Татарский удар

Выше него был только Господь Бог, и Бог велел ему вести человечество к пажитям небесным. Путь обещал быть гладким и прямым — большинство ведомых впечатляет естественная мощь пастыря, самых же неразумных должна вразумлять хорошая дубинка, необходимая каждому пастуху. В конце концов, по дубинке пастыря и узнают, и отличают от овцы. Когда же появляется вторая дубинка, это уже не мирная пастораль, а бардак с мордобитием. Евразийский договор просто выбил президента из седла. Россия, согласно всем раскладам, была давно списана со счетов. Принимать ее во внимание приходилось не столько из-за ее ядерного потенциала, который все стремительнее обращался в безвредный пар, сколько из необходимости сохранить саму Россию как буфер, смягчающий экспансионистские устремления ее ближайших соседей, в первую очередь Китая. На второй год своего президентства старый собачник Бьюкенен четко идентифицировал Россию с древним лабрадором Даффи, вошедшим в жизнь Бьюкененов на ее предпоследнем, индианском этапе. Пес большую часть времени дрых под столом в гостиной, время от времени звучно оскверняя воздух, но на вечерней прогулке норовил показать себя мачо-убийцей, оживленно переругивался со встречной молодежью и пытался лезть в драку с самыми задиристыми ее представителями. Жене и дочерям Майкла удавалось вынуть из челюстей естественного отбора расхрабрившегося дурачка со стершимися зубами — так что Даффи не был порван в клочья не чтящим седины ротвейлером, а дотянул до почтенных пятнадцати лет и должен был почить в мире и спокойствии под светлые слезы домочадцев. Той же участи президент Бьюкенен искренне желал России — и надеялся, что ей хватит благоразумия не ускорять печального процесса.

Теперь Россия-Даффи, подобно мирной лайке из мерзкого фильма, которыми так увлекалась Дэзи, младшая дочь президента, превратилась в чудовищную тварь, пожирающую все, до чего может дотянуться, для чего отращивающую гигантские щупальца. Лоснящиеся щупальца, с которых капала сукровица и гадостная слизь, опять сгребали нечистых в империю, в империю зла. Потому что место империи добра занято давно и навсегда.

Самое поганое, что это происходило именно сейчас, когда США наконец обеспечили себе комфортную жизнь — умом, потом и кровью, в том числе даже своей. Одновременно великая страна силой выдрала прочий мир из хаоса, построила в походный порядок и затолкала на ковчег, потихоньку двигающийся к нормальному цивилизованному существованию, где нет места террору, каннибализму, голодным смертям, фундаментализму и геноциду. И опять наиболее эффективно воспротивились не религиозные исламские фанатики и не какие-нибудь первобытные африканцы, которых, в общем-то, никто на ковчег и не звал. Воспротивились русские — пьяницы и дикари, привыкшие жить в вонючем сортире и готовые мочить любого, кто попытается их из сортира выудить. До сих пор оставалось радоваться, что силы у русских уже не те и они не способны, как прежде, распространять границы своего сортира на полпланеты. Теперь поводов для радости не осталось.

Майер и силовики с почтительным ожиданием смотрели на президента.

Он ощутил сильнейшее раздражение. В конце концов, сколько можно прикрывать чужие промахи?! Тем более грубые провалы?! Разведчики и аналитики прохлопали событие, по масштабам и последствиям сопоставимое с хиросимским взрывом, способное так же круто перевернуть политическое устройство человечества. И теперь они ждут, что президент по обыкновению улыбнется и выдаст рецепт спасения. Как будто это его работа!

Президент по обыкновению улыбнулся. И сказал:

— Ну, какие будут предложения?

Силовики, видимо, следуя договоренности, перевели взгляд на Майера. Президент решил, что поговорит с Джереми о допустимости театральных эффектов нынче же вечером, и последовал их примеру.

— План «Духовное возрождение», — сказал Майер. Сказал так, словно это все объясняло.

— Поподробнее, пожалуйста, — не скрывая уже раздражения, попросил Бьюкенен.

Оказывается, в конце 80-х американские эксперты чуть было не пропустили момент, когда на территории Советского Союза начали набирать оборот центробежные тенденции. Верно оценить ситуацию удалось в последний момент, но оказать содействие развалу империи США и их союзники уже не успели — лидеры советских республик, сначала прибалтийских, а потом и славянских, справились почти самостоятельно. Аналитикам ЦРУ, Госдепа и ряда политологических институтов осталось лишь удержать своих руководителей от выражения поддержки Михаилу Горбачеву, из-под которого младшие товарищи ловко выдернули страну.

Распад СССР и Югославии дал развитым странам универсальную модель размотки самых запутанных вроде бы узлов: древняя формула «Разделяй и властвуй» действует все так же исправно. План «Духовное возрождение», предусматривающий демонтаж России, лепился именно по этой формуле. Необходимо было обеспечить проведение в российских регионах демократических выборов, в результате которых местных партийных функционеров, тяготеющих к унитарному государственному устройству, обязательно должны были заменить представители либеральной оппозиции.

Основная ставка делалась на национальные автономии, сохранившие перевес традиционного населения, недовольного второсортностью собственного положения. Благо, курс на ассимиляцию народностей русским этносом в последние десятилетия стал вполне официальным, национальное образование находилось в загоне, все языки, кроме русского, становились лишь декоративным элементом. Градус конфликтности повышался вавилонскими устремлениями коммунистов, которые с нарочитой небрежностью путали границы национальных территорий и с помощью ударных строек затевали великие переселения народов. Что оборачивалось маргинализацией целых социальных слоев и обостряло межнациональные отношения. Не воспользоваться этим было просто грешно.

Согласно разработанному консультантами русского отдела Госдепартамента плану, новоизбранные лидеры национальных республик объявляют своей главной задачей обеспечение духовного возрождения угнетенного народа, отправившего их во власть. В рамках федерации, унаследовавшей унитарную и нетолерантную суть, СССР, этого добиться невозможно. Поэтому национальные республики — в полном соответствии с призывом Бориса Ельцина проглотить столько суверенитета, сколько смогут, — должны объявить о полной независимости от Москвы и начать оформление собственной государственности, — которая могла на первых порах принимать самую причудливую форму. Помимо отмены российских законов эксперты рекомендовали схему, при которой республики учреждали собственную валюту, создавали силы самообороны и проводили «диверсификацию института гражданства»: каждый регион вводил собственное гражданство, в первую очередь для представителей титульной нации. Лица других национальностей считались иностранцами, что лишало их не только гарантированного социального минимума, но и вообще легальных средств для существования. Иностранцы не принимаются на госслужбу, а также на работу в частное предприятие, если существует хотя бы теоретическая возможность занять образовавшуюся вакансию полноценным гражданином. Наконец, они практически не имеют возможности начать собственный бизнес, к тому же облагаются двойной ставкой налога… Такой подход гарантировал усугубление политической и экономической дезинтеграции регионов и скорое выпадение из ее состава, как минимум, республик Кавказа и Поволжья с преимущественно мусульманским населением, испытывавшим двойное давление и в коммунистические времена, и в наступившую эпоху оглушающего православия.

На области с преимущественно русским населением план Госдепа не был рассчитан: там все сколь-нибудь серьезные оппозиционные партии и движения ориентировались на единого лидера, который как раз и стал президентом страны. Поэтому, указывали авторы концепции, здесь следует прибегнуть к плану «Сильная Россия» — скорее в Москве, чем в провинции. План, разработанный все тем же отделом при содействии Русского института в Бостоне, призван был искоренить возможность возрождения коммунистического движения, а одновременно — усугубить противоречия между русским большинством страны и ее многонациональным меньшинством, которое — в рамках последнего плана — должно позиционироваться как один ненасытный нахлебник, объедающий и обворовывающий многострадальных православных. Уравновесить экстремальность такой диспозиции должна идея восстановления исторической справедливости, предусматривавшая восстановление немецкой автономии в Поволжье и выплату серьезных компенсаций чеченцам, калмыкам и другим народам, пережившим насильственное выселение.

Второй системообразующий элемент — ставка на экономическую самодостаточность каждой области, призванной покончить с сверхцентрализацией, унаследованной от эпохи планового хозяйства. Итогом должно стать зарождение той же центробежной идеи, сначала по экономическим причинам, но в идеале — распад русских по исконным признакам, скажем, на восточных сибиряков, вятичей и поморов.

В результате Россия рассыпается на конгломерат маломощных полугосударственных образований, обреченных на полную зависимость от мирового сообщества. В первую очередь — от США. Европа в обычной своей манере наверняка воспротивилась бы столь громкому бракоразводному процессу в самом большом гареме под крышей так удачно, казалось, отстроенного общеевропейского дома.

Оба плана поступили на рассмотрение тогдашнему помощнику по национальной безопасности, который разнес предложения в пух и прах, обозвал разработчиков ублюдками Макиавелли и настоял на очередной радикальной реорганизации русского отдела. Немного позже Белый дом с тайной подачи помощника настоял на введении в закрытую часть бюджета отдельной строки расходов на поддержку националистических партий и движений стран Восточной Европы. Знающие люди также отмечали, что отдельные положения «Духовного возрождения» и «Сильной России» буквально реализованы в странах новой демократии. В частности, в Балтии и Средней Азии, а также Югославии и даже в Афганистане. Впрочем, рассуждения на эту тему ни одной администрацией не поощрялись — официально считалось, что никаких планов нет и не было никогда.

Неофициально же тогдашний строгий помощник оба плана и все сопутствующие материалы сохранил и завещал своему преемнику передавать их по наследству — авось когда пригодятся. По мнению Майера, час настал.

3

Лабрадор. Гибралтар. Начинается пожар.

Вячеслав Бутусов

Помощник с разрешения президента передал слово директору ЦРУ Филиппу Кларку. По данным его как оперативных, так и аналитических подразделений, именно сейчас Россия наиболее подготовлена к реализации «Духовного возрождения». Хотя на первый взгляд представлялось, что дело обстоит совсем наоборот.

Идея укрупнения регионов, подброшенная Кремлю западными консультантами еще в начале 90-х и с ходу отвергнутая тогдашним руководством страны, отлежавшись десяток лет, овладела умами новой политической элиты, которая искренне считала себя единственным и неповторимым автором этого проекта. Особенно кремлевская администрация гордилась постепенным и поэтапным выращиванием новых губерний из прежнего разнотравья областей и республик: сначала создание федеральных округов с малопонятным уровнем ответственности, затем перетекание из региональных в окружные столицы центров исполнительной власти, далее — созыв окружных законодательных собраний, занимавшихся вроде бы исключительно приведением местных законов в соответствие с федеральными. А потом проведение прямых выборов в эти собрания во всех регионах — и постановка на повестку дня первой же сессии каждого парламента вопроса об объединении регионов в границах бывших федеральных округов. Такое право свежелегитимизированным собраниям дали поправки к конституционному закону «Об объединении регионов РФ и вхождении в состав Федерации нового члена», лихо проскочившие через федеральный парламент под давлением все того же Кремля.

Президент Придорогин и его команда то ли не знали, то ли предпочитали не вспоминать, что именно такая последовательность действий была рекомендована подготовленным аналитическим управлением ЦРУ осенью 1993 года «Оптимальным сценарием развития федерализации России». В рамках этой идеологии американские дипломаты, разведчики и затесавшиеся среди них «чистые» политконсультанты вели беседы с высокопоставленными чиновниками и представителями проправительственных и особо доверенных оппозиционных партий до февраля 1994 года, когда стало ясно, что подписание прецедентного договора между Татарстаном и Россией все-таки состоится и станет примером для других областей и республик. А значит, в обозримом будущем актуальнее не слияние регионов, а фиксирование их границ — физических и юридических.

Теперь вектор развития снова изменился, скрепив, как дротиком, виртуальные реальности, рожденные исходившими из совершенно различных предпосылок авторами «Духовного возрождения» и «Оптимального сценария». По словам Кларка, уже сегодня российские власти, педантично и без постороннего влияния реализующие проект укрупнения регионов в семь супергуберний (плюс одну особую территорию), создали почву для того, чтобы наиболее крупные национальные республики, которым предстоит потерять от трансформации больше остальных — и в материальном, и моральном плане, — открыто взяли курс на дезинтеграцию и неподчинение московским планам. Очевидно, в первую очередь местные элиты будут при этом заботиться о своих грубо ущемляемых интересах. И не менее очевидно, что апеллировать к своему населению, электорату эти, как правило, авторитетные лидеры будут совсем с другими аргументами — в первую очередь связанными с такими ключевыми для любой демократии ценностями, как личная свобода, свобода народа и основные гуманитарные права личности, которым грозит ущемление. То есть именно те ценности, которые положены в основу «Духовного возрождения».

— Так вот, — продолжил глава разведывательного ведомства, — по нашей информации, национальные республики настроены весьма решительно даже при нынешнем безнадежном для них раскладе. Что же будет, если они получат сигнал о готовности цивилизованного мира однозначно поддержать стремление к свободе народа, которому грозит угнетение?

— И что же будет? — поинтересовался президент.

— Будет возрождение, сэр, — отрапортовал Кларк и широко улыбнулся, и без того неширокие глазки совсем спрятались за толстыми складками.

— Вы уверены? — спросил Бьюкенен, давно не обманывающийся лучезарными манерами толстяка, известного среди уцелевших коллег как крокодил в шкуре бегемота.

— Когда имеешь дело с этой страной, сэр, быть уверенным не приходится. Но наши данные практически однозначно демонстрируют напряжение, готовое привести российское общество к расколу. Большинство в лице верховной власти и относительно моноэтнических русских регионов стремится форсировать федеральную реформу. Ему противостоит абсолютное, однако весьма влиятельное и дееспособное меньшинство в лице национальных республик. Тон в этой группе задает Татарстан, который — с оговорками — пользуется поддержкой Башкирии, Ингушетии и Якутии. Правда, пока они не готовы подписаться под наиболее радикальными требованиями Татарстана. Но наша поддержка сможет, я думаю, придать им уверенности.

— А к чему сводится этот радикализм?

— На очевидном уровне — только к настойчивому стремлению сохранить статус-кво. Но власти республики понимают, что не смогут остаться анклавом старого образца в сердце модернизированной России…

— Почему в сердце? Насколько я помню, Татарстан — это Азия, юго-восточная граница России, ближе к Монголии.

— Никак нет, сэр. Татарстан — это Европа. Республика с населением в четыре миллиона человек. Примерно семьсот миль от Москвы, на Волге. Столица Казань.

— Казань? — обрадовался Бьюкенен. — Правильно, Казань. А республика иначе называется Казанстан.

Кларк заметно заколебался, соображая, спорить ли с президентом по столь пустяковому поводу. В разговор вмешался Майер:

— Господин президент, рискну предположить, что нас с вами ввело в заблуждение сходство названий «Казань» и «Казахстан». Казань — столица республики в составе России, в самом ее сердце, как верно заметил коллега Кларк. Казахстан — бывшая республика в составе СССР, юг Урала, на географическом стыке Европы и Азии.

— Ценю ваше благородство, Джереми, но оставьте мои ошибки мне. Покажите, где ваш Татарстан, — президент поднялся из кресла, обогнул стол, возле которого стоял огромный глобус.

Сунув руки в карманы, он секунд пятнадцать с удовольствием наблюдал, как четверо, пожалуй, лучших в мире макрополитика и стратега наперегонки тычут пальцами в синего червяка Волги, разыскивая ловко спрятавшуюся в ее изгибах Казань (Россию, надо отдать должное, они нашли практически мгновенно).

Бьюкенен мысленно поставил на Кларка и тут же проиграл себе двадцатку. Первым оказался промолчавший все совещание глава Минбезопасности Юджин Браун, торжественно воскликнувший: «Здесь!» — придавив срезанным под самый корень ногтем крохотную точку, на которую неожиданно для себя обратила столь пристальное внимание единственная оставшаяся в наличии сверхдержава.

— Спасибо, Юджин. Надеюсь, вверенные вам силы всегда столь же точны и быстры, — чинно сказал президент и улыбнулся, призывая Брауна не обижаться на шутку. Затем подошел к глобусу и внимательно принялся рассматривать Казань и ее окрестности. Наконец, оторвавшись, сказал: — Да, от Монголии далеко. Или я путаю, и татары шли на Европу не из Монголии?

Собеседники президента переглянулись. Хогарт с запинкой заявил:

— Ну, Чингисхан точно был монгол…

— Видимо, переселились, — Кларк задумался. — В конце концов, мы, англосаксы, сейчас еще дальше от исторической родины.

— Фил, спасибо за прием в дружную саксонскую семью, — впервые улыбнулся Майер.

Кларк отвесил поклон.

Президент вернулся в кресло:

— Итак, Фил, вы действительно считаете, что эта крохотулька в состоянии пойти против Москвы?

— Почему нет, сэр? Во-первых, эта крохотулька ведет свою линию с начала девяностых. Как правило, вразрез с линией Москвы. И в основном довольно успешно. Во-вторых, Чечня, — он для убедительности показал на глобусе, причем безошибочно, — еще меньше. И, в отличие от Чечни, мусульманский Татарстан считает себя цивилизованным европейским государством, четко сориентированным на Запад и пытающимся отстаивать ценности, характерные для близкого нам образа жизни. Татарстан ждет понимания и помощи от нас. Особенно ценно, что такого рода сигналы исходят не столько даже от властей республики, сколько от общественности… Должен заметить, господин президент, что последние недели в России кипят страсти вокруг дискуссии, начатой средствами массовой информации Татарстана. Особый резонанс получила статья, опубликованная в солидном политологическом журнале. Ее автор прямо обращается к НАТО и США с требованием ввести миротворческие силы — собственные или под флагом ООН, — чтобы защитить Татарстан и другие тяготеющие к построению подлинной демократии регионы России от имперских амбиций Москвы.

— Да, я читал Washington Times, — сказал президент. — Впрочем, Post я тоже читал.

— Post, как обычно, смешала зерна и плевела, — неожиданно сурово отрезал Кларк. — Парень, съездивший в Россию от Washington Times, допустил по молодости пару проколов. Но в целом оценил ситуацию совершенно правильно. Мои ребята на днях встретились с ним… в библиотеке Конгресса… — Кларк ухмыльнулся. — Парень изучал историю религий, Post его все-таки здорово зацепила. Так вот, он рассказал о том, что осталось за рамками статьи, — об атмосфере. О настроениях людей. Об их надеждах. Его оценки полностью совпадают с наблюдениями наших агентов и мнением наших экспертов по России, в первую очередь специально изучавших Татарстан. Например, Холлингсуорка. Сэр, вы его должны помнить. — Президент кивнул.

— Тот же Холлингсуорк, сэр, буквально на днях получил достоверную информацию о настрое татарской элиты. В том числе и руководства республики. Настрой самый серьезный и категоричный — татары готовы к решительному бою за свою свободу. Говоря «бой», я имею в виду буквальное значение слова. При этом экономическая и политическая изоляция России, обеспечить которую не составит особого труда, гарантирует минимизацию возможного насилия и его локализацию в пределах европейской ее части.

— Гм?

— Сэр, мы до сих пор субсидируем Россию — по сути, платим ей из своего кармана, позволяя играть на внешних рынках по устраивающим русских правилам. Необходимость установления собственных правил давно перезрела. Особенно с учетом названных мною обстоятельств. Наше бездействие дает русским ресурсы, из которых финансируются все их реформы. В том числе, крайне нежелательные для нас. Я больше скажу: наше попустительское отношение к российской активности просто позволяет этой стране выжить. Хотя мы можем перекрыть кислород и позволять Москве дышать лишь тогда, когда нам и только нам захочется.

— Гм!

— Господин президент, — торжественно завершил директор ЦРУ, — Татарстан, а с ним все угнетенные народы России рассчитывают на нашу помощь. Реализация «Духовного возрождения», которая может начаться при минимальной поддержке и затратах с нашей стороны, позволит нам навсегда покончить с русской угрозой. В любом ее виде.

Звенящая пауза длилась пару секунд. Затем ее разбил ненавидящий патетику Майер.

— Как минимум, — добавил он, — будет покончено с идеей Евразийского альянса. С развалом внутрироссийского единства от участия в проекте дистанцируются даже страны СНГ, не говоря уже о менее традиционных партнерах России. Определяющей в этом вопросе является политика, но не следует забывать, что именно в Казани выпускаются упоминавшиеся стратегические бомбардировщики Ту-160. Что еще существенней, именно в Татарстане, в горном массиве Сарытау, достраивается ключевой объект ПРО, призванный защитить от ракетного нападения индустриальные Поволжье и Приуралье. В случае скандального разрыва Москве придется искать другие варианты выполнения своей космической программы, поддержки боеспособности дальней авиации. Очевидно, эти варианты будут гораздо более дорогими. А значит, реализация амбициозных программ оттянется на неопределенный срок, если не будет свернута вообще… Впрочем, по нашим прогнозам, гораздо более вероятен исход, о котором с англосаксонской прямотой сказал Фил: Россия поступательно превратится в кучку слабо связанных между собой недогосударств, полностью управляемых мировым сообществом.

Майер замолчал и уставился на президента. Тот сосредоточенно думал, по обыкновению глядя на свои сплетенные пальцы. Помощник, главы министерств и ЦРУ ждали, уставившись примерно в ту же точку.

Наконец президент повернулся к глобусу и пробормотал:

— Даффи вышел на охоту на огромного бизона. Привезли его в субботу и зарыли под газоном.

— Простите, сэр? — переспросил Майер.

— Так, ерунда. Ладно, парни, я даю добро. К завтрашнему дню подготовьте план действий, и с понедельника начинаем.

Глава третья

1

Он был отличный парень, свой в доску, пока не пошел служить в полицию. Тут он сразу стал как все.

Дэшил Хэммет

ТОЛЬЯТТИ. 26 МАЯ

КПМ «ЮГ», АДМИНИСТРАТИВНАЯ ГРАНИЦА САМАРСКОЙ ОБЛАСТИ И ТАТАРСТАНА. 27 МАЯ

Звонок сестры застал Рената врасплох. Он все никак не мог привыкнуть к тому, что Ляйсанка года три как вошла в половозрелый возраст и вдруг превратилась из постоянно хамящего голенастого подростка в красивую фигуристую девушку, при виде которой только благоразумие удерживало ребят из Ренатовой бригады от гулкого сглатывания. И теперь с растерянной улыбкой вертел в руке мобилу.

Ляйсан только что в нынешней своей непонятно над чем иронизирующей манере пригласила милого братца на свадьбу, каковая состоится в ближайшую пятницу в челнинском ресторане «У Рафгата». Ближайшая пятница ожидалась завтра.

Отухмылявшись, Ренат энергично сказал «блин» и позвонил маме. Вызвериться на нее за молчание про дочкины матримониальные намерения, конечно, не удалось. Мать в двадцать секунд доказала, что дорогой сыночек, не кажущий носа из своих Тольяттей и откровенно забывший родителей, сам виноват не только в том, что не знает последних семейных новостей, но и просто во всех бедах и напастях, которых с ходу смог коснуться живой мамулин язык.

С большим трудом Ренату удалось перевести стрелки с себя на сестру. Она, как выяснилось, раньше была такая же засранка, но теперь вроде взялась за ум, спасибо Наилю, просто молимся на него с отцом. Наиль, оказывается, работал на каком-то камазовском заводе, не то литейном, не то кузнечном (мама в этих тонкостях не разбиралась, всю жизнь тянула лямку в средней школе, и из всего камазовского многоголовья знала только ПРЗ — и то лишь потому, что прессово-рамный в советское время официально шефствовал над ее школой). Работал, слава богу, не инженером, а кем-то по денежной линии — не то начальником финотдела, не то главой департамента ценных бумаг (тут Ренат тягостно вздохнул). В роскоши не купался, но и не бедствовал. Ляйсанка знакома с ним года три, аж со школы, а последние полгода они просто жили вместе, в Наилевой двухкомнатке. Теперь, выходит, решили узаконить отношения. А тебе, ulym, ничего не рассказывали, потому что по телефону о таком не говорят, а когда ты приезжал, был вечно такой занятой, что мы даже не знали, может, тебе неинтересно знать, что в семье творится.

Ренат давно, в первую очередь благодаря мамочке и первой жене, научился реагировать на подобные женские резвости по-умному. То есть молча. Потому любезно поблагодарил за информацию и поинтересовался, чего дарить молодоженам. Тут маме, как ни странно, предложить было нечего. Мы с отцом, сказала она, дарим сервиз на двенадцать персон, он хороший, хоть и китайский, ну, и немного денег, а ты, ulym, — по возможности. Ага, сказал Ренат. Aniem[3], что тут говорить о возможностях, единственная сестра замуж выходит…

— А, мам, машина-то у Наиля есть?

— Да, «четверка», почти новая, — с гордостью сказала мама.

— Значит, нет, — сказал Ренат с облегчением, довольно быстро — минут за пять — закруглил разговор и распрощался, клятвенно пообещав приехать пораньше — и с ребятами, чтобы помочь с организацией и всяческой доставкой.

Потом позвонил Губанову, хозяину крупнейшего в Челнах автосалона, который Ренат опекал во времена мятежной молодости. Перед переездом Ренат махнулся долей в салоне с челябинцами, именно тогда счастливо потерявшими интерес к тольяттинским проектам. Так что размен произошел быстро и ко всеобщему удовольствию. Особенно рад был захандривший поначалу Губанов: гуманные челябинцы предоставили ему не только почти полную свободу действий, но и привилегированный доступ к уральскому прокату. В итоге губановская фирма стала одним из крупнейших поставщиков КамАЗа и, ясное дело, любимейшим дилером.

Поэтому Губанов Рената уважал и при случае старался оказаться полезным. Но в этот раз не мог при всем желании: по словам Губанова, клиент опять сошел с ума, чохом выкупил все приличные машины, следующая партия ожидается через неделю. А сейчас в салоне — только пара «троечек» (у него хватило ума — или просто памяти — не предлагать ничего, кроме BMW).

Ренат задумчиво объяснил, что «троечка» хороша для легкомысленной девицы, а Ляйсан теперь солидная замужняя дама, которой полагается, как минимум, «пятерка». А лучше «шестерочка». Как считаете, Василий Семенович?

Василий Семенович был совершенно с этим согласен — как и с тем, что Maybach в таком случае будет смотреться слишком выпендрежно, так что с ним погодим. Губанов был готов погодить, но не был готов помочь дорогому клиенту немедленно, и это владельца автосалона страшно расстраивало. Губанов, отчаянно посопев, даже заявил, что попросит машину у одного из последних покупателей, якобы для исправления мелкого конструктивного недостатка, перебросит ее Ренату, а покупателю вернет деньги.

Ренат готовность к незаметным подвигам оценил, но попросил Губанова не дергаться — сам, мол, все устрою. Он знал, о чем говорил: буквально вчера Славян обмолвился о том, что ювелир Викулов полностью долг так и не вернул, зато пригнал и даже уже зарегистрировал (откуда и информация) нулевенькую «шестерку».

Ренат вызвал по интеркому Славку и поставил перед ним задачу.

Через два часа машина стояла во дворе особняка, занятого Ренатовыми офисами, а генеральная доверенность на нее лежала в кармане Рената. Викулов, уяснив, что Татарин не накажет его за крысятничество, погрузился в пучину искреннего счастья и прямо как был, в пучине и домашнем костюме, прискакал в офис Рахматуллина с коробочкой, в которой лежал симпатичный и не слишком вычурный — золотая вязь и немного бриллиантов — кулон «для очаровательной сестренки дорогого Ренат Салимзяновича, у которой ведь такой большой день». Викулов даже вызвался лично отогнать машину в Челны, чтобы, не мешкая, перерегистрировать ее на имя Ляйсан.

Тут Ренат заржал, но взял себя в руки, поблагодарил ювелира и объяснил, что с этим-то всегда успеется.

Распрощавшись с потерявшим голову от радости Викуловым, Ренат поставил перед Славяном еще одну задачу. В принципе, с этим челнинские не торопили… Но Ренат предпочитал рассчитываться с долгами при первой возможности. Вот она и подвернулась — давний челнинский презент, который, к общей радости, так и не пригодился, без проблем размещался в двух багажниках, а в Челны изначально решено было ехать на паре машин.

Выехали поздно вечером. Ренат думал, что, как обычно, выключится сразу, но почему-то долго ворочался, напряженно вспоминал, о чем не успел распорядиться перед отъездом, и даже рявкнул на Славку, опять врубившего свой долбаный раритетный рэп. Наконец, на третьем часу пути, после короткой остановки на полив обочины, Ренат задремал — и так удачно, что практически не реагировал ни на жуткий рев какой-то длиннющей и плотной колонны, которую пришлось томительно обгонять, наверное, минуты две, ни на краткосрочные остановки у постов ГИБДД. Из-за предрассветных сумерек гаишники смело делали стойку на пару BMW без блатных номеров, идущую на запредельной скорости, и важно совершали отмашку полосатой дубинкой. Водителю приходилось останавливаться и вполголоса сообщать ликующему менту, что тому посчастливилось остановить Татарина, который мчится на свадьбу к сестренке и совершенно не расположен тратить время на фигню. Гибэдэдэшник мгновенно линял, но все же, молодец такой, находил в себе силы поздравить команду Татарина с радостным событием и пожелать счастливого пути.