Жизнь замечательных людей (№255) - Фенимор Купер

Вместе с тем он много времени уделял изучению французского этикета, французской литературы, издательской практики и вообще жизни новой для него страны. Конечно, местные обычаи воспринимались не сразу, и из-за этого случалось немало недоразумений. Помогал писателю небольшой кружок друзей. Уже в первый день своего пребывания в Париже Купер получил приглашение от маркиза де Лафайета, с которым познакомился во время посещения им Соединенных Штатов. Активный участник войны северо-американских колоний за независимость, друг Б. Франклина и Д. Вашингтона маркиз де Лафайет сохранял добрые чувства к Америке и американцам. Для Купера он был настоящим воплощением республиканских идеалов, и, несмотря на большую разницу в возрасте, отношения Купера и Лафайета отличались подлинным взаимопониманием и дружбой. Историки отмечают, что из числа молодых людей, окружавших прославленного генерала, Купер, несомненно, был ближе всех ему и по духу, и по складу ума. Купер с семьей неоднократно бывал в имении Лафайета под Парижем, имел с ним долгие откровенные беседы о политическом положении во Франции и в Соединенных Штатах, о том, как в Европе неправильно воспринимают все американское.

Большую помощь Куперам на первых порах оказали полномочный министр США Джеймс Браун и его жена. Они не только ввели Куперов в круг дипломатических представителей, но и познакомили с некоторыми весьма интересными лицами. Среди них выделялась русская княгиня П.А. Голицына (Шувалова), в салоне которой Купер неоднократно бывал. Уже в одном из своих первых писем из Парижа писатель сообщал в ноябре 1826 года: «Княгиня Голицына по-прежнему весьма любезна, что очень нам полезно, так как у нее собирается лучшее французское и русское общество в Париже… Ее невестка, княгиня М.А. Голицына, внучка фельдмаршала А.В. Суворова, очень преуспела в музыке. Поверьте мне, что они устраивают прекрасные небольшие вечера».

Здесь уместно отметить, что внимание русского общества к американскому писателю не ограничивалось гостеприимством княгини П.А. Голицыной. В далекой России книги писателя к этому времени уже были известны читающей публике. В 1825 году в переводе с французского на русский язык был издан роман Купера «Шпион». Новый роман, содержащий в себе подробности американской войны с описанием нравов и обычаев сей страны». Правда, Московский цензурный комитет, давая 3 июля 1824 года разрешение на издание романа, исключил из второй и третьей частей книги несколько мест, которые показались цензору Дм. Тростину не вполне благонадежными.

23 ноября 1826 года Куперу нанес визит Вальтер Скотт. Вот как сам Купер описывает эту встречу: «…Я спускался по лестнице нашей гостиницы, …когда встретил пожилого человека, подымающегося, как мне показалось, с трудом. Во дворе стояла карета. По всей фигуре и по выражению лица входившего, как и по виду экипажа, мне показалось, что посетитель приехал ко мне. Мне даже показалось, что его лицо мне знакомо, хотя я никак не мог вспомнить его имя. Мы разошлись, раскланявшись, и я уже выходил из двери, когда незнакомец вдруг остановился и спросил по-французски: «Не могу ли я видеть господина Купера?» – «Я – Купер». – «Мое имя Вальтер Скотт». …Мы пожали друг другу руки, и я поблагодарил его за оказанную честь. Мы проговорили около часа в моем кабинете… Затем я дважды завтракал с ним, он снова побывал у меня, и мы встретились еще раз у княгини Голицыной, которая устроила прием в его честь… На следующий день сэр Вальтер уехал в Лондон».

Активная светская жизнь не могла отвлечь Купера от работы над новым романом. На этот раз его мысли снова были заняты морской стихией и теми далекими временами, когда северо-американские колонии только еще набирали силу.

Лето 1827 года Куперы жили в небольшой деревушке под Парижем. Просторный дом стоял на берегу Сены, вокруг дома раскинулся большой сад, на самом берегу реки был деревянный настил и небольшой летний павильон. Купер любил работать в этом павильоне, здесь-то и были написаны многие страницы нового романа, который получил название «Красный корсар». В ноябре 1827 года он вышел отдельными изданиями в Париже и Лондоне, а в январе 1828 года – и в Соединенных Штатах Америки.

Романтическая, полная опасных приключений и таинственных превращений история молодого английского морского офицера Поля де Лэси, выступающего под вымышленной фамилией Уайлдер, и его спутниц переплетается в хитросплетении с судьбой таинственного Красного корсара, чей корабль «Дельфин» наводит страх на суда всех стран и во власти которого оказываются Поль де Лэси и его спутницы. Содержание книги в духе тех романтических историй о морских пиратах, которые в свое время вдохновили Джорджа Байрона на создание знаменитой поэмы «Корсар» (1813 г.).

Поль де Лэси не знает ни своего настоящего имени, ни происхождения. Он служит лейтенантом в английском королевском флоте под именем Генри Арк. Ему вместе с двумя простыми матросами – белым Ричардом Фидом и черным Сципионом Африканским – поручают выследить Красного корсара и проникнуть на его корабль «Дельфин». Под видом торгового моряка Уайлдер де Лэси вместе с двумя матросами прибывает в крупный торговый порт Ньюпорт, расположенный на острове Род-Айленд. Купер хорошо знал гавань Ньюпорта, ему неоднократно приходилось бывать в ней на принадлежащей ему китобойной шхуне «Юнион». Поэтому и описание гавани и города изобилует точными деталями, которые убеждали читателей в правдивости рассказанной истории.

Де Лэси удается разыскать таинственный «Дельфин» и поступить на него офицером. По совету Красного корсара он вскоре устраивается капитаном на торговое судну «Каролина», где судьба его сводит с двумя пассажирками – молодой девушкой Гертрудой Грейсон и ее гувернанткой. «Каролина» гибнет во время бури, де Лэси и обе женщины спасаются на шлюпке и после долгих мытарств в бушующем океане оказываются на «Дельфине». У де Лэси налаживаются дружественные отношения с Красным корсаром, и тот рассказывает молодому моряку, что он когда-то служил на королевском флоте. Он был преисполнен лояльности к северо-американским колониям и однажды убил английского офицера, грубо выразившегося по их адресу. В результате он стал пиратом.

Так случилось, что однажды родной английский корабль де Лэси «Стрела» сблизился с «Дельфином», не зная, что это за корабль. Красный корсар, прикинувшись английским морским офицером, отправился на разведку на «Стрелу». Там он узнает, что офицер «Стрелы» по имени Генри Арк послан в качестве лазутчика на «Дельфин». Возвратившись на свой корабль, он решает повесить де Лэси. Но тут неожиданно выясняется, что молодой офицер – сын гувернантки, а сама она вдова известного моряка де Лэси. Красный корсар освобождает офицера, его мать и их молодую спутницу. Он распускает свою команду, сжигает «Дельфин» и исчезает.

Проходит двадцать лет. Умирающий Красный корсар переступает порог дома де Лэси, и тут выясняется, что он родной брат госпожи де Лэси и значит – дядя Поля де Лэси. Все эти двадцать лет он боролся за деле колоний. Романтично-трагический образ Красного корсара, именем которого назван роман, преисполнен таинственности. Его жизнь до конца остается загадкой для читателя, но его действия, какими бы ни были они жестокими и противозаконными, носят тоже ореол загадочности и объясняются какой-то неизвестной, но якобы высокой и благородной целью. Эта цель полностью раскрывается только на последних страницах романа – свобода северо-американских колоний.

История борьбы американских колоний за свою независимость знает немало подобных людей, чье корсарство было первыми ласточками борьбы колоний за независимость. Один из таких знаменитых корсаров, прототипом которого послужил небезызвестный капитан Поль Джонс, выведен писателем в романе «Лоцман». В «Красном корсаре» Купер обращается к более раннему периоду американской истории и показывает, как и в каких условиях создавались характеры, подобные Лоцману, как эти «благородные корсары» в жестоких условиях необъявленной войны с флотами всех европейских держав пытались своими действиями служить делу борьбы за освобождение колоний. Но к этой благородной цели они шли кровавым и жестоким путем, с помощью головорезов и отъявленного сброда, ярким примером которого может служить команда «Дельфина».

В своем новом романе Купер исторически правдиво изобразил не только определенный этап борьбы американских колоний за свою независимость, но и реалистически обрисовал типичные образы участников этой борьбы – американских корсаров и приватиров, людей по-своему благородных, но оттого не менее жестоких и беспринципных. Личная судьба Красного корсара вызывает у читателей сочувствие, но методы его борьбы за справедливость, как он ее понимал, были жестокими и бескомпромиссными, такими, каким было его время.

Среди описанных в романе моряков обращает на себя внимание негр, бывший раб Сципион Африканский, которого его белый приятель Ричард Фид называет то «Гвинея», то «Золотой Берег», намекая на те районы Западной Африки, откуда работорговцы вывозили негров на американские плантации. Проницательный, отличный моряк-профессионал, играющий роль этакого простачка, Сципион – образ в известной степени символический. На военном корабле он равный среди равных. Ему вместе с белым моряком Ричардом Фидом доверено сопровождать офицера Арка на опасное секретное задание по выявлению корабля пиратов «Дельфин». Его сообразительность и сметка не раз выручают всю их группу. Такое изображение негра в американской литературе тех лет было явлением неординарным, знаменательным и свидетельствовало о глубоких демократических воззрениях автора книги, о том, что ему были чужды расовые предрассудки, весьма живучие в те годы на его родине.

Не только сам Купер, но и некоторые его нью-йоркские друзья были лишены расовых предрассудков и принимали участие в судьбе негров. Показательно в этом смысле письмо друга детских лет писателя Вильяма Джея от 5 января 1827 года. Он рассказывает Куперу о последних политических новостях – переизбрании Клинтона губернатором штата, избрании Аарона Уорда членом палаты представителей конгресса США. В связи с Уордом Джей поведал Куперу следующую историю. Свободный негр по фамилии Хортон, служащий семейства Джона Оуэна из поселка Сомерс, поехал в Вашингтон по делам. Там его схватили и арестовали по подозрению, что он беглый раб с Юга. В газетах поместили объявление, что, если хозяин не заберет Хортона, он будет продан на аукционе, а выручка от продажи пойдет на оплату его «содержания в тюрьме».

Узнав об этом, В. Джей и еще несколько граждан устроили собрание жителей графства, на котором приняли резолюцию, требующую освобождения Хортона. Губернатор Клинтон поддержал их резолюцию и сопроводил ее со своим письмом президенту США. В результате Хортон был освобожден и вернулся домой. Конгрессмен А. Уорд в этой связи внес в конгресс США резолюцию, требующую строгого расследования обстоятельств ареста Хортона… «Горячие головы с Юга резко возражали против резолюции, – пишет В. Джей, – и довольно грубо обращались с Уордом, внесшим ее, но резолюция была принята большинством голосов, и таким образом Уорд добился своего, что говорит в его пользу. Граждане нашего графства направили в конгресс петицию, требующую ликвидировать рабство… Эта петиция, когда ее начнут обсуждать, может вызвать взрыв, но у меня нет никакого сомнения, что окончательный результат будет положительным».

В «Красном корсаре», помимо храбрых моряков, есть и другие герои – корабли и морская стихия. Совершенно разные рецензенты в разных странах обратили внимание на ту роль, которую в этом романе играют корабли. «Посмею заявить со всей смелостью, – писал в рецензии на роман в парижском журнале «Глоб» молодой французский критик Шарль Огюстен Сент-Бев, – что в этом романе корабли – два наиболее важных и наиболее сильных характера и что «Дельфин» более интересен, чем сам корсар».

Тот же Сент-Бев отмечал, что «никто не понимал океан лучше, чем Купер, – звуки его голоса и переливы его цветов, тишину его спокойствия и гром его шторма. Никто не передал с такой образностью и правдой чувства самого корабля и его преисполненную сочувствия гармонию с командой».

Такой же точки зрения придерживался и рецензент журнала «Лондон мэгезин»: «Корабль – главный герой этой истории, а мужчины и женщины – всего лишь вспомогательные аксессуары сюжета».

Подобно предыдущему морскому роману Купера – «Лоцману», его новый роман имел всеобщий успех и в Европе, и в Америке. Писатель получал немало писем, в которых рассказывалось, что именно эта его книга пробудила во многих в детстве интерес к чтению. Сам Купер считал, что в «Красном корсаре» ему лучше всего удались характеры действующих лиц и преисполненный драматизма диалог.

Успех романов Купера в Европе и, в частности, во Франции привел к тому, что его творчество становится неотъемлемой частью местной литературной жизни. Его романы не только рецензируются в местной печати, но критики сравнивают с романами Купера и произведения местных авторов, оценивают их на основе этих сравнений. Характерно в этом смысле письмо известного французского писателя Эжена Сю, посланное Куперу 3 марта 1831 года, то есть через несколько лет после приезда Купера в Париж. «Некоторые критики, – писал Эжен Сю, – больше из чувства доброжелательности, чем справедливости, оказали мне в наших газетах великую честь, сравнив одну из моих юношеских попыток с вашими замечательными и впечатляющими творениями. Я понимаю, что не могу принять подобные похвалы в отношении моего несовершенного произведения. Но скажу честно, что заслужить тяжелым и добросовестным трудом право на такое почетное сравнение станет постоянной целью моего честолюбия». Эжен Сю передал Куперу свой роман «Плик и Плок», который сам он охарактеризовал, как «очень сырое произведение».

Купер встречался с Эженом Сю, бывал у него дома, говорил с ним о литературе, о французской истории, об Америке и, конечно, о море, так как Эжен Сю, подобно Куперу, служил моряком.

Глава 7

АМЕРИКАНЦЫ И ЕВРОПА

Уже первый год пребывания Купера в Европе, внимательное чтение местных газет, многочисленные встречи и беседы с европейцами из самых разных стран привели Купера к мысли о том, что и в Англии да и в Европе в целом господствует крайне искаженное мнение об Америке и американцах. Он неоднократно обсуждает эту проблему с приезжающими американцами, с генералом Лафайетом. Многие соглашаются с выводами Купера. Генерал советует ему написать публицистическую книгу о своей родине, которая бы правдиво рассказала европейцам обо всем, что происходит в Америке.

«Я нахожу здесь такое дремучее невежество в отношении Америки, такое высокомерие в отношении нас, что каждой строкой своей новой книги я намерен живописать, а не просто рассказывать… – пишет Купер в январе 1828 года своему приятелю Чарльзу Уилки, президенту нью-йоркского банка. – Чем больше познаешь эти страны, тем больше переполняешься чувством любви к Америке. Конечно, если вы способны заглянуть за внешнюю позолоченную оболочку, которой здесь покрыто буквально все… Моя цель заключается в том, чтобы занять средний курс между общепринятой пустотой обычных путевых записок об Америке, в которых все необычайно скучно из-за полного отсутствия разнообразия, и высокопарностью и напыщенностью тех авторов, высокомерие которых не позволяет им иметь дело с чем-либо другим, кроме статистических данных и философских рассуждений».

Купер начал работать над своей новой книгой. Он задумал ее в форме путевых заметок некоего холостого джентльмена и намеревался дать в ней полный портрет американского общества и его институтов. С одной стороны, Купер хотел развеять ложные представления европейцев об американцах и их образе жизни, а с другой – он намеревался нарисовать картину американской демократии в действии, так, как он ее видел и понимал. Купер прекрасно отдавал себе отчет в том, что перо в руках умелого и умного писателя представляет собой силу не меньшую, чем та, которая сосредоточена в руках той или иной государственной личности. «Книги, – отмечал он еще в 1820 году, – в большой степени являются инструментами, с помощью которых контролируется общественное мнение таких наций, как наша. Они, подобно оружию, обладают силой, чтобы спасти или разрушить».

Купер внимательно следил за борьбой между сторонниками монархий и либеральными республиканцами я во Франции, и в Англии. Он был убежден, что американские демократические институты способны оказать мощное влияние на те пути, по которым пойдет политическое развитие Европы. Поэтому ему хотелось в своей книге представить Америку и американцев в лучшем свете. Он тщательно изучает материалы и документы. Он приобретает два тома эссе «Федералист», созданных в 1787–1788 годах Гамильтоном, Мэдисоном и Джеем в защиту американской конституции, но впоследствии превратившихся в авторитетнейший источник, объясняющий общие принципы американской демократии и американской системы власти. Куперу казалось, что его соотечественники сами утрачивают понимание фундаментальных принципов, на которых зиждилась система американских демократических институтов. И своей новой книгой он хотел раскрыть американцам глаза на достоинства их собственного образа жизни.

Новая книга потребовала от ее автора значительно больше усилий, чем он предполагал. Куперу пришлось па несколько месяцев уехать в Англию, чтобы ускорить работу над книгой. «Ваш отец трудится весьма упорно, – сообщала из Лондона оставшимся в Париже дочерям жена писателя. – Он рано встает и иногда пишет до тех пор, пока не становится настолько возбужденным и нервным, что у него начинают дрожать руки».

Задумав свою книгу как удар прежде всего по предрассудкам и предвзятостям англичан, Купер не рассчитывал на слишком теплый прием в Англии. Однако лондонское общество встретило писателя довольно радушно. «Эти Джоны Буллы настолько вежливы и корректны по отношению к нему, что я боюсь, что он не посмеет оскорбить их, и это может уменьшить остроту его книги», – отмечала в одном из писем его жена. И действительно, Купер чувствовал себя не очень-то уютно в лондонских гостиных. Он был настолько преисполнен решимости подтвердить чувство собственного достоинства и готов резко ответить на любое явное или кажущееся проявление снисходительности, что хозяева терялись в догадках, что бы значило такое не совсем обычное поведение писателя, и относили все на счет его характера. Один из английских друзей писателя рассказывал, что когда Куперу однажды сказали, что его романы доставляют удовольствие англичанам, он резко ответил: «Я к этому никак не стремился».

Монархическая Англия в известной степени импонировала врожденным аристократическим предрассудкам писателя, но в то же время заставляла возмущаться его демократические убеждения, тем более что в этот период все его помыслы были направлены на утверждение и прославление американских демократических идеалов. Виднейшие представители английской литературной общественности Вальтер Скотт, Томас Мур, Томас Кэмпбелл, Сидней Смит и другие крупные политические деятели устраивали в его честь обеды и приемы. «Он имел блестящую возможность познакомиться с английским обществом, но оно ему не понравилось» – такой вывод сделала жена писателя. 9 июня 1828 года после трех с половиной месячного отсутствия Куперы возвратились в Париж.

«Представления американцев, как их наблюдал путешествующий холостяк» вышли в свет в Лондоне в середине июня 1828 года. Американские издатели особого энтузиазма в отношении книги не изъявляли. «Мы думаем, что вы ошибаетесь в отношении того интереса, который ваша книга вызовет здесь, – сообщали писателю 17 июля 1828 года его американские издатели. – Чтобы вызвать большой интерес, необходим сарказм, и, как бы мы ни ворчали, мы предпочитаем читать книгу, которая нас бичует, чем ту, которая нас превозносит. Следует учесть и тот факт, что это плод трудов американца, а не мнение иностранца, исследующего наши институты. Наша общественность выступит против книги». Однако книга все же была издана в Америке через два месяца после того, как она вышла в свет в Англии.

В «Представлениях американцев» Купер попытался проанализировать американскую жизнь и американские институты со всех сторон и со всех точек зрения. Он пишет об американской избирательной системе и американской армии, о характере американских женщин и состоянии американской литературы, о становлении американского варианта английского языка и о повседневной жизни небольших поселений. Содержащиеся в книге статистические данные и факты соответствовали действительности, тем не менее она создавала приукрашенное, утопическое представление о характере американского парода и условиях его жизни. В ней ни слова не говорилось о тех экономических, социальных и политических процессах, которые назревали внутри нации. А ведь им суждено было определить направление дальнейшего развития американской демократии и в не таком уже далеком будущем привести к коренным изменениям традиционного образа жизни подавляющего большинства американцев.

Весьма интересны наблюдения Купера над применением и развитием английского языка в Америке. «Факт заключается в том, что народ Соединенных Штатов… в целом говорит на несравненно лучшем английском языке, чем население самой матери-Англии… Как нация, мы говорим на нашем языке значительно лучше, чем любой другой народ. Если представить огромные территории нашей страны, то точность и единообразие в произношении и применении смысла слов покажутся поразительными. Это единообразие речи может быть объяснено только распространением интеллигентности и неутомимой активностью населения, которая сокращает любые расстояния».

Вместе с тем Купер выступал против насильного навязывания американцам искусственных английских стандартов в языке, ратуя за его свободное развитие. «Через одно-два поколения в этой стране будут пользоваться значительно более приемлемым английским языком, чем мы пользуемся сегодня… Я думаю, что тогда Англия захочет следовать нашему примеру так же, как мы следовали ее примеру двадцать пять лет тому назад».

Нужно отметить, что в этом же 1828 году известный американский ученый и общественный деятель Ной Уэбстер выпустил в свет первое издание своего ставшего знаменитым и существующим до сегодняшнего дня «Американского словаря английского языка». Поэтому то внимание, которое Купер уделил развитию английского языка в Америке, было отнюдь не случайным и отражало те общественные процессы, которые происходили в образованном американском обществе.

Естественно, что Купер в новой книге останавливается и на проблемах развития американской литературы. Прежде всего он отмечает крайне невыгодное экономическое положение американских авторов в своей собственной стране. Дело в том, что американские издатели не обязаны были платить гонорар английским авторам за опубликованные в США их труды. И уже одно это «имело тенденцию сдерживать развитие национальной литературы». Один крупный американский издатель уверял Купера, что в США не найдется и дюжины писателей, чьи книги он бы мог издать с твердой уверенностью в коммерческом успехе. И в то же время он перепечатывает буквально сотни книг английских писателей без малейшего сомнения в их доходности. Частично это объяснялось тем, что в США издавались лучшие английские книги, те, что уже получили одобрение и критиков, и читающей публики в самой Англии.

Другим препятствием для развития национальной американской литературы, по мнению Купера, являлась «бедность материалов… Нет исторических хроник для историков. Нет глупых недостатков (за исключением самых вульгарных и обычных) для сатириков. Нет характерных обычаев для драматургов. Нет таинственных преданий для романтиков. Нет серьезных безрассудных проступков против правил приличия для моралистов. И никакой поэтичности… Здесь не найдется ни настоящего крестьянского костюма (да вряд ли здесь есть и сами крестьяне), ни парика для судьи, ни генеральского жезла, ни судейской шапочки».

Убеждение в том, что американская действительность – слишком проста, слишком обыденна, слишком пресна, а характеры американских граждан – слишком одномерны и ординарны, чтобы служить подходящим материалом для литературы, надолго пережило Купера. Его придерживались такие крупные представители американской литературы, как Натаниел Готорн и Генри Джеймс. Но их собственное литературное творчество, как и творчество Купера, свидетельствует об обратном.

Следует отметить, что в описаниях повседневной американской жизни Купер не всегда был объективным, многое он недоговаривал. Рассказывая о федеральной помощи индейцам он ни слова не говорит о той жестокости, с которой обращались с индейцами переселенцы и местные власти. Говоря о рабстве, он не находит ничего лучшего, как сослаться на исторический факт, что первыми рабовладельцами были европейцы. Он пытается оправдать грубость и плохие манеры многих своих соотечественников, очень мало пишет о нравах фронтира, всячески стремится приглушить варварские методы покорения новых земель.

Американские исследователи творчества Купера тем не менее считают, что «При всех недостатках «Представления американцев» являются блестящим описанием Америки третьего десятилетия XIX века. Книга заключает в себе нечто более ценное, чем точность и беспристрастность, – она передает подлинный смысл развивающейся цивилизации, взаимодействие ее институтов, манер, обычаев, местной политики, литературы, идеалов и господствующих физических условий».

Создавая свою первую публицистическую книгу, Купер преследовал по меньшей мере две цели. Во-первых, как мы уже говорили выше, он хотел представить европейцам Соединенные Штаты Америки в их истинном свете. Книга прежде всего была нацелена в англичан, чья предвзятость и высокомерие в отношении Америки и американцев возмущали писателя больше всего. Затем он хотел показать, какой должна была бы быть книга об американской действительности, написанная пером непредвзятого интеллигентного европейца. Именно поэтому путешествующий по Америке холостяк, через чье восприятие показывается страна, является бельгийцем. Правда, Купер приставил к нему местного гида, чистокровного американца по фамилии Кадуолладер, ярого патриота, но совершенно неспособного дать серьезный анализ всего увиденного путешественником.

Неудивительно, что новая работа Купера сразу же вызвала поток критических замечаний в. английских журналах. «Нынешняя попытка господина Купера, хорошо известного американского романиста, представить в правильном свете его соотечественников, их манеры и институты, подверглась в этой стране предвзятому осмеянию со стороны некоторых критиков, а со стороны других – незаслуженной брани» – так охарактеризовал создавшееся положение 9 июля 1828 года рецензент лондонского журнала «Колбурнз нью мантсли мэгезин».

Журнал признает, что отношение к Америке и американцам в Англии в то время было резко отрицательным. «Любовь американцев к своей стране рассматривается как преступление, а любовь к свободе где бы то ни было как ужасная ересь… Достоинства Америки отрицаются, факты преднамеренно искажаются, недостатки преувеличиваются… Эти злобные стрелы направлены не против американцев как таковых, а лишь против их свободных и активных институтов».

Критики обвиняли писателя прежде всего в непомерном расхваливании своей страны. Один из рецензентов в этой связи писал: «Неужели он виновен в преступлении, когда утверждает, что женщины его страны так же прекрасны, как и представительницы любой другой нации?» Как мы уже отмечали, описание американской действительности у Купера действительно изрядно приукрашено и идеализировано, однако английские критики не стремились к непредвзятому анализу книги, а пытались уничтожить ее путем высмеивания и передергивания фактов…

Другим грехом писателя считали предвзятость по отношению к Англии. Отвечая на эти обвинения, тот же рецензент «Колбурнз нью мантсли мэгезин» писал: «В двух томах новой книги Купера нет и половины того предубеждения в отношении Англии, которое можно найти в любой статье журнала «Куотерли» в отношении Америки. Господин Купер – человек с воображением и к тому же романист, и он часто употребляет превосходную степень там, где достаточно простого сравнения. Именно в этом его крупнейшая ошибка».

Резкой критике новая работа писателя подверглась в престижной лондонской «Литерари гэзетт». По утверждению ее рецензента «Представления американцев» являлись «весьма видным образцом надутой напыщенности, высокомерного тщеславия и непревзойденного хвастовства». Рецензент выбрал все эпитеты, которыми писатель наградил своих соотечественников, и перечислил их в своей статье. «Читатели должны будут признать, что американцы (мы используем только эпитеты самого писателя) являются наиболее активными, сообразительными, предприимчивыми, мудрыми, непорочными, цивилизованными, либеральными, вежливыми, просвещенными, чистосердечными, умеренными, прекрасными, верными, свободными, целомудренными, благонравными, добродетельными, простыми, сильными, здоровыми, мужественными, великодушными, справедливыми, интеллигентными, благоразумными, доброжелательными, честными, независимыми, храбрыми, внимательными, мыслящими, хорошо воспитанными, возвышенными, благородными, бескорыстными, безупречными, замечательными и все еще совершенствующимися (и это самое большое чудо из всех, если учесть, что они уже настолько подобны сверхчеловеку и самому Господу Богу) людьми, которые когда-либо существовали или будут существовать на Земле. Аркадия также похожа на Америку, как свинарник на дворец; Эльдорадо – всего лишь бедная и жалкая пустыня; да и сам рай – всего лишь огород…»

В заключение автор статьи выражал уверенность, что и в самой Америке «здравый смысл отвергнет это бахвальство и галиматью с большей издевкой и антипатией, чем это можно ожидать в любой другой части света… Подобное отвратительное хвастовство противно каждому читателю, не лишенному вкуса и благоразумия».

В таком же тоне была выдержана и рецензия в широко известном журнале «Эдинбург ревью», полностью перепечатанная в США. Неудивительно, что на родине писателя также не появилось ни одной статьи в его защиту. При этом американцы были задеты той характеристикой, какую писатель дал американской демократии. Купер отмечал, что она создает уравниловку и посредственность, граждане США отличаются порядочностью, приличием, компетентностью, даже интеллигентностью, но ни в коем случае не исключительностью: «Что крестьянин приобретает, то настоящий джентльмен теряет». Купер отметил ту же ограниченность американской демократии, на которую через несколько лет обратит внимание французский социолог и историк Алексис Токвиль в своей широко известной работе «О демократии в Америке». Токвиль писал, что «извращенная склонность» к равенству низводит всех до уровня массы и в конце концов приводит к «равенству в рабстве».