– На кой она мне сейчас в Лондоне? Я здесь буду торчать до вечера и за это время надеюсь ее допросить. Кто там «отдыхает» у нашего друга Уорбека? Пара наркоманов, которых, судя по сводке, взяли здесь вчера, да, наверное, двое-трое юнцов, что бомбят местные автоматы? Ничего, и мисс Висконти поместится.
Смуглое лицо Эммы теперь не пожелтело, а позеленело, и от страха больше, чем от злости. Скорее всего, в полиции ей бывать уже приходилось, так что вряд ли клетка провинциального участка так уж ее пугала. Напугал ее взгляд комиссара – в нем читалась холодная беспощадность, обещавшая, что продолжение будет куда круче начала.
– Стойте! – воскликнула она, резко вырывая свой локоть у немного опешившего Макферсона. – Я никому не угрожала.
– Ну да, всего-навсего пытались застрелить человека! – усмехнулась комиссар Тауэрс, подкинув на ладони пистолетик.
– Послушайте! – осторожно вмешался Грэм Гастингс. – Это – сестра Джанкарло Висконти. У нее все же погиб брат, и она поэтому в таком состоянии.
Айрин всем корпусом повернулась к техническому директору «Лароссы»:
– Позавчера я была под Манчестером, мистер Гастингс. Там из-за попытки ограбления пассажирский экспресс столкнулся со спецсоставом и сошел с рельс. Сорок шесть человек погибли – мясо вперемешку с землей. Надо полагать, их родственники рыщут сейчас по всей Англии с пистолетами, ища – кто может быть виноват в этом несчастье? Так получается? Нет? Тогда оставим эту тему: я не психотерапевт, я – полицейский комиссар. И, как я понимаю, мисс Висконти сейчас захотела дать показания. Да, мисс Висконти?
– Да, – кивнула брюнетка. – Только не арестовывайте меня.
– Вы на моих глазах пытались выстрелить в человека. Чего же теперь хотите? Мистер Гастингс, мне требуется помещение для допроса и для последующего общения с сотрудниками фирмы. Просить гостеприимства у мистера Лоринга я больше не рискну. Мне необходимо поговорить со всеми охранниками, которые были здесь сегодня утром, вне зависимости от того, видели они выезд машины и последующий взрыв или нет. Затем мне нужен механик Дэйв Клейн и еще двое-трое механиков, по вашему выбору. Если здесь находится кто-то из инженеров, кроме вас, тоже присылайте ко мне. А также второго пилота и тест-пилотов, если они тут есть. Потом вы мне снова понадобитесь, так что прошу не уезжать. И мистеру Лорингу передайте, чтобы он оставался в Килбурне.
– Это еще зачем?
Дверь раздевалки чемпиона резко отворилась. Он стоял, намеренно крутя на мизинце ключи от машины. На нем снова была куртка, а подмышкой – пачка тех самых журналов, что лежали «мордой вниз».
Эмма Висконти на этот раз даже не дернулась к Даниэлю. Только одними губами прошипела какое-то итальянское ругательство и брезгливо попятилась.
– Я не отпускала вас, мистер Лоринг! – резко бросила комиссар.
– Не отпускали? – теперь подвижное лицо Рыжего Короля явно выдало бешенство. – А на каком основании вы можете меня задержать?
Айрин Тауэрс не спешила ответить, стараясь понять, что вызвало эту вспышку: только что пережитые волнение, возмущение и, возможно, страх? Или же обвинение, брошенное Эммой Висконти, было не таким пустым и диким, как могло показаться? Каким образом Лоринг успел перехватить руку Эммы с пистолетом прежде, чем это сделала комиссар? Он что, ожидал покушения? Или это просто такая реакция – фантастическая, на грани запредельной?
– Я вправе задержать здесь всех, кто имеет хоть какое-то отношение к гибели Джанкарло Висконти, – неторопливо проговорила Айрин. – А так как на вас, мистер Лоринг, к тому же покушались уже второй раз за одно утро, то вам даже и безопаснее оставаться на виду у полиции. По крайней мере – пока мы не убедимся, что опасности нет.
Лоринг попытался рассмеяться, но его передернуло.
– Выходку этой полуголой дуры вы называете покушением? А зажигалку с булавочными головками – оружием?
Комиссар указала на черную дырочку в стене:
– Если ваш череп крепче этого стеклопластика, то опасности, вероятно, не было. В любом случае вы мне еще нужны, и я не разрешаю вам уехать. И ничего уносить отсюда до выяснения всех обстоятельств тоже не разрешаю. Положите журналы на место.
«Вот теперь ты вскинешься! – подумала комиссар, не отводя взгляда от залившегося краской лица “великого Лорни”. – Теперь я услышу и все, что ты думаешь о полиции, и то, куда бы ты меня послал, и, возможно, то, чем мне следовало бы заниматься в силу пола и возраста. Ну, давай!»
Однако она его недооценила. Румянец довольно быстро схлынул со щек Даниэля Лоринга, и он устало пожал плечами:
– Я не хочу спорить с полицией. Но, может, вы мне разрешите съездить домой и вернуться обратно? Во-первых, я не завтракал, а бар здесь откроется только в двенадцать – если откроется сегодня вообще. Во время заезда есть не хочется, но коли он не состоится, лучше все же перекусить. А во-вторых, я должен отдать нужные распоряжения управляющему и охране моего дома: после того как по радио сообщат об отмене заезда, обязательно найдется пара-другая придурков, которые непременно пожелают все разузнать, что называется, «на месте». Я люблю своих фанатов, но не таких: лучше пускай их мягко спровадят. Мне отсюда до дома – всего семнадцать минут.
«Хорошо еще, что по секундам не сосчитал. А мог бы!» – комиссар поймала себя на том, что она довольна, хотя гонщик сейчас явно переиграл ее. В любом случае выдержки ему не занимать. Кажется, и ума тоже. Или это хитрость?
– Ладно, – вдруг усмехнулась Айрин. – Пожалуй, пока что вы мне и вправду не понадобитесь. А коль скоро в вашем доме есть охрана, то за вас можно не беспокоиться. Оставьте мне номера своих домашнего и мобильного телефонов, и можете быть свободны. Только лучше не рискуйте и хотя бы до завтра оставайтесь дома.
– Зря вы его отпускаете! – вскинулась приутихшая было Эмма. – Вот увидите: он это сделал нарочно! Это он поручил Джанни обкатать машину, и брат погиб! Это он!
– Эмма! – голос Лоринга прозвучал неожиданно мягко. – Ну не мсти ты мне так глупо и так грубо. Все равно теперь всплывет многое, чему лучше бы не плавать. Так хоть веди себя по-человечески, а? А за то, что было на прошлой неделе, – прости. Ладно?
Он сделал шаг, чтобы уйти, но тут же повернулся и снова взглянул на Айрин Тауэрс:
– Наверное, вы меня сейчас остановите и спросите, что было на той неделе?
– Не спрошу, – покачала головой комиссар. – Идите, Лоринг, идите. Макферсон! – за спинами обступивших их людей она отыскала инспектора Скотленд-Ярда. – Мистер Гастингс нам сейчас выделит помещение для допроса свидетелей, а вам я поручаю найти какой-нибудь плащ или халат. Если мисс Эмма пройдет в таком костюме перед представителями прессы, завтра модные журналы предъявят претензию криминальным изданиям за умыкание клиентов.
Они уже шли по стеклянному воздушному переходу в здание пресс-службы, когда шагавший первым Грэм Гастингс вдруг пропустил вперед констебля и Эмму, чтобы поравняться с комиссаром.
– Еще раз предупреждаю: осторожней с этой девицей! – вновь шепнул он. – Эмма – любовница Гедеоне Кортеса, владельца «Ларосса-корпорейшн».
– Об этом я уже догадалась, – пожала плечами Тауэрс. – А с Лорингом у нее что?
«Дирижер гонки» чуть приподнял очки и улыбнулся.
– Все равно вы мне не поверите, а сама Эмма будет говорить все наоборот. Ничего у них нет. Ни-че-го! Если вам приходилось читать басни Эзопа, которого потом так бесстыже обокрал Лафонтен[6], то название «Лиса и виноград» вы помните. Вот это как раз тот случай.
Глава 6
Милорд
По другую сторону от гоночной трассы, на восточной окраине Килбурна, где пряталась под пирамидальными тополями короткая Цветочная улица, в полуподвале одного из двухэтажных домишек располагалась пивная – самый обычный старомодный паб, вечерами довольно людный, а по утрам почти пустой. Поэтому когда в начале десятого, едва пивнушка открылась, в нее забрел одинокий посетитель, толстая барменша ему обрадовалась.
– Доброе утро, сэр! Что пожелаете?
– Доброе утро. Кружку светлого пива, пожалуйста.
Вид у пришедшего был несколько потерянный и расстроенный, однако он старался этого не показывать. Даже попробовал улыбнуться барменше. Но та не поверила его показному спокойствию, живо сообразив, что занесло к ней в бар особенную птицу. Облик и одежда раннего посетителя ясно говорили, что он вообще-то редко заглядывает в дешевые забегаловки, а растерянное выражение лица наталкивало на мысль, что явился он оттуда, где два часа назад громыхнул взрыв.
– Вы к нам вроде как-то заходили, – заметила тетка, водружая на небольшой круглый столик высокую кружку. – Лицо знакомое.
– Нет, – возразил он. – Я здесь впервые.
– Значит, на кого-то похожи. Вы не из этих будете? Не из гонщиков?
Он посмотрел на любопытную толстуху с некоторой досадой, но врать не стал:
– Ну да. Я – гонщик. Только сегодня гонки нет.
– Знаю, знаю! Тут ведь полиции полнешенько. Страх-то какой! Правда, что три машины на воздух взлетели?
– Да нет, упаси Бог! Одна. И того более чем достаточно.
– Что и говорить. Вот беда-то! И кто же из гонщиков взорвался?
– Никто. Погиб механик.
Барменша всплеснула руками, явно не спеша отойти от столика и оставить посетителя в покое. Болтая, она почти открыто разглядывала его – ведь надо же – живет в Килбурне, а настоящего живого гонщика вблизи видит впервые. Еще спросить бы, кто он, из какой страны! Среди них ведь и итальянцы есть, и немцы, и португальцы, и латиносы всякие! Но этот с виду англичанин. И говорит так чисто, как приезжие не говорят.
Гонщик меж тем тянул пиво, стараясь не замечать назойливости хозяйки. Другой пивной, которая бы открывалась в девять утра, здесь все равно нет, а напряжение снять нужно обязательно.
Он был совсем молодым человеком, на вид лет двадцати или чуть больше. Худощавая ладная фигура делала его выше протокольных ста восьмидесяти двух сантиметров, а красивая, породистая посадка головы придавала уверенный и немного снисходительный вид. У него была мраморно-белая кожа, чуть тронутая мягким северным загаром, черные прямые волосы, волной осенявшие высокий чистый лоб, узкие, будто тушью прорисованные брови и синие глаза. При этом черты лица тонки и изысканы, точно над ними долго и тщательно работал резец опытного скульптора.
Юношу звали Ларс Веллингтон, он был сыном покойного совладельца компании «Ларосса-корпорейшн» лорда Джорджа Веллингтона. И уже одно то, что «Джи-Дабл-ю» не запретил единственному наследнику реализовать детскую мечту – сесть за руль гоночного болида, говорило, по мнению лароссовцев, о выдающейся преданности делу и удивительной лояльности покойного патрона.
При жизни Веллингтона-старшего отношения в «Лароссе» были мягче, будто бы теплее. Может, поэтому к сыну лорда Джорджа все в команде относились добродушно. Иначе двадцатидвухлетнему парню, наделенному полным набором юношеских амбиций, иллюзий и восторгов, пришлось бы солоно в акульем мире «Фортуны». В мире, который он обожал.
– Доброе утро, Ларри! А я думал – кроме меня, здесь никого не будет. Все заторопились домой – лишь бы не попасть на зуб столичной комиссарше!
В бар вошел и сразу направился к столику Веллингтона еще один молодой человек, лет тридцати, не больше. Среднего роста, светловолосый, подтянутый, он показался бы спортсменом даже в самой «неспортивной» обстановке. Ну а уж здесь-то, рядом с гоночным городком, вид выдавал его с головой. Одет он был в светлые брюки, черную футболку и наброшенную на одно плечо черную атласную куртку.
– Привет, Брэд! А до нас-то комиссарше какое может быть дело? – Ларс недоуменно оторвался от пива и ногой повернул стул так, чтобы вошедшему удобней было сесть. – Ладно, еще до меня: все-таки я – пилот «Лароссы». Но ты-то!
Тот усмехнулся:
– Я? Ну, я, само собой, ни при чем. Если не считать фамилии.
Его красивое, немного тяжелое снизу лицо при этих словах слегка дернулось, выдавая куда большее волнение, чем он хотел бы показать.
– Бармен! Или кто тут есть? Виски! И поживее!
– А ты разве не на машине? – наивно поинтересовался Ларри и поймал такой взгляд, что тут же осекся. – Прости. Само собой, от стаканчика спиртного беды не будет.
– И от двух, Ларри. И даже от трех! – голос Брэда дрогнул то ли от злости, то ли просто от раздражения. – И мне плевать на полицию. Пле-вать!
– Боже мой! – толстуха-барменша подкатила к столику и сбоку заглянула в лицо светловолосого гонщика. – Вы… Вы же..? Ведь вы – Лоринг, да?
Ее большое лицо все зарделось и засветилось от одной мысли, что она стоит рядом с великим Лорни. Но тот, кого она приняла за мировую знаменитость, тотчас ее разочаровал:
– Лоринг, да другой! Что вы так на меня уставились, тетенька? Я у вас виски заказывал, а не порцию восторгов в адрес моего несравненного братца! Виски, понимаете?
Она поджала губы, сердясь, может – на себя, может – на невежливого посетителя. Однако не сказала ни слова. Опыт подсказывал ей: парень этот хотя и гонщик и потому пить много никак не должен, на сей раз выдует не одну порцию виски, даже не две. А значит, лучше его не злить: ведь через полчаса на выезде из городка откроется еще одно кафе. Правда, оно – летнее и с куда меньшим ассортиментом, но кто их знает, этих знаменитостей?
– Вот тебе и пожалуйста! – воскликнул Брэндон Лоринг, отвечая усмешкой на понимающий взгляд Ларри. – Так же точно и комиссарша бы тотчас ухватила меня под уздцы. А ведь уж не так и похожи мы с Дени!
Младший брат Даниэля и вправду походил на него скорее условно: посадишь рядом – совершенно разные. Но все же между ними проскальзывало что-то неуловимо общее – та же посадка головы, та же линия красиво развернутых плеч. Да и в походке – такая же гибкая твердость, точность движений, легкая пластика и скрытая сила.
На этом сходство исчерпывалось. Брэндон был на семь лет моложе брата, но выглядел старше – чуть более высокий, более крупный, с более массивным лицом, а главное – с более жестким его выражением. Он участвовал в большой «Фортуне» с двадцати лет, то есть оказался в рядах «всадников» раньше, чем в свое время Даниэль, который завоевывал свою славу ступень за ступенью. Однако Брэд хорошо понимал, что получил аванс, и аванс этот ему выдали только под фамилию Лоринг. Надо сказать, «Балтимор», пригласивший его на место ушедшего в «Лароссу» Даниэля, вроде бы не прогадал: Брэд если и не был гениален, как его старший брат, то отличался хорошей настырностью, был достаточно быстрым, отлично чувствовал трассу и машину. Вот только постоянно не ладил ни с механиками, ни с инженерами и ненавидел лишнюю работу. Если отправить Даниэля на дополнительные тесты не составляло труда (он часто сам на них напрашивался, даже и падая от усталости!), то Брэндон открыто напоминал своим руководителям: внеурочное тестирование не оговорено его контрактом. И отчего-то он, хорошо проходя квалификацию, постоянно терял позицию, а значит – и очки на трассе. У Даниэля же нередко бывало наоборот – он мог оказаться в квалификации даже и десятым, а к финишу приходил первым или вторым.
Из-за всего этого «Балтимор» вскоре пожалел о контракте с Лорингом-младшим и не стал его возобновлять. Однако знаменитая фамилия продолжала работать: менеджер Брэда сразу же заключил договор с «Рондой» – командой, которая имела очень серьезные планы на будущее. И последние два года Брэндон Лоринг довольно успешно за нее выступал: правда, редко поднимаясь на подиум, но упорно выбивая для нее очки, так что команда в общем зачете предыдущего года заняла третье место.
А на первом оставалась «Ларосса», оставался Даниэль, и получалось так, что все и всюду напоминали об этом Брэду.
– Сердишься? – улыбнулся Ларри в ответ на раздраженную мину Лоринга-младшего. – А я был бы рад иметь брата. Особенно такого!
Брэндон перегнулся через стол и похлопал парня по плечу:
– Понимаю. Но уступить не могу – это мой брат! Знаю, как ты им восхищаешься…
– Им все восхищаются. Просто, понимаешь, у нас есть возможность оценивать профессионально. Я вот смотрю, как он идет по трассе, и думаю, что у меня так никогда не получится. Я не смогу до такой степени слиться с машиной, всем существом ощущать скорость, сопротивление воздуха. С этим рождаются, наверное, как с умением писать музыку или стихи!
Барменша принесла виски и поставила перед Брэдом станкан, оранжево светящийся в упавших на столик лучах солнца. Молодой человек сделал пару глотков, и напряжение на его лице постепенно сменилось усталым безразличием. Он посмотрел на Ларса и прервал неловкое молчание:
– У тебя, милорд, Дени сам получается какой-то машиной. Некоторые, его, между прочим, таким и считают. А другие называют маньяком, потому что он думает только о гонках и о своих победах. Отчасти это так и есть, что и говорить! Я тебе больше скажу: он иногда просто отключает голову, чтоб не мешала нестись по трассе! Его заклинило на том, что он – великий и ему все можно.
– Неправда! – взорвался Ларри и даже подскочил за столиком. – Брэд, я знаю, что многие так думают, но ты-то знаешь, что это – ложь! А говоришь так – потому что… потому…
– Ну? Договаривай! – серые, пронзительные глаза гонщика «Ронды» потемнели и сузились. – Потому что завидую, да?
– Не поэтому. Завидую Даниэлю и я. И другие пилоты: невозможно без этого. Но ты просто знаешь его всю жизнь и всю жизнь пытаешься просчитать – отчего же он такой? Формулу какую-то вывести. Но не получается: формулу гениальности знает только Бог.
– Да! – фыркнул Брэд. – И редко применяет, чтобы не рисковать. А то вдруг в «химической реакции» что-нибудь пройдет не так, и вместо гения получится монстр? Бедняга Даниэль! Даже ты – который настолько его любишь – говоришь о нем, будто о марсианине. А он – человек, между прочим. И от всего этого начинает уставать. Когда кругом день и ночь твердят, какой ты безупречный, в конце концов все пойдет наперекосяк. Да уже идет! Дени ведь провалил начало сезона. Напрочь провалил. Теперь выкарабкивается, но еще сумеет ли? Вопрос.
Бледные щеки Ларри Веллингтона залил румянец, в глазах появился гнев. И утонченное лицо английского аристократа вдруг изменилось: словно хороший гример добавил неуловимые черточки, заставив проявиться некую восточную пылкость, которая не подчиняется рассудку.
– Что ты несешь?! – крикнул Ларс, давая волю охватившему его бешенству. – Начало сезона провалил не Даниэль, а «Ларосса». Я имею право так говорить: это уже давно не наша командная тайна – все газеты писали. Машина была во много раз хуже прошлогодней. Она и теперь не в лучшем состоянии, я же тоже вижу: ведь я сейчас – второй пилот. Но даже если не все получалось у Лорни, это не значит, что он теряет форму. Ты же не кретин-журналюга из желтой газетенки! Это они вовсю скрипят перьями про какой-то там «кризис чемпиона», про возраст и прочую ахинею! Вообще: о чем ты думаешь, о чем говоришь? Твоего брата сегодня чуть не убили, понимаешь? А тебя волнует, отчего он до сих пор такой непобедимый!
Брэндон созерцал эту вспышку с невозмутимым видом, однако на его скулах шевельнулись желваки, а глаза потемнели еще сильнее. Тем не менее он подождал, пока Ларри изольет свое возмущение до конца.
Когда молодой человек умолк, Лоринг-младший допил свой виски и щелкнул пальцами:
– Хозяйка! Повторите. Слушай, Ларри, а может, поедем в Лондон и завалимся в какой-нибудь бар? Чует мое сердце, что полиция может нагрянуть и сюда.
– Нагрянет так нагрянет. Ты не ответил мне.
– Не ответил, потому что ты неправ. Нет, в том, что в провале сезона больше виноваты ваши инженеры, а не Дени, это, скорее всего, так. Но и он был не тот. Ну честно, не тот! А что до остального… Я об этом все время думаю, Ларри. Иначе с чего бы, как ты полагаешь, я решил выпить? Брат-то у меня один. Но, может быть, все-таки не его хотели убрать?
Веллингтон развел руками:
– А кто еще мог взорваться в его машине?
– Но взорвался-то Джанни Висконти.
– Который никоим образом не должен был оказаться в болиде и тем более выехать на нем! Брэндон, пойми: это было покушение на Даниэля!
Лоринг-младший нетерпеливо схватил стакан с подноса, не дожидаясь, пока тетка-барменша водрузит его на столик.
– Спасибо. И сделайте милость: не стойте над нами! У нас деловой разговор, который вовсе не обязательно слушать еще кому-то.
Проводив взглядом обиженно раскачивающиеся бедра хозяйки, Брэд вновь повернулся к Ларсу:
– Твои соображения? Кто это сделал?
Милорд покачал головой:
– Если бы я мог предполагать! Газеты, само собой, напишут, что это – теракт, но…
– Очень может быть, – согласился Брэндон. – Случись такое, не дай Бог, во время заезда, и не с Джанни, а… Фу, даже и представлять не хочу! Но все равно – мало похоже на правду. Эти уроды обычно стараются угрохать куда больше народу. А вот о чем наверняка многие будут писать, так это о конкурирующих командах. Сейчас на «Балтимор» повесят всех собак. Да и на нашу «Ронду» тоже. То-то начнется потеха! А полиция эти версии станет проверять и перепроверять, всех будет дергать и всем перепортит нервы. Представляешь, Ларри?
Веллингтон только махнул рукой:
– Тут уж ничего не поделаешь. Ведь в любом случае подозревать будут не пилотов, а боссов других команд. И уж тебя-то это всяко не коснется. Все знают: хоть вы с Дени и любите иногда сцепиться, но все равно дружите. Так что тут тревожиться не о чем. По мне – лишь бы нашли убийцу.
Лоринг-младший собирался ответить, но тут в его кармане тонко запел мобильник. Вытащив его и глянув на экранчик, немец пожал плечами:
– Кто это может быть? Совершенно незнакомый номер. Да, слушаю! Кто? А-а-а, ну да. Я? Нет, я еще в Килбурне. Куда прийти? А зачем? Да, но я совершенно ничего не знаю. Дени? Не видел я его, я вообще только что приехал и узнал, что заезда не будет. Послушайте, комиссар! О чем вы будете меня спрашивать, если мне вам нечего отвечать? А? Ну, хорошо. Только лучше бы вы ко мне. Я в баре, на Цветочной улице. Это совсем близко. Мистер Веллингтон? – Брэндон кинул вопрошающий взгляд на Ларса, и тот утвердительно кивнул. – Да, я видел мистера Веллингтона. Даже и в настоящий момент вижу. Так что вам есть прямой резон самому… о, простите! Самой прийти к нам. О’кей.
Он захлопнул крышечку телефона и состроил младшему товарищу выразительную кривую мину.
– Нашла! Правду говорят – эта найдет не то, что под землей, а хоть у кита в желудке! Да ладно. Все равно придется с ней пообщаться.
– Придется, – вздохнул Ларри. – А ты что, не отличил женский голос от мужского?
– А он у нее и есть мужской. По телефону, во всяком случае. Тьфу! Говорил же, поедем в Лондон! Тогда бы эту беседу хоть удалось отдалить.
И Брэндон, снова осушив стакан, еще раз щелчком пальцев подозвал барменшу:
– Повторите! На трезвую голову я сегодня не вынесу полицейских.
Последние слова относились к Ларри, смотревшему на него со все возрастающим изумлением. Гонщики «Лароссы» в основном почти никогда не пили крепких напитков. А когда все же случалось, то ограничивали себя парой рюмок, не больше.
«Что бы он там ни болтал, но Даниэля он очень любит!» – подумал Веллингтон и по привычке встал, едва в дверях бара появилась комиссар Айрин Тауэрс.
Глава 7
Начальство волнуется
Ни один полицейский не любит ходить с отчетами к начальству. Тем более если это касается едва начатого дела, в котором не то что еще ничего не прояснилось, но даже нет ни одной ясной версии.
Поэтому комиссар Айрин Тауэрс не могла не поморщиться, когда, едва вернувшись в управление, узнала, что ее ждет с докладом не кто-нибудь, а сам шеф Скотленд-Ярда Эдвин Стоун. Правда, в глубине души она и не сомневалась, что такой вызов последует: слишком громким скандалом могла обернуться драма на всемирно известной гоночной трассе, драма, сорвавшая заезд прославленной «Фортуны». А если учесть, что взорвалась машина самого Даниэля Лоринга, то полицейскому управлению следовало ожидать любых осложнений…
– Мне уже звонил премьер-министр! – мрачно сообщил Стоун, едва комиссар появилась не пороге его кабинета. – И пресс-секретарь ее величества тоже звонил. Шум такой, точно взорвали или, по крайней мере, пытались взорвать Букингемский дворец! Что, в конце концов, такое эта проклятая «Фортуна», из-за которой всех так залихорадило? Когда четыре дня назад американская банда ограбила один из крупнейших лондонских банков, подобных звонков и суматохи не было!
Комиссар терпеливо ждала конца тирады. Ее лицо при этом оставалось невозмутимым, но про себя она усмехалась: да уж, шеф попал! Выдержать этот шквал звонков и вопросов, толком не понимая, о чем вообще идет речь… Ведь мистер Стоун не то что в автогонках, он даже в футболе почти ничего не смыслит, поэтому неожиданная буря из-за взорвавшейся где-то в предместье машины повергла его в настоящий шок.
– Вы ведь, кажется, ходили когда-то на какие-то гонки, так, комиссар? – на бледном сухощавом лице шефа появилась испарина, и он аккуратно промакнул лоб и скулы платком. – Объясните мне, что в них такого? Почему это сводит людей с ума?
Айрин Тауэрс опустилась в кресло сбоку от стола Стоуна (без приглашения, поскольку он приучил подчиненных не церемониться, разве что вызов был связан с какой-либо провинностью) и, сделав небольшую деликатную паузу, проговорила:
– Прошу прощения, сэр, но, во-первых, я ходила не на какие-то гонки, а именно на гонки класса «Фортуна». И не хожу теперь только из-за отсутствия времени, а не потому, что мне это надоело. А на второй ваш вопрос мне трудно ответить: простите за дерзость, но объяснять человеку, который никогда не был болельщиком, что такое спортивный азарт, это то же самое, что описывать дальтонику картины импрессионистов! Если хотите, могу дать историческую справку и вкратце рассказать, в чем суть самого соревнования.
– Сделайте милость!
Стоун, старый скотленд-ярдовский туз, уже девять лет как занявший свое беспокойное кресло, не был ни занудой, ни тупицей, какими часто изображают больших полицейских начальников в детективных фильмах. Не был он, впрочем, и блистательным сыщиком, снискавшим заслуженные лавры и мудро руководившим им же подготовленной сменой. Это был идеальный начальник: в меру умный, в меру строгий, изредка вспыльчивый, достаточно уверенный в себе. Он хорошо знал весь огромный штат своих подчиненных, то есть, разумеется, не знал по имени и в лицо каждого полицейского, но помнил все о каждом комиссаре, о проблемах каждого отдела, умел поощрять добросовестных сотрудников и наказывать за нерадивость, не вызывая ненужных обид.
Комиссар по особо важным делам Айрин Тауэрс была у него на особом счету. Ею он дорожил, понимая, что и таких сыщиков, и таких отменных бойцов в Скотленд-Ярде можно пересчитать по пальцам, даже, пожалуй, по пальцам на одной руке. Поэтому в определенных сложных ситуациях, когда его собственное мнение не совпадало с мнением знаменитой ищейки, Стоун давил в себе всплески задетого самолюбия и не чинил препятствий действиям Тауэрс.
Не стал он обижаться и на ее невольный укол – конечно, заядлые болельщики даже представить себе не могут, что возможно полное равнодушие к их любимому допингу…
Айрин оценила его снисходительность и принялась рассказывать так увлеченно, будто надеялась передать свою увлеченность шефу:
– Автогонки класса «Фортуна» проводятся шестьдесят лет. Начались именно в Англии, но первые сорок лет трасса проходила не в Килбурне, а вблизи местечка Сент-Мери-Мид, теперь знаменитого скорее благодаря Агате Кристи[7]. Это – самое увлекательное автогоночное состязание, потому что в нем нет никаких дешевых эффектов – прыжков машин на буграх, туч пыли, пересеченной местности… Здесь все зависит от качества машины, от мастерства и сил пилота. Поэтому справедливо считается, что в большой «Фортуне» сражаются двадцать лучших автогонщиков мира, хотя и туда попадают случайные люди, всякое бывает… Десять команд – это десять ведущих автоконцернов мира, создающих лучшее, на что способны их инженеры и конструкторы, – совершенную модель гоночного болида. Это – прообраз машины следующего столетия, и то, что вытворяют на трассе эти двадцать парней – по двое от каждой команды, по сути – испытание будущих моторов, будущих колес и шин, будущих скоростей. Они рискуют жизнью, но те, кто поедут на потомках их болидов спустя лет пятьдесят, рисковать не будут.
Впрочем, об этом никто не думает. «Фортуна» – просто великолепное зрелище, и десятки тысяч людей собираются его смотреть ради чистого адреналина. Каждый Гран-при проходит в три этапа. В пятницу – так называемые свободные заезды, когда пилоты показывают максимальную скорость, которую способны выжать из машины. Результаты этих заездов не засчитываются, но для престижа гонщика и его команды они очень важны. В субботу – квалификация: каждый гонщик делает один круг по трассе. И от результата, от того, с какой скоростью он прошел этот круг, зависит, откуда он возьмет старт.
– То есть что значит – откуда? – с неожиданным интересом спросил Стоун.
Комиссар нагнулась к его столу, оторвала листок от спиральной стопки бумаг для записей и, взяв ручку, нарисовала дорожку, на которой в шахматном порядке стояли десять крохотных машинок. Вторая носом доставала до середины корпуса первой, третья – второй, и остальные – точно так же.
– Вот, – сказала Айрин Тауэрс. – Это – стартовая решетка. Первое место на старте заезда называется поул-позишн. Его занимает тот, кто на квалификации показал самый лучший результат. Тот, у кого второй, стоит на полкорпуса дальше, и так далее. В момент старта все делают рывок, и первый стремится сохранить свое место и оторваться от остальных, а эти остальные рвутся каждый улучшить позицию, потому что обгонять на трассе очень нелегко. При старте бывают столкновения, вылеты, аварии. Впрочем, они бывают на любом отрезке заезда.
– И в каждой стране так? – уже с явным интересом спросил шеф. – Я слышал, что «Фортуна» проходит в нескольких странах. И везде такая вот дорога, как у нас?
– В двадцати. И все автодромы имеют свою форму, иногда очень сложную. К слову, наш, килбурновский, – один из самых трудных. Длина у трасс разная, но не больше шести километров. Поэтому и количество кругов на разных Гран-при различное. У нас их шестьдесят.