Зимняя ночь

      Дилефруз залилась слезами.
      - Клянусь своей дорогой жизнью, вчера взвешивалась... И сколько, ты думаешь, я вешу? Всего навсего девяносто восемь килограммов. Похудела ровно на два триста... Какой ужас!
      - Просто ты взвесилась на голодный желудок, - старался утешить жену Рахман.
      - Конечно, на голодный... Будешь тут сытой. Столько работы, что аппетит пропадает. Ем в сто раз меньше чем твой сын Адиль. И за что я так мучаюсь?
      Спустя три дня после этого разговора Рахман привел в дом старушку. Две недели терпела бедная женщина с покладистым характером придирки Дилефруз, но в конце концов не выдержала и ушла, не спросив даже причитающихся ей денег.
      - Тоже мне, привел работницу! - напустилась на мужа Дилефруз. - Не мог найти расторопную женщину. И где только откопал такую рухлядь?! Божий одуванчик. Слава Аллаху, сама убралась. А то умерла бы завтра - хорони, раскошеливайся!
      Через месяц Рахман привел вторую домработницу. Ее прогнала сама Дилефруз.
      - Нога у нее невезучая, - объяснила она мужу. - Неделю живет у нас, и каждую ночь я вижу дурные сны.
      Третью домработницу Дилефруз нашла слишком молодой.
      - Мужчинам доверять нельзя, - говорила она приятельницам. - Как я их оставлю вдвоем, когда мне понадобится уйти? - и приказала мужу рассчитать девушку.
      Рахман хотел протестовать, но не посмел.
      С появлением младенца в доме не стало спокойнее. Возвращение Дилефруз из роддома было отмечено грандиозным скандалом. Супруги заспорили, как назвать мальчика.
      У Рахмана была давняя мечта дать сыну имя Азиз в честь покойного отца. Но жена вынашивала иные планы. Она заявила, что умрет, но назовет младенца Мамедом.
      - Что ж, по-твоему, выходит, мой отец был хуже твоего? Мир-Мамед* прямой потомок пророка. Так почему же я не могу дать ребенку имя деда? Подумаешь, Азиз! Для тебя он может и Азиз**, а мне что? Пусть хоть небо упадет на землю - все равно назову Мамедом! Понятно?
      ______________ * Приставка "Мир" у собственного имени согласно религиозному поверью указывает якобы на дальнее родство с пророком Мухаммедом. ** Азиз - буквально, дорогой.
      Рахман тоже заупрямился, не желая упускать возможность воплотить в действительность давнюю страстную мечту. Некоторое время отец называл ребенка Азизом, а мать - Мамедом.
      Наконец, после долгих препирательств Рахман предложил компромиссный выход:
      - Вот что, жена, раз такой спор, давай сделаем, чтоб и волки были сыты и овцы целы. Назовем мальчика Азиз-Мамедом. И твой отец будет помянут и мой.
      - Что, что? - Дилефруз вскочила со стула, славно ужаленная; лицо ее перекосилось, глаза налились кровью. - Ах ты, бессовестный! Ставишь своего отца над моим? Суешь его имя на первое место?! Азиз-Мамед?! Хоть бы сказал Мамед-Азиз... Еще куда ни шло. Мальчика звать Мамед - и точка! На что мне имя какого-то сапожника Азиза?
      - Клянусь Аллахом, жена, мой отец никогда не был сапожником.
      - Ты сам говорил. А тот кто отрицает свое происхождение - подлец.
      - Это я в автобиографии так написал. Неужели веришь? Да и при чем здесь происхождение? Ты уже не первый раз попрекаешь меня моим отцом. У покойного была чудесная профессия. Он жил, как султан. Торговал мануфактурой! А ты говоришь: сапожник! Дилефруз-ханум, клянусь сыном Аз... - Рахман осекся, увидев, как свирепо сверкнули глаза жены: - Клянусь жизнью моего дорогого сына, ты в политике, только не сердись на меня, ничего не смыслишь, абсолютно. Думаешь, в автобиографии следует рассказывать все, как было на самом деле? Что ты? Если так, то я должен писать, что, мой отец, торговец, был арестован и умер в тюрьме. По-твоему, надо писать правду? Вот видишь, ты плохо разбираешься в политике. А что сделал я? Я написал: "Мой отец Азиз один из первых основателей колхозного строя. Негодяи кулаки решили отомстить передовому человеку, убили его ночью, а труп бросили в колодец". Вот так. И никто в этом не сомневается. Понятно? Извини, жена, но ты немного наивна. Персы говорят: "Хар сохан джаи, хар ногтэ магами дарэд". Это значит: каждому слову свое место, точке - свое. А поэтому, жена, слушайся меня иногда.
      Дилефруз взорвалась, как бомба.
      - Во-первых, запомни: меня зовут не "жена", а Дилефруз-ханум. Впредь потрудись обращаться ко мне именно так. Во-вторых, как бы я ни была слаба в политике, все равно разбираюсь в ней лучше, чем ты. Что же касается твоего папаши-купца... Зубы мне не заговаривай. Купец еще хуже сапожника! Если даже разрушится не только этот дом, но и весь мир-все равно ребенка назову Мамедом.
      Первое крупное сражение между супругами закончилось полным поражением Рахмана.
      В порыве материнской нежности Дилефруз называла сына то Мамедом, то Маммишем, то Мамулей.
      Рахман, скрепя сердце, все терпел. Но когда жена стала называть сына Мишуткой, он не выдержал:
      - Послушай, милая, люди нас на смех поднимут. Зови ребенка его настоящим именем. Что значит Мишутка? Ведь так кличут соседского пса.
      - Тебе-то что? Ребенок - мой. Сама знаю. Как хочу, так и зову, Дилефруз сердито топнула ногой.
      Рахман, видя, что жену не переспорить, злился и ворчал.
      - Что ж ладно, ничего... Пусть это будет благодарностью за все, что я тебе сделал! Только раз уж ты дала сыну имя своего покойного отца, потомка пророка, советую и называть ребенка подобающим образом, Мир-Мишуткой. Душа Мир-Мамеда возрадуется.
      Бежали дни, недели... Месяцы складывались в годы. Мамед подрос, начал болтать, бегать по комнатам. Все звонче и звонче звучал его голос в доме с красной черепичной крышей. И все чаще и чаще вспыхивали семейные скандалы.
      Отношения между Адилем и мачехой обострялись. Рахман день и ночь ломал голову: "Что делать?" Он пытался оградить сына единственную память о Наргиз - от неприятностей, вернуть ему беззаботную, счастливую жизнь, но Рахман только вздыхал: "Верно говорят, вверх не плюнешь - усы мешают, а вниз - борода. С тех пор как эта проклятая Дилефруз пришла в дом, мальчику житья не стало".
      В первое время Адиль старался не обращать внимания на колкости мачехи, брань. Он почти все время молчал, не понимая причин домашних ссор. Порой даже, не желая обижать отца, ему приходилось просить у мачехи прощение, хотя он не чувствовал за собой вины. Рахман переживал за сына, но помочь ничем не мог, так как побаивался Дилефруз. Он только тяжело вздыхал, да ворочался по ночам в постели с боку на бок.
      Адиль кончал десятилетку. Это был уже совсем взрослый парень. Близились выпускные экзамены. Заниматься приходилось день и ночь. Чтобы не слышать голоса Дилефруз, он плотно закрывал двери своей комнаты и не показывался на глаза домашним часами. Однако Дилефруз часто наведывалась к нему, приводила "поиграться" Мамеда. Казалось, она нарочно мешает Адилю. Иногда, не видя иного выхода, юноша брал под мышку книги, тетради и шел заниматься к учителю Салеху или в читальню, а то и просто куда-нибудь в парк.
      Рахман был бессилен помочь сыну.
      Адиль сам нашел решение: через несколько месяцев он уйдет из этого дома! В светлых просторных комнатах университетского общежития он не будет слышать крики Дилефруз, ее оскорбительные попреки. Там у него появятся товарищи-студенты, с которыми можно побеседовать, там будут звучать их смех, песни. Он никогда не переступит порог своего дома. Если же ему захочется увидеть отца, он придет к нему на вокзал.
      Адиль привял это решение еще в прошлом году, когда учился в девятом классе. Часто, возвращаясь из школы, он специально проходил мимо общежития университета. Как он завидовал этим веселым, жизнерадостным парням!
      КАРНАВАЛЬНАЯ НОЧЬ
      Была среда. Вечерело. Легкие облачка на горизонте горели ярко-красным багрянцем, подожженные лучами заходящего солнца. Небо над Баку, ясное, безмятежное, походило на бескрайную гладь океана, уснувшего после только что пронесшейся бури. Было жарко. Порой с Каспия налетал свежий ветерок, принося с собой приятный запах моря.
      Адиль прогуливался по тенистым аллеям набережной. Навстречу, весело смеясь и оживленно болтая, шли группы юношей и девушек. Адиль постоял у каменного барьера, наблюдая за усилиями четверки молодых гребцов, потом прошел к танцплощадке, где играл духовой оркестр. Он с наслаждением вдыхал в себя свежий морской воздух. На душе становилось легко и спокойно.
      Окончив среднюю школу с золотой медалью, Адиль подал документы в Бакинский университет на юридический факультет. Еще две-три недели - и он студент! Будет слушать лекции известных профессоров, заведет новых друзей среди однокурсников.
      Рахман тоже был по-своему рад поступлению сына на юридический факультет. Он даже поделился своими мыслями с Дилефруз.
      - Это хорошая профессия. Нет худа без добра. Завтра, не приведи Аллах, что-нибудь случится, вот нам сын и поможет, не даст в обиду.
      В городе зажглись огни, а Адиль все еще гулял по набережной, думая об университете. Наконец, он расстался с морем и принялся бродить по улицам, читая афиши и рекламы, расклеенные на стенах. Его внимание привлекла большая яркая афиша на деревянном заборе, окружающем постройку. Пестрыми буквами было выведено: "Сегодня карнавал молодежи". С афиши на Адиля смотрел улыбающийся парень в черной маске, красном клоунском колпаке.
      "Карнавал молодежи! Может, пойти? - подумал Адиль. - Жаль, со мной нет никого из товарищей..."
      Решено. Адиль сел на троллейбус.
      Вот и Дворец культуры. Как тут весело! Музыка, смех, песни, танцы! Можно подумать, вся молодежь города собралась сюда повеселиться после экзаменов.
      Сад Дворца культуры был расцвечен сотнями разных лампочек. Адиль стоял у входа, как зачарованный. Каких только тут не было масок: тигры, медведи, обезьяны. Мимо проносились юноши и девушки в пестрых карнавальных костюмах. У некоторых на глазах были черные полумаски. И у каждого на груди белый квадратный лист бумаги с номером. Скоро должна была начаться занимательная игра в "почту". На мраморной площадке, напоминающей шахматную доску, играл оркестр. Вокруг бассейна в центре сада кружились пары. Площадка со всех сторон была окружена стройными тополями. Вдоль забора, горели большие разноцветные шары. Фонтан, бьющий посреди бассейна, издали походил на развесистую иву, растущую у озера. На аллейке, образованной тополями и забором, в плетенных креслах сидели юноши и девушки, пили лимонад, пиво, лакомились мороженым. У тира тоже собралась большая толпа. Каждый выстрел, удачный или неудачный, сопровождался взрывом смеха.
      Над головами танцующих висели пестрые бумажные ленты и множество маленьких, величиной с вишенку, электрических лампочек. Запрокинешь голову, и кажется это звезды спустились с неба вниз. Словом, подобный карнавал может только присниться мечтательному ребёнку в зимнюю ночь.
      Адиль купил полумаску, надел. Для игры "в почту" взял листок с номером 324 и приколол к карманчику белой рубашки с короткими рукавами. Прошел к бассейну, остановился под тополем. Чувствовал он себя немного одиноко. От фонтана летела водяная пыль. "Чудесное место! - подумал Адиль. - Если бы все лето можно было простоять вот так, облокотившись о дерево, и чтобы бил фонтан".
      Играет оркестр, юноши и девушки танцуют, не зная усталости. Кажется, музыке, веселью, смеху тесно в этом просторном саду. Высокий забор для них не преграда. Они вырываются на волю, разносятся по улицам Баку.
      Сегодня впервые после смерти матери Адиль забыл все на свете. Ему, как и другим участникам карнавала, было весело и радостно. Только как жаль, что он пришел один! Кто знает, может в этой толпе есть и друзья Адиля, но как их найти? Все в масках. Скоро начнут играть "в почту". Адиль, наверное, будет смущаться. Не то бы он тоже, как и другие, подметив номер девушки, которая ему понравилась, писал бы смешные письма. Вся прелесть игры заключается именно в этих письмах! Конечно, на карнавале можно развлечься и без друга... Впрочем, нет. Друг есть друг. Кончается танец, отводишь партнершу, остаешься один. Скучно. Не с кем поделиться, некому рассказать о мимолетном разговоре с девушкой. Будь рядом товарищ, Адиль забыл бы про стеснение, обязательно пригласил на танец какую-нибудь девушку. Разве ему это в диковинку? Мало ли он наступал девушкам на туфли, разучивая танго? Тогда Адиля это не смущало.
      Вдруг оркестр смолк. Танцевальная площадка опустела. На середину вышел белобородый, похожий на Деда-мороза, старик с красным носом, в желтом бархатном халате, просторных шароварах из зеленого атласа в полоску, подпоясанный широким кушаком. В руках он держал железный посох. Дед заговорил, тряся головой, и все сразу поняли, что перед ними вовсе не старик, а молодой подвижной парень.
      - Дорогие гости! - старик взмахнул посохом. - Начинаем игру "в почту". Почтальоном буду я. Не смотрите, что стар, зато ловок. Все письма будут вовремя доставлены адресатам.
      "Почтальон", размахивая посохом, пошел по кругу. Молодые люди разбрелись кто куда. А Адиль все продолжал стоять, прислонившись к тополю.
      Оркестр заиграл танец из "Мешади Ибада". Казалось, "почтальон" только и ждал этого. Он засунул посох за кушак и с юношеской живостью выпрыгнул на середину. Левую руку положил за спину, правую поднял вверх, и, смешно подергиваясь всем телом, пустился в пляс. Юноши и девушки захлопали в ладоши. Раздались подбадривающие возгласы:
      - Пах, пах! Спасибо, старик! Браво!
      - Молодчина! Вот так старик!
      Дружный смех девушек звенел в ушах. "Почтальон" танцуя, двигался по кругу и собирал письма. Наконец видно, устав, он сел на край бассейна и откинулся назад. Вверх взметнулись его руки и ноги. Еще миг, и старик очутился бы в воде. Но в последний момент он успел уцепиться посохом за край бассейна и удержался.
      Хотя это был только трюк, у многих присутствующих замерло сердце.
      - Товарищи! - "почтальон" вскочил на край бассейна и принялся шарить по карманам своих огромных шаровар - Подходите ближе. Раздаю письма!
      Юноши и девушки окружили старика, потрясающего солидной пачкой писем. Вот он взял одно и громко объявил:
      - Двадцать шесть...
      К бассейну протиснулся небольшого роста паренек в маске слона.
      - Это я... Мой номер.
      - Пожалуйста, красавец. Тебе письмо от номера девяносто четыре, "почтальон" протянул юноше сложенный вчетверо блокнотный листок. - Пахнет духами. Можешь не сомневаться, писала девушка.
      Парень взял письмо и исчез в толпе.
      - Так, пойдем дальше... Сто девятнадцать!
      - Я! - раздался тоненький голосок.
      Все обернулись. Вперед вышла худенькая девушка в голубой кофте с расшитым воротничком и черной полумаске. Она остановилась перед почтальоном, потупила глаза.
      - На, милая, получай. Только будь осторожна, красавица. От письма попахивает спиртным.
      Балагуря таким образом, "почтальон" принялся раздавать письма.
      Неожиданно он выкрикнул:
      - Триста двадцать четыре!
      Никто не отозвался. Стоящие впереди завертели головами.
      - Повторяю, триста двадцать четыре!
      Адиль словно очнулся ото сна. Ведь это его номер!
      - Да... Я! - растерянно выкрикнул он и шагнул вперед.
      На Адиля смотрели десятки страшных чудовищ: тигры, медведи, обезьяны, крокодилы. Под масками сверкали веселые, озорные глаза.
      - Получите, застенчивый юноша! Вам письмо от номера сто сорок пять.
      В словах "почтальона" не было ничего смешного, но кто-то из девушек сзади захихикал. Выйдя из круга с бьющимся сердцем, Адиль сначала взглянул на письмо, потом поискал глазами в толпе, надеясь увидеть автора, номер 145, отошел на прежнее место, прислонился к дереву, развернул записку и прочел:
      "Молодой человек, пожалейте тополь, который вы подпираете. Он может сломаться. Если устали, могу предложить свой стул.
      Сочувствующий как вам, так и тополю, номер 145".
      Несомненно, письмо, написанное красным карандашом, было от девушки. Буквы маленькие, ровные, словно бусинки, нанизанные на нить. Но кто эта девушка? Может, знакомая Адиля? "Сочувствующий, как вам, так и тополю, номер 145". Девушку нужно отыскать во что бы то ни стало. Видимо, она решила подшутить над Адилем. Наверное, это очень озорная девушка. Как же ее иначе можно назвать, если она ни с того, ни с сего задевает парня, который спокойно стоит в сторонке и смотрит, как веселится молодежь?
      Адиль отошел от дерева. Оркестр заиграл вальс "На сопках Манчжурии". Вокруг бассейна закружились пары. Девушки в пестрых шелковых платьях походили на порхающих бабочек. Адиль приглядывался к каждой, искал номер 145. Танцующие не обращали на него внимания, скользили взад и вперед по мраморным плитам, кружились в вальсе. Бумажки с номерами мелькали и быстро исчезали.
      "Напрасно я ищу среди девушек - подумал Адиль. - Возможно, письмо написал парень".
      Танец окончился. Он сел на один из стульев рядом с оркестром. Вдруг к нему подошла среднего роста девушка в белом платье, хорошо сложенная. На ее груди был номер 13.
      - Прошу вас уступить! - глаза девушки озорно сверкнули под черной полумаской, а губы раздвинулись в улыбку.
      "Чего она смеется? - подумал Адилъ. - Ведь рядом столько свободных стульев".
      Девушка продолжала стоять перед Адилем, настойчиво ожидая, когда он поднимется.
      Адиль встал.
      - Пожалуйста! - он сказал это вежливо, но в голосе прозвучала обида.
      Девушка все улыбалась.
      Адиль еще дольше разозлился. "Правду говорят, что тринадцать несчастливое число. Неспроста ей достался этот номер. Наверно, вредная!".
      Он отошел в сторонку и стал спиной к девушке. Однако успокоиться не мог. Обернулся. У девушки было нежное беленькое личико, алые, как мак, губы. На щеке маленькая черная родинка. Руки - скрещены на груди, словно ей было холодно. То ли оттого, что Адиль присталъно смотрел на нее, то ли от смущения за свой поступок, девушка ерзала на месте, потряхивая локунами, прикладывала к разгоряченному лицу платок.
      "Просто досадно обидно, что у нее такое красивое лицо, такая симпатичная родинка! - подумал Адиль. - Какое несоответствие между внешностью и характером".
      Казалось, девушка читала мысли Адиля. Улыбка не сходила с ее губ. Юноша еще больше злился: "Ничего подожди, подожди! Сейчас я напишу тебе такое письмо! Узнаешь, как насмехаться".
      Он прошел в аллею, где было меньше народу, достал карандаш, перечеркнул только что полученное письмо и написал на обороте:
      "Поздравляю! Между Вашим номером и характером полное соответствие. 324".
      Адиль сложил записку вчетверо и вывел покрупнее: 13. Осталось найти "почтальона". И вдруг... Что это. Мимо прошла девушка в белом платье, а на груди у нее был номер 145. Адиль остановился. "Так значит, это она написала мне письмо?" И он пошел за незнакомкой, стараясь не потерять ее из виду.
      Кажется, и девушка, проходя мимо, узнала Адиля. Она глянула на него через плечо и тут же исчезла в толпе. "Нет, теперь ты от меня не уйдешь!" усмехнулся Адиль и принялся шарить по карманам в поисках клочка бумага. В кармане оказался только входной карнавальный билет. Адиль долго думал, что ему написать. "Девушка, видимо, тоже из бедовых. Но с "тринадцатым номером" ее сравнить нельзя. Надо придумать хороший ответ. Пусть завяжется переписка".
      И Адиль написал на обороте карнавального билета:
      "Славная девушка! Мы не знакомы, тем не менее на этом карнавале Вы мне самый близкий человек, потому что впервые заставили заговорить мое сердце. Из письма я сделал вывод, что у Вас добрая душа. Я не мастер танцевать, но все-таки приглашаю Вас на танго. Постараюсь не топтать Ваши туфли. 324".
      Адиль перечитал написанное и отнес обе записки "почтальону".
      Вскоре пришло два ответа. Казалось, девушка под номером 13 вложила в записку всю свою злость. Она писала:
      "Сразу видно, Вы - человек неопытный и плохо разбираетесь в людях. Ваша записка меня сильно рассмешила. За место же свое не беспокойтесь. Стул свободен. Сидите на нем хоть до утра. А будете уходить, можете прихватить с собой. 13".
      Во второй записке, выдержанной совсем в другом тоне, давалось согласие на танго. Кроме того, девушка упрекала Адиля за то, что он не принимает участия в общем веселье.
      У Адиля с номерами 145 и 13 завязалась оживленная переписка. Обе девушки писали красным карандашом, на одинаковой блокнотной бумаге. Но как отличались друг от друга их письма! Одно -ласковое, приветливое, другое злое, ироническое. Через некоторое время Адиль прервал переписку с номером 13.
      Бумаги у него не было, и отвечать девушке с номером 145 приходилось на обороте ее же записок. Оркестр, как нарочно, не играл танго. На другие танцы Адиль приглашать не осмеливался. Девушка тоже не танцевала, одиноко стояла у бассейна, видимо, ждала приглашения.
      "Почтальон" продолжал развлекать присутствующих. В перерывах между танцами, он взбирался на край бассейна, раздавал письма, рассказывал смешные истории, сыпал прибаутками.
      Вдруг Адиль совсем рядом увидел девушку с номером 145. Он хотел отойти, но набрался смелости - и остался на месте. Обернулся, еще раз посмотрел на нее. В этот момент потух свет. Вспыхнули мощные прожекторы. Захлопали ракеты. Начался фейерверк. Карнавал подходил к концу. Оркестр заиграл танго.
      Не желая упускать случая, Адиль подошел к девушке:
      - Разрешите... - больше он ничего не мог сказать,
      Девушка молча сделала шаг вперед и отвернулась в сторону. Адиль взял маленькую теплую руку. Потом взглянул в лицо девушки и обомлел: "Что это? Как она похожа на ту, с номером 13. Та же черная родинка на щеке". Он посмотрел на номер: там стояла цифра 13.
      Как это могло случиться? Адиль хорошо помнил: когда он подходил, к девушке, у нее на груди был номер 145.
      Девушка продолжала смотреть куда-то в сторону и улыбалась.
      Адиль не знал, что делать. Совсем недавно они обменивались колкими, насмешливыми письмами, а сейчас мило танцевали. Адилю стало жарко. Он искал выход из создавшегося положения и почти забыл, что танцует.
      И вдруг он наступил девушке на ногу.
      - Простите...
      Адиль посмотрел вниз. На белом ремешке новых босоножек появилось пятно. Он сконфузился.
      - Как нехорошо получилось... Я вам...
      Девушка перебила его:
      - Вы же писали, что постараетесь не топтать мои туфли.
      Адиль удивленно вскинул брови.
      - Я? Вам?
      "Что она говорит? - подумал он. Ведь это я писал номеру 145".
      Они остановились. Девушка осторожно высвободила свою руку из ладони Адиля, достала из-за рукава, схваченного выше локтя резинкой, платок и поднесла к лицу. На землю упало что-то белое. Адиль быстро нагнулся, хотел поднять, да так и замер, не веря своим глазам. Это был карнавальный билет, на котором стояла цифра 145.
      - Что? Номер сто сорок пять! - воскликнул он. Девушка громко рассмеялась.
      Адиль недоуменно смотрел на нее.
      - Какой же из этих номеров ваш?
      - Оба! - улыбнулась девушка, быстро сняла с лица маску и уставилась на Адиля карими озорными глазами.
      Лучи прожекторов скрещивались у них над головами. Взмывали вверх ракеты. Свет и тьма перемешались. Бриллиантовые брызги фонтана падали на землю, играл оркестр. Молодежь танцевала.
      Это была чудесная ночь. "Старик-почтальон", весь вечер развлекавший присутствующих шутками и танцами, оказался школьным товарищем Адиля. Проходя по аллее уже без усов и бороды и увидев своего друга танцующим с девушкой, он весело подмигнул ему.
      Адиль все еще не знал, о чем ему разговаривать с девушкой. Он радовался, волновался, смущался. Смущался потому, что красивую девушку он знал давно.
      Это была Джейран.
      ПОСЛЕ ДОЖДЯ
      Перенесемся, дорогие читатели на два месяца назад.
      Было ласковое весеннее утро.
      Прижимая к груди учебники, Джейран шагала в техникум. Шелковое голубое платье очень ей шло. Девушка смотрела по сторонам. Сегодня ей все казалось особенно красивым. Радостно билось сердце.
      В зеркальной глади моря, залитого солнцем, отражались нефтяные вышки, деревья, стоящие на берегу.
      "Как жаль, что не из каждого окна виден Каспий!" - подумала Джейран. Легкий утренний ветерок играл прядками волос, белой лентой.
      Сколько лет Джейран ходила по этой дороге в школу! Все ей здесь родное и знакомое: улицы, дома, деревья. У Джейран была привычка повторять по дороге уроки. Она представляла себя стоящей у доски и отвечающей на вопросы учителя.
      Джейран не торопилась. До начала занятий оставался еще целый час. И вдруг... Что такое? Из большой свинцовой тучи, наползавшей на город, полил сильный дождь. Джейран решила переждать его и встала под балкон у стены какого-то дома. Сверху ее окликнули.
      Девушка подняла голову: на балконе стоял учитель Салех. Старик выносил на дождь цветы в горшках.
      - Зайди в дом, доченька, промокнешь!
      - Спасибо. Не беспокойтесь. Я побегу.
      Однако учитель настоял, чтобы девушка поднялась.
      До седьмого класса Джейран училась в средней школе. Учитель Салех преподавал у них естествознание. Потом Джейран поступила в художественный техникум, но своего любимого учителя не забывала и время от времени приходила с подружками его навещать.
      Сейчас учитель Салех был уже директором этой школы.
      Джейран вбежала во двор и поднялась по каменным ступеням. На пороге ее встретил учитель Салех в пижаме.
      - Входи, входи. Еще рано. Чайку выпьем. А дождь прекратится, вместе пойдем, нам по дороге.
      В последний раз Джейран была здесь месяц тому назад, когда учитель болел. Из маленькой галереи с бирюзовыми карнизами она прошла в комнату, поздоровалась с женой учителя Шафигой-ханум, села за стол, откинула со лба мокрые волосы.
      Завязалась беседа.
      Шафига-ханум, заметив, что Джейран все время к чему-то прислушивается, сказала:
      - Это соседский парень... Хорошо играет. Джейран сидела как зачарованная. Казалось, тара обрела голос и говорила словами песни:
      Ты коварна, канарейка,
      Песенкой своей согрей-ка,
      В желтых пятнах твоя шейка,
      Почему ж сама пестра?
      Учитель Салех тоже подсел к столу.
      - Почему не пьешь? - он пододвинул к Джейран маленькую вазу с вареньем.
      Девушка заметила, что старик чем-то расстроен.
      - Что с вами, Салех-муэллим*? Что-нибудь случилось?
      ______________ * Муэллим - учитель; употребляется в разговорной речи при обращении к уважаемым людям.
      - Не спрашивай, доченька... - учитель недовольно покачал головой и вздохнул.
      Шафига-ханум выглянула из соседней комнаты, где гладила мужу галстук, и многозначительно пожала плечами, давая понять, что настроение у супруга неважное. Девушка хотела расспросить учителя, но промолчала. "Может, мне об этом нельзя сказать, - подумала она, - семейный секрет?"
      Паузу нарушил бой часов. Пробило половину восьмого.
      Старик положил в стакан сахар, размешал, сделал бутерброд с маслом и начал есть. Джейран молчала. Она любила старого учителя, как родного отца, и ей было неприятно, что он в таком скверном расположении духа.
      Учитель Салех кончил завтракать и встал из-за стола. Чтобы не мешать ему переодеваться, Джейран взяла книгу и прошла через галерею на лестничную площадку, поставила на перила маленькую чернильницу-непроливайку, которую по школьной привычке всегда носила с собой. Классные чернила были бледные, и это ей очень не нравилось. "Почерк портится", - говорила девушка. Когда же писала домашними чернилами, буковки выходили четкие и ровные.
      Дождь прошел. Тучи рассеялись. На небе играла радуга, яркая, пестрая, как павлиний хвост. Дождевые капли на виноградных листьях в соседнем дворе сверкали под лучами солнца, как бриллианты. В галерее, у окна сидел курчавый юноша в сетке с короткими рукавами и играл на таре грустную мелодию. Юноша был увлечен игрой и, ударяя плектроном* по струнам, потряхивал головой в такт. Казалось, это выла не тара, а живое человеческое сердце.
      ______________ * Плектрон - косточка для игры на ударных струнных инструментах.
      "Хорошо играет!" - подумала Джейран, покоренная грустной мелодией. Она забыла обо всем на свете, облокотилась о перила, и смахнула чернильницу в соседний двор.
      Листья виноградного навеса мешали Джейран хорошо рассмотреть лицо парня. Но читатели верно, уже догадались, кто это был?
      Сегодня Адиль впервые после смерти матери достал из черного футляра тару, и, пользуясь отсутствием Дилефруз, играл, играл, играл... Казалось, он изливал в музыке свою душу.
      Услышав звон развившейся чернильницы, Адиль обернулся и увидел девушку, которая растерянно смотрела вниз. Их взгляды встретились.
      - Что вы разбили? - Адиль внимательно разглядывал девушку.
      Джейран покраснела, прикусила нижнюю губу, опустила голову. Локон упал на плечо. Девушка отбросила его назад - и глянула исподлобья на парня.
      - Чернильницу.
      Адиль осторожно положил тару на пол, поднялся, постоял с минуту в раздумье и прошел в комнату. Немного погодя он спустился во двор с чернильницей.
      - Вот возьмите. А то, как писать будете?
      Он встал на цыпочки и протянул через забор чернильницу. Джейран хотела отказаться, но, подумав, что парень обидится, изменила решение: перегнулась через перила и взяла ее.
      Их пальцы встретились.
      - Большое спасибо... - голос Джейран осекся.
      - Не стоит, - тихо и многозначительно ответил Адиль.
      Он еще раз взглянул на девушку, хотел отойти, но Джейран сказала:
      - Я слушала, как вы играете. Вдруг чернильница упала и разбилась.
      Девушка сама не знала, зачем она это говорит.
      - Э, да разве это игра? - улыбнулся Адиль. - Боясь, как бы учитель Салех не услышал их беседу,
      Джейран обернулась, посмотрела на дверь. Взяла с перил книги.
      - Вы очень хорошо играете "Канарейку", - она хотела войти в дом, но в дверях столкнулась с учителем Салехом.
      За спиной раздался голос Адиля: