Данилы, не заметил, что Элайт потихоньку покинул лагерь. Несмотря на победу в этом раунде, в серых глазах Арфиста не было и намека на торжество, только тревога.

* * *

Звезды усеяли темное небо над виллой леди Тион, и редкие ночные цветы наполнили благоуханием теплый летний вечер. В центре полностью закрытого от посторонних глаз дворика негромко журчал фонтан, укромная арка, увитая виноградными лозами, намекала на украденные поцелуи, а диван с мягкими подушками склонял к дальнейшим утехам. Ночную тишину подчеркивали певучие звуки арфы. Однако женщина, склонившаяся над струнами, совсем не испытывала склонности к романтическим удовольствиям. Ее сердцем владело лишь одно стремление к справедливости.

Внезапно ее пальцы пронзила острая боль, и Гарнет, раздраженно выругавшись, оборвала песню. С того самого момента, когда она получила из лап зеленого дракона Жаворонка, колдунья пыталась овладеть магической силой арфы. Женщина в совершенстве владела магией и могла наложить заклятие и словами, и песнями. Но эльфийский артефакт обладал собственной силой, и Гарнет пришлось изобрести новое заклинание, которое позволило бы ей объединить вместе семь сил. Пока она была в состоянии пользоваться лишь четырьмя, да и в тех не всегда была уверена. Причина таилась не в недостатке магических сил, а в ее слабой игре на арфе.

Снова Гарнет недобрым словом вспомнила Арфистов, которых считала виновными в ее нынешнем состоянии, а заодно и Хелбена Арунсуна, повинного во всех этих несчастьях. Не стало больше герольдов, странствующих по всему миру глашатаев истории и древних традиций, составлявших когда-то часть организации Арфистов. Много лет назад они откололись, не желая ввязываться в политику. А потом и бардовские школы, бывшие оплоты непревзойденного мастерства, пришли в упадок и остались только в воспоминаниях. Арфисты ничего не предприняли, чтобы исправить положение. Они были заняты на службе у Эльминстера и Арунсуна, затевали войны и прокладывали новые торговые пути.

Да, Арфисты и сейчас еще оставались бардами, но посвящали свое время сбору информации и участию в сражениях, а пели и играли от случая к случаю. Прославленное в былые времена звание барда теперь давалось каждому болвану, способному бренчать в тавернах. Престиж и могущество бардов сошли на нет, и большая часть жителей считали их почти что мошенниками, странствующими по дорогам. Артисты, когда-то дававшие советы королям и королевам, пали до уровня слуг, получавших ужин на кухне между двумя танцами. Гарнет не могла с этим смириться.

Глядя на свои руки, искалеченные в битвах, она не хотела простить Арфистам предательства. Последнюю схватку она пережила во время Великой войны, когда арфисты сражались против созданий из другого мира. Гарнет получила тогда смертельную рану, и ее оставили умирать на поле боя, но престарелый друид подобрал женщину и выходил ее. Как только Гарнет немного оправилась, то сразу же взялась за музыкальные инструменты, и друид распознал ее дар к колдовству. Вот тогда он и познакомил ее с небольшой семьей лесных эльфов. Хоть она и была только наполовину эльфом, лесная семья приняла ее и помогла развить колдовской дар. За две сотни лет, что Гарнет провела в лесу среди эльфов, ее могущество неизмеримо усилилось, а вместе с, ним окрепло и намерение доказать Арфистам, что музыка не такой уж ничтожный дар, чтобы относиться к нему с пренебрежением.

Шорох шелковой ткани нарушил течение мрачных мыслей Гарнет. Она подняла голову. Под увитой лозами аркой стояла леди Тион. В этот вечер на благородной даме было облегающее платье из фиолетового шелка с накинутой на плечи пелериной из вышитого атласа. Волосы поддерживал бархатный шнурок, а изящное спокойное лицо светилось самодовольством.

– Как дела в городе? – резко спросила Гарнет, массируя ноющие пальцы.

– Плохо – благодаря тебе, – весело ответила Люция. – Подвластные твоей музыке чудовища нагнали страху на фермеров и путешественников. Купеческая гильдия, равно как и Лорды Глубоководья, набрали отряды солдат, чтобы их уничтожить. Но даже при таких предосторожностях на празднике Летнего Солнцестояния ожидается слишком мало гостей. И этот печальный факт стал предметом обсуждения и недовольства среди торгового люда и даже крупных купцов. Гибель урожая предвещает тяжелые времена, но для тех, кто способен заплатить большие деньги, все необходимые товары доставляются морем.

– Тяжелые времена? – повторила эльфийская колдунья. – А что же тогда может вызвать катастрофу?

– Развал торговли, – ответила леди Тион после некоторого колебания.

– Ну да, основное занятие Глубоководья, – неприязненно усмехнулась Гарнет. – Что ж, присмотри за этим.

– Следи за своей речью, – напряженно заметила аристократка. – Я не подчиняюсь ничьим приказам, как дешевая шлюха.

– Да нет, подчиняешься. Ты служишь Рыцарям Щита, и они заверили меня, что ты приложишь все усилия, чтобы устранить от власти Хелбена Арунсуна.

– Это ты так говоришь. А откуда мне знать, насколько правдивы твои утверждения? – резко спросила Люция.

Гарнет назвала имя, и леди Тион побледнела. Колдунья упомянула одного из могущественных Рыцарей Щита, обладающего темными силами. Люция подчинялась непосредственно этому человеку.

– Он передавал тебе привет, – равнодушно добавила Гарнет. – Необходимо усилить беспорядки, – продолжала она. – Я смогу в какой-то степени повлиять на местных обитателей моря – ты бы удивилась, узнав, сколько музыки и недовольства скрывает в себе морская пучина. А еще постараемся удалить из города как можно больше Лордов, чтобы повысить ответственность Хелбена и его всесильных союзников. Назови имена трех менее известных Лордов Глубоководья для лорда Хьюна. Хоть его методы и грубоваты, зато в его распоряжении имеются люди, способные действовать очень быстро.

– Хьюн все еще в городе? – спросила Люция, не в силах сдержать свое беспокойство.

Коммерсант из Тезира не скрывал своих амбиций и страстного желания занять в Глубоководье место леди Тион.

Гарнет окинула аристократку пристальным взглядом.

– Ну и что с того? Твой рыцарь-покровитель сказал, что я могу использовать любые средства, имеющиеся в его распоряжении. На своей родин Хьюн добился положения мастера гильдии и отвечает за организацию всей деятельности и привлечение новых членов. Я поручила ему организовать в Глубоководье гильдию воров и наемных убийц. Вряд ли у него что-нибудь получится, но у Лордов появится еще один повод для беспокойства. Ну, какие имена я должна назвать лорду Хьюну?

Без колебаний Люция Тион перечислила имена трех своих конкурентов, ничуть не беспокоясь, имел ли среди них хоть кто-то отношение к Лордам Глубоководья.

– Прекрасно, – удовлетворенно кивнула Гарнет и поднялась со своего места.

В ответ на неслышимый для Люции призыв из дальнего угла сада показалась ее лошадь. Колдунья приторочила арфу к седлу и запрыгнула на спину скакуна.

– Я на несколько дней уеду на север. Там обрету силы для свержения Хелбена Арунсуна, а по пути устраню с дороги еще одного Лорда Глубоководья. Оставляю город в твоих надежных руках и надеюсь, что к моему возвращению все будет как надо.

Белая лошадь стрелой взмыла в небеса, и Люции захватило дух.

– Аспери, – прошептала она, постигая могущество колдуньи.

Внезапно прощальные слова Гарнет показались ей не столько похвалой, сколько предостережением.

* * *

Центральный костер почти догорел, и члены отряда «Калеки и Музыканты» один за другим отходили в сторону, заворачивались в плащи или походные одеяла и устраивались на ночлег. Вскоре установилась тишина, нарушаемая только потрескиванием поленьев, жужжанием насекомых да шорохом листьев – это ночной дозорный карабкался на ближайший дуб. Моргалла тоже осталась на страже, но она тихонько скользнула в темноту между деревьев.

У костра остался один Данила. Он рассеянно бросил в огонь шляпку желудя и постарался отогнать воспоминания о других ночах под открытым небом, проведенных в компании с упрямой, безрассудной, молчаливой женщиной, наполовину эльфийкой, да еще членом гильдии наемных убийц. Те ночи, как сам себе признался юноша, мечтательно улыбнувшись, были лучшими в его жизни.

Никогда еще он не чувствовал себя таким одиноким, как сейчас, в окружении сопящих во сне солдат. Впервые Данила осознал недовольство Хелбена тесной дружбой между ним и Эрилин. Так или иначе, Арфисты почти всегда обречены действовать в одиночестве.

Молодой человек вздохнул и достал из сумки книгу заклинаний, приготовленную для него дядей. Если все пойдет по плану, к середине завтрашнего дня они встретятся с драконом Гримноштадрано, и Дан хотел подготовиться к этому событию как можно лучше. Одним из коронных номеров дракона было облако ядовитого газа, появляющееся при выдохе. Надо полагать, дядя позаботился снабдить его средством для создания защитной сферы.

Как оказалось, в книжечке было всего одно заклинание, но такого ему еще не приход лось встречать. Данила с интересом принялся его изучение. На левой стороне разворота были аккуратно записаны ноты: довольно простая плавная мелодия и ее переложение на лютню. Правая страница содержала несколько строк объяснений, а затем шли олова песни, записанные магическими рунами. В этом заклинании использовались не только слова, но и музыкальный аккомпанемент, а игра на лютне подразумевала необходимые пассы руками. В результате получалось волшебное заклинание, очень похожее на эльфийскую песню-чары, исполненную днем Вином. Кроме того что заклинание было необходимо для завтрашнего сражения, оно само по себе восхитило Данилу, поскольку предоставляло возможность объединить в одно целое его любовь к магии и страсть к бардовской музыке и пению.

Больше двух лет молодой маг работал в паре с Эрилин. Он принимал ее предложения и с радостью участвовал в решении проблем, но в основном Данила играл вторую скрипку и выполнял все поручения девушки. Дан очень ценил проведенное с Эрилин время и в душе лелеял надежду, что они еще обязательно поработают вместе. Зато теперь перед ним впервые открывалась дорога, по которой предстояло идти самостоятельно. Если это заклинание не является единственным в своем роде, он сможет научиться магии песен-чар, которой владеет Вин.

Данила поднялся, прихватил книгу и направился в противоположный конец лагеря. Эльфийский менестрель сидел там, глядя на верхушки деревьев и предаваясь собственным размышлениям. Несмотря на недвусмысленный отказ Вина, Данила чувствовал, что должен сделать еще одну попытку.

– Элайт говорил, что далеко не все эльфы обладают такими навыками в магии, как у тебя. Чем это можно объяснить – недостатком способностей или нежеланием учителей?

Вин неохотно оторвался от своих мыслей.

– Мне кажется, гораздо больше эльфов обладают необходимыми способностями, но развивают их немногие. Мне повезло родиться в семье ученых-музыкантов, так что мои способности обнаружились довольно рано, а средства обучения были под рукой. Возможно, не всем так везет.

– Если бы песни-чары были записаны на бумаге, большее количество твоих соотечественников могли бы их прочитать, – заметил Данила, похлопав по книге. Затем он развернул ее перед эльфом. – Вот так, например, можно объединить искусство бардов и музыку.

– Два вида магии несовместимы, – твердо ответил Вин и сунул книгу обратно в руки Арфиста, а потом поднялся, ясно давая понять, что разговор окончен.

В этот момент из зарослей вышла Моргалла и принялась стряхивать с себя приставшие листья. На ее лице застыло выражение крайнего недовольства. Казалось, девушка-дворф совсем не смутилась, когда обнаружилось, что она подслушивала.

– Мне противно с тобой спорить, бард, но в этом вопросе я заодно с эльфом. Магия хороша на войне и в церковных спорах, но не вмешивай сюда музыку, – решительно заявила она.

Данила счел за лучшее отступить. Поскольку он еще не получил решительно отказа, Арфист предпочел сменить тему.

– Если уж мы заговорили о магическом оружии, то объясни, как ты догадалась, что представляет собой меч Элайта Кроулнобара?

– Я же слушала твою балладу о Лунном Клинке эльфийской женщины, помнишь? В ней объясняется степень связи меча и носящего его эльфа. – Резной головой шута Моргалла указала за спину Данилы. – Если это действительно так, то у твоего эльфа есть проблема: он не может воспользоваться мечом, но и избавиться от него тоже не в силах.

Данила обернулся и оказался лицом к лицу с Элайтом. Лунный эльф окинул взглядом книгу с заклинанием.

– Еще какие-то фокусы для гостиных? – пренебрежительно спросил он.

– Готовлюсь к завтрашнему дню, – спокойно ответил юноша. – Хорошо бы иметь четкий план на тот случай, если наш большой зеленый друг не выполнит свою часть сделки.

– Это правильно, – согласился Элайт. скрестил руки на груди и прислонился спиной к дереву, словно оценивая стоящего перед ним человека. – Ты ведь понимаешь, что, если дракон захочет быть обнаруженным, он сам тебя отыщет. Зеленые драконы не просто приспособлены к жизни в лесу, их очень трудно найти, но еще труднее подобраться к ним незамеченным. Нельзя разбивать отряд на группы и отправляться на поиски по отдельности. Ведь если дракон наткнется на людей, неспособных играть с ним в загадки, вряд ли он будет так добр, чтобы дожидаться того, кто принял его вызов.

Данила задумчиво кивнул:

– И что же ты предлагаешь?

– Заставить дракона самого выйти к нам. На рассвете мы свернем лагерь и отправимся на север, к горам. Логово дракона находится где-то там, в Бескрайних Пещерах. Я знаю поблизости небольшую полянку. А там можешь бросить вызов дракону – хотя бы спеть ту проклятую балладу. Даже если он сам не услышит твоего голоса, в лесу полно всяких тварей, которые быстро донесут до него известие о чужаках. Потребуй у дракона свиток и что-нибудь еще, чтобы порадовать моих людей. Бочонка изумрудов было бы достаточно.

– Думаю, да, – пробормотал Данила.

– И лучше было бы встретить Гримноштадрано небольшой группой. Вряд ли ему придется по нраву приближение целой армии.

– Я собирался пойти один, разве что с Вартайном.

– Теперь у тебя есть партнер, и с ним придется считаться, – напомнил ему Элайт. – Если тебе не терпится покончить с собой, я не возражаю, но всему свое время. Да, Вартайн пойдет с тобой, чтобы отгадать загадку, но возьми с собой и менестреля. Песня-чары – мощное оружие.

– Только не Вина, – решительно возразил Данила. – Никаких эльфов. Зеленые драконы считают ваш народ за деликатес, а насколько мы знаем Гримноштадрано, он никогда не отказывается перекусить.

– Возражение принято, – ворчливо признал лунный эльф. – Певца-заклинателя мы придержим. – Взгляд Элайта упал на Моргаллу, внимательно слушавшую их разговор. – Ты можешь взять с собой дворфа, хотя бы на тот случай, если дракон и впрямь слишком голоден, чтобы разговаривать.

– Я сомневаюсь, что смогу удержать ее от драки, – заметил Данила при виде воинственного блеска в карих глазах. – И я не позавидую никому, кто решился бы попробовать ее съесть.

– Это ты правильно подметил, – кивнула Моргалла. – Но что будем делать, если чудовище нарушит условия сделки?

– Если большой зеленый друг обманет, – ответил Данила, – я попытаюсь продолжить соревнование и загадаю ему еще одну загадку. На самом деле это заклинание, и оно отвлечет дракона на достаточно долгое время, чтобы мы могли исчезнуть.

Элайта его предложение не убедило.

– Все же лучше бы взять с собой эльфа с его песней.

– Может, и так. А вот что интересно, Вин, – вновь заговорил Арфист, – ты зачаровал лягушек, но они были гораздо меньше дракона. Случалось ли тебе проверять действие магии на существах крупнее служанок из таверны?

– С драконом мне сталкиваться не приходилось, – признался Вин, и тень усмешки мелькнула в глубине его зеленых глаз. – Однако я провел некоторое время среди жителей Северных Земель, и их женщины, как оказалось, достаточно восприимчивы к действию песни-чары. Это вас устроит?

– Довольно близко, – с удовлетворением кивнул Данила.

После общения с Эрилин он понял, что юмор эльфов достаточно сдержан и суховат; замечание Вина, тем не менее, граничило с непристойностью. Хотя упоминание о северянках – а их всегда характеризовали как высокомерных и тяжеловесны созданий – было удивительно своевременным.

– В случае невосприимчивости дракона, лорд Танн, – а мы не можем не рассматривать возможность, – у меня имеется средство, которое воспламенит смертоносное дыхание Гримноша, – сказал Элайт и вытащил небольшой цилиндр. – Как только чудовище откроет пасть, мы закинем ему вот это. Результат должен быть как после поджога лавки алхимика. Взрыв обезвредит дракона на некоторое время, и мы успеем убежать.

– А кто рискнет подойти настолько, чтобы докинуть снаряд до цели? – спросила Моргалла. – У тебя такая сильная рука, эльф?

– Это мы предоставим Вартайну, – ответил Элайт. – Он мастерски стреляет из духовой трубки.

– И меня совсем не удивляет его талант, – сдержанно добавил Данила. – Этот тип перегоняет воздух не хуже северного ветра.

– Согласен, – признал несговорчивый в большинстве случаев эльф.

На лице дворфа вспыхнула саркастическая усмешка:

– Если уж вы двое начали петь в одну дуду, значит, пора на боковую. Может, утром все встанет на свои места и вы снова будете цапаться друг с другом.

– Да, уже поздно, – согласился Вин, и они с Моргаллой ушли на другой конец лагеря, оставив наедине двух союзников поневоле.

– Как ты догадался взять с собой этот снаряд против дракона? – равнодушным тоном поинтересовался Данила. Намерения эльфа слишком тесно переплетались с его собственными, чтобы Дан мог чувствовать себя спокойно перед грядущей схваткой. А то немногое, что было ему известно о лунном эльфе, еще сильнее подогревало беспокойство. – Разве в твои планы входило сражение с драконом?

– Нет, но наш маршрут пролегал довольно близко к его логовищу. Вартайн упомянул о возможности нежеланной встречи и посоветовал подготовиться должным образом, – с удивительной прямотой ответил Элайт.

– Дальновидный поступок, – с оттенком восхищения в голосе произнес Данила, притворившись, что принял ответ за чистую монету. – Вартайн оправдывает свою репутацию?

– Он настолько же хорош, насколько и зануден, – проворчал эльф. – Я ни разу не видел, чтобы он ошибся, но он без тени сомнений твердит об этом при каждом удобном случае.

– Скромник.

– Ты слушал его у костра. Вартайн твердо убежден в своей исключительности и необычайно гордится своими познаниями.

– Да. – Данила согласно кивнул. – Иногда этим он напоминает мне эльфов.

Брови Элайта удивленно взлетели вверх.

– Именно так, – не без юмора заметил он. Данила решил воспользоваться непривычной мягкостью собеседника и получить интересующую его информацию.

– Если уж зашел разговор об эльфах, традициях и обычаях, позволь сказать, что танец с мечами был восхитительным. Во время представления я заметил, что ты оставил при себе наследственный меч. И не мог не удивиться, что ты носишь его с собой – это ведь не в твоих привычках.

Шаткое перемирие было мгновенно нарушено.

– Это не твое дело, – холодно процедил Элайт.

Он развернулся и бесследно растворился темноте, не добавив ни слова.

* * *

Темнота ночи побледнела, сменившись серебряными проблесками рассвета, и Текстер Странник продолжил свое одинокое путешествие. Несмотря на глубокую преданность родному городу и обязанности Тайного Лорда Глубоководья, Текстер не мог долго оставаться в плену крепостных стен. Он часто в одиночку отправлялся в далекие края во имя Тира, бога справедливости, которому посвятил свою жизнь. Тишина очищала его мысли и позволяла углубиться в себя в поисках новых сил, а превратности дальних дорог позволяли проявить себя. Такие поездки также помогали увидеть своими глазами то, что происходило в далеких Северных Землях.

А обстановка в местах к северу от Глубоководья оказалась очень напряженной, как и предполагал Текстер, отправляясь в путь.

С седла своего рослого могучего жеребца Странник обозревал пораженные неизвестной болезнью поля. В это время года отава должна бы достигать колен, а под копытами коня виднелись только жалкие скрюченные стебельки, едва пробившиеся из-под земли. Эти поля, лежащие почти на краю дикой степи, были предназначены для выращивания кормов, но то же самое можно было сказать и о зерновых, посеянных поблизости от деревень. Уже много дней перед глазами Текстера проплывали картины опустошения, и он заметил в них определенную закономерность. Поля были поражены вокруг всего города, но по мере продвижения на север область бедствия сужалась. Что бы или кто бы ни вызвал болезнь растений, он оставил ясный след.

Чахлые посевы остались позади, и Текстер направил коня к первым низкорослым деревья предвещавшим приближение леса. По пути к реке Дессарин Текстер отметил, что и деревья вдоль этого загадочного следа поражены недугом. Полегла высокая трава, мох на поваленных деревьях почернел, а в лесу не было слышно птичьего щёбета.

Из-за невысокого холма внезапно донесся женский крик. Текстер пустил коня галопом и поскакал на голос.

Неподалеку от берега два серо-зеленых орка забавлялись с молодой женщиной. Они отложили в сторону свое оружие и перебрасывали ее друг-другу, словно мягкую игрушку. В лучах восходящего солнца их глаза отсвечивали красным цветом, а заостренные книзу клыки поблескивали от удовольствия при виде объятой ужасом жертвы.

Текстер обнажил меч и погнал коня вниз по склону холма. Грохот копыт могучего жеребца сотряс землю, и испуганные орки, бросив женщину, потянулись к оружию. Один из них схватил боевой топор и вскочил на ноги как раз в тот момент, когда Текстер замахнулся для первого удара. Его оказалось достаточно, чтобы обезглавить противника. Голова орка скатилась в воду и унеслась вниз по течению.

Второй орк перепрыгнул через тело погибшего собрата и рванулся вперед с усеянной шипами палицей наперевес. Закаленный в боях конь Текстера проворно шагнул в сторону и пропустил врага мимо себя. Странник нанес удар слева обратной стороной меча, но этого хватило, чтобы орк опрокинулся навзничь. Отдергивая меч, Текстер срезал с груди врага часть шкуры, и в воздух полетели клочья серой шерсти. Последним ударом Странник поразил орка в самое сердце, и тот остался лежать без движения в луже собственной крови.

Текстер спешился и бросился к лежащей на земле плачущей женщине.

– Не беспокойтесь, леди, – ласково сказал он. – Теперь вы в безопасности.

Слезы, не переставая, катились по щекам, но спасенная подняла голову. Она оказалась удивительно молодой, не больше пятнадцати зим, и поразительно красивой, несмотря на заплаканные глаза. По спине змеились две каштановые косы, глаза светились благодарностью, а лоб и щеки украшала россыпь веснушек.

Крестьянская красотка, отметил про себя Текстер. Возможно, с фермы близ Йартара, хотя она и зашла далеко от дома. Причина столь дальней прогулки содержалась в стоящей рядом корзинке – связка стеблей молодого папоротника, росшего вдоль тихой речной заводи. Это растение, приготовленное с маслом, было очень вкусным, а учитывая гибнущий урожай, и совершенно необходимым добавлением к крестьянскому столу.

– Я отвезу тебя домой, – предложил Текстер, протягивая руку. – Галадин достаточно силен, чтобы легко выдержать нас обоих.

Девушка позволила Страннику поднять Себя на ноги.

– Сначала я должна поблагодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь, – заговорила она мелодичным, чистым и на удивление спокойным голосом. – Сожалею, что мне нечем тебя вознаградить, кроме песни.

Потупив взор, девушка захлопала в ладоши и запела. В ее пении слышались мелодии ветра и моря, тоска почти забытых воспоминаний. Песня продолжалась, а лицо девушки менялось, из миловидной крестьянки она превратилась в красивую даму. На глазах у изумленного Текстера ее лицо стало настолько прекрасным, что перед ним не устояло бы ни одно мужское сердце. Роскошные волосы расплелись сами собой, изменили цвет на зеленоватый и пышной волной закрыли плечи. Тонкие руки с перепонками между пальцами продолжали грациозно двигаться в такт мелодии. Только цвет глаз остался неизменным: зеленовато-синий цвет морской волны, цвет глаз сирены.