Врата Валгаллы (№1) - Врата Валгаллы

Чиф летной части по-волчьи приподнял верхнюю губу.

— Я немедленно спишу Эстергази, если вы позволите мне боевые вылеты. А лучше присвойте ему внеочередное звание и поменяйте нас местами. У него получится.

— Сам Эстергази согласен?

— Нет. Но он — офицер и подчиняется приказам.

— Бросьте, Винсент. Смешно завидовать двадцатипятилетнему мальчишке. Все равно вы его счет не превысите.

Шутка не возымела действия.

— Не ерундите, Тремонт.

— Прошу прощения, вице-адмирал, съер, — Тремонт, как Краун и опасался, пошел вразнос, и теперь его уже не остановить, не привлекая внимания главкома. — Парии, конечно, выразят надлежащие чувства по поводу званий и наград, но было бы намного полезнее для дела, если бы в ближайшее время что-то кардинально изменилось. Мы не можем более контролировать такой сектор космоса. Мы уже, — он поморщился, — пропустили внутрь системы несколько бомбардировщиков. Это не вина моих пилотов, и это не имеет, осмелюсь заметить, никакого отношения ни к отваге, ни к героизму.

— Ваших пилотов никто не винит, капитан Тремонт. Равно как и лично вас. Для орбитального и планетарного оборонных комплексов Зиглинды два-три звена бомбардировщиков не должны составить серьезных затруднений. В любом случае, это не то, за что с нас снимут головы.

— Съер, если сегодня-завтра на «Фреки» не возрастет число боеспособных пилотов, чтобы дать людям хоть малейшую передышку, либо если мы не уменьшим им сектор ответственности, «железный щит» системы просто рухнет.

Вице— адмирал задумчиво глядел на начальника летной части. Отечные старческие пальцы барабанили по поверхности стола.

— Новость, которую я сообщу, вероятно, порадует капитана Тремонта. В состав действующего флота спешно готовится вступить новейший авианосец «Валькирия». Он намного мощнее «Фреки» и способен нести в полтора раза больше истребителей. В ближайшее, — он подчеркнул это слово интонацией, — время он вместе с приданными ему крейсерами и эсминцами примет на себя контроль над своим сектором ответственности. Соответственно сузится зона наша и «Гери». Поверьте на слово, «Гери» приходится не слаще нашего.

Тремонт дернулся, сглотнул, пробормотал: «Благодарю вас, съер» — и сел, ни па кого не глядя. Он явно казался себе глупцом, не ко времени и не к месту вылезшим с эмоциями. Положив ладонь на стол, Краун просигналил: «Все в порядке», но друг только отмахнулся.

— Съер вице-адмирал, — спросил Краун, — в связи с полученными ободряющими новостями мы можем планировать расстановку пилотов хотя бы в две смены?

— Как только «Валькирия» доложит, что заняла позицию в своем секторе — немедленно. Кстати, капитан Краун, информация по вашему ведомству. Сегодня во второй половине дня ожидается прибытие резерва второй очереди. Решите этот вопрос с капитаном Тремонтом.

— Слушаюсь, съер.

— Пара слов по политической ситуации, — продолжил Эреншельд, словно инцидент с начальником летной части не стоил большего внимания. — Ни Новая Надежда, ни Земли по-прежнему не изобличены как виновники происходящего. Это ставит нас в невыгодное положение: каждый из них настолько боится вхождения Зиглинды в состав потенциального противника, что готов вмешаться в конфликт на уровне открытых военных действий. Мы не раз этим пользовались, сохраняя суверенитет. В данном случае этот рычаг не сработает. И коммандер Лаки сейчас расскажет нам — почему.

Поименованный представитель аналитической службы кивнул коротко остриженной головой.

— Мы провели спектральный анализ фрагментов тел вражеских пилотов. Обнаружено, что белковые структуры изменены относительно принятых в нашей системе норм. Согласно официальному атласу освоенных территорий такой комбинации просто не существует. Таким образом, пока не доказано обратное, приходится считать, что мы атакованы третьей силой. Причем сила эта такова, что оказалась в состоянии давить нас массой. Исходя из индекса относительных потерь, аналитическая служба предполагает, что противостоящая нам цивилизация многочисленнее нашей. Что в общем-то немудрено: население Зиглинды не превышает миллиарда. Либо... — Лаки сделал паузу, словно предположение, которое он хотел озвучить, звучало дико и для него самого, — мы столкнулись с сознательной формой жизни, развившейся в районе, который мы привыкли использовать как свалку отслужившей свое боевой техники. Формой жизни, осознавшей себя общностью и испытывающей потребность в кислородной планете.

— Вы хотите сказать, — уточнил Эреншельд, — до сих пор цикл этой формы проходил на «станциях»?

— На данном материале, съер вице-адмирал, мы ничего не можем утверждать с определенностью. Только предположения, и те основанные на принципах человеческой логики. Есть ли у них единоличный лидер, способный подвигнуть общество на жертвы во имя великой цели или религиозного долга, или же это жизненная необходимость демократического общества: в данной ситуации представляет скорее академический интерес. Лично я рискнул бы охарактеризовать общий настрой противостоящей нам силы как фанатический.

— Форма жизни — гуманоидная?

Лаки кивнул, признавая вопрос закономерным, и отправил на считыватели аудитории парный портрет двух человекообразных существ.

— Это, разумеется, реконструкция, — сказал он. — Все системы управления нашими кораблями, взятыми агрессорами на вооружение, рассчитаны на строение человеческого тела. Грубо говоря: две руки, две ноги, два глаза и переносимость вектора перегрузки в направлении «грудь-спина».

Глаза собравшихся были прикованы к мониторам. Отображенные там лица определенно не соответствовали человеческим представлениям о красоте и раздражали глаз, способный найти определенную привлекательность даже в монголоидных и негроидных формах. Кожные покровы бледно-серого цвета, отсутствие волос, костные выступы там, где согласно стандарту им не следует быть.

— Это все, что мы способны выжать из компьютерной экстраполяции обугленных фрагментов, подобранных манипулятором-разведчиком в секторе сражения. Ваши пилоты, капитан Тремонт, оставили нам не слишком много.

Камера отошла, демонстрируя угловатые обнаженные тела, неестественно длиннопалые и словно бы обезвоженные, более всего похожие на плод воображения обкуренного автора уличных граффити.

— К нашему общему неудовольствию, мы пока уступаем им инициативу наступательных действий, — сказал Эреншельд. — Разведгруппа, посланная в направлении рассчитанного вектора, пока не вернулась.

— Правильно ли я понял, — в тишине спросил Краун, — согласно анализу белковых структур, они — не люди? Конкурирующая форма жизни, подразумевающая борьбу за выживание вида. Это социобиологическая аксиома, не так ли? Они захватывают планету для себя, и ассимилировать население у них не получится, даже если бы они захотели... Логично предположить в таком случае, что к уничтожению планируются не только силы вооруженного сопротивления Зиглинды, но и все мирное население планеты?

Он вопросительно глянул в сторону чифа аналитической службы, будто желая убедиться, что использует правильную терминологию, и тот согласно кивнул в ответ:

— Соответственно нам следует ожидать термических бомбардировок с планетарной орбиты. Как только они на нее выйдут.

— Орбитальный пояс обороны, — сказал вице-адмирал. — Силы ПВО планеты. И наш щит еще не рухнул, господа. Современная техника Зиглинды намного превышает возможности морально устаревшего хлама, которым пользуется противник. «Валькирия» полностью укомплектована профессионалами. Я решительно запрещаю вам пораженческие настроения!

* * *

маятник в левую — в правую сторону

каждому брату досталось поровну

каждому Гаю досталось по Бруту

всем великанам — по лилипуту...

Башня Рован

Рикард Джонас полагал, что ему не повезло. Всю дорогу он маялся скачковой мигренью, отягощенной дурными мыслями. Увольняясь в запас по выслуге лет, он никак уже не рассчитывал, что придется возвращаться в Космические Силы, тянуться во фрунт и мучительно жевать резину «Сэхримнира». Пятнадцать лет, день в день отданные военной службе, в его воспоминаниях отнюдь не выглядели самыми счастливыми. Пищевая и сексуальная неудовлетворенность, спорт из-под палки, время, утекающее безвозвратно в компании чужих людей, и множество ненужных условностей.

Теперь, спустя двадцать лет, Джонас был, что называется, представительным мужчиной, с капелькой веса, который завистники называют лишним, с ухоженными ногтями короткопалых веснушчатых рук, с щеточкой холеных усов над верхней губой. Между прочим — муж, и между прочим — отец. Мысль о том, что Империя не оставит вдову и детей, утешала слабо, учитывая, что это может быть его собственная вдова.

Деваться было некуда. Планета встала «под ружье», внутренние рейсы, где он служил пилотом, частью закрыли совсем, частью сократили. «Подмели» всех, кто имел хоть малейший навык пилотирования боевых машин. Несмотря на бодрый тон новостей, шепотом передавали глухи о страшных потерях. Поневоле вспоминалось, что «Фреки» означает — «прожорливый».

Истребитель. Расходный материал войны. В сорок пять человек приучается смотреть на вещи трезво. Пусть мальчишки играют в героев и молодцов. Пушечное мясо! Джонас, сидя в отсеке скачкового транспорта, стиснутый плечами таких же мобилизованных из резерва, как он сам, давал себе обещание воевать осторожно. Корешиться здесь не имело смысла. Все равно по эскадрильям их распределят, как будет угодно чифу кадровой службы. Поменьше... душевных обязательств.

Вот привелось же, помилуй Господи, исполнить гражданский и верноподданнический долг!

Эта идиотская война была придумана специально, чтобы воспрепятствовать ему в момент, когда результатом его долгосрочного стратегического планирования стало наконец устойчивое материальное положение.

Лишь сравнительно недавно, лет двадцать пять назад высшие командные должности открылись для отпрысков англосаксонской и франко-испанской генетических линий. Военная карьера никогда не интересовала Джонаса, хотя он числился у начальства на неплохом счету. Положительная репутация была частью плана. Выслужив свои пятнадцать лет, он демобилизовался день в день, и гражданская авиакомпания, которой он предложил свои услуги, приняла их с радостью. Прекрасный положительный пример на фоне спившихся, комиссованных по болезни и тех, кому начальство отыграло в характеристике мелкие грешки и неуживчивый характер. И хотя по уровню жизни и индивидуальным предпочтениям Джонас представлял собой чистейшей воды буржуа, возможность козырнуть прошлым военного пилота дорогого стоила в обществе, помешанном на армейской службе. Теперь он был уважаемым человеком, индивидуумом, а за штурвалом лайнера — вовсе царем и богом. Кто бы мог подумать, как обернутся против него обстоятельства.

Сбитых с толку, больных головой и координированных примерно в той же степени, что стадо на архаической бойне, их выгрузили на причал, и они, столпившись, ждали сотрудника кадровой службы. Тот отвел пилотов резерва в конференц-зал, где они расселись полукругом на жестких скамьях из пластформинга. Лицом к залу сидел чиф по кадрам, элегантный мужчина тех же сорока пяти, с длинным лицом, некрасивым, но умным, из тех, что вызывают доверие и, как правило, его не обманывают. Внимательные глаза, залысины в рыжеватых волосах. Официален, как повестка. Первым рядом перед ним ерзали командиры эскадрилий. Джонас вздохнул, ожидая, кого пошлет ему в начальники оскалившаяся фортуна.

— ...Пламме, Лехвист, Джонас, Деверо — к Черным Шельмам, — неуловимым щелчком по деке узловатые пальцы зафиксировали назначение.

Подобрав вещички, поименованные пилоты протопали к столу. Со скамьи комэсков поднялся рослый, плохо побритый парень с воспаленными глазами.

— Удачи, — вполголоса пожелал кадровик.

Комэск молча кивнул. По пилотам, поступающим в его распоряжение, только взглядом мазнул. И взгляд этот Джонасу ох как не понравился. Угрюмый, и обращен внутрь себя. Световое перо прыгало в его пальцах, пока командир ставил подпись. Эстергази? Джонас хотел присвистнуть, но сдержался. Военному министру — сын? И внук героя гражданской войны? С одной стороны, это утешало: начальство обычно склонно беречь детей крупных шишек. С другой... была масса подводных течений в верхах, и он бы с ходу не сказал, в каких отношениях состоит породистое семейство Эреншельдов с Эстергази, у которых все — поперек генеральных линий, и все каким-то образом — вверх. Опять же Джонас никогда не видел человека, доведенного до такой степени изнеможения. Провожая пилотов в отведенный эскадрилье жилой отсек, Эстергази шагал так размашисто, что казалось, он просто боится рухнуть плашмя.

Более всего Джонас боялся угодить во власть героического дурака с благородным безумием во взоре: такие не берегут ни себя, ни других. Героическое безумие, однако, свойственно молодости, а комэск Эстергази юнцом не выглядел. Джонас даже, помнится, удивился, что у моложавого министра такой взрослый парень. Судя по тому, как вылеплено лицо — лет тридцать пять, не меньше.

Кубрик дохнул спертым теплом, как растопыренной ладонью в лицо ударил. Вентиляция и охлаждение — явно недостаточные. Объем помещения не рассчитан на физиологические нормы двенадцати человек. А Джона-су он показался еще и непривычно тихим. На одной стене глянцевый плакат, изображающий пухлый подкрашенный рот и смоляную прядь через него наискосок. На другой в объединяющей рамке светились четыре голографических снимка. Четыре донельзя героических юных лица. Джонас нервно переморгнул, сообразив, что именно означает эта выставка. Ожидая дальнейших распоряжений, вновь прибывшие опустили сумки к ногам.

— Бента, — отрывисто сказал комэск, тяжело опершись о края верхних полок, — примешь Синее звено. Возьмешь Пламме, Деверо, Лехвиста. Джонас пойдет в Красное вместо тебя.

— Слушаюсь, командир.

Темнобровый, очень молодой пилот упруго поднялся со своей койки, указал избранной троице на свободные места и деловито принялся собирать вещи для переезда в противоположный угол: темный и какой-то пустой.

Впрочем — не совсем пустой. Посреди свободной нижней койки обнаружился здоровенный полосатый кот с коротким хвостом. Новый Синий звеньевой, перемещаясь, невзначай потревожил его, кот сел, посмотрел на всех осуждающе, задрал морду и утробно, мучительно взвыл. Комэска передернуло.

— Дело не в контрасексе, командир, — вполголоса сказали с верхней койки. — По Улле он...

— Знаю! Магне... эй!

С койки над командирской свесилась рыжая голова.

— Съер?

— Возглавишь пару вместо Бенты.

— Оу! — парень был явно обрадован. — Поохотимся!

— ... Джонаса возьмешь ведомым.

— Ведомым?! — не выдержал вновь прибывший. — Я в два раза старше... командир! Я демобилизовался в чине коммандера! Я полный срок отслужил на этом корыте. Ну. или на другом, но в точности похожем.

— Боевого опыта у вас нет! — отрезал командир. — Вале! Начиная со следующего вылета летаешь моим ведомым.

— А занимайте нижнюю койку... эээ... Джонас, — великодушно предложил сверху рыжий. — Мне-то все равно.

— Я нужен? — комэск окинул кубрик взглядом, который, похоже, ничего не видел. — Эно, Бента, если понадоблюсь — я в тактическом.

Джонас сел на освободившуюся койку, разбирая вещи и приглядываясь. Внутри была паскудная тянущая пустота, не имеющая никакого отношения к голоду. Молодежь вела себя сдержанно, переговариваясь вполголоса, как люди, поневоле привыкшие ценить тишину. Бента Вангелис в «том углу» что-то объяснял вновь прибывшим про «командный спорт». Кот, помаявшись по кубрику без видимой цели, занял наконец пустую койку командира. Время шло, ничего не менялось.

Белобрысый хлюпик, повышенный до командирского ведомого, отлучившись ненадолго — Джонас решил было, что в туалет — вернулся быстрым шагом и, опершись о койку Далена, озабоченно сказал:

— Магне, надо что-то делать! Так ведь и сидит, оцифровал запись, уставился в монитор не моргая и на сотый раз гоняет за себя, за Улле и за каждого Синего. Ищет решение задачи. Спасибо хоть выбрал полет без подвижности. Не знаю, что думаешь ты, а мне — страшно.

Говорилось тихо, но так, что Джонас слышал: на правах пилота Красного звена. И то, что он слышал, нравилось ему все меньше. Мало ему мальчишек, кровь из носу блюдущих «кодекс мужика», нижайшего статуса в звене, так еще и командир, впавший в характерный псих.

Рыжий соскользнул с койки, ловко опершись на предплечья.

— А Содди при жизни этаким орлом-молодцом не смотрел, — задумчиво молвил он. — Подправили они там, в кадрах. Пошли, что ли, силком вытаскивать?

— Девку ему помять надо, — резко сказал Джонас. — Нашлась бы тут какая повариха, засиял бы ваш комэск, как начищенный.

Вале вспыхнул гневным румянцем до самых корней волос, но промолчал, выжидательно глядя на Далена. Видимо, тот обладал более высоким статусом в стае и правом говорить вперед. Джонас также заметил, как навострили уши остальные звенья.

— Мысль пошлая, — наконец сказал Дален. -...но здравая. Я бы даже признал ее пригодной к исполнению. Едва ли только кто соблазнится нашей киберкухней. Где ее возьмешь, девку-то? А жаль — к слову.

— Серьезно, мужики, — со своего места высунул голову Серый звеньевой, — почему командиру еще костей не мыли? Кто-нибудь видел его женщину? Магне, а?

— Он не женат, точно. Бента, ты рядом был, снимков на считаке не видел ли?

Вангелис мотнул головой: то ли не видел, то ли — не мешайте. А вот звено его явно более расположено было сплетен набираться, чем в дело вникать.

— При всем уважении, Магне, не думаю, что она у него одна.

— А взять да и спросить — слабо?

Эно хмыкнул.

— Про первый сексуальный опыт Императора уже спросили. Помнишь?

Магне ухмыльнулся во весь рот.

— Как не помнить. Достопамятная история про то, как старший курс утек по бабам через окно туалета.

— Я это окно проверял, кстати, — вставил Йодль. — Забито насмерть. Как и все до пятого этажа включительно по стояку.

Тимоти Шервуд трясся от хохота, буквально валясь набок. Джонасу в смешливости эскадрильи почудилось нечто нервическое.

— Мы ушищи-то развесили, губищи раскатали! А история кончилась тем, что Его Величество взять не захотели во избежание так сказать... скандалов и прочих рисков. А Величество уперся рогом: дескать, если он не пойдет, то и никто не пойдет! И урегулирования ради командиру пришлось остаться и тягать на ремнях вернувшихся гуляк.

— Надо думать, — вставил свои пять копеек Джонас, — вдвоем мальчики не скучали?

— Шутка эта, разумеется, и тогда звучала, — холодным голосом заметил Вале. — К слову сказать, намеки подобного рода приводят Императора в неконтролируемое бешенство.

— Только Императора? — поспешил уточнить Джонас. Белобрысый был, видимо, задет, и следовало воспользоваться случаем, чтобы указать ему место.

— Император за такие шутки дает, извините, в рыло, — ответил он. — Едва ли это сойдет за присвоение рыцарского звания, Джонас.

Танно Риккен на своей верхней койке буквально рыдал, зарывшись лицом в подушку.

— Это было самое лучшее во всей байке, — согласился Йодль, посмотрев на него. Сам он сидел внизу, рядом со своим ведущим. — Император, молотящий воздух руками и ногами, и наш комэск, удерживающий его на весу. Дескать, сир, никто же не осмелится дать вам сдачи!

Шервуд вытер слезы смеха с красного лица.

— Мы поздно поняли, что история-то оказалась про то, «как мне удалось убедительно проиграть Киру в пространственные шахматы». Бог ты мой, как это было преподнесено!

— Ну, у них и вторая ходка была, — напомнил Дален. — Помните, когда оргкомитет сообразил, что Императора можно взять вместе с телохранителями? Тогда-то по возвращении всех и замели: с прожекторами, матюгальниками и прочей красотой. В самом деле, Джонас, из тех, кто с ними учился, шуточку эту дурацкую никто не повторяет. И вообще — не будем трогать командира за нежное. Не сегодня. Вале, идешь? Джонас? Нет, Бента, справимся сами.

На тактическом мониторе окрашенные в белое Тецимы перемещались как попало, поливая огнем друг дружку и условного противника, периодически взрываясь и сталкиваясь с приглушенным «бумс». Комэск лежал мордой в стол. Магне непочтительно тряхнул его за плечо. Потом еще разок.

— Нашли решение, командир?

— А? — Эстергази потер лицо. — Да. Нашел. Можно было...

— Сколько времени вы решали эту задачу? — тихим голосом спросил Вале.

— Часов... три? Или пять?

— Там были доли секунды, командир. Вы должны были найти это решение, и Улле должен был, и эскадрилья — сыграть по вашим правилам, и уроды — не проявить инициативы, выше рассчитанной. Это не в силах человеческих. И потом... бой ведь не переиграешь заново? Ни Улле... и никого ведь не вернешь?

Два воспаленных глаза сморгнули, словно невесть какая истина прозвучала вслух.

— Бесполезно? — хрипло переспросил комэск.

— Лучше было бы потратить это время на сон, — твердо сказал белобрысый. — В прошедшем бою никто уже не погибнет.

— Я все равно не смог бы... — начал командир, словно не существовало простого «заткнись». Потом махнул рукой и тяжело поднялся. Звено зарысило следом в Н-18.

* * *

— Всегда, когда мы покидали свой родной порт и задраивали верхний рубочный люк, мы закрывались и от друзей, и от семей, от солнца и звезд, даже от запаха морской свежести. Мы сокращали наши жизненные ценности до двух главных величин, самой важной из которых была цель: стать братским экипажем.

— А вторая?

— Не стать братской могилой.

Эрих Топп, из интервью Н. Черкашину

Вице-адмирал Арнольд Деккер стоял на мостике «Валькирии» — просторном мостике нового образца, оборудованном монитором внешнего обзора вкруговую на все стены. И пусть командный центр располагался в самом сердце авианосца, огромное «фальшивое» окно добавляло ему зрительного пространства. Оно к тому же было оборудовано системой приближений, сюда проецировались показания радаров, и имелась возможность вывести изображение с любой камеры или сканера, установленных на бортах. Офицеры, служившие на мелких судах, получая назначение на АВ, испытывали, как правило, чувство сильного облегчения. Гигантские размеры и множество дублирующих систем гарантировали, что все опасности, связанные в дальнейшем с прохождением службы, последуют скорее от небрежности исполнения обязанностей и нарушения армейской дисциплины, нежели от объективных причин физического характера. Летающая крепость, зависящая от базы только в плане поставок топлива, боеприпасов и запасных частей. Находясь здесь, можно было иной раз забыть, что вокруг пустота. А разве помним мы о космической пустоте, чувствуя под ногами земную твердь? Разницу Деккер находил, пожалуй, только в диаметре. Планета, к тому же, не может сняться с орбиты и отправиться, куда глаза глядят. А «Валькирия» запросто прыгнет, достаточно рассчитать курс.

К слову, Деккер еще ощущал последствия прыжка. Потому и опирался на трость тяжелее обычного, и пытался обмануть организм уговорами, что, дескать, небольшая головная боль в его возрасте вполне еще переносима, а сиропчик — для пассажирствующих дам, кабы были, да вот еще для управляющих скачком, потому что слишком много от них зависит.

Два года после спуска со стапелей орбитальной верфи «Етунхейма» определенный сюда личный состав обживал «Валькирию». Стрельбы, учебные тревоги, маневрирование, как одиночное, так и в совокупности с приданным АВ эскортом. Зато теперь тягостность длительных командировок уравновешивалась уверенностью в полной боевой готовности АВ.

Офицер соответствующей специальности сидел за пультом многоканальной связи, пытаясь соединить командира с коллегой Деккера Гельмутом Эреншельдом. Командующий «Валькирии» обязан был известить Эреншельда о том, что занял оговоренное положение в пространстве системы. А интонации сообщили бы «старому моржу», кто теперь представляет собой главную силу в регионе. Одних пилотов-истребителей — триста пятьдесят человек, и не каких-нибудь пенсионеров-резервистов, которыми давно уже обходится скудный рацион «Прожорливого». Агрессивная молодежь, у которой руки чешутся пострелять, и дюзы разогреты.

Корабли не выходят из гиперпространства скопом во избежание столкновений. Для каждой единицы в составе авианосного соединения рассчитывается своя координата выхода, и уже потом они подтягиваются друг к другу, следуя указаниям с флагмана. Вот и сейчас «Валькирия» зависла в пространстве в блистающем одиночестве, в ореоле невидимых глазу излучений.

— Связь установлена, вице-адмирал, съер! Вице-адмирал Эреншельд.

Адъютант включил командующему конус трансляции, Деккер назвался и сделал паузу, позволяя лучу связи преодолеть расстояние, сравнимое с диаметром системы.

— Привет, Гельмут, это я.

Персонал па мостике застыл в благоговении. Только богам дозволено вот так, попросту обращаться друг к другу по официальному каналу.

— Не представляешь, как я тебе рад, Арни, — вернулось через полторы минуты, искаженное помехами.

— Ну почему же... Не буду лукавить, я счастлив, что я здесь, а не на твоем допотопном корыте. Еще и потрепанном вдобавок. Что такое? Нет, Гельмут, это я не тебе.

Офицер-связист стоял, вытянувшись, едва не умирая от сознания того, что вмешивается в разговор вице-адмиралов. Инструкция на этот случай чрезвычайно строга. «Невзирая на ранг персон» — сказано там.

— Принят сигнал бедствия, вице-адмирал. Съер. Наш сектор.

— Гельмут, минуту, извини. Тут у меня SOS на другом канале. Корабль нашего эскорта?

— Никак нет. Транспортный челнок.

— Наш челнок? Зиглинды?

— Так точно. Опознан без каких-либо сомнений. Десантный транспорт класса ВМ51.

— Ответьте и переведите на меня. И дайте его на экран.

— Слушаюсь, съер.

Нерезкий от многократного увеличения, беспорядочно вращающийся транспорт, известный в армейском сленге как «бегемот», занял центральное положение на стенном мониторе. Секундой позже был пойман и звуковой сигнал.

— Говорит пилот транспорта ВМ51/656 техник-лейтенант Суарец. Следуя рассчитанным курсом, преждевременно покинул гиперпространство, возможно, благодаря вмешательству вражеского тральщика. Зафиксировать и опознать тральщик посредством штатных приборов оказалось невозможным. В результате вынужденного выхода получил повреждения. Прошу оказать экстренную помощь и принять на борт.

— Сканер! — отрывисто приказал Деккер.

— ...разгерметизация, — голос Суареца дрожал от напряжения и необходимости соблюдать уставную интонацию, сухую, как воздух на военном АВ. — В моих отсеках — люди.

— Дайте картинку от сканера.

Стандартная ячеистая внутренность армейского транспорта, и в самом деле — люди, видимые как колеблемые в невесомости тени. Почти прозрачные для сканера, прошивающего броню. Темное пятно холодного реактора, серые метки на местах выключенных пушечных установок. Включенные, они проявили бы себя тревожным красным цветом.

— Действуйте по инструкции. Берите его лучом, и в транспортный шлюз, — решился вице-адмирал. — Десантной бригаде занять места и быть наготове для отражения возможной диверсии. Задраить переборки.

— Захват произведен, — отрапортовал по внутренней связи оператор гравитационного луча. — Объект помещен в шлюз. Наружный створ заперт. Внимание, Уравниваю давление и открываю внутренний створ!

— Оставайся на связи, Гельмут, — сказал Деккер. — Надо было, конечно, выслать к нему патруль, но у него люди...

Могучий удар сотряс под ним палубу и швырнул об нее всех, кто находился на ногах. Деккер упал тяжело и был почти оглушен. Все незакрепленное валилось со своих мест. Погасло освещение, и некоторое время, пока кто-то не дотянулся до автономной системы мостика, стояла кромешная тьма.

— Масштаб... — прохрипел вице-адмирал, даже не пытаясь встать. — Доложить масштаб повреждений...

Он... не помнил, чтобы прежде на этом мостике было так душно, и как был, лежа, сорвал воротничок. Сморгнул, какую-то долю секунды полагая, что зрение обманывает его. Переборка прогнулась вовнутрь, словно уступая налегшему плечу. По ней бежали крупные капли. К ужасу своему Деккер понял: плавится пласталь. Самый прочный материал космического строительства.

— Арии, что у тебя там происходит?

— Системы правого борта выведены из строя. Судя по показаниям... — молодой офицер, читавший приборы, морщился от боли, должно быть, что-то сломал при падении, — у нас вообще... нет правого борта!

— Левый борт?

— Системы левого борта выборочно действуют. Сильнейший электромагнитный импульс, съер вице-адмирал... Множественные замыкания электросети.

Словно в насмешку большой проекционный экран левого борта продолжал показывать опрокинутую глубину. Подняв к нему глаза, Деккер увидел приближающуюся несчетную стаю, перед которой без орудий правого борта он был беспомощен, как распятый на скале Прометей.

— Арни, что случилось?... — кричал в наушниках Эреншельд.

Переборка текла как ледяная. Где-то там, вдоль правого борта люди, тысячи людей, кому не повезло испариться в первое мгновение, заживо вплавлялись в пузырящуюся пласталь.

— Троянский конь с атомной начинкой, — сказал он, осознав, что еще слышен на «Фреки». — Они записали нашего пилота, который просил хоть какой-то помощи у них. Они оставили трупы в упаковке, заменив только реактор ядерным зарядом, сработавшим от перепада давления в шлюзе. Сканер не распознал бомбу, поскольку принципы действия ее и двигательной системы «Викинг» одинаковы. Двадцать тысяч человек, Гельмут...

На мостике «Фреки» вице-адмирал Эреншельд вышел из конуса трансляции и, перегнувшись через пульт, выключил сеанс. Люди молча смотрели на него.

Двадцать тысяч человек. Несколько лет работы орбитальной верфи. Чудо инженерной мысли. Любимая военная игрушка Зиглинды. Всего несколько минут.

— Свяжитесь с «Гери», — сказал он. — Мы уходим на планетарную орбиту. Передайте эскорту соответствующие распоряжения.

— Вице-адмирал... съер... Мы оставляем колонии пяти планет внешнего кольца?