Пилот Хаоса (№3) - Несущий перемены

— Назовите мне имена других художников, с которыми я бы мог поговорить.

— О вашей сестре?

— И о Трезе Волан.

Гонри резко обернулся к нему, его глаза холодно блеснули, листок чека зашуршал в руке.

Палатон беспечно добавил:

— Я весьма заинтересован ее работой.

Напряжение уходило из фигуры Гонри очень медленно, по мере того, как он брал себя в руки. Его нос побледнел, но Палатон сделал вид, что ничего не заметил.

Гонри наконец произнес:

— Попытайтесь что-нибудь узнать в храме. Глава нашей общины должен совершать там дневные медитации, — он вышел, комкая в кулаке чек, выписанный Палатоном.

Храм был построен из горного камня — грубых, обтесанных вручную глыб, намертво скрепленных друг с другом. Однако стоящее рядом здание музея было сравнительно новым, вероятно, построенным в последние несколько веков, и его синтетические стены хорошо защищали от ветров и снега. Палатон прежде всего направился к музею, надеясь увидеть коллекцию работ учеников, которые бывали здесь, а также мастеров, и он не был разочарован. Он нашел даже вышивку Трезы, изображающую один из домов, стоящий в отдалении, хотя таких домов в городе насчитывалось не более двух. К двери дома вела мощенная булыжником дорожка с пробивающимися между камнями растениями — такая же, как улица, по которой шел сегодня Палатон. За домом на гобелене возвышалась гора, восходящее солнце заливало дом, а в небе, вдалеке, еще виднелась последняя звезда.

Картину были великолепны, как и движущиеся и статичные скульптуры, но больше всего привлекло Палатона затемненное крыло музея, где он долго простоял в торжественном молчании. Здесь размещались предметы психокинетического искусства — картины и скульптуры, которые оживлялись бахдаром, а теперь оставались мертвыми, поскольку больше никто не мог привести Их в действие.

Палатон уже выходил, когда услышал вечерний звон колоколов, отдаленный звук, на который эхом отзывались горы. Храм казался пустым, Палатон нехотя вошел туда, не зная, найдет ли там кого-нибудь. Этот храм предназначался не для очищения, а для повседневных медитаций, в нем царила полная тишина. Палатон в нерешительности стоял на пороге, считая, что в храме присутствует он один, пока до него не донеслись слабые, еле слышные голоса.

— Должно быть, ты и есть тот состоятельный гость.

Палатон прищурился, оглядывая комнату, и наконец заметил чоя — худощавого и старого, лысый череп которого казался и по цвету, и по форме напоминающим камень, обкатанный бурной рекой. То, что в таком преклонном возрасте этот чоя еще занимал пост главы общины, свидетельствовало о глубине и силе его ума.

— Я прибыл сегодня днем, — ответил Палатон. — Я — Териот.

Глава общины не поднялся с кресла, лиловые глаза устремились на прибывшего из морщин лица, и он заметил:

— Мне все равно, каким именем ты пользуешься.

— Тогда, может быть, вы поможете мне кое в чем? — ответил Палатон, подходя поближе к старику.

— Пожалуй.

— Я приехал, чтобы узнать о Трезе.

Глава общины долго смотрел на него, не мигая, затем подался вперед.

— Хорошо, — пробормотал он, — что наконец-то кто-то пожелал о ней узнать. Но кто ты?

— Ее сын.

Эти слова вызвали из старческих бледных губ странный звук — полусмех, полуплач.

— Ее сын — тезар, — возразил глава, — а ты лишен силы, как яичная скорлупа.

— Когда-то у меня была сила, — с болью ответил Палатон. Он знал, что этот момент неизбежен, что рано или поздно кто-нибудь узнает о его тайне. Но услышать такие слова от старика оказалось мучительно. — И я надеюсь обрести ее вновь.

— Что сгорело, того не восстановишь.

— Я не сгорел.

Старик окинул его еще одним проницательным взглядом.

— Кто посмел украсть силу у тезара? — усмехнулся он.

— Она была отдана, и когда-нибудь я найду способ вернуть ее обратно.

Старик хмыкнул и заметил:

— Если у тебя не хватает смелости попросить о том, что принадлежит тебе, никто тебе не поможет, — он встал, завернувшись в свой длинный плащ.

— Я пришел говорить не о себе, а о Трезе.

Старик вскинул голову.

— Это все равно, — усмехнулся он. — Если ты ничего не знаешь, я не могу помочь тебе.

— Это не все равно, — возразил Палатон. — Существуют наследие, Дома и судьбы, о которых я ничего не знаю.

— Тогда зачем ты пришел сюда?

— Чтобы найти своего отца.

Тишина в храме стояла так долго, что Палатон начал слышать биение своего сердца, а затем старый чоя глубоко вздохнул.

— Ничем не могу тебе помочь, — старик медленно повернулся и взглянул на каменную стену, как будто видя расположенный за ней музей. — Ты должен помочь себе сам, — он вышел, шурша длинным плащом, и его узловатая, сутулая фигура напомнила Палатону гигантского паука.

Глава 23

— Чирек — один из моих лучших и преданных служащих, — подчеркнуто повторил Гатон. — Он не мог увезти Рэнда.

Йорана терпеливо повторила все, что уже говорила не раз, и добавила:

— Есть надежда, что это исчезновение вполне невинно. У меня нет желания начинать беспорядочные поиски.

— Беспорядочные! Зачем Чиреку портить всю свою карьеру? Что могло ему понадобиться от Рэнда? — Гатон покачал головой, и его волосы свесились надо лбом. Министр небрежно убрал их. — Ты уже связалась с Палатоном?

— Я не могу это сделать, — спокойно ответила Йорана. Она даже не пыталась. Она представляла, по какому делу уехал наследник, и понимала, что едва он обо всем узнает, сразу же вернется искать Рэнда. Йорана надеялась отыскать человека и доставить его во дворец не позже, чем в этот же вечер. — Думаю, следует держать это событие в тайне — так будет лучше для всех нас.

Гатон устал и рухнул в кресло. Он приложил руку к груди, где его старое сердце иногда билось так же неровно, как у Ринди, и задумался, стоит ли вызывать врача. Он с трудом сглотнул.

— Делай то, что считаешь нужным, но держи меня в курсе. Я не хочу объяснять появление еще одного трупа. У нас и так достаточно неприятностей с теми тремя, увезенными в лагерь. Новое событие может вызвать мятеж, и на этот раз простолюдины спалят весь город, — он задумался. — Ты обыскала комнаты Чирека?

Йорана кивнула. Та часть дворца, которую занимали служащие, была весьма обширна, но в ней не удалось найти ничего подозрительного, и ауры свидетельствовали, что Чирек уже несколько дней не бывал у себя. Если бы Йорана знала, где жила Дорея, возможно, она сумела бы установить, где Чирек проводит вечера, но пака ей этого не удавалось. Не имея доказательств, она ничего не сказала Гатону о явной связи этих двух чоя. В конце концов, это было не его дело. Обеспечение безопасности лежало на ней. Когда все факты подтвердятся и причины откроются, она сможет сообщить министру все, что ей известно.

Йорана собралась уходить, но Гатон поднял руку, останавливая ее. Дрожь этой руки изумила Йорану, и видимо, это изумление выразилось на ее лице, ибо Гатон быстро уронил руку и сжал кулак.

— Сегодня утром Паншинеа оставил для меня сообщение. Его влияние в Союзе быстро исчезает. ГНаск выдвинул официальный протест против нехватки пилотов, требуя передать Союзу секрет тезарианского устройства и принуждая Чо начать подготовку пилотов и штурманов других народов. Паншинеа считает, что единственный способ успокоить Союз — самому вернуться на Чо под предлогом коренных изменений в системе летных школ.

— Но Палатон уже начал эти изменения, — возразила Йорана и тут же остановилась, оборвав себя.

— На Чо не может быть двух императоров, — сдержанно напомнил Гатон.

Йорана вспомнила слова прорицательницы.

— Но что будет с Палатоном?

— Паншинеа отстранит его от дел, а может, отошлет на Скорбь, хотя я попытаюсь убедить его не делать этого. Палатон не питает особой привязанности к Чертогам Союза. Вряд ли ему понравится подобное назначение.

— Он — пилот, — возразила Йорана. — Если кто-нибудь и способен разобраться, что происходит в летных школах, так только он. Паншинеа ничего в этом не смыслит.

Гатон моргнул, как будто не расслышал ее, и медленно произнес:

— Я предложил в качестве замены Риндалана. Как только его здоровье улучшится, он сможет убедить всех этих абдреликов и иврийцев. Он сочетает в себе мудрость и достоинство, как никто другой.

— Ринди?

Гатон кивнул.

— Он уже знает об этом?

— Я беседовал с ним сегодня утром. Эти возможности… заинтриговали его. Доктор Ниневер говорит, что он уже способен путешествовать, но должен пройти восстановительную терапию в течение еще одной недели, и, вероятно, ему придется ходить только с помощью трости.

— Значит, он не отказался.

— Да, — Гатон улыбнулся. — Кажется, эта перспектива его обрадовала.

Разумеется, Йорана помнила, как и все прочие, что они могли лишиться Ринди, и подобная поездка на Скорбь насторожила ее. Как Паншинея мог решиться на такое, зная о преклонных годах Ринди?

Палатон лишится еще одного помощника. Чем больше она размышляла об этом, тем больше понимала намерения Паншинеа. Он постарается отвратить от Палатона всех теза-ров, Ринди, простолюдинов, так, чтобы тому было неоткуда ждать поддержки. И тогда император сможет достичь цели без труда. Никто даже не заметит, если Паншинеа решит прикончить Палатона.

Только она, Йорана, могла теперь помешать изгнанию Палатона.

Она подняла голову, заметила пристальный взгляд Гатона и поняла, зачем министр рассказал ей обо всем — он пытался заранее подготовить ее.

— Почему он решил сделать Палатона наследником? — спросила она.

Гатон отвернулся и пожевал губами, как будто пробовал горькие слова на вкус.

— Думаю, он надеялся с помощью Палатона избежать великого множества затруднений. Вряд ли он принимал в расчет то, каков Палатон, или поддержку со стороны простолюдинов. Не думаю, чтобы Паншинеа понимал, как следует обращаться с честным чоя, — министр вздохнул, — да и я тоже этого не понимаю.

Йорана пробормотала: «У меня дела» и вышла, намереваясь разыскать Рэнда прежде, чем придется защищать Палатона.

Рэнд наблюдал, как Чирек деловито роется в своих вещах, отбирая лишь некоторые из них. Все, что хотел взять с собой этот чоя, легко уместилось бы в небольшой сумке. Голова и лицо Рэнда скрывались под легкими повязками, руки были одеты в перчатки, и речь стала слегка приглушенной, когда он заметил:

— Ты не собираешься возвращаться.

— Да, — с сожалением ответил Чирек. — Вряд ли это будет возможно. Но я ждал этого всю жизнь. Я не жалею об изменениях — это было бы лицемерием с моей стороны, — он горько улыбнулся. — Боюсь, я слишком привык к удобствам своей жизни и работы.

Рэнд оглядел подземное помещение, убранное со спартанской простотой — оно выглядело отнюдь не комфортабельным. Чирек вышел из ниши, небрежно свернул потрепанную одежду и сунул ее в сумку. Он поманил Рэнда к лестнице. Когда оба достигли верхней ступени, потайная дверь открылась.

Чирек обернулся к Рэнду.

— Все это исчезнет через какой-нибудь час, — заметил он, оглядывая комнату. — Комната окажется наглухо закрытой, не успеем мы перейти улицу.

— Ты сожалеешь об этом?

— И да и нет. Если ты не веришь мне или я в чем-нибудь ошибся, то обратного пути все равно нет… — священник глубоко вздохнул. — Идем.

Рэнд почувствовал себя виноватым. Он пропустил вперед священника, вышел за ним и хотел закрыть дверь. Чирек остановил его.

— Не надо, — сказал он. — Не будь тебя, появился бы кто-нибудь другой, а мне следовало подготовить свой народ к Преображению. Я стал слишком суетным, слишком беспокоился о своем настоящем. Оставь ее.

Рэнд подчинился приказу и вышел вместе со священником на улицу.

В порту он заволновался, замечая любопытные взгляды, хотя и знал, что повязки делают его совершенно неузнаваемым. Чирек вел его сквозь толпу, тихо говоря:

— Не беспокойся. Пока еще тебя не начали искать. Даже если Йорана знает, что ты исчез, она будет ждать приказа до последней минуты.

Она не знает, что ты ушел по собственному желанию.

Рэнд посторонился, уступая дорогу старой чоя, которая назвала его «малышом» и ласково потрепала по плечу. Он едва доставал ей до подбородка. Чирек решительно взял его за руку и повел к ждущему глиссеру.

От жары легкие повязки Рэнда стали пропитываться потом, и он чувствовал себя очень неудобно с мокрым лицом. Прорези для глаз были неудобны для обзора. Он чуть не споткнулся, проходя на поле через ворота. Только теперь он понял классовые различия Чо — простолюдины выходили на посадку через неудобную, узкую калитку, их рассаживали в самой тесной части салона, все чоя вокруг него говорили короткими и отрывистыми фразами, в то время как в передней части салона, где занимали места чоя из Домов, трейд слышался так же часто, как язык чоя.

Он мог бы понять чоя, если бы воспользовался бахдаром, но решил, что это будет слишком опасно. Они заняли свои места, и Чирек предложил Рэнду вздремнуть, объяснив, что до Баялака не менее двух часов лету.

Рэнд прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла, обнаружив, что подголовник, предназначенный для рогового гребня, совсем ему не подходит. Раздраженно поерзав, он склонил голову на ручку сидения. Простая обстановка вокруг напоминала ему о доме. Он ощутил острое желание вновь увидеть родину, встревожился о своем отце, о грозящей ему бедности — не особенно страшной, но постоянно напоминающей о себе, о болезнях и загрязнении. На Земле было невозможно позволить себе быть бедным.

Быть бедным на Чо означало совсем иное. Бедным считался тот, кто был лишен силы, не получал ее преимуществ и потому подвергался дискриминации. Выглянув из окна, Рэнд увидел сожженные здания на окраинах, оставшиеся еще со времен мятежа, и это только усилило его тоску. Рэнд сидел среди простолюдинов и чувствовал их тревоги, надежды, мечты о завтрашнем, лучшем дне, и опасения, что он никогда не наступит.

В это утро Рэнд проснулся в самую рань, чтобы попрощаться с Палатоном, и теперь задремал прежде, чем глиссер успел прогреть двигатели.

Прибытие в Баялак напоминало погружение в дымящуюся ванну. Пока Рэнд шел от глиссера, хромая на затекшую ногу, он чувствовал, как по его шее за воротник стекают струйки пота. Он вдыхал сильный мускусный запах тел чоя, окружающих его, видел океан высоких фигур с распущенными гривами и огромными, поблескивающими глазами. Чоя возвышались над ним и опережали его. Чирек взял его за локоть со словами:

— Не торопись.

Сильный фруктово-цветочный аромат наполнял воздух в порту и на улице, где на стоянке сгрудились машины самого разного вида, которые сдавали напрокат.

— Что это? — спросил Рэнд, пытаясь определить источник аромата и поднимая скрытое повязкой лицо.

— Панет, — объяснил Чирек. — Сейчас он как раз цветет.

— Пахнет почти как магнолия, — ответил Рэнд. — У нее огромные белые и нежные цветы.

— А у панета — сливочно-желтые, бледные, темнеющие при увядании, — сказал Чирек. — Они распускаются по утрам и закрываются к ночи, но пахнут очень сильно во весь пери цветения, особенно ночью. Маленькие птицы живут в их бутонах, пока те не засыхают и не опадают — незадолго до зимы, — казалось, он кого-то увидел в толпе, после чего отвел Рэнда в сторону. — Пойдем.

— Нам далеко идти?

— Это неважно. Я хочу узнать, что случилось, ибо еще никогда не видел здесь таких толп. Я велел Сели спрятать ее в надежном месте, но, кажется, слухи все-таки просочились, — он взял за руку Рэнда, и они с трудом начали проталкиваться вперед.

Рэнд огляделся. Большинство домов здесь было деревянными, пропитанными веществом вроде креозота и оттого потемневшими, их стены были шероховатыми и выщербленными от ветра и соли. Дерево, которое осталось необработанным, побелело, как прибрежные камни. Запах соли и болотной тины почти перебивал аромат цветов пакета. От взгляда Рэнда не укрылась окружающая его нищета. Баялак был морским портом, городом, живущим рыбной ловлей, и чтобы выжить здесь, бахдар был не нужен. Рэнд всматривался в обветренные лица проходящих мимо чоя.

Рэнд чувствовал, что на него обращают внимание. Здесь были чоя, которые стремились получить помощь от Палатона, но его друг не знал о них. Он думал, что слушает их, и говорил от их имени, но Рэнд знал, что Палатон видит только то, что хочет увидеть. Есть Заблудшие, «не видящие Бога», а есть «не видящие Чо», подумал Рэнд.

Он знал, что в городе есть и чоя из Домов — он видел их в глиссере. Задыхаясь, пытаясь примериться к широкому шагу Чирека, он вдруг остановился. Чирек немедленно повернулся к нему, и его лицо покрылось беспокойными морщинами.

— С тобой все в порядке?

— Где чоя из Домов? — спросил он. Чирек взглянул поверх его головы и заметил:

— Отсюда тебе не виден город. Баялак делится на две части, и та, что находится на северо-востоке, у края розовых песчаных пляжей, — совсем иной мир. Сюда приезжают отдыхать чоя из Домов. Баялак — довольно бедный город, чтобы жить здесь постоянно.

— Значит, такое творится по всей планете?

Чирек смутился только на секунду, прежде чем ответить:

— Да. Конечно, они этого не замечают. Мы обречены выполнять только ту работу, при которой не требуется бахдар. Нас слишком много, и мы надеемся, что наша молодежь получит то, чего лишены мы сами. Однако при этом мы получаем все меньше жилья, возможностей и надежды.

Рэнд посмотрел под ноги. Он видел бесчисленные капельки, блестящие в пыли. Капли пота стекали по его щекам и падали на землю, тут же впитываясь в нее. Чирек помахал рукой у его лица, пытаясь охладить его.

— Мы уже почти на месте.

Мимо них прошла группа простолюдинов, и Рэнд отшатнулся, задетый плечом одного из них. Чирек насторожился и прислушался.

— Они говорят о ней.

— О Дорее?

— Да! — священник подошел поближе и возбужденно прошептал: — Она несколько раз появлялась перед народом, проповедуя Преображение. Городская стража обыскивает город, пытаясь поймать ее — это плохо. Я же велел Сели никуда ее не выпускать!

— Если она не может контролировать свой бахдар, — медленно сказал Рэнд, стараясь не говорить лишнего, — тут уж ничего не поделаешь.

— Я еще никогда не сталкивался ни с чем! подобным, — Чирек приостановился, пропуская мимо чоя.

— Но что ты способен делать из того, что не мог прежде?

— Я вижу Вездесущего Бога. Я знаю истину. Если ты встанешь передо мной и что-нибудь мне скажешь, я узнаю, правду ли ты говоришь. И я могу убедить народ стремиться к этому.

— Во всем этом нет ничего странного.

— Для тебя — возможно, — Чирек скромно улыбнулся. — А что умеешь делать ты?

Рэнд подумал о том, что дал ему Палатон и честно ответил:

— Я еще слишком мало знаю. Я могу летать через Хаос. Я вижу с закрытыми глазами. Я ощущаю чувства тех, кто окружает меня. И, как ты думаешь, могу преображать.

— Я не думаю, я знаю это наверняка. Стоит нам найти Дорею, и ты тоже это поймешь, — священник застыл на дорожке, внезапно прищурившись, и Рэнд понял, что он ищет дорогу к чоя с помощью своей силы, как будто втягивая незримые молекулы воздуха, свидетельствующие о ее присутствии. Наконец, Чирек протянул руку и сказал: — Нам сюда.

Полдень становился нестерпимо жарким и гнетущим. В небе собирались тучи, отплевываясь коротким, горячим дождем. Повязки Рэнда промокли и неприятно прилипали к коже. Наконец Чирек сжалился над ним.

Он вывел Рэнда на площадь, окруженную невысокими строениями, вошел с ним в кафе и заказал холодные напитки. Рэнд наблюдал, как на улицах собираются толпы, расходятся и вскоре собираются вновь. Он попивал холодный фруктовый сок, пахнущий пакетом — казалось, этот сладковатый запах проникает всюду, даже в консервные банки. Кто-то неподалеку играл на ручном линдаре.

Чирек устало сказал:

— Не могу ее найти.

Рэнд выпрямился на стуле, почему-то испытав облегчение.

— А я могу, — ответил он, зная, что Палатон сказал правду — сила отзывается на силу. Вероятно, этого Чирек еще не успел узнать. Рэнд выпрямил ноги, расслабившись на стуле, и мысленно устремился вдаль, разыскивая чоя в слепяще-голубом платье и место, где она ждет его.

Она ответила, и Рэнду показалось, что они соединены мостом. В ее ответе был страх и отчаяние, призыв и сила, и эта сила встревожила его. Рэнд поднялся, боясь ответить, но чувствуя, что кто-то поблизости мог услышать его ответ и тоже отозваться на силу.

— Идем! — он потащил Чирека за собой. — Вот сюда.

Над городом вновь сгустились тучи. Темно-серое небо выглядело низким и угрожающим. Слышался отдаленный гром. Рэнд следовал незримой нити, видел слепящие вспышки на небе — казалось, они ищут то же самое, что он.

Начался дождь, и лужи покрылись пузырями. Они брели под дождем, съежившись и стараясь спрятаться от капель, которые жалили больнее, чем пули. Рэнд вспомнил о дожде, который лил с него в то время, когда он пытался освободить бахдар Риндалана, и задумался, была ли эта буря естественной или же Дорея каким-то образом вызвала ее, даже не понимая, что делает.

Молния вспыхнула в каких-нибудь двухстах метрах от них, ударила в деревянное здание, высекая искры и щепки. Земля задрожала, мимо с воплями побежали чоя. Воздух наполнился запахами озона и пламени. Но небо слегка посветлело, приобретя зеленоватый оттенок. Рэнд» пригнул голову, прячась от горячего дождя, который полил с новой силой.

Чирек поскользнулся на мокрой мостовой и упал. Рэнд нагнулся и поднял его за воротник. Грива чоя слиплась и растрепалась.

— Что ты натворил? — с болью выкрикнул он.

— Ничего. Это не я, а она. Она пытается найти нас, но не может контролировать свою силу.

— Найти нас — или уничтожить?

Рэнд неуверенно помедлил, затем покачал головой.

— Не знаю!

— Но ведь это твой бахдар преобразил ее!

— Я не мог повлиять на случившееся.

— Еще никто, ни один чоя не умел повелевать погодой!

Вспышка осветила небо над городом, подчеркивая протест Чирека. Рэнд с трудом сдержал слова, неожиданно пришедшие ему в голову: еще ни одному чоя не позволяли творить хаос с погодой! Кто знал, какими талантами обладали чоя из Домов? Когда от грома задрожали стены ближайших зданий, он заметил:

— Чем ближе мы окажемся к центру бури, тем ближе будем к ней.

Чирек понимающе кивнул, и они повернули назад, пробиваясь сквозь завесу дождя, вышли к зданию, в которое только что ударила молния, и пересекли улицу. Буря как будто чувствовала их приближение. Тучи налились влагой, молния непрестанно била в землю, день превратился в ночь.

Чирек испустил пронзительный вопль, и Рэнд ощутил, как волосы на его голове встают дыбом, ибо молния устремилась к ним, пробивая тучи. Он резко свернул к обшарпанной двери дома, который казался заброшенным складом, рывком распахнул ее и втащил за собой Чирека. Молния ударила в камень позади них, камень раскололся с оглушительным треском, в воздухе запахло огнем, и оба они повалились на пол. Внутри оказалось несколько сидящих чоя, обративших взоры на одинокую фигуру, возвышающуюся в центре.

Чоя вскрикнула, ее чистым голосам ответило эхо грома, усилив ужас. — Помоги мне!

Чирек поднял Рэнда на ноги. Рэнд протянул руки к лицу и сорвал повязки, не задумываясь о том, кто его увидит, не в силах больше выносить их тяжесть и влагу. Он помотал головой и пригладил волосы.

Он успел всего лишь шагнуть к ней, когда молния ударила в очередной раз, сотрясая ветхое строение до самого основания. Рэнду казалось, что с дома сорвет крышу. Чоя попадали ничком, кроме Рэнда, Чирека и чоя, которую называли прорицательницей — ее лицо было обращено к небесам.

Подавляя ужас перед бурей, он понял, какой страх овладел самой чоя. Он не мог поверить, что это влияние оказала его сила, но не мог отрицать и того, что испытывает ее чувства. Прежде, чем. Чирек смог остановить его, он бросился к чоя и обнял ее, пытаясь утешить и смягчить агонию ее эмоций.

Как только они соприкоснулись, молния ударила точно в дом, через крышу, голубая, будто бахдар, и ослепила Рэнда.

Глава 24

Должно быть, я мертв, думал Рэнд. Он ощущал онемение и покалывание по всей коже тела. Его глаза налились слезами, ноздри наполнил запах паленых волос, обожженного дерева и камня. Он умер бы, будь это молния, но тут же понял, что в него ударила вспышка чистого бахдара — он чувствовал его всем телом.

Он обнаружил, что стоит, обхватив руками Дорею. Она дышала тяжело, хрипло, как бегун в конце дистанции. Спустя мгновение он смог взглянуть в ее глаза, и видение в них потрясло его до глубины души.

Инопланетянин. Чужак до последней клетки. Тонкие, короткие волосы, мясистые выросты по обеим сторонам головы, бледная, как брюхо мертвой рыбы, кожа, негнущиеся руки, маленькие и цепкие. Рэнд в страхе понял, что смотрит на самого себя.

Кто ты?

Варвар, разрушитель, вредитель, носитель язвы. Чужак, непрошенный гость, коварное существо, вор. Обладающий незначительным интеллектом, почти беспомощный, неуверенно шагающий, как ребенок-чоя, и все же более опасный, чем абдрелик или ронин.

Более того — одиночка. Вечный одиночка, никогда не имеющий настоящих друзей и не способный вернуться домой. Беспомощный и жалкий, с мучительной пустотой внутри, ждущей заполнения. Одиночка. Без друзей и любимых. Один.

Рэнд затаил дыхание, его горло сжалось, пока он видел себя в слепых глазах чоя, зная, что повязка — не препятствие для него, что ее зрение столь же остро, как нож, вонзающийся прямо ему в сердце.

Один, и настолько безобразный и отталкивающий, не только внешне, но и в душе, что никто, ни единое существо не пожелает облегчить это одиночество.

Он ощутил, как чоя глубоко, прерывисто вздохнула в его объятиях. Кто ты?

Она взглянула в его глаза и увидела инопланетянку, с золотисто-каштановой гривой, спадающей с гордого рогового гребня, который начинался над ее бровями и огибал череп, защищая двойные полушария мозга и подхватывая каскады роскошных волос. Надменное существо, самовлюбленное, гордое, неприязненное, нетерпимое к тем, кого считает ниже себя. Сосуд силы, духовной и физической, бережно используемой, которой дорожат больше, чем жизнью. Инопланетянка, странно, но красиво сложенная. Выразительное лицо с дугами бровей, огромные, прелестные ореховые глаза с зеленоватыми искрами, теперь скрытые под перепачканной кровью повязкой, надвое рассекающей ее лицо. Горделивый нос чоя и сильный подбородок, нежная прозрачная кожа оттенка лососины, еще не покрытая морщинами мудрости и смеха. Почти такая же высокая, как он, но небольшая ростом для чоя, а роговой гребень немного грубоват — признак принадлежности к Заблудшим. В изорванном платье, скрывающем ее дрожащее тело, с трудом узнавался великолепный пронзительно-голубой наряд.

Вместилище дикой силы, неукротимой, без-» думной, нуждающейся только в успокоении, понимании, помощи, обучении. Ничего не боящееся — кроме самой себя.

Инопланетянка, но не одиночка. Странная, но не отталкивающая. Не поддающаяся приручению, но достойная жалости и помощи. Утратившая узы дружбы, ничего не понимающая, лишенная глаз и присутствия духа.

— Мне нужна поддержка, — пробормотала она, вторя его мыслям. Рэнд смотрел, как странно двигаются ее губы, еще не отрываясь от своего видения.

— Я помогу тебе, — сказало чужое существо и обняло ее крепче, придвинув ближе, как будто это могло чем-то помочь. Их души вновь соприкоснулись и разошлись, как корабли на всех парусах в полночном море.

Рэнд покачнулся, ослабнув, потеряв веру в самого себя. Прорицательница высвободилась из его объятий и забилась, ее подхватили другие чоя.

Рэнд почувствовал, что дрожит, и только Чирек осмелился коснуться его. Рэнд был слишком тяжел, и оба они мягко осели на пол.

На полу, там, где они только что стояли, виднелось черное пятно.

— Что случилось? — умоляющими голосами спросил Чирек, пытаясь встать.

— Не знаю. Ничего не понимаю. Должно быть, мы мертвы.

Прорицательницу донесли до стула и осторожно усадили. Она подняла руку, прекращая возмущенные восклицания и вопросы.

— Он принес Преображение. Он открывает ворота внутри всех и каждого, но вы должны знать и понимать: мы — только половина всего. Мы должны примириться с подобными себе, иначе мы погибнем.

— Половина… — прошептал Рэнд. Чоя из Домов и Заблудшие. Чоя из Домов должны приучить их к порядку, а те после Преображения — дать им силу, генетическое разнообразие, в котором они так отчаянно нуждаются.

Чирек отряхнул его и приглушенно заметил:

— Ты можешь встать? Не стоит выдавать свою слабость.

С помощью священника Рэнд поднялся. Он подошел к стулу, и Дорея потянулась к нему. Снаружи было тихо и спокойно, ветер не залетал в отверстие крыши, хотя иногда оттуда падали капли дождя. Буря утихла.

— Я могла уничтожить нас обоих, — произнесла прорицательница. — И до сих пор могу, несмотря на то, что ты показал. Помоги мне.

Рэнд не мог смотреть на ее полускрытое повязкой лицо, не мог принять то, что открылось ему о себе. Никогда больше он не сможет доверять ни Палатону, ни кому-нибудь другому, зная, что таится в их душе. Он чувствовал боль, рану, которую ничем не исцелить. Но он шагнул к До рее, зная, что мог бы помочь ей.

Она взяла его руку и вложила ее в руку ближайшего чоя.

— Преобрази его, — попросила она.

Он не знал, чья это сила — его или Палатона. Он представлял, как пользоваться ею — если только мог. Но он не имел ни малейшего представления о том, что случилось с Дореей и Чиреком, и сейчас из него ничего не истекало.

Рука чоя спокойно лежала в его руке, чоя смотрел на него широко открытыми, пугливыми глазами — почти старик, с белыми прядями в темных волосах. Он внезапно крикнул:

— Я ничего не чувствую!

Даже без бахдара Рэнд понял, что ощущает стоящий напротив него чоя — его горло стискивали страх и отвращение. Рэнд отшатнулся и сжался.

Чоя вытянул руку, повторяя:

— Ничего! Ничего!

Через щель в двери были видны чоя, заполняющие улицу. Они приближались все ближе, просачивались в дом, выкрикивая: «Прорицательница! Прорицательница!» К этим крикам примешивались другие: «Инопланетянин! Чужак!»