Тайны Российской империи - Тайны Шлиссельбургской крепости

В Первом послании к коринфянам апостол Павел сказал:

«Не хочу оставить вас, братия, в неведении, что отцы наши все были под облаком и все прошли сквозь море; и все крестились в Моисея в облаке и в море; и все ели одну и ту же духовную пищу; и все пили одно и то же духовное питие; ибо пили из духовного последующего камня; камень же был Христос.

А это были образы для нас, чтобы мы не были похотливы на злое, как они были похотливы. Все это происходило с ними, как образы, а описано в наставление нам, достигшим последних веков»…

Неотвратимо и грозно вершился ход истории, и все эти годы стояла посреди Невы, заслоняя ладожские просторы и саму русскую историю, крепость Орешек.

Борьба между тверскими и московскими князьями не самым благоприятным образом отразилась на крепости, хотя бы уже потому, что когда началась борьба князя Ивана Даниловича Калиты за «дани новгородские», Новгород отшатнулся к Литве.

«В лето 6841… – говорит новгородская летопись. – Сем же лете вложи Бог в сердце князю Литовьскому Наримонту, нареченому в крещении Глебу, сыну великого князя Литовьскаго Гедимина, и присла в Новъград, хотя поклонитися святии Софии; и послаша новгородци по него Григорью и Олександра, и позваша его к собе; и прииха в Новъгород, хотя поклонитися, месяца октября; и прияша его с честью, и целова крестъ к великому Новуграду за одинъ человекъ; и даша ему Ладогу, и Ореховыи, и Корельскыи и Корельскую землю, и половину Копорьи в отцину и в дедену, и его детем».

История, связанная с превращением сына литовского князя Гедимина князя Наримонта в князя Ладожского и Мозырского, путаная и темная.

Бархатная книга утверждает, что Наримонта выкупил в Орде сам Иван Данилович Калита и отпустил на великое княжение Литовское, однако Наримонт «не дошед в своея вотчины, крестися по своему обещанию, и наречен бысть во святом крещении Глеб и тогда братья его и вся земля Литовская не даша ему великаго княжения, а посадиша на великое княжение Олгерда, а Наримонта взяли в Великий Новгород».

По другим источникам[4], это сам новгородский архиепископ Василий Калика вынужден был пообещать Наримонту княжение в Новгороде, когда по дороге из Владимира Волынского «гнался за ними с Татарским баскаком» киевский князь Федор.

Как бы то ни было, но передача Наримонту «в отчину и дедину» главных новгородских крепостей вместе с Орешком вызвала волнения в Новгороде.

«Думая, может быть, и то, что Россия, истерзанная Моголами, стесняемая Литвою, должна скоро погибнуть, – писал по этому поводу Н.М. Карамзин. – новогородцы искали способ устоять в ее падении с своею гражданскою вольностию и частным избытком».

Вольно было новгородцам мудрить и подыскивать оправдания отходу от Руси, но перехитрить свою русскую судьбу им не удалось и не могло удаться, поскольку не было на то Божией воли.

Судьба Орешка ясно показала это…

Ему предстояло заслонить Русь от очередного крестового похода.

Еще в 1316 году в Швеции в семье герцога Эйрика Магнуссона и принцессы Ингеборг, дочери норвежского короля Хакона V, родился сын, названный Магнусом.

В 1319 году свергли с престола Биргера, родного дядю Магнуса, и трехлетний ребенок стал королем Швеции.

Магнусу не исполнилось и четырех лет, когда скончался его дед, норвежский король Хакон V, и Магнус получил еще и норвежский престол.

В Швеции он был Магнусом II, а в Норвегии – Магнусом VII.

Самостоятельное правление Магнуса, хотя он и согласился включить постановления первой шведской «конституции» 1319 года в состав Ландслага[5], трудно назвать безоблачным.

Можно связать резкое ухудшение при Магнусе государственных финансов с излишне роскошной жизнью короля и его двора и значительными затратами на многочисленные войны, но и непрекращающиеся конфликты с оппозицией тоже не способствовали стабилизации положения.

Впрочем, это шведско-норвежская история короля Магнуса, а для нашего повествования интереснее и важнее русская часть его жизни…

Решение Магнуса II предпринять новый крестовый поход на восток некоторые историки объясняют влиянием на короля Биргитты (Бригитты).

Она было дочерью Биргера Персона, который возглавлял совет опекунов при юном короле Мангусе.

В семь лет, как рассказывала сама Бригитта, к ней явилась Богоматерь и возложила на ее голову корону, что, впрочем, не помешало 13-летней девушке – это произошло как раз в год воцарения трехлетнего Магнуса! – выйти замуж за Ульфа Гудмарссона и родить ему восьмерых детей.

И так, быть может, счастливо и жила бы она[6], но в 1344 году умер муж и вскоре после его смерти к Бригитте вернулись чудесные детские видения, и она осознала, что ее предназначение не рожать детей, а передавать повеления Бога земным правителям и представителям высшего духовенства.

Считается, что это призывы Бригитты способствовали прекращению авиньонского пленения пап и возвращению Святого Престола в Рим.

Понятно, какое влияние оказывали видения святой Бригитты, про которую уже при ее жизни рассказывали, что она развешивает свои одежды на лучах солнца, на короля Магнуса, который знал ее с первых лет своей жизни.

Когда в видении в 1346 году Бригитта получила повеление основать новый монашеский орден, члены которого, мужчины и женщины, должны были жить совместно в смешанных монастырях, тридцатилетний король сразу выделил под будущую обитель ордена землю в Вадстене.

Чуть отвлекаясь, скажем, что папа римский Климент VI, который не был столь же осмотрителен и осмелился отклонить прошение святой Бригитты, поплатился за это после своей кончины.

«Услышьте теперь!

Колокола пылают[7], и люди кричат: Государь наш мертв, государь наш Папа покинул нас; благословен будь сей день, но не благословен сей государь.

Как странно, ибо кричать им было б уместно: Да благословит Господь нашего государя жизнью длинной и благополучной; а они кричат и приговаривают с радостью: Упал он, и пусть не встанет никогда!

Но не странно это, ибо сам он, которому следовало б восклицать: Придите ко мне и обретите покой в душах своих, призывал всех: Придите ко мне и поклонитесь ко мне, живущему в роскоши и славе более, чем у царя Соломона были. Придите ко двору моему, и опустошите кошели свои, и мы найдем прощение вашим душам.

Так кричал он и устами, и пергаментами своими.

По сему и Моему гневу пришло время, и буду судить я его как одного из тех, кто разгонял стада святого Петра.

О, что за суд ожидает его!

Но всё же, если он успеет обратиться ко Мне, я приду к нему и встречу на полпути, как заботливый Отче».

Так, от лица самого Бога, обличала святая Бригитта несговорчивого папу римского Климента VI после его кончины.

Понятно, что король Магнус, если даже у него и были сомнения, не дерзнул противоречить святой Бригитте, когда решался вопрос о крестовом походе на Русь.

Ранней весною 1348 года в Новгород прибыло необычайное посольство.

То есть посольство было самое обыкновенное, но вот предложения, привезенные послами, звучали странно и дико даже и для бывалых новгородцев.

Шведский король Магнус II предлагал новгородцам выставить своих самых искушенных философов и богословов, чтобы они в ученом диспуте со шведскими философами и богословами выяснили, чья же все-таки вера лучше.

Проигравшая спор страна должна была принять веру победителя.

Может быть, в устах святой Бригитты подобное предложение и звучало естественно, но изложенное прямой русской речью: «Ино аз иду в вашу веру, или, паки аще наша будет вера лучше, и вы поидете в нашу веру!» – оно пробуждало в новгородцах беспокойство за состояние шведских умов…

Новгородским архиепископом был тогда святитель Василий Калика.

В молодости, будучи еще священником Космодемьянской церкви Григорием, Василий Калика, как и святая Бригитта, совершил паломничество на Святую землю, за что и получил свое прозвище[8].

В 1330 году новгородцы «от мала до велика возлюбили» его и избрали по жребию новгородским владыкой.

Став после монашеского пострижения Василием, он семнадцать лет управлял новгородской епархией, и деятельность его выходила далеко за пределы церковной жизни.

Архиепископ Василий Калика занимался не только писанием икон и строительством храмов, но он еще и укреплял крепостные стены в Новгороде, строил мосты, занимался дипломатической работой. Это ему обязан Новгород своим примирением с Москвой в 1340 году, когда Василий Калика заключил от имени Новгорода мир «по старым грамотам» с великим князем Симеоном Гордым.

Не чужд был архиепископ и ученых трудов.

Его послание тверскому епископу Феодору о рае много веков повторяли русские летописи.

С годами авторитет святителя Василия стал столь высоким, что митрополит Феогност благословил его «крещатыми ризами». Этим знаком особого достоинства Василий Калика был отмечен первым не только из числа новгородских владык, но и среди всех русских иерархов.

Ну а белый клобук, посланный Василию Калике Константинопольским патриархом, превратился в сюжет «повести о новгородском белом клобуке», утверждающей, что Русская Церковь является наследницей и Византии, и Римской империи, поскольку клобук этот некогда из рук императора Константина получил первый папа римский Сильвестр.

Вот этому святителю и предстояло ответить святой Бригитте и шведскому королю Магнусу II.

Архиепископ Василий Калика проявил тут воистину святительскую мудрость.

– Веру мы приняли от греков, и не нам решать, лучше она или хуже латинской, – учтиво и смиренно ответил он. – Посылай с этим вопросом к константинопольскому патриарху, а если имеешь какие претензии к нам – скажи прямо, о том мы готовы говорить.

Магнуса и святую Бригитту такой ответ не удовлетворил, и весной 1348 года, как только открылась навигация на Балтике, в Неву вошли шведские корабли.

Часть войска – крепость тогда занимала только часть острова – высадилась в конце июня на Ореховом острове, а другая часть, разделившись на небольшие отряды, начала грабить земли по берегам Невы.

Намеченный богословский диспут перешел сразу в практическую плоскость. Всех русских пленных, отказывающихся перейти в католическую веру, Магнус приказывал казнить.

Кто знает, может быть, и взятие Орешка тоже было открыто в видениях святой Бригитты, ведь захватом этой крепости решались чрезвычайно важные задачи крестового похода.

Во-первых, Орешек позволял контролировать торговлю Новгорода с Западной Европой, во-вторых, отрезал от Новгорода карел, и, лишенные новгородской поддержки, они неизбежно должны были покориться шведам. Ну и, в-третьих, открывалась возможность покорения всей Ижорской земли.

Сорок дней длилась осада.

Возможно, шведам и удалось бы задушить осадой крепость, тем более что ореховский князь Александр Наримонтович в своей столице отсутствовал, но тут случилось событие, которое не предвидели ни король Магнус, ни святая Бригитта.

23 июля сравнительно небольшой отряд новгородцев, возглавляемый боярами Онцифором Лукиничем, Яковом Хотовым и Михаилом Фефилатовым, с криком «Святая София!» неожиданно атаковал шведский корпус и разгромил его.

«…Избиша немец 500 в канун святых Бориса и Глеба, а иных изнимаша, и переветников казниша, – сообщает по этому поводу новгородская летопись. – А бой бысть на Жабце поле».

Это Жабце (Жабче) поле располагалось в северо-западном углу Гатчинского района, на месте нынешнего поселка Терволово.

Весть о поражении на Жабце поле заставила Магнуса изменить тактику рыцарской войны.

В первых числах августа он отправил в осажденную крепость Орешек посланцев, обещая уйти, если город заплатит ему выкуп.

Подумав, жители столицы Ореховского княжества согласились и 6 августа отворили ворота.

Шведы, однако, вместо того чтобы уйти, вошли в город.

Впрочем, сам Магнус свое обещание сдержал.

Через неделю, оставив в Орешке восемьсот человек гарнизона, он отплыл обратно в Швецию на военный совет со святой Бригиттой.

Уплыл король вовремя…

Уже 15 августа новгородское ополчение осадило крепость.

Полгода новгородцы держали шведов в осаде, но те не сдавались, и 25 февраля 1349 года начался штурм.

Возведенные князем Юрием Даниловичем деревянные стены были обложены хворостом и подожжены. Шведы попытались укрыться в каменной башне, но новгородцы ворвались и туда.

Так был взят Орешек, вернее то, что осталось в нем после пожара.

В драматургической коллизии, что в полном соответствии со словами апостола Павла, разворачивалась в середине XIV столетия, как «образы для нас», как «наставление нам, достигшим последних веков», события сплелись так причудливо, что судьбы героев их кажутся заимствованными из волшебных сказок.

Как разделяет остров Орешек потоки ладожской воды, так же разделяются и судьбы инициаторов крестового похода 1348 года на Русь.

Мы знаем, что вернувшийся в Рим папа Урбан V разрешит Бригитте учредить орден, получивший название бригитток, и она построит смешанный монастырь Вадстене, в котором ее дочь, святая Катерина Шведская, станет первой аббатисой.

Бригитта умрет в 1377 году и будет похоронена в монастыре в Пирите, в нескольких километрах от нынешнего Таллина.

В честь ее заслуг, не последнее место среди которых занимала и проповедь крестовых походов против схизматиков, папа римский Бонифаций IX причислит Бригитту в 1391 году к лику святых, а в 1999 году она будет провозглашена папой римским Иоанном Павлом II покровительницей Европы.

Совсем другая судьба выпала королю Магнусу II.

Поощряемый будущей покровительницей Европы, Магнус предпринял новый поход на новгородские владения, но поход этот оказался еще более неудачным, чем предыдущий.

Когда корабли крестоносцев вышли в Финский залив, поднялся шторм и, как сообщает новгородская летопись, «рать немецкая истопе (утонула) в море».

Утонул, согласно шведским хроникам, и сам Магнус II.

Подтверждая этот факт, в XIX веке туристов водили к его могиле – нагромождению камней на берегу моря.

Однако в XX веке археологи раскопали могилу на берегу моря и вынуждены были разочаровать паломников. Захоронение, объявленное захоронением Магнуса II, относилось к бронзовому веку.

Зато сохранилась могила «cхимонаха Григория, шведского короля Магнуса» на старом монастырском кладбище Валаама.

Как утверждают здешние предания, Магнус спасся во время бури и был подобран русскими монахами.

Они и выходили неудачливого крестоносца.

Магнус оставил тогда трон, постригся в монахи под именем Григория и, будучи схимонахом, умер в 1374 году в Валаамской обители.

Как мы уже говорили, новгородский архиепископ Василий Калика, пока не призвали его на святительское служение, был священником Григорием.

Король Магнус стал иноком Григорием.

В этом зеркальном отражении имен и чудится нам развязка богословского спора о вере, который пыталась затеять с новгородцами святая Бригитта.

Диковинный поворот случился и в посмертной, связанной с Россией судьбе самой Бригитты.

Монастырь, где она была погребена, во время Ливонской войны (1558–1583) оказался разрушенным. Однако реформационное движение тогда уже охватило Скандинавские страны и Прибалтику, и судьба захоронения католической святой никого не волновала.

Мощи святой Бригитты «явились» уже при Петре I.

Правда, поступил первый русский император с мощами «спасительницы Европы» чисто по-петровски.

В Риме тогда как раз откопали великолепную статую Венеры (Афродиты), и? поскольку папа римский Климент XI не разрешал вывезти ее, Петр I предложил обменять статую на мощи святой Бригитты.

Обмен состоялся, и так у Петра I появилась настоящая античная статуя.

Ну а в Новгороде в 1352 году новгородские бояре и черные люди били челом владыке архиепископу Василию, чтобы он «ехал и устроил башни в Орехове».

Василий Калика не стал медлить.

Решено было восстановить Орешек в камне.

После Ладоги, Копорья, Пскова, Новгорода и Изборска Орешек должен был стать шестой цельнокаменной русской крепостью.

Каким был Орешек, спроектированный святителем Василием Каликой, археологам удалось выяснить совершенно точно.

«У стен церкви XIX века, в центре крепостного двора, почти под современной мостовой, во время раскопок 1969 года вдруг показался ряд валунов. Участников экспедиции насторожило то, что в сооружениях острова такие камни не употреблялись. Находку стали расчищать, обнажился отвесный край, и стало ясно, что это не отдельные камни, а необычная для этих мест кладка из крупных и мелких валунов на известковом растворе. Среди валунов были видны выравнивающие прокладки плитняка. Возникло предположение о дворце, тереме, церкви, отдельно стоящей башне… Из земли между тем освобождалось нечто необычное, словно былинное. На трассе 120 метров (с перерывами из-за поздних повреждений) открылась внушительная стена толщиной в три с лишним метра, сохранившаяся на высоту до двух с половиной метров. Ее внутренняя часть оказалась забутованной мелким булыжником. Фундамент образован двумя-тремя рядами крупных сложенных насухо (без раствора) валунов. Неровность плана, рельефно выступающие камни, затейливая игра светотени придавали сооружению вид гигантской скульптуры…

В одном месте раскопа наметился резкий поворот стены. На ее предполагаемом продолжении забили вешку и наметили новый раскоп. И снова лопата звякнула о стену. Поразительно, что здесь древние камни лежали почти на самой поверхности. По ним ходили и ездили, не подозревая о том, что они здесь существуют. Стена изгибалась буквой “Г”: это были северная и западная стороны неправильного четырехугольника. Восточная сторона его была выявлена в 1970 году (южная не сохранилась).

Итак, за два года раскопок удалось раскрыть три стороны древней крепости. Она занимала юго-восточную часть острова размером примерно 90 на 100 метров. Укрепление, построенное архиепископом Василием в ответственный момент русской истории, перестало быть загадкой»…[9]

Грозно возвышалась крепость на холме в юго-восточной части острова.

Восточная и южная стены ее, сложенные из крупных валунов и известковых плит, повторяли изгибы береговой линии, а вдоль западной стены крепости проходил трёхметровой ширины канал, пересекавший остров с севера на юг и отделявший крепость от посада, занимавшего всю западную часть острова.

По верху крепостных стен был устроен боевой ход с квадратными бойницами.

Крепость имела три приземистые прямоугольные башни, которые возвышались над стенами. Воротная башня стояла почти в центре северной стены, две другие располагались в юго-западном и северо-восточном углах[10].

Впрочем, достраивали Орешек уже без Василия Калики.

«Кто во что позван, тот в том пребывает», – говорил святитель Василий Калика и всегда следовал этим словам в собственной жизни.

«Нарядив костры» в Орешке (заложив крепостные башни), он уехал в Псков, где открылась тогда эпидемия моровой язвы.

Великое опустошение произвела «черная смерть» в Пскове, и подавленные горем и страхом жители умоляли архиепископа помолиться вместе с ними.

Прибыв в Псков, Василий Калика исполнил свой архипастырский долг, совершил богослужение в трёх церквах и обошёл город с крестным ходом, а уже возвращаясь в Новгород, заболел, и скончался в обители Архангела Михаила, при устье реки Узы, впадающей в Шелонь.

Случилось это 3 июля 1352 года.

И получается, что спроектированная и заложенная им незадолго до кончины крепость Орешек с тремя прямоугольными башнями, с маковкой церкви, выглядывающей из-за сложенных из валунов стен, стала еще и памятником великому – не зря был передан ему из Константинополя белый клобук! – святителю Василию Калике.

Глава третья

Твердыня Московской Руси

Яко погна враг душу мою: смирил есть в землю живот мой: посадил мя есть в темных, яко мертвые века.

Псалом 142, ст. 3

Черная смерть, унесшая жизнь святителя Василия Калики, распространилась из Пскова по всем новгородским пределам.

«Был мор во Пскове, потом в Новгороде и Ладоге и по всей земле Новгородской». В городе Глухове не уцелело ни одного человека. Люди умирали, харкая кровью.

Не обошла черная смерть и Москву.

11 марта 1553 года скончался от чумы митрополит Феогност, который объединил под своим омофором всю Русскую Церковь.

А следом умер со всей семьей 35-летний великий князь Симеон Иванович Гордый.

«А по благословению нашего отца, что нам приказал жити за один, так и я вам приказываю своей братии – жити за один. А лихих бы людей вы не слушали, кто станет вас сваживать. Слушали бы вы отца нашего, владыку Алексея, также и старых бояр, кто хотел отцу нашему добра и нам. А пишу вам это слово для того, чтобы не перестала память родителей наших и наша, и свеча бы не угасла», – писал он в своем завещании.

На московский престол вступил его брат Иван, отец князя Дмитрия, которого назовут Донским.

Преподобный Сергий стал в этот год игуменом обители в честь Пресвятой Троицы близ Радонежа.

Всего шесть лет княжил Иван II Иванович Красный (Кроткий).

13 ноября 1359 года он умер, и на московский трон был возведен девятилетний Дмитрий. Фактическим регентом стал митрополит Алексий. Ему и предстояло вырастить князя, который выведет русские полки на поле Куликово.

И надобно было торопиться, потому что окрепла на западе другая сила, угрожающая существованию Руси, и подобно московским князьям, которые приводили татар на Русь, чтобы упрочить свою власть, тверские князья начали обращаться с этой целью к литовскому княжеству. Осенью 1368 года, когда «мгла стояла три месяца, и рыба в реках мерла», Михаил Александрович Тверской привел на Русь войска своего зятя Ольгерда.

Литовцы разбили на Тросне московский сторожевой полк и осадили Московский Кремль. Три дня Ольгерд стоял в осаде, а потом ушел, опустошая Московскую землю. Впервые после 40-летнего мирного периода Московское княжество испытало неприятельское нашествие. «Такого зла и от татар не бывало», сказано в летописи.

Немало зла против святого страстотерпца князя Михаила Ярославовича Тверского и всего Тверского княжества совершил основатель крепости Орешек князь Юрий Данилович.

Теперь, словно в злом волшебном зеркальце, перевернулись былые события.

31 мая 1372 года полки Михаила Александровича Тверского разбили новгородцев и сожгли Торжок, а жителей истребили.

«Было многое множество мертвых, избитых, утонувших, обожженных, задохнувшихся в дыму… – пишет летопись. – А другие начисто сгорели, а иные утопленники уплыли вниз по Тверце. Такой беды не было Торжку даже от татар».

А через две недели войска Ольгерда и Михаила Александровича Тверского соединились под Калугой и двинулись на Москву.

Но уже не остановить было движение Руси к Куликову полю.

И хотя посол Мамая Ачихожей и Некомат Сурожанин привезли в Тверь Михаилу Александровичу ярлык на великое княжение владимирское, и князь тотчас же сложил «целование крестное» и разорвал мир с Москвой, это уже не могло ничего переменить.

3 сентября 1375 года полной капитуляцией Михаила Александровича Тверского завершилось почти полувековое противостояние Твери и Москвы.

Михаил Александрович навечно отказался от притязаний на великое княжение и признал себя «младшим братом» московского князя. Никто из князей не осмеливался теперь оспаривать главенство московского князя Дмитрия.

И наступил долгожданный срок…

30 августа 1380 года во Владимире, в храме Рождества Богородицы, вдруг вспыхнули ночью сами по себе свечи, и когда в церковь вбежал испуганный пономарь, то увидел двух старцев, вышедших из алтаря. Они прошли к гробнице Александра Невского и сказали:

«Александр! Встань и спаси правнука твоего Дмитрия!»

И встал Александр Невский из гроба, и скрылся со старцами.

А на следующий день мощи святого князя были открыты и поставлены в раке посреди собора.

Начались чудеса исцеления от них.

Главное же чудо произошло 8 сентября на Рождество Богородицы, когда русские войска переправились через Дон и встали вблизи впадения в Дон речки Непрядвы, на поле Куликовом.

«И была брань крепкая и сеча злая, и лилась кровь как вода, и падало мертвых бесчисленное множество от обеих сторон».

Весь передовой полк оказался вырублен татарами, и только стойкость владимирских и суздальских полков во главе с князем Глебом Брянским и воеводой Вельяминовым позволила предотвратить прорыв татар в центре, где находился Большой полк.

Когда татары уже подсекли полковое знамя в Большом полку, в бой вступил Засадный полк под предводительством Владимира Андреевича Серпуховского. Вступление в бой свежих сил решило исход битвы – татары были разгромлены.

И все эти годы, омывая остров Орешек, неудержимо текла ладожская вода, и четко рисовался на фоне неба грозный силуэт города-крепости, окруженного водным простором.

Надежно закрывала крепость от врагов Приладожье.

И вот случилось на этой земле великое чудо…

26 июня 1383 года вышедшие на промысел в Ладогу рыбаки увидели в небе икону Пресвятой Богородицы. Озаренная ослепительным сиянием, повисла она над озером, а потом быстро стала удаляться в сторону устья Свири.

Наверное, чудесный свет различался и с крепостных башен Орешка, но скоро и здесь потеряли икону из виду.

Зато теперь икону увидели на берегу.

Недалеко от впадения реки Ояти в Свирь находится Смолкова гора, где в 1383 году и остановилась первый раз на Русской земле пришедшая из Константинополя Тихвинская икона Божией Матери.

Следующая остановка была в деревне Имоченицы.

Отсюда, сопровождаемая толпами ладожских рыбаков и местных крестьян, чудотворная икона прошествовала к местности, «нарицаемой Тихфин».

Дальнейшая история Тихвинской иконы, которую называют охранительницей северных пределов России, известна достаточно хорошо, но первые остановки на Русской земле иконы, которая, словно чистый свет, возникла в евангельски-простом северном пейзаже над Ладожским озером, еще нуждаются в осмыслении.

Ведь эти остановки таинственным образом связаны с рождением человека, глазами которого воочию увидит Православная Русь Святую Троицу…

В Имоченицах, на высоком, обрывистом берегу Ояти, где останавливалась Тихвинская икона, сохранилось предание…

Рассказывают, что в тот летний день 1383 года местный перевозчик услышал с противоположного берега Ояти женский голос с просьбой перевезти через реку.

Однако когда он переехал туда, никого не оказалось там, и пришлось возвращаться в Имоченицы.

И снова услышал перевозчик женский голос, и снова не нашел никого. Лишь на третий раз увидел перевозчик в своей лодке икону, которая после чудесным образом объявилась на речке Тихвинке…

В этом предании ценна не фактография события (после того как икона первый раз остановилась на Смолковой горе, её сопровождали толпы богомольцев, отмечавшие каждую остановку икону закладкой часовен и храмов), а внутреннее осознание современниками произошедшего чуда.

Очевидцы встречи иконы в 1383 году ощущали, что плывущая по небу икона пришла именно к нему, именно в его жизнь…

Мы не знаем, где – в Смолковой горе, Имоченицах или Мандерах – жили деды и прадеды преподобного Александра Свирского, но можно не сомневаться, что они находились среди богомольцев, встречавших икону на Русской земле.

Что чувствовали они, глядя на вставший в воздухе, сияющий как солнце образ?

Какая благодать переполняла их души?

Понимали ли они тогда, что свет этого Божьего чуда озаряет рождение их детей Стефана и Вассы, будущих преподобных Сергия и Варвары – родителей преподобного Александра Свирского?

Но мы помним, что когда евангелист Лука написал на доске стола, за которым трапезовали Иисус Христос, Дева Мария и Иосиф Обручник, образ Божией Матери, который называют сейчас Тихвинским, Пречистая Богородица, посмотрев на икону, сказала:

– С этим образом – благодать Моя и сила.

Среди этой благодати и силы, дарованных Богородицей, и проходило детство родителей преподобного Александра Свирского…

Житие Александра Свирского не расшифровывает, почему родители преподобного, уже имея многих детей и находясь в значительном возрасте, так сильно печалились о даровании им еще одного сына.

Видимо, что-то было открыто им свыше…

Нам это открывает сама история нашей страны…

Мы знаем, что середина XV века, когда рождается Александр Свирский, – это время распространения и укрепления преобразующих Русь воззрений игумена Всея Руси Сергия Радонежского.

Исследователи справедливо отмечают, что постижение идеи Троицы, выразившееся в широком строительстве на Руси Троичных храмов, в развитии Троичной иконографии и в создании цикла Троичных празднеств, которые Сергий Радонежский положил в духовное основание Святой Руси, ни в коем случае не было заимствованием. А все те исторические случайности, которые можно отыскать в предшествовавшей истории, следует рассматривать лишь, как смутные предчувствия того целостного явления, которое раскрылось на Руси в XIV веке.