Цена прогноза

      Конвой "АБ-55" - такое название получил этот караван, шедший из моря Лаптевых в Белое море, - успешно отразил все атаки и, пройдя без потерь более двух с половиной тысяч ледовых, военных, смертельно опасных миль, благополучно прибыл к месту назначения. Крупная морская операция завершилась. А началась она в полночь 13 октября полетом "Каталины" Ивана Ивановича Черевичного.
      Всего один полет, полсуток из обычной жизчи полярного летчика! Из жизни, в которой, вероятно, не раз возникали похожие ситуации. Возможно, и потруднее бывало - как тут сравнишь? Одно лишь можно сказать с уверенностью: нет цены рейсу, совершенному экипажем Черевичного в октябре 1943 года. Все совместилось, сплавилось воедино в том полете: война и погода, погода и льды, ледяные поля и караваны кораблей, гражданских и военных, храбрость и великолепное профессиональное мастерство летчика, воля и право преступить "грань возможного". Этот арктический полет - "сюжет для небольшого рассказа". И для большого романа.
      Гренландский патруль
      Пролог
      Ночная пурга отполировала лед, навела блеск на прибрежные утесы. Крааа! - резко прозвучало над фиордом. Упряжка рванулась вперед. В клубах снежной пыли и мелкой ледяной крошки почти потерялись фигуры двух лыжников, высокого и приземистого. Высокий обеими руками держался за спинку нарт, энергично отталкиваясь лыжами. Тот, что пониже, ухватился за нарты левой рукой, а правой сжимал длинный кнут, которым то и дело подбадривал заметно уставших лаек. Нужно было успеть добраться до ближайшей охотничьей хижины, пока не испортилась погода.
      Они успели. Собаки получили по куску тюленьего мяса и, свернувшись калачиками, улеглись у порога. Люди растопили плавником печь, разогрели банку консервированных бобов, быстро, в полном молчании, поели. Высокий растянулся на деревянных нарах поближе к печке. Второй, чуть помедлив в тепле домика, собрал всю меховую одежду своего спутника и вышел за порог. Он плотно закрыл за собою дверь и придвинул к ней тяжелый чурбак. Затем подошел к нартам, глянул на небо, которое уже заволакивала легкая пелена высоких перистых облаков - предвестников скорой пурги, расстелил олений спальный мешок и, не раздеваясь, нырнул в него. Но перед тем он подтянул к себе лежавшую в нартах винтовку и снял с предохранителя револьвер...
      Нет мира над заливами
      Дании больше не существовало. Ее взял под свое непрошеное "покровительство" всесильный фашистский рейх. Король Христиан и его подданные вынуждены были подчиниться диктату.
      В число королевских подданных входили и двадцать две тысячи жителей датской Гренландии, белых и эскимосов. Двадцать две тысячи гренландцев во главе с губернатором Гренландии, властным и упрямым Эске Бруном.
      Губернатор был потрясен решением своего монарха. Он не желал подчиняться фюреру, он хотел бороться с ним. Если бы он мог объявить Гитлеру войну, то, не задумываясь, сделал бы это тогда же, в апреле 1940 года. Служебное положение не давало Эске Вруну права объявлять войны, но создать армию он был в силах. И создал ее, настоящую датско-гренландскую армию во главе с генералом по имени Эске Брун! В этой армии, кроме генерала, был один капитан, один лейтенант и целых пять капралов! В ней не было лишь солдат, ибо эскимосы - не солдаты, они освобождены от воинской повинности, и на то есть веские причины.
      Гренландия увидела европейцев тысячу лет назад, но миновало несколько столетий, прежде чем те открыли для себя существование коренных обитателей этой отнюдь не "Зеленой земли" (таков перевод слова "Гренландия"). Бог знает, сколько тысячелетий жили здесь, вырабатывали свод мудрых правил и вековых традиций, охотились и отчаянно боролись за существование эскимосы. Они били морского зверя, мускусного быка (он же - овцебык), ставили ловушки на песца, охотились на северного оленя (ныне почти совершенно исчезнувшего), вступали в схватки с белыми медведями, и далеко не всегда эти схватки заканчивались в пользу человека...
      Белый медведь - удивительное создание! Он, к слову сказать, вовсе и не белый. То есть зимой он довольно чистого белого цвета, но зимой в полярных широтах темно и до тонкостей разобраться в оттенках цвета этого зверя трудно без риска быть съеденным... В остальные же сезоны медведь откровенно желтеет, особенно летом.
      У него - диковинные повадки. Вроде бы он и громоздок, и медлителен, и неуклюж, но при этом может прыгнуть метров на семь и быстро "проскакать" не один километр. Медведь изумительно плавает и ныряет, совершая в воде немыслимые кульбиты. Он отлично ползает, тесно прижимаясь ко льду или снегу - чтобы не заметил тюлень, беспечно греющийся около своей лунки. Медведь и простодушен, и коварен одновременно. Он может, из любопытства, подойти к тарахтящему трактору, к жилому дому, к большой группе людей, а может и долгими часами красться за добычей, сидеть в напряженном ожидании над лункой, откуда рано или поздно появится голова нерпы. И горе человеку, если по ошибке медведь примет его за тюленя! И хотя человек знает, что медведь, как и подавляющее большинство хищников, обычно не нападает первым, при встрече с этим красивым зверем он, чаще всего, не дожидается подтверждения этой теории, а норовит пальнуть по нему из винтовки...
      Вековое общение гренландских эскимосов с медведями привело к простой формулировке: здесь, среди безжизненных суровых гор и льдов, человек человеку - друг, хищный зверь человеку - враг. Само сочетание слов "человек - враг" прозвучало бы для ушей эскимоса столь же дико, как и "медведь друг"! Вот почему, когда весной 1940 года эскимосы услышали о человеке враге, они пришли в неподдельное смятение.
      Неужели же могут существовать на свете двуногие враги, целые государства людей-врагов? А если эти враги появятся здесь, значит, с ними придется бороться? Стрелять в них? Стрелять в ЛЮДЕЙ? - Нет, на это эскимосы не пойдут. Да и можно ли принимать на веру рассказы белых о том, будто далеко за морем сейчас идет битва между людьми, горят дома, плачут израненные, осиротевшие дети? Дети, величайшая радость жизни, смысл ее, ее суть! Нет, в ТАКОМ деле эскимосы не участники... Так генерал Эске Брун, верховный главнокомандующий вооруженными силами Гренландии, остался без армии.
      Губернатор жил и "главнокомандовал" в гренландской столице Готхоб, на западном берегу острова. На этом же побережье, в многолюдных эскимосских поселках, сосредоточилось, по существу, все население Гренландии. Восточный берег оставался почти безлюдным. Подступы к нему с моря постоячно блокированы дрейфующими льдами, и корабли пробиваются сюда с превеликими трудностями. Добраться туда напрямик, с запада - почти невозможно: всю Гренландию перекрывает гигантский ледник, и лишь храбрецам-одиночкам, вроде Фритьофа Нансена, удавалось пересечь остров поперек. Так и получилось, что все население восточного берега сосредоточилось в основном в двух пунктах Ангмагссалике и Скорсбисунне, не считая нескольких уединенных метеорологических станций. Все остальное пространство - безлюдная арктическая пустыня. Туда-то и направил Эске Брун свою армию.
      Эта семерка датчан, носивших отныне офицерские и сержантские звания, стоила многих десятков. То были испытанные полярные охотники, каждый из которых провел в Гренландии не одну зиму, великолепно знал ее природу, ее людей. И каждый из них люто ненавидел Гитлера, напавшего на их далекую родную Данию.
      Полномочным командиром на восточном берегу стал тридцатидвухлетний Ив Паульсен, в прошлом - скромный продавец из Копенгагена, переквалифицировавшийся в полярного охотника. Кроме него службу на восточном берегу несли Мариус Иенсен, Курт Ольсен, Петер Нильсен, Эли Кнудсен, Карлос Зибель и Хенри Руди. Шесть датчан и один норвежец. Но о нем - особый разговор.
      Строго говоря, Хенри Руди вовсе не был обязан подчиняться приказам датского губернатора Гренландии. Но Гитлер был врагом и его страны, Норвегии, и потому Хенри Руди не мог остаться в стороне. Почти всю свою сознательную жизнь он провел на Шпицбергене, охотясь там на разную живность, главным образом - на белых медведей. Он убил их более тысячи! И он же за одну ночь, бурную ночь, проведенную в Тромсё после пятилетней зимовки на Шпицбергене, ухитрился пропить из той тысячи целых полтораста шкур... Чтобы компенсировать подобные расходы, норвежец вынужден был всякий раз, пробыв на материке считанные недели, снова отправляться в Арктику. Не удивительно, что его психология мало чем отличалась от психологии коренных обитателей северных островов. Он и в мыслях не допускал, как это он - и вдруг выстрелит в человека! Справедливости ради нужно сказать, что и остальные шестеро, несмотря на их вполне осознанную ненависть к фашизму, пока не очень-то отчетливо представляли себе, как они будут воевать...
      Впрочем, еще не совсем понятно - как, с кем, где они будут воевать? Зачем было вообще Эске Бруну готовиться к обороне своего острова? Кого интересуют эти голые ледяные берега? Неужели Гитлеру есть дело до Гренландии, и неужели можно принимать всерьез эту, пусть великолепную, но все-таки семерку, когда речь идет о настоящей войне в середине XX столетия? И однако губернатор Гренландии ни минуты не сомневался в том, что очень и очень скоро в его владениях появятся враги.
      Секретная синоптика
      Гитлеровцев все время преследовали "метеонеудачи". Их метеокорабли один за другим погибали в Северной Атлантике. Автоматические радиометеостанции выходили из строя. Полеты специальных самолетов ни в коей мере не восполняли пробелов на синоптической карте, перехват чужих метеосводок оказался делом ненадежным. Нужно было придумывать нечто иное.
      В один из летних дней 1941 года в кабинет руководителя германской морской метеорологической службы контр-адмирала Конрада вошел доктор X. Кнёспель, известный синоптик, приятель "милого Гольцапфеля". Он принес разработанный им план секретной германской метеорологии. Суть его заключалась в следующем.
      Германия не может больше жить без регулярных, надежных сведений о погоде на Севере. Немецкие синоптики должны сами позаботиться о себе. Нужно высадить собственные метеоотряды в самых отдаленных и наиболее важных в синоптическом отношении районах Северной Атлантики и Западной Арктики. Там, в глухих фиордах, среди скал и неприступных глетчеров, под покровом полярной ночи, защищенные от кораблей союзников тяжелыми морскими льдами, немецкие метеостанции будут работать почти круглый год, посылая в эфир одной Германии принадлежащие сводки погоды. Даже если противник запеленгует их - не беда: ночью туда не добраться ни по морю, ни по воздуху, а с началом таяния морских льдов станции будут эвакуированы. Перерыв в наблюдениях будет недолгим - осенью в ту же точку подводные лодки или авиация доставят новую группу метеорологов. Конечно, риск есть, и немалый, в светлое время года противник может совершить воздушное нападение, разбомбить станцию. Но иного пути нет. В конце концов, метеогруппы будут немногочисленными, потери - не слишком чувствительными. Нужно рискнуть, игра явно стоит свеч. Он, Кнёспель, готов отправиться в Арктику с первой такой партией. Хайль Гитлер!
      Адмирал Конрад не заставил долго себя уговаривать. Сомнения были только относительно места, с которого лучше всего начать. Очень соблазнял Ян-Майен, небольшой вулканический остров, покрытый ледниками. Немцы уже пытались завладеть им, но англичане, взявшие под свою защиту это норвежское владение, отбили немецкую атаку. Более того, несмотря на яростные бомбардировки германской авиации, не раз уничтожавшей все постройки на острове, здесь продолжала работать метеостанция, снабжавшая союзников исключительно ценными сводками, - конвои шли в непосредственной бпизости от Ян-Майена. До самого конца войны эта станция помогала англичанам и американцам. Германским синоптикам пришлось искать другие базы для своей метеодиверсионной деятельности.
      Чрезвычайно соблазняла Гренландия, но для начала решили все-таки остановиться на более доступном объекте - Шпицбергене. Союзники эвакуировали население этого архипелага, но нет-нет да и возвращались туда, в частности для метеорологических наблюдений в районе Баренцбурга и Лонгйира, норвежской столицы Шпицбергена. Германскому метеоотряду предстояло работать под носом у противника, о местонахождении которого гитлеровцам ничего не было известно (впрочем, и противник понятия не имел о том, что рядом появился враг).
      Осенью 1941 года "юнкерс-52" высадил группу из десяти человек в нескольких километрах от Лонгйира. Внезапно в Ис-фьорд вошли английские минные тральщики и вспугнули немцев. Однако метеогруппа все же вернулась обратно, и четверо остались на зимовку. В мае следующего года за ними прилетел самолет, доставивший их в Норвегию.
      Почти одновременно с этой группой в Кросс-фьорде, на северо-западном побережье Шпицбергена, с двух траулеров высадились еще шестеро германских метеорологов во главе с самим Кнёспелем. В нескольких километрах от главного лагеря они устроили запасной - на случай непредвиденной эвакуации. (Впоследствии подобная система была принята почти во всех немецких метеоэкспедициях: непременный запасной пункт, нередко даже не один, дополнительные склады-депо в укромных местах.) Наблюдения в Кросс-фьорде продолжались до августа 1942 года, а потом германская подводная лодка сняла эту группу. На берегу осталась автоматическая радиометеостанция, которая через две недели вышла из строя. Так завершилась первая научно-диверсионная операция германских синоптиков, получившая броское кодовое наименование "Бутон".
      "Бутон" расцвел пышным цветом! Едва лишь X. Кнёспель возвратился в Германию, он приступил к созданию специальной "высшей школы" метеорологов-диверсантов, которым предстояло жить и работать в полярных районах. В укромном горном уголке Южной Германии началось обучение добровольцев из числа служащих германского военно-морского флота. К услугам "студентов" были новейшие метео- и радиоприборы, надежное и компактное снаряжение, лучшие преподаватели-синоптики, опытнейшие радисты, тренеры-альпинисты и горнолыжники. Одновременно на этих курсах велась подготовка нескольких групп, по десять - двадцать человек в каждой. Один из этих десяти - двадцати дополнительно занимался медициной, изучал основы полевой хирургии (в самые большие группы входил штатный врач-хирург). Словом, дело было поставлено на широкую ногу.
      Ежегодно в Арктику стали направляться по две, три и даже четыре метеорологических экспедиции одновременно. "Орешник" и "Виолончелист", "Деревянный глаз" и "Крестоносец", "Драчун" и "Арктический волк", "Перелетные птицы" и "Кладоискатель", "Эдельвейс-I" и "Эдельвейс-II" - вот их шифрованные названия. В общей сложности за годы войны германские военно-морские силы снарядили и отправили тринадцать специальных метеорологических экспедиций на Крайний Север. Люфтваффе добавила к ним еще три. И все это - ради "нескольких точек на карте", на обыкновенной синоптической карте. А потом эти точки оборачивались зловещими крестиками на месте гибели торговых и военных судов, шедших с запада на восток, по трассе Великого западного переноса воздушных масс{3}...
      Нелегкой была судьба почти всех этих метеорологических отрядов. И на Шпицбергене, и на острове Надежды, и на острове Медвежьем - всюду они жили в очень тяжелых условиях, подвергаясь постоянному риску быть обнаруженными, что чаще всего и случалось. На Шпицбергене погиб при внезапном взрыве главный вдохновитель "метеовторжений" X. Кнёспель, там же была целиком захвачена в плен очередная метеогруппа. То же самое произошло и на острове Надежды, и на Медвежьем. Многие точки немцы вынуждены были эвакуировать досрочно. По-особенному сложилась судьба группы "Кладоискатель" экспедиции, организованной на Земле Франца-Иосифа.
      Эта история берет начало еще в 1931 году. Над Арктикой тогда летал немецкий дирижабль "Граф Цеппелин", экипаж которого выполнял комплекс научных исследований, в том числе аэрофотосъемку Ледовитого океана, с его побережьем, островами и архипелагами.
      Поскольку полет был предприятием международным и в нем принимали участие советские специалисты, ожидалось, что после окончания воздушной экспедиции наши ученые получат обработанные результаты всех наблюдений. Однако немецкая сторона сообщила, что она, к ее глубокому и искреннему огорчению, не в состоянии предоставить в распоряжение советских коллег материалы аэрофотосъемки Земли Франца-Иосифа: фотопленка с изображением именно этого района - вот беда! - оказалась засвеченной... Двенадцать лет спустя на берегу крайнего западного острова этого архипелага - Земли Александры была высажена немецкая метеогруппа в составе десяти человек. Она была снабжена исключительно точными географическими картами, созданными в результате аэросъемки с борта дирижабля "Граф Цеппелин"...
      Гитлеровцы устроились здесь основательно. Соорудили утепленные дома-блиндажи с двойными стенами, окнами из плексигласа, печами и даже для уюта - камином. Крыши были выкрашены в белый цвет, чтобы советские самолеты, часто пролетавшие над островами, не заметили потаенную вражескую базу. В штате немецкой метеогруппы был даже профессионал-охотник Вернер Бланкенбург. Он-то и явился невольным виновником драматических событий.
      Однажды охотник застрелил крупного белого медведя. Через несколько дней почти весь личный состав германской зимовки уже мучился от острых болей в животе, сопровождаемых очень высокой температурой: люди отравились медвежьим мясом, у них начался трихинеллез - мучительное и опасное заболевание. Из Норвегии на Землю Александры прилетел "фокке-вульф-200", чтобы забрать персонал станции, но при посадке у самолета подломилось шасси. Прошло еще несколько дней, прежде чем незадачливым пилотам было сброшено с воздуха запасное колесо, после чего весь метеоотряд был эвакуирован.
      Но, пожалуй, самым главным магнитом, объектом самых алчных "метеорологических" интересов на протяжении всей войны для гитлеровцев оставалась Гренландия. Ценность гренландских синоптических сводок понимали и союзники. Гренландские циклоны и антициклоны играют ведущую роль в формировании погоды. "Метеорологические сведения, на основании которых генерал Эйзенхауэр устанавливал дату вторжения в Нормандию, поступали главным образом из Гренландии", - таково мнение американского военного историка С. Морисона, И пусть это несколько преувеличено, пусть при планировании операции "Нептун" (высадка десанта в Нормандии 6 июня 1944 года и открытие долгожданного второго фронта) учитывались в первую очередь другие гидрометеорологические факторы (высота прилива у французского берега и погода, вызванная циклонами с запада, от британского побережья), гренландскую погоду, несомненно, всегда следовало брать в расчет.
      В Гренландии действовало несколько прибрежных метеорологических станций, из них пять - на восточном берегу. С началом второй мировой войны все они стали работать исключительно на союзников, чьи ближайшие базы находились в Исландии. Уже летом 1940 года четверо предателей-датчан сделали попытку тайно высадиться с радиометеорологической аппаратурой на восточном побережье, севернее Скорсбисунна, чтобы начать снабжать гитлеровцев сводками погоды, но английская канонерка "Фритьоф Нансен" перехватила диверсантов. С тех пор не проходило нескольких месяцев, чтобы гитлеровцы не предприняли попытки обосноваться на гренландском берегу. Даже в последний год войны, когда до сокрушительного поражения Германии оставались считанные месяцы, гитлеровские синоптики разработали (но не успели осуществить) план высадки в центре Гренландии, на ледниковом щите, на высоте 1500 метров над уровнем моря!
      Вот почему Эске Брун ни минуты не сомневался в том, что рано или поздно в Гренландию придет враг. Осознавали это и союзники. Еще летом 1940 года Соединенные Штаты Америки установили "неофициальный протекторат над Гренландией", а Береговая охрана США выделила специальные суда для патрулирования в гренландских водах. Один из крупнейших экспертов по ледовой обстановке адмирал Эдвард Смит, по прозвищу "Айсберг", вскоре возглавил особое соединение. Его задачей было искать и уничтожать тайные германские радиометеостанции в Гренландии. Армия из семи человек сделалась составной частью этого патруля. Пожалуй, самой важной частью, ибо она непосредственно охраняла землю Гренландии, ее наиболее труднодоступное, суровое и безлюдное восточное побережье, то самое побережье, где всего вероятнее была высадка фашистского десанта.
      В глубоких фиордах и широких заливах, над базальтовыми скалами и голубыми глетчерами звучали пока лишь мирные охотничьи выстрелы, но война уже неумолимо приближалась и сюда. Весь вопрос был в том, где и когда произойдет вторжение...
      Где и когда?
      Пять шестых площади Гренландии занимает исполинский ледник, уступающий по размерам лишь ледниковому покрову Антарктиды. Лед подступает почти к самому берегу моря, и только узкая полоска прибрежной суши свободна от него. Ледниковые языки круто спускаются к воде, они быстро движутся, и поэтому их прорезают страшные бездонные трещины. Там, где ледяной язык встречается с морской водой, от него откалываются гигантские айсберги. Даже в разгар лютой гренландской зимы передвигаться по морскому льду вблизи фронта ледника крайне рискованно: ледники движутся и зимой, тяжелые айсберги проламывают морской лед, в нем образуются длинные змеящиеся трещины.
      Достаточно взглянуть на самую общую карту Гренландии, чтобы убедиться: на всем восточном побережье есть лишь один подходящий обширный участок для высадки тайной экспедиции. Это горно-фиордовое побережье между 70 и 77° северной широты{4}.
      По протяженности эту горную область можно сравнить с Карпатами, а высота гор здесь много больше. Древние массивы разбиты тектоническими трещинами на многочисленные глыбы, море затопило понижения между ними, образовав гигантскую систему глубоких фиордов, крупнейшую на земном шаре. На десятки километров в глубь Гренландии могут заходить по этим фиордам океанские корабли. Покровный ледник здесь отступает к западу, и к морю выходят лишь отдельные его языки. Обилие фиордов, мелких и крупных островков с уютными потаенными бухточками - все это позволяло выбрать здесь надежный уголок для метеодиверсионной деятельности.
      Заместитель главнокомандующего, его полномочный представитель на восточном побережье капитан Ив Паульсен прожил в этом краю несколько лет и прекрасно знал свои владения. Он, как никто другой, понимал всю сложность и опасность порученного ему задания: начиная с весны 1942 года проводить регулярный объезд и осмотр береговой линии между 70-й и 77-й параллелями. По прямой - четыреста с небольшим миль. Но ведь линия берега - не воздушная прямая! Это причудливо изрезанная кривая, то углубляющаяся в "тело" острова, то вонзающаяся в море неуклюжим остроконечным мысом. Это тысячи заливов и заливчиков, проливов, островков. И каждый нужно объехать, обойти, обследовать. Так под власть Паульсена подпало несколько тысяч миль гренландского берега!
      Залив Скорсби на юге и остров Иль-де-Франс на севере - вот границы деятельности патруля. А ровно посредине, на берегу острова Клаверинг, основная база отряда Паульсена - Эскимонесс. На протяжении десяти с лишним месяцев в году отсюда будут уходить на север и на юг, вдоль побережья, собачьи упряжки датчан и эскимосов (вынужденных силой обстоятельств так или иначе участвовать в этой странной и, к счастью, пока "заочной" войне людей). И норвежец Хенри Руди, капрал гренландской армии, тоже будет уходить то на север, то на юг. Десять с лишним месяцев на собаках, остальное время - на моторных лодках, вдоль и поперек фиордов, лавируя среди морских льдин и коварных айсбергов.
      Крошечный полярный поселок Эскимонесс, в центре которого - высокая мачта с развевающимся датским флагом (хотя в самой Дании реют уже другие, чужие флаги). И от этого поселка - тысячи миль дорог, непрерывные наблюдения. Нужно все время следить, не появились ли в Гренландии враги. Если появились - действовать по собственному усмотрению, в зависимости от обстоятельств. Лучше всего - немедленно уничтожить их. В любом случае дать знать об этом по рации в Готхоб. Губернатор тотчас свяжется с Исландией, с американцами. Прилетят бомбардировщики, и от пришельцев не останется и следа!
      Всю весну, лето и осень 1942 года патруль Паульсена провел в трудах и заботах. По льду фиордов пролегли аккуратные санные следы, были обследованы все укромные бухточки, осмотрены все охотничьи хижины - маленькие, но столь дорогие сердцу каждого полярного промышленника домики, разбросанные по всему побережью через каждые пятнадцать, двадцать, сорок миль. В таких хижинах охотники и участники полярных экспедиций всегда могли найти прибежище на случай непогоды или внезапной болезни. Теплая печка, длинные нары, добротные стены, запас продовольствия, заботливо оставленного кем-то из побывавших здесь прежде, - чего еще желать путнику!
      Наступила зима, сгустилась полярная ночь. Патруль работал "вхолостую" почти целый год.
      Начинался март 1943 года. Все дольше и ярче сияло арктическое солнце, зарождался многомесячный полярный день. Самое приятное время на Севере! На морском льду возле лунок нежатся тюлени, оживают, становятся драчливыми ездовые собаки, подолгу стоит ясная спокойная погода. И до чего же славно промчаться в нартах по гладкому, утрамбованному зимними пургами снежному насту и голому ровному льду! Сейчас бы только охотиться, промышлять морского зверя, бить мускусных быков... Но у патруля иные задачи.
      8 марта Паульсен собрал всех обитателей Эскимонесса и прочертил на карте несколько маршрутов предстоящих весенних рейдов. Один из них петлей охватывал небольшой островок Сабине, лежащий милях в семидесяти от Эскимонесса. Маленький крепыш Мариус Иенсен не скрывал недовольства, узнав, что именно ему предстоит отправиться к Сабине. Он уже бывал в тех краях ничего хорошего, одни неприятности! Восточно-гренландское морское течение становится там особенно интенсивным, лед у островка всегда изломан, охоты нет вообще - зверь не хуже человека понимает, что такое "плохо"!
      - Послушай, Паульсен. Мы же с Ольсеном были там совсем недавно, за это время ни одно судно не могло туда подойти. Да ты лучше меня знаешь, что только круглому идиоту придет в голову устраивать станцию на Сабине!.. Курт, помнишь, как мы едва не утонули там в октябре? Знаешь что, Паульсен, давай я лучше съезжу на Иль-де-Франс, а? По крайней мере не вернусь порожняком, мяса для собак раздобуду, если уж не найду твоих распроклятых немцев! Ты совсем на них помешался, должен тебе сказать. И нас заодно с ума сводишь. Ну, договорились? Беру пару эскимосов, Эвальда и Томаса, и...
      - Хватит, Мариус. Поедешь к Сабине. Ты и в прошлый раз увиливал, ты всегда увиливаешь от Сабине. Три года мы с тобою зимуем, вроде бы ты и не трус, а вот спорить любишь. Я знаю, что там тяжело, но зато тебе знакомы все подходы к острову. А на Иль-де-Франс кто-нибудь другой поедет. У нас, ты же видишь, совсем нет людей, а самая работа сейчас и начинается. Словом, не теряй времени, собирайся. Бери своих эскимосов, и поживее, пока не запуржило.
      ...Три упряжки медленно огибали остров Сабине. Как и предвидел Иенсен, здесь было невероятное ледяное крошево. Битый лед дышал, его кружило, быстро уносило на юг, и не успел Иенсен крикнуть своим спутникам, что нужно бы забрать подальше в открытое море, как сани Эвальда зацепились полозьями за ребристую льдину, опрокинулись, собаки рванули, понесли и, не сбавляя скорости, влетели в ледяную кашу. Прыгая со льдины на льдину, люди вытягивали из воды полузахлебнувшихся животных, одновременно стараясь удержать тонущие сани.
      Им удалось выбраться из опасного места, но теперь нужно было спешить к домику на берегу острова, чтобы обогреться, обсушиться, успокоить собак. Этот домик стоял на южном берегу острова Сабине, в бухте, носящей зловещее наименование - гавань "Германии" (в 1869 - 70 году здесь зимовал экипаж немецкого судна "Германия", потерпевшего неудачу при попытке пройти напрямик к Северному полюсу). Иенсен и оба его спутника устремились к домику, как вдруг...
      Прямо перед ними, шагах в пятидесяти, у порога хижины застыли две человеческие фигуры. В первое мгновение Иенсен подумал, что кто-то из товарищей по патрулю опередил его и завернул к Сабине. Сейчас один из них радостно бросится навстречу приятелям, а второй, конечно же, поспешит в дом - готовить чай. Однако уже в следующее мгновение произошло нечто непостижимое: две фигурки ожили и бросились бежать прочь от хижины. Иенсен даже не успел окликнуть их. Вот они уже карабкаются по крутому утесу, торопятся, скользят, срываются, но продолжают лезть все выше и выше. Еще несколько секунд - и они исчезают, перевалив через гребень!
      Иенсен ошеломлен. Эскимосы - еще более. Оружие так и не снято с плеч, они стоят, словно зачарованные, не в силах поверить, что перед ними только что были враги. Еще не до конца осмыслив случившееся, не позаботившись принять хотя бы самые элементарные меры предосторожности, они кинулись к домику, вбежали в распахнутую дверь.
      В хижине было пусто. На столе дымился открытый термос, рядом стояли две кружки с недопитым кофе. На нарах валялась портупея с кобурой, в кобуре был револьвер. На спинке легкого складного стула аккуратно висел китель непривычного покроя. Справа, на груди красовалась какая-то диковинная эмблема. Что-то вроде черного паука с переломанными под прямым углом лапами...
      Был полдень 11 марта 1943 года.
      Лейтенант Риттер
      Все началось в конце лета 1942 года. 22 августа из оккупированного гитлеровцами норвежского порта Тромсё вышло в море небольшое промысловое судно, рыболовный траулер водоизмещением 284 тонны. Ничего особенного хотя идет война, рыбакам ведь надо же как-то жить! Море было пустынно, однако окажись поблизости посторонний наблюдатель, он наверняка поразился бы странным маневрам судна. Вместо того чтобы взять курс в открытое море, оно почему-то резко свернуло к небольшому островку у северного побережья Норвегии, вошло в бухту и оставалось там до тех пор, пока над его мачтами не пролетел самолет-разведчик. Когда с борта самолета на траулер поступили сведения о состоянии льдов в Гренландском море, капитан скомандовал: "Полный вперед!"
      Неприметный траулер назывался "Заксен". Это было уже знакомое нам немецкое диверсионно-метеорологическое судно, которое в 1940 и 1941 годах успело поработать в водах, омывающих Восточную Гренландию. Теперь оно шло в свой третий специальный рейс. "Заксен" двигался зигзагами, уклоняясь от встреч с другими кораблями, его передатчик молчал, на палубе не было видно людей. Шторм не щадил суденышко, но он же помогал оставаться незамеченным. На пятые сутки плавания, миновав полосу плавучих льдов, "Заксен" приблизился к северному берегу острова Сабине.