Наследник волшебника (Лайам Ренфорд - 2)

      - Нет, - твердо ответил Сцевола, - именно видения. Я... Я полагаю, что у меня было видение. И я подумал - если кто и поможет мне истолковать его, так это именно вы.
      В голосе юноши вновь промелькнули нотки мольбы. Лайам нахмурился. Он и так уже начинал беспокоиться, глядя, с каким упорством цепляется за него Мопса, - а тут еще, кажется, и Сцевола собирается составить девчонке компанию. И все потому, что Лайам имел неосторожность сочувственно к нему отнестись. С одной стороны, Лайам ничего не имел против: Сцевола был ему симпатичен, да и свой человек в стане врага никогда не мешает, особенно если учесть, какое почтение там выказывают молодому мастеру боя. С другой стороны, Лайам всегда не терпел принуждения. А еще он не любил, когда на него возлагали необоснованные надежды.
      - Почему бы вам не поговорить об этом с хранителем оружия или даже с иерархом Клотеном? Думаю, они куда больше сведущи в подобных вопросах.
      - Я не могу говорить об этом с ними - и вообще ни с кем из служителей храма, - выпалил Сцевола, затем поспешно зашептал, словно опасаясь, что собеседник его не дослушает:
      - Прошлой ночью я видел богиню Беллону, квестор, и ума не приложу, почему это случилось со мной.
      - Вам это, наверно, приснилось.
      - Нет, не приснилось. Я не умею спать, квестор. Такие, как я, не спят.
      Сцевола произнес это со странной гордостью. Лайам и не подозревал прежде, что сквернавка лишает своих носителей сна.
      - Так вы никогда не спите?
      - Никогда.
      Последовала длительная пауза: Лайам переваривал услышанное. Затем он негромко присвистнул и покачал головой:
      - Ну ладно. Итак, что вы хотите мне рассказать?
      В библиотеке Тарквина имелась книга, посвященная всяким видениям и гостям из иного мира. Лайам пару раз брал ее в руки, лениво перелистывая страницы. То, что произошло со Сцеволой, во многом совпадало с тем, о чем говорил ученый трактат.
      Молодой человек находился у себя (он жил один; хотя служители Беллоны и приняли больного юношу в свой круг, никто не решался делить с ним жилье) и лежал на соломенном тюфяке, когда внезапно стены кельи его засияли. Свет был столь ярок, что Сцевола вскинул руку, защищая глаза, а когда он ее опустил, перед ним стояла богиня.
      Лайам попытался выяснить, как она выглядела, но Сцевола лишь качал головой. "Она была прекрасна!" - вот все, что он мог сказать, и его хриплый голос дрожал от благоговения. Богиня держала в руках боевой нагрудник и меч. Она сложила эти предметы к ногам лежащего недвижно Сцеволы, затем коснулась лба юноши и благословила его.
      - Она улыбнулась мне, квестор, - и тут же исчезла.
      - А меч? И нагрудник?
      - Тоже исчезли. Но... понимаете, такой меч и такой доспех могут носить лишь верховные иерархи.
      Теперь Лайаму сделалось ясно, почему Сцевола не мог рассказать о своем видении старшим жрецам. Если видение было истинным, значит, Беллона избрала Сцеволу на роль одного из своих высших служителей, что вряд ли могло понравиться тем, кому бы в таком случае пришлось потесниться.
      - Да, сложный случай, - сказал Лайам. - Честно говоря, что-то я сомневаюсь, что иерарх Клотен примет ваши слова на веру.
      - Я тоже, - отозвался Сцевола. Воодушевление, с которым он рассказывал о визите богини, сменилось унынием. - Но если богиня призывает меня, как я могу ей не подчиниться?
      - Вам нужно доказательство правдивости ваших слов. Какой-нибудь знак, могущий всех убедить, что вы не... не фантазер, а избранник.
      - Но смею ли я... смею ли я просить об этом ее? Должен ли я обратиться к ней с подобной молитвой?
      Лайам вздохнул:
      - Я не знаю, Сцевола. Я вообще мало знаю о богах, а о вашей богине - и того меньше.
      - Этого я, в общем, и опасался, - отозвался юноша, стараясь скрыть разочарование. - Но подумал, что спросить все-таки стоит. Понимаете, вы единственный человек, к которому я здесь могу прийти за советом, не считая, конечно, моих братьев по вере.
      - Извините, Сцевола. Я не могу сказать, будут ли в данном случае молитвы уместными. Но я могу вас заверить, что если вы собираетесь претендовать на звание иерарха, вам потребуются очень веские подтверждения намерений Беллоны относительно вас.
      Понять чувства Сцеволы по его укрытому капюшоном лицу было сложно, но в голосе его промелькнули бодрые нотки.
      - Вы уже осмотрели то, что хотели, квестор Ренфорд?
      - Что? Ах, да-да, пожалуй, я все осмотрел.
      Все осмотрел, но не все сделал, однако стена могла и подождать.
      - Тогда, с вашего позволения, я вас покину.
      И, быстро поклонившись, Сцевола ринулся прочь, словно энергия, скопившаяся в нем за время беседы, требовала немедленного расходования во славу богини, столь к нему благосклонной.
      Лайам прислонился к стене и провел рукой по лицу.
      "Видения, - подумал он. - Только их нам и не хватает. Мало нам было этих дурацких краж, ночных нападений и свары между двумя храмами? Так вот, пожалуйста, добавились еще призраки и кометы. А теперь полюбуйтесь: в самом задиристом храме назревает переворот!"
      Лайам успел понять, что Сцевола искренне верит в снизошедшую на него благодать, а значит, он непременно примется действовать, стараясь исполнить волю богини. Вопрос только в том, сумеет ли он доказать, что его притязания небеспочвенны? А если сумеет, склонятся ли перед ним иерархи? Можно предположить, что Беллона возвышает Сцеволу именно для того, чтобы прекратить нездоровую грызню внутри своего храма. Но с другой стороны, эта грызня может перерасти в нечто большее, ибо Клотен, по мнению Лайама, вовсе не походил на человека, способного беспрекословно уступить свое место другому.
      Громкое покашливание вывело его из задумчивости.
      - Вас, я смотрю, очень интересует эта стена? - спросил эдил без малейшей доли иронии.
      "Он знает, что от меня можно всего ожидать, - подумал Лайам, - а значит, заранее решил, что ничему удивляться не станет. И все же я его удивлю".
      - Да.
      Он снял плащ и вручил его эдилу, затем скинул сапоги.
      - Покараульте, пожалуйста, мои вещи.
      Оставшись в одних носках, он тут же почувствовал, что ноги его леденеют, и, прежде чем Кессиас успел что-либо сказать, полез по стене вверх.
      В принципе в этом не было ничего сложного. Просто двигаться следовало по-паучьи, цепляясь за выбоины пальцами рук и ног и нигде не задерживаясь подолгу. "Главное - скорость! - поучал его Палица. - Пошевеливайся и ни о чем не думай".
      Но сейчас пальцы Лайама мгновенно онемели от соприкосновения с промерзшей стеной, а порывистый ветер попытался сбросить его вниз, едва лишь он успел преодолеть какой-то десяток футов. Лайам выругался в адрес Палицы и решил воспользоваться уловкой, которую сам же когда-то и изобрел. Он вообразил себя не пауком, а ящерицей - зеленой стремительной ящерицей, которая, растопырив лапы, легко и непринужденно бежит по стене. Уловка помогла: Лайам перестал замечать боль в руках - выбоины стены содержали множество мелких осколков, оставшихся от мраморной облицовки.
      Конечно, ни одна ящерица на свете не обладала таким хриплым дыханием, и вряд ли какой-либо из них вздумалось бы ликовать, взобравшись на крышу, но Лайам весьма гордился собой. Пальцы его покраснели от холода и были изодраны в кровь. Лайам сунул руки под мышки и посмотрел на носки. Они во многих местах порвались и сделались влажными, причем отнюдь не от пота.
      "Значит, это возможно, - подумал он и рассмеялся, но смех тут же перешел в стон. - Теперь остается лишь сообразить, как спуститься обратно".
      Лайам сгорбился, подавляя в себе желание встать и потянуться, чтоб размять ноющие мышцы конечностей; здесь, на высоте, порывы ветра стали очень сильны и вполне могли сдуть его с площадки, на которой он находился. Площадка эта, собственно, была треугольным выступом, расположенным над юго-западным углом храма и прилегающим к основанию купола. Сюда выходили три вделанных в купол окна - каждое высотой в добрых шесть футов - со стеклами, мутными от многовековых напластований грязи и копоти. Лайам прополз немного вперед и подергал одну из оконных рам.
      Ее металл покрывал плотный слой ржавчины, но когда Лайам толкнул посильнее, рама с недовольным скрипом подалась и отошла внутрь на несколько дюймов. Видимо, через это окно и проникли в здание воры.
      Довольный Лайам повернулся и, придерживаясь за раму, встал, прижимаясь спиной к поверхности купола. Взору его открылась прекрасная панорама. Он мог беспрепятственно видеть и главную площадь города, и храм Повелителя Бурь, и большинство улиц, ведущих к порту, а дальше - иззубренную линию скал, прозываемых Клыками, что образовывали внешний заслон гавани, а за скалами - сланцево-серое море, усыпанное белыми гребнями волн. Впрочем, Лайам недолго любовался изумительным видом; его больше интересовали соседние здания.
      До крыши храма Лаомедона было рукой подать - каких-то десять футов, не более. В принципе, можно и перепрыгнуть, но площадь выступа не давала возможности разбежаться. Лишь очень отчаянный человек мог бы решиться на подобный прыжок, и хотя Двойника и его сообщника нельзя было упрекнуть в недостатке решимости (особенно если учесть, как они обошлись с Клотеном), Лайаму этот вариант все-таки показался маловероятным. Той ночью шел снег, край крыши, скорее всего, обледенел, что многократно увеличивало риск поскользнуться. "Да и кому захотелось бы туда прыгать?" Сверху храм Лаомедона смотрелся так же зловеще, как и со стороны улицы. Нет, черная мрачная громада святилища отнюдь не сулила спасения беглецам.
      Конечно, воры могли выбраться через противоположные окна купола и попытаться удрать либо по переулку, проходящему сзади храма Беллоны, либо по боковой улочке, с северной его стороны, но вряд ли это бы им удалось. Щели между рамами и проемами окон были так забиты ржавчиной, смешанной с грязью, что открыть их изнутри было попросту невозможно.
      "Впрочем, могут ведь существовать заклинания, позволяющие проходить сквозь стекло?" - подумал Лайам и едва не свалился с выступа, напуганный пронзительным воплем, раздавшимся у него за спиной. Сердце его бешено заколотилось, а с губ сорвалось невнятное восклицание.
      Лайам медленно повернулся, слыша стук собственной крови в ушах, опустился на колени и заглянул внутрь храма. Несмотря на царивший под сводом купола полумрак, он сумел разглядеть клетку грифона; та раскачивалась на длинной цепи по широкой дуге. Клетка подлетела к окну, и плененное существо взглянуло прямо на человека - огромные черные глаза поверх острого клюва.
      Лайам замер, а грифон уже не сводил с него глаз. Он сам раскачивал свою клетку, время от времени взбрыкивая задними лапами. Серый цвет его тела был не однородным, а насчитывал не менее десяти оттенков. Казалось, что животное высечено из большого куска слоистого камня.
      - Привет! - сказал Лайам и побарабанил пальцами по стеклу. Грифон вновь закричал, но в этом крике не было вызова или гнева. Лайаму этот гортанный вопль показался скорее просьбой о помощи.
      Лайам медленно покачал головой и ценой изрядного напряжения воли оторвал взгляд от грифона. "Пора вниз", - сказал он себе и быстро, не оглядываясь, перемахнул через край крыши.
      Как ни странно, спуск дался ему легко. Тут уже не нужно было задумываться, удастся или не удастся рискованное предприятие, а к холоду Лайам как-то успел притерпеться. И тем не менее, спрыгнув на землю, он тут же накинул плащ и только потом принялся натягивать сапоги. Кессиас, скрестив руки на груди, наблюдал, как Лайам, растирая руки и притопывая ногами, восстанавливает кровообращение в онемевших конечностях.
      - Вы походили на здоровенного паука, - одобрительно произнес он. - Ну что, можно предположить, что наши воры пробрались внутрь именно так?
      - На ящерицу, - поправил Лайам и кивнул: - Да, можно. По крайней мере в храм они попали через окно купола. Но вряд ли они, как я, забирались вверх по стене. У них имелся ковер, это было бы просто глупо. А еще я полагаю, что и удирали они не этим путем.
      Заметив вопросительный взгляд эдила, Лайам пояснил:
      - Поскольку воры не воспользовались ковром, значит, они могли либо спуститься по стене вниз, либо перепрыгнуть на крышу соседнего храма. В последнем я сомневаюсь - слишком скользко и слишком велико расстояние. Но и в то, что они спустились по стене, мне тоже не верится. Тревога подняла на ноги всех служителей, им просто не удалось бы уйти незамеченными.
      - Да, - согласился Кессиас. - Но как же они удрали? Не могли же эти негодники прятаться в храме, дожидаясь, когда утихнет переполох? Каковы ваши предположения?
      Лайам покачал головой. Предположений у него не имелось. И потом, все его мысли сейчас занимал грифон - черная бездна глаз плененного существа и вопль, так похожий на крик о помощи.
      Вечерело. Солнце скрылось за тучами. Постепенно темнеющее небо возвестило, что вскоре день сменится ночью. Ноги Лайама саднило от прикосновений к холодной коже сапог, и потому он заявил эдилу, что был бы не прочь переменить носки и заглянуть в баню. В этот момент они как раз проходили мимо храма Лаомедона, и Лайам приостановился, глядя на пустое крыльцо. Там некоторое время назад стояла женщина в черном. Что означала ее улыбка? В том, что она была адресована только ему, Лайам нисколько не сомневался. Густые тени, отбрасываемые колоннами, затушевали вход в храм, и Лайаму на миг померещилось, что никакого входа и нет, а вместо него зияет черный провал, бездонный, словно глаза грифона.
      - Вот чепуха! - рассмеялся Кессиас, хлопнув Лайама по спине, и иллюзия тут же развеялась. - Чтобы квестор, назначенный самим герцогом, таскался по каким-то общественным баням? Нет, пока я жив, тому не бывать! Вы сейчас пойдете ко мне, и Бурс посмотрит, что там у вас с ногами.
      Лайам охотно принял приглашение. Дома у Кессиаса было уютно, а его слуга Бурс имел немало достоинств и плюс к тому отлично играл на флейте. В дружелюбном молчании мужчины зашагали по Храмовой улице. К тому времени, как они добрались до дома эдила, стемнело уже окончательно, и Кессиас, распахнув двери, громко потребовал свечей и горячей воды.
      - И еще чистые носки, Бурс, для известного тебе господина!
      Бурс выглянул из кухни, убедился, что господин ему и вправду известен, и снова исчез.
      - Я схожу прогуляюсь до площади, - сказал Кессиас, когда Лайам рухнул в кресло и принялся стаскивать сапоги. - Наверняка уже появились какие-то вести о кораблях, убывших из Саузварка, и об излюбленных местах обитания призраков.
      И эдил, усмехаясь, вышел, оставив Лайама за не очень приятным занятием - тот как раз снимал изодранные присохшие к ранкам носки. Шутка Кессиаса вновь навела Лайама на размышления о бродящем по Муравейнику призраке. Этим призраком вполне мог оказаться дух Двойника, если, конечно, вор мертв.
      - Чем это вы занимались? - спросил вернувшийся Бурс. Он принес таз с горячей водой и полотенца. - Ловили акул, используя вместо приманки свои ноги?
      - Забирался по стенке на крышу храма, - с усмешкой пояснил Лайам. Действуя как можно осторожнее, он вымыл ноги и, к радости своей, обнаружил на них всего несколько серьезных порезов; покрывавшая ступни кровь натекла в основном из ссадин. Но вот носки безвозвратно погибли, и Лайам, благодарно улыбнувшись, принял из рук слуги чистую пару.
      - Опять неприятности из-за этой новой богини? - полюбопытствовал Бурс.
      - Да. Сегодня после обеда на Храмовой улице вспыхнула драка.
      - И вы, чтобы вас не помяли, полезли на стенку?
      Лайам рассмеялся. Ему всегда нравился слуга Кессиаса - особенно своим чувством юмора и непринужденной манерой держаться. Он напоминал этим Боулта, и Лайам вновь поразился свойству эдила притягивать к себе незаурядных людей. Его стражники были всегда расторопны, но не имели привычки заискивать и лебезить, а Бурс никогда не стеснялся высказывать свою точку зрения на многие вещи. Он когда-то учился игре на флейте у отца Кессиаса, знаменитого дипенмурского барда, и знал эдила еще мальчишкой. По неведомым Лайаму причинам Бурс отказался от завидной карьеры придворного музыканта и последовал за Кессиасом в Саузварк.
      - Совершенно верно. И сидел наверху, пока эдил не навел порядок.
      - Что он и сделал, раздав несколько оплеух?
      - Да, примерно так все и было.
      - А теперь, расхрабрившись, вы взялись ему помогать?
      Это было весьма проницательное предположение, и Лайаму сделалось любопытно, что же навело слугу на такую мысль.
      - Ну, в общих чертах, да. В меру моих скромных сил и талантов.
      Ответом ему была загадочная улыбка.
      - Кессиас много рассказывал о ваших скромных талантах, мастер Ренфорд. Вы даже не догадываетесь, как много. Не далее как вчера он заметил, что, если вы согласитесь работать с ним в паре, всю заварушку на Храмовой улице можно будет уладить вот так, - и Бурс щелкнул пальцами.
      Лайам недовольно фыркнул. Сказанное его совсем не обрадовало.
      - Хм. Окажи мне услугу, Бурс. Всякий раз, как ты услышишь подобную чушь, старайся заставить своего господина прикусить язычок.
      Слуга лишь расхохотался и вышел, - чтобы вернуться через минуту с кружкой вина.
      - Вы человек молодой, мастер Ренфорд, и хотя вы многое повидали, но пока еще не научились всматриваться в себя. Вы не знаете своей истинной ценности.
      Подобный поворот разговора также не пришелся Лайаму по вкусу. Ну да, вероятнее всего, он и вправду не знал пределов своих возможностей, - но он и не очень-то рвался это узнать, и понимающая улыбка, появившаяся на губах Бурса, лишь усугубила его раздражение.
      - Верно подмечено, - сказал он наконец, - но кто из людей знает себе цену? И кто, если на то уж пошло, стремится ее узнать? Девять человек из десятка живут как придется и оценивают себя лишь по тому, что говорят о них окружающие.
      - Только не вы, - возразил Бурс. Он явно не желал углубляться в философские рассуждения. - Кессиас говорит, что вы огорчаетесь, когда кто-то называет вас чародеем. Девять человек из десятка постарались бы раздуть этот слух.
      - Эти девять из десяти - идиоты, - пробормотал Лайам. Тарквин был чародеем, и что он от этого выгадал? Получил нож в грудь?
      - Идиоты, только вы, опять же, в эту девятку не входите. Вам нужно лишь чуточку больше верить в свои силы и... выпить вина.
      А Бурса, оказывается, еще и зануда, уныло подумал Лайам.
      - Выпью, если мы прекратим обсуждать мою драгоценнейшую персону.
      - Как вам будет угодно, - отозвался слуга. Но улыбка его явственно говорила, что победа в этом маленьком споре осталась за ним.
      11
      Вскоре вернулся Кессиас и сразу же отправился на кухню, за вином. Затем он умостился в кресле напротив Лайама и стал выкладывать новости.
      - В последнюю неделю из Саузварка отплыл лишь один корабль - "Удалец", так возмутивший городских бакалейщиков. Он вышел в море пять дней назад, с первым ночным приливом.
      Лайам понимающе кивнул. Это была та самая ночь, когда его дом обокрали, а на иерарха Клотена напали.
      - Что касается вашего призрака, - продолжал Кессиас, задумчиво помешивая вино, - то его чаще всего видят в двух местах. Впрочем, еще в двух местах его тоже видали.
      На стене комнаты, где они находились, висел довольно подробный план Саузварка. К нему-то Лайам и подошел, пока эдил говорил. Муравейник обширное хитросплетение переулков и улочек - был изображен на плане весьма схематично; впрочем, через какое-то время ему удалось установить, что привидение частенько являлось прохожим возле винной лавки, в которой оставляли сообщения для Двойника, и на углу того квартала, где находилось одно из укрытий неуловимого члена карады. Еще дважды призрак был замечен на улицах Портовой и Бондарей - обе они вели от Муравейника к богатым кварталам.
      - И как этот призрак выглядел?
      - Как выглядел? Да как и положено всякому призраку: пугал всех припозднившихся горожан до полной потери соображения.
      - И более ничего? Я имею в виду - может, кто-то заметил, во что он был одет. Или, возможно, он что-нибудь говорил.
      - Насколько мне известно, нет, - ответил Кессиас. - А что, разве вы видели прежде вашего вора?
      - Нет.
      - Тогда какое это имеет значение? Вы же все равно не сможете понять, он это или не он, разве не так?
      Лайам, конечно, этого сделать не мог, а вот Мопса могла. Зная, как выглядит привидение, он справился бы у девчонки, а может быть даже у Оборотня, как выглядит сам Двойник, и пришел бы к определенному выводу. Но пока размышлять о том не имело смысла.
      - Как часто, вы говорите, появляется призрак?
      - В Муравейнике - почитай, каждую ночь, а за его пределами замечен всего два раза.
      Тут Лайаму пришел на ум вопрос, который вообще-то следовало бы задать чуточку раньше.
      - А когда его заметили в первый раз?
      - Сообщили о нем дня три назад, - сказал Кессиас, - но, наверно, не сразу, а когда маленько очухались и раскачались. Так что это привидение вполне может быть призраком вашего подозреваемого.
      - Да, - задумчиво согласился Лайам. - И его что - видят каждую ночь?
      - Последнее время - да.
      - В таком случае не могли бы вы выделить мне ближе к полуночи кого-нибудь из ваших людей?
      Кессиас покачал головой и хмыкнул:
      - Милорд, способный выкинуть что угодно, желает отправиться на охоту?
      - Не то чтобы мне этого так уж хотелось, но у меня есть ощущение, что дело стоит того. Жив мой вор или нет, я не знаю, однако он все же куда-то исчез, и это меня беспокоит.
      - Он мог сбежать со своей пассией и ее приятелем-моряком на "Удальце".
      - Мне так не кажется. Я уже упоминал, что беседовал кое с кем из его друзей, и ни один из них не сказал, что Двойник собирается в путешествие. Все наоборот заявляли, что он вот-вот должен где-нибудь объявиться.
      - Что ж, тогда я могу выделить вам в спутники Боулта. Я думаю, что в охоте на призраков он просто незаменим.
      Лайам удовлетворенно кивнул. За время своих странствий ему уже доводилось иметь дело с привидениями. Эти бесплотные существа не доставляли ему особых хлопот. Почти все они, как правило, были привязаны к какому-то определенному месту и не причиняли людям никакого вреда. Но все же некоторый страх призраки навевали. В таком походе совсем неплохо иметь рядом непрошибаемо уверенного в себе человека.
      Некоторое время мужчины сидели молча, умиротворенно потягивая вино. Негромкое потрескивание дров в очаге не мешало Лайаму размышлять; мысли его перескакивали от одной темы к другой - равно безрезультатно. Слишком уж много набралось нерешенных вопросов. Как Двойник сумел прервать действие охранного заклинания? Почему он взял только книгу, ковер и жезл? Каким образом нападавшим удалось скрыться из храма? Почему Клотен потерял сознание, если на его вздорной башке не имеется видимых повреждений?
      Затем в размышления Лайама стали закрадываться мысли, которые он пытался от себя отогнать. О видении, явившемся молодому служителю богини Беллоны, и об улыбке настоятельницы храма Лаомедона. Рассказывать о видении Лайаму не хотелось - он полагал, что эта тайна принадлежит только юноше. А вот второе происшествие было его личным секретом, и Лайам решил им поделиться.
      - Сегодня днем, - нерешительно начал он, - во время драки произошло нечто... нечто странное.
      - Произошло довольно много странного, - поправил его эдил. - Или вы имеете в виду что-то совсем уж особенное?
      - Да, именно. Нечто, выбивающееся из ряда прочих странных вещей. Я не уверен, что это может что-то там означать. Вероятнее всего - ничего, просто воображение у меня разыгралось.
      - Ну-ну? - подтолкнул собеседника Кессиас, видя, что тот умолк.
      - Да, скорее всего, мне это лишь померещилось.
      - Ренфорд!
      - Ну ладно. Когда мы добежали до Храмового двора... когда еще только бежали к дерущимся, - я увидел на ступенях храма Лаомедона женщину в черном. Я понимаю, что это звучит странно...
      - Это вы уже говорили. Поехали дальше!
      - ...но я готов поклясться - она мне улыбнулась. Лично мне. Она поймала мой взгляд, кивнула и улыбнулась.
      Лайам втайне надеялся, что Кессиас расхохочется, услышав эти слова, или по крайней мере покрутит пальцем возле виска, но эдил запустил в бороду пятерню и скривился, словно съел что-то кислое.
      - Что, правда?
      - Думаю, да, хотя я мог и ошибиться. Слишком уж быстро все закрутилось.
      Но Кессиас перекрыл ему пути к отступлению.
      - Нет, ошибки тут быть не должно. Глаз у вас острый, а матушка Смерть не привыкла бросать улыбки на ветер. Если вы это видели, значит, видели, и меня ваш рассказ беспокоит. У нас и без того хватает мороки, чтобы вмешивать в заварушку еще один храм. Да не просто храм, а храм Лаомедона!
      Кессиас обхватил кружку ладонями, потом резко разжал их, словно о чем-то припомнив.
      - Хотя, погодите-ка, сейчас мне сдается, что ее-то как раз и не было среди иерархов, явившихся просить разрешения на обряд.
      - Замечательно. - Ну, вот вам еще загадка. - Однако скажите, следует ли мне теперь что-нибудь предпринять?
      - Полагаю, что следует. Я думаю, вам стоит завтра нанести ей визит.
      - И что я скажу? Прошу прощения, госпожа, почему вы мне вчера улыбнулись?
      - Что-то в этом роде, - сказал Кессиас, проигнорировав саркастический тон Лайама. - Вы теперь квестор и имеете право задавать любые вопросы. Представьтесь официально, скажите, что ведете расследование. Если матушка намекала на что-то своей улыбкой, она вам все объяснит.
      - Или не объяснит.
      - Или не объяснит. Возможно и такое. А что, у вас есть мысли получше?
      Лайам нахмурился. Ему вовсе не хотелось посещать черный храм. Изо всех богов Таралона о Лаомедоне Лайам знал меньше всего - и предпочитал, чтобы так оно было и дальше. Ему пришлось как-то сойтись лицом к лицу с Повелителем Бурь, но он предпочитал об этом не вспоминать. Вот и теперь все его существо протестовало против визита в святилище, жрецы которого не имеют имен и поклоняются смерти.
      Но как бы там ни было, а идти туда все же придется. Нельзя отмахиваться от возможности хоть в чем-нибудь разобраться. А кроме того, в нем крепло ощущение, что за всем этим нагромождением событий и фактов кроется что-то посерьезнее обыкновенного воровства. И что даже если ему удастся отыскать Двойника, тем дело не кончится.
      Бурс нерешительно предложил сыграть на флейте, но и Лайаму, и Кессиасу было сейчас не до музыки. Примерно с час они провели в тишине, погрузившись каждый в свои размышления. Эдил время от времени что-то ворчал себе под нос и ерзал в кресле, словно подушку под ним набили крапивой.
      Башенные колокола, отзвонившие девять часов, вывели их из задумчивости.
      - Мне пора идти, - сказал Лайам, поднимаясь.
      - Угу. Боулт сейчас должен быть в казарме. Скажите, что я велел ему сопровождать вас. И будьте повнимательнее, квестор Ренфорд, - остерегайтесь если не призраков, то самого Муравейника.
      Поскольку Лайам и впрямь опасался и того, и другого, он, прежде чем уйти, клятвенно пообещал вести себя более чем осторожно.
      Улицы Саузварка были безлюдны; порывистый ветер хозяйничал в них, подталкивая Лайама в сторону моря. Он свистел над крышами и завывал в бесчисленных дымоходах.
      "Превосходная ночь для охоты на духов", - подумал Лайам, сворачивая на площадь. Он уже всерьез стал прикидывать - не вызвать ли ему своего фамильяра. Но факелы, горящие у входа в казарму, и надежные фигуры топчущихся возле нее караульных его успокоили. "Боулт не хуже Фануила надеюсь". Вдруг Лайам понял, что почти готов счесть дракончика неотъемлемой частью своей жизни. С тех самых пор, как замок его отца погиб в огне, Лайам никогда не задерживался на одном месте достаточно долго, чтобы завязать с кем-либо прочные отношения. Он все время находился в пути, из военного лагеря - на корабль, из порта - в горную крепость, из Таралона - в Фрипорт и обратно, - и потому, поймав себя на теплых раздумьях о маленькой твари, Лайам был удивлен.
      Боулт обнаружился в казарме. Он сидел на солдатской койке со шлифовальным камнем в руках, у ног его были свалены грудой помятые в драке дубинки. Стражник воспринял приказ Кессиаса безропотно, но и без особого энтузиазма. Он положил шлифовальный камень на пол, потом встал и снял с вешалки свой плащ. Затем он потянулся за алебардой, но Лайам его остановил.
      - Она вам не понадобится.
      - Мы ведь идем в Муравейник?
      - Да.
      - Тогда я ее прихвачу. С тех пор, как мы с вами там побывали, квестор Ренфорд, этот район изменился не в лучшую сторону. Что делать - зима.
      В прошлый раз они с Боултом вот так же ночью наведались в Муравейник, разыскивая убийцу Тарквина. И надо сказать, нашли то, что искали, правда, совсем неожиданно для себя. Лайам не любил вспоминать об этой вылазке, закончившейся трагично. Впрочем, предмет их нынешних поисков большого веселья тоже не обещал, и потому, когда Боулт спросил о цели ночного похода, Лайам замялся, не решаясь раскрыть карты.
      - Нам нужно найти одного человека, - сказал он уклончиво, копаясь в груде новеньких факелов, сваленных возле бочонка. Затем Лайам преувеличенно долго зажигал свой факел от факела, горящего возле входа в казарму, и вернулся к вопросу лишь после того, как они прошли мимо здания городского суда.
      - Мертвого человека.
      К его облегчению, Боулт воспринял это спокойно.
      - А, так нам нужен призрак? Тогда, пожалуй, алебарда и впрямь не пригодится. - Впрочем, возвращаться в казарму стражник не стал. - А можно спросить, квестор, зачем вы его ищете? Или это секрет?
      - Нет, не секрет, - отозвался Лайам. - Я думаю, что одного из тех людей, которые пытались залезть в храм Беллоны, убили и что это его призрак бродит по Муравейнику.
      Они свернули на улицу Мясников, сейчас совершенно безлюдную. Все лавки были закрыты, навесы лотков скатаны, а их стойки сложены и припрятаны в надежных местах. В водосточных канавах валялся неприбранный мусор, зловеще поблескивая в пляшущем свете факела, чуть потрескивающего от порывов свежего ветерка.
      - И что будет, когда вы взглянете на привидение?
      - Если нам повезет, я буду знать, что тот человек действительно мертв.
      Этот ответ вполне удовлетворил любознательность Боулта, и стражник умолк. А вот сам Лайам не находил в своих словах ничего удовлетворительного. Ну хорошо, предположим, он убедится, что Двойника нет в живых. И какая ему от этого польза? Он только углубится в тупик, из которого нет выхода. Привидение не изловишь и не притащишь в тюрьму - в утешение тому же Клотену. А даже если притащишь, призрак никаких показаний не даст...