Глафира за минувшую неделю ещё больше похорошела. Её выгоревшие на юге волосы вновь стали яркими. Красные полосы опять, словно огнем, обожгли Николаю Николаевичу сердце. На свидание Глафира пришла с Лёвкой и Фульвио. Николай Николаевич готов был тут же пригласить их в кафе, но итальянец сказал:
– Я только плачу за комнату и ухожу. Идёмте сейчас к банкомату!
В окне здания, к которому он направился, Шляпин увидел какой-то металлический ящик. Фульвио подошёл к нему, что-то в нём нажал, и ящик на виду всего Невского начал выпихивать из себя тысячерублевые купюры. Фульвио по одной передавал их Глафире.
– Сказка какая-то! – удивился Шляпин.
Банкомат изумил его сильнее телевизора, впервые включенного на его глазах с расстояния. Глафира взяла Николая Николаевича под руку. Он локтём крепко прижал к себе её ладонь.
– Фульвио! Что это за ящик?! Объясни!
Фульвио показал ему пластиковую кредитку:
– Это сберегательная касса в кармане.
– Фира! – воскликнул Николай Николаевич. – Ты про такое далдонила мне в поезде?! Теперь, когда воочию вижу! Я тоже за такую технику! Смогу и в Германию к тебе ездить с неотягощенным карманом! Так?!
Он пришел в сильное волнение. В голове у него опять щекотнуло. Фульвио объяснял ему преимущества кредитки. Шляпин смеялся, как от щекотки.
– Здорово! Ха-ха! Мне будут присылать доллары! Я буду снимать в банкомате рубли. Это в России. А в других странах валюту их?! Конечно, на карточке лучше хранить, чем в чемодане или в коробке из-под сапог. Ха-ха! Отлично! Ребята, хочу сберкассу в кармане!
Лёвка заразился его волнением.
– Дядя Коля, я тоже хочу в кармане! Тебе Фирка с Фулькой уже сделали! Им тетя Люся велела. У меня тоже касса будет! Я с ней в Германию полечу. Фульку с собой не возьму. Он защёлку сделал на дверь…
Шляпин почувствовал, как похолодела ладонь Глафиры, прижал её крепче к себе. Она освободила руку:
– Коля! Паспорт же твой! Давай, сразу отдам!
Когда она открывала сумочку, руки её дрожали.
– Чего ты нервничаешь? – спросил Николай Николаевич.
– Да не найти. А вот! Нашла!
Вместе с паспортом Глафира протянула ему карточку. Николай Николаевич обрадовался.
– Неужели кредитка?!
– Топтыга, ты ненормальный! – Глафира посмотрела на него с наигранным удивлением. – Уже кредитка мерещится! Не узнаешь, что это? Лёвка ведь сказал, тетя Люся для тебя велела купить. Это проездная карточка! На метро, автобус… или ты ездишь только в такси?
Шляпин взял свой паспорт и проездную карточку, сунул их в карман. У банкомата остановился респектабельный иностранец, и тот опять заработал. От процесса Шляпин не отрывал взгляда.
– Вы балдеете? – спросил Фульвио. – У нас есть такие банкоматы давно.
– Подумаешь! У нас тоже появились! – Глафира усмехнулась и снова взяла Николая Николаевича под руку.
Фульвио попрощался. Пройдя несколько шагов с Глафирой и Лёвкой, Шляпин обратил внимание на плакат над дверью: «Акция Международного Валютного Фонда. Оформление кредитных карт».
– Фира! Так тут эту карту можно оформить! Зайдем!
Глафира остановила его пыл.
– Остуди голову, Топтыгин! Видишь, закрыто. Поздно уже. Завтра получишь деньги и приходи с паспортом. Я могу с тобой. Завтра я весь день свободна. Лёвка и Фульвио едут на экскурсию в Новгород. Хочешь, встретимся?
Они обо всем договорились.
На другой день в назначенное время Шляпин вкатил свой чемодан на колёсиках в маленькое помещение с вывеской: «Оформление кредитных пластиковых карт». У единственного окошечка потенциальная клиентка спрашивала, какой процент выдают на кредитки.
– Никакой, – раздался голос из окошечка.
Честный ответ понравился Шляпину.
– Мне проценты не нужны! – заявил он, как только освободилось окно. – Нужна кредитная карта.
– Паспорт и денежный вклад с вами? – спросили его.
– А как же?! – ответил он.
– Заполните бланк! Укажите вносимую сумму прописью.
Из окошечка протянулась рука с бланком. Авторучка была у окошечка рядом. С заполнением граф государственного бланка Шляпин справился без особого труда. Так же легко достал из чемодана коробку с «зелеными». В этот ответственный момент ему позвонила Глафира, сказала, что ждёт его у вчерашнего банкомата. Он обругал её за звонок не вовремя. Она отключилась.
Ему показалось: он слышал её голос и в трубке, и где-то рядом, но он не придал этому значения. Нужно было завершать операцию, ещё что-то заполнять и подписывать.
Он выполнил всё, что от него потребовали, и, получив желанную карту с банковским номером, поспешил на встречу. Глафира его ждала. Они вместе испробовали приобретённую карту. Банкомат незамедлительно выдал тысячную купюру.
Николай Николаевич ощутил себя на новой ступени финансового успеха.
VII
Энциклопедия вышла! В срок, как и обещали Александру Фёдоровичу. Основной тираж доставили в комнату Шляпина, но первым делом несколько пачек занесли к Семёну Петровичу. Приняв у себя груз, Шляпин тоже спустился к нему. Пустовойтенко гладил толстый корешок книги, держа её на груди. Говорить о ней он не спешил. Циркулев с торжественным видом сидел в рабочем кресле Семёна Петровича и взвешивал том на руке.
– Больше двух килограммов, Сеня! Лихо мы отгрохали!
– А я вот что открыл, – заметил ему Пустовойтенко.
– Что же вы открыли? – вмешался в беседу вошедший Шляпин и снисходительно посмотрел на компаньонов. Он больше не чувствовал себя в их компании мальчиком для посылок.
– Чего ты глядишь на нас таким гоголем? – не понял его взгляда Пустовойтенко. – Сядь, послушай. Вон тебе табуретка!
В пропахшей краской и клеем комнате были из мебели только эта закапанная белилами табуретка, вертящееся кресло и старый диван, на котором усталый, но счастливый полулежал с книгой её издатель.
Шляпин провёл рукой по предложенному месту и сел.
– Что я открыл? – переспросил его Пустовойтенко. – А вот что! Пока мы над «Триумфаторами» работали, я огурчик был! А теперь… Обновлением быта одну декаду занимался – и превратился в старый гриб. Лежу! – он покрутил пальцем по разным углам комнаты. – Вся квартира сорок пять метров! Много ли ремонту я сделал? Но спина у меня гудит. Пальцы! – он показал свою пятерню. – Не гнутся пальцы! И я открыл. Труд рабочего тяжелее интеллигента и всех этих купи-продай, подпиши! Поэтому я не совсем рад нашей энциклопедии.
– Почему же вы не рады? – с подзадориванием спросил Шляпин.
Пустовойтенко тяжело вздохнул.
– Мы в ней проморгали рабочий класс. За хлебом к кому идём? К труженику полей. В поезде ехать. Кто путь проложил? Да вот и дом, где живу. Куда ни суну нос, везде рука рабочего человека! Хоть бы с десяток передовиков включить бы в нашу Энциклопедию и подарить бы им в знак уважения. Но рабочих в нашей энциклопедии нет!
– Семен, да, – Циркулев виновато кашлянул. – С твоей правильной мыслью мы опоздали. Но энциклопедия издана и выходит в самостоятельную жизнь. И, как ты ни крути, это событие со знаком плюс!
– Да никто бы, Семён Петрович, про вашего рабочего не читал! – Николай Николаевич взял из распечатанной пачки том, раскрыл его. – О! Хаммурапи! Ну, про этого почитают. Первый законодатель! Убийцу – убить! Оклеветанному отдать имущество клеветника! Интересно…
Семен Петрович повеселел.
– Тут много интересного. Сегодня почитаю. Ты, Коля, пойди, мне не встать, позови Нюську. На кухне всё кота раскармливает! Нечего с ним цацкаться. Не заслужил! Пол-лета шлялся, бродяга! Нюсь! Ну иди, позови её взглянуть на труд!
Нина Николаевна вошла с достоинством. «В новом. По-модному!» – отметил Шляпин её наряд.
Семён Петрович поднялся с дивана, освободил для неё место, подал ей том, сел рядом. Обстановка была почти любовная.
– Ну, как нравится энциклопедия?
– Не смотрела еще…
– Рабочих, жалко, здесь нет, – посетовал Семен Петрович.
Нина Николаевна откинула обложку, затем титульный лист, и на странице с творением своего супруга вслух скороговоркой прочла:
– ПЕРДИСЛОВИЕ!
– Веретёнщица!!! – Семен Петрович отнял у неё книгу. – Отправляйся на кухню! Не тебе энциклопедии читать!
Нина Николаевна уставилась на него непонимающим взглядом. Он готов был и дальше обрушать на неё возмущения, но осекся, увидев опечатку.
Две перепутанные местами буквы, как гром с ясного неба, оглушили его и компаньонов. Циркулев выронил из рук том. Шляпин встал. Пустовойтенко остался сидеть с раскрытым томом в руках. Его сократовский лоб неслышно собирался в морщины. Немая сцена окончилась драматично. Семён Петрович с хрустом вырвал из тома своё предисловие и подал лист Шляпину.
– Коля, вырви все мои предисловия! И это! – он вытащил парный с предисловием лист. Лавроносцам с этого листа пока не высылай. Придумаем, как с ними быть! А то получат, не найдут себя, я от стыда сгорю! – с болью во взгляде он посмотрел в заметно пожелтевшее лицо Александра Фёдоровича. – Грамотей! Куда глядели твои корректоры? Хорошо у меня супруга грамотней всяких корректоров! А не проверь она?! Что бы Коля завтра отправил?! Да ещё, с уважением, Семён Пустовойтенко!
– Да, посылать такое неприлично, – согласился Шляпин, беря от Пустовойтенко вырванные листы. – А я уже школьного друга в помощники пригласил. У него машина. Одному мне на почту столько не перетаскать. Ещё две тыщи адресов надо писать!
– Надо, так надо, заплатим! – сказал Пустовойтенко и повторил приказ уничтожать предисловия.
Шляпин набросился на них. Хруст вырываемых страниц причинял Семёну Петровичу душевную боль. Нина Николаевна, поджав губы, подбирала брошенные на пол листы и, наконец сообразив в чём тут дело, пронзительно запричитала:
– Что же это такое, а?! Как же это вы, Александр Циркулев, Семёна моего опозорили?!
Циркулев зашагал на почти негнущихся ногах к телефону, кипя от обиды и гнева:
– Типография! Энциклопедия! Опечатка!
После разговора отправляясь в типографию, он договорился с Пустовойтенко встретиться там ещё и утром, а Шляпина попросил до разрешения проблемы не трогать томов. Николай Николаевич согласно кивнул, но утром рассылать их к нему приехал приятель, и он обрадовал его:
– Работы добавилось! Кое-что надо вырвать! За это шеф тебе дополнительно платит!
Когда приятели были по колена в разбросанных на полу листах, в комнату постучались.
– Иду, – недовольным тоном отозвался Шляпин, думая, что это соседки.
Оказалось, Циркулев.
– Коля, извини я без звонка. Твоего номера телефона нет.
Шляпин похвастался:
– Александр Федорович! Дело кипит! Видите, я помощника взял.
Оторопев при виде вырванных листов, Циркулев растерянно поздоровался и сообщил:
– Семёна ночью увезли…
– Ночью?! – вскрикнул Николай Николаевич, махом скинул на пол листки с кресла от родительского венгерского гарнитура и предложил Циркулеву сесть.
С трудом согнув длинные ноги, Циркулев сел.
– Я его в типографии ждал. Думал, опаздывает. Потом туда позвонили. Он в больнице ветеранов. Нина с ним.
– Живые?! – спросил Шляпин.
Александр Фёдорович возмутился.
– Коля, чтобы с тобой разговаривать, нужно иметь крепкие нервы! Конечно, живые! Ты меня удивляешь!
– Николай очень эмоциональный, – заступился за него друг и подсказал ему. – Спроси, с чем человек лег?
Николай Николаевич послушно последовал подсказке. Циркулев ответил уклончиво.
– Лечится. Я сейчас от него. Рассказал, что типография предложила. Он сразу ожил. Вариант-то простой! Заштамповать это слово рисунком в виде лаврового венка. В нём без опечатки «ПРЕДИСЛОВИЕ». Оригинально смотрелось бы. Они решили отшлепать вручную. Уже штамп сделали. Работы на полсмены. Всё, что привезли сюда, хотели забрать и вернуть в исправленном виде. Моего звонка сейчас ждут. Что теперь делать?
– Хорошо, что Семен Петрович жив! – ответил Николай Николаевич. – Это главное!
Александр Фёдорович посмотрел на раскиданные листы.
– Он меня просил вырвать, – оправдался Шляпин.
– Ты же вчера, мне Нина рассказала, из всех томов вырвал.
В комнате повисло гнетущее молчание. Приятель Шляпина, чтобы не мешать разговору, вышел.
– Ладно, Коля! – Циркулев поддал ногой кучу листов и засмеялся. – Публиковать его предисловие всё равно было немыслимо. Я просил: дай мне отредактировать. Ни в какую. Он упрямый! И вот – всё вырвано!
– Нет! Не всё! – Шляпин ободрился и кивнул на ещё не распакованные пачки. – Те я не трогал. Сто пятьдесят томов там! Семён Петрович как раз столько для себя хотел. Вот и будут ему с его предисловием в лавровом веночке! Звоните в типографию. Вот телефон. Пусть эти увозят! Остальное я отправлю, пока Семён Петрович болеет. Он и не узнает ничего.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.