Новый Вавилон

Тогда Афанасий, сохраняя внешнее спокойствие, но с возрастающей тревогой в душе, стал бродить среди дорого одетых мужчин и увешанных драгоценностями женщин. Наконец, в дальнем углу площадки под пальмой, подсвеченной синим, он заметил ее, беззаботно беседующую с низкорослым лысоватым мужчиной. Афанасий, увидев эту неприятную картину, стремительно направился к ним с неясными для себя, но решительными намерениями.

Приблизившись, он узнал собеседника Веды – это был Борис Левицкий. К счастью, девушка вовремя его заметила и сама устремилась на встречу.

– Уважаемый господин Левицкий любезно показал мне дорогу среди пальм, а заодно рассказал про историю создания Кадингира. Хочешь послушать? – Веда снова обернулась к собеседнику. – Разрешите вам представить моего кавалера.

Лысый важно, но, как показалось Афанасию, с ехидцей, кивнул юноше, приветствуя.

– Не хочу. Куда ты пропала после концерта? Уже полчаса тебя ищу… – Он старался говорить тихо.

– Мне надо было… в дамскую комнату. Я думала быстро вернуться, но заблудилась на обратном пути в темноте. – Девушка невинно вздохнула.

– Извините, нас ждут друзья. – Афанасий постарался загладить возникшую неловкость перед Левицким и потащил Веду в сторону. – Сейчас будет салют!

Действительно, завершил прекрасный праздник получасовой салют и зажигательные танцы под звездным небом.

Веселье закончилось далеко за полночь, когда усталые и довольные молодые люди завалились спать под треск камина, растопленного в домике невидимыми слугами.

Следующий день прошел неожиданно быстро. С утра, пока Веда спала, Афанасий сыграл в теннис с князем Андреем, на удивление бодрым и свежим. Они обменялись впечатлениями – счастливый князь остался доволен вчерашним торжеством.

– Вы можете оставаться, сколько хотите – мои люди оплатили всю следующую неделю, – сказал он Афанасию после матча.

– Спасибо, Андрей Николаевич, с удовольствием, но Веде надо быть завтра в Москве, а сегодня мы хотели осмотреть знаменитый Кадингир.

– Жаль, завтра мы идем в океан на яхте и хотели с Елизаветой пригласить вас, а Кадингир – да, интересный и необычный город, только будьте осторожнее. Я могу дать охрану.

– Что вы, зачем? Мы только посмотрим город и погуляем. Спасибо, Андрей Николаевич, за праздник и дай вам Бог, завтра – попутного ветра!

– Счастливо, Афанасий. До встречи в Москве.

Молодые люди пожали на прощание друг другу руки, и, проголодавшийся Афанасий, побежал к Веде. После позднего завтрака они, полные впечатлений от праздника, выехали в Кадингир, экономический центр мира, который стремительно разрастался все дальше в глубину материка. Еще издалека, молодые люди увидели величественный город на берегу океана, окруженный безбрежной саванной.

«Наверняка, он скоро поглотит дикую природу, и то место, – Нга, где мы вчера праздновали, и бесстыжих воровок – мартышек», – с грустью представил Афанасий.

Приблизившись вплотную к городу, он заметил по периметру несколько высоких заборов с колючей проволокой наверху.

«Наверное, чтобы дикие животные из саванны случайно не забредали на улицы», – подумал Афанасий, с интересом глядя на приближающиеся небоскребы.

Сверху город был накрыт словно живым зеленым ковром, а с земли виднелись сплетения из растений и деревьев, стоящих на крышах. В воздухе слегка пахло рыбой, океаном и какими-то сладкими пряностями.

Они подъехали к закрытому въезду в город, который охранял вооруженный африканец в военной форме – тот открыл автоматические ворота и приветливо показал рукой, что они могут проезжать.

Узкие улицы между высотными зданиями были запружены людьми и машинами, но, несмотря на жаркий полдень, в городе царила удивительная свежесть и прохлада из-за океанского климата и раскинувшейся на крышах зелени. Из автомобиля они с удивлением разглядывали калейдоскоп национальностей: негры, белые, мулаты, китайцы, индусы в чалмах и совершенно непонятные люди в одеждах – балахонах. В витринах бесконечных магазинов манекены представляли модную одежду, в которой Афанасий со спутницей не рискнули бы показаться на улицах Москвы. Небоскребы мощно навалились уже через несколько кварталов, а весь город сиял от многочисленной переливающейся рекламы.

Афанасий еще на рекламном буклете в Нга присмотрел экскурсию на самую высокую башню Кадингира и предложил Веде подняться и увидеть удивительный город сверху.

Просторный скоростной лифт поднял их, вместе еще с десятком таких же любопытных, на крышу небоскреба перед великолепной панорамой – весь верхний ярус состоял из цветущих садов, перекинутых между домами с квадратами бирюзовой воды – бассейнами – на крышах, но внизу на улицах не было темно.

– Они попытались возродить одно из чудес света – висячие сады! Удивительная красота!

С одной стороны виднелся порт и безбрежный океан с белеющими силуэтами кораблей, а с другой простиралась такая же бескрайняя саванна. Многочисленные стаи птиц бороздили безоблачное, африканское небо.

– Смотри… там … Нга – дорога вьется, откуда мы приехали, а дальше мыс, Доброй Надежды, где океаны – Индийский и Атлантический – встречаются друг с другом. Почти, как мы с тобой?

– Откуда, ты все знаешь?

Веда ласково улыбнулась, и он обнял ее за плечи, защищая от внезапного порыва ветра, разгулявшегося на смотровой площадке.

– Жаль, что уже надо уезжать. Давай, пообещаем, друг другу, что обязательно сюда вернемся и будем пировать, как … князь Андрей с Елизаветой!

За два дня в знакомом уютном аэропорту ничего не изменилось: тот же чернокожий дежурный невозмутимо встретил их на стоянке, забитой самолетами. Впрочем, для Афанасия все африканцы были на одно лицо.

Обратный перелет прошел спокойно. Они с удовольствием отсыпались и вспоминали, прекрасно проведенные дни. Ранним утром они благополучно приземлились на подмосковном аэродроме. Афанасий думал о том, как постарается приукрасить поездку, рассказывая отцу про Африку. Усталые, но довольные, молодые люди с сожалением распрощались.

8. Аввакум. Москва

Вольный, в напряжении сидя у двери кабинета Аввакума, еще раз мысленно готовился к разговору.

Попасть на прием к авторитетному старцу стоило Вольному пять тысяч рублей – на такие деньги можно было купить небольшую квартиру на окраине Москвы. Он прекрасно понимал: – это только первые, небольшие траты, но нужно было срочно выручать сына, попавшего после поездки в Африку в неприятную историю. В душе Вольный не осуждал Афанасия – своего единственного сына от первого брака. Чувствуя вину перед его матерью за второй счастливый брак и рождение дочери, он старался перенести на сына то, что должно было достаться ей.

Афанасий учился в университете и неплохо успевал, но настоящей его страстью был теннисный спорт – он мог днями зависать на корте. Вольный одобрял занятия сына теннисом, но имел собственные планы на будущее Афанасия, никак не связанные с его сегодняшними, спортивными увлечениями.

– Заходите, пожалуйста! – Секретарь Аввакума в длинных монашеских одеждах почтительно пригласил Вольного пройти, открыл ему высокую дубовую дверь и вежливо поклонился.

Вольный зашел в слабо освещенную приемную, оформленную в новом псевдорусском стиле: с иконами, простой деревянной мебелью и фресками из жизни святых на высоком, сводчатом потолке. Живописную картину довершали зажженные свечи, наполнявшие помещение знакомым, церковным ароматом.

Аввакум в черной простой рясе стоял в углу комнаты лицом к иконам и крестился. Его длинные седые волосы густо рассыпались по широким плечам. Вольный тоже перекрестился и терпеливо ждал, незаметно рассматривая Аввакума.

Наконец тот медленно и степенно повернулся к Вольному и пошел на встречу по мраморному полу. В больших глазах, пристально изучающих посетителя, читались не только воля и упорство, подкрепленные хитростью и коварством, но и готовность действовать силой там, где не помогает слово Божье.

Повидавший немало опасных людей за свою долгую службу, Вольный, тем не менее, тут же согласился с мнением, ходившим по Москве, что этот человек и черта не убоится.

– Мы с вами встречались раньше?

Голос старца Вольный для себя определил, как «благозвучный».

– На приемах у губернатора Московского, Михаила Илларионовича, нового князя Троерукова.

– Конечно, я вспомнил. – Аввакум не отпускал колючим взглядом Вольного. – Вы выступали с интересным, умным докладом по тревожному положению на южной границе и, кажется, что-то просили… не напомните, когда это было? – Аввакум внимательно следил за выражением лица собеседника, но, казалось, не проявлял интереса к разговору, думая о своем.

– В мае, после Пасхи. Весной.

– Сейчас уже ле-е-то, – протяжно произнес Аввакум, – скоро осень московская, а время летит быстрокрыло.

«Ждет, чтобы я первый начал откровенный разговор», – подумал Вольный, наслышанный про необычную манеру беседы Аввакума.

Тот словно прислушивался к мыслям Вольного или к своим интонациям.

– Я тогда просил усиление на трудном, южном участке границы, где…

– Не продолжайте, пожалуйста, – Аввакум устало, взмахнул рукой. – Знаю, Северный Кавказ весь в долгах, согласился принять богатых сектантов – отщепенцев, приговоренных к смерти за фанатизм. Впрочем, извините, времени не так много, господин Вольный. Сегодня у меня после вас еще встреча с убогими в приюте Святой Анастасии Казанской. Присаживайтесь, пожалуйста, располагайтесь. Я вас выслушаю, со всем вниманием.

Аввакум так резко переменил тему, что Вольный удивленно замолчал, но, тем не менее, следуя приглашению хозяина, уселся на простой деревянный стул с высокой резной спинкой. Он знал, что Аввакум негласно исполняет при Патриархе роль главного иезуита – воинственного старца, призванного бороться с ересью и всем, что мешает Церкви оставаться первой, по своему влиянию, силой в стране после президента.

– Мой сын, Афанасий, попал в неприятную историю. Его девушка… она была вместе с ним на праздновании дня рождения у одного очень известного молодого человека, и она… очевидно, сделала там снимки, которые только чудом не оказались затем в Сети. Эту угрозу успели вовремя предотвратить, так что теперь можно говорить только о подделках, если они, конечно, всплывут. На снимках запечатлено много известных людей, но самое неприятное – сын президента с девушкой, репутация которой не совсем. … В общем, если снимки попадут в Сеть и их опубликуют, то сейчас, перед выборами … – Вольный немного нервничал, а еще от свечного запаха начало кружить голову.

– Почему вы так волнуетесь, ведь не попали же? Как зовут молодого человека, у которого был день рождения, и почему вы решили, что я смогу вам помочь, а, главное, в чем? И уверены ли вы, что именно эта девушка сделала злосчастные снимки сына президента?

На самом деле Аввакуму уже в подробностях доложили о случившейся, после праздника в Африке истории. Если избиратели узнают, что сын президента проводит время в запрещенном для посещений Кадингире, да еще с Гибридом – девицей – китаянкой непонятной репутации, – последствия будут непредсказуемы.

– День рождения был не у хозяина, князя Андрея Романова – младшего, а у его невесты, но это неважно. Празднование проходило в Южной Африке, в построенном в африканской саванне центре развлечений. – Вольный говорил, и слова «саванна», «Африка» звучали здесь, в Москве, как будто они из совершенно другого мира.

Аввакум почувствовал, что собеседнику нравится, произносить почти запретные слова в кабинете, хозяин которого, как он сам считал, был призван Господом и Церковью бороться с ересью и сатанинскими происками иноверцев.

Откинувшись на высокую спинку, иезуит внимательно разглядывал Вольного, понимая, что президентский сынок сам подставил себя и оказался в щекотливой ситуации, поскольку стремился к чужим странам и порочным по духу развлечениям. И, мало того, втягивает лучших представителей золотой молодежи, которые в будущем могли бы вместе с ним встать во главе страны. И это – наследник нынешней власти?!

Вольный тяжело смотрел на Аввакума, но не позволял себе такого же недоброго, выжигающего взгляда, как у хозяина кабинета.

Аввакум смог оценить покорность, – ведь гордыня – грех. Выражение его лица немного смягчилось.

– Кадингир, как вассал вавилонцев, является в наши дни рассадником греха – он должен понести кару и быть разрушен. Это – мерзкое место, где собираются все отбросы своих народов, чтобы плести заговоры против правительств, набивать карманы золотом, разрушать религии и подчинять всех власти Нового Вавилона, а те, кто слаб духом, стремятся попасть туда и вкусить запретные плоды! Но что вы от меня хотите, господин Вольный? Разве ваш сын, как-то был наказан? Хотя, даже попытка выезда из страны строго запрещена и карается, в лучшем случае, длительным тюремным заключением. Правда, девушка для него потеряна навсегда, но это, скорее, моральная сторона дела, и молодость все вылечит.

– Девушка – странно исчезла… В любом случае, его отношения с ней закончены, но проблема совершенно в другом: мой сын негласно отлучен от общества, в котором привык бывать. Друзья, узнав о происшествии, отвернулись от него. Это отразится на его будущей карьере, и я, как отец, не могу не волноваться.

– Что же, как отцу, скажу вам – похвально. Вопрос щепетильный, но я мог бы, возможно, подумать. А с этой девушкой, как быть? – Аввакум задумался на минуту. – Думаю, что вы знаете, где она, и надо, чтобы она действительно исчезла! – Иезуит предупреждающе поднял руку на попытку Вольного возразить. Ее не было – это была выдумка, видение! У вас ведь есть, такие возможности? – Он пристально смотрел на Вольного, ожидая реакции на свои слова. – А как от нее избавиться, решайте сами. Можете выслать ее обратно в Африку, если ей по нраву жить в пустоши.

– А что делать с теми, кому настоятельно рекомендовали отвернуться от моего сына?

– Откуда у вас такая уверенность?

– У меня тоже товарищи есть. – Вольный не собирался раскрывать собственные источники Аввакуму.

– Вы совершено зря мне не доверяете, но Бог с вами, дело ваше.

– Я прошу, чтобы кто-нибудь уговорил молодого князя Андрея принять сына обратно…

– Надо ли это вашему замечательному, заблудившемуся чаду? И как он сам объяснит случившееся князю Андрею?

– Мне не важно, что надо сыну, на его собственный взгляд, – Вольный было занервничал, но вовремя остановился и пожал плечам, подчеркивая, что желания Афанасия для него – пройденный этап их отношений. – Можно ведь сказать, что моего сына оговаривают, например?

Аввакум задумчиво отвернулся от взволнованного собеседника.

– Хорошо, я выполню вашу просьбу и поговорю с Патриархом, но я хотел бы взаимной услуги, – он неторопливо написал несколько слов на своем корпускуле и развернул экран перед лицом Вольного.

«Мне нужен на месяц контроль над пограничной заставой № 344. Туда зайдут мои люди и через месяц уйдут» – взглянув, прочитал про себя Вольный.

Аввакум свернул экран обратно, пристально глядя на собеседника, который мгновенно понял, что после того, как могущественный церковник доверил ему свою тайну, – не было другого выхода, только соглашаться, иначе сварят в кипятке живьем – публичные казни становились одним из средств отвлечения народа и возврата к истинным корням, как говорил сам Аввакум. Вольный подозревал и раньше, что Аввакум метит высоко, но теперь понял, что и не догадывался, насколько именно. Принимать решение надо было сейчас же.

– Понимаю – у меня, после того, что вы попросили, нет пути… кроме, как согласиться.

– Поверьте, мне это нужно на благое, святое, богоугодное, если хотите, дело. Можете не переживать – это будет нашим маленьким взаимным обязательством. С вами свяжется мой человек, а по вашему вопросу – я завтра же все улажу. Негоже ссориться людям, тем более молодым и веселым, по таким пустякам, как девичьи забавушки. И еще, последнее, позовите ко мне своего отпрыска, я возьму его с собой на поучительную и интересную встречу. Не волнуйтесь. – Церковник заметил, что его слова вызвали беспокойство у Вольного. – Верну его вам в целости и целомудрии.

Сказав это, Аввакум стремительно поднялся с места, подошел к горящим свечам и с силой задул их, показывая собеседнику, что аудиенция закончена.

9. Алексий. Дорога. Свыше Пророцы

Сегодня Дронов получил сигнал от Данилина, что его миссия начинается – он может выезжать на границу. Помолившись последний раз в храме и пообедав в старом монастырском подворье, Алексий не стал терять время и, запив скромную трапезу терпким квасом, покинул гостеприимный монастырь.

Дорога предстояла долгая. Окрестности вокруг трассы скрывались за высокими деревьями и аккуратным проволочным забором, поставленным, от животных, кое-где виднелись заброшенные деревни с покосившимися, полуразрушенными домами и заколоченными окнами, составляя странный контраст с полосами высокоскоростной магистрали.

Так, передвигаясь от города к городу на запад, Дронов к вечеру въехал в Осков.

Это был крайне интересный приграничный город и настоящая золотая жила для авантюристов. Взлет тихого и провинциального Оскова произошел сразу после Великого Разделения, когда он превратился в перевалочную базу переселенцев в Европу и тех, кто ехал в обратном направлении. Население города внезапно резко увеличилось на сотни тысяч человек за счет эмигрантов и мошенников, привлеченных шальными деньгами. Множество подпольных мастерских штамповали поддельные выездные бумаги для любой национальности. В городе открывались консульства для выдачи виз. Всеобщее безумие дополнила проституция и бандитизм, полиция уже не справлялась с грабежами и убийствами.

С тех пор, как последние переселенцы покинули город, прошло много лет. Границу закрыли, и Осков почти вернулся в состояние провинциального покоя, в котором веками пребывал до Разделения. Остались только опустевшие кварталы из построенных, второпях, домов, готовых, и сейчас приютить путника, как в былые развеселые времена. Но теперь это были просто памятники людям и их надеждам на лучшую жизнь, в ожидании благоприятных времен, которые уже не наступят.

Остановив машину, Алексий зашел в первый попавшийся дом и запросил нужные координаты пешего маршрута через мрачные, безжизненные строения. Дронов пробирался, сбивая ноги на развалинах и битом кирпиче, пока не вышел к нужному месту. Он поднялся по обветшалой узкой лестнице на верхний этаж и выбрался на ржавую крышу, вспугнув стаю голубей.

Отсюда открывался мрачный вид на вечерний город с редкими огнями, а за границами города была тьма. Корпускул пискнул, и возле другого выхода на крышу Дронов заметил движение. Темный силуэт – человек ждал его, прячась за бетонной надстройкой.

– Севастьян, – представился незнакомец, и вряд ли, это было его настоящее имя. Под летней тонкой курткой проглядывал пистолет.

– Алексий, – Дронов осторожно протянул руку для приветствия.

Не теряя времени, Севастьян перешел к делу.

– Когда мы расстанемся, вы по указаниям навигатора поедете на приграничную стоянку автоматических грузовиков. – Он протянул Дронову черный кубик. – Они там отстаиваются и ждут команды на пересечение границы. Найдете машину с номером, указанным на навигаторе, откроете задние двери – они не заперты и залезете внутрь. Примерно через пятнадцать минут вы выедете, и еще через полчаса будете на границе, а когда машина остановится надолго после таможни, вы выйдете на небольшой стоянке. Это все, чем я могу вам помочь, а остальное – не мое дело. – Контрабандист, а Дронов не сомневался, что для прикрытия операции выбрали именно такого исполнителя, нервно закурил сигарету.

– Еще одно… тот человек, который меня нанимал, он просил вас взять с собой девушку…

Собеседник с интересом смотрел на Алексия, блестя в темноте глазами.

Дронов, не понимая, нахмурился и переспросил Севастьяна:

– Какую еще девушку? Она что, из ваших? Живой товар?

– Нет, такой товар – не мой профиль, я другим занимаюсь, на той стороне этого добра с избытком, сами увидите – были бы деньги. Она – ваша девушка, а больше, никакого разговора не было. Если берете ее, то берите. Если сомневаетесь – оставляйте, но только никого не запрашивайте. – Севастьян пожал плечами и добавил: – Иначе, как я понял, ей несдобровать.

Дронов задумался – он был озадачен. Операция еще не началась, а уже неожиданности – вроде этой странной просьбы. Его сюда отправляли Данилин и Вольный, значит, просьба исходит от одного из них, если, контрабандист не врет. Интересно, что он переправляет через границу и почему так взволнован? В конце концов, можно допросить ее и по дороге. Если это просьба Вольного, то надо выполнить ее, а если Данилина, то попробовать узнать от самой девушки, что тот затеял, как и в случае, если она связана с Севастьяном, или, как там его на самом деле?

– Вы решили? – спросил контрабандист, с плохо скрываемым нетерпением.

– Хорошо, я возьму ее и перевезу через границу, если так просили, а дальше… посмотрим.

Севастьян снова пожал плечами, показывая, что «дальше» – его не касается.

– Подберете ее, когда зажжется красная точка на навигаторе, приблизительно минут через десять после выезда из города. Действуем?

Контрабандист был или хотел казаться, человеком конкретным, показывая, что не желает терять время на ненужные разговоры.

– Приятно было с вами познакомиться, Севастьян. Надеюсь, еще увидимся. Чем-то вы озабочены, надеюсь, не из-за меня?

– Всегда рад помочь хорошим людям, а насчет настроения – друг у меня пропал. За границу пошел, как всегда, обычная торговля, – Севастьян указал в темноту, – и исчез. Скорее всего, его уже нет в живых.

Он сосредоточенно смотрел туда, словно хотел разглядеть пропавшего товарища.

Пожав друг другу руки, они распрощались. Дронов тем же путем вернулся в машину, выехал из города и с помощью навигатора Севастьяна отправился на последнюю стоянку перед границей.

10. Вольный. Москва

Вольный любил веселые народные праздники и гуляния. Раздосадованный последними событиями с Афанасием, он решил дать себе отдых и все обдумать. С трудом протискиваясь на площади перед храмом, он занял место в нарядной толпе. Вокруг площади расставили вооруженных шашками военных на лошадях в красных попонах.

Высокий рост позволял ему хорошо видеть Патриарха, стоявшего на высоком подиуме, украшенном церковными хоругвями. Его речь сегодня была посвящена открытию очередного ново – построенного храма.

В первых рядах сидели инвалиды на колясках в сопровождении медсестер в белых платочках с красными крестами. За ними располагались убогие – все надеялись на дары от Патриарха и президента. Молодые девушки в цветных кокошниках раздавали пряники всем желающим.

Неожиданно, Вольный обратил внимание на полуголого бродягу с клюкой, в грязном рубище и с цепями на руках и ногах, который пытался протиснуться ближе к Патриарху, но его не пускали.

– Что с нами будет?! – кричал он сквозь плотные заслоны из молчаливых монахов. – Что будет с нами, вы подумали, ироды?! Бог поставит вам сильного Царя на престоле с настоящей верой! Низринут неверные! Будет он с чистой душой и сильной волей! Страна воскреснет! Я вижу вашу гибель, блудливое племя антихриста!

Вольный узнал в жалком нищем блаженного Мефодия, известного в Москве юродивого, трагическую биографию и подвиги которого он знал из секретного досье, недоступного простым смертным.

Будучи еще молодым студентом, после армейской службы в десантных войсках тот пробрался и уничтожил ночью в одиночку горное село с Гибридами, не успевшими после Разделения вовремя покинуть пределы страны, и тронулся рассудком. Поэтому, власти, особенно его не трогали – не знали, кем считать, и что думает о нем народ – то ли он герой – мститель, то ли убийца – и блаженный разгуливал спокойно по городам и губерниям с причитаниями и проклятиями.

– Пророчеств Великих Старцев начитался, убогий, а смысла их не понимает, – услышал Вольный возмущенное ворчание пожилого интеллигентного мужчины рядом, одетого в костюм без галстука. Его рубашка была плотно застегнута на все пуговицы под самое горло.

Убогий брыкался и плевался вокруг, и два здоровых казака оттащили его на край толпы, где стали пинать ногами, а затем небрежно бросили на землю. На плече, под разорванной рубахой, мелькнула татуировка десантного воинского братства.

После празднования и молебна у храма Вольный встречался возле небольшого, но популярного ресторана с друзьями: бывшим кадровым военным Светозаром Коломейцевым из окружения губернатора Северо-Запада князя Воскресенского и московским сетевым художником Капитоном Трифановым. Два дня назад их пригласил Светозар для важного разговора.

Вольный искренне радовался, они не виделись полгода, и будет что рассказать. Он издалека заметил старых товарищей, спешащих к ресторану одновременно с ним. Заведение называлось просто и по – народному – «Селедочка».

Внутри их встречал широкоплечий, мордатый швейцар с длинной бородой, в золотой ливрее, брюках с лампасами и красной фуражке с кокардой.

– Мое почтение, Светозар Светозарович! Князя Воскресенского давно дожидаемся! – его густой бас соответствовал солидности заведения.

– Здравствуй, Феофан. Заедет князь на следующей неделе, не беспокойся, – Светозар шутливо протянул ему руку, ладонью вниз, и швейцар двумя руками с легким поклоном пожал ее, а затем почтительно поприветствовал всю компанию, поочередно принимая плащи.

Внутри было шумно, дымно и весело: на маленькой сцене девушка с длинными русыми волосами сидела за роялем и пела нежным голосом.

Вольный любил места, где можно по – настоящему расслабиться и отдохнуть. Компания уселась за широким деревянным столом недалеко от сцены. Отсюда было хорошо видно и лицо певицы, и остальную публику, уже слегка выпившую и раскрасневшуюся.

В углу зала висел большой экран, где без звука шла прямая передача о празднике.

– Замечательно поет. – Вольный наклонился к Трифанову, кивая на девушку на сцене.

– Это Полина, князь Воскресенский специально заезжает сюда ее послушать, когда бывает в Москве.

Светозар подозвал усатого официанта в белой чистой рубашке навыпуск, подпоясанной синим кушаком.

Тот быстро принес большой запотевший графин с водкой и блюдо разной закуски. Вольный и Коломийцев громко поздравили Трифанова с рождением второго ребенка. Графин быстро опустел, и услужливый официант незаметно принес новый.

– Я пригласил вас сюда, – торжественно начал Светозар, когда они остались одни, – господин Вольный и господин Трифанов, не случайно, – он слегка приглушил свой громкий голос. – Прочитайте для начала, эту бумагу. – И он дал каждому по листочку с коротким текстом.

Вольный про себя вздохнул и начал читать, хотя, на самом деле, ему хотелось еще выпить и закусить маленьким, соленым огурцом, а затем отдыхать и веселиться, как окружающие. В последнее время он устал от атмосферы всеобщей угнетенности, мании преследования и страха, что рядом начнется стрельба или прогремит взрыв. В ресторане все казалось по – другому, чем на улицах города.

На листе было обращение идолопоклонников к тем, кто не разделяет их веры, что может начаться новая жизнь:

«… Мы не призываем вас поверить нам, но оглянитесь и подумайте, – почему страна не может выбраться из бедности, пьянства и нищеты? Власти, как и раньше, ее грабят и насилуют. Только до Разделения они связывали несчастья с черными, мигрантами, инородцами, а теперь, когда страны разошлись по национальным квартирам, им некого обвинять, кроме самих себя. По нашему разумению, только возвращение к истокам веры, к истинным богам и ценностям сможет вернуть народу смелость и надежду.

За нами стоит мощная сила – вера, истинная вера наших предков.

Принимайте новую веру, приходите на молитву – жертвоприношение.

Мы приглашаем вас в субботу, 24 июля, в 19–00 в замок князя Воскресенского».

Светозар по лицам пытался понять, пока Вольный и Трифанов читали послание, что они думают. Наконец они закончили чтение и одновременно подняли головы.

– Как тебе смысл? – первый вопрос Светозар адресовал Трифанову, более старшему и опытному.

– Не знаю, Светозар. Про твоего князя я думаю, что «на безлюдье и Фома дворянин». Слышал и про идолопоклонников, но для себя ничего не решил, да и не было нужды.

– А ты, «вольнодумец»?

Вольный тоже не знал, что ответить Светозару, и поэтому просто спросил:

– Ты сейчас с Воскресенским?

– Уже несколько лет. – Светозар, слегка кивнул.

– Может, расскажешь подробнее? Только предлагаю для начала поднять бокалы и… посмотрите вокруг… всем давно весело!

Компания дружно выпила, и Светозар продолжил:

– Воскресенский принял пост губернатора от своей матери Алевтины после ее трагической смерти несколько лет назад. Говорили, он сам нанял убийц, чтобы ее прикончить, но разбирательство завершилось заключением, что это был несчастный случай. Властолюбивая и талантливая женщина создала на Северо-Западе мощную, вооруженную и богатую самостоятельную губернию. С ней считалась даже Москва. Князь, в отличие от своей матери, больше, чем политикой, увлекается театром – он содержит целый штат придворных сочинителей, артистов и музыкантов. Сам пишет стихи и играет на сцене. Его ближайший советник, известный вам Фома Благозвучный, попал недавно под влияние идолопоклонников, втянул князя, и теперь под их знаменами Воскресенский собирается бороться на ближайших выборах за президентский пост. По слухам, князь еще тайно ведет переписку с представителями Нового Вавилона.

– Что от него хотят идолопоклонники?

– Они считают себя борцами за истинную, древнюю веру наших предков. Проповедуют, что христианство навязали народу тысячу лет назад, и это привело к неимоверным страданиям на протяжении веков. Необходимо вернуться к древним богам – только это позволит всем зажить счастливо.

Светозара прервал неожиданный яркий свет, музыка сразу прекратилась. В проходах между столиками появились вооруженные автоматами люди в черной форме с красными лампасами и папахами на головах. Бородатый с длинными усами человек в звании капитана, очевидно, командир, легко взошел на сцену и поднял правую руку, призывая к спокойствию шумную и нетрезвую публику.