Серебряные фонтаны. Книга 2

– Нет, Эми, – подняв лицо вверх, он взглянул вдаль, на легкие облака, набегающие на нарождающийся месяц. – Ты гадаешь, мечтал ли я тоже, как и ты? Но ведь прошлое не изменишь, особенно наше с тобой прошлое. Каким я был, таким и был, я никогда не вручил бы себя женщине.

– Если только она не была в отчаянном положении.

– Да. Это была единственная возможность. Признавая это, мне легче глядеть в лицо последствиям. Я пытаюсь, Эми, пытаюсь, – впереди нас запел соловей, мы оба пошли на эту дивную песню, и пришли к золотистой розе, моей розе. Первые бутоны уже раскрылись, и я нагнулась над ними, чтобы вдохнуть их тонкий лимонный запах. Лео сказал за моей спиной: – Я подарил тебе золотую розу, но символ любви и страсти – красная роза, – тихим голосом он стал цитировать: – «Если ты хочешь красную розу, тебе нужно создать ее из музыки и лунного света, а затем пропитать собственной кровью». Есть лунный свет и соловьиная песня, но их мало. Я должен научиться давать тебе и тот, последний подарок, – его рука, прикоснулась к моей, но не успела я ответить, как она опустилась и погладила золотистую голову Неллы. – Идем, Нелла, пора возвращаться.

Мы вошли в дом, а затем поднялись наверх, каждый в свою спальню. Бабушка Битере была права – все было бы гораздо легче, если бы мы делили комнату и постель. Но каким Лео был, таким он и был. Для него не было ничего легкого с тех пор, как он прочитал дневник Жанетты – или даже с тех пор, как появился на свет. На нем было клеймо, как и на мне, поэтому я понимала его. А пока я одиноко лежала в постели, меня тянуло заключить его в объятия, но я сознавала, что сейчас он прав – ему нужно самому разобраться с прошлым.

В эту ночь у меня пришли месячные. Хоть я и знала, что в этом месяце нет надежды на ребенка, они были признаком отдаления между мной и Лео. Незачем было даже говорить ему о них. В темноте я позволила себе удовольствие всплакнуть.

Наутро я чувствовала себя больной и слабой – я уже сильно кровила. Я сознавала, что пора бы мне перестать бояться крови, но все-таки мне было не по себе. Кровь всегда заставляла меня вспоминать о Димпси, об ее, полных отчаяния глазах, умоляющих меня о спасении за мгновение до того, как опустился мясницкий нож.

Лео раньше меня пришел повидать детей, а когда я спустилась к завтраку, мистер Уоллис сообщил мне, что он уже уехал.

– Наверное, сегодня он отправился в Пеннингс, моя леди.

Подойдя к подносу, я открыла крышку первого блюда – и увидела жареную свинину. Я поперхнулась и уронила крышку. Хоть я и заставила себя проглотить несколько кусков, в конце еды меня мутило.

Я была внизу, в комнате Клары, когда в дверь постучал Лео. Он огляделся и сказал, не глядя на меня:

– Эми, обычно со мной в Пеннингс ездит Селби, но сегодня ему некогда. Он сказал, что ты будешь полезнее его, потому что недавно занималась делами с Парри, и предложил мне обратиться к тебе.

– Конечно, я поеду, если ты так хочешь, – мгновенно отозвалась я.

Лео, не сказал, что хочет этого, а только буркнул:

– Тогда попрощайся с детьми, а я подгоню машину, – дверь со стуком захлопнулась.

– Как это разумно со стороны мистера Селби, – обратилась ко мне Клара. – Я знаю, он беспокоится за вас, моя леди, – ее лицо стало озабоченным. – Правда, вы неважно выглядите...

– Клара, мне нужно поехать, – однако, поднявшись наверх и укладывая в дорожную корзинку чистые тряпки под кусок прорезиненной ткани, я предпочла бы отправиться в поездку вчера или завтра.

Я попрощалась с детьми так быстро, как могла, но Лео все равно выглядел нетерпеливым. Он недовольно взглянул на мою корзинку:

– Мы едем не на пикник. Парри покормит нас обедом.

– Нет, это не еда...

Взяв у меня корзинку, Лео забросил ее на заднее сиденье и уселся на водительское место. У сторожки, мы свернули не направо, а налево.

– Лео, мы опоздаем на поезд.

– Я решил поехать в Пеннингс на машине для разнообразия.

– Ох. Ты знаешь туда дорогу?

– Разве нет дорожных указателей? – пробурчал Лео. – Не представляю, какие неотложные дела могут быть сегодня у Селби, – я вжалась поглубже в сиденье. Если под сиденьем хватило бы места, я залезла бы туда.

Из-за дурного настроения Лео ошибочно свернул к Ворминстеру.

– Почему ты оглядываешься, Эми?

– Извини... посмею сказать, что нам нужно было свернуть на тот проселок и пересечь...

Лео тут же притормозил, развернулся и поехал назад – на этот раз правильно, потому что вскоре мы увидели знак: «Солсбери – 2 мили». Я почувствовала, что мне пора попросить Лео сделать остановку.

– Лео, пожалуйста... в Солсбери будет станция. Останови мне там, я выйду.

На протяжении следующих двух миль Лео гневно молчал, а затем взорвался:

– Когда ты вернешься в Истон, скажи Селби, чтобы он выезжал ко мне следующим же поездом!

Я сначала не поняла, что он имеет в виду, но затем до меня дошло, и я воскликнула:

– Я не хочу сесть на поезд – мне нужна дамская комната.

Лео выглядел таким смущенным, что я бы засмеялась, если бы не была так взволнована. Станция была за городом, и к тому времени, когда Лео привел туда машину, я стала опасаться, что у меня на юбке красное пятно. Я скорее потянулась за корзинкой и попыталась сама открыть дверь, не дожидаясь, пока это сделает Лео. Я споткнулась, и упала бы, если бы он не подхватил меня за локоть – но корзинка полетела на землю и тряпки рассыпались по гравию.

Лео уставился на них. Его лицо покраснело. Он взглянул на мои пылающие щеки и вдруг нагнулся и стал собирать тряпки в корзину, запихнул их под прорезиненную ткань и сунул корзину мне в руки. Я побежала к зданию станции, Лео догнал меня и вручил мне билет, который успел купить на платформе. Он впихнул билет мне в руку, и я почувствовала жесткое ребрышко пенни для чаевых, завернутое в билет.

Вернувшись, я нашла Лео на платформе, где он ждал меня.

– Ты должна была сказать мне, Эми. Мне не следовало тащить тебя в эту дорогу.

– Все хорошо. Кроме того, мне хотелось поехать с тобой.

Он пристально взглянул на меня.

– Ты вовсе не выглядишь хорошо. Мне нужно было заметить это раньше. Поезд на Истон идет через полчаса. Я, пожалуй, подожду и посажу тебя на него.

– Нет-нет... пожалуйста, – я чуть не плакала.

– Бедная Эми, ты стараешься гораздо больше, чем я, – мягко сказал Лео. – Хорошо, мы поедем дальше... а я постараюсь не повышать на тебя голос.

– Я не придаю этому значения... пока не слишком громко.

Он улыбнулся и взял у меня корзинку, так, что наши пальцы соприкоснулись. Только на миг, но я догадалась, что это сделано умышленно, и почувствовала прилив облегчения.

Лео больше не сбивался с маршрута, пока мы почти не приехали. Он что-то пробормотал про себя, когда мы увидели на перекрестке еще один дорожный знак. Глядя на него, Лео указал мне на одну из табличек:

– Поедем этим путем – ты будешь показывать мне дорогу.

Я проследила за его широким пальцем. На табличке коротко значилось – Боррель. Лео повернул налево, и машина заковыляла по ухабам узкого проселка.

Сначала мы проехали крытую жестью часовню на краю поля. Съежившись на сиденье, я словно снова слышала хриплый, злой голос бабушки: «Ты – грешница». Я безнадежно пыталась совладать с наплывом воспоминаний.

Дорога стала ровнее, Лео чуть-чуть прибавил скорость. Мы проехали кирпичную часовенку, дорогу в усадьбу, большую каменную церковь, кладбище за ней, где были похоронены мои бабушка и дедушка. За поворотом дороги показалась школа. Была перемена, дети во дворе школы подбежали к низкой ограде, чтобы посмотреть на незнакомую машину. Почта, магазин, сапожная мастерская мистера Уилкокса, лошади перед кузницей – мы медленно проехали мимо, так медленно, что я даже слышала шипение пара, когда мастер опускал в воду новый железный колесный обод. Затем показался пруд и старый коттедж Дамми Дрю, как и прежде выглядевший заброшенным и неухоженным...

– Куда теперь, Эми?

– Налево... сразу же за пивной, – мне было трудно говорить, меня захлестывали воспоминания. Ох, дедушка, дедушка, как я любила тебя...

Лео свернул на проселок и притормозил, потому что дорога пошла под уклон. Мне было видно верхушку ясеня, который стал еще выше, затем машина завернула за угол, и показался дедушкин коттедж. Дедушкиных роз как не бывало, но под соломенной крышей виднелось маленькое окошко чердака, где я всю зиму пролежала больная после того, как убили Димпси. Димпси – я больше не могла сдерживать воспоминания. Я пыталась представить дедушку и его розы, но видела только Димпси, лежащую на скамейке под яблонями, ее золотистые бока тяжело вздымались от ужаса. Димпси, ее глаза, обращенные на меня, умоляющие спасти ее. Горечь предательства обожгла мне горло.

– А вот и указатель на Пеннингс, – Лео повернул машину направо, на главную дорогу. – Теперь уже недалеко. – Он нажал педаль, и мы на скорости оставили позади Боррель – но не мои воспоминания, вцепившиеся в меня словно репьи.

– Извини, что у нас нет времени останавливаться в Борреле, чтобы ты могла немного посмотреть на родные места, – сказал Лео. – Может быть, в другой раз...

– Нет! Нет! Я не хочу возвращаться туда, никогда! Лео испытующе глянул на меня, но я отвернулась. Он не проронил ни слова, пока мы не въехали на стоянку в Пеннингсе. Там он тихо сказал:

– Ты бледна как полотно, Эми, тебе не следовало никуда ехать сегодня. А вон и Парри.

Мистер Парри вышел из офиса и протянул для приветствия левую руку.

– Добрый день, леди Ворминстер, очень приятно вас видеть. Рад, что вы благополучно вернулись с войны, лорд Ворминстер, – он энергично потряс руку Лео.

– Доброе утро, Парри. Как у вас дела?

– Не на что жаловаться, лорд Ворминстер, не на что жаловаться. Я уверен, что вам захочется выпить после поездки – миссис Тэйлор приготовила гостиную. Или вы предпочитаете освежиться в офисе?

– Спасибо, Парри, офиса будет вполне достаточно. Но сначала леди Ворминстер хочет пойти поправить свою прическу, – Лео полез в машину за моей корзиной. Я поблагодарила его взглядом и побежала в туалетную комнату здания. Когда я меняла подкладку, меня забила дрожь – кровь, льющаяся кровь Димпси, – пальцы едва повиновались мне.

Когда я вернулась в офис, Лео с мистером Парри стояли у окна и разговаривали.

– Я заказал тебе чай, – повернулся ко мне Лео. – Я подумал, что тебе захочется чая. – Я улыбнулась ему, а он предложил мне стул. – Садись сюда.

Мне стало лучше, когда разговор вернулся к делам.

– Вижу, вы уже начали возвращать значительные площади под траву, – сказал Лео, изучив планы.

– На этом настояла леди Ворминстер, – ответил мистер Парри.

Лео повернулся ко мне, подняв брови.

– Война закончилась, строятся новые корабли, – объяснила я. – Мне кажется, что скоро будут ввозить много зерна из Австралии и Канады.

– Но правительство все еще гарантирует высокие цены на зерно, – возразил Лео.

Я глубоко вздохнула, набираясь смелости.

– Вряд ли оно будет это поддерживать. Оно не делало этого до войны, какая бы партия не принимала решения. Война стоила много денег, поэтому незачем держать высокие цены на английское зерно, если его можно купить дешевле где-нибудь еще.

Я напряженно смотрела Лео в лицо. Он кивнул.

– Ты высказываешь пессимистическую точку зрения, Эми, но я склонен согласиться с ней, – я облегченно вздохнула, а Лео продолжал: – Ну, а что именно ты предполагаешь посадить в следующем году?

Я взглянула на мистера Парри, тот ободряюще кивнул мне.

– Ну, мы подумали, что лучше всего будет...

И мы стали обсуждать пастбища и пахотные земли, стада и урожаи, пока не подошло обеденное время. Я предпочла бы, чтобы мистер Парри не заказывал ветчину. Мне бы хотелось и большего, – чтобы он не обсуждал свиное поголовье в то время, когда я пыталась, есть ее. Но, конечно, для этого обсуждения мы и приехали сюда, и я заставила себя принять участие в беседе. Я заметила, что Лео наблюдает за мной во время еды. Когда я снова вернулась из туалета, он отстал от мистера Парри и шепнул мне:

– Эми, если после обеда ты хочешь остаться и отдохнуть в доме...

– Нет, конечно, я пойду с тобой. Мне будет лучше на свежем воздухе.

Мы посетили две арендаторских фермы, а под конец заехали на домашнюю ферму. Я почти наслаждалась послеобеденным времяпровождением – Лео обсуждал со мной планы и проблемы, словно я была ему ровней. Его вопросы были углубленными, и мне приходилось задумываться над ответами. Он предложил несколько изменить планы, но когда я согласилась с его доводами, сказав, что не подумала об этом, он возразил:

– Не сбивай себе цену, Эми. Запомни, хоть ты и приобрела опыт, в нетипичное время, твои оценки в основном очень проницательны.

– Я знал, что вам понравятся планы леди Ворминстер, – радостно воскликнул мистер Парри. – Она схватывает самую суть. Как я всегда говорил Селби, ей нужно было бы родиться мужчиной! – он хлопнул себя по колену и рассмеялся. – Однако вряд ли вы согласитесь на это, лорд Ворминстер? – он не обратил внимания, что Лео, не смеется. – А теперь давайте зайдем к Хейтеру в сторожку, там какие-то проблемы с крышей, он хотел, чтобы вы взглянули. Суетливый мужик, но всегда был хорошим работником, так что если вы не возражаете...

– Не возражаю.

Мы пошли в сторожку. Пока Лео с мистером Парри осматривали крышу, я поговорила с миссис Хейтер. Двое внуков с домашней фермы жили у нее, пока их мать рожала. Они робко подошли ко мне. Когда я наклонилась, чтобы приветствовать их, маленькая Дженни прошептала:

– Мы хотим показать вам кое-что, моя леди.

Ее брат Том взволнованно кивнул темноволосой головой. Маленькие ручонки ухватились за мои руки.

– Вы пойдете с нами?

– Да, конечно, – улыбнулась я им.

Они потащили меня на задворки дома по выложенной кирпичом тропинке между двумя участками фасоли. Только тогда я поняла, куда они ведут меня. Я попятилась назад, но маленькие ручки тянули меня, стремясь показать свое сокровище.

– Вы только посмотрите, моя леди... – и я позволила вести себя вперед – взгляну один раз, чтобы порадовать их. Мы подошли к свинарнику. – Разве она не красавица! – лицо девочки светилось гордостью и восторгом, как когда-то светилось мое. – Взгляните на нее, моя леди!

Я нервно бросила один торопливый взгляд – и не могла отвести глаз. Я стояла, оцепенев, а за моей спиной лепетали счастливые голоса:

– Дедушка сказал, что нам можно самим назвать ее и мы назвали ее Голди. Иди сюда, Голди, поздоровайся с ее светлостью, – острые ушки насторожились. – Видите, она понимает все, что мы говорим, – свинка подошла, стуча по помосту изящными копытцами, остановилась и уставилась на меня дружелюбным, пытливым взглядом. Ясные, довольные глазки, опушенные золотистыми ресницами, – глаза моей Димпси.

– Почешите ее, моя леди.

– За ушком, она это любит.

Детские голоса звучали, но настоящее растаяло. Я снова стала ребенком. Димпси, моя красавица Димпси, как я люблю тебя – я услышала за своей спиной тяжелые шаги, мой голос, тоненький, как нитка, закричал: «Дедушка, не надо...» – но я понимала, что он не откажется от этого, не может... Другой голос сказал: «Эми, нам пришло время...»

Я зашаталась, но чьи-то руки подхватили меня, удержали. Будто издалека до меня доносились детские голоса, встревоженные и испуганные, затем голос Лео, успокаивающий их. Но я все еще была под яблонями, а Димпси лежала передо мной, ее копытца были связаны, глаза смотрели на меня – просили, умоляли. Опустился острый нож, потекла красная кровь Димпси, в ее глазах теперь была безнадежность, они ужасались моему предательству. Нож опустился во второй раз, мои ноги подкосились, я стала падать...

Лео донес меня до машины. Я скорчилась на сиденье, мои пальцы не отпускали край его пиджака. В его голосе звучал гнев и досада:

– Как только мне сказали, куда тебя повели дети, я тут же пошел за тобой – но было уже поздно.

Когда мы вернулись в офис, мне снова стало дурно. Лео отвел меня прямо в туалет и усадил на стул перед унитазом. Меня стошнило, я, дрожа, съежилась на стуле. Лео присел на корточки рядом со мной и взял мою холодную руку в свои.

– Значит, Димпси была тэмвортской свиньей.

– Как ты догадался?

– Я сделал вывод, что она была свиньей, но предполагал, что черно-белой[4], из-за ее имени.

– Я назвала ее так, потому что дедушка принес ее домой в сумерках, перед наступлением ночи, – прошептала я. – Она была еще крошечным поросенком, еле стояла на ногах. Ее мама не могла кормить ее, поэтому я кормила ее молоком из бутылочки. Я выкармливала ее, как ребенка... – я не могла продолжать.

Но Лео мог.

– Значит, ты, будучи нежным и одиноким ребенком, привязалась к ней. Сколько тебе тогда было лет, Эми?

– Восемь, девятый шел. Я стала за ней ухаживать. Я все время кормила ее, носила ей молоко. Я приносила ей свиную колючку и одуванчики, и маленьких улиток. Она любила улиток, моя Димпси. Я привыкла залезать к ней в стойло, обнимать, шептать ей на ушко свои секреты. Она понимала каждое мое слово. Она была прелестной свинкой, моя Димпси. Только потом...

– Наступила осень, – закончил за меня Лео.

– Я пыталась спасти ее. Я ловила листья на лету, чтобы загадать желание, я прыгала и прыгала за ними – и каждый раз, поймав лист, загадывала, чтобы ноябрь никогда не наступал. Но он наступил, наступил!

В тот вечер она лежала на скамье, ее ноги были связаны, она была перепугана – но, увидев меня, она подумала, что я пришла спасти ее. Она смотрела на меня, умоляла меня. Но я не могла, не могла – и мясницкий нож опустился, она завизжала, как ребенок. Она завизжала, но еще не умерла. Ее кровь текла, но она еще была жива, смотрела на меня... ее глаза... я не спасла ее и она это понимала, понимала. А потом ее убили.

Теплая рука Лео сжала мою, его голос зазвучал ласково и печально:

– Тебе нужно было остаться поодаль и зажать уши.

– Бабушка заставила меня прийти и принести чан, – несчастным голосом сказала я. – Я должна была держать чан, чтобы собрать кровь на кровяную колбасу – она велела мне помешивать ее...

Пальцы Лео крепче сжали мою руку. Я увидела гнев на его лице, но понимала, что на этот раз он сердится не на меня.

– Я собрала ее кровь на кровяную колбасу... – прошептала я, – но я не стала ее есть, я не стала есть, мою Димпси. Она лежала на плите в кладовке, пока моя бабушка разделывала ее, а я вытирала рассол, которым заливали ее тело, но... – мои глаза расширились, – я не ела ее, я не ела мою Димпси, – мой голос зачастил, отчаянно пытаясь объяснить. – Когда я лежала больная на чердаке, дедушка прислал ко мне Эмми Роулингс, сказать, что ночью, когда бабушка спала, он поменял окорока – и она ничего не узнала. У Роулингсов в том году тоже была свинья, черно-белая, вот ее я и ела. Я никогда не ела, мою Димпси!

Лео не сводил глаз с моего лица.

– Эми, до сих пор ты не лгала мне, – сказал он тихо, но настойчиво. – Не лги мне сейчас.

– Нет... нет... – мой голос перешел в испуганное молчание.

– Тэмвортские окорока отличаются от других, – настаивал он. – Кроме того, такая пожилая и опытная женщина, как твоя бабушка, сумела бы отличить окорока, приготовленные ей самой, от окороков, приготовленных соседкой. А ты была умным ребенком, ты должна была понимать это.

Я не отвечала. Я качнула головой, пытаясь отказаться от этого. Как я скажу ему правду – правду, в которой не признавалась даже себе? Но голос Лео звучал требовательно:

– Эми, скажи мне правду.

Я наконец в отчаянии выкрикнула:

– Да, я ела ее, я ела мою Димпси! – в этот миг в меня словно вошел нож, невыносимая боль пронзила меня – и нарыв вскрылся, выпустив яд наружу. Меня снова начало тошнить.

Лео быстро подхватил меня. Я оказалась на полу, на коленях перед унитазом, подавляя рвоту.

– Не борись с ней, Эми, дай ей выйти, – начал меня успокаивать Лео. Его руки крепко держали меня за плечи, поддерживали меня, пока я содрогалась под натиском рвоты. Я увидела кусочки ветчины, плавающие в моей блевотине, и поперхнулась снова. – Хватит, Эми, хватит – теперь успокойся, успокойся, – руки Лео поддерживали и успокаивали меня, пока рвота не прекратилась. Он потянул цепочку сливного бачка, хлынула вода, смывая последние кусочки ветчины, а с ними унося и отраву.

Я скорчилась рядом с унитазом, ослабевшая и опустошенная. Лео поднял меня и усадил на стул перед умывальником. Он сполоснул мое лицо холодной водой, а затем поднес стакан к моим губам.

– Прополощи рот и сплюнь, Эми. – Сделав это, я обессиленно повисла на спинке стула. – Тебя отвести в гостиную?

Но едва я попыталась встать, меня снова затошнило.

– Нет... к унитазу... пожалуйста... – Лео помог мне дойти до него, и меня стошнило опять, на этот раз одной желчью. Я, шатаясь, встала и оперлась рукой о стену. – Меня все еще тошнит... не знаю... – я взглянула на туалетную раковину, боясь отойти от нее.

– Тогда побудем здесь еще немного, – Лео сел на пол, согнув колени и уперев ноги в противоположную стену, а затем усадил меня к себе на колени.

– Ты простудишься, сидя на плитках, – прошептала я.

– За последние несколько лет, мне случалось сидеть в местах и похолоднее. – Мне показалось, что он улыбается.

– Но...

– Не суетись, Эми, – он наклонился и поцеловал меня во влажный лоб. И в этот миг я все поняла. Это был поцелуй мужа – быстрый, небрежный поцелуй ободрения и любви. Не ненависти, а только любви.

Пока я лежала в его объятиях, трепеща от облегчения, все стало надежным и ясным. Под моей щекой чувствовалась грубая ткань пиджака Лео, мерно стучало его сердце, булькал наполняющийся бачок – даже сохранившийся запах рвоты говорил мне, что я жива и в безопасности.

– Я ела, ела мою Димпси, – призналась я вновь.

– Ей это было все равно, ведь она была мертва, – мягко сказал Лео.

– Но я не спасла ее, когда она еще была жива.

– Эми, ты ничего не могла сделать. У тебя не было выбора, ты была всего лишь ребенком.

И я вспомнила, что случилось уже в этом году, другой постыдный секрет, скрываемый рядом с Димпси. Другое предательство – но теперь его не заглушало ничто. И я сказала Лео правду:

– Но я не была ребенком, когда пришла телеграмма. Я почувствовала, что Лео напрягся всем телом. Затем он сказал, очень мягко:

– Все хорошо, Эми, я все понимаю. Ты в состоянии встать?

– Да, если обопрусь на твою руку.

Лео поставил меня на ноги и подал мне руку. Мистер Парри дожидался нас в гостиной, на его лице отражалось беспокойство.

– Леди Ворминстер нужно немного отдохнуть, – сказал ему Лео. – А мы пока обсудим подробности, – он обратился ко мне. – Не беспокойся, Эми, я не задержусь долго.

Он вернулся очень быстро.

– Парри спрашивает, не хочешь ли ты остаться здесь на ночь? Он может предоставить ночлег.

– Нет! Я хочу домой.

– Тогда, может быть, ты предпочтешь поехать поездом? Он приедет гораздо быстрее.

– Нет, спасибо, – отказалась я. – Я поеду с тобой на машине.

– Ладно. Мы возьмем с собой ведро на всякий случай. Сейчас тебе лучше сменить свои... хм... одежды, а если понадобится, на обратном пути мы можем сделать остановку в Ворминстере. Я пойду и подгоню машину к подъезду.

Обратно мы не поехали через Боррель. За будкой мы свернули на другую дорогу, и какое-то время Лео вел машину молча. Затем, не отрывая взгляда от дороги, он сказал:

– Эми, вчера ты мне рассказывала о своих мечтах, о том, что могло бы быть. Хочу сказать тебе – да, я тоже мечтал. Но мои мечты были не совсем похожи на твои. Ты помнишь, как рассказывала мне, что когда твоя бабушка с презрением отозвалась о тебе, ты уехала в Пеннингс? И плакала там в парке?

– Да, помню.

– С тех пор я изредка позволял себе мечтать – если бы я в тот день оказался в Пеннингсе и нашел бы тебя там – плачущего, отчаявшегося ребенка. Такого несчастного, что, может быть, ты не заметила бы... мои физические недостатки. Или поверила бы, что я и вправду твой сказочный Зверь, – Лео улыбнулся, говоря это. – Тогда я спас бы тебя и взял бы в Истон. Я бы сказал Грэйс Чандлер, чтобы она поселила тебя со своими детьми, но тоже всегда был бы поблизости, утешал бы тебя, заботился бы о тебе. И, возможно, когда-нибудь, когда бы ты выросла... – он оборвал фразу и решительно покачал головой. – Нет, так не могло бы случиться.

– Но это могло бы случиться, если бы ты нашел меня тогда, – воскликнула я.

– Нет, не могло. Ты бы выросла и рано или поздно встретилась бы с Фрэнсисом...

– И влюбилась бы в него.

– Да. А когда стала бы достаточно взрослой, чтобы понять мои чувства, то разрывалась бы между любовью и преданностью. Так же, как это тянется сейчас.

Мне было невыносимо слышать печаль в голосе Лео.

– Все хорошо, Эми, – мягко сказал он. – Не плачь.

Как я уже говорил тебе, я все понимаю, – его теплая рука на мгновение накрыла мою. – Ты выглядишь усталой. – Он свернул на обочину. – Ты очень устала, поэтому я сейчас уложу тебя на заднее сиденье, и ты попытаешься заснуть. День был слишком тяжел для тебя, не так ли?

Лео говорил со мной как с Флорой, и я послушалась его как Флора. Много позже его голос разбудил меня:

– Мы дома, Эми.

Я протерла глаза, а Лео подошел к дверце машины, чтобы помочь мне выйти. Когда я медленно поднималась по ступеням, наружная дверь открылась.

– Добрый день, моя леди, – улыбнулся мистер Уоллис.

Затем я услышала восторженный визг: «Мама! Мама! Мама!» Дети бежали ко мне вниз по лестнице, за ними шла Дора, с Джеки на руках. Я обняла и расцеловала их, словно мы не виделись две недели. Затем настала очередь Лео приветствовать их. Когда восторги улеглись, он объявил мне:

– А теперь в постель, Эми. Ты поужинаешь в своей комнате.

Я не возражала, потому что все еще чувствовала слабость и озноб. Когда он предложил мне руку, я с благодарностью оперлась на нее. У меня в спальне он сказал:

– Приношу извинения, что причинил тебе боль, заставив сделать это признание.

– Ты был прав, Лео. Мне было пора взглянуть в лицо правде.

– Да, – тихо сказал он. – В конечном счете, все мы сталкиваемся лицом к лицу с прошлым. Доброй ночи, Эми.

Лео резко повернулся и ушел, и мое сердце упало. Было только шесть вечера, а он уже пожелал мне доброй ночи – значит, Лео, не собирается зайти ко мне позже. Сегодня я снова начала надеяться, потому что он был добр со мной, заботился обо мне. Однако последние четыре года он все время заботился о людях, и это вошло у него в привычку. Там, в туалете, я ошиблась – я просто приняла желаемое за действительность.

Глава шестьдесят первая

Я спала половину суток, а может, и больше, и проснулась только, когда мне принесли утренний чай. Его принесла Клара.

– Его светлость спрашивал, как вы себя чувствуете, поэтому я сказала, что сама отнесу вам поднос, – улыбнулась она. – Цвет лица у вас стал лучше, моя леди.

– Я выспалась и чувствую себя лучше.

– Да, – кивнула она. – Его светлость сказал, что вы метались во сне, когда он заглянул к вам вчера вечером, – я сразу же повеселела, а Клара сочувственно улыбнулась. – Все имеет начало и конец.

Однако, когда я пришла в детскую, Лео уже ушел оттуда. За завтраком он мало разговаривал со мной, хотя и сказал, что рад видеть, что я чувствую себя гораздо лучше. Его собственное лицо было изможденным – он выглядел так, будто совсем не спал в эту ночь.

Только после того, как Лео осушил последнюю чашку кофе, я узнала, что у него на уме.

– Эми, у тебя еще сохранился дневник Жанетты? – внезапно спросил он. – Мне хотелось бы перечитать его, – видя, что я медлю с ответом, он продолжил. – Я знаю, что ты хочешь сказать, но, как я говорил тебе вчера, в конечном счете, все мы сталкиваемся лицом к лицу с прошлым. Мне тоже пора это сделать. В моем прошлом то, о чем я старался не вспоминать, началось с Жанетты.

– Но ты уже читал его, – попыталась я отговорить Лео.

– Значит, он, действительно, так плох, как мне это помнится, – сказал он, изучая мое лицо. – Не беспокойся, Эми, хуже не будет. Итак, ты можешь одолжить мне его?

– Ты, наверное, забыл французский, – предприняла я еще попытку. – Ведь когда ты возил меня во Францию, то ошибся с поездом...

Лео прервал мои отговорки:

– У меня никогда не было проблем с чтением по-французски, – он улыбнулся уголком рта. – Мой разговорный язык тоже улучшился за последний год, с тех пор, как я принял на себя командование подразделением, – его улыбка исчезла. – Эми, тебе бесполезно пытаться отговорить меня – у меня есть призраки похуже, чем дневник моей первой жены, но дай мне сначала разобраться с ним.

И я пошла за дневником.

Я не видела Лео целый день. Когда он наконец, пришел после вечернего чая ко мне в гостиную, его лицо было серым и осунувшимся. Он отдал мне дневник.

– Спасибо, – глядя, как я достаю из-за ворота блузки ключ и запираю тетрадку, он спросил: – Не прогуляешься ли ты со мной перед ужином?

– Да, конечно. Я только предупрежу детей.

Я думала, что Лео хочет погулять в розовом парке, но вместо этого он пересек парк и направился в лес. Я догадалась, куда он идет. Вечернее солнце золотом просвечивало сквозь изгородь шиповника и освещало прогалину. В укромном углу южной стены несколько роз «Блэйри» уже раскрыли розовые бутоны, но Лео прошел мимо них, по неровному полу разрушенного холла, во внутренний дворик, где стояла она.

Я не смела заговорить. Я смотрела, как глаза Лео изучали ее прекрасное лицо, и, увидев в них боль, отвернулась. Выражение лица Жанетты было таким спокойным, таким умиротворенным, словно даже сейчас она скрывала перед ним свой страх и отвращение. Несмотря на то, что испытывала их всегда.