Пилот Хаоса (№2) - На пути к войне

Чарльз Ингрид

На пути к войне

Глава 1

Свирепый ветер с плоскогорий Аризара принес запах катастрофы, огня и пепла, неприятно смешивающийся со свежестью сосен и других вечнозеленых растений. Облако дыма окутало горные вершины, нарушая кристальную, пронзительную чистоту их снеговых шапок. Юноша по имени Рэнд смотрел в окно кабины крейсера и думал, что когда пойдет снег — а это должно было случиться совсем скоро, — погода развеет мрак, а хлопья скроют из вида дымные цвета траура по многочисленным погибшим.

Здесь погибли чоя, люди и зариты. Окно, к которому прижался Рэнд, позволяло не только видеть — оно пропускало холод и запахи. На его родине такого материала не существовало — похожий на стекло, но отличающийся от него, он был столь же чужим, как и расстилающийся перед Рэндом ландшафт. Рэнд положил на окно руку, ощущая холод. Но именно открывающийся впереди вид заставлял его похолодеть от страха. Он мог бы оказаться здесь и должен был оказаться здесь, и хотя он чуть не погиб, эти груды пепла могли бы стать и его могилой.

Он наблюдал, как два высоких чоя бродят между обгоревшими остовами зданий, слегка пошатываясь от порывов ветра, треплющего их одежду. Рэнд был обязан жизнью сильному чоя, вожаку маленькой группы, сейчас рассеянной по ужасающей мешанине развалин. Однако чоя и Рэнда связывало не только спасение жизни: Рэнд разделял душу с этим существом и постигал суть этого разделения не более, чем природу разделяющего их материала, похожего на стекло.

Они с Палатоном были отделены друг от друга, оставаясь едиными. Не сходя с места, Рэнд пребывал вместе с чоя. Чоя негромко переговаривались, их двойные голоса сливались в квартет, руки с двойными локтями поднимались и вытягивались с таким изяществом, какого Рэнду никогда не удалось бы добиться. Сидя неподвижно и наблюдая, Рэнд чувствовал себя статуэткой, которой недостает живости и глубины. Или же жаждущим человеком, опустившимся на колени рядом с покрытой стеклом рекой, который не в силах напиться. Дай мне то, чем обладаешь ты, поделись со мной, позволь летать между звезд так, как летаешь ты…

Рэнд моргнул, когда пожилой чоя запнулся об осколок снаряда, торчащий из земли. Его одежда трепетала за плечами, как крылья ястреба, собирающего клочки истины, разбросанные там и тут по опаленной земле. Более рослый, подвижный чоя поддержал его, по-видимому, даже не заметив этого. Палатон, наследник престола Чо, пилот Хаоса, некогда чужое, а теперь самое родное Рэнду существо. Его будущее. Его проклятие.

Зариты, маленькие, пушистые, пухлые инопланетяне, галопом поспевали за длинноногим чоя, время от времени разбегаясь, но вновь толпясь поблизости, чтобы ответить на его вопросы — они следовали за чоя, как стадо, не замечая этого. Это были рабочие разрушенного космопорта, готовые приветствовать чоя и провести их через руины. Зариты напоминали хомяков, их уши розовели и прижимались к головам, отражая их чувства так же, как усы и хвост выражают эмоции кошки. Заритов доставили сюда на крейсере, но Палатон и Рэнд оказались здесь прежде — именно здесь их души вновь слились — и сразу разгадали немудреную хитрость те, несмотря на то, что зариты казались обеспокоенными желанием помочь.

Рэнд следил, как Палатон остановился и поднял непокрытую голову с густой шевелюрой по ветру, как будто уловил какой-то запах. Толстые пряди его волос спустились с остроконечного рогового гребня. На его голове с выразительным лицом не было заметно ушных раковин, но чоя обладал исключительно тонким слухом. Роговой гребень действовал как проводник звуков. Кроме того, он выполнял другие функции, которых недоставало самому Рэнду, но он догадывался об этом.

Как будто зная, что Рэнд думает о нем, и в свою очередь вспомнив про Рэнда, Палатон обернулся к крейсеру. Его большие, выразительные глаза были неразличимы с такого расстояния, но Рэнд все равно слегка улыбнулся. Он поерзал у окна, желая оказаться снаружи, пройти по опаленной земле. Он мог бы найти хоть какие-нибудь признаки того, что они уцелели, хоть какую-то надежду, что Алекса и остальные выжили, спаслись от свирепого огня и снарядов, разрушивших школу.

Здесь были люди, здания, влюбленные… Рэнд впервые появился на территории школы после вторжения. Он мог только представлять себе замешательство курсантов. Эти здания были наполнены живыми существами, людьми, которые надеялись оказать помощь рослым чоя — непостижимым и нуждающимся в них, а теперь большинство зданий было разрушено до основания, только их фундаменты четкими линиями выступали среди пепла и земли. Окалина виднелась там и тут, где металлическая основа расплавилась, почти исчезнув из вида. Рэнд вновь прикрыл глаза — мысли причиняли ему боль. Он пожертвовал своей жизнью, прошлым и будущим, чтобы оказаться на Аризаре и учиться у чоя — только для того, чтобы все потерять. Здешние чоя оказались изменниками, враги с других планет совершили нападение на них. Этого не ожидал никто из них, даже Беван и Алекса…

Алекса с падающими на лицо короткими кудрявыми волосами, бегущая в ночь, протягивающая руки к небесам — это видение ясно вспыхивало перед глазами Рэнда, даже когда он закрывал их. Он не знал, почему так происходило, но видение повторялось так часто, что в конце концов Рэнд принял его за реальность.

Должно быть, она услышала шум вторжения. Должно быть, решила проверить, в чем дело, была первой, кто уцелел от огня, обратившего многих в пепел. Она всегда спала беспокойно. Странные кошмары, которыми она ни с кем не делилась, заставляли Алексу просыпаться даже в те ночи, когда Рэнд был рядом с ней. Неужели она предвидела вторжение? Неужели предчувствие ее спасло? Но если так, куда она бежала? Рэнд не мог себе этого вообразить, как ни пытался.

Сам Рэнд в то время преследовал беглеца из школы, своего друга и соперника, Бевана, и оба они чуть не погибли при налете на главный порт Аризара, но Палатон пришел на помощь Рэнду, вытащил его из-под развалин и поддержал еле теплившуюся в нем жизнь.

Подобно мистическим близнецам, они были не одной насильственно рассеченной плотью, а одной душой, поделенной между ними, отражающей их сходства и различия… Рэнд вздрогнул и поправил себя, потерев ладонью висок. Я не потерялся. Меня нашли. Он нашел меня. Я жив!

По его телу разливалась тупая боль. Одна рука была перевязана, гипс на ноге тянулся от правого бедра до ступни — нет, не гипс, а что-то напоминающее его. Поверхность повязки была покрыта лиловыми, темно-зелеными и синими пятнами. Иногда Рэнду становилось трудно дышать.

Но еще труднее было вспоминать.

Он вновь прижался лицом к окну, утешаясь видом двух чоя, бредущих по исковерканной земле. Он представлял себе, как из-под их ног взметаются зеленые стрелы травы.

Как будто чувствуя, что юноша наблюдает за ними, Риндалан внезапно остановился и положил свою длиннопалую руку на рукав Палатона. С возрастом голоса его стали пронзительными, жилы на длинной шее чоя натягивались в такт вибрации двойных голосов.

— Разумеется, ты отошлешь его обратно, — одежда развевалась на его длинном, тощем теле. На огромных глазах поблескивали выступившие от резкого ветра слезы.

— Не могу, — из уважения к старшему Палатон остановился.

— Что ты этим хочешь сказать?

Палатон повернул руку ладонью вверх и широким жестом указал на изуродованную налетом землю.

— Он пережил вот это. Вполне возможно, причиной налета был он и другие люди. Я не смогу отослать его домой, пока мы не выясним истину, — и он замолчал, ожидая, пока Риндалан поймет невысказанный смысл его слов.

Риндалан нахмурился.

— Ты не можешь оставить его у себя — это попрание соглашений Союза. Его планету по уровню едва ли можно сравнить с нами. Никакое домашнее животное недостойно такого риска.

— Он не домашнее животное, — нижний голос Палатона угрожающе задрожал, и Риндалан покачнулся, чувствуя угрозу.

Верховный прелат Звездного дома скрыл свою реакцию. Он помедлил, прежде чем сказать:

— Тогда как же ты намерен поступить с ним?

— Взять его с собой на Чо.

— Что? — налетевший ветер унес недоуменное восклицание, но Палатон хорошо понял его — слишком хорошо, заметив изумление, промелькнувшее в глазах Ринди и его тревожно скривившиеся губы.

— Я не могу оставить его, Прелат, — Палатон склонился, чтобы собеседник расслышал его несмотря на завывания ветра. Приближалась гроза. Палатон слышал, как зариты позади него засуетились, тревожно лопоча. Стихия должна была застать их врасплох. — Абдрелики не нападали на колонию людей и не пытались уничтожить наших пушистых друзей, которые сейчас с таким беспокойством ждут нас. Риндалан, здесь был Дом.

На этот раз голоса Ринди не были удивленными, но его брови взлетели вверх.

— Это правда? Значит, здесь были наши братья?

Палатон кивнул.

— Паншинеа знает об этом?

— Сомневаюсь, хотя он мог подозревать. Я еще не успел сообщить об этом императору.

Противоречивые эмоции промчались по лицу Прелата, как тучи, несущиеся над равниной на горизонте. Палатон на мгновение отвернулся, заметил край грозовых туч и мысленно, как любой пилот, прикинул, сколько времени пройдет, прежде чем полет станет затрудненным, хотя и не ему самому предстояло вести крейсер, стоящий неподалеку. Он вновь обернулся к Риндалану.

Чоя не занимались колонизацией. Среди них много поколений назад было решено сохранить свои психические способности, свой бахдар, чистым и незапятнанным генетической адаптацией, неизбежной при транспланировании. Это сделало их существование более тяжелым, более хлопотным, ибо постоянно приходилось восстанавливать ущерб, наносимый родной планете, постоянно следить за балансом иссякающих ресурсов, постоянно бороться за то, чтобы остаться такими, как прежде.

Палатон знал, какое облегчение может испытать, поведав Риндалану всю правду. Пока он обследовал место кровавой бойни, его чувства прояснялись, оставляя внутри зияющую пустоту, которую сейчас было нечем заполнить. Без своего бахдара, без генетически унаследованных телепатических способностей он был беспомощен. Он больше не мог повелевать Хаосом, не мог найти и осуществить свою судьбу, но хуже, гораздо хуже было то, что он не мог спасти свой народ и свою планету от роковой участи, постигшей Аризар. Те, кто напал на жителей Аризара, могли бы напасть и на Чо, убедившись в своей мощи и слабости чоя.

Палатон поклялся, что каким-либо образом найдет средство отомстить за содеянное здесь и защитить свою планету, восстановить свою силу, чтобы исполнить клятвы. Он должен сдержать клятву во что бы то ни стало. Во имя Вездесущего Бога, которого он никогда не сможет узреть вновь без бахдара, освещающего Его присутствие, — ни один враг не достигнет Чо, если только прежде не уничтожит Палатона.

Он старался обуздать свои чувства, которые Ринди раньше или позже смог бы прочесть, неважно, какое потрясение они вызовут. Как бы сильно Палатон ни доверял Прелату, он знал, что оказался в одиночестве. Полном и совершенном одиночестве. Без бахдара его собственный народ способен погубить Палатона так же быстро, как это сделали бы враги. Ему следует научиться быть молчаливым, спокойным и терпеливым. Склонив голову, он ждал, когда собеседник заговорит.

Слова о существовании отступников вызвали у старого чоя достаточное потрясение, чтобы его сердце на мгновение не застыло в груди. Он молчал, хотя Палатон чувствовал, как дрожит рука Прелата на его рукаве.

— Какой из Домов?

Только три великих Дома, обладающие политической властью и бахдаром, выжили в беспокойной истории чоя: Звездный, Небесный и Земной. Роды каждого Дома обладали собственным влиянием и властью, но существовали и чоя без бахдара или же с недостаточным бахдаром, неспособные отличить ауру живых существ — чоя звали их «Заблудшими», «не познающими Бога». Но который из Домов послал сюда чоя, Палатон не знал, хотя и догадывался. Ему не хотелось сообщать Ринди о собственных подозрениях.

— Этого я не знаю. Все доказательства исчезли. Уничтожены, — Палатон обернулся, отодвигаясь от Ринди. — Этот мальчик — все, что у меня есть. Он мог бы рассказать мне.

Палатон надеялся, что Прелат не сможет заглянуть в его душу, не сможет увидеть, что бахдар, который некогда ярко, как солнце, сиял в нем, в Палатоне, теперь исчез, потускнел, угас… и был помещен в душу мальчика, как крохотная искра, сохраненная во мраке. Все, что прежде составляло гордость и отраду Палатона, теперь очутилось внутри другого существа, знающего о своей ноше не больше, чем знал бы камень. Нет, он не сможет отослать мальчика домой — во всяком случае, пока вновь не обретет силу. Но Палатон не мог признаться Ринди. Судьба Верховного прелата была слишком тесно связана с судьбой Паншинеа, который сделал Палатона своим преемником, однако Палатон знал, что сумасбродный император не намерен отказываться от престола. Заявление это было сделано только для того, чтобы сохранить положение в Союзе, до тех пор, пока не укрепится сила самого Паншинеа.

Ринди пошевелился — это движение напоминало пожатие плечами, его можно было принять за протест.

— Ничего хорошего из этого не выйдет, — произнес он.

— У меня нет выбора. А у тебя — у тебя он есть? — если бы Палатон по-прежнему обладал силой, он смог бы видеть, как аура вокруг Прелата вспыхнула ярче, когда Риндалан пытался предвидеть последствия этого поступка.

— Мое предназначение почти исполнено, но твое еще впереди… вне моего зрения… и оно тесно связано с выбором, который ты должен сделать. Ты выбрал слишком поспешно, Палатон.

— Поспешность здесь ни при чем. Этот мальчик жил здесь, в колонии, среди таких же, как он, купленных или похищенных для целей, о которых я могу только догадываться. Он даст ответ, если я правильно задам вопросы. Я не могу отпустить его. Абдрелики ждут того же самого.

Риндалан покачал головой.

— Он изменит нас всех. Может быть, даже облик Чо.

— Ты предвидишь это?

— Нет, — голоса Ринди дрогнули. — Но я чувствую это своими старыми костями — как ветер, который обжигает их сейчас. Ты не сделаешь этого, Палатон.

— У меня нет выбора, — повторил Палатон.

Алекса плавно раздвигала руками илистую воду, окружающую ее. Комната была звуконепроницаемой, поэтому все, что она могла расслышать — журчание воды, ее плеск о стенки бассейна, ворчание насосов и фильтра. Огромное существо колыхалось напротив нее, почти погрузившись в воду, не видное сквозь муть. ГНаск оказался в илистом бассейне первым, и красные комочки глины, смытые с его тела, поплыли и прилипли к стенкам бассейна, а затем исчезли, когда насос постепенно заменил воду.

Алекса не разделяла любовь абдреликов к илу, хотя ей нравилось плескаться в бассейне. Она наблюдала, как существо плывет к борту, рассекая воду массивной головой. Под водой его грузное тело двигалось с поразительным проворством, глаза хищника всегда замечали испуганные движения добычи, по толстой коже амфибии ползал слизнеподобный симбионт, заползая на широкую голову. Челюсти абдрелика плавно переходили в широкую грудь, мокрую от слюны.

Алекса думала: «Глядя на него, я вижу себя — отчетливее, чем в любом зеркале».

Алекса заметила, что ГНаск наблюдает за ней, и отвела взгляд. Она была голодна. Она задумалась над тем, удастся ли им поесть вместе, и при этой мысли в углах ее рта выступила слюна. Она была хищницей, потому что он был хищником — его образ запечатлелся в ней. Уродливая, громоздкая амфибия была для Алексы более родным отцом, чем посланник Джон Тейлор Томас, ее настоящий отец.

Но в целом ГНаск был недоволен ею, недоволен налетом на Аризар и недавними событиями на Скорби, где его усилия завоевать более значительное положение в Союзе закончились провалом. Ее посещение бассейна могло быть лишь краткой встречей, после которой ее отошлют прочь голодной, не удовлетворившей свои стремления. Алекса попыталась сдержать дрожь, когда теплая вода, омывающая ее тело, начала расходиться концентрическими кругами. Она сама будет выглядеть как добыча, если не остановит дрожь. Алекса стиснула зубы, когда ГНаск приподнял голову из бассейна. Вода стекала с его лилово-зеленой кожи.

— Алекса, — прорычал ГНаск, замечая ее присутствие.

— Да, господин.

— Ты славно поработала.

Она протянула руку — тонкую, красивой формы с точки зрения людей, и положила ее на воду, вытянув пальцы в умоляющем жесте.

— Я подвела вас. Я так и не узнала, что делали чоя и куда они сбежали.

— Твоя неудача все равно принесла нам победу. Аризар избавлен от них, — ГНаск выпучил глаза. Тонкая, перламутрово-блестящая струйка слюны повисла с угла его губ, там, где их слегка приподнимал клык. — Мы добились победы так, как только могли.

Ладонь, которую она в мольбе держала открытой, сжалась в кулак.

— Мы добились бы большего, если бы не этот идиот Беван. У меня не было выбора, оставалось только позвать вас.

— Каждая победа, пусть самая незначительная — все равно победа, — ГНаск клацнул зубами, вспоминая о результатах налета на Аризар и раздраженный неудачами. — Потери не слишком велики.

— Это из-за меня! — вырвалось у Алексы, и она погрузилась в воду, испытывая горечь и отчаяние.

Губы ГНаска скривились еще сильнее. Он выглядел довольным.

— Ты снова готова в бой? Так скоро?

— Ваши враги — мои враги. Он задвигался в воде.

— Может быть. — Симбионт, ползающий по его черепу, вытянул свои глаза на длинных стебельках, поворочал ими, уставившись на Алексу, и она вздрогнула под его взглядом. Затем симбионт вновь принялся жевать, очищая кожу амфибии ползал слизнеподобный симбионт, заползая на широкую голову. Челюсти абдрелика плавно переходили в широкую грудь, мокрую от слюны.

Алекса думала: «Глядя на него, я вижу себя — отчетливее, чем в любом зеркале».

Алекса заметила, что ГНаск наблюдает за ней, и отвела взгляд. Она была голодна. Она задумалась над тем, удастся ли им поесть вместе, и при этой мысли в углах ее рта выступила слюна. Она была хищницей, потому что он был хищником — его образ запечатлелся в ней. Уродливая, громоздкая амфибия была для Алексы более родным отцом, чем посланник Джон Тейлор Томас, ее настоящий отец.

Но в целом ГНаск был недоволен ею, недоволен налетом на Аризар и недавними событиями на Скорби, где его усилия завоевать более значительное положение в Союзе закончились провалом. Ее посещение бассейна могло быть лишь краткой встречей, после которой ее отошлют прочь голодной, не удовлетворившей свои стремления. Алекса попыталась сдержать дрожь, когда теплая вода, омывающая ее тело, начала расходиться концентрическими кругами. Она сама будет выглядеть как добыча, если не остановит дрожь. Алекса стиснула зубы, когда ГНаск приподнял голову из бассейна. Вода стекала с его лилово-зеленой кожи.

— Алекса, — прорычал ГНаск, замечая ее присутствие.

— Да, господин.

— Ты славно поработала.

Она протянула руку — тонкую, красивой формы с точки зрения людей, и положила ее на воду, вытянув пальцы в умоляющем жесте.

— Я подвела вас. Я так и не узнала, что делали чоя и куда они сбежали.

— Твоя неудача все равно принесла нам победу. Аризар избавлен от них, — ГНаск выпучил глаза. Тонкая, перламутрово-блестящая струйка слюны повисла с угла его губ, там, где их слегка приподнимал клык. — Мы добились победы так, как только могли.

Ладонь, которую она в мольбе держала открытой, сжалась в кулак.

— Мы добились бы большего, если бы не этот идиот Беван. У меня не было выбора, оставалось только позвать вас.

— Каждая победа, пусть самая незначительная — все равно победа, — ГНаск клацнул зубами, вспоминая о результатах налета на Аризар и раздраженный неудачами. — Потери не слишком велики.

— Это из-за меня! — вырвалось у Алексы, и она погрузилась в воду, испытывая горечь и отчаяние.

Губы ГНаска скривились еще сильнее. Он выглядел довольным.

— Ты снова готова в бой? Так скоро?

— Ваши враги — мои враги. Он задвигался в воде.

— Может быть. — Симбионт, ползающий по его черепу, вытянул свои глаза на длинных стебельках, поворочал ими, уставившись на Алексу, и она вздрогнула под его взглядом. Затем симбионт вновь принялся жевать, очищая кожу абдрелика от грибков и микробов. — Не надо заблуждаться, — добавил ГНаск, и от его голоса, зарождающегося в груди, дрогнула вода. — Поражение мне ненавистно не меньше, чем тебе, — его веки опустились, скрывая выражение на лице хищника. — Вероятно, я избрал себе целью не того чоя. Палатон может быть даже более опасным, чем Паншинеа.

— Палатон был на Аризаре, — ее голос едва долетал через просторный бассейн.

— Правда? — веки опустились еще ниже, пока от глаз не остались поблескивающие щелки. — И мы его упустили. Какая удача… Непредсказуемые инстинкты тезара. Паншинеа следовало бы стать пилотом — тогда он был бы неуязвим. Но ты уверена, что это был Палатон?

— У чоя нет привычки называться чужими именами?

— Обычно — нет. Такой вид обмана не принят у наших общих друзей, — ГНаск задумчиво поскреб когтями грудь, приоткрывая глаза. — Но мы так и не приблизились к заветной цели — к тезарианскому устройству. Я сжал кулак, — и ГНаск проделал это, подняв руку над поверхностью воды. Вода заструилась между его пальцами, — а чоя просочился, как вода. Но их давление на нас не всегда бывает ненадежным. Они знают, чем нас взять, и продолжают душить нас до смерти!

Алекса вздрогнула, когда над водой раскатился глухой голос огромной амфибии. Это быстрое движение немедленно привлекло внимание абдрелика. Алекса застыла неподвижно, борясь со своим желанием выбраться из бассейна и убежать. Она знала его образ мыслей так, как свой собственный, и понимала, что сейчас ГНаск взвешивает пользу, которую она может принести, по сравнению с удовольствием сожрать ее. Она должна всегда быть уверенной, что она чрезвычайно, невероятно полезна абдрелику.

ГНаск разжал кулак и взглянул на пустую ладонь.

— Я хочу завладеть знаниями. Мне нужно это устройство. Закон среди звезд должен быть таким же, как закон на земле — сильные выживают. Все, что можно взять, следует брать. Существуют планеты и галактики, о которых известно только чоя. Они ревностно хранят свои тайны. Я хочу вырвать у них эти тайны, даже если это будет стоить мне жизни!

Глава 2

Потрескавшийся бетон и дымные небеса… Беван очнулся от своих снов, где боль чередовалась с отчаянием, и взглянул на остроносую голову с просвечивающими круглыми ушами, напоминающую уличных крыс в городе, где прошло его детство. Однако это существо смотрело на Бевана дружелюбным взглядом.

Зарит потянулся и положил пушистую лапу на плечо человека, помогая ему принять сидячее положение. Огненный мир, окружающий Бевана во сне, постепенно исчезал. Зарит сочувственно заморгал.

— Так получше?

Губы Бевана болели, запекшаяся кожа на них потрескалась, когда он попытался выговорить слово. Вместо этого Беван приставил к губам палец, а зарит осторожно убрал его, протягивая кружку.

— Пей. Ты весь горячий.

Горячий? Беван напился, увлажняя саднящие губы и охлаждая горло. Нет, он не горячий — у него жар. Но зарит может этого и не понять. Беван только догадывался о психологии этих существ и думал, что подобным способом поступают они в отношении его самого. Он отставил кружку и вновь попробовал заговорить:

— Сколько.. — звуки с трудом продирались по горлу, покрытому копотью и гарью, воспаленному от лихорадки и снов — снов, владеющих им даже после пробуждения. Беван вновь попытался отогнать их.

— Пять дней, с тех пор, как мы тебя нашли.

Пять дней, с тех пор, как он оставил Рэнда умирать посреди развалин космопорта. Пять дней, с тех пор, как после неловкой попытки сбежать спасители вытащили его из разрушенного и пылающего корабля. У него оказались ожоги, но все кости были целы. От вдыхания паров горящего топлива его легкие ныли. Однако он выжил, ибо Беван выживал с тех пор, как помнил себя — на грязных улицах Сан-Паулу, в католическом сиротском приюте, куда его взяли, на этой планете и в предложенном ему смутном будущем. И эту неприятность он тоже должен пережить.

По-настоящему его пугало нечто, гнездящееся внутри него — нечто, которое он не мог ни контролировать, ни понять.

Это нечто досталось ему от надменного пилота-чоя, Недара, и должно быть, было душой самого Недара — за что Бевану пришлось совершить убийство.

А теперь это неизвестное убивало его, сжигало дотла, пожирало, как будто в отместку за смерть Недара. Чтобы спасти Алексу и спастись самому, ему пришлось убить Недара и бежать, но нигде нельзя было укрыться от неизвестного, жгущего его изнутри. И когда Рэнд попытался помочь ему, он, Беван, хладнокровно решил уничтожить Рэнда. Теперь ему было неоткуда ждать помощи. Внутренний огонь выжигал в нем все человеческое, оставляя за собой пустоту и злобу.

Зарит снова наполнил чашку.

— Не шуми. Здесь чоя, они обыскивают развалины.

Беван насторожился.

— Что? Какие чоя?

— Я не знаю их имен, только знаю, что они побывали на равнине.

В школе. Или в том, что от нее осталось. Что они там ищут? Может, по-прежнему ловят его?

— А они знают… ты знаешь, кто напал на Аризар?

— Враги, — зарит прижал уши на голове, и тут же вновь поднял их, нетерпеливо добавив: — Это неважно. Когда уйдут чоя, враги тоже уйдут.

Беван размышлял над этим ответом, пока зарит не уполз, оставив его в одиночестве. Солнечные лучи пробивались сквозь ветхую крышу над головой Бевана. Он думал и все больше пугался: если нападение вызвал он сам, если это было отмщение за смерть Недара, значит, мстители будут преследовать его повсюду за совершенное убийство. Но если нападению подверглась школа, значит, этой вины на нем нет. Вряд ли он навлек огонь на Аризар. Но если не он, тогда кто? Чоя — сильный народ. Только абдрелики и ронины отваживаются бороться с ними. Так кто же из них совершил налет?

Его губы вновь пересохли. Беван протянул руку к кружке, обнаружил, что она вновь наполнена и ждет, и поднес ее к губам. Он осушил ее несколькими глотками, думая о тщетных усилиях затушить внутренний огонь.

У Бевана стали слипаться глаза. Он засыпал, и в полудреме гадал, что было нужно чоя. Он погрузился в сон, сожалея о нарушенном обещании.

Пламмер нырнул под разрушенную арку двери. Бетонная балка обвалилась, перегораживая вход в здание. Оно выглядело таким же разрушенным, как любое из зданий космопорта. Миффер ждал его, терпеливо вышагивая по обшитой деревянными панелями комнате.

— Он опять заснул?

— Да. Но он весь горячий.

Миффер выпрямился и взглянул через опустевший город на отдаленные вершины гор. С горизонта надвигалась гроза. Чтобы достичь гор, тучам понадобилось бы всего несколько дней. Грозовой фронт задел бы их только краем, гор не коснулись бы ни дождь со снегом, ни град, ни гроза. Однако будут ли горы надежным убежищем — это еще следовало проверить.

— Оставь возле него побольше воды. Я попытаюсь сегодня купить лекарственные травы, — зарит почесал рукой вытянутую мордочку. — Надеюсь, он достоин всех этих хлопот.

— Спасательные бригады уже заплатили мне за помощь в поисках. Не было бы смысла рыться в мусоре, если мы еще не знали, что получили.

Миффер насмешливо фыркнул.

— С чего ты взял, что этот чужак знает больше нас?

Голос Пламмера превратился в свистящий шепот.

— Он — один из них. Его руки справятся с любой техникой. Он все узнает!

— Тогда постарайся, чтобы он выжил… и проснулся, — казалось, Миффер не обратил внимания на раздражение Пламмера. — Или плата за помощь будет возвращена — за твой счет.

Пламмер провел руками по бокам и затеребил передник.

— Знаю, — уныло произнес он. — Знаю.

Глиссер пронесся над кварталом, поток воздуха от него поднял вихри пыли и пепла. Оба зарита сморщились и закашлялись от резкого ветра. Внизу забормотал человек, мечущийся в лихорадке, задергался, стараясь поведать о своих кошмарах и избавиться от них. Никто из заритов не обратил внимания ни на его голос, ни на слова, как будто зная, что у них не хватит ни способностей, ни опыта, чтобы понять, что тревожит человека.

У подножия холмов выпал град, усеяв землю белой крупой. Ринди выглядел совсем замерзшим, пока брел вслед за Палатоном, но ни разу не пожаловался. Они разглядывали очертания фундаментов того, что некогда было процветающим Домом. Палатон остановился, и пожилой чоя понял, что здесь нет никакой ошибки; высокое тело Палатона прикрывало его от ветра и дождя. Риндалан взял Палатона за локоть.

— Ничего не осталось.

— Да, — голоса Палатона прозвучали глухо, так, что расслышать их мог он один.

— Абдрелики жестоко потрудились. Густая грива волос Палатона трепетала на ветру, как знамя.

— Согласно предварительным отчетам разведки, здесь оставались уцелевшие здания. Ринди, у абдреликов не было времени разрушить все до основания — ни времени, ни мощи. Это самоуничтожение.

Прелат поднял подбородок. Он обдумывал намек в словах тезара.

— Чтобы избежать раскрытия?

— Точно. И я сомневаюсь, что среди этого ; мусора мы разыщем кости чоя. Это заставляет задать вопрос не только о том, куда они делись, но и как они совершили вот это.

Чтобы избежать погони, бросить эту планету и найти другую, было необходимо владеть секретом межпространственного прыжка. Это означало, что либо среди чоя-отступников были пилоты, либо они наняли их. Значит, существовали тезары, заключающее контракты, не санкционированные их летными школами или императором, или даже Союзом на Скорби, точно так же, как были тезары, которые заключили контракт на пилотирование боевых кораблей абдреликов к Аризару, не испытывая угрызений совести за то, что нападают на своих братьев.

Старый чоя испустил глубокий, дрожащий вздох.

— Мне жаль видеть все это, — произнес он, и ; его голоса задрожали от эмоций. — Но здесь уже ничего не поделать.

— Да. И гроза упрямо движется сюда. Ты замерз, мальчик болен… нам больше здесь нечего искать и делать, — Палатон круто повернулся. Его ступни глубоко вдавились в грязь, пепел и растаявшие градины. — Думаю, зариты будут рады видеть, что мы уезжаем.

Ринди поплотнее запахнул одежды вокруг плеч.

— Здешний Дом не слишком хорошо обошелся с ними. Я ясно вижу признаки генетического вмешательства и регрессии. Они — умный народ. Если бы наши братья не приложили к этому руку, кто знает, какой бы мы нашли сейчас эту планету. Паншинеа будет недоволен этим, Палатон.