Гриф секретности снят - Предатели. Войско без знамен

В последующем, в ходе явок с Джоном Гюльшнером, Толкачев предоставил письменную информацию о себе и своей семье. Родился он в 1927 году в Актюбинске, спустя два года был перевезен на постоянное жительство в Москву. О своих родителях он ничего не сообщал, упомянул лишь брата Юрия, работавшего механиком на железной дороге. Его жена Наталья Ивановна, в девичестве Климантович, родилась в 1935 году, работает ведущим инженером в одном с ним институте, являясь «специалистом по антеннам». Ее мать якобы была казнена в 1938 году, но причины ему неизвестны. Отец жены провел несколько лет в трудовых лагерях как «враг народа». После освобождения в 1956 году он вскоре умер.

В беседе с Гюльшнером Толкачев утверждал, что жестокое обращение с родителями его жены и перенесенные ими страдания явились ключевым фактором в его стремлении работать против советского режима. Он никогда не рассказывал о причинах преследования властями родителей его жены, но однажды обмолвился, что, возможно, гонениям они подвергались из-за того, что они евреи.

Толкачев, с его слов, всего себя посвящал семье и делал все с учетом ее интересов. В сообщениях писал, что помогает жене по дому и ему нравится ходить с ней по магазинам. Она никогда не задает вопросы, откуда у него «разумное количество денег». Он объяснял: «Я женился в 30 лет и прожил с женой 22 года. Мне 52, а жене 44 года. Очевидно, я принадлежу к тем, кто любит один раз. Я рассматриваю себя как составную часть нормальной семьи, существующей в человеческом обществе. У меня один сын Олег, родившийся в 1958 г. В 1975 г. он поступил учиться в Архитектурный институт».

Толкачев также заявил Гюльшнеру, что никогда не скажет жене и сыну о своей работе на американскую разведку. Он подробно рассказал о своем образовании. В 1948 году прошел подготовку по оптико-механическим радарам и в 1954 году окончил Харьковский политехнический институт. С тех пор работает в НИИ «Фазотрон» Министерства радиопромышленности СССР. Назвал себя «ведущим системным конструктором». Ведет сравнительно комфортную жизнь. Его зарплата 250 руб. в месяц, плюс 40 % «надбавка за секретность», что в целом составляет около 350 руб. Зарплата его жены удваивает общий доход семьи. Позднее добавил, что получает квартальные и годовые премии за изобретения в своей области. Он и его семья проживают на девятом этаже высотного дома в комфортабельной, по московским меркам, двухкомнатной квартире, с кухней, ванной и туалетом. Его хобби – бег, катанье на лыжах, чтение книг, прослушивание радиостанций «Голос Америки», «Немецкая волна», «Голос Израиля», а также просмотр телепрограмм.

Со слов Толкачева, то обстоятельство, что он проживает в 400 метрах от посольства США, позволяло ему без опаски прогуливаться около посольства, когда он пытался установить контакт с американскими разведчиками.

Все время сотрудничества с ЦРУ у Толкачева возникали различные проблемы со здоровьем. Периодически он жаловался на повышенное артериальное давление, перитонит и гастрит. Во время сна у него было затруднено дыхание из-за перебитого в юности во время игры в хоккей носа. Но, несмотря на это, он старался вести активный образ жизни.

Толкачев никогда не состоял в рядах КПСС. Утверждал, что потерял бывший у него раннее интерес к политике потому, что она стала «непроходимой лицемерной демагогией». По этой же причине отрицал театр, так как все пьесы, по его мнению, стали слишком политизированы. На вопрос Гюльшнера, что же подтолкнуло его искать контакт с американской разведкой, «Сфиэ» ответил, что он – «диссидент в душе» и сможет наилучшим образом «содействовать делу», используя свой доступ к секретной информации, которая представляет ценность для Запада. В апреле 1979 года он частично пояснил свое поведение в письменном виде:

«…Я могу только сказать, что значительную роль, подтолкнувшую меня уйти в шпионы, сыграли Солженицын и Сахаров, хотя я с ними лично не знаком и прочитал только повесть Солженицына, опубликованную в журнале “Новый мир” («Один день Ивана Денисовича». – Примеч. авт.). Какой-то внутренний червь стал мучить меня, что-то нужно было делать. Я стал писать короткие листовки, которые планировал отправлять по почте. Но позднее, поразмыслив глубже, понял, что это бессмысленная затея. Устанавливать контакт с диссидентскими кругами, имевшими связи с иностранными журналистами, казалось мне неразумным по причине моего места работы (я имею доступ к совершенно секретным документам). Достаточно малейших подозрений, и я был бы полностью изолирован или ликвидирован. Таким образом, у меня родился план, который я, наконец, осуществил. Я избрал путь, который не позволяет мне вернуться назад, и я не намерен сворачивать с этого пути. Мои действия в будущем зависят от моего здоровья и изменений в характере моей работы. Что касается вознаграждения, то я не стал бы устанавливать контакт ни за какие деньги, к примеру, с китайским посольством. Ну, а Америка? Может быть, она околдовала меня и я, с ума сошедши, люблю ее? Я не видел вашу страну своими собственными глазами и не полюбил ее заочно. У меня нет достаточной фантазии или романтизма. Как бы там ни было, основываясь на некоторых фактах, у меня сложилось впечатление, что я предпочел бы жить в Америке. Это одна из главных причин, почему я предложил вам свое сотрудничество. Но я не альтруист-одиночка. Вознаграждение для меня есть не только деньги, оно – это Ваша оценка меня как личности, а также Ваша оценка важности моей работы на Вас, а они для меня дороже всяких денег».

Браво, мистер Толкачев, вы сделали нам красиво!

Первая явка с Толкачевым стала решающей. Переданная им информация объемом в 91 страницу убедила даже твердолобых скептиков, что ЦРУ имеет дело не просто со шпионом-инициативником, располагающим весомым потенциалом, а с «живым сейфом», набитым секретами. По распоряжению Директора был сформирован специальный отдел для обработки информации, предоставленной «Сфиэ». В него вошли 8 служащих с техническим образованием и 3 переводчика. В дальнейшем к ним были прикомандированы специалисты из Министерства обороны, так как сотрудники ЦРУ не могли достаточно квалифицированно выполнять работу.

Сведения, переданные Толкачевым, были чрезвычайно высоко оценены военными и гражданскими специалистами США. Все они единогласно заявили, что подобная информация ранее никогда не поступала от источников из числа советских граждан. Как отмечалось в направленном Директору ЦРУ меморандуме, который подписали многозвездные генералы Министерства обороны, «вся информация, переданная “специальным источником”, не только относится к разряду “немедленного применения”, являясь весьма ценной для Вашингтона, но и наносит Советам прямой значительный ущерб». В том же документе подчеркивалось, что ценность детальной информации по новым советским системам оружия заключается еще и в том, что ее невозможно получить никакими техническими средствами разведки. Меморандум заканчивался словами: «Руководство Минобороны США рассматривает информацию, представленную агентом, как «неподдающуюся оценке».

В мае 1979 г. ЦРУ провело трехдневный семинар высокопоставленных представителей военных и гражданских ведомств – потребителей информации «Сфиэ». Участники однозначно отметили, что «информация агента помогла им сократить не менее пяти лет на ведение научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ и сэкономить десяткимиллиардовдолларов».

В заключительных материалах семинара подчеркивалось, что «Сфиэ» является наиболее рентабельным агентом за всю историю ЦРУ.

Наш суперагент Олдрич Эймс, руководитель одного из подразделений в штаб-квартире ЦРУ, позже докладывал в Москву: «Сотрудники Центрального разведывательного управления любят шутить, что Толкачев взял их на содержание, именно он окупил все бюджетные затраты Управления, буквально на блюдечке преподнеся Соединенным Штатам советскую авиационную радиоэлектронику. Начнись новая мировая война, и в воздухе НАТО имела бы неоспоримое преимущество».

С января 1979 года по июль 1980 года один раз в два-три месяца Гюльшнер лично встречался с «Сфиэ». За это время агент передал огромный объем сверхценной для военно-промышленного комплекса США информации. На явках ему отрабатывалась линия поведения, которая должна была гарантировать его безопасную и многолетнюю продуктивную работу. Кроме того, была разработана система связи, согласованы вопросы денежной компенсации и передачи вознаграждения. Много времени уделялось поиску наиболее безопасных способов максимально глубокого проникновения Толкачева к секретам НИИ «Фазотрон».

При осуществлении безличной связи американцы, разумеется, не могли привить Толкачеву шпионские навыки (действительно, заочных курсов для шпионов-инициативников спецслужбы еще не придумали!), поэтому его обучение как добытчика информации проводилось в ходе личных встреч. А шпионскую экипировку и инструкции он получал через тайники.

Так, в феврале 1979 года контейнер для агента был заложен в рабочей рукавице, где кроме прочего находились инструкции о различных способах связи. Например, Толкачеву могли позвонить домой по телефону один раз в месяц в день соответствующий числу месяца – в январе 1-го числа, в феврале 2-го, в марте 3-го и т. д. В эти дни он должен ждать звонка от 18 до 20 часов. Звонок будет выглядеть как ошибочно набранный номер. Имя «Ольга», «Анна» или «Нина», которое назовет звонивший, определяло местонахождение тайника. По телефону могли также спросить «Валерия», что означало проведение личной встречи в заранее обусловленном месте через час после поступления звонка. Раз в месяц, в день числа месяца плюс 15 дней – в марте 18 марта, в апреле 19-го, в мае 20-го и т. д., Толкачев должен появляться в одном из заранее определенных мест, в конкретное время, и, в зависимости от месяца встречи, ждать пять минут. Указывались пароль и опознавательные признаки на случай возможного прихода на встречу незнакомого ему сотрудника ЦРУ. Раз в три месяца, в последнее воскресенье месяца, «Сфиэ» должен был передавать материалы через тайник. Предварительно он должен был проверить наличие сигнала о готовности принять материал и, если его прочитывал, то должен был бросить контейнер в обусловленном месте. Сигнал об изъятии тайника, который Толкачев читал на следующий день, выставлялся в определенном месте. Он был проинструктирован, какие предметы использовать под контейнер и как упаковывать в него материалы. Кроме того, он мог вызвать своего оператора на тайниковую операцию путем постановки сигнала в любой понедельник. В этом случае сотрудник ЦРУ должен был в среду определенным образом запарковать автомобиль, что явилось бы сигналом о готовности изъять контейнер. Вечером в ту же среду Толкачев должен был заложить тайник. Графический сигнал об обработке тайника разведчиками он мог увидеть на следующий день в заранее определенном месте.

По мнению аналитиков ЦРУ, иногда «Сфиэ» вел себя капризно, как засидевшаяся в девках дурнушка, которая почувствовала приближение принца, готового возложить на нее брачный венец. Так, он категорически отказался поддерживать связь через тайники. В своем письменном сообщении от 3 апреля 1979 года он недоуменно спрашивал, «почему ЦРУ настаивает именно на таком способе связи с ним?!» С его точки зрения, личные встречи отнюдь не подвергают его риску, да и, вообще, «они более продуктивны». Он предпочел бы передавать материалы лично разведчикам еще и потому, что, всякий раз делая тайниковую закладку, испытывает страх, как бы она не оказалась в чужих руках. Ведь проанализировав находящиеся там документы, можно легко выйти на него…

Хэттавэй согласился с его доводами и проинформировал об этом штаб-квартиру в Лэнгли. В итоге с начала апреля 1979 года все внимание разведчиков московской резидентуры было переключено не на поиск мест для тайников, а на поиск мест и организацию явок со «Сфиэ». Некоторые из них пришлись на вторую половину 1979 года, более 20 – на последующие 5 лет. Всего за это время Толкачев передал ЦРУ сотни отснятых кассет и сотни письменных страниц, содержащих огромный объем сверхценной разведывательной информации.

Глава вторая. Шпионские балы-маскарады

С начала 1981 года офицеры-агентуристы московской резидентуры ЦРУ, действовавшие под дипломатическим прикрытием, при проведении явок со своими источниками из числа советских граждан повально использовали манекены. Справедливости ради, надо признать, что это «секретное оружие» некоторое время приносило американцам успех.

«Высокоэффективные оперативные средства и большое везение, – как отмечалось во внутреннем меморандуме ЦРУ, – позволяли проводить не зафиксированные КГБ явки с Толкачевым. Более 10 встреч были проведены с октября 1980 по ноябрь 1983 г. Несколько встреч пришлось отменить из-за усиленного наружного наблюдения за нашими разведчиками. Однако большинство было все-таки проведено в соответствии с планом. Постоянное усиленное наружное наблюдение за офицерами резидентуры заставляло их быть изобретательными в поисках оперативных средств и методов для проведения явок с «Сфиэ», впрочем, не только с ним».

Новое антиконтрразведывательное средство, использовавшееся в таких операциях, американцы назвали «Джек в коробке» (Jack-In-the-Box – JIB). На жаргоне нашей «наружки» – «Трюк с манекеном».

«Трюк с манекеном» действовал по следующей схеме.

Выйдя из здания посольства, сотрудник резидентуры садился в машину вместе со своей женой (или с другим сотрудником). Жена – за рулем, разведчик рядом. Под ним – небольшая коробка. За несколько часов до встречи они выезжали на проверочный маршрут. Следуя по нему, в заранее намеченном месте машина после ряда поворотов на несколько секунд выпадала из поля зрения сыщиков наружного наблюдения, то есть оказывалась в «мертвой зоне». Тут же разведчик, который должен был встретиться с Толкачевым, катапультировался из машины и исчезал в первой попавшейся подворотне. Водитель тут же активировал «Джека» – нажимал кнопку, и… о, чудо! Из коробки мгновенно выпрыгивал манекен, чей силуэт был как две капли воды схож с покинувшим машину разведчиком. Резиновая кукла, заполненная сжатым воздухом, выглядела абсолютно правдоподобно. Водитель, сидящий за рулем, чтобы окончательно ввести в заблуждение следующую за ним «наружку», начинал имитировать беседу, поворачивая голову куклы с помощью незамысловатого устройства. Лишь подъехав к дому, где проживали сотрудники американского посольства, водитель на глазах ошеломленных сыщиков выпускал воздух из манекена, и упаковывал его в коробку. Все, партия выиграна!

Бойцы наружного наблюдения, конечно, понимали, что второго разведчика они потеряли, но установить его местонахождение до его появления дома или в посольстве не могли.

Тем временем американец, надев фуфайку и нахлобучив кепку до носа, пешком и в городском транспорте, проверившись и убедившись в отсутствии «хвоста», добирался до места встречи. Проведя явку, разведчик возвращался домой или в посольство. Такой способ ухода от «наружки» несколько раз успешно применялся при операциях по связи с Толкачевым.

По мнению Хэттавэя, подобный способ отрыва от наружного наблюдения нельзя было применять часто потому, что он всегда приводил к ответным мерам – к «оперативному прессингу». Попавшему под него доставалось сполна! Это – прокол шин и создание «подстав» на трассе, имитирующих повреждение машины «наружки»; многочасовая блокировка автомобиля разведчика на улицах и, наконец, демонстративная (а значит, изматывающая нервы!) слежка, когда за провинившимся (или, лучше сказать, – за подозреваемым) «бампер в бампер» неотступно, в течение многих часов, идут две-три машины «наружки»…

Как бы там ни было, но порой «Джек» был единственным способом, чтобы уйти от наружного наблюдения и бесконтрольно встретиться с Толкачевым. А уж как московская резидентура, да и вообще руководство Центрального разведывательного управления дорожили встречами с ним, читателю известно!

* * *

Спецслужбисты – оперативные сотрудники разведки и контрразведки, как и сыщики «наружки», – видят улицу, да и все вокруг, не так, как рядовые граждане. С годами это восприятие окружающего мира переходит на уровень подсознания, становится рефлекторным.

Незнакомая машина в привычном переулке, человек, который вроде бы читает газету, но на самом деле даже не отдает себе отчета в том, что держит ее в руках. Женщина в будке телефона-автомата говорит в молчащую трубку, а на самом деле – в микрофон переговорного устройства. И тот и другая одновременно ведут наблюдение за подъездом напротив!

Все это совсем не так, как показано в кино или подано в остросюжетных романах. Профессионала, который находится под наблюдением, будь он разведчик, сам факт контроля за ним не очень волнует в каждый конкретный момент – ведь операции с тайниками, как и встречи с теми, кого надо уберечь от недреманного ока контрразведки, происходят не каждый день. Даже наоборот – именно отсутствие «хвоста» начинает настораживать…

С годами между «ведомым» и «наружкой» возникает какое-то энерго– или психополе. Вроде ничего вокруг тебя не происходит, ан нет! – чувствуешь, что находишься под присмотром! Или – наоборот: а куда ж, черт подери, пропали «опекуны»!?

Опытные спецслужбисты никогда не оглядываются, остановившись «завязать шнурок», – примитивно! Кстати, шнурки на башмаках западного производства, особенно североамериканского, никогда не развязываются – их для этого покрывают воском.

Профессионалы никогда не выглядывают из-за угла, они выпрыгивают из вагона метро или электрички в последний момент перед закрытием дверей. Они играючи водят свои скоростные, но внешне неприметные машины, и не таращатся ежесекундно в зеркало заднего вида. В нужный момент они просто исчезают, причем их вроде и не в чем упрекнуть – виновата в потере «объекта» всегда «наружка»…

* * *

Как только Хэттавэй стал курировать работу со «Сфиэ», по его инициативе в посольство были доставлены девять машин с затемненными стеклами. Более того, разведчиков, действовавших под дипломатическим прикрытием, оснастили не только манекенами, имитировавшими фигуры сотрудников посольства, но и резиновыми масками для лиц, наподобие тех, которыми пользовался Фантомас в известном французском фильме.

…«Чистого» дипломата Дэвида Хилла по росту и телосложению со стороны невозможно было отличить от Хэттавэя, и он этим воспользовался сполна! Отправляясь на контрольную явку со «Сфиэ», Хэттавэй надел искусно изготовленную каучуковую маску, имитировавшую лицо Хилла. После чего преспокойно, на малой скорости выехал за ворота посольства: «Смотрите, любуйтесь, я – Дэвид Хилл!»

Иллюзион через некоторое время, конечно же, был раскрыт, но, во-первых, Хэттавэю удалось провести явку с новым агентом, а во-вторых… Во-вторых, к тому времени американцы уже перешли (правда, частично) на безличную связь с агентом – через «почтовые ящики», суть – тайники…

Зачем, спрашивается, все эти манекены и маски?

Американские разведчики рассчитывали с их помощью водить за нос нашу службу наружного наблюдения. Например, манекен разведчика-агентуриста, который должен был провести конспиративную встречу со своим агентом, демонстративно вывозили в какой-нибудь отдаленный район Москвы в обычной машине. Сам же агентурист в автомобиле с затемненными стеклами уезжал в противоположном направлении. С этой же целью, чтобы сбить с толку «наружку», использовались и маски.

Маскарадные пристрастия американских разведчиков были различными.

Майкл Селлерс, «сидевший под корягой» – действовавший под прикрытием второго секретаря посольства США в Москве, – очень любил «похипповать»: отправляясь на встречу со своими источниками из числа советских граждан, наклеивал усы и натягивал лыжную шапочку с приделанными к ней волосами до плеч.

В таком виде он и был задержан 10 марта 1986 года во время проведения явки с агентом «Коул» – майором Сергеем Воронцовым, сотрудником Управления КГБ по Москве и Московской области. Кстати, имя изменника до самого последнего дня его инициативного сотрудничества с ЦРУ не было известно его американским кураторам. Это был, пожалуй, единственный постулат конспирации, которым овладел и до конца соблюдал Воронцов…

Поздним июльским вечером 1984 года в квартире второго секретаря политического отдела посольства США в Москве Джона Фини раздался телефонный звонок. Мужчина на ломаном английском, который выдавал в нем славянина, путая слова заученных наизусть фраз, предложил хозяину квартиры срочно встретиться по совершенно неотложному делу.

Место встречи, названное незнакомцем, находилось от дома Фини в двух минутах езды на машине. Американец, следуя инструкциям Госдепартамента, устным рекомендациям посла и резидента ЦРУ, предписывавшим «чистым» дипломатам принимать любые материалы и самые сумасбродные предложения от советских граждан, как был в пижаме и в домашних тапочках, сломя голову ринулся к месту неурочного свидания.

Опасаясь подвоха, Фини не вышел из машины, а лишь слегка опустил боковое стекло. Невесть откуда появившийся призрак просунул в щелку пачку бумаг и тут же растворился в темноте.

На следующее утро сотрудники резидентуры подвергли тщательному исследованию ночные «трофеи». В них они обнаружили отпечатанное на машинке письмо с предложением о сотрудничестве и в качестве подтверждения серьезности намерений автора и брошюрку – «Информационный бюллетень Второго главного управления», печатный орган центрального контрразведывательного органа КГБ СССР, значившийся под грифом «Совершенно секретно». В этом номере давалось детальное описание ухищрений американских разведчиков, к которым они прибегают, чтобы оторваться от «хвоста», следуя на встречи со своими осведомителями, а также меры, предпринимаемые нашей «наружкой», чтобы свести на нет усилия американцев.

Американцы пришли к заключению, что инициативник знаком с методами конспирации не понаслышке, так как предложил весьма сложный вариант установления личного контакта. В случае согласия с его условиями выплаты вознаграждения сотрудники резидентуры должны поставить машину с дипломатическими номерами посольства США в определенный час напротив магазина «Буккнига» на Кузнецком мосту мотором к тротуару.

После этого на стене мужского отделения общественного туалета в Артистическом проезде фломастером будут нанесены семь цифр. Помноженные поочередно на единицу, двойку и тройку, они в итоге дадут номер телефона, у которого в назначенное время будет дежурить «ночной телефонист».

Упустить шанс заполучить еще один источник информации – не в правилах уважающей себя спецслужбы, поэтому все было сделано так, как предлагал «инициативник».

На первой встрече Воронцов предупредил пришедшего на встречу Майкла Селлерса, а через него своих потенциальных работодателей, что сохранение его анонимности – в их общих интересах. Единственное, что он может сообщить о себе, – это имя и место работы. Зовут его Стас, он – сотрудник Второго главка.

Это место службы Воронцов выбрал намеренно – в ЦРУ должны знать, что имеют дело с достойным партнером, и «Информационный бюллетень» – тому подтверждение.

Воронцов, хотя должность занимал ничтожную – всего лишь заместитель начальника отделения Управления КГБ по Москве и Московской области, – прекрасно отдавал себе отчет, что чем значительнее место службы, тем весомее оплата.

Изменнику удастся ввести в заблуждение своих заокеанских хозяев – они щедро отблагодарят его услуги, выплатив в общей сложности более 30 тысяч долларов, а об истинном месте его работы узнают лишь после того, как он будет разоблачен и расстрелян.

Воронцов отказался от предложенных американцами способов связи. Тайники, односторонние радиопередачи, письма на подставные адреса, контролируемые ЦРУ, – все это не для него. Он берет инициативу в свои руки и диктует свои правила. Прежде всего, он настаивает только на личных встречах с сотрудниками московской резидентуры – так, по его мнению, причитающиеся ему деньги быстрее окажутся в его в кармане. Он предлагает свой вариант связи. Телефон, номер которого он сообщил американцам, якобы установлен по соседству с его кабинетом. У него имеется ключ-отмычка, с помощью которого он в обусловленное, разумеется, нерабочее время, будет ожидать условных звонков и договариваться о встречах.

В Лэнгли приняли все условия Воронцова. Еще бы! Ведь он работает во Втором главке, а значит, может содействовать обеспечению безопасной деятельности московской резидентуры, да и не только! Через него можно будет получать информацию о намечаемых центральным контрразведывательным органом КГБ мерах по противодействию разведывательным устремлениям ЦРУ на территории всего СССР! Ничего себе подарок Судьбы, есть от чего испытать головокружение!

Сначала лже-Стасу присвоили псевдоним «Инкогнито», который затем заменили на «Cawl» (Монах).

На первой же явке Селлерс вручил ему 10 тысяч долларов (что по курсу «черного рынка» составляло 45000 рублей, или равнялось стоимости более шести а/м «Жигули» ВАЗ-2101). Не забыли заботливые кураторы из ЦРУ к конверту с «баксами» приложить и вопросник-задание. Увы, не скоро они получат ответы, ибо Воронцов рассудил так: раз поверили, значит, ценят, а ценят, значит, подождут, да и вообще: «Дольше едешь – больше командировочных»…

На радостях от привалившего богатства новоиспеченный торговец секретами взял отпуск и отправился с женой кутить в Сочи! Поспешный отъезд, а затем ночные телефонные звонки оттуда немало удивили коллег и друзей Воронцова. Вдребезги пьяный, он звонил, чтобы поделиться впечатлениями от меню на завтрак, обед и ужин, от концертов, на которых он успел побывать, от общения со звездами кино и эстрады, с которыми загорал на пляже интуристовской гостиницы «Жемчужина» и прочая, прочая, прочая…

На все вопросы, откуда он взял деньги на поездку, Воронцов отвечал стандартно-примитивно: мол, почившая в бозе бабушка оставила наследство.

Вызывает удивление другое: почему даже близкие друзья-коллеги никогда не поинтересовались, откуда у Воронцова, вечно стрелявшего «чирики» до зарплаты, вдруг случилась бабушка-дароносица, которая не только сумела так скоропостижно умереть, но и оставить изобильное наследство?..

«Каул» регулярно информировал Селлерса о том, как Комитет ведет наблюдение за сотрудниками московской резидентуры, работающими под дипломатическим прикрытием. Во время последней, провальной явки передал Майклу Селлерсу, своему оператору, образцы «шпионской пыли», которой сотрудники Службы наружного наблюдения обрабатывали автомобили американских дипломатов, подозреваемых в проведении разведывательных акций против СССР.

«Шпионская пыль» – спецпрепарат, изобретение секретных лабораторий КГБ, позволявший контрразведчикам с помощью особых датчиков выявлять советских граждан, осведомителей сотрудников московской резидентуры ЦРУ.

Подвез американский разведчик своего осведомителя на машине, салон которой обработан «пылью», – микрочастицы осели на неопределенно продолжительное время на коже и одежде пассажира, и на всех предметах, к которым «сладкой парочке» довелось прикасаться. «Пыль» невозможно удалить ни водой, ни паром…

Кстати, по вине изменника Воронцова в 1986–1987 годах в западных СМИ настойчиво муссировался вопрос о вреде «шпионской пыли» для здоровья дипломатов. Она якобы при попадании на кожу способствует образованию раковых опухолей. В парламенте Великобритании, к примеру, нашлись горячие головы, обвинявшие КГБ и правительство СССР в нарушении каких-то несуществующих международных конвенций, которые якобы запрещают использование подобных химикатов. Сущая ерунда! «Пыль» совершенно безвредна, о чем свидетельствует ее непреходящее использование нашей контрразведкой…

…Коллега Селлерса, работавший в такой же должности – второй секретарь посольства, – любил наряжаться рабочим и носил темные очки. А один из «атташе» посольства даже переодевался в женское платье – в таком наряде он проводил шпионские операции. Наши сыщики наружного наблюдения по этому поводу шутили: «Опять появилась эта дама приятной внешности, значит, на серьезное дело идет!»

Впрочем, используя в качестве камуфляжа женскую одежду, американские разведчики не понимали, что занимаются самообманом и саморазоблачением: в качестве демаскирующего признака была их… походка, ведь для опытного глаза не составляет труда отличить грациозную женскую поступь от твердых и решительных движений мужчины.

Кстати, человеку, не посвященному в эти премудрости, трудно поверить, но походка у представителей различных рас – белой, черной и желтой, действительно имеет много отличий.

Вообще, опытные сыщики наружного наблюдения сначала запоминают походку объекта, а потом уже остальные внешние признаки…

* * *

Сотрудники московской резидентуры, проводившие явки с «Сфиэ», для обмана «наружки» применяли и другие способы маскировки. Так, 12 июня 1980 года Джон Гюльшнер приехал в американское посольство, якобы по приглашению проживавших там коллег. Демонстративно вышел из авто в роскошном смокинге и в шляпе чикагских гангстеров 1930-х годов «борсалино». Чтобы ввести в заблуждение ожидавшую его на выходе «наружку», он перед выходом из здания обрел внешний вид рядового московского работяги: сменил смокинг на фуфайку, шляпу – на рабочую кепку, съел головку чеснока и вылил на себя бутылку водки. В этом безобразном виде, покачиваясь, вышел из ворот посольства и достиг одному ему известной «мертвой зоны», где его ожидало заранее запаркованное авто. Сел в машину и был таков. Убедившись, что за ним нет «хвоста», за сто метров до места встречи оставил машину и пешком добрался до телефона-автомата. Позвонил агенту и встретился с ним в заранее обусловленном месте.

Это продолжалось до 14 октября 1980 года, пока не закончилась московская командировка Гюльшнера.

В последующем вся резидентская рать, заменившая Джона Гюльшнера, постоянно, хотя и в разных вариациях, использовала этот способ маскировки для выхода на явки с Толкачевым, которые с некоторых пор проводились в его автомобиле «Жигули», незадолго до этого приобретенном на деньги ЦРУ…