Шабашка Глеба Богдышева

      "Может, ты соленое на ночь ешь?" -- допытывается Билов. "Глупости хоть не говори временно..." -- лениво отмахивается Глеб.
      Глеб спит теперь на полу, и на полу ему удобнее: ничего не скрипит. Шарит по полу покурить и, накинув для тишины на голову одеяло, чиркает спичкой. Просыпается он, как и спит, одетый в рубашку и брезентовые шаровары. Конечно, Глеб слегка преет от такого спанья и в этом даже признается, когда товарищи ворчат, что Глеб таким образом обовшивеет. Иногда Глеб раздевается, но чаще -- ему лень.
      Глеб проснулся, закурил и поглядел на потолок: долго ли ему осталось жить? Над Глебом в потолке глубокая трещина. Часть штукатурки, прилегающей к трещине, уже отпала, но и теперь еще над головой Глеба висит здоровый шмат, вздрагивающий от живущих наверху студентов.
      "Еще денек повисит,-- решил Глеб и отвел от потолка внимание.-- Как там у Зиночки ушки, интересно?.. Прорабом крутится... И дома -- мало чего есть: шифоньер, тахта да кровать... И туалет снаружи... Женщине-то холодно зимой... А музыку любит- аккордеон завела... Может, мужний... Развелись... А чего? Пил -- чего еще... А старший-то шпанит, поди, почем зря... Хотя у ней не пошпанишь -- деловая... Деловая",-- подумал еще раз Глеб и вспомнил, что так и не написал матери. ...Зазвонил будильник. Шесть. Глеб громко зевнул,
      -- И чего тут такая вонища?! Получше комнату не нашли? -- Васька поморщился. Морщился он так каждое утро.
      В умывальник полетел один Васька. Остальные умы" ваются в коровнике: в умывальнике утром давка -- студенты набегают.
      Втроем без Васьки они поплелись в столовую, молча, врастяжку, невеселые... Билов успел-таки простыть, и видно было, что ему неможется. Глеб по восточному способу обложил его под рубахой газетами, чтобы пот впитывали, и на перемену -- газет взял пук целый. Утром зябко. Юля шагал мрачно, натянув вязаную шапочку до самых бровей. Его с детства приучили бояться простуды, и он часто студился. Мама -- санитарный врач на мясокомбинате -- все собиралась ввести холодные обтирания, да так и не смогла улучить момент между простудами. Студиться и болеть Юля перестал на шабашках. На шабашках вообще мало кто болеет: сколько болел, столько и недополучил. Лучше не болеть -- выгоднее.
      -- ...И чего я поехал? -- бормотал Билов, пряча руки в рукава свитера.-- Надо было с Ракомболем морскую капусту ехать собирать, по паре кусков сняли бы... Глеб взглянул на него с сожалением, открыл было рот что-то сказать, но закрыл, не сказавши. Глеб шел, не прикрываясь от ветра: просвежался, набирал запасу на дневное пекло. Глеб единственный из всех взял с собой телогрейку и по утрам, когда холодно, блаженствовал.
      -- ...И не заплатят, наверное...-- бормотал Билов.-- Пролетим...
      -- Скорее всего,-- согласился Глеб.-- Но могут и заплатить. Как сделаем, как понравится. Это тебе не на дудке дудеть... Только нудить-то зачем?.. Ты вот понаблюдай за собой. Сейчас ты голодный и занедужил временно -- потому и канючишь, а покушаешь -- повеселеешь. Проследи...
      Васька нагнал их у самой столовой, чистенький, приглаженный, и одеколоном от него доносит.
      Ел Васька, как всегда, долго, внимательно пережевывая и молча. Глеб прихлебывал чаек и наставлял Билова:
      -- ...Вот у меня мать... Баба деревенская, а мозгов .. Отец послг войны в гору пошел. Без образования. А она ему: иди учиться. И погнала в Москву на дневное. А сама с нами с тремя в Ногинске осталась. Синьку в Москве 104
      добудет где-нибудь, а в Ногинске сбудет на базаре. И тянула пять лет. А потом двадцать лет по загранкам ковры копила... Шах ей ручку целовал!.. Баба!.. А ты? Институт бросил. Сонька ребенка второго захотела, пожалуйста. Третьего? Пожалуйста. Хорошо у вас обе матери -- кандидаты -- прокормят, а помрут?..
      Васька доел, и все поднялись из-за стола, затопали к выходу.
      -- А сам-то ты? -- спросил Билов, щепочкой ковыряя в зубах.-- Сам-то на что живешь?
      -- Я-а?! -- Глеб взглянул на него как на убогого и даже заговорил складно: -- Да я столько денег за свою жизнь заработал -- тебе и не снилось. Я на четвертом курсе уже два авторских имел... по лазерам. И оба внедрены. Васька соврать не даст... Вась!
      Васька нехотя кивнул.
      -- ...за внедрение -- деньги хорошие,-- продолжал Глеб.-- На Севере четыре года плавал начальником научной группы. Там полярки, харчи бесплатные... В министерстве потом служил. Двести пятьдесят плюс премия. И все матери отдавал, она же мне и покушать, и то-се, мол... А потом это... "Волгу" отцову грузинам продал задорого... Дай закурить, Юль, кончились...
      Васька вдруг остановился.
      -- Кто шуршит? Я с ума, что ли, схожу?!
      -- Это я Билова лечу газетами.-- Глеб взял у Юли сигарету, оторвал фильтр, прикурил.-- Продал "Волгу", домой иду, а они за мной увязались, южные, которые купили: не понравилось, что задорого слишком. Я домой прихожу, деньги убрал, жду. Звонят. Я открыл... Чего смотришь?.. Я их не без толку ждал. У меня винчестер на тахте портянкой накрыт и мелкашка сбоку... А в соседней комнате Колька, Николай Романович, товарищ... Я с ним загодя договорился: выйдет, если позову... Впустил этих, сам на тахту, курю, мол. Их много, деньги просят, убить обещают, если не отдам... Я: какие деньги? Несколько рублей только-дразню их временно... А рукато на тряпке, на винчестере... Позлю, думаю, а потом тихо выгоню оружием -- всего делов... Так нет! Колька без команды вламывается со стаканом: "Гамарджоба! Салям алейкум!" Гляжу, трясет его, сейчас поубивает их без всякого оружия. Он так и орет сейчас: мол, убью всех, а этому нос обрежу -- на старшего показывает, с которым я машину оформлял. И орет. У него всегда орать, перед тем как драться, для испуга. Вижу, ребята заволновались. 105
      Думаю, надо до конца их сделать: портянку с винчестера сдергиваю, с одной стороны, и с мелкашки -- с другой. Они ошалели, ломанули -- чуть двери не высадили... Они чего за мной увязались-то: одет я был плохо, наверное, да небритый. Думали: так все просто.
      Мать Кольке потом три сотни подарила... любит его, хулигана... Вась, ну я мурлат подбирать, начну.-- Глеб снял телогрейку.
      -- Мауэрлат,-- поправил Билов. Билов почему-то считал себя плотником.
      -- Подбирай мурлат, потом давай стропила...-- Васька задумался на секунду.-- Рассчитай, чтобы за световой день поставить, кран Зинка только на день дает.
      -- Скоб мало,-- Глеб выплюнул окурок.
      -- Не твоя забота -- достану! Юля -- класть, я -- на подхвате, Билов -к мешалке. Погнали!
      Юля подошел к стене. Вчера он успел завести угол и дотянуть к нему проем. Хорошо, ровно получается. Если так и пойдет, кое-где под крышу поднять можно. Юля зачалил шнурку.
      Васька удивленно уставился на него:
      -- Ты чего, на три ряда хочешь?
      -- Тихонько пойду -- ровно будет... Только раствор потоньше...
      -- Билов! Сей лучше! Без камней!--крикнул Васька.-- Чего крутишься?
      -- Да ты погляди!.. Опять!.. Лопату сперли, студенты...-- Билов стоял над развороченным штабелем, в который зарывал на ночь инвентарь.
      -- Воруют...-- Глеб почесал в голове.-- Мне, что ль, сюда поселиться?.. И на дорогу время сэкономится, и постерегу...
      А Юля уже орет:
      -- Грязи!
      "Грязи", значит, раствора. Не готов раствор -- двое стоят: каменщик Юля и подхват-Васька. И объясняют Билову, бедному, как работать надо. Объясняет, конечно, один Васька, Юля грубых слов не любит: не нравится ему грубить, так же, как и чужую грубость выслушивать.
      Короче, Билов после Васькиного объяснения метаться начинает, красный, потный, очки все в цементе. Нет раствора, значит, Билов о бренности задумался и темп сбавил. Если хорошо работать, все успеешь.
      106 Освоился Билов -- тексты во время работы басить было стал, значит, не устает: бас-то у него искусственный, большого напряга требует. Эх, не басил бы лучше на свою голову. Васька-то его первые дни разминал просто, присматривался -- не околеет ли? Не околел. Тут Васька и добавил ему хлопот:
      -- Глеб, вторым пойдешь за Юлианом. Значит, два каменщика будут класть, а Васька один на подхвате у двоих. Двоим раствор носить, у двоих перед носом вываливать его из ведер на стену, чтоб каменщики из темпа не выбивались. Опорожнил ведро на стену, с пустым к Билову за раствором и опять бегом -- к стене Юле раствора не так много надо -- он линию ведет: помедленнее. А Глеб, тот бутит за ним, грязь жрет ведрами; стенки в полкирпича, а внутри -- бут и раствор, бут и раствор...
      -- Чего случилось? -- орет Васька. Юлька стянул рукавицы и смотрит на кончики пальцев. Хоть Васька и спросил "чего", а сам все знает: пальцы болят -- сил нет. У профессионалов, у тех мозоли, им все нипочем, а Юля хоть кладет хорошо -- в стройотрядах еще настропалился, а мозолей нет -- куда денешься: распухают пальцы, трескаются от цементного раствора.
      -- Помазать забыл,-- оправдывается Юля.
      -- Крем положи возле мешалки! -- рявкает Васька.-- Кончил, руки помыл -- намажь тут же!
      Юлины пальцы сейчас на особом учете. Бригада маленькая, подменить некем, один вышел из строя -- вся шабашка накроется. Билов первые дни на мосту хотел в речке по утрам купаться для здоровья, а больше для понта. Васька ему запретил тут же: заболеешь -- каждый день полета рублей минус. Раздумал Билов купаться. Васька стянул свои сухие рукавицы и поменялся с Юлей; себе взял его клеклые от раствора. Ведра в руки и -- к мешалке. Пока нагребает в ведро раствор, командует Билову:
      -- Юлиану раствор тоньше делай, два раза песок сей! Глебу -- можно грубый.
      -- Ящик-то один! --огрызается Билов.
      -- Второй сколоти!
      -- Когда-а? -- тянет Билов, протирая очки.
      -- В обед! --гавкает Васька, но понимает, что задает непосильное, и орет: -- Глеб! Второй ящик сколоти! В обед.
      Через час Васька командует перекур. юг
      -- Э-э-это... Билов! Сейчас покурю -- и полечимся.-- Глеб оторвал фильтр у Васькиной сигареты. Не купил ему Васька вовремя "Приму", теперь Глеб уродует его дорогие "Столичные".-- Деревяшки пиленой, Вась, мало, а на циркулярке студенты круглый день.
      У студентов в захвате все: пилорама, кирпич, техника -- все в первую очередь. Чуть что:"в контору бегут -- жаловаться. Даже Зинка их боится. Так и сказала: "Василий, со студентами сам разбирайся. Мне еще с райкомом ссориться!.." Не надо ссориться. Васька же договорился с шофером, тот ему фару с "зилка" даст напрокат. Над циркуляркой повесить, и пили всю ночь до утра в холодке.
      -- Студенты уже стропила ставят,-- Билов с завистью посмотрел в сторону студенческого коровника. Билов стоял перед Глебом голый по пояс, расставив руки крестом, а Глеб обкладывал его прошедшей "Литературной газетой", еще из Москвы.
      Васька глянул невзначай на Билова и вдруг заржал.
      -- ..."Зачем человеку собака?" -- прочел он по складам название газетной статьи поперек биловского живота.-- Хорош балду ловить...-- он досмеялся, курнул наш> следок и щелчком влепил окурок в кирпичи.
      Васька не зря усмехается каждый раз, когда речь заходит о студенческом коровнике... Там все ясно. Чего-че^ го, а уж эти дела он знает.
      Студенты пашут -- будь здоров. Коровник на глазах растет. Пообещали им, студентам, мешок денег. Пообещали-то в институте перед трудовым семестром, и Зинка наверняка подтвердила. Они и мечутся. Покупки в голове прикидывают. А политика про них вся уж наперед ясная. Недодаст им Зинка обещанных денег. Обдерет! За пустяк какой-нибудь зацепится и -- от винта. Денег в совхозе мало, даже если много, все равно -- мало. Студентов наколет, а совхозные деньги сэкономит.
      К коровнику пылил самосвал.
      -- Тяжело прет! -- обрадовался Васька.-- Полный!
      -- Принимай! -- Зинка соскочила с подножки.-- До обеда еще один подойдет. Хватит. Не хватит -- сам дольешь. У студентов отняла. У них, между прочим, мешалки нет, на земле всей оравой гурцуют...
      -- Лопаты крадут, сволочи! -- Васька развел руками.
      -- Это твоя забота. У тебя увели -- ты уведи! Учить надо!
      -- Э! Сюда давай! -- Васька замахал рукой шоферу.-- Подай назад!
      Зинка подошла к Глебу.
      -- Смотри! -- Зинка подставила ему ухо.-- Я думала, так... смола.
      -- Смола!.. Мумие! Теперь это... сережки, золотые обязательно.
      Она усмехнулась.
      -- Можно серебряные,-- поправился Глеб.
      -- А тебе за лечение?..
      -- При чем тут здесь?..-- Глеб завертел головой.-- Женщине помочь...
      -- Василий! -- не слушая его, крикнула Зинка.-- Что он у вас любит?
      -- Сивуху!
      -- Это все любят. Чего еще?
      -- Охоту!
      -- Не слушайте вы их.-- Глеб прямо закрутился от смущения.-- Пацаны неумные...
      -- Охо-о-отник...-- соображая что-то, протянула Зинка.-- Ну да, ружье возит. Ладно, трудитесь.
      Васька поглядел ей вслед.
      -- Смотри, змей! -- Он погрозил пальцем Глебу.-- То-то я гляжу: ушки, теперь -- "что он у вас любит?"... Пока деньги не получим, ни-ни... Понял?
      -- Да и после лучше бы Юлика направить,-- хохотнул Билов.-- Без пяти минут кандидат... Красавец...
      -- Затаривать! -- оборвал его Васька. Не любит он, когда Билов выступает.
      Юля встал у подножия кирпичной кучи. Глеб -- между стеной и кучей. Юля нагнулся за кирпичиной, потоптался, чтоб поудобней в развороте с разгибом кинуть кирпич Глебу за десять метров. Да так, чтобы не по ногам и чтоб не крутился. Чтоб кирпич летел прямо в руки.
      -- Ты долго еще?!
      -- Сейчас! -- Васька зашнуровал второй кед. На стену лезть -- только в кедах. А по земле бегать- наоборот, пожестче подошву, чтоб неровности не чувствовать.
      Васька взлетел на стену, покрутился так, сяк...
      -- Погнали! -- крикнул он Юльке.
      Юлька наклонился в кучу, кинул.
      -- Легче! -- крикнул Глеб.
      Юля кидает плохо, потому что редко кидает. Утром чуть-чуть, пока Билов первый раствор не заведет, да после обеда -- опять же до первого. А так: кладет и кладет... Кидают в основном Васька с Глебом, у них уж отработано. Иной раз Глеб и не смотрит, куда кидает, а Васька ловит -- и все четко -- из рук в руки, без промахов.
      -- Хорош! --орет Васька.
      Теперь опять класть. Весь кирпич сработают -- опять затаривать. И так -- до темноту, пока не перестанет зудеть мешалка. Перестала-значит, дел еще на полчаса -- раствор в ящиках доработать. А Билов тем временем мешалку моет. Можно и не мыть, кто их моет! А здесь, на шабашке, мешалка -- все, ее чуть не кремом Юлькиным мазать надо, чтоб не заскорузла. Не помыл: раствор затвердеет -- наутро схватится, включишь -- а она не везет: мотор сгорел или шпонка полетела. Вот и умывает ее Билов ежевечерне и, помыв, еще лопасти вхолостую провернет. Конечно, не по своей инициативе. Он ее разок не помыл -- встала. Васька обещал наказать при расчете...
      Юля вдруг перестал класть и с непонятным вниманием уставился на стену.
      -- Плохо...-- пробормотал он.
      -- Чего такое? -- забеспокоился Васька.-- Руки?..
      -- Да нет... стена выперла...-- Юлька показал на выпятившуюся кладку.-Просмотрели...
      -- Отвешивать чаще надо! -- Васька уже рычит.-- и на три ряда не гнать!..
      -- Пузо, что ль? -- крикнул с подмостей Глеб. Он уже стяжкой сводил стены под крышу.-- Сейча-а-ас!.. -- И тяжело спрыгнул вниз.
      Глеб долго кряхтел, ковыряясь в тайнике под досками,-- отыскивал кувалду. Нашел, наложил доску на кирпичный бугор и тремя ударами заподлицо выровнял пузо. А Васька уже на стене. Хоть и стена, а стоять-то не на чем. Он будто эквилибрист стоит на ней. Как его только кирпичом не сшибает? Обычный еще -- ничего, а вот два года назад в Смоленске шел кирпич самодельной выпечки, на два кило тяжелей обычного. Вот это да-а-а! Страх смотреть... Кувалда летит -- четыре кило! А Васька ловит и затаривает, ловит и затаривает... Тонкий, узкий, весь из резиновых мышц, потом помазанный, блестит на солнце, как мулат. Еще плавки до неприличия закатал -- Люське загар в Москву повезет. Морда ровная, спокойная, на Джека Лондона похож немного. И что язва -- никогда не подумаешь, только шрам над пупком, зашнурованный, как мяч волейбольный.
      Работали до темноты. Васька решил на завтра весь периметр затарить. И нужды большой в этом не было. Просто не мог Васька остановиться. Как будто силы в нем прибывало, хотя пошел четырнадцатый час работы. Билов давно выключил мешалку, и сейчас они с Глебом вдвоем кидали кирпич в темноту, и только по шмяканью можно было определить, что Васька его ловит. Как только Васька переходил по верху стены на другое место, внизу Глеб с изнемогающим Биловым перебирались к следующей куче кирпича, ближайшей к Ваське. За Васькой по стене, чуть отступя, шел Юля -- ровнял стопы кирпичей, доводя их до максимальной высоты. Взошла луна.
      -- Пожалуй, хватит,-- ровным голосом сказал Вася и спрыгнул со стены.
      Билов где стоял, там и сел, прямо на битый кирпич, не чувствуя боли.
      -- Так и надо всегда работать,-- забубнил Глеб.-- Может, лампочку тут приспособить?
      Васька не слушал, оглушенный приливом сил, который у него всегда случался от такой работы. Он курил, поднося сигарету к губам подрагивающей рукой, и озирался по сторонам, смотрел, сколько сделали. Стены коровника были похожи в лунном свете на крепостные, проемы между стопок кирпичей напоминали бойницы.
      -- Как в замке,-- пробормотал Васька.
      -- Завтра кончу,-- сказал Юля.
      Коробка -- четыре стены -- была почти готова. Мауэрлат уложен. Можно кран заказывать: стропила ставить. Глеб всю деревяшку уже напилил, сейчас скобами шьет. Стропила поставить, обрешетку и шифером покрыть -- неделя, не меньше.
      Зинка еще велела побелить, но думать про побелку Васька не стал. Потому что точно знал: под завязку Зинка еще работенки подкинет. Деньги-то у нее!.. Хозяин -- барин.
      -- Перекур! -- скомандовал Васька, взгрустнув от этих дум.-- Расскажи, Глеб, чего-нибудь...
      -- Да уж все пересказано по сто разГлеб сел на доски, повел головой от дыма и наткнулся взглядом на Билова. Билов улегся на песок в плавках, потный, правда, уже не такой толстый, и чистым платком протирал очки. В волосах на груди у него застрял клочок газеты. Весь он был ярко-розовый: загорать у него не получалось, обгорал, шелудился и снова розовел.
      -- Э-это... Я иной раз отдыхаю и думаю: может, и мне в бога заверить...
      При слове "бог" Билов откашлялся и весь подобрался.
      -- ...У меня тем более и протекции есть в религии... Парень с Цветного в Загорске монахом служит. Он меня к себе звал... Да некогда временно...
      -- Да, Глебушка, дел у тебя, конечно... -- Билов снисходительно усмехнулся и даже не окончил фразу из-за очевидной нелепости возражения.
      -- Вот у Билова к богу, любовь какая-то несерьезная: то он буддист, то, наоборот, христианин, то он этот... Чем так -- уж лучше и вовсе не верить. Гарик тоже хреново верит...
      -- Этот-то еще откуда вылез? -- поинтересовался Васька.
      -- Гарик? Монах, какой в Загорске. Он там и учился на холяву -- в армию даже не сходил. А сейчас ему в келью велят прописываться, а он -- наотрез: в Москве тогда прописка теряется, а у него на Цветном трехкомнатная, там только бабушке помереть осталось, и его целиком квартира... Все ко мне лезет: как быть? Склоняется уйти из религии... Вот я его место и заступлю... Коровник с вами дострою и определюсь туда. Спокойно, тихо, хорошо...
      -- А выпить?
      -- Поднесут. Мир-то небось не без добрых людей... Не все, Вась, жлобы, как ты... Я у них буду там на территории по хозяйству починять, то-се, мол, по плотницкому...
      -- Ты стропила-то к завтрему добьешь? -- перебил его Васька. Сказал вроде так, одному Глебу, а всем ясно: подъем!
      Билов со вздохом встал. Васька удовлетворенно посмотрел на него. Билов сперва ершился, не слушался с первого раза, советы давал. И обалдел, когда Васька ему прямо заявил: мнений твоих не нужно, твое дело раствор месить. Ясно? Не согласен -- будь здоров. И Билов смолк. Оскорбился и смолк.
      О штукатурке разговора не было. Это Зинка по ходу пьесы выдумала. Васька в общем-то и не разозлился: ждал, что под занавес она им сюрпризик устроит, так, поворчал для вида...
      -- Интересное кино! -- возмутилась Зинка.-- А ты как белить собрался: по голым кирпичам?
      -- А почему бы и нет? Делают...
      -- А ты будешь делать как надо!
      Сказала и укатила на своем велосипеде.
      -- Штукатурить велела! Сволочь!.. А этот ей: ушки!..
      -- Пойду терок сделаю... -- сказал Глеб, не обращая на Ваську никакого внимания.-- А Билов пусть раствор заведет... совсем тонкий -- штукатурить легче... Глеб выстрогал две метровые терки. Из совковой лопаты сделал особую -- обрезал ручку и развалил пошире сам совок.
      Он загрузил раствором тачку, подкатил к стене, набрал полную лопату и с кряхтеньем шмякнул раствор на стену. Потом взял терку обеими руками и сверху вниз по стене, волнируя, провел по расплеснутой массе. Из-под терки вышла чистая, гладкая полоса штукатурки шириной больше метра и высотой два с половиной.
      Васька молча подошел к стене и недоверчиво потыкал штукатурку пальцем.
      -- А верха -- с подмостей,-- пояснил Глеб.-- Встаньте поврозь, пошире друг от друга. А я вам накидывать буду.
      Глеб выплеснул на стену весь раствор, впрягся в тачку и, вспахивая ржавым колесом землю, покатил ее к мешалке. Васька с Юлей взяли терки. Через пару часов Васька попробовал сменить Глеба, но у него ничего не вышло. Раствор или выплескивался из лопаты, не долетая до стены, или шлепался, как не надо.
      В час ночи коровник изнутри был готов. Васька этого не ожидал. Теперь ему было тошно, что так по-бабьи сорвался. Главное, под самый конец. Завтра снаружи оштукатурят, потом побелить, крышу покрыть -- и гуляй, Вася,-- по домам.
      Васька осатанел: переставил будильник на пять. Глеб, конечно, поддержал: спать -- дело поросячье, трудиться надо. Билов, который уже ополовинел и анфас и в профиль, закряхтел, забурчал, но в голос высказаться не посмел. Васька и сам уже на ночь седалгин стал глотать- руки ломило, заснуть не мог. В Москве запасся медициной на всю команду, знал, что к концу понадобится. Видел Васька, что Билов при последнем издыхании и у Юльки пальцы растрескались в кровь, хоть и мажет их все время кремом. И знал, что темп нельзя сбросить -- добить надо коровник, чтоб в запасе еще хотя бы пара дней оставалась... Мало ли что... Так и вышло: подсуропила Зинка штукатурку напоследок. Зараза!
      ...Билов сидел напротив Васьки с пустой тарелкой и ждал, пока Васька доест и скажет, что делать. А Васька не спешил: во-первых, сам не знал еще, как быть, а во-вторых, ему действительно пережевывать все нужно аккуратно. Что-то живот у него этой ночью вдобавок ко всему заболел по-нехорошему, по-язвенному. Не дай-то бог! Люське он больной -- не очень-то, да и вообще...
      -- Дай спичку... Билов протянул ему коробок.
      -- Так...-- сказал Васька, ковыряясь в зубах.-- Чем же белить-то будем? -- И сам себе ответил неприлично.
      -- Вася! -- устыдил его Юля.-- Люди...
      -- Чем белить, говорю?--со злостью повторил Васька.
      -- Вот чего...-- заторопился Глеб,-- ты сейчас, это, поедим когда, ящик сколоти побольше. На полозьях...
      -- Дальше, дальше! Белить чем? Мазать?!
      -- Гашеной известью,-- всунулся в разговор Билов.
      -- У-у-у!..-- Васька сморщился, как от зубной боли.
      -- Вася имеет в виду орудия,--перевел Билову Юля.-- Квачи, кисти...
      -- Билов! -- Глеб высвободился из-за стола.-- Я котлету есть не хочу, скушай... Вы ящик путем сделайте, а побелить -- побелим.-- Глеб успокаивающе махнул рукой и болезненно поморщился.
      Васька встревоженно взглянул на него.
      -- От лопаты,-- заоправдывался Глеб.-- Перенапряг вчера... Пройдет временно. Вы ящик-то сколотите, а я сейчас квачи...
      У бани, возле самой помойки, Глеб стирал мочалки. "На четыре квача хватит". Отжал их, как белье, положил рядом с шайкой.
      -- Ты хоть бы в тень встал...
      -- Зинаида Анатольевна?!
      -- Голову напечет... Чего это ты? -- Зинка удивленно смотрела на мокрые мочалки.
      -- Для квачей, вот... мочалки... пользованные.-- Глеб ногой ковырнул помойную кучу. Из нее фонтаном брызнули мухи. Зацепил одну мочалку и показал Зинке:-- Полно...
      -- Ты еще в нос мне сунь! -- отдернулась Зинка.-- Оштукатурили?
      ._ Как велели. Теперь белить...
      -- Васька меня материл?
      -- Не-е-е, не особенно. Хорошо отзывается. Положи> говорит, женщина.
      Так уж и положительная? -- Зинка тихонько засмеялась.-- Глеб, слушай...-- медленно сказала она, ковыряя босоножкой песок.-- Что, если... Да нет, ничего!.. И шоркнула по песку ногой, стирая наковырянное.
      -- Опять за мочалками? -- спросила бабка-истопница, когда через час Глеб снова появился у бани.
      -- Нет, теперь по делу -- руку парить.
      Парить руку послал его Васька. В бане Глеб был один. Минуя ненавистное мытье, он сразу сунулся в забитую влажным серым паром парилку. Сырой, почти на ощупь обжигающий пар шел из трубы под потолком. Глеб, насколько мог выдержать, подобрался поближе к шипящей дыре, пристроил плечо поудобнее и замер, обхватив голову ладонями.
      В парилке он продремал с небольшими перерывами три часа. Напоследок решил даже помыться чужим обмылком и постирать трусы. На стирке трусов в мыльную влетела бабка.
      -- Живой?! Думала, задохся. Вылазь давай. Стирает, главное дело. И там стирал, и здеся!..
      -- Сейчас я...-- Глеб прикрылся шайкой.
      -- У тебя ведь переодежи-то не было,-- сказала бабка, когда он вышел из бани, держа в руках постиранное, и подозрительно посмотрела на него.
      -- Да я так одел.
      -- С легким паром! -- крикнул Васька весело, потому что и ящик сколотили на полозьях, и известь нашли, и квачи получились -- лучше не надо.
      -- Расческу возьми в джинсах! Глеб засадил расческу в темя, рванул вперед и начал терзать задубелые пряди, не промытые баней. После каждого чеса он рассматривал расческу, забитую волосами, и с удовлетворением приговаривал:
      -- Массаж им, а которые слабые, так и не надо. Новые нарастут...
      -- Какие новые, Глебушка? -- иронически заметил Васька. Он лежал, заложив руки под голову, готовясь к последней атаке -- побелке.-- Тебе жить два понедельника осталось...
      -- Ничего,-- обрывая на себе волосы, приговаривал Глеб.-- Я еще молодых обживу... На болоте у себя -- на даче сяду на пенсии -- лук продавать стану, баню построю... Полешек надолбал -- и парься. Я трудовую свою как-то читал: у меня стаж почти к пенсии набран -- морские-то год за два идут,-- только возрасту не хватает временно...
      -- Ты хоть помылся, Глебушка? -- спросил Васька.
      -- Мыться, Вась, вредно. Умные люди вон чего пишут. Мол, надо только ноги мыть ежедневно и гениталий. А какой там у русского человека гениталий?.. Так... Не в этом дело. На пенсию надо идти... пораньше... А чего вы разлеглись-то все? Белить приступать надо. Сейчас расчешусь временно.
      -- Мол,-- передразнил его Билов. Васька подошел к ящику с гашеной известью, помешал.
      -- На кой хрен его белить? Так серый, будет белый- ну и что!
      -- У финнов коровники разноцветные, между прочим, я на выставке видел,-- подал голос Юля.
      -- В отношении? -- спросил Глеб, пряча расческу с выломанными зубьями в карман.-- Каких цветов?
      -- Расчесочку забыли вернуть, Глеб Федорович.
      -- Да она, Вась, уже недействительная. Я тебе с денег новую подарю. Каких цветов-то, Юль?
      -- Да там разные: розовые, голубые...
      -- А голубеньким, прямо сказать, неплохо, гм...-- задумался Васька и посмотрел в небо.-- Неплохо...
      -- Думай, Ананий, думай! -- пророкотал Билов.-- "Голубой коровник* -Агата Кристи, не иначе.
      -- Черт его знает...-- Васька почесал бороденку.-- Белила-то белые...
      -- Пацаны неумные,-- сказал Глеб.-- Чернил вон синих в селыю купи, добавь в известь -- любой колер будет временно, Я когда смолоду по строительству халтурил в Ногинске, всегда в побелку или чернила, или синьку для цвгта.
      Васька уставился в ящик с известью:
      -- Сколько ж сюда надо?
      -- Да сколько не жалко. И коровничек будет -- любо-дорого!
      -- Черт! -- Васька посмотрел на часы.-- В магазинето перерыв.
      -- Пока дойти -- кончится,-- сказал Юля.
      -- Деньги гони, пацан корыстный.
      -- Червонец остался...
      -- Вот и гони. Не жмись для животных.
      В ящике цвет побелки получился лазурный, но ког"да начали белить, Васька сморщился:
      -- Псивый цвет какой-то. Надо вылить -- да по-нормальному... Без экспериментов. Тоже -- послушался идиотов!
      -- Да поверь ты на слово,-- взмолился Глеб.-- Высохнет -- не узнаешь.
      -- Вась, раз Глеб говорит...
      -- Тебя не спрашивают,-- обрезал Васька Билова. Глеб постучал себя по груди:
      -- Раз человек говорит, врать не станет, давай голубым.
      Васька сплюнул:
      -- Черт с вами! Давай!
      -- А ты, Вась, меня послушаться не хотел,-- сказал утром Глеб, выходя из интерната.-- Где коровничек-то? Коровник за ночь высох и исчез. Слился с небом. Такой же голубой.
      -- Лепота-а! -- пробасил Билов, и Васька впервые его не окоротил.
      -- Крышу поставим, и уезжать не стыдно. А то -- белый,-- сказал Глеб, поднимая воротник штормовки. Возле коровника бродила Зинка.
      -- Кто додумался?
      -- Глеб,-- сказал Васька и зло посмотрел на него.-- Голубой, голубой...
      -- Чего ты, Василий, испугался? -- улыбнулась Зинка.-- Молодцы! Баран с меня. Чернилами или гуашью?
      -- Чернилами,-- пробормотал Глеб.
      -- Баран с меня,-- повторила Зинка и подняла с земли велосипед.-Михайлов!
      -- Я,-- почему-то испуганно отозвался Юля.
      -- Я на мосту была у Кареева. Там, значит, такое Дело... Там сварщик, ну, этот, который упал... Умер он...
      -- Иван Егорыч?! -- вскрикнул Юля.
      -- Плохо-то как...-- по-бабьи запричитал Глеб.-- Думал: оклемается... Ой-ей!.. Когда ж помер?
      -- Не спрашивала, позавчера вроде... Ханку меньше жрать надо!.. Михайлов должен объяснительную написать, что пьян он был...
      -- Он не пьяный был,-- пробормотал Юля.-- Он так...
      -- Ну, не знаю.-- Зинка досадливо поморщилась.-- Кареев говорит, пьяный... А тебе-то не все равно: пьяный, не пьяный... Напиши -- и все. Богдышев! -- Она поманила Глеба в сторону.-- В одиннадцать к коровнику подойдет машина. За сайгаками поедешь, понял?..